CC BY
25
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2020. № 2
ВОПРОСЫ КРИМИНАЛИСТИКИ
Е. Е. центров, доктор юридических наук, заслуженный профессор МГУ, профессор кафедры криминалистики юридического факультета МГУ*
признание обвиняемым своей вины при отграничении его от вопросов и действий наводящего характера1
В статье рассматривается влияние наводящего вопроса на признание обвиняемым своей вины. При этом наводящий вопрос понимается не только в обычном традиционном смысле как вопрос, в котором содержится информация, подсказывающая ответ. В более широком смысле это вопрос, сопровождающий использование любой информации, предъявление доказательств, сообщение фактических сведений в различных ситуациях расследования. Он подталкивает, обусловливает, наводит на определенный ответ. Введение понятия «условно-наводящий вопрос» позволяет отграничивать информацию и действия наводящего характера.
Ключевые слова: наводящий вопрос, условно-наводящий вопрос, допрос, доказательства, признание своей вины, самооговор, проверка показаний на месте.
The article deals with the influence of the leading question on the confession. The leading question, however, is not only understood in the traditional sense of the term as a question that contains information that prompts the answer. More broadly, it is a matter that accompanies the use of any information of evidence, the reporting of factual information in various investigative situations. This question leads to a certain answer. Introduction of the concept of "probability-oriented question" allows to differentiate between information and actions of a leading nature.
Keywords: leading question, conditionally leading question, interrogation, evidence, confession, self-incrimination, on-site verification.
В отличие от УПК РСФСР, в УПК РФ запрещено задавать наводящие вопросы не только при допросе свидетелей и потерпевших, но и при допросе подозреваемого, обвиняемого, подсудимого. В ч. 2 ст. 189 УПК РФ записано: «Задавать наводящие вопросы запрещается. В остальном следователь свободен при выборе тактики допроса».
* tsentrov.e.e@gmail.com
1 Данная статья продолжает тему предыдущей статьи автора (см.: Центров Е. Е. Оценка достоверности признания лицом своей вины в целях его отграничения от самооговора и оговора // Вестн. Моск. ун-та. Сер. Право. 2020. № 1).
Эта новелла, усложняя процесс расследования, в определенной мере обеспечивает получение от допрашиваемых лиц более качественной, достоверной информации и позволяет избежать самооговоров, т. е. оговора допрашиваемым самого себя в преступлении, которого он не совершал. Как показывает изучение следственной и судебной практики, в некоторых ситуациях только за счет постановки серии наводящих вопросов можно получить самооговор от лица, вовлеченного в орбиту уголовного судопроизводства. Такое лицо при неверной тактике допроса может оговорить себя и других лиц в силу возникших в отношении его подозрений, некоторых личностных особенностей и тех сложных жизненных обстоятельств, в которых оно оказалось2.
Наводящий вопрос не включен в число основных понятий, используемых в уголовно-процессуальном законе, и его значение в ст. 5 и других статьях УПК РФ не расшифровывается. Между тем не все так просто при определении наводящего вопроса. Традиционное понимание наводящего вопроса как вопроса, который своей формулировкой, содержащейся в нем информацией, интонационным, эмоциональным подтекстом, мимикой, жестами и иным образом подсказывает, наводит на определенный ответ, оказалось применительно к разрешению некоторых практических ситуаций следственной и судебной деятельности явно недостаточным.
В судопроизводстве (уголовном и ином) фактически используются не просто вопросы, содержащие ту или иную информацию, а вопросы, сопровождающие предъявление вещественных доказательств и иных фактических сведений, используемых при изобличении допрашиваемого во лжи, появлении каких-либо противоречий в его показаниях с имеющимися доказательствами, преодолении его заблуждений и оказании допрашиваемому помощи в припоминании отдельных фактов и обстоятельств. То есть информация, используемая при допросе, может содержаться не только в самом вопросе, но и предшествовать его постановке или следовать за ним. Кроме того, логика процедуры допроса может быть такова, что только предъявление доказательств само по себе уже требует от допрашиваемого соответствующего объяснения и ответа.
Надо полагать, что такое обстоятельство настолько смутило специалистов в области уголовного процесса, что они, разрабатывая проблемы судебной этики, ошибочно приравняли любое оглашение показаний на допросе к наводящему вопросу3. И под их влиянием даже специалисты, казалось бы, самого высокого класса, члены Военной коллегии Верховного Суда вынесли в адрес следователя частное опре-
2 См.: Ратинов А. Р., Скотникова Т. А. Самооговор: происхождение, предотвращение и разоблачение ложных признаний. М., 1973.
3 См.: Проблемы судебной этики. М., 1974. С. 136-138.
деление, в котором записали буквально следующее: «Оглашение свидетелю показаний других лиц равнозначно постановке наводящих вопросов... Оглашение показаний недопустимо не только при первоначальном, но и при повторном показании свидетеля»4.
Известный процессуалист М. С. Строгович, высказывая это мнение, отступил от тех теоретических положений, о которых писал в своей классической, содержательной работе, посвященной проблемам уголовного процесса. Там он отмечал совсем иное: «Свидетелю задаются вопросы по имеющимся в деле доказательствам, которые подтверждают показания свидетеля или им противоречат, а в случае надобности предъявляются и сами эти доказательства (например, зачитываются показания другого свидетеля или предъявляется документ)»5.
Ошибочность утверждения о недопустимости оглашения на допросе показаний других лиц предопределена прежде всего тем обстоятельством, что авторы этого мнения, аргументируя свою позицию, проигнорировали содержащееся в уголовно-процессуальном законе разрешение оглашать на допросе протоколы других следственных действий и воспроизводить материалы аудио- и (или) видеозаписи и киносъемки следственных действий (ч. 3 ст. 190, ст. 192 УПК РФ; ст. 1411, 163 УПК РСФСР). Законом предусмотрена и возможность оглашения на очной ставке показаний допрашиваемых лиц, содержащихся в протоколах предыдущих допросов, а также воспроизведение аудио- и (или) видеозаписи, киносъемки этих показаний (ст. 192 УПК РФ). По существу, и сама очная ставка — это своеобразное оглашение показаний, ознакомление двух ранее допрошенных лиц с показаниями друг друга. В необходимых, установленных законом случаях оглашение показаний, а также протоколов следственных действий и иных документов, осмотр вещественных доказательств возможны и на судебном следствии (ст. 275, 276, 281, 284, 285 УПК РФ)6.
Если считать, что оглашение показаний на допросе равнозначно постановке наводящего вопроса, то тогда следует признать и то положение, что уголовно-процессуальный закон, запрещая постановку наводящих вопросов, тем не менее разрешает их, допуская в необходимых случаях оглашение показаний, проведение очной ставки, а также воспроизведение показаний, зафиксированных при аудиови-деозаписи, киносъемке.
Разумеется, в законе нет противоречия. Закону и истинному пониманию наводящего вопроса противоречит утверждение авторов, приравнивающих безотносительно обстоятельств, цели, содержания
4 Бюл. ВС СССР. 1971. № 2.
5 Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968. Т. 2. С. 104.
6 См. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 ноября 2016 г. № 55 «О судебном приговоре»: Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
и полученного ответа любое оглашение показаний к наводящему вопросу. Негативность данного мнения еще и в том, что оно внесло некоторую сумятицу в понимание сущности наводящего вопроса. Если считать правильным мнение о том, что любое оглашение показаний равнозначно постановке наводящего вопроса, то тогда, следуя логике рассуждений этих авторов, можно и должно приравнивать к наводящему вопросу любое использование на допросе доказательств и какой-либо иной информации.
Ошибочно полагать, что в задаваемом вопросе вообще не должно содержаться никакой исходной информации для ответа. Подобное требование явно невыполнимо, поскольку довольно часто вопрос не может быть не привязан к определенному месту, времени, людям, обстоятельствам и т. п. Например, в вопросе «Где Вы были такого-то числа?» содержится ориентировка во времени. В вопросе «При каких обстоятельствах Вы познакомились с Н.?» — ориентировка в отношении к определенному лицу и т. д.
В известной мере информирующим является и начало допроса, поскольку вопрос «А что Вам известно по существу дела?» во многих случаях предполагает еще и некоторое информирование допрашиваемого о том, какое событие и какие обстоятельства этого события интересуют следователя.
Сущность правомерного вопроса, его отличие от наводящего состоит в том, что содержащаяся в нем или сопровождающая его информация должна быть представлена таким образом, чтобы допрашиваемый вышел за ее пределы и сообщил новую, дополнительную информацию, соответствующую тому, что он знает или тому, что он должен был бы знать по логике развития исследуемого события.
При отграничении наводящего вопроса от не наводящего в первую очередь обычно обращается внимание на формулировку вопроса и одновременно на содержащуюся в нем информацию. Формулировка вопроса может усиливать или ослаблять отрицательное воздействие информации, содержащейся в вопросе. В юридической литературе исследованы разные степени внушения в зависимости от формулировки вопроса. Обычно уже по самой формулировке вопроса, его интонационному, эмоциональному подтексту можно судить о наводящем характере вопроса. Такой вопрос нередко без особых затруднений может быть распознан и отклонен как наводящий. Несколько иное положение складывается, когда допрашиваемый информируется при проведении следственных действий, а также при предъявлении доказательств, документов, оглашении показаний и т. д. В этих случаях значительная часть используемой информации находится за пределами вопроса или вопросов и поэтому в определенной мере может отвлекать от их формулировки. В подобных ситу-
ациях с учетом лишь формулировки вопроса или вопросов довольно сложно определить, носят ли соответствующие действия наводящий или не наводящий характер.
Оценить характер вопроса или вопросов можно лишь при сравнении содержания информации в ответе и той информации, которая была использована при постановке данного вопроса или других вопросов, направленных на разъяснение содержания ответа на первый исходный вопрос. Постановка других вопросов, связанных с самым первым вопросом, позволяет получить ту, дополнительную информацию, которая и дает возможность оценить сообщенные допрашиваемым сведения и решить, содержит ли полученный ответ новую, известную допрашиваемому информацию.
В некоторых ситуациях приобретает значение информация, которую допрашиваемый сообщил до постановки вопроса либо которая до этого обсуждалась на допросе. В юридической печати имели место попытки противопоставить наводящим дополняющие, уточняющие, детализирующие, напоминающие, контрольные вопросы, постановка которых якобы всегда правомерна и необходима. Как правильно отметил А. Р. Ратинов, каждый из этих вопросов в определенной ситуации также может быть наводящим. Так, нейтральный на первый взгляд вопрос «В какое время Вы встретили обвиняемого?» — принимает характер подсказки, если свидетель не сообщал о такой встрече. Следовательно, дело не только в содержании и формулировке вопроса, а в соотношении вопроса с той информацией, которая до этого воспроизведена допрашиваемым7.
В процессе допроса далеко нередки ситуации, когда следствие не нуждается в прямом, непосредственном подтверждении сведений, содержащихся в вопросе. Куда важнее фактические данные, которые могут быть дополнительно получены по поводу сообщенной информации: например, «Вам предъявляется изъятый у Вас дома мужской плащ. При каких обстоятельствах он появился в Вашем доме?». Хотя в этом сообщении содержится важная информация, цель вопроса не в подтверждении того обстоятельства, что плащ действительно до изъятия находился в доме допрашиваемого, что бесспорно, а в установлении обстоятельств появления его там. Здесь и во многих других аналогичных случаях, в том числе и при оглашении показаний, используемая следователем информация при допросе является лишь средством получения других нужных для дела сведений.
Наводящий вопрос — это такой вопрос, который при его постановке рассчитан на подтверждение содержащейся в нем либо сопро-
7 См.: Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть Особенная. М., 1967. С. 97.
вождающей его информации и который формулировкой, эмоционально-интонационным подтекстом, жестами, мимикой и иным образом подсказывает, внушает, наводит на определенную информацию, и ответ на него (и связанные с ним вопросы) не выходит за пределы сообщенных сведений, не содержит новой, дополнительной, ценной в доказательственном отношении информации, кроме как почерпнутой из заданного вопроса.
Деятельность следователя информационно насыщена. Поэтому далеко не всегда возможно сразу же определить, имеют ли поставленный следователем вопрос и используемые при этом доказательства (информация) наводящий или не наводящий характер. Категоричность вопроса, нередкая его эмоциональная насыщенность (ведь допрашиваемого уличают во лжи), содержащееся в нем требование подтвердить или опровергнуть предъявленную информацию возводят вопрос в ранг условно-наводящего.
Условно-наводящий вопрос — это такой вопрос, который вместе с сопровождающей его информацией поначалу может показаться и восприниматься как наводящий. Чтобы определить, является ли он наводящим или не наводящим, необходимо задать другие, связанные с ним вопросы, проанализировать его содержание с учетом имеющихся фактических сведений либо тех доказательств, которые могут быть получены позднее8.
В каждом случае использования на допросе информации необходимо не подтверждение допрашиваемым тех или иных сообщенных ему сведений, а получение показаний, в которых бы он вышел за пределы этого сообщения, проявил знание новых информационных элементов (обстоятельств, деталей определенного события) или указал на новые дополнительные связи между элементами сообщенной ему информации.
Приведу следующий пример. Допрашиваемый Данилов не называет в числе присутствовавших на месте происшествия Сатько, а тот показал, что он там был. В таких ситуациях обычно рекомендуется вначале задать вопросы о деталях происшедшего события, предложить допрашиваемому нарисовать схему, указать, где он находился, попросить его припомнить, не был ли там еще кто-нибудь, допросить его на месте происшествия, а также использовать иные приемы, помогающие припоминанию. А если все эти приемы не привели к успеху? Ведь возможно Данилов не говорит о Сатько не потому, что забыл, а потому, что умышленно умалчивает о нем. В подобной ситуации вопрос «А был ли на месте происшествия Сатько?» приобретает
8 Более подробно о наводящем вопросе см.: ЦентровЕ.Е. Наводящий вопрос и пределы использования информации на допросе // Ученые-юристы МГУ о современном праве / Под ред. М. К. Треушникова, М., 2005. С. 443-462.
иной характер. Опять же не стоит его сразу относить к наводящим, поскольку он имеет целью не наведение на определенный ответ, а разрешение и выяснение причин возникшего противоречия. Вопрос направлен на выяснение осведомленности данного лица. В нем используется информация, которая должна быть известна допрашиваемому, если он действительно сам воспринимал то событие или его обстоятельства, о которых дает показания. Но при ответе на такой вопрос уже будет недостаточно простого подтверждения факта пребывания Сатько на месте происшествия — «Да, Сатько там был». Такой ответ в силу повторения допрашиваемым сообщенной информации не имел бы самостоятельного значения. При подобном исходе вопрос при сравнении его с ответом оказывается внешне сходным с наводящим (условно-наводящим), поскольку цель допроса еще не достигнута. Чтобы этого не случилось, необходимо по меньшей мере выяснить причины, из-за которых Данилов не сообщил о Сатько. Кроме того, от обоих допрашиваемых должны быть получены такие фактические данные (детальное знание обстоятельств происшедшего события, времени, обстановки места происшествия, местонахождения каждого из них, в чем, например, были одеты, и т. п.), которые бы свидетельствовали о том, что Сатько, а также Данилов (поскольку возникают сомнения и относительно его показаний) действительно были на месте происшествия. При проверке их осведомленности об исследуемом событии могут понадобиться и другие сведения (детализация показаний на месте происшествия, исследование следов, допросы иных лиц и т. п.). При необходимости может быть проведена проверка показаний на месте и очная ставка.
При проверке, не является ли тот или иной вопрос наводящим, не следует отрывать его от содержания полученного ответа и тех показаний, которые были даны еще раньше, до постановки вопроса. Вопрос должен быть сформулирован и поставлен таким образом, чтобы допрашиваемый в своих показаниях вышел за пределы содержащихся в нем сведений. Сопоставление вопроса с ответом, а в необходимых случаях и тщательный анализ других доказательств, их сопоставление с полученной на допросе информацией, позволяют судить, не был ли он наводящим.
Вопросы и действия, связанные с предъявлением доказательств, оглашением показаний могут носить или не носить наводящий характер. Например, по делу об убийстве на почве гомосексуальных отношений Хмелева в собственноручно написанном признательном объяснении подозреваемого Ефимова имелись некоторые неточности. Они могли свидетельствовать либо о самооговоре, либо о стремлении допрашиваемого внести в свои показания такие ложные сведения, которые позволили бы ему впоследствии отказаться от
своего признания. (Собственно, так и случилось в процессе судебного рассмотрения его дела — он отказался от своих признательных показаний). Выясняя причину противоречий, следователь спросил подозреваемого: «Вы удары Хмелеву по голове наносили?» — «Нет, не наносил!» — «Неправда! В какой момент Вы ударили его по голове?» — «Я его не ударял.» — «У нас есть на этот счет заключение судебно-медицинской экспертизы... Вам нужно рассказать, при каких обстоятельствах Вы ударили Хмелева в правый висок». — «Ну, было это, было! Я ударил его кулаком справа, когда мы боролись и я отталкивал его от себя».
В данном случае от подозреваемого получено лишь подтверждение той информации, которая имелась в распоряжении следствия. Подозреваемый ничего нового не сказал, да и не мог при тех вопросах, которые ему были заданы, что-либо добавить. Данное признание выпадает из совокупности доказательств, уличающих его в совершении преступления, поскольку вопрос «Расскажите, при каких обстоятельствах Вы ударили Хмелева в правый висок?» — бесспорно наводящий. Основная же задача допроса заключалась вовсе не в том, чтобы допрашиваемый подтвердил факт нанесения удара потерпевшему, а в том, чтобы он сам рассказал об этом и показал, куда именно нанес удар. Совпадение его показаний с заключением судебно-медицинской экспертизы подтверждало бы его осведомленность в происшедшем и являлось бы доказательством, свидетельствующим о его причастности к совершенному преступлению. В данном деле полученное от допрашиваемого подтверждение факта нанесения удара лишь свидетельствовало об одном из обстоятельств происшедшего событии — факте нанесения удара погибшему и поэтому не прибавляло доказательств, подтверждающих виновность подозреваемого. Виновность подозреваемого теперь уже предстоит доказывать независимо от акта судебно-медицинской экспертизы.
В ситуации, когда подозреваемый отрицает нанесение ударов потерпевшему, нецелесообразно сразу же ссылаться на заключение судебно-медицинской экспертизы. Тактически правильнее вначале сообщить ему, что его показания в этой части противоречат имеющимся доказательствам и попытаться убедить его в необходимости правдиво рассказать обо всех деталях происшедшего. В описываемой ситуации последовательность задаваемых вопросов может быть такова: 1. «Ваши показания о том, что Вы не наносили ударов Хмелеву, противоречат имеющимся доказательствам. . Вы же написали, что решили говорить правду, проявили желание оказать следствию помощь в расследовании. 2. «Напрасно Вы это отрицаете, судебно-медицинская экспертиза зафиксировала расположение всех телесных повреждений, имеющихся у Хмелева. » 3. Если подозреваемый и
дальше продолжает отрицать нанесение ударов, то может быть поставлен следующий вопрос: «Кто же тогда нанес удар Хмелеву по лицу? Кроме Вас там же никого не было! Вам нужно рассказать, когда именно и из какого положения Вы нанесли ему этот удар?» Если допрашиваемый не сможет правильно ответить и на этот вопрос, то появляются веские основания сомневаться в достоверности либо искренности его признания.
Различие вопросов и действий наводящего и не наводящего характера не всегда очевидно. Порой убедиться в том, что вопрос не является наводящим, можно лишь при анализе данного конкретного вопроса в совокупности со всеми связанными с ним вопросами и полученными на них ответами. Да к тому же нередко при получении в этих целях дополнительной информации (доказательств).
Так, подозреваемый, выдержки из фонограммы допроса которого приводились, чтобы создать видимость совершения преступления при других обстоятельствах, в своем признательном объяснении написал, что после того, как увидел, что Хмелев мертв, связал ему руки веревкой. На самом же деле руки и ноги Хмелева были связаны простыней. Здесь следователь, с точки зрения нынешних процессуальных положений, допустил серьезный тактический просчет. Он ему сказал: «Вы же связали руки убитому не веревкой, а простыней! Вам нужно и по этому вопросу рассказать правдиво». — «Да, действительно, я связал ему руки не веревкой, а простыней». При такой постановке вопроса следователь не получил новой информации, которая бы свидетельствовала о виновной осведомленности данного лица. Подтверждение подозреваемым данного обстоятельства пока лишь только можно рассматривать как факт его ознакомления с имеющимся доказательством. С точки зрения правильной тактики допроса нужно было после фразы «Вы же связали руки убитому не веревкой» снова напомнить подозреваемому, что раз он сожалеет о случившемся, готов сотрудничать со следствием и активно содействовать раскрытию и расследованию преступления, то должен точно рассказать, как и чем он связывал руки Хмелеву.
В ситуации данного допроса, да и во многих аналогичных других подобных ситуациях, вопрос, поставленный перед допрашиваемым, хотя и изобличает его во лжи, однако, бесспорно, следователь допустил здесь тактический просчет, поскольку нельзя было сразу же опровергать показания допрашиваемого. Ведь получен ответ, полностью соответствующий заданному вопросу. Однако вывод о наводящем характере действий следователя все же будет поспешным. Данный вопрос, как и другие, подобные ему вопросы можно назвать условно-наводящим, поскольку еще не утрачены возможности для дальнейшей попытки проверить виновную осведомленность допрашива-
емого. Такой вопрос нельзя сразу же относить к наводящим, поскольку он рассчитан в конечном итоге не на подтверждение содержащейся в нем информации, а на получение от допрашиваемого лица вслед за заданным вопросом более полных и детализированных показаний, которые бы свидетельствовали о его виновной осведомленности.
Именно с этой целью в приведенном выше примере следователь далее и стал выяснять у подозреваемого, а как он связывал Хмелева, в каком положении находились у погибшего руки — на животе или на спине, связывал ли он ему ноги и как именно, каким узлом, какого цвета была простыня и т. д. Сообщенные допрашиваемым детали совпали с тем, что было зафиксировано в протоколе осмотра места происшествия. Все эти данные, полученные при ответах на поставленные вопросы, исключали наводящий характер того вопроса, который поначалу по всем основным параметрам мог считаться наводящим.
Причастность данного подозреваемого к совершенному убийству устанавливалась (доказывалась) и с помощью проверки показаний на месте. В процессе ее производства он показал, до какого уровня налил в ванную воду и как, в какой позе, к какой стороне, куда именно головой и лицом положил труп. Все это совпадало с зафиксированной при осмотре обстановкой и подтверждало его виновную осведомленность в расследуемом событии.
В изложенных примерах показано как наиболее правильно использовать в процессе расследования доказательственную информацию. Искусство допроса заключается в том, что ее нужно изложить и представить таким образом, чтобы допрашиваемый вышел за пределы использованных при допросе фактических данных и сообщил новую, только ему известную как участнику события или очевидцу, свидетелю дополнительную информацию, свидетельствующую о его осведомленности в расследуемом событии. Возможно, здесь требуется другой, более высокий уровень профессионализма и специальной подготовки. Кажущаяся трудность в разграничении наводящих и не наводящих действий и вопросов следователя, очевидно, обусловила формирующееся в настоящее время у некоторых представителей следственных органов мнение о желательности возвращения к старому порядку, не запрещающему при допросе подозреваемых и обвиняемых наводящих вопросов. В этом отношении следует иметь в виду, что никакой принципиальной разницы между допросом подозреваемого (обвиняемого) и свидетелей, потерпевших при изобличении во лжи и иных возникающих по делу противоречиях нет. Особенности разграничения вопросов и действий наводящего характера при допросах подозреваемых и обвиняемых точно такие же, как и при допросах свидетелей и потерпевших. Разницу можно увидеть лишь в процессуальном положении и личностных переживаниях допраши-
ваемых лиц. Возвращение к прежнему порядку создаст более широкие возможности для получения на следствии ложных показаний, самооговора и оговора.
При изобличении допрашиваемого во лжи доказательства должны быть представлены с таким расчетом, чтобы позднее либо вслед за этим можно было получить от допрашиваемого дополнительные данные о деталях, характерных обстоятельствах, специфических особенностях расследуемого события. Общим правилом является постановка вначале вопросов, основанных на имеющейся информации. Затем уже при необходимости используются сами доказательства. Их надо предъявлять по возможности в общем виде, без тех деталей и подробностей, о которых потом может сообщить допрашиваемый. Если он называет какого-то участника события, то должен выдать в связи с этим все обстоятельства его там появления. Если он говорит об используемом орудии, например огнестрельном оружии или ноже, то должен сообщить, из какого положения и с какой стороны, с какого расстояния произвел выстрел, наносил удары (если это был нож, то удары могут быть нанесены сверху вниз, снизу вверх, справа или слева, да еще с учетом того, как он держал его в руке — вверх острием или вниз). Если на очной ставке ожидается повторение одним из допрашиваемых показаний другого, то нужно заранее до ее начала предупредить одного из ее участников о том, чтобы он на очной ставке без особого указания на то следователя не сообщал о некоторых специфических обстоятельствах, деталях происшедшего. В этом случае как раз и может получиться, что второй допрашиваемый сообщит те подробности, о которых не говорилось на очной ставке. Примерно в таком же порядке следует оглашать показания и другую информацию.
Преодолеть возможный наводящий характер используемой информации можно за счет дальнейшей детализации и проверки полученных показаний. Приведу следующий пример9. Группа молодых людей (среди них были и несовершеннолетние) завязала на улице ссору с мужчиной и драку. Он сумел растолкать их в разные стороны, а затем забежал в подъезд ближайшего дома. Самый старший из них схватил обрезок металлической трубы, и все они столпились у двери подъезда, ожидая выхода этого мужчины. Но спустя некоторое время из подъезда вышел другой мужчина, житель этого дома. Ему и достался удар металлической трубой по голове, в результате которого он получил тяжкое, опасное для жизни телесное повреждение. Один из несовершеннолетних, как выяснилось позднее, под воздействием взрослых участников группы взял вину на себя. Следователь
9 Данный пример приводится в работе: Карнеева Л. М., Ордынский С. С., Розен-блит С.Я. Тактика допроса на предварительном следствии. М., 1958. С. 71.
его допросил, задержал и отправил в КПЗ. Затем были произведены допросы всех участников этой группы подетально — кто, где и за кем стоял, как был нанесен удар. Детализация выявила противоречия в их показаниях. Ведь каждому из них надо было указать не только, где он сам стоял, но и где находился тот, кто фактически нанес удар. Противоречия в исследуемых деталях свидетельствовали о ложности даваемых ими показаний и позволили следователю, оперируя ими, получить правдивые показания от всех участников этой группы, преодолеть самооговор и пресечь оговор невиновного.
И в заключение стоит еще раз повторить, что признание обвиняемым своей вины, в котором не проявлено достаточно самостоятельного, независимого от использованных доказательств и других источников знания, т. е. осведомленности об обстоятельствах расследуемого события, следует относить к недопустимым доказательствам. Такое признание не должно предопределять виновность конкретного лица.
Список литературы
1. Проблемы судебной этики. М., 1974.
2. Ратинов А. Р., Скотникова Т. А. Самооговор: происхождение, предотвращение и разоблачение ложных признаний. М., 1973.
3. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968. Т. 2.
4. Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть Особенная. М., 1967.
5. Центров Е. Е. Наводящий вопрос и пределы использования информации на допросе // Ученые-юристы МГУ о современном праве / Под ред. М. К. Треушникова. М., 2005.
