CC BY
37
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2020. № 1
проблемы криминалистики
Е. Е. Центров, доктор юридических наук, заслуженный профессор МГУ,
профессор кафедры криминалистики юридического факультета МГУ*
ОЦЕНКА ДОСТОВЕРНОСТИ ПРИзНАНИЯ ЛИЦОМ
своей вины в целях его отграничения от самооговора и оговора
В статье рассматриваются обстоятельства, при которых возможно появление самооговора и оговора со стороны лица, привлеченного к уголовной ответственности. Приводятся основные критерии, позволяющие оценить достоверность признания лицом своей вины в совершенном преступлении и отграничить истинное признание от ложного. При оценке полученного признания обязательно учитывается, насколько полно и точно обвиняемый (подозреваемый) осведомлен об обстоятельствах, деталях происшедшего криминального события. Кроме того, нужно учесть и возможный наводящий характер использованных в процессе изобличения лица в совершенном преступлении различных следственных действий, предъявления вещественных доказательств и иных фактических сведений.
Ключевые слова: признание своей вины, самооговор, оговор, доказательства, проверка показаний на месте, насилие, пытка.
The article discuses the circumstances in which the appearance of self-incrimination and reservation on the part of the person held criminally liable. The main criteria are given that allow one to assess the reliability of a person's confession of guilt in a crime and to distinguish between true and false confessions. When assessing the confession obtained, it is necessary to take into account how fully and accurately the accused (suspect) is aware of the circumstances and details of the criminal event. In addition, it is necessary to take into account the possible suggestive nature of the various investigative actions used in the process of incriminating a person of a committed crime, presenting material evidence and other factual information.
Keywords: confession, self-incrimination, slander, evidence, on-site verification, violence, torture.
В УПК РФ (ч. 2 ст. 77) записано: «Признание обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств». Иными словами,
* tsentrov.e.e@gmail.com
закон рассматривает признание обвиняемым своей вины как рядовое доказательство, не имеющее каких-либо особых преимуществ по сравнению с другими доказательствами. Виновность обвиняемого может быть доказана независимо от его признания, например фактом его задержания при совершении преступления, показаниями очевидцев, другими доказательствами1. В процессе доказывания вины обвиняемого используются различные фактические данные, в том числе и сведения, сообщенные лицом, признавшимся в совершении преступления. С позиции закона признание обвиняемым своей вины должно быть «подтверждено совокупностью других собранных по делу доказательств»2. Эта классическая формулировка закона должна подлежать обязательному и неукоснительному применению. Однако с оценкой полученного признания не все так просто. Здесь нужно еще учесть ряд обстоятельств, обусловливающих возможность ложного признания в совершении криминального деяния, — самооговор и оговор других лиц. К тому же особое значение приобретает полное и точное понимание отграничения наводящего характера действий, наводящих вопросов от правомерных, тактически верных действий следователя при использовании в процессе производства следственных действий, изобличении виновного в совершении преступления, вещественных доказательств и иных фактических данных.
С точки зрения реальной практики расследования получению признания обвиняемого в инкриминированном ему преступлении придается особое значение. Ведь лицо, совершившее криминальное деяние, является сверх ценным, а порой и единственным очевидцем расследуемого события. Ему могут быть известны такие обстоятельства и детали происшедшего, о которых знает только он. С помощью сообщенных им данных можно проверить, подтвердить и получить другие доказательства, исключающие какую-либо ошибку в решении вопроса о виновности, причастности данного конкретного лица и
1 Однако при использовании в процессе доказывания вины конкретного лица факта его задержания на месте преступления нельзя исключать его случайного там появления. О. Я. Баев приводит пример из практики итальянского судопроизводства, когда стражей был задержан на месте происшествия некий мужчина по профессии мельник, склонившийся над телом убитого, к которому он подбежал, услышав крики. Его осудили к смертной казни. Позднее выяснилось, что это убийство совершил не он. С тех пор осталось и сохранилось предостережение: «Помни о мельнике» (см.: Баев О.Я. Методика расследования принуждения к даче показаний, подкупа или принуждения к даче ложных показаний, уклонению от дачи показаний: науч.-практ. пособие. М., 2014. С. 39).
2 В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 ноября 2016 г. № 55 «О судебном приговоре» в разд. 17 указано: «Признание обвиняемым своей вины, если оно не подтверждено совокупностью других собранных по делу доказательств, не может служить основанием для постановления обвинительного приговора».
других лиц к расследуемому событию. Поэтому-то все обычные основные усилия следователя с самого начала расследования направлены на получение от установленного оперативным или следственным путем подозреваемого (обвиняемого) признательных показаний.
При проведении допроса подозреваемого (обвиняемого) основным тактическим правилом является следующее. Следователь не должен показывать личную, особую заинтересованность в получении признания допрашиваемым своей вины. Явная заинтересованность следователя в получении признания психологически будет побуждать конкретного субъекта к противодействию. И одним из аспектов его нежелания признать свою вину будет мысль: «Раз это следователю очень нужно, значит у него нет достаточных доказательств, подтверждающих мою причастность к этому преступлению».
С точки зрения настоящей следственной тактики убеждение допрашиваемого в признании своей вины должно подаваться на допросе как необходимость, соответствующая прежде всего его интересам.
Признание подозреваемого (обвиняемого) может быть получено в результате использования имеющихся улик, показаний потерпевших, очевидцев, фактора его задержания в момент совершения преступления или сразу же после него. Не секрет, что признание может быть получено и в результате незаконных действий следователя при использовании им психического и физического насилия3.
В процессе оценки признания нужно обязательно, чтобы не ошибиться, учитывать, что оно может быть получено от лица, в силу тех или иных неблагоприятных обстоятельств оказавшегося ошибочно вовлеченным в орбиту уголовного судопроизводства в качестве заподозренного в совершении преступления. Психическое состояние такого лица, привлеченного к уголовной ответственности ошибочно либо в результате проявленного непрофессионализма со стороны следствия, нередко характеризуется растерянностью, подавленностью, возникающим представлением безнадежности, безысходности сложившейся для него ситуации, потерей какой-либо уверенности в возможности доказать свою невиновность. Немалое значение в этом принадлежит и действиям следователя, убеждающего его в наличии у следствия достаточных доказательств, подтверждающих причастность субъекта к совершенному преступлению.
Значительную роль в полученном признании нередко играют и разъяснения следователем различных, предусмотренных УК РФ и УПК РФ смягчающих и исключающих уголовную ответственность обстоятельств (в том числе и лежащих в основе возможного прекра-
3 См.: Китаев Н.Н. Неправосудные приговоры к смертной казни: системный анализ допущенных ошибок. Иркутск, 2000.
щения уголовного дела). Например, следователь не может не объяснить подозреваемому (обвиняемому) содержание гл. 4 УПК РФ, предусматривающей «основания отказа в возбуждении уголовного дела, прекращения уголовного дела и уголовного преследования», а также гл. 40 и 40—1 УПК РФ, устанавливающих особый порядок судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением, либо при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве, а также при наличии ходатайства «о производстве дознания в сокращенной форме» (гл. 32—1 УПК РФ).
Одновременно разъясняется и содержание ст. 61 и 62 УК РФ. Так, следователь может сообщить подозреваемому: «Вот Вы отказываетесь давать показания (не признаете себя виновным, не рассказываете о том, как происходило это событие), но имейте в виду, что такая Ваша позиция будет исключать возможность существенного уменьшения уголовной ответственности (наказания) за совершение этого деяния. Отказываясь, Вы лишаете себя возможности защититься от обвинения и смягчить свою ответственность за содеянное». В ст. 61 УК РФ предусмотрены такие смягчающие вину обстоятельства, как «совершение преступления в силу стечения тяжелых жизненных обстоятельств либо по мотиву сострадания» (п. «д»), выделены как смягчающие ответственность обстоятельства — «совершение преступления в результате физического или психического принуждения либо в силу материальной, служебной или иной зависимости» (п. «е»). Законом в п. «з» отмечены как смягчающие обстоятельства «противоправность или аморальность поведения потерпевшего, явившегося поводом для преступления», а в п. «ж» предусмотрены смягчающими обстоятельствами — «совершение преступления при нарушении условий правомерности необходимой обороны, задержания лица, совершившего преступление, крайней необходимости, обоснованного риска, исполнения приказа или распоряжения». В п. «и» ст. 61 УК РФ записано: «явка с повинной, активное способствование раскрытию и расследованию преступления, изобличению и уголовному преследованию других соучастников преступления, розыску имущества, добытого в результате преступления», являются обстоятельствами, смягчающими наказание. К смягчающим обстоятельствам относятся и действия по добровольному возмещению имущественного ущерба, заглаживанию морального и иного вреда, причиненного потерпевшему (п. «к» ст. 61 УК РФ).
В следующей ст. 62 УК РФ установлено, что при наличии смягчающих обстоятельств, предусмотренных пп. «и» и (или) «к» ст. 61 УК РФ, срок или размеры наказания не могут превышать двух третей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части
настоящего Кодекса. В случае заключения досудебного соглашения о сотрудничестве при наличии смягчающих обстоятельств, предусмотренных п. «к» ст. 61 УК РФ, «срок или размер наказания не могут превышать половины максимального срока или размера наиболее строгого наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса».
Соответственно разъясняется содержание ч. 4 и 5 ст. 62 УК РФ при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением (гл. 40 УПК РФ). Есть еще гл. 32.1 УПК РФ, которая устанавливает возможность производства дознания в сокращенной форме при соответствующем ходатайстве подозреваемого. Но это еще не все, что нужно разъяснить подозреваемому (обвиняемому) в целях убеждения его в необходимости сотрудничества со следствием. Статья 64 УК РФ предусматривает назначение более мягкого наказания «при наличии исключительных обстоятельств, связанных с целями и мотивами преступления». В ст. 65 УК РФ регламентируется при вердикте присяжных заседателей о снисхождении возможность назначения наказания, не превышающего двух третей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление. При наличии такого вердикта обстоятельства, отягчающие наказание, не учитываются. В ст. 66 УК РФ предусмотрена ответственность при неоконченном преступлении. Соответственно подозреваемый (обвиняемый) может быть ознакомлен с содержанием ст. 67 (назначение наказания при совершении преступления в соучастии), ст. 73 (условное осуждение), ст. 75 (освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием), ст. 76.2 УК РФ и ст. 25.1 УПК РФ (освобождение от уголовной ответственности с назначением судебного штрафа). Есть еще ч. 4 ст. 79, ч. 4 ст. 80, ст. 82 УК РФ.
Разъяснения следователя могут относиться и к сообщению оснований прекращения уголовного дела в соответствии со ст. 25 УПК РФ (в связи с примирением сторон) и ст. 28 УПК РФ (в связи с деятельным раскаянием).
Нетрудно убедиться в большой впечатляющей силе всех этих разъяснений на подозреваемого (обвиняемого), действительно не совершавшего преступления, но который в силу некоторых личностных особенностей и негативных для него обстоятельств задержания, факта возникшего лично против него подозрения (обвинения) в преступлении может оговорить себя и других лиц в его совершении.
Стоит рассмотреть мотивы, влияющие на признание лиц, действительно совершивших преступление. По данным, которые приведены Н. И. Порубовым (он после изучения и анализа уголовных дел провел опросы осужденных, отбывающих по этим делам наказание), 57% обвиняемых на предварительном следствии и в суде дали прав-
дивые показания и полностью признали себя виновными в предъявленных им обвинениях. В основе признания лежали следующие мотивы: а) задержан с поличным или в деле имелись достаточные доказательства, изобличающие в преступлении (72%); б) знал, что все равно раскроют преступление и будут судить (6%); в) «совесть мучила» (8%); г) рассчитывал на снисхождение суда за чистосердечные показания (8%); д) «надоело сидеть под следствием и потому дал правдивые показания, чтоб следователь мог закончить следствие» (2%); е) считал, что если даст правдивые показания, то судить не будут (2%). Правдивые показания дали на первом допросе 67%, на втором — 22, на третьем — 7%. Из числа несудимых 88% дали правдивые показания, из числа ранее судимых признали себя виновными только 40%4.
При изучении дел об убийствах было выявлено, что 43% лиц, совершивших умышленное убийство в силу каких-либо тяжких жизненных обстоятельств, переживая случившееся, рассматривали его как подлинную жизненную катастрофу, и уже в ходе расследования, а иногда и сразу же после убийства чистосердечно раскаивались и осуждали содеянное5.
Криминалистической тактикой разработана система различных достаточно рациональных, эффективных приемов, обеспечивающих получение правдивых показаний от допрашиваемых лиц. Однако, как показывает изучение реальной практики расследования и сообщения СМИ, совсем нередки случаи использования при допросе незаконных приемов его проведения, что может привести и нередко приводит к самооговорам и оговорам невиновных лиц.
Показательны в этом плане результаты анкетирования следователей прокуратуры и МВД Украины, проведенного В. Ю. Шепитько. По полученным им данным, 54% опрошенных в своей деятельности применяли методы незаконного воздействия. Из них 3,7% сообщили об использовании физического насилия; 14,7 — угрозы; 29,8 — обмана; 92,6 — введения в заблуждение относительно наличия доказательственной информации6; 22,2 —культурной отсталости и религиозных предрассудков; 5,5% — безнравственных побуждений7.
4 Порубов Н.И. Допрос в советском уголовном судопроизводстве. Мн., 1973. С. 210-211.
5 Мудьюгин Г., Степичев С. Что показало изучение дел об убийстве // Советская юстиция. 1966. № 24. С. 10 (цит. по: Кудрявцев В. Н. Причинность в криминологии (О структуре индивидуального преступного поведения). М.,1968. С. 142).
6 Фактически в этом перечне имеются в виду и приемы, направленные на использование ситуаций и информации, при которых у допрашиваемого складывается преувеличенное представление об объеме имеющихся у следователя доказательств.
7 Шепитько В. Ю. Теоретические проблемы систематизации тактических приемов в криминалистике. Харьков, 1995. С. 54 (цит. по: Белкин Р. С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. Злободневные вопросы российской криминалистики. М., 2001. С. 106).
Если вспомнить хотя бы несколько известных дел об убийствах, то по каждому из них в результате незаконных мер воздействия признавались в несодеянном (оговорили себя) и были осуждены не один, а два и более невиновных. Так, к моменту установления и изобличения сексуального маньяка Михасевича, который изнасиловал и убил 34 женщины, в совершении этих преступлений сознались и были осуждены 14 невиновных, из которых один расстрелян, другие подверглись длительному лишению свободы, стали инвалидами8.
По делу убийцы-маньяка Чикатило, совершившего в течение 12 лет 53 убийства (21 мальчика в возрасте от 8 до 16 лет, 14 девочек в возрасте от 9 до 17 лет, 18 девушек и молодых женщин), до его полного изобличения по подозрению в совершении этих преступлений задерживались и проверялись разные люди. Так, в преступлениях, совершенных Чикатило, были обвинены и оговорили себя семь умственно отсталых и психически нездоровых граждан9. У одного из задержанных некоего Кравченко, ранее судимого за изнасилование и убийство несовершеннолетней, были буквально выбиты признательные показания. К нему в камеру был подсажен «платный тюремный агент» М., наркоман, осужденный за убийство, который, получив задание склонить Кравченко к признанию, систематически избивал его между изнурительными допросами10. Он же свидетельствовал и в суде о том, что Кравченко подробно рассказывал ему о совершении этого убийства11.
Подозрение на Кравченко пало после того, как он совершил кражу у соседа. До этой кражи его причастность к убийству 9-летней школьницы Лены З., самой первой жертвы сексуального маньяка Чикатило, проверялась, но подозрение было снято, поскольку его жена и ее подруга Гусакова подтвердили его алиби. Однако позднее, после того как Кравченко совершил кражу у своего соседа и его в связи с этим задержали, у этих женщин в результате применения незаконных методов допроса были получены другие показания, в которых они его алиби уже не подтверждали12. На основе ложного признания
8 См.: Петрухин И. Л. Правосудие: время реформ. М., 1991. С. 41; Порубов Н. И. Полвека с криминалистикой против криминала: записки старого криминалиста. Мн., 2007. С. 140-143.
9 См. приговор по делу Чикатило (цит. по: Китаев Н. Н. Указ. соч. С. 229).
10 См.: Костоев И.М, Викторов В. Е. Россия: преступный мир. М., 1998. С. 133; Водько Н. П. Почему так долго искали Чикатило. М., 1996. С. 36 (цит. по: Китаев Н. Н. Указ. соч. С. 48-49).
11 Как выяснила журналист Ольга Чайковская, этот самый М. позднее (в конце 80-х гг.), получив очередное задание склонить к признанию арестованного председателя колхоза, избивая его, вошел в раж, да так усердно бил, что причинил ему закрытую травму грудной клетки, переломы семи ребер и другие телесные повреждения (Китаев Н. Н. Указ. соч. С. 48-49).
12 В нарушение положений ст. 20 и 122 УПК РСФСР жену Кравченко без каких-либо оснований задержали, угрожали привлечь к уголовной ответственности за соучастие в убийстве, а свидетель Гусакова была задержана на трое суток (там же. С. 46-47).
и ложных показаний этих женщин он был осужден и расстрелян, хотя в суде категорически отрицал свою причастность к этому убийству, объясняя свое признание на следствии незаконным воздействием работников дознания, следствия и сокамерников. А убийства меж тем спустя некоторое время продолжались.
При этом особенность оперативно-розыскной ситуации складывалась таким образом, что почти одновременно и даже значительно раньше до признания Кравченко в убийстве девочки имелись довольно серьезные основательные подозрения в отношении Чикатило. Фактически, вопреки криминалистическому правилу, согласно которому все возможные версии должны проверяться одновременно, следствием было отдано предпочтение только одной версии — о совершении убийства малолетней девочки Лены З. Кравченко. При этом были проигнорированы и удалены из дела уже имевшиеся материалы, не учтены оперативные сведения, которые не только показывали, но и фактически взывали о необходимости проверки версии о совершении убийства именно Чикатило.
Если проанализировать признательные показания Кравченко по поводу этого убийства, то нетрудно увидеть его явную неосведомленность о некоторых конкретных обстоятельствах происшедшего криминального события. Он спутал возраст девочки, дал иное описание ее одежды, не мог сразу же после признания показать место убийства, трижды приводил к разным местам, где оно якобы было совершено13. Такое содержание признательных показаний как раз и свидетельствовало с очень высокой долей вероятности о том, что следствие ошибается и к уголовной ответственности привлечен невиновный человек. В признательных показаниях должно содержаться конкретное, детальное описание лицом всех действий по совершению убийства. Кравченко не мог знать того, что сексуальные действия при убийстве Лены З. были совершены с извращением. Он не мог самостоятельно воспроизвести и того, как ей наносились удары ножом (снизу, слева, справа и в какую часть тела). Все эти подробности могли войти в его показания только с подачи следователя при допросе. Поэтому, что очевидно, следователь использовал данные судебно-медицинской экспертизы отнюдь не с целью проверки подлинной осведомленности допрашиваемого. Цель допроса предопределялась стремлением следователя привести показания в соответствие с актом экспертизы. В тот период времени УПК РСФСР не запрещал постановку наводящих вопросов при допросе подозреваемых, обвиняемых. Однако с точки зрения криминалистической тактики при таком допросе всегда следовало предъявлять доказательства таким образом, чтобы исключить их возможный наво-
13 Там же. С. 49.
дящий характер. Напомним, что ст. 189 нынешнего УПК РФ запрещает при производстве любого допроса постановку наводящих вопросов.
Соответствие признательных показаний обвиняемого (подсудимого) заключению судебно-медицинской и иной экспертизы может рассматриваться как доказательство его вины лишь тогда, когда детали, подробности, важные, существенные сведения экспертного заключения не использовались в процессе допроса. Доказательность, достоверность признания в совершении преступления не исключается, если показания со всеми подробностями, свидетельствующими о виновной осведомленности лица, получены до появления соответствующего экспертного заключении либо независимо от него. В противном случае заключение экспертизы следует оценивать не как доказательство вины конкретного лица, а всего лишь как устанавливающее определенные обстоятельства расследуемого события14.
В самом начале расследования и на очных ставках со своей женой и ее подругой Кравченко отрицал свою причастность к убийству Лены З. Задержали его 24 января 1979 г., а признание от него было получено лишь 12 февраля 1979 г. Незаконное воздействие следствия на этих запуганных арестами и угрозами женщин оказалось настолько сильным и эффектным, что они до самого конца следствия и вплоть до вынесения судебного приговора, даже после отказа Кравченко от признательных показаний, продолжали в противовес своим первоначальным показаниям свидетельствовать об отсутствии у него алиби.
Кравченко признавал себя виновным в совершении убийства Лены З. и в ходе первого судебного рассмотрения дела Ростовским областным судом. Отказался от признательных показаний лишь после вынесения ему смертного приговора, объясняя прежние показания оговором себя из-за боязни сокамерника М., а также находясь под воздействием работников милиции и следствия15.
24 мая 1982 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР рассмотрела кассационные жалобы осужденного и его адвоката на окончательный приговор Ростовского областного суда, оставив приговор с назначенным наказанием в виде смертной казни без изменения.
Если внимательно проанализировать это определение Судебной коллегии, то можно увидеть, что его авторы не обратили внимания на весьма существенную динамику изменения первоначальных признательных показаний Кравченко, противоречащих фактическим
14 Более подробно о понятии наводящего вопроса, его отграничении от правомерного и тактике использования доказательственной информации см. в следующей статье автора.
15 Этот приговор был отменен Верховным судом. Дело дважды возвращалось на дополнительное расследование.
обстоятельствам происшедшего события, и их последующую к ним адаптацию. А эти изменения в содержании признательных показаний свидетельствовали о том, что следствие весьма успешно пыталось преодолеть противоречия в показаниях Кравченко за счет закрепления полученного от него в конечном итоге признания, используя аудиозаписи и киносъемки с ним на месте происшествия.
В процессе проверки обоснованности и законности вынесенного приговора кассационной инстанции надо исходить не из последних данных, имеющихся в деле, а прослеживать динамику сбора всего доказательственного материала, что, естественно, предполагает наличие соответствующей компетенции — реального навыка практической следственной деятельности и умения видеть не «неустраненные», а неустранимые противоречия в материалах дела.
Считая вину Кравченко доказанной, Судебная коллегия прежде всего ссылалась на его признательные показания, отмечая их «достоверность, поскольку они, как записано в определении, соответствуют всей совокупности собранных по делу доказательств». В определении со ссылкой на показания допрошенных в качестве свидетелей следователя, оперативных работников милиции и других лиц было записано, «что в ходе предварительного следствия к Кравченко никаких мер, вынуждающих его оговорить себя, не применялось». Нужно отметить, что, давая такие ложные показания, эти представители правоохранительной системы не боялись соответствующей уголовной ответственности. В качестве доказательства вины Кравченко в определении имелась ссылка и на показания его жены и ее подруги, которыми опровергалась его ссылка на алиби. Среди тех доказательств, на которые ссылались судебные инстанции, отмечено наличие на свитере Кравченко пятна крови, совпадающей с группой крови потерпевшей З., и что это пятно крови не могло произойти, как утверждал подсудимый, от его жены. Однако уже значительно позднее в ходе дальнейших, проверочных экспертных исследований было выявлено, что это заключение является ошибочным, поскольку действительно кровь могла принадлежать жене Кравченко. Значит, если она могла принадлежать жене Кравченко, то тогда не могла совпадать с группой крови потерпевшей. Добавим, что вполне возможно, это была не ошибка эксперта, а подтасовка доказательств, необходимая для более убедительного доказывания вины Кравченко. Имелась и ссылка на заключение судебно-биологической экспертизы, установившей на одежде Кравченко и З. наличие частиц растений, однородных с растениями на месте происшествия. Данное совпадение не могло являться уликой вследствие широкой распространенности этих растений в данной местности. Очевидно, при экспертном исследовании не удалось обнаружить на одежде Кравченко специфических, инди-
видуализирующего характера микрочастиц с одежды потерпевшей, что могло бы свидетельствовать об их контактном взаимодействии. Кроме того, в приговоре Ростовского областного суда имелась ссылка на факт опознания 30 марта Кравченко по фотографии потерпевшей и детального описания им предметов ее одежды. Выяснилось, что до опознания ему показывали фотографию погибшей, что исключало какое-либо доказательственное значение данного опознания. А что означает как доказательство «детальное описание подсудимым одежды потерпевшей», если изначально в первоначальных признательных показаниях Кравченко затруднялся указать возраст и особенности примет одежды Лены З.? В определении судебной коллегии эти доказательства не упоминаются, видимо, еще и потому, что их противоречивость могла свидетельствовать о невиновности Кравченко и явном стремлении следствия устранить возникшие противоречия16.
В ст. 178 УК РСФСР и ст. 301 УК РФ предусмотрена уголовная ответственность за незаконное задержание, заключение под стражу или содержание под стражей. В ст. 10 УПК РФ записано: «Никто не может быть задержан по подозрению в совершении преступления или заключен под стражу при отсутствии на то законных оснований, предусмотренных настоящим Кодексом».
В ст. 122 УПК РСФСР и ст. 91 УПК РФ указаны конкретные основания для задержания лица, подозреваемого в совершении преступления: «Орган дознания вправе задержать лицо, подозреваемое в совершении преступления, за которое может быть назначено наказание в виде лишения свободы, только при наличии одного из следующих оснований:
1) когда это лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения;
2) когда очевидцы, в том числе и потерпевшие, прямо укажут на данное лицо, как на совершившее преступление;
3) когда на подозреваемом или на его одежде, при нем или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления.
При наличии иных данных, дающих основания подозревать лицо в совершении преступления, оно может быть задержано лишь в том случае, если это лицо покушалось на побег или когда оно не имеет постоянного места жительства, или когда не установлена личность подозреваемого».
Вполне очевидно, что таких оснований не имелось при задержании жены Кравченко и ее подруги. В результате нарушения этих по-
16 См.: Китаев Н.Н. Указ. соч. С. 45-52, 201-213.
ложений закона от них были получены ложные показания, которые обеспечивали подтверждение вины Кравченко в совершении убийства Лены З.
В ст. 20 УПК РСФСР записано: «Запрещается домогаться показаний обвиняемого и других участвующих в деле лиц путем насилия, угроз и иных незаконных мер». Ныне ч. 2 ст. 9 УПК РФ также установлено: «Никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению».
Статьей 179 УК РСФСР предусмотрена уголовная ответственность за «принуждение к даче показаний путем применения угроз или иных незаконных действий со стороны лица, производящего дознание или предварительное следствие». Частью 2 этой статьи установлена уголовная ответственность за «те же действия, соединенные с применением насилия или с издевательством над личностью допрашиваемого».
Более полно эти положения изложены в ст. 302 УК РФ: «Принуждение подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля к даче показаний либо эксперта к даче заключения путем применения угроз, шантажа или иных незаконных действий со стороны следователя или лица, производящего дознание». В этой статье содержится добавление о том, что принуждением к даче показаний признаются равно и действия «другого лица с ведома или молчаливого согласия следователя или лица, производящего дознание». Как квалифицирующий признак в ч. 2 ст. 302 УК РФ выделено «то же деяние, соединенное с применением насилия, издевательств и пытки».
Наиболее объемно понятие «пытка» изложено в ст. 1 Конвенции против пыток и других жестоких бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания от 10 декабря 1984 г., ратифицированной Президиумом Верховного Совета СССР 21 января 1987 г.: «понятие пытка означает любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое совершило оно или третье лицо или в совершении которого оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия»17.
17 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. М., 1996. С. 698. Официально пытка в России была отменена при императоре Александре 1 Ука-
Как отметил в свое время очень образно в романе «Имя Розы» Умберто Эко: «Под пыткой или под угрозой пытки человек рассказывает не только то, что сделал, но и то, что мог или хотел бы сделать, хотя сам того не сознавал... Под пыткой скажешь не только все, что хочет следователь, но еще и все, что по- твоему могло бы доставить ему удовольствие. Ибо между вами устанавливается связь, и это-то связь, думаю, действительно дьявольская»18.
Но применительно к делу Кравченко подобная «дьявольская связь (с1щи1ит ШаЪоИ)» непосредственно выражалась в действиях представителей следствия и дознания прежде всего именно в отношении Чикатило. Своей профессиональной некомпетентностью, грубо нарушив закон, используя насилие и пытки, они обеспечили осуждение невиновного Кравченко к смертной казни. Имея реальную возможность доказать виновность Чикатило в убийстве девочки и оставив его безнаказанным, они выпустили на широкий простор злобного монстра. Этот зверь в образе человека не просто убил более 50 только начавших жизнь детей, подростков, девушек — он «жестоко и хладнокровно» мучил и истязал свои жертвы, получая от этого наслаждение19.
Деятельность правоохранительных органов, опирающаяся на пытки и насильственное принуждение подозреваемых, заподозренных и иных лиц к признательным, ложным показаниям, чревата такими же губительными и ужасными последствиями, как и в деле Кравченко и Чикатило.
Фальсификация доказательств, выразившаяся в удалении из дела Кравченко всех следственных материалов, относящихся к личности Чикатило, исключала возможность их использования в процессе прослеживания последующего поведения Чикатило и совершения им многих других убийств. Понадобились многие годы, чтобы заторможенная машина правосудия смогла наказать этого маньяка-убийцу.
Можно, конечно, рассуждать о том, что дело Чикатило исключительное и его преступления, как и практика использования пыток, относятся к давнему времени. Однако и в нынешнее время в СМИ все чаще появляются сообщения об их повседневности. Следственно-судебной практике известны случаи, когда под пытками люди признавались в убийствах родственников, близких, которые были вынуждены внезапно уезжать в неизвестном направлении. Появлялись они уже тогда, когда человек под пыткой признался в совершении убийства и был осужден.
зом 27 сентября 1801 г. (см.: Владимиров Л. Е. Учение об уголовных доказательствах. Тула, 2001. С. 326-327).
18 Эко У. Имя розы. СПб., 2006. С. 485-486.
19 См. обвинительный приговор по делу Чикатило (Китаев Н. Н. Указ. соч. С. 237).
Уместно привести еще один пример из следственной практики последнего времени. В подмосковном Домодедово некий Хилецкий изнасиловал и убил женщину, а также пытался убить ее знакомого. Этот негодяй оказался достаточно ловким и сразу же позвонил в полицию, сообщив, что видел, как двое знакомых ему гастарбайтеров-белорусов совершили убийство. Из задержанных выбили признания. На месте преступления был обнаружен презерватив, но его исследовать не стали. Зачем что-то исследовать и собирать доказательства? Раз есть признание обвиняемого (подсудимого), то не только следователь, но и суд, и прокурор при принятии решения по делу не нуждались в каких-либо дополнительных доказательствах. И осудили — одного на 15, а другого на 14 лет. Они отсидели почти три года и сидеть бы им до конца, к тому же один из них подхватил в тюрьме туберкулез в стадии распада правого легкого. На их счастье другой следователь, оказавшийся настоящим профессионалом своего дела, расследуя очередное убийство, совершенное Хилецким, обратил внимание на аналогичность этих убийств. Он сумел доказать вину Хилецкого по этим обоим делам (он был осужден к пожизненному лишению свободы).
В основе осуждения этих и, возможно, еще других жертв непрофессионализма правоохранительных органов, отбывающих и поныне наказание за преступление, которое они не совершали, лежит признание-самооговор. Фактически на практике, судя по изложенным и многим другим примерам, признание обвиняемым (подсудимым) своей вины как было раньше, так осталось и поныне в представлении многих следователей, судей, да и прокуроров «царицей доказательств». Они и до настоящего времени понимают содержащуюся в законе формулу о том, что «признание обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств», как подтверждение того, что признание всегда должно рассматриваться как одно из доказательств вины конкретного признавшегося обвиняемого (подсудимого). Признался человек, а прокурору и суду порой и нет дела до того, а почему это произошло и не случилось ли так, что представленная суду цепь улик конкретного обвиненного лица опирается лишь на сделанное им признание. И если такое признание исключить, то вся эта искусственно созданная цепочка доказательств обрушится. Ошибки и факты подобного рода по сообщениям СМИ стали настолько часты, что в общественном сознании они уже не вызывают резкого неприятия и воспринимаются как данность, от которой нет избавления20.
20 Возможно, с изложенных позиций стоит судить и об очень высокой степени раскрываемости убийств. По некоторым данным она доходит почти до 90%. Такой показатель легко получить, если схватить любого подходящего и выбить из него призна-
Порой складывается впечатление, что мы забыли о том, что писалось уже давным-давно в ранних российских правовых источниках в середине XIX в.: «При собственном сознании подсудимого следователь розыском должен раскрыть, точно ли сознание его справедливо; подтверждают ли его обстоятельства, сопровождавшие преступление, и ход самого исследования; ибо очень нередко бывает, что подсудимый, подкупленный настоящим, скрытым преступником, или от других причин — ложно оговаривает себя. Чаще всего это случается между арестантами, содержащимися в остроге. При уликах против подсудимого следователь при розыске должен обратить на них особенное внимание, не могли ли они по каким-либо обстоятельствам пасть на невинного подсудимого. Если в розыск вошло обстоятельство об открытии у кого-либо похищенного, орудий, вещей преступления и т. п., то следователь самое точное внимание должен обратить на то, не могло ли похищенное или вещи преступления быть подброшены к тому, у кого найдены. Оставя без внимания это важное обстоятельство, следователь может, приняв кажущееся преступление за истинное, потерять следы к открытию преступника»21.
Известный юрист Л. Е. Владимиров в 1910 г. писал: «История собственного признания в высокой степени любопытна как пример расширяющегося опыта человечества, во-первых, в деле изыскания истины в делах людей и, во-вторых, в понимании того великого разнообразия, какое представляют мотивы человеческого поведения»22. «Собственное признание, reginaprobationum, королева доказательств, тогда, однако, может быть признано судебным доказательством, сила которого, впрочем, оценивается по внутреннему убеждению, когда оно дано вполне свободно и добровольно... История пытки, — пишет далее Л. Е. Владимиров, — как средства добывания собственного признания есть достаточно известная, печальная страница истории уголовного судопроизводства. Нельзя поручиться, чтобы и в настоящее время у отсталых и темных народов не встречались тупые и жестокие люди, которые не прочь были бы от возвращения к пытке физической как к средству добывания собственного признания и вообще истины в уголовном суде. В истории человечества ни за что поручиться нельзя»23. Ссылаясь на ст. 405 Устава уголовного судопроизводства,
ние. По некоторым данным, даже в США каждый 25-й осужденный к исключительной мере наказания был казнен, как выяснялось позднее, за преступление, которого он не совершал. Подобный финал художественно изображен Стивеном Кингом в романе «Зеленая миля».
21 Долгов Д. Основные формы уголовных следствий, вообще принятые при их производстве. Спб., 1846 // Вестник криминалистики / Отв. ред. А. Г. Филиппов. Вып.1 (29). М., 2009. С. 99-114.
22 Владимиров Л. Е. Указ. соч. С. 332.
23 Там же. С. 325-326.
автор отмечает: «Следователь не должен домогаться сознания обвиняемого ни обещаниями, ни ухищрениями, ни угрозами или тому подобными домогательствами». «Само по себе взятое голое собственное признание не есть ни плюс, ни минус: оно дает лишь толчок следствию, направляя его на путь, идя по которому можно найти данные для опровержения или подтверждения данного признания. Пожалуй, на него можно смотреть как на гипотезу, которая, конечно, должна быть вполне доказана». Гросс в одной своей статье справедливо заметил: «В важных случаях данное собственное признание не должно как бы существовать для следователя, который должен производить следствие, как если бы обвиняемый совсем отвергал обвинение»24. «...Получен большой исторический опыт, — писал Л. Е. Владимиров, — показывающий, что по разным мотивам нередко в судах даются ложные собственные признания. К этим мотивам относятся религиозные, политические и социальные основания, самопожертвование из-за любви к близким, к родным, к идее. Сюда же можно отнести и неэтические мотивы: месть, корыстные побуждения и т. д. Здесь перед нами открывается обширная область для психологической оценки мотивов преступления»25.
Наряду с самооговором и в тесной связи с ним Л. Е. Владимиров рассматривает и оговор подсудимым «посторонних лиц»: «оговор является показанием, которое должно быть доказано. Если человек не щадит себя, то другого он еще меньше пощадит, — таково соображение, которое постоянно нужно иметь в виду при оценке доказательственной достоверности оговора. Оговор вообще мутный источник, черпать из него следует осторожно и оценка достоверности его сложна. При этом нельзя обойтись без обследования психологической стороны оговора, а оно крайне трудно. Мы здесь имеем дело с темными страстями, подвигающими к оговору: местью, ненавистью, ревностью, завистью, гневом»26.
В конечном итоге Л. Е. Владимиров приходит к следующему суждению: «Собственное признание, правильно отобранное, следовательно, добровольное и вполне согласное с другими, прочно установленными обстоятельствами дела, есть лучше всего света доказательство, настоящая королева доказательств (курсив мой. — Е.Ц.). Нет на свете лучшего свидетеля, чем тот, кто сам совершил преступление. И поэтому в вопросе о собственном признании все старания должны быть направлены к тому, чтобы оно было в процессуальном отношении безукоризненно отобрано и правильно использовано»27.
24 Цит. по: Владимиров Л. Е. Указ. соч. С. 325.
25 Там же. С. 332.
26 Там же. С. 333-334.
27 Там же. С. 341.
В оценке этого суждения особо интересна позиция А. Я. Вышинского, который назвал признание обвиняемым своей вины «царицей доказательств»28. Он критически отнесся к высказываниям Л. Е. Владимирова, назвав данный подход «в корне ошибочным принципом средневекового процессуального права»29. «Судебная хроника, — писал А. Я. Вышинский, — знает немало примеров самооговоров, ложных самообличений, продиктованных страхом, стыдом, отчаянием». Критически он оценивал и ст. 282 УПК РСФСР 1923 г., в которой было записано: «Если подсудимый согласился с обстоятельствами, изложенными в обвинительном заключении, признал правильным предъявленное ему обвинение и дал показания, суд может не производить дальнейшего судебного следствия и перейти к выслушиванию прений». По мнению А. Я. Вышинского, хотя это положение и имеет большой практический смысл, поскольку несомненно ускоряет и упрощает процесс, однако при этом имеется и «большая опасность возможных судебных ошибок, особенно частых при ускоренном и упрощенном судопроизводстве». Применять эту статью следует «лишь тогда, когда у суда не будет никакого сомнения в истинности признания подсудимого» (курсив мой. — Е.Ц.). «Нам кажется, — отмечал он, — в силу основных принципов уголовного процесса собственное признание подсудимого, как и все его вообще объяснения по делу, должны приниматься с чрезвычайной осторожностью и во всяком случае не должны служить основанием для построения приговора. Можно утверждать, что наименее правильно построенным процессом является тот, в основании которого лежит собственное признание обвиняемого. В таком случае достаточно обвиняемому отказаться под тем или иным предлогом от своих первоначальных показаний, содержащих это признание, и от обвинения не останется и следа»30.
Если обратиться к содержанию действующих УК и УПК РФ, то нетрудно увидеть, что в них при решении вопроса о размере и сроках уголовного наказания особо выделена роль собственного признания обвиняемого, подсудимого. О признании обвиняемого отмечается в ст. 62, 64, 65, 73, 75, 76 УК РФ и других статьях разд. 4 «Освобождение от уголовной ответственности и от наказания».
УПК РФ предусмотрена возможность прекращения уголовного дела в связи с примирением сторон, возмещением ущерба, деятельным раскаянием (ст. 25, 25-1, 28). Особо значимы в этом отношении:
28 См.: Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. М., 1950. С. 71, 86.
29 Там же. С. 260.
30 Вышинский А. Я. Курс уголовного процесса. Т. 1. М., 1934. С. 108-110 (цит. по: Томсинов В. А. Андрей Януарьевич Вышинский (1883-1954), государственный деятель и правовед. Статья четвертая // Законодательство. 2017. № 11. С. 89-90).
гл. 40 «Особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением»; гл. 40-1 «Особый порядок принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве»; гл. 32-1 «Дознание в сокращенной форме». Так, в ч. 2 ст. 226-1 записано, что дознание в сокращенной форме производится при условии, если «подозреваемый признает свою вину (курсив мой. — Е.Ц.), характер и размер причиненного преступлением вреда, а также не оспаривает правовую оценку деяния, приведенную в постановлении о возбуждении уголовного дела».
Стоит отметить, что только в одной статье УПК РФ, а именно в ст. 226-9 предусмотрено, что «в случае установления обстоятельств, препятствующих постановлению законного, обоснованного и справедливого приговора, в т. ч. при наличии достаточных оснований полагать самооговор подсудимого (курсив мой. — Е.Ц.), судья выносит постановление о возвращении уголовного дела прокурору для передачи его по подследственности и производства дознания в общем порядке».
Разнообразие и обилие различных правовых форм смягчения наказания и вообще его исключения при признании обвиняемым своей вины несомненно создают представление о признании своей вины как особо важном правовом инструменте в доказывании по делу. Недостаточная в правовом отношении обоснованность его определенными условиями доказывания приводит к выводу либо создает представление о тома что его одного уже достаточно для утверждения о виновности конкретного лица.
В марте 2019 г. на расширенном заседании коллегии надзорного ведомства, проведенного с участием президента страны, Генеральный прокурор РФ сообщил, что по 70% дел используется упрощенный порядок рассмотрения уголовных дел и вынесения приговора без исследования доказательств при наличии признания вины подсудимым. Генеральный прокурор в своем докладе, довольно критически относясь к этим цифрам, все же, мягко говоря, допустил неточность, ссылаясь на недостаточно высокий уровень работы руководителей следственных органов, умолчав о том, что такое положение с рассмотрением уголовных дел не могло не сложиться в результате деятельности системы прокурорского надзора, поскольку по большинству дел возможность упрощенного порядка их рассмотрения в конечном итоге зависит от решения соответствующего прокурора (гл. 40, 40-1, 32-1 УПК РФ).
В процессе правоприменительной деятельности нужно всегда иметь в виду, что признание признанию рознь. Если в показаниях обвиняемого ничего нового нет и он подтвердил только имеющуюся информацию, предъявленные ему доказательства, то такое признание
не должно рассматриваться как доказательство, подтверждающее его виновность. Такое признание ничего не доказывает. Оно, по существу, является лишь выражением отношения данного лица к предъявленному ему обвинению и не более того. Поэтому формула закона о том, что «признание обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств» (ч. 2 ст. 77 УПК РФ), не вполне точна. Закон не долженрассма-тривать (утверждать) любое признание как доказательство без каких-либо условий и правил его использования. Признание может оцениваться в качестве доказательства лишь после того, как осведомленность конкретного лица в расследуемом событии нашла подтверждение в процессе доказывания по делу, и он проявил свою осведомленность как при описании всего события, так и главным образом в деталях, специфических второстепенных обстоятельствах расследуемого события. И при этом необходимо еще и проверить, не знает ли он об этом от истинных виновников происшедшего криминального события.
Признание обвиняемым своей вины, в котором не содержится достаточно самостоятельное, независимое от использованных доказательств знание, т. е. осведомленность об обстоятельствах расследуемого события, относится (следует относить) к недопустимым доказательствам.
При оценке достоверности полученного признания и собранного по делу доказательственного материала необходимо учитывать следующие критерии.
Во-первых, удалось ли в процессе следствия получить от обвиняемого (подозреваемого) такие фактические данные, о которых ему не сообщалось при проведении допросов и других следственных действий.
Во-вторых, насколько полно, подробно и независимо от имеющихся доказательств в его показаниях изложены все факты, относящиеся к предмету доказывания по делу (ст. 73 УПК РФ).
В-третьих, сообщил ли обвиняемый (подозреваемый) такие детали и обстоятельства расследуемого события, которые были неизвестны следствию и которые, безусловно, должны быть известны лицу, совершившему преступление.
В-четвертых, удалось ли в ходе следствия подтвердить соответствующими доказательствами факты, сообщенные допрашиваемым, которые до его показаний не были известны следствию.
В-пятых, имеются ли в деле доказательства, исключающие возможность получения допрашиваемым соответствующих сведений и фактов, сообщенных в связи с его признанием, от каких-либо лиц и из иных источников.
При оценке полученного признания велика роль собранных по делу доказательств, в том числе полученных при проведении судебно-медицинской, биологической, геномной, дактилоскопической и иных экспертиз, а также результатов проверки алиби, исследовании переговоров по биллинговой связи и данных, полученных при осмотрах, предъявлении для опознания, очных ставках, проверке показаний на месте и других следственных действиях.
При всех этих составляющих, оценивая достоверность признания подозреваемого (обвиняемого), нужно обязательно иметь в виду, что проверка показаний на месте является обоюдоострым, правового характера инструментом. Она может быть использована не только для проверки самооговора, оговора, истинности данных на следствии показаний, но еще и при ее применении недобросовестными следователями способом своеобразного закрепления полученных незаконным путем признаний подозреваемого (обвиняемого) в совершенном преступлении. Одним из многих подобных является следующий пример. В Волгограде по подозрению в убийстве своего знакомого Муллагалина задержали и арестовали Шевченко, от которого на допросах были получены признательные показания. Он не только признался в нанесении погибшему множественных колото-резаных ран в области шеи и в поджоге дома погибшего, но и подтвердил все это при проверке показаний на месте, а также представил нож, которым якобы совершил это преступление. От осуждения и длительного срока отбывания наказания его спасло лишь то обстоятельство, что в следственно-оперативной группе, занимавшейся расследованием другого убийства (причинения смерти пяти лицам с ножевыми ранениями в области шеи и поджогом), обратили внимание на аналогичность криминальных действий и в том и другом случае. Разбираясь в основаниях обвинения Шевченко, установили его алиби. Он не мог совершить это преступление, поскольку являлся участником процессуальных действий, проводившихся по факту кражи у него телевизора. Смертельные повреждения Муллагалину были причинены другим ножом, а не тем, что принадлежал Шевченко.
С учетом подобных, отнюдь нередких случаев крайне важно внести в закон норму (возможно указание на это Верховного Суда РФ), которая бы устанавливала обязательность судебной оценки законности проверки показаний на месте, проведенной вслед за полученным на следствии признанием лица в совершенном преступлении31.
Основным и крайне обязательным правилом при проверке показаний на месте является следующее. Звуко-видеозапись либо
31 О формулировке такой нормы см.: Центров Е. О сути следственного действия «проверка показаний на месте» // Законность. 2013. № 10. С. 50-55.
фото-киносъемка при фиксации их хода и результатов должны производиться таким образом, чтобы было видно, что лицо, с которым проводится проверка, шло впереди группы и что только это лицо, а не кто-то другой, определяло маршрут движения. При съемке недопустимо заходить вперед группы и снимать навстречу движению. Именно такая съемка, как показывает судебно-следственная практика, впоследствии может вызвать сомнение в объективности произведенной проверки. Съемку целесообразно вести сбоку и несколько сзади идущего впереди, и так, чтобы при просмотре записи было видно, где в процессе движения находилось лицо, чьи показания проверялись. Съемка с разных сторон и в разных ракурсах возможна лишь, когда допрашиваемый привел на определенное место, воспроизводит там обстановку и демонстрирует какие-либо действия. При проведении проверки показаний на месте необходимо участие понятых, которые в спорных случаях могут дать пояснения об обстоятельствах ее проведения32.
К сожалению, данные тактические положения и некоторые другие, относящиеся к проверке показаний на месте, отсутствуют в подавляющем большинстве опубликованных в последнее время учебников по криминалистике и, более того, даже учебных пособий, предназначенных для практических работников. Нет его, например, и в двухтомном учебнике по криминалистике Следственного комитета РФ. А ведь он предназначен для обучения следователей!33
В настоящее время часть представителей адвокатского сообщества, участвующих в качестве защитников в уголовном судопроизводстве, идет на поводу во многом ошибочной тенденции следствия и соглашается с навязываемым предложением (требованием и т. п.) признания своей вины, которое нередко может быть получено при отсутствии должных доказательств, от лица, непричастного к расследуемому преступлению. Со стороны защитника это звучит примерно так: «соглашайся, а в суде мы докажем твою невиновность». Однако в отечественной правоохранительной системе отработаны такие технологии закрепления полученного признания своей вины, строится такая формально значимая совокупность доказательств, что какая-либо реальная возможность в суде отказаться от сделанного признания нередко практически равна нулю.
32 В нынешнем варианте закона (ст. 170 УПК РФ), очевидно, по настоянию не очень компетентных экспертов, содержится положение о том, что понятые участвуют в проверке показаний на месте по усмотрению следователя. Усмотрение недобросовестного следователя, склонного к фальсификации доказательств, при современных коррупционных составляющих явно будет не в пользу участия понятых.
33 Подробно см.: Центров Е. Недостатки изложения тактических особенностей проверки показаний на месте // Законность. 2016. № 7; его же. Проверка показаний на месте в проблемных ситуациях расследования. М., 2018.
Опасность нераспознанного самооговора состоит не только в том, что к уголовной ответственности будет привлечен и осужден невиновный, не совершавший преступления. Не исключается и то, что полученное признание может быть связано с взаимным оговором других, тоже невиновных лиц, которые также будут осуждены. Опасность определяется еще и тем, что преступление, по которому получено признание обвиняемого, считается раскрытым и потому какие-либо действия, направленные на установление иных лиц, причастных к данному криминальному событию, сворачиваются и прекращаются. Настоящий же неустановленный преступник получает возможность безнаказанно множить число своих жертв до тех пор, пока правоохранительным органам все же не удастся распознать его криминальную деятельность и доказать его вину.
Список литературы
1. Баев О. Я. Методика расследования принуждения к даче показаний, подкупа или принуждения к даче ложных показаний, уклонению от дачи показаний: науч.-практ. пособие. М., 2014.
2. Белкин Р. С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. Злободневные вопросы российской криминалистики. М., 2001.
3. Долгов Д. Основные формы уголовных следствий, вообще принятые при их производстве. Спб., 1846 // Вестник криминалистики. 2009. Вып.1 (29).
4. Китаев Н. Н. Неправосудные приговоры к смертной казни: системный анализ допущенных ошибок. Иркутск, 2000.
5. Кудрявцев В. Н. Причинность в криминологии (О структуре индивидуального преступного поведения). М., 1968.
6. Мудьюгин Г., Степичев С. Что показало изучение дел об убийстве // Советская юстиция. 1966. № 24.
7. Порубов Н. И. Допрос в советском уголовном судопроизводстве. Мн.,
1973.
8. Центров Е. О сути следственного действия «проверка показаний на месте» // Законность. 2013. № 10.
9. Центров Е. Е. Проверка показаний на месте в проблемных ситуациях расследования. М., 2018.
10. Шепитько В. Ю. Теоретические проблемы систематизации тактических приёмов в криминалистике. Харьков, 1995.
