CC BY
41
УДК 343.1
DOI 10.24411/2078-5356-2018-10441
Поляков Михаил Петрович Mikhail P. Polyakov
доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного процесса Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
doctor of sciences (law), professor, professor of department of criminal process Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoe shosse, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603950)
E-mail: polmihpet@rambler.ru
Смолин Алексей Юрьевич Aleksey Yu. Smolin
кандидат юридических наук, начальник редакционно-издательского отдела Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
candidate of sciences (law), head of the editorial and publishing department Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoe shosse, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603950)
E-mail: A.Y.Smolin@yandex.ru
Принцип процессуальной экономии в контексте «третьего уголовно-процессуального технологического уклада»
Principle of procedural economy in the context of the «third criminal procedure technological structure»
В статье принцип процессуальной экономии рас- In the article the principle of procedural economy is
сматривается в качестве важнейшего элемента пред- considered as the most important element of the new
лагаемой авторами новой теоретической конструк- theoretical construction proposed by the authors -
ции - «уголовно-процессуальный технологический «criminal procedural technological structure», interpreted
уклад», трактуемой в контексте закономерно гряду- in the context of the naturally future evolution of the
щей эволюции современной «человеческой» модели modern «human» model of criminal proceedings in the
уголовного судопроизводства в модель «постчелове- «post-human» model. ческую».
Ключевые слова: принцип процессуальной эконо- Keywords: the principle of procedural economy,
мии, уголовно-процессуальный технологический уклад, criminal procedural technological structure, ideology,
идеология, информационные технологии, признание information technology, confession of guilt, torture. обвиняемым своей вины, пытка.
Информационные технологии важны не толь- уголовное судопроизводство они создают осо-
ко в своем прикладном значении. Крайне зна- бый технологический контекст для осмысления
чима и их теоретико-методологическая миссия. идеи процессуальной экономии. А тот факт, что
Сами не ведая того, своей устремленностью в эта идея требует тщательного и всестороннего
© Поляков М.П., Смолин А.Ю., 2018
концептуального осмысления, уже не вызывает у нас сомнений. Лозунг: «Да здравствует эра процессуальной экономии в уголовном процессе!» - сегодня трансформируется даже не в исследовательскую, а в изобретательскую задачу. А, как мы помним, в центре теории решения изобретательских задач существует понятие идеальной системы, суть которого предельно проста: идеальной считается система, которой нет, но функция которой выполняется.
Идея процессуальной экономии в своем крайнем выражении вполне допускает разработку подобных идеальных (и близких к идеальным) систем в уголовном судопроизводстве. Яркая современная иллюстрация реализации идеи процессуальной экономии - особый порядок судебного разбирательства (гл. 40 УПК РФ) - как раз и демонстрирует физическую возможность внедрения «идеальных форм» процессуальной экономии. Система полноценного судебного разбирательства в данной ситуации отсутствует, но функция этой системы - решение вопроса о виновности и наказании - исполняется исправно и вполне эффективно.
Особый порядок судебного разбирательства -явление само по себе удивительное. Даже на базе одного этого института можно сделать заключение о широкомасштабном внедрении в уголовное судопроизводство идеи процессуальной экономии. Цифры говорят сами за себя. Так, в 2014 году в особом порядке по существу было рассмотрено 66,8% уголовных дел (603 048 из 902 510); в 2015 году - 67,5% (626 777 из 928 122); в 2016 году - 65,8% (636 431 из 967 146); в 2017 -65,5% (598 938 из 914 982) [1].
Однако, оценивая «экономический эффект» от этого феномена, не следует забывать, что важнейшей процедурной предпосылкой для особого порядка судебного разбирательства является согласие обвиняемого с предъявленным ему обвинением. Существует мнение, что сам этот особый порядок выступает ключевым стимулом для подобного согласия, поскольку предусматривает определенные дивиденды обвиняемому в плане судебной корректировки размеров наказания. Однако мы полагаем, что этот посул все же является не самым главным, и органам предварительного расследования приходится прибегать к другим способам возбуждения заинтересованности обвиняемого в признании своей вины.
Когда-то с этой задачей успешно справлялась пытка. В ее «послужном списке» были этапы как легитимного, так и латентного примене-
ния. Рецидивы «пыточного следствия» иногда случаются и сегодня, но в целом мода на пытку прошла и не без помощи цифровых технологий. Комплекс юридических и организационно-технологических мер позволил прочно прикрепить к этому болезненному способу форсированного познания истины ярлык, напоминающий функционерам досудебного производства о том, что «пытать себе дороже». Таким образом, несмотря на все еще встречающиеся «местные вспышки» этого побежденного «заболевания», можно говорить о том, что пытка перекочевала в разряд эксклюзивных пережитков уголовного судопроизводства.
Но здесь важно понять и усвоить один важнейший идеологический нюанс: та позитивная трансформация, что случилась с пыткой, случилась на уровне материи (средств), а не на уровне идеи (цели).
Идея, некогда вызвавшая к жизни пытку, по нашему мнению, никуда не делась; она жива-живехонька. Но этого не стоит пугаться, ибо жива не идея пытки как таковой, в идее этой совсем не слышен хруст костей и лопающихся на дыбе сухожилий. Суть этой идеи изначально была глубоко технологической и заключалась в неиссякаемой для всякой уголовно-процессуальной системы потребности в надежных и эффективных средствах стимулирования обвиняемого к даче признательных показаний. Возникнув вместе с обвинительным типом процесса и являясь, по сути, ядром его исходной технологии, идея стимулирования обвиняемого к признанию собственной вины прочно вросла в технологические принципы уголовного процесса. История демократизации и либерализации уголовного процесса демонстрирует нам самоотверженные, но безуспешные попытки вытравить этот ген из уголовно-процессуальной методологии.
Определенные успехи в этом направлении наблюдались только в области процедурной дискредитации автономии «царицы» доказательств. В качестве примера можно привести положения статьи 77 УПК РФ о том, что «признание обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств». Причем, исходные идеологические основания данного положения почти не улавливаются в базовом для обвиняемого уголовно-процессуальном принципе презумпции невиновности (ст. 49 Конституции РФ, ст. 14 УПК РФ). В указанных статьях речь идет лишь о распре-
делении бремени доказывания, устанавливается, что формирование «царицы» доказательств дело «не царское», а исключительно задача органов предварительного расследования.
Идея стимулирования обвиняемого к признанию собственной вины существует в атмосфере парадоксов. А.Э. Иваньшина совершенно точно подмечает, что «вся система доказательств в конечном итоге вырастает из потребности альтернативы признанию обвиняемого, но сам факт этого поиска не устраняет очень старую и прочную идею, что признание обвиняемого -лучшее доказательство» [2, с. 301]. Парадокс же заключается в том, что, широко признавая потребность в признании обвиняемым своей вины на уровне уголовно-процессуальной формы (и тут особый порядок, установленный гл. 40 УПК РФ, нам в помощь), уголовный процесс пытается откреститься от него на уровне идеологии. В идеологическом контексте, будучи ниспровергнутым с «царского трона», признание обвиняемым своей вины оказалось (опять же в идеологическом смысле) на нижних ступенях информационного доверия. Появился призрак «презумпции недобровольности» всякого признания обвиняемым своей вины.
И здесь, как это неудивительно, причиной опять выступает пытка. Будучи старинным средством стимулирования признания обвиняемого, пытка прочно приросла к признательным показаниям. И до сих пор, кода речь заходит о добровольном признании обвиняемого, на горизонте появляется призрак пытки. А.Э. Иваньши-на объясняет это тем, что добровольное признание обвиняемого возможно по общему правилу лишь при наличии определенного стимулирования. Соглашаясь с этим, мы еще раз позволим себе привести фрагмент ее статьи: «Пытка себя давно исчерпала. Ее исторический шлейф до сих пор бросает порочную тень на признательные показания. Вне всякого сомнения, пытка -это абсолютное зло, но идея стимулирования обвиняемого к даче признательных показаний, которая в свое время пришла вместе с пыткой, по-прежнему остается актуальной. И общество, влекомое чувством справедливости, надеется на то, что система позитивного стимулирования обвиняемого к даче признательных показаний будет совершенствоваться» [2, с. 303].
Последнее предложение - хороший повод вновь вернуться к тем вопросам, что заявлены в заголовке статьи. Информационные технологии как раз и способны создавать необходимую информационно-доказательную среду, вирту-
альную ауру, способствующую тому, чтобы обвиняемый под напором «чудес» электроники согласился признать свою вину и разгрузить функцию правосудия. Электронные поставщики объективной информации и электронные же «объективаторы» субъективной информации нередко делают бессмысленным для обвиняемого путь молчания и психологических уверток.
И здесь тоже можно рассмотреть как минимум две линии развития: первая - совершенствование пытки и вторая - развитие инструментов, альтернативных пытке. Информационные технологии могут применить свои достижения и в том, и в другом направлении.
Чтобы устранить недоумение, которое может вызвать у читателя первый вариант, сделаем необходимые пояснения. Пытка - это способ пробиться к уму через воздействие на тело. «Классическая» пытка включает в себя фактор реальной или предполагаемой боли. В любом случае критерием истины выступает тело обвиняемого, его реакции. Но инквизитор в средневековом процессе не удовлетворялся реакциями на свои вопросы только тела (он же все-таки был не экзекутор, а исследователь), поэтому ему нужны были вербальные подтверждения обвиняемого. Реакции тела пытаемого были истинными, а вот признания обвиняемого вполне могли быть и ложными, вымученными.
Поэтому перед наукой возникла задача: научиться интерпретировать реакции тела, минуя интерпретацию ума. Нужно было сделать так, чтобы тело напрямую стало источником истины, а критерием этой истины сделалась техника. Эти задачи по большей части решает детектор лжи. Но технология этого детектора есть по сути все та же технология пытки. Детектор лжи - это безболезненная пытка, некая электронная дыба. Эта генетическая связь на подсознательном уровне и вызывает настороженное отношение к этому инструменту и эмоциональную неприязнь к нему всех испытуемых. Именно поэтому и мы с серьезным скепсисом смотрим на этот путь. Для дерзкого человеческого ума интересным должен стать второй альтернативный путь.
Но для реализации этого пути нужна соответствующая идеологическая подготовка. В этой связи уголовно-процессуальная наука должна исследовать не только прикладные «экономические» возможности информационных технологий, а в первую очередь подвергнуть глубокому осмыслению их потенциал концептуально-смыслового воздействия на понимание
самой идеи процессуальной экономии в контексте нового технологического уклада.
Мы полагаем, что для того чтобы современные информационные технологии чувствовали себя уютно в уголовном процессе, более того, чувствовали себя «как дома», необходима определенная теоретико-идеологическая подготовка. Мы не оговорились, речь идет именно о теоретико-идеологической подготовке. Широкому внедрению информационных идеологий в уголовный процесс препятствует недостаточная идеологическая проработка этого вопроса.
Для того чтобы в уголовном процессе началась эра информационных технологий, необходимы не столько технические условия и адекватная им подготовка персонала, сколько соответствующие мировоззренческие подвижки. Причем подвижки эти должны состояться не только в среде правоохранителей, но и во всем обществе. Именно поэтому мы и говорим о необходимости упора на идеологическую подготовку к широкой информационно-технологической перестройке уголовного процесса, на смену базового для уголовного процесса «нецифрового» мировоззрения.
Новое мировоззрение должно быть мировоззрением «третьего уголовно-процессуального технологического уклада». Используя по аналогии общую концепцию развития общества как последовательную схему технологических укладов [3], мы хотим предложить юридической науке новую теоретическую конструкцию, обозначаемую термином «уголовно-процессуальный технологический уклад». Она нужна нам не для наукообразного витийства, а в качестве необходимой теоретической оснастки для понимания сути происходящих в уголовном судопроизводстве технологических процессов.
Несколько в упрощенном и метафоричном виде мы представляем себе смену процедурных укладов следующим образом. Первый уголовно-процессуальный технологический уклад был от Бога, второй - от человека, а третий, судя по всему, будет от компьютера или, говоря шире, от техники (информационных технологий).
Пока уголовно-процессуальная наука и практика смотрят на этот надвигающийся уклад с явным недоверием и опаской. Это вызвано тем, что третий «уголовно-процессуальный технологический уклад», как ни крути, это уклад постчеловеческий. С одной стороны, это не может не настораживать. Это уже будет не революция в области уголовного процесса, а нечто большее по масштабам и последствиям. Поэтому кон-
цепция перевода уголовного процесса в постчеловеческую модель должна быть детально проработана не только на технологическом, но прежде всего на идеологическом уровне.
Идеологические шаги в этом направлении наука должна делать с большой осторожностью и оглядкой на историю глобальных последствий некогда великих идеологических достижений. В свое время наука и «идея прогресса» заметно потеснили в мировоззрении идею Бога, почти похоронили ее. В наше время и человеку нужно остерегаться науки и особенно ее технических достижений, чтобы не остаться не только за границами нового мировоззрения, но и за границами мира вообще. Свою аргументированную позицию по этому поводу мы уже публиковали [4, с. 189-192].
Но идеология «третьего уголовно-процессуального технологического уклада» не может навязываться «явочным порядком», она не терпит простых агитаторов, эпатажно заявляющих с трибун, что скоро на смену судьям и следователям придут роботы. Подобная идеология должна стать очень тонким узором из истинных философских, юридических и технологических тезисов, которые создадут необходимый мировоззренческий плацдарм.
И активным агентом продвижения и внедрения нового уклада в уголовное судопроизводство и среду его функционирования может выступить сама идея процессуальной экономии. По нашему мнению, процессуальная экономия уже генетически приспособлена к этой миссии, с самого своего возникновения она очень тонко сочетает в себе технологические и методологические начала. Это, условно говоря, принцип двойного назначения. Дуалистичность процессуальной экономии как раз и открывает себя в контексте информационных технологий. Именно в этом контексте и раскрываются отдельные теоретические загадки, до разгадки которых мы не могли додуматься десятки лет.
И одной из таких загадок является твердая позиция профессора В.Т. Томина по поводу принципиального статуса идеи процессуальной экономии. Когда-то профессор В.Т. Томин, формируя свою систему принципов, ввел такое понятие, как «кандидат в принципы». И этим первым и единственным кандидатом, по его мнению, была идея процессуальной экономии. Для того чтобы подчеркнуть квазистатус этой идеи, в схемах принципов, предлагаемых курсантам и студентам на занятиях по уголовному процессу, процессуальная экономия помеща-
лась в ячейку, обозначенную прерывистыми линиями. Все принципы в системе имели ниши, обведенные сплошной линией, и лишь процессуальная экономия представала как пунктирный намек на принцип.
И в этом томинском подходе нам видятся как минимум две загадки, которые и сам автор, быть может, осознавал лишь на подсознательном уровне. Первая загадка: зачем профессору В.Т. Томину понадобилось дополнять свою стройную, красивую, семизвенную систему принципов этим «дырявым» элементом-призраком? И второй неразгаданный ребус: почему десятилетия развития отечественного уголовного процесса так и не убедили одного из главных и непревзойденных теоретиков принципов в том, что пунктирные линии могут наконец слиться в четкие контуры, которые положат конец пребыванию процессуальной экономии в статусе кандидата в принципы?
Действительно, Валентин Тимофеевич так до сих пор не признал процессуальную экономию полноценным принципом, хотя периодически возвращается к этой теме в своих последних монографиях. Он, как и много лет назад, констатирует лишь тот факт, что по своему воздействию на развитие уголовного судопроизводства она очень близко стоит к принципам в их современном понимании, являясь первейшим кандидатом в принципы [5].
Его ученики и последователи пытались найти объяснение непоколебимости В.Т. Томина в позиции, которая не меняется уже лет сорок. Были даже попытки заподозрить учителя в непонимании природы этого принципа; наукообразно намекнуть на то, что он, будучи зацикленным на ключевой формуле, согласно которой принцип есть не просто идея, а идея мировоззренческая, не смог уловить того, что процессуальная экономия - это идея другого рода - идея технологическая [6, с. 116-120].
Однако с отметки глубины сегодняшнего продвижения к сути подхода нашего Учителя к принципам мы хотим признать, что разгадка таится не в томинском игнорировании (и уж тем более непонимании) разнородности понятия принципа уголовного процесса, а в том, что эти горе-ученики тогда еще просто не доросли до методологического уровня своего учителя и, следовательно, не смогли увидеть, что стержень его понятия принципов, заключающийся в «гранитной» установке - принцип - это мировоззренческая идея, - не просто слова, а нерушимый концепт, проверенный десятилетиями.
Теперь же в контексте информационных технологий и общего облика идеологии третьего уголовно-процессуального уклада мы начинаем прозревать и понимать, что процессуальная экономия в виде довеска к томинской системе принципов была своеобразным пророчеством, специфической благой вестью. Для того чтобы стать полноценным принципом, ей недоставало не технологии, а идеологии. Идея процессуальной экономии «в пунктире» ждала своего мировоззрения, каковым, как выясняется, является именно информационно-технологическое мировоззрение.
Подобное открытие убеждает нас в том, что на идею процессуальной экономии нельзя смотреть примитивно. Так, может показаться, что в современных условиях тенденция процессуальной экономии генерируется не обновляющимся мировоззрением, а экономией государственных денежных средств. Действительно, трудно отрицать, что современное уголовное судопроизводство становится слишком дорогим инструментом. Так, по оценкам некоторых ученых, стоимость расследования одного уголовного дела следователями Следственного комитета РФ в 2012 году составила почти 250 тыс. рублей [7, с. 82]. Очевидно, что в текущем году эта цифра будет гораздо больше.
Очевидно и то, что молчаливый призыв к процессуальной экономии реализуется, не дожидаясь законодательных процедурных изменений, на уровне реального правоприменения. Так, сегодня суды стараются по возможности избегать применения мер, которые могут повлечь дополнительные расходы. Можно разглядеть тенденцию сокращения судебного одобрения применения мер принуждения, связанных с лишением свободы. Да и в плане вынесения наказания можно уловить подобные веяния.
Однако, представляется нам, что предпосылки подобного милосердия только на первый взгляд являются сугубо экономическими. Есть четкое ощущение и понимание того, что за ними стоят мирвоззренческие предпосылки. Все экономически объяснимые феномены при вдумчивом анализе предстают как точечные вкрапления процессуальной экономии, как тот самый томинский «пунктир». Глобальные же основания для наступления эры процессуальной экономии кроются в идеологии «третьего информационно-технологического (постчеловеческого) уголовно-процессуального уклада», идеологией и технологией которого и должна основательно заняться юридическая наука.
И в этой связи участившиеся в последнее время разговоры об искусственном интеллекте в уголовном процессе уже не кажутся бредом, не мнятся пресловутой данью компьютерной моде, а воспринимаются звонким пророческим эхом из весьма ближайшего будущего; из будущего, где процессуальные «чудеса» будет творить простой, дешевый и экономичный информационно-технологичный уголовный процесс. Присказку о том, что «дешевое правосудие слишком дорого обходится» пора отправить в «отставку». Уголовный процесс будущего будет, как в известном фразеологизме, «дешевым и сердитым». Перед наукой уголовного процесса стоит четкая и внятная изобретательская задача - предложить Родине и миру современную технологическую модель уголовного процесса, в котором будет минимум процедур, минимум функционеров и максимум эффективности.
Готовы ли мы решать эту задачу? Да даже если пока и не готовы, все равно решать ее придется, и очень скоро. Наступает эра процессуальной экономии, эра «третьего информационно-технологического уклада» уголовного судопроизводства.
Примечания
1. URL: http://www.cdep.ru/index.php?id=79 (дата обращения: 30.10.2018).
2. Иваньшина А.Э. Пытка как средство стимулирования обвиняемого к даче признательных показаний: ретроспективный анализ // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2018. № 2 (42). С. 299-303.
3. Кабалов Е. Шестой технологический уклад // Наука и жизнь. 2010. № 4. URL: https://www.nkj.ru/arch ive/articles/17800/ (дата обращения: 30.10.2018).
4. Поляков М.П., Смолин А.Ю. Технология уголовного процесса: «за» или «против» человека процессуального // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2017. № 4 (40). С. 189-192.
5. Томин В.Т. Избранные труды. Омск, 2004.
6. Поляков М.П., Смолин А.Ю. К вопросу о технологических принципах уголовного судопроизводства // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2017. № 3 (39). С. 116-120.
7. Волеводз А.Г. Упразднение стадии возбуждения уголовных дел: цена вопроса // Уголовный процесс. 2014. № 1.
Notes
1. URL: http://www.cdep.ru/index.php?id=79 (accessed 30.10.2018).
2. Ivanshina A.E. Torture as a means of stimulation of the accused to the grant of awareness indications: retrospective analysis. Legal science and practice: Journal of Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia, 2018, no. 2 (42), pp. 299-303.
3. Kabalov E. Sixth technological structure. Science and life, 2010, no. 4. URL: https://www.nkj.ru/archive/ar-ticles/17800/ (accessed 30.10.2018).
4. Polyakov M.P., Smolin A.Yu. Technology of criminal procedure: «for» or «against» the procedural man. Legal science and practice: Journal of Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia, 2017, no. 4 (40), pp. 189-192.
5. Tomin V.T. Selected works. Omsk, 2004.
6. Polyakov M.P., Smolin A.Yu. To the question about the technological principles of criminal procedure. Legal science and practice: Journal of Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia, 2017, no. 3 (39), pp. 116-120.
7. Volevodz A.G. Elimination of the stage of initiation of criminal cases: price issue. Criminal proceeding, 2014, no. 1.
