CC BY
19СЕМЕЙНОЕ ПРАВО
УДК 347.6
DOI: 10.23683/2313-6138-2020-7-2-14
Зиновьева Ольга Петровна,
кандидат юридических наук, доцент, кафедра гражданского процессуального и трудового права, юридический факультет, Южный федеральный университет, 344007, г. Ростов-на-Дону, ул. М. Горького, д. 88, e-mail: [email protected]
Zinovieva, Olga P.,
PhD in Law, Associate Professor, Department of Civil Procedural and Labor Law, Law Faculty, Southern Federal University, 88 M. Gorkogo St., Rostov-on-Don, 344007, Russian Federation, e-mail: [email protected]
ПРИНЦИП ДОБРОВОЛЬНОСТИ В ПРОФИЛАКТИКЕ СЕМЕЙНО-БЫТОВОГО
НАСИЛИЯ: РЕАЛЬНОСТЬ ИЛИ ФИКЦИЯ
♦
PRINCIPLE OF VOLUNTARY IN FAMILY AND DOMESTIC VIOLENCE PREVENTION: REALITY OR FICTION
АННОТАЦИЯ. Статья затрагивает правовой анализ законопроекта, посвященного профилактике се-мейно-бытового насилия. Автором рассматриваются проблемные аспекты применения норм указанного проекта, а также ставится под сомнение исполнимость ряда установленных правил, реализуемость предоставленных им гарантий. Автор подвергает критике принцип добровольности профилактики в отношении несовершеннолетних лиц, а также лиц, находящихся в зависимом положении от нарушителя, указывает на необходимость изменения его содержания.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: семейно-бытовое насилие; профилактика семейного насилия; защита прав несовершеннолетних; законопроект о профилактике насилия; защитное предписание.
ОБРАЗЕЦ ЦИТИРОВАНИЯ:
Зиновьева О.П. Принцип добровольности в профилактике семейно-бытового насилия: реальность или фикция // Вестник Юридического факультета Южного федерального университета. 2020. Т. 7, № 2. С. 103-105. БОТ: 10.23683/2313-6138-2020-7-2-14
ABSTRACT. The article deals with the legal analysis of legislative draft consecrated to family and domestic violence prevention. The author considers problematic aspects of the norms of said draft application, and also casts doubt on feasibility of a number of established rules and realization of granted guarantees. The author criticizes the principle of voluntary preventive measures over the minors, as well as persons who are dependent on perpetrator's nod, and points out the need to change its content.
KEYWORDS: family and domestic violence; prevention of family violence; protection of rights of minors; legislative draft on prevention of violence; domestic violence injunction.
FOR CITATION:
Zinovieva, O.P. Principle of voluntary in family and domestic violence prevention: reality or fiction. Bulletin of the Law Faculty, SFEDU. 2020. Vol. 7, No. 2. P. 103-105 (in Russian). DOI: 10.23683/2313-6138-2020-7-2-14
© О.П. Зиновьева, 2020
104
О.П. ЗИНОВЬЕВА. ВЕСТНИК ЮРИДИЧЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА ЮФУ 2020. Т. 7, № 2. С. 103-105
Некоторое время назад на обсуждение общественности был представлен проект Федерального закона «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации» № 1183390-6 (далее также — проект), вызвавший бурю противоречивых эмоций и комментариев.
Основная их часть носила негативный характер, во многом по причине размытости терминологической базы и отсутствия четких критериев семейно-бытового насилия. С этим очень сложно не согласиться. Однако без внимания остался и другой аспект — чуждость этого закона нашему патриархальному обществу. Кроме претензий к юридической технике мы должны ответить на морально-этический вопрос о том, будет ли этот закон правильно понят там, где веками признавалось право главы рода и его власть над более слабыми и зависимыми членами семьи.
В соответствии со статьей 4 проекта одним из принципов профилактики семейно-быто-вого насилия провозглашена добровольность получения помощи лицами, подвергшимися насилию. Этот принцип последовательно проводится в тексте проекта и далее. Так, в статьях 13, 14 и 16 говорится лишь о праве органов местного самоуправления, общественных объединений и иных некоммерческих организаций на участие в профилактических мерах, упоминается право органов государственной власти субъектов на создание организаций специализированного социального обслуживания. Закон ничего не говорит об обязанности указанных органов совершать какие-либо активные действия по защите пострадавших. Защитное предписание, по логике разработчиков, может выноситься только с согласия лиц, подвергшихся семейно-бытовому насилию или их законных представителей (абзац 2 статьи 24 проекта). Это означает, что даже в том случае, когда насилие касается ребенка, решающее значение будет иметь мнение его представителя.
Системный анализ положений проекта позволяет прийти к выводу, что принцип добровольности в том виде, в котором он закреплен, не позволит эффективно предупредить и пресечь семейно-бытовое насилие. И дело здесь вот в чем. Как показывает практика, часто член семьи, подвергающийся насилию, находится в зависимом положении от нарушителя, что от-
части и может провоцировать такое насилие. Самыми распространенными и простыми причинами этого могут быть удаленность жертвы от родственников, отсутствие собственного жилья, финансовая зависимость от нарушителя, нежелание второго партнера доводить до разрыва отношений и т.д. Жертва, как правило, не желает портить отношения с агрессором, провоцировать его на еще более жестокое поведение или просто не хочет разрушать семью. В интересах семьи и своих личных интересах она всеми способами будет стремиться не предавать огласке случившееся. Потому что только это, на ее взгляд, сохранит такую семью. Сделав шаг в сторону добровольности оказания поддержки, законодатель тем самым ограничил эффективность ее оказания, ведь, как следует из закона, любая помощь возможна только с согласия пострадавшего. Таким образом, получается замкнутый круг — чтобы сохранить семью, нужно молчать о факте бытового насилия в ней, а когда жертва молчит, и у остальных нет обязанности сообщать — закон неэффективен. Чего только стоит русская народная поговорка: «Бьет — значит любит».
Абсолютно верным решением разработчиков закона было исключить добровольность профилактических мер в отношении детей и недееспособных, поскольку вышеупомянутое нежелание их законных представителей ставить под угрозу семью будет направлено на недопущение информированности субъектов профилактики.
Вместе с тем проект закона значительно сузил круг субъектов и перечень механизмов, которые могут защитить интересы несовершеннолетних и недееспособных. Очень странно, но проект не упоминает те органы и организации, которые непосредственно контактируют с этими наиболее уязвимыми категориями и могут повлиять на ситуацию — это образовательные учреждения разного уровня и органы опеки и попечительства. По неясной причине они вообще не упоминаются в проекте закона, не закреплена их обязанность действовать, защищая указанных лиц.
Если человек зависим от нарушителя, он дважды подумает, стоит ли ему предпринимать какие-либо активные действия по своей защите. А теперь представим ситуацию, что член семьи по рассмотренным причинам не дает
O.P. ZINOVIEVA. BULLETIN OF THE LAW FACULTY, SFEDU. 2020. Vol. 7, No. 2. P. 103-105
105
такого согласия и замалчивает факт семейно-бытового насилия над ребенком, преследуя какие-либо понятные только ему цели. Закон эту проблему никак не решает.
Подводя итог, хотелось бы сказать, что вмешательство во внутренние дела семьи возможно и оправдано лишь в одном случае — при реальной угрозе жизни и здоровью члена семьи. Вопрос добровольности применения защитных мер здесь стоять не должен, поскольку полумеры на этой стадии уже не допустимы. Оценка степени вреда должна быть возложена, в первую очередь, на органы, находящиеся в непосредственном контакте с потенциальными жертвами (образовательные и лечебные учреждения, органы опеки и попечительства, правоохранительные органы). Упоминание в проекте иных органов власти и управления, конечно, возможно, но, если проанализировать, не служит достижению цели эффективной защиты пострадавшего.
Проект не устанавливает действенных механизмов защиты тогда, когда это действительно необходимо. Например, норма о выдаче защитного предписания с согласия пострадавшего или его законного представителя (статья 24 проекта) позволяет бездействовать в отношении защиты детей. А норма о судебном защитном предписании вообще не устанавливает круг лиц (исключая пострадавшего), которые не то, что обязаны, а имеют право обращаться в суд. Требование о вынесении судебного защитного предписания необходимо, на наш взгляд, вменить в обязанность уполномоченным субъектам (не пострадавшему) хотя бы потому, чтобы агрессор не возложил вину за это на жертву, когда истечет срок такого предписания. Указанные действия требуют инициативы, но не от жертвы, поскольку только так можно постараться пресечь насилие в будущем и не разрушить семью.
Когда семейно-бытовое насилие готов терпеть взрослый дееспособный человек и он знает, ради чего он это делает — это одна ситуация, но когда закон, целью которого является создание эффективной системы защиты, слепо ссылаясь на демократические принципы, не может создать работающую систему гарантий — это совершенно иное. В этой связи возникает вопрос, а нужен ли этот закон, упоминающий много раз слово «вправе» и «могут».
Думается, что не станет эффективным закон, лишь дающий право сторонним наблюдателям сообщить, но не обязывающий их это делать, когда ситуация угрожает жизни и здоровью, предписывающий спрашивать разрешения законного представителя (или пусть даже самого пострадавшего лица) на активные защитные действия, если угроза ему реальна. Если закон не готов в критической ситуации выбрать между неприкосновенностью частной жизни и защитой этой жизни (прежде всего детей и недееспособных лиц), то такой закон с поставленной задачей не справится, и он попросту нам не нужен. В этой связи разработчикам следовало бы более взвешенно подойти к способам защиты наиболее уязвимых категорий на тот случай, когда морально-этический аспект не позволит жертве сделать это самостоятельно. Хотя здесь, справедливости ради, следует отметить, что в действующем законодательстве уже существует целый ряд норм, устанавливающих подобные механизмы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Проект Федерального закона № 1183390-6 «О профилактике семейно-бытового насилия» (ред., опубликованная на сайте Совета Федерации Федерального собрания РФ 29.11.2019).
2. Малеина М.Н. Запрет на приближение и (или) установление других контактов нарушителя с потерпевшим гражданином как способ защиты личных неимущественных прав // Законодательство. 2012. № 3.
