CC BY
77УГОЛОВНОЕ ПРАВО И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС
УДК 343.2/.7
DOI: 10.23683/2313-6138-2020-7-2-8
Корецкий Данил Аркадьевич,
доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного права и криминологии, юридический факультет, Южный федеральный университет, 344007, г. Ростов-на-Дону, ул. М. Горького, д. 88
Koretsky, Danil A.,
Doctor of Law, Professor,
Department of Criminal Law and Criminology,
Law Faculty, Southern Federal University,
88 M. Gorkogo St.,
Rostov-on-Don,
344007, Russian Federation
СЕМЕЙНОЕ НАСИЛИЕ КАК ЭЛЕМЕНТ БЫТОВОЙ
ПРЕСТУПНОСТИ ♦
DOMESTIC VIOLENCE AS AN ELEMENT OF DOMESTIC CRIME
АННОТАЦИЯ. В статье рассматривается уголовно-правовой аспект законопроекта ФЗ «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации», анализируются основные приоритеты уголовно-правовой политики в сфере профилактики домашнего насилия, предлагаются меры по ее оптимизации.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: насилие; семейно-бытовое насилие; личность бытового правонарушителя; уголовно-правовая политика.
ABSTRACT. The article discusses the criminal law aspect of the Federal Law «On the Prevention of Domestic Violence in the Russian Federation», analyzes the main priorities of the criminal law policy in the field of domestic violence prevention, and proposes measures to optimize it.
KEYWORDS: violence; domestic violence; the identity of the domestic offender; criminal law policy.
ОБРАЗЕЦ ЦИТИРОВАНИЯ: Корецкий Д.А. Семейное насилие как элемент бытовой преступности // Вестник Юридического факультета Южного федерального университета. 2020. Т. 7, № 2. С. 72-75. DOI: 10.23683/2313-6138-2020-7-2-8
FOR CITATION:
Koretsky, D.A. Domestic violence as an element of domestic crime. Bulletin of the Law Faculty, SFEDU. 2020. Vol. 7, No. 2. P. 72-75 (in Russian). DOI: 10.23683/23136138-2020-7-2-8
© Д.А. Корецкий, 2020
D.A. KORETSKY. BULLETIN OF THE LAW FACULTY, SFEDU. 2020. Vol. 7, No. 2. P. 72-75
73
Под насилием принято понимать применение физической силы или принудительное воздействие на кого-то [5, с. 394; 6]. Как правило, это слово несет негативную нагрузку, ассоциируясь с неправомерными действиями, агрессией и жестокостью [2, с. 9].
Между тем, к насилию прибегает гражданин для отражения нападения преступника, судебный пристав при исполнении судебного решения, военнослужащий при выполнении служебного долга, сотрудники правоохранительных органов, реализующие меры уголовно-процессуального, административного, уголовно-исполнительного принуждения, и т.д.
Следует отметить, что во всех перечисленных случаях соответствующие действия не именуются насилием — для них находят более мягкие синонимы: осуществление права на необходимую оборону, выселение из незаконно занятого помещения, применение оружия, осуществление режима содержания в исправительном учреждении и т.д.
Даже среди специалистов мнения разделяются: И.Я. Козаченко и Р.Д. Сабиров считают, что понятие насилия должно охватывать и общественно-полезные, правомерные действия, а В.Г. Бужор, Л.Д. Гаухман и Р.А. Базаров полагают, что насилие не может быть законным, законным может быть лишь применение силы, поэтому насилие в уголовно-правовом смысле должно обязательно характеризоваться общественной опасностью [3, с. 16].
Не вдаваясь глубоко в сущность данного спора, отметим, что в слове «насилие» априори заложен некий негативный оттенок, очевидно поэтому правомерное насилие, как правило, обозначается другими терминами, что, однако, не меняет сути охватываемых ими явлений.
Ю.М. Антонян справедливо замечает, что «широкое распространение насилия в нашей стране связано с нравственным нездоровьем отдельных, но значительных групп людей, огрублением нравов. Оно говорит о болезненных процессах, затронувших различные сферы нашей жизни, о великом множестве конфликтов, больших и малых, которые разрешаются только варварскими способами, о душевных недугах, поразивших стольких людей, о грубейших просчетах в этическом воспитании, а во многих случаях и об отсутствии такого воспитания» [1, с. 65].
Проблема насильственных бытовых преступлений привлекала внимание исследователей давно: в конце 70-х — начале 80-х годов проводили исследования по данной теме Д.А. Ше-стаков, О.В. Старков, В.П. Ревин и автор настоящей статьи, по результатам которых были защищены кандидатские диссертации. В конце 1990-х — начале 2000-х адъюнктом РЮИ МВД РФ проведено исследование современных бытовых преступлений, издана монография, в которой рассматривается срез бытовой преступности за более чем двадцатилетний период [4].
Несмотря на то, что качественные и количественные характеристики бытовых преступлений за истекший период времени существенно изменились, отдельные специфические свойства их остались неизменными:
1. Данные преступления, как правило, не являются неожиданными — их могут прогнозировать родственники, соседи, сотрудники полиции.
2. Преступлению предшествуют, и зачастую на протяжении длительного времени (в 36 % случаев свыше шести месяцев), конфликты между будущим преступником и будущим потерпевшим. За это время антиобщественная установка личности нарушителя формируется и укрепляется, его действия становятся все более дерзкими и общественно опасными.
3. Несмотря на перечисленные особенности, бытовые преступления зачастую не профилак-тируются, так как малозначительные правонарушения не влекут предусмотренной законом реакции со стороны правоохранительных органов.
В последние годы семейное насилие вновь привлекло внимание широких слоев общественности и государственных органов. По сложившейся традиции, законотворцы пытаются решить любую возникающую проблему путем принятия нового закона. При этом законы принимаются без предварительного изучения, без проведения криминологических исследований и консультаций со специалистами. Зачастую в основе принятия закона лежит какое-то резонансное событие или сиюминутная политическая конъюнктура.
Отчего это происходит? Ведь еще мыслители древности вполне определенно высказывались на этот счет. Известно высказывание Жан-Жака Руссо: «Мудрый законодатель на-
74
Д.А. КОРЕЦКИЙ. ВЕСТНИК ЮРИДИЧЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА ЮФУ 2020. Т. 7, № 2. С. 72-75
чинает не с издания законов, а с изучения их пригодности для данного общества». Многозначительно и предостерегающе констатировал Тацит: «Чем ближе государство к падению, тем многочисленнее его законы». Еще более определенна и категорична мудрость Лао-цзы: «Когда множатся законы и приказы, растет число воров и разбойников».
Изменения уголовно-правовых норм должны вытекать из четко определенной уголовной политики государства (в настоящее время практически отсутствующей) и отвечать задачам общей и специальной превенции преступлений, чего в настоящее время, к сожалению, не происходит.
Так, например, в июле 2016 г. Госдума приняла закон о декриминализации побоев, нанесенных посторонним лицом, так называемый «закон о шлепках». Дескать, если бить не очень сильно, без расстройства здоровья, то это уже не преступление, а административное нарушение. А если бьют друг друга члены семьи, то уголовная ответственность сохранялась. Естественное устранение необъяснимой диспропорции привело к тому, что и для членов семьи уголовную ответственность отменили. А ведь в дореволюционные времена пощечина заканчивалась дуэлью! К тому же, законотворцы вряд ли читали пункт 9 Приказа Минздравсоцразвития РФ от 24.04.2008 № 194н (ред. от 18.01.2012) «Об утверждении медицинских критериев определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека», где говорится, что к «безобидным» побоям относятся «ссадина, кровоподтек, ушиб мягких тканей, включающий кровоподтек и гематому, поверхностную рану и другие повреждения, не влекущие за собой кратковременного расстройства здоровья или незначительной стойкой утраты общей трудоспособности...». К «другим повреждениям» судебно-медицинские эксперты относят и вырванный клок волос, и исполосованную ремнем спину, и разовые уколы иглой или прижигания сигаретой. Синяки и гематомы на лице временной нетрудоспособности не порождают и тоже относятся «всего-навсего» к побоям, хотя в таком виде не только на работе не появишься, но и из дома стыдно выйти.
Общественная опасность деяния определяется не только по наступившим последствиям,
но и по характеру обусловивших их действий. Публичные побои (кто бы и кого ни бил) нарушают атмосферу общественной безопасности, вызывают страх у очевидцев, которые чувствуют, что тоже могут стать жертвами подобного насилия. У виновного, напротив, происходит закрепление антиобщественной установки личности, которая в дальнейшем проявляется во все более дерзких и опасных преступлениях. Разбойник, насильник и убийца «дебютировал», как правило, избивая себе подобных.
К тому же, уголовная статья за побои являлась нормой «двойной превенции»: наказывая агрессора за малозначительное преступление, она одновременно способствовала «затуханию» его антиобщественной установки и профилактике более серьезных преступлений. Уголовная ответственность гораздо серьезней, чем административная, контроль над уголовными делами и отчетность по ним строже, и то добиться возбуждения уголовного дела жертве бывает нелегко. При таких обстоятельствах трудно предполагать, что внимание полиции будет привлекать административный деликт «побои, совершенные первый раз». На практике ослабление ответственности означает, что внимание к этому виду правонарушений можно ослабить. Так что декриминализация этой нормы приведет не к сохранению семьи и не к защите родителей от ответственности «за шлепки» (ни одного еще за шлепок не осудили, даже резонансное дело, когда усыновленный малыш «сам» и кипятком обварился, и с лестницы упал — живого места не было — и то кончилось ничем). Подобная «гуманизация» открывает путь к росту тяжких преступлений как в бытовой сфере, так и за ее пределами.
Но попробуем, в свете изложенного, оценить законопроект ФЗ «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации».
Статья 2 проекта определяет насилие как «умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления».
Это определение, во-первых, отличается от общепринятых, нарушает устойчивую юриди-
D.A. KORETSKY. BULLETIN OF THE LAW FACULTY, SFEDU. 2020. Vol. 7, No. 2. P. 72-75
75
ческую терминологию (деяние — это действие, порождающее последствие, а не угрозу), во-вторых, смешивает разные объекты посягательства (физические и психические страдания (?!) и имущественный вред, который наносится, как правило, без применения насилия), а главное — выводит семейно-бытовое насилие за пределы правового поля, как не содержащее состава административного правонарушения или уголовного преступления. В свете этого непонятен термин «нарушитель» — ибо субъект, которого так называют, ничего не нарушил, разве что, нормы морали. Но нарушение норм морали вряд ли может влечь правовые, экономические, социальные, медицинские и прочие меры! Тем более что эти меры по разным причинам не применяются к требующим их правонарушениям и преступлениям.
И уж конечно, мнимые «нарушители» не могут ставиться на профилактический учет и подвергаться каким-либо мерам воздействия со стороны органов внутренних дел и многочисленных органов и учреждений, перечисленных в ст. 5. Кстати, и учету и воздействию подвергаются действительные нарушители норм УК РФ или КоАП, но тогда для этого имеются правовые основания.
Итак, бытовое насилие является элементом совершаемых в быту преступлений и административных правонарушений. Борьба с этим явлением осуществляется неудовлетворительно в силу разных причин, в том числе и в силу необоснованной декриминализации тех форм правонарушающего поведения, которые законодатели ошибочно сочли «малозначительными», хотя, несмотря на свою малозначительность, они закрепляют антиобщественную установку правонарушающей личности на агрессивно-насильственное поведение. При сужении правовых оснований воздействия на личность бытового правонарушителя расширение их же за счет распространения на нарушителей моральных норм выглядит противоречиво и алогично.
ЛИТЕРАТУРА
1. Антонян Ю.М. Актуальные проблемы насилия в российском обществе // Уголовное право. 2000. № 3.
2. Антонян Ю.М. Преступная жестокость. М., 1994.
3. Иванова В.В. Преступное насилие. М., 2002.
4. Корецкий Д., Мясникова К. Бытовые преступления: прошлое и настоящее. Ростов н/Д, 2004.
5. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1984.
6. Словарь русского языка в 4 томах. Т. 2. М., 1986.
