CC BY
329
Галимова А.Ш.,
аспирантка Самарского муниципального университета Наяновой
ПРАВО НАРОДА НА ВОССТАНИЕ В УЧЕНИЯХ ЮРИСТОВ «ШКОЛЫ ЕСТЕСТВЕННОГО ПРАВА» И Ж.-Ж. РУССО
Право народа на восстание против суверенной власти в учениях юристов «школы естественного права» тесным образом связана с их учением о границах последней и находится в зависимости от учения о «естественном состоянии» и договорной теории происхождения государства и права. Вопрос, который ими ставился, можно кратко сформулировать следующим образом: имеют ли право граждане, заключившие общественное соглашение, ограничивать действия суверенной власти в тех или иных случаях? Ответ на этот вопрос в значительной мере зависел от трактовки характера суверенной власти. Те авторы, которые, подобно Т. Гоббсу, заявляли, что «верховная власть, независимо от того, принадлежит ли она одному человеку или, как в народных или аристократических правлениях, собранию людей, настолько обширна, насколько это можно себе представить»1. Власть эта является абсолютной, «не должна быть ограничена ничем, кроме как силами самого государства» (id est summam, sive absolutam, viribus civitatis, nequa ulla aliare limitandam)2. Последнее замечание имеет весьма существенное значение для понимания сущности учения Гоббса о суверенной власти. Силы государства небезграничны по своей сути, а кроме того, ни один государь не заинтересован в том, чтобы вредить своим подданным, от процветания которых зависит и процветание государства.
Но если все-таки государь причиняет вред своим подданным, то Гоббс не исключал случаев, когда не право на восстание, а естественное чувство справедливости заставит граждан оказать сопротивление тирану. «Никто в силу заключенного им общественного соглашения не может обязываться не оказывать сопротивления тому, кто стремится его убить, ранить или причинить телесные муки». Природа человека такова, что всякий скорее предпочтет оказать сопротивление in extremis, чем погибнуть. Поэтому никакого обязательства не оказывать сопротивление человек принимать на себя не может. Именно в этом случае действует старое правило римского частного права: Nemo igitur pacto suo obligat ad impossibile3. Все эти рассуждения на первый взгляд идут вразрез со своеобразным договорным абсолютизмом Гоббса. Но это не вполне так. Логически безупречные, по мнению совре-
1 Hobbes Th. Leviathan, ou la matière et la forme et la puissance d’un état ecclésiastique et civile. Ch. XX. Paris, 1921. T. II. P. 142.
2 Hobbes Th. De cive. VI, 18 (цитируется по изданию: Elementa philosophica De Cive. Amsterdam, 1742).
3 Hobbes. De Cive. II, 12.
менников его построения, однако оставляли широкий простор для учета конкретной ситуации, опыта. Ведь не случайно мыслитель указывал на то, что «удел человека имеет свои недостатки», и на то, что, «хотя суверенная власть, согласно установлению ее учредителей, должна быть бессмертной... в силу невежества людей и их страстей, она с самого момента своего возникновения носит в себе семена естественной смерти и раздоров»1. Политический реализм Гоббса вносил свои коррективы в теоретические построения. Суверенная власть может быть ограниченной de facto, хотя она и является неограниченной de jure. Одной из этих границ является право народа на восстание.
Эти рассуждения великого мыслителя оставляли нерешенным важнейший вопрос о юридических определенных границах суверенной власти, а в конкретном, интересующем нас аспекте, случаи, когда народ имеет право на восстание против монарха. Эта проблема в полной мере была ясна уже Гуго Гроцию, который в своем знаменитом трактате, хотя и отрицал право народа на «законный бунт» против суверенной власти, тем не менее отмечал, что тот государь, который провозглашает себя врагом своего народа, «тем самым отрекается от своей короны». Гроций, правда, не допускал, что государь может дойти до такой степени «неистовства», обладая здравым смыслом и понимая, что народ, которым он правит, «один»2. Тем самым Гроций, хотя и не устоял перед желанием дать нравственную оценку поведения государя, тем не менее в отчетливой форме заявил, что взаимные обязанности подданных и государя определены самим общественным соглашением, согласно которому в обязанность государя входит забота о подданных. Если государь проявляет по отношению к ним жестокость, общественный договор следует считать расторгнутым. Правда, Гроций нигде не говорит о праве народа на восстание. Более того, он его прямо отрицает, когда говорит, что «несправедливым поводом» для войны является война за восстановление свободы («независимо от того, идет ли речь о частных лицах или государствах»), ибо «никто не имеет права не стать однажды рабом»3.
Это «умолчание» в его теории государства не осталось без внимания немецкого юриста, одного из виднейших представителей «школы естественного права», Самюэля Пуфендорфа. «Право народа на восстание может быть допущено только в том отношении, что народу позволительно защищать себя, когда он доведен до крайности несправедливой жестокостью со стороны своего государя. Защита, которая освобождает народ от повиновения, если
1 Hobbes Th. Leviathan, ou la matière et la forme et la puissance d’un état ecclésiastique et civile. Ch. XXI. T. II. P. 156.
2 Гроций Г. О праве войны и мира. I, IV, § 11.
3 Там же. II, XXII, § 11.
она оказалась успешной, ибо, как только государь начинает обращаться со своим народом как с врагом, считается, что он освобождает его от клятвы верности себе. Кроме этого случая, народ, ставший рабом, или, вернее сказать, подчинившийся абсолютной власти, более не вправе браться за оружие, дабы вернуть себе свободу, чем частное лицо забрать вещь у другого лица, которую оно передало ему в силу законного соглашения», — писал Пуфендорф1. Нужно сказать, что, по сути дела, Пуфендорф, как и Гроций, не допускал наличия у народа права на восстание против тирана. Народ, освобожденный от «клятвы верности», восстает не столько против государя, сколько оказывает сопротивление агрессору так же, как одно частное лицо оказывает сопротивление другому в «естественном состоянии». В этом отношении мысль Пуфендорфа весьма близка к рассуждениям Гоббса. Нельзя не заметить, что это право не является правом в юридическом смысле. Оно, согласно мнению Пуфендорфа, «естественное»2. Кроме того, нельзя не заметить, что подобная трактовка права народа на восстание как права естественного открывала путь к морализаторству. В частности, рассматривая случаи, когда гражданский и естественный законы противоречат друг другу, Пуфендорф писал, что «самым надежным следует считать повиновение, не вникая ни во что, оставить на совести суверена его отношения с Богом... ведь можно же исполнять повеления суверена в качестве его простого инструмента. Тогда возможно рассматривать суверена как единственного виновника, который несет ответственность за свой поступок»3.
Впервые, насколько нам известно, идею права народа на восстание против тирана высказал известный женевский юрист Жан Барбейрак, который, правда, не оставил после себя оригинальных сочинений, но перевел с латинского языка на французский труды Гроция и Пуфендорфа, снабдив их комментариями, которые не лишены интереса. В комментарии к главному трактату Гуго Гроция он писал, что передача суверенной власти народом государю не означает, что народ не имеет права взять эту власть обратно. В особенности, «если государь использует свою власть в целях, противоречащих тем, ради которых она была учреждена». Это право за народом сохраняется всегда, и не имеет значения, сформулировано ли оно «в явной форме» или «молчаливо». Правда, Ж. Барбейрак надеялся, что народы смогут простить государям «несправедливости, даже самые вопиющие, прежде чем
1 Poufendorf S. Droit de nature et des Gens. VII, Ch. VIII, § 6. (цитируется по изданию : Poufendorf S. Droit de nature et des Gens. Traduit et annoté par J. Barbeyrac. Caen, 1986).
2 Противоположное мнение высказывал французский исследователь В. Гольдсмит. Golds-midt V. L’anthropologie et politique chez Jean-Jacques Rousseau. Principes du système de Rousseau. Paris, 1983. P. 652.
3 Poufendorf S. Droit de nature et des Gens. VIII, Ch. I, § 6—7.
подумают восстановить свои права, основанные на естественной свободе»1. Вместе с тем Барбейрак, в отличие от Г. Гроция, сохранял за народом право на восстание. «Народ может законным образом сместить тирана, но под народом следует понимать не подлый люд и не чернь и не заговор небольшого числа мятежников, но самую большую и самую благородную часть подданных, все сословия королевства. Более того, необходимо, чтобы тирания была явной, совершенно очевидной, так, чтобы никто не мог в ней сомневаться», — отмечал он2. Другими словами, это сопротивление должно быть выражением воли народа. Рассуждения Ж. Барбейрака интересны для нас тем, что он переводит вопрос из сферы анализа юридического характера общественного соглашения в сферу анализа характера суверенной власти: народ имеет право сместить тирана, а его воля должна быть ясным образом выражена. Эта мысль стала шагом к созданию теории народного суверенитета по сравнению с Гроцием и Пуфендорфом, поскольку вопрос из сферы морали переносился в сферу права. В этом заключалась выдающаяся заслуга женевского юриста.
Вопрос о праве народа сопротивляться суверенной власти в тех случаях, когда она нарушает права подданных, был затронут и Дж. Локком. Во втором трактате «О гражданском правлении» он хотя и признавал, что в наилучшим образом устроенном государстве суверенная власть должна представлять собой баланс сил государя и подданных, тем не менее не исключал случаев, когда народ может прибегнуть к силе3. Для него так же, как и для Г. Гроция и Барбейрака, в своих действиях государственная власть не может противоречить тем целям, ради которых она учреждена. Однако Гроций, ссылаясь на то, что суверенная власть не всегда принадлежит народу, доказывал, что мнение философов о том, что всякое правление установлено на пользу народа, является неосновательным («О праве войны и мира». Кн. I. Гл. 3, § VIII, 15). Напротив, Дж. Локк настаивал на том, что суверенная власть установлена народом ради собственной пользы. Вот почему его восстание против тирана является не только законным, но и необходимым в случаях, когда правление осуществляется в противоречии с целями его учреждения. В случае неподчинения государя народному суду, наступает состояние войны «всех против всех», и каждый имеет право «обратиться к Богу»4.
Своеобразную точку в анализе вопроса о праве народа на восстание поставил Ж.-Ж. Руссо. Его теория народного суверенитета покоилась на
1 Grotius H. De jure belli ac pacis. Lib. I, Chap. III, § VII. Caen, 1986. T. I. P. 121.
2 Poufendorf S. Droit de nature et des Gens. VII, Ch. VIII, § 6.
3 Локк Дж. Два трактата о гражданском правлении. Трактат второй. § 137 // Сочинения в трех томах. М., 1988. Т. 3. С. 343.
4 Там же. § 242 // Сочинения в трех томах. Т. 3. С. 404.
признании воли народа выражением его суверенитета. Подобно большинству юристов «школы естественного права и прав лиц», он рассматривал как обязанность магистрата (министров) заботу о подданных, ибо в ней заключена цель общественного соглашения. «Со своей стороны, магистрат обязывается пользоваться доверенной ему властью только с учетом намерений Верителей, обеспечивая каждому спокойное пользование тем, что ему принадлежит, и в каждом отдельном случае предпочитать общую пользу собственной выгоде». Более того, когда прекращается действие «основных законов», «магистраты перестают быть легитимными». Эти законы устанавливаются, согласно Руссо, волей лиц, заключивших соглашение, «объединенной в одну»1. Именно в этом рассуждении прослеживается подлинная новизна его учения. По сути дела, смещение «магистратов», — а по тексту трактата «Об общественном договоре» глава государства также является магистратом, независимо от того, носит ли он звание короля или императора, — происходит не в силу особых пунктов общественного договора, который указывает на возможность или невозможность подобного акта, а по воле народа, которая и является законом.
В заключении статьи хотелось бы сказать несколько слов по поводу проблемы, которая на протяжении почти двух столетий волнует исследователей. Существуют ли, согласно Руссо, границы суверенной власти? «Как Руссо мог впасть в столь очевидное противоречие с самим собой, установив сначала, что ни человек, ни народ не могут ни отчуждать свободу, ни отказаться от нее, затем объявлял сущностью общественного договора полное отчуждение свободы каждого в пользу всех?», — писал французский исследователь П. Жане2. В ХХ в. Б. Рассел в своем курсе истории философии и Дж. Тел-мон в известной работе об «истоках» тоталитаризма в новоевропейской политической мысли полагали, что учение Руссо о народном суверенитете устанавливает «безграничную», «тоталитарную» власть народа3. Действительно, развивая «волевую» концепцию народного суверенитета, элементы которой прослеживаются уже у Ж. Барбейрака в его рассуждениях о праве народа на восстание, Руссо, по нашему мнению, сталкивался с проблемой ее ограничения. В концепции Барбейрака прослеживается мысль о своего
1 Rousseau J.J. Discours sur l’origine et les fondements de l’inégalité // Oeuvres complètes de J.J. Rousseau. Paris, 1964. T. III. P. 185. (в дальнейшем ссылки на это издание: ОС, римская цифра — том, арабская страница).
2 Janet P. Histoire de la pensée politique avec ses relations avec morale. Geneve, 1971. T. II. P. 500. Близкие по смыслу высказывания можно встретить в работах известного австрийского конституционалиста Георга Еллинека. (Еллинек Г. Декларация прав человека и гражданина. М., 1907.).
3 Talmon J.L. Les origines de la democratie totalitaire. Paris, 1962, Burgelin Р. Démocratique ou totalitaire // Nouvelles littéraires. 29 novembre 1962. P. 12, Leigh R. Liberté et l’autorité dans le contrat // J.J. Rousseau et son oeuvre: problèmes et recherches. Paris, 1964. P. 261.
рода нравственном самоограничении народной воли: он уважает власть и не в его интересах возвращаться в хаос «естественного состояния», восставая против нее.
Какова точка зрения Руссо? Общеизвестной является формула о «полном отчуждении» естественных свобод в пользу суверенной власти. Ее часто цитировали критики Руссо: «согласно пункту общественного соглашения, который сводится к одному, а именно полному отчуждению каждого члена ассоциации и всех его прав в пользу сообщества» («l’aliénation totale de chaque associé avec tous ses droits à toute la communauté»)1. Следует, однако, отметить, что в учении Руссо это отчуждение не предполагает лишение граждан всех естественных прав без предоставления им определенного их эквивалента в виде прав политических. Что же касается границ суверенной власти, то, в соответствие с «волевой» теорией суверенитета, Руссо отмечал: «В силу пакта об образовании общества каждый отчуждает свое могущество, имущество и свободу, но в той части, в которой это необходимо сообществу. Следует согласиться с тем, что судить о том, насколько это необходимо, может только суверенная власть». Вместе с тем Руссо отчетливо высказывался относительно возможности суверена возлагать на граждан безграничные обязанности. «Суверен не может отягчать подданных какими-либо бесполезными оковами, и даже не может этого желать» (ne peut charger les sujets d’aucune chaîne inutile à la communauté: il ne peut pas même le vouloir), поскольку это желание противоречило бы законам разума, которые действуют не только в обществе, но и в естественном состоянии. Суверенная власть, будучи основанной на общественном соглашении, по своей природе не может нарушать «границы общих соглашений». Ни при каких обстоятельствах Руссо не допускает отчуждение свободы и собственности граждан2. Относительно отчуждения собственности он отмечал, что «совершенно особенным в этом отчуждении естественных прав граждан является то, что, принимая имущество частных лиц, сообщество не столько их лишает его, сколько обеспечивает законное ею владение, заменяя узурпацию на подлинное право обладания всеми преимуществами, которое дает собственность»3. Не касаясь в данном случае вопроса о статусе права собственности в учении Руссо, которое он считал одной из основ гражданского общежития4, хотелось бы обратить внимание
1 Rousseau J.J. Du contrat social. L. I, Ch. VI // O. C. T. III. P. 361.
2 Rousseau J.J. Du contrat social. L. II, Ch. IV // O. C. T. III. P. 373—375.
3 Rousseau J.J. Du contrat social. L. I, Ch. IX // O. C. T. III. P. 367.
4 Заметим, что, по его мнению, без собственности общественный договор вообще не может существовать. «Так как все гражданские права основаны на праве собственности, то, как только оно отменено, никакое другое не может существовать. Правосудие становиться химерой, а правительственная власть — тиранией, и никто не должен признавать публичную власть, лишенную
на рассуждения Руссо о природе этого «отчуждения» прав граждан в пользу сообщества. «Общая воля» союза граждан возникает благодаря общественному соглашению, она проявляется в нем. Вне этого соглашения она и не существует. Воля лиц в договоре является «общей» в той мере, в которой она выражает их согласие его соблюдать. В силу соглашения она облекается в право, переставая быть произвольной. В частности, собственность лиц становится легитимной. Нет сомнения, что в рамках соглашения все требования, которые выходят за них, являются незаконными. Это Руссо и имел в виду, когда говорил, что суверенная власть не «может желать их установить».
Согласно его учению народ может законным образом сместить «магистратов», прекратить действие «основных законов», выражая тем свою волю. Бунт, которого так опасался Барбейрак, для него бессмыслен. «Гражданские смуты могут разрушить государство, а переворот (révolution) может его и не восстановить... как только цепи рабства разбиты... народу нужен хозяин, а не освободитель», — полагал мыслитель1. Свободный народ может высказать свою волю и установить закон и власть, которые он считает нужными. Толпа восставших рабов не в состоянии изъявлять свою волю. Она может только разрушать. Сравнивая взгляды Руссо и его предшественников на возможность восстания народа против правительства, следует сделать вывод, что, в отличие от их теорий, основанных на анализе взаимных «договорных отношений» государя и подданных, которые часто в их трудах рассматривались с моральной точки зрения, автор трактата «Об общественном договоре» ввел в законченную юридическую форму теорию суверенной власти, основанную на народной воле.
Трейбша С.К.,
аспирантка Самарского муниципального университета Наяновой
НЭП И ПРОБЛЕМА ХОЗЯЙСТВЕННЫХ СУБЪЕКТОВ В РАБОТАХ ЛИДЕРОВ РКП(Б) В НАЧАЛЕ 20-х гг. XX в.
После окончания Гражданской войны в России на повестку дня в первую очередь встали хозяйственные задачи по реформированию катастрофического экономического положения в Советской России. В связи с этим переход к новой экономической политике, предложенный В.И. Ле-
законной основы, разве что его принудят к этому силой». (Rousseau J.J. Fragments politiques. III, 5 // O. C. T. III. P. 483).
1 Rousseau J.J. Du contrat social. L. II, Ch. VIII // O. C. T. III. P. 385.
