CC BY
28
УДК-327.7
П. В. Шамаров
кандидат военных наук, доцент;
доцент кафедры Военной академии Мо рФ;
e-mail: [email protected]
ПОВЫШЕНИЕ МИРОТВОРЧЕСКОГО ИМИДЖА РОССИИ: АКТУАЛЬНОСТЬ, СУЩНОСТЬ И ЗНАЧЕНИЕ
В статье исследуется ангажированность принятых в трансатлантическом сообществе официальных взглядов в отношении природы и направленности российского миротворчества, оцениваемого в сшА и нАТО с точки зрения подрыва основополагающих устоев западных демократических институтов и реконфигурации сложившейся после развала ссср европейской и глобальной систем безопасности. обосновывается важность решения государственной задачи по укреплению позитивного внешнеполитического имиджа россии, связанного с ее миротворческой деятельностью. на основе обобщенного мирового опыта раскрывается комплекс федеральных мер по обеспечению требуемого уровня международной поддержки миротворческих и гуманитарных операций россии, укрепления и расширения ее внешнеполитического влияния, системного продвижения в мире пророссийских взглядов, в том числе посредством целевого освещения в сМи принципиальных различий между конструктивно-стабилизационным миротворчеством россии и агрессивно-силовым кризисным урегулированием Запада.
Ключевые слова: международный миротворческий имидж; миротворчество; миротворческая операция; гуманитарная операция; гибридное воздействие; информационное сопровождение.
P. V. Shamarov
PhD (Military Sciences), Assoc. Prof.;
Assoc. Prof. at the Department of the Military Academy of the Ministry of Defense of the Russian Federation; e-mail: [email protected]
IMPROVING THE PEACEKEEPING IMAGE OF RUSSIA: RELEVANCE, ESSENCE AND SIGNIFICANCE
The article examines the bias of the official views adopted in the transatlantic community regarding the nature and direction of Russian peacekeeping, assessed in the USA and NATO in terms of undermining the fundamental foundations of Western democratic institutions and reconfiguring the European and global security systems that developed after the collapse of the USSR. It substantiates the importance of solving the state task of strengthening the positive foreign policy image of Russia associated with its peacekeeping activities. Based on generalized world experience, a set of federal measures is revealed to ensure the required level of international
support for Russia's peacekeeping and humanitarian operations, to strengthen and expand its foreign policy influence, to systematically promote pro-Russian views in the world, including through targeted media coverage of the fundamental differences between constructive and stabilization peacekeeping Russia and the aggressive-force crisis settlement of the West.
Key words: international peacekeeping image; peacekeeping; peacekeeping operation; humanitarian operation; hybrid impact; information support.
Введение
Современная международная обстановка характеризуется взрывоопасным накоплением в мире конфликтного потенциала [Послание Президента России Федеральному Собранию РФ «Нацпроект - сильная, комфортная Россия» 2019; Послание Президента России Федеральному Собранию РФ 2020], стратегической нацеленностью США и НАТО на сохранение своего глобального доминирования и всестороннее сдерживание России на основе санкционного, политического, культурно-идеологического, финансово-экономического, информационного и иного давления [Стратегия национальной безопасности Российской Федерации 2015, п. 12-15].
Реализация такой «евроатлантической геополитической инженерии» приводит к разрушению сложившейся после Второй мировой войны архитектуры глобальной безопасности, отказу от общепринятых норм международного права и универсальных подходов в межгосударственных отношениях, снижению фундаментальной значимости принципов национального суверенитета и нерушимости государственных границ [Материалы VIII Московской конференции по международной безопасности 2019, с. 20-21].
Высокая турбулентность уровня стратегической стабильности в мире объективно идентифицирует актуальную государственную задачу по укреплению позитивного внешнеполитического имиджа Российской Федерации и, в первую очередь, объективное и благоприятное восприятие за рубежом ее международной миротворческой деятельности.
Важность решения данной задачи, по нашему мнению, обусловлена, с одной стороны, углубляющимся цивилизационно-ценностным противостоянием между Западом и Россией, а с другой - растущим геополитическим влиянием на международной сцене отечественного миротворчества, которое выступает значимым институтом повышения
в мировой иерархии внешнеполитического авторитета нашего государства, укрепления его авторитета, значения и влияния в полицен-тричном мире.
1. Ангажированное позиционирование Западом миротворческой деятельности Рроссии
Субъекты западной цивилизации традиционно рассматривают российские миротворческие операции, особенно в европейской части бывшего СССР, в контексте прямого стратегического вызова своим национальным и блоковым интересам [Шамаров, Лавренов 2017].
Именно замороженные постсоветские конфликты в СНГ, по мнению экспертов США и НАТО, используются Россией для так называемого политического запугивания бывших советских республик, разрастания на их территории очагов нестабильности, организованной преступности, незаконного товарооборота, распространения экстремистских и радикальных взглядов. Всё это, по мнению Вашингтона и Брюсселя, негативно отражается на системе европейской безопасности, «объективно сложившейся после распада Советского Союза» [Анастасов 2018 URL].
В ходе указанного целенаправленного искажения миротворческой практики России консолидированный Запад преследует, по нашей оценке, ряд первоочередных геополитических целей:
1) создание в мире ложного образа «агрессивно-воинственной милитаристской России» в интересах ее международной изоляции и внешнеполитической маргинализации;
2) реализация в стратегическом масштабе дезинформационной кампании по очернению российского руководства. В этих целях положительные результаты миротворчества России (в том числе в Сирии) интерпретируются на противоположные в ходе враждебного гибридного воздействия и выступают в качестве объекта психолого-пропагандистских операций, клеветнических кампаний, информационных вбросов как в иностранные, так и некоторые отечественные СМИ [Материалы VI Московской конференции по международной безопасности 2017, с. 141];
3) формирование в международном сообществе (принципиально отличным от трансатлантического сообщества) неадекватного и превратного восприятия внешней политики российского государства
и его официальных представителей в ООН, ОБСЕ, других влиятельных наднациональных, гуманитарных и неправительственных организациях;
4) позиционирование России в качестве основной угрозы современной цивилизации и фундаментальным демократическим ценностям субъектов западного мира;
5) формирование в конфликтных регионах и странах настороженного, негативного и враждебного отношения к российским миротворцам, их созидательной миротворческой практике.
2. Перспективные мероприятия России по купированию враждебной политики Запада
Представляется, что для нейтрализации подобной недружественной политики евроатлантического сообщества и повышения на международной сцене миротворческого имиджа России необходимо комплексно реализовать ряд неотложных федеральных мер.
1. Требуется спланировать и организовать проактивную (в нашем понимании, на основе наступательного внешнеполитического влияния, опережающего потенциальное враждебное воздействие геополитических контрагентов России) системную пропагандистскую кампанию в иностранных СМИ в целях формирования благоприятного мирового общественного мнения по поводу стратегической востребованности на международной сцене стабилизирующего миротворчества России.
Приходится констатировать, что формальное, малосодержательное, а порой и противоречивое разъяснение на официальном уровне всей палитры объективных национальных интересов России [Копылов, Сацута 2017, с. 55], достигнутых в ходе реализации ее миротворческой практики положительных геополитических результатов [Shamarov 2019], не способствует их должному восприятию за рубежом, в том числе в странах постсоветской идентичности.
Потребность в расширении возможностей качественного информационного сопровождения российского миротворчества в целях его объективного восприятия в мире, необходимость нейтрализации латентного воздействия ряда недружественных государств и их региональных объединений, предвзятой критики одиозных СМИ требует создания специализированной информационно-аналитической службы.
Указанная структура могла бы координировать на федеральном уровне межведомственную деятельность в сфере пропаганды за рубежом (в том числе с использованием возможностей иностранных неправительственных, общественных, коммерческих и других организаций, возможностей информационно-коммуникационного пространства) актуальных отечественных внешнеполитических, миротворческих и гуманитарных инициатив для укрепления в мировом сообществе благоприятного мнения о современной России.
2. Необходимо активно позиционировать на международной арене отечественное миротворчество в качестве эффективного рычага национального примирения и мощного геополитического препона для осуществления геноцида. При этом следует напоминать, что после распада СССР именно благодаря миротворческим усилиям России на постсоветском пространстве были спасены от гибели сотни тысяч мирных жителей. Только с таких позиций следует трактовать на международных площадках грузино-российский конфликт в Южной Осетии в 2008 г., который настойчиво оценивается Западом в качестве «прямого вызова установленному миропорядку» [Анастасов 2018 URL].
Одновременно полагаем правомочным квалифицировать жертвы южноосетинского населения в качестве прямой попытки Грузии совершить этно-национальный геноцид, поскольку в период 19891992 гг. в Южной Осетии (население которой на тот момент не превышало 70 тыс. чел.) было сожжено более 100 сел, убито свыше одной тысячи человек, стали беженцами десятки тысяч мирных жителей. При этом более 100 тыс. осетин даже из внутренних районов Грузии были вынуждены переселиться в Россию [Материалы VIII Московской конференции ... 2019, с. 152].
Активная пропаганда в ООН, ОБСЕ, других влиятельных наднациональных организациях указанной политико-правовой оценки могла бы снизить уровень необъективных обвинений Запада в «чрезмерном применении за рубежом российских Вооруженных Сил».
3. Последовательно расширять российское влияние в ведущих наднациональных организациях. В первую очередь, это связано с наращиванием российского представительства в ООН на военном, полицейском и гражданском уровнях в основных и вспомогательных органах, полевых миссиях и миротворческих и гуманитарных операциях, учреждениях, программах, фондах. При этом особое внимание
необходимо уделить лоббированию отечественных представителей (официальных и работающих по индивидуальным контрактам) на руководящие и значимые (например, институт политических советников) посты в ООН.
Особую важность приобретает воплощение не на словах, а на деле неформальной концепции «российского миротворческого братства», предполагающей профессионально-этическое объединение в рамках института миротворчества России наиболее достойных ее представителей, позиционирующихся за рубежом в качестве «международной визитной карточки страны». Такие российские граждане должны удовлетворять не только профессионально-должностным компетенциям сотрудников ООН, но, в первую очередь, отличаться достойными личностными качествами.
Подчеркнем, что поддержка соотечественников за рубежом, развитое чувство «локтя и товарищества», приобретенный в ООН авторитет мало зависят от должностного статуса в государственной иерархии России, а определяются профессиональными и личными качествами, в первую очередь, знанием своего дела, силой характера и порядочностью.
В качестве положительного примера можно привести работу Постоянного представителя Российской Федерации в ООН посла Виталия Ивановича Чуркина, который пользовался громаднейшим авторитетом не только у нашего народа, но даже среди самых непримиримых и последовательных геополитических оппонентов России.
Считаем, что динамичную, вариативную и чрезвычайно сложную международную среду необходимо «брать как умением, так и числом». Указанный подход отвечает сложившейся миротворческой практике, в рамках которой только Китай с начала 1990 гг. участвовал в 24 миротворческих операциях ООН, направив в их распоряжение свыше 40 тыс. своих военнослужащих. Кроме того, в 2015 г. Пекин создал национальные миротворческие силы постоянной готовности численностью восемь тыс. чел. и два спецподразделения миротворческой полиции, а также отправил первую вертолетную группу в Африку. В КНР также образован Фонд поддержки мира и развития в размере 1 млрд юаней (свыше 140 млн долл. США) для содействия ООН в построении сектора внутренней безопасности постконфликтных стран. При этом многие задачи миротворчества китайское руководство решает на безвозмездной основе [Материалы УШ Московской конференции ...
2019, с. 202], что позволяет КНР как улучшать свой международный имидж, так и наращивать геополитическое влияние в мире.
В свою очередь Индия с момента начала проведения миротворческих операций ООН направила в их состав около 200 тыс. человек. В настоящее время в Объединенных Нациях проходят миротворческую службу более шести тыс. индийцев, среди которых 15 - командующие военными компонентами. При этом национальный центр миротворческих операций в Дели подготовил для нужд ООН более 10 тыс. миротворцев, из которых около 2 тыс. - иностранцы из 96 стран мира. Индия также выступила с инициативой по оказанию помощи в подготовке миротворческих сил членов ООН путем откомандирования на их территорию мобильных групп своих специалистов и организовала в своих пределах полевые учения в интересах этих стран. Последние из них были проведены с участием 18 членов АС в Пуне (шт. пр Махараштра) в марте 2019 г. [Материалы VIII Московской конференции ... 2019, с. 157-159].
Другие значимые государства также следуют подобной практике. В частности, Бразилия увязывает значительные масштабы своего национального представительства в миротворчестве ООН с ее притязаниями на обретение статуса постоянного члена Совета Безопасности этой всемирной Организации [Материалы VI Московской конференции ... 2017, с. 35; Higuera 2017, с. 23]. Даже Монголия с 2002 г. участвовала в десяти операциях ООН, задействовав более 17 тыс. своих военнослужащих, подготовка которых проводилась в национальном учебном центре миротворческих операций [Материалы VIII Московской конференции ... 2019, с. 150].
В сравнении с указанными государствами достаточно непредставительно, с нашей точки зрения, выглядят национальные позиции России, официальные представители которой в операциях ООН используются главным образом на второстепенных должностях.
Считаем, что этому в определяющей степени способствует мизерное число предоставляемых ежегодно в распоряжение ООН российских миротворцев (в 2020 г. - только 78) [Contributors to UN Peacekeeping Operations ... 2020 URL]. Низкая численность миротворцев России определяет ее индикатор участия в миротворчестве ОН (под которым нами понимается выраженное в процентах отношение числа российских миротворцев к общей численности военно-полицейского
персонала ООН от всех стран-контрибьютеров) величиной, меньше чем одна десятая процента. Такой ничтожный показатель в арифметических вычислениях принято соотносить с их допустимой погрешностью. Все указанное мало способствует формированию на международной сцене миротворческого имиджа, достойного такой Великой державы, как Российская Федерация.
Одновременно приходится констатировать, что даже такая про-российски ориентированная постсоветская республика, как Армения, направила в период с 2009 по 2014 г. в возглавляемые НАТО международные силы содействия безопасности в Афганистане около двух тысяч своих представителей. Заметим, что этот немаловажный участник СНГ / ОДКБ предпочел задействовать своих военнослужащих не в составе российских миротворческих контингентов (например, в СНГ или Сирии), а включить их в группировку НАТО - стратегического оппонента России и самое парадоксальное - именно в состав национального контингента ФРГ [Материалы VIII Московской конференции ... 2019, с. 206].
4. Достижение высокого уровня поддержки миротворчества России требует системного, планового, непрерывного и паритетного сотрудничества со всеми без исключения членами международного сообщества, а не только с его «западным сегментом», где у нашей страны сейчас такой поддержки, к сожалению, нет. Отсюда целесообразно наращивать взаимодействие, в первую очередь, со странами, не входящими в «золотой миллиард человечества». Именно такие государства являются сегодня основными поставщиками военно-полицейских контингентов для миротворческих операций ООН и, как правило, не всегда «благодушно настроены» в отношении так называемых цивилизаторских миссионерских планов Запада и его псевдогуманитарных интервенций с целью превращения отсталых стран в демократических членов мирового сообщества [Иванова 2019, с. 122].
Значимость указанного взаимодействия обусловливается тем обстоятельством, что хотя ЕС и США финансируют, соответственно, до 40 % и свыше 25 % всех миротворческих расходов ООН [Дубов-цев 2016, с. 16], однако, именно национальные контингенты малых стран составляют до 70 % миротворческих сил ООН. Для сравнения, на 1 февраля 2020 г. доля европейских миротворцев составляла лишь 10 %, а американских - менее 0, 06 % (30 чел.) от сил ООН [Contributors to UN Peacekeeping Operations ... 2020 URL].
Одновременно следует активизировать работу со странами третьего мира, которые традиционно рассматривают наше государство в двоякой роли: а) с точки зрения правопреемницы СССР - достаточно успешной, по их мнению, геополитической альтернативы западной цивилизации, б) значимого геополитического субъекта, сдерживающего на мировой сцене агрессивную монополярность на основе примата силы.
Основу для расширения такого сотрудничества могли бы составить отечественные концептуально-доктринальные разработки в сфере миротворчества, урегулирования и предотвращения конфликтов в рамках гибкого и прагматичного использования возможностей России в интересах обеспечения национальной безопасности других государств, эффективного коллективного противодействия новым трансграничным вызовам и угрозам. Этому способствует отсутствие общего восприятия в мире нашей страны в качестве подлинной угрозы международной безопасности. Так, проведенный в 2017 г. социологический опрос представительной выборки респондентов из стран НАТО - Болгарии, Греции, Турции и Словении - показал, что все они в случае военной угрозы предпочитают иметь союзником Россию, а не США или Великобританию [Материалы VIII Московской конференции ... 2019, с. 216]1.
5. Перспективным направлением считаем выстраивание тесного и системного сотрудничества с официальными представительствами ООН в странах и регионах, значимых для национальных интересов России. Главы указанных дипломатических миссий - Специальные представители Генерального секретаря ООН - наделены значительным служебным потенциалом, обеспечивают на региональном уровне руководство практическим миротворчеством и сотрудничают в зоне своей ответственности с центральным аппаратом ООН, другими наднациональными, коалиционными, суверенными и негосударственными акторами. Интенсификация таких контактов будет содействовать повышению миротворческого имиджа и внешнеполитического влияния России.
1 Выступление Председателя Евроатлантического совета А. Беблера: материалы VIII Московской конференции по международной безопасности 23-25 апреля 2019 г. МО РФ. М. : Синхротел, 2019. С. 216
6. Требуется системная и плановая работа в интересах официального наделения российского миротворчества в рамках постсоветского пространства статусом «миротворческих операций ООН» с одновременным освещением процесса этого международно-правового аппли-цирования в мировых СМИ. Указанные внешнеполитические инициативы не приведут к скорым положительным результатам, но начинать такую деятельность необходимо было «еще вчера».
7. Крайне важным представляется продуктивное участие российских официальных представителей, ученых, экспертов, специалистов в международных мероприятиях, посвященных обсуждению актуальных проблем внешней политики и миротворчества.
Термин «продуктивность» в нашем понимании увязывается не с институтом официальной демонстрации «национального флага России» на этих международных дискуссионных площадках, а с профессиональной и аргументированной популяризацией за рубежом российских доктринально-концептуальных инициатив и предложений, теоретико-практических наработок и обобщений в сфере миротворчества на основе примата геополитической востребованности, целесообразности, конструктивности и прагматичности. Иными словами, как было сказано выше, профессионализм в миротворческой деятельности не зависит от должностного статуса в национально-государственной иерархии, а определяется багажом соответствующих знаний и опытом, развитыми служебными компетенциями и личными качествами.
8. Тенденция к расширению рамок геополитического вмешательства на постсоветской территории НАТО и ЕС РогеЛег 2016, с. 30] непосредственно затрагивает и ущемляет национальные интересы России, внешнеполитическая доктрина которой рассматривает рамки СНГ в качестве зоны своих стратегических приоритетов и важнейшего направления зарубежной деятельности [Стратегия национальной безопасности РФ 2015, п. 89].
Отсюда повышается значимость разъяснения международному сообществу принципиальных различий между конструктивно-стабилизационным миротворчеством России и агрессивным кризисным урегулированием Запада. Основную смысловую нагрузку необходимо делать на конструктивной природе российского миротворчества, нацеленного на укрепление миропорядка, поддержание всеобщей безопасности, сохранение общепризнанной системы
международного права на основе Устава ООН [Концепция внешней политики РФ 2016, п. 3].
Одновременно следует подчеркивать деструктивные черты западной модели миротворчества, которая продвигает в геостратегическом масштабе эгоцентричные интересы только узкой группы ведущих евроатлантических акторов в целях их мирового господства на основе примата силы, включая открытую военную агрессию под предлогом защиты так называемых ценностей демократии, прав человека, международной авторитетности США и НАТО.
Выделенное принципиальное противоречие в моделях миротворчества, по нашему мнению, с одной стороны, исключает возможность сотрудничества России с западными субъектами в этой сфере, с другой - требует расширения миротворческого значения ОДКБ, в рамках которой именно наша страна занимает важнейшие позиции. Отсюда повышение российского международного миротворческого имиджа связано с решением на постсоветском пространстве двух взаимосвязанных задач. Первая - это наращивание миротворческого потенциала самой ОДКБ при дальнейшем укреплении в ней лидирующей роли России. Вторая - активизация с российской помощью рабочего взаимодействия ОДКБ с Департаментом операций по поддержанию мира ООН [Материалы VIII Московской конференции ... 2019, с. 164-165] в целях официального делегирования ОДКБ права на проведение под эгидой ООН самостоятельных миротворческих операций регионального уровня.
9. Следует наращивать влияние России не только в территориальных рамках ОДКБ, но и в других странах постсоветской идентичности. Полагаем, что этому способствуют общие исторические корни, цивилизационное, социально-культурное, финансово-экономическое, материально-техническое и другое российское влияние в регионе, наличие уникального положительного опыта межнационального общения и мирного межгосударственного сотрудничества, диаспор этнического русского и русскоязычного населения, требуемых кадровых, ресурсных, внешнеполитических и иных возможностей России.
10. Позитивному восприятию нашей страны за рубежом в значительной степени способствует интенсификация ее участия в гуманитарных операциях, в том числе в самостоятельном режиме. Считаем, что гуманитарная деятельность при своих относительно малых
финансовых затратах позволяет государству-донору извлекать значимые политические, общественные и публичные дивиденды, формируя в мире благоприятное к нему отношение, способствуя повышению международного влияния, авторитета и значения такого актора.
Сформулированный нами постулат убедительно коррелируется с результатами российской гуманитарной помощи Италии в марте 2020 г. в ходе борьбы с пандемией короновируса. Тогда на Апеннины российской стороной были доставлены медицинское оборудование и квалифицированный персонал из состава войск радиационной, химической и биологической защиты. Всего военно-транспортной авиацией были переброшены: одна мобильная лаборатория, 20 единиц спецтехники и 104 военнослужащих, что составило, соответственно, 6,6 % (всего -15 ед.), 0,9 % (2065 ед.) и 0,5 % (более 20 тыс. чел.) от их штатного состава в российских Вооруженных Силах [Бавырин 2020 URL].
В условиях национальной пассивности даже ключевых субъектов Запада такая гуманитарная акция Москвы вызвала большой пророс-сийский резонанс. Это позволило, с одной стороны, позиционировать мировыми СМИ отечественных специалистов в качестве уникальной команды суперэкспертов-эпидемиологов, ведущих эффективную борьбу против COVID-19 [Мошкин 2020 URL], а с другой - расколоть трансатлантическое единство по российскому меридиану [Булки-на 2020 URL]. Подобная гуманитарная помощь была предоставлена Россией и Сербии, президент которой публично заявил о завершении для Белграда «европейского мифа» [Бондаренко 2020], а, по нашей оценке, возможно, в недалекой перспективе и для других балканских стран, например, Македонии и Боснии.
Считаем, что в ходе этих гуманитарных миссий Россия продемонстрировала не только возросший потенциал экстренной и эффективной переброски своих национальных контингентов в удаленные горячие точки, но и получила уникальную возможность «отработать в реальной боевой обстановке» соответствующие практические действия на иностранной территории.
В целом, гуманитарная деятельность по своему геополитическому воздействию на мировое общественное мнение может быть причислена к государственным средствам из арсенала «мягкой силы» России - действенному способу активного противодействия русофобской и антироссийской пропаганде руководства Запада [Шамаров 2019].
11. Представляется целесообразным и рациональным наращивать российского участие в реализации программ ООН по посткризисному миростроительству и постконфликтному восстановлению. Такая активная деятельность обеспечит нашему государству долговременные рычаги системного влияния в политической, экономической, финансовой, военной, военно-технической и других областях, в том числе секторе внутренней безопасности других стран, что будет способствовать повышению международного рейтинга России. Особо подчеркнем, что именно такой практический подход свойственен США и их ближайшим союзникам, например, Южной Корее [Материалы VIII Московской конференции ... 2019, с. 205].
12. Необходимо включить в состав отечественных миротворческих контингентов штатные подразделения по военно-гражданскому взаимодействию. Их задачи должны быть увязаны с непосредственным воздействием на органы власти и население конфликтных стран в интересах обеспечения лояльности и поддержки российских миротворцев иностранным социумом в ходе проведения Россией за рубежом своих миротворческих, гуманитарных, военных, информационных, специальных и других операций.
Первопроходцами в сфере военно-гражданского взаимодействия являются США, нарастившие его потенциал в ходе миротворческих и гуманитарных операций НАТО на Балканах в 1990-е гг. [Phillips 1998, с. 22-25]. Это позволило Пентагону позднее распространить указанную практику на все страны альянса, который в настоящее время рассматривает данное сотрудничество в качестве средства умножения силы в посткризисных странах и регионах, действенного военно-политического механизма кризисного урегулирования и результативного противодействия непримиримым комбатантам.
Представляется логичным, разумным и рациональным адаптировать указанный подход Запада к нуждам российского миротворчества с учетом природы, сущности и особенностей последнего.
Заключение
Вместе с тем конфронтационный геополитический курс США и НАТО [Flanagan, Chindea 2019], их показательное игнорирование объективных государственных озабоченностей и национальных интересов нашей страны [Послание Президента РФ ... 2019],
ее безосновательная «внешнеполитическая демонизация» Западом [Анастасов 2019] сводит на нет возможность российско-западного миротворчества, которое в противном случае чрезвычайно негативно отразиться на интересах России.
Аналогичный подход к проведению совместных миротворческих операций целесообразно применять и к ЕС, резолюция Евро-парламента которого от 13 марта 2019 г. «О борьбе с враждебной пропагандой третьих сторон» главным источником распространения в мире дезинформации безапелляционно называет именно нашу страну [Материалы VIII Московской конференции ... 2019, с. 67].
Таким образом, задача по формированию позитивного миротворческого имиджа России имеет высокую государственную значимость, является объективной, приоритетной и актуальной. Ее решение позволит нарастить в сложной международной обстановке российское внешнеполитическое влияние, повысить значение нашей страны и ее миротворческий рейтинг в ООН и других наднациональных организациях, эффективно противодействовать попыткам консолидированного Запада дезинформировать международное сообщество в отношении прогрессивной сущности и направленности миротворческой деятельности современной России.
список литературы
Анастасов П. Что происходит на Черном море и вокруг него и как это сказывается на НАТО? // Официальный сайт НАТО / Черноморский регион: важнейший перекресток. URL : www.nato.int/docu/review/ru/ articles/2018/05/25/chemomorskij -region-vayonejshij -perekrestok/index.html (дата обращения : 13.11.2019). Бавырин Д. Зачем Россия помогает Италии // Деловая газета «Взгляд». 24.03.2020. URL: vz.ru/society/2020/3/24/1030372.html (дата обращения: 31.03.2020).
Бондаренко О. В. Сербия прощается с европейским мифом // Независимая
газета. 2020. 6 апреля. Булкина Е. Политики в Италии свернули флаги ЕС в знак протеста против недостатка солидарности // Деловая газета «Взгляд». 3.04.2020. URL: vz.ru/ news/2020/4/3/1032405.html (дата обращения: 04.04.2020). Дубовцев Г. Развитие миротворческого потенциала Казахстана как важный фактор укрепления нац. безопасности // Казахстан - Спектр. 2016. № 3. С. 10-32.
Иванова Л. В. Сомали: две стороны миротворчества // Миролюбие и миротворчество в Африке: сб. науч. ст. К 90-летию академика Аполлона Борисовича Давидсона // Отв. ред А. С. Балезин. М. : Институт всеобщей истории РАН, 2019. С. 118-122.
Концепция внешней политики Российской Федерации (утв. Указом Президента России 30.11.2016 г.) // Российская газета. 2016. 1 декабря.
Копылов И. А., Сацута А. И. Национальная безопасность современной России через призму политико-правовых и нормативных документов государства // Вестник Екатерининского института. 2017. № 3. С. 50-55.
Материалы VI Московской конференции по международной безопасности, 26-27 апреля 2017 г, МО РФ. М. : Реденекс, 2017. 177 с.
Материалы VIII Московской конференции по международной безопасности, 23-25 апреля 2019 г., МО РФ. М. : Синхротел, 2019. 225 с.
Мошкин М. Пандемия поставила крест на наполеоновских планах Макрона // Деловая газета «Взгляд». 29.03.2020./ URL: vz.ru/world/2020/3/29/1031488. html (дата обращения: 30.03.2020).
Послание Президента России Федеральному Собранию РФ «Нацпроект -сильная, комфортная Россия» 20 февраля 2019 г. // Российская газета.
21.02.2019.
Послание Президента России Федеральному Собранию РФ 15 января 2020 г. // Российская газета. 2020. 16 января.
Стратегия национальной безопасности Российской Федерации (утв. Указом Президента России № 683 от 31.12.2015 г.) // Российская газета, 2015. 31 декабря.
Шамаров П. В., Лавренов С. Я. Российское миротворчество в Приднестровье: практическая имплементация по обеспечению национальной безопасности России // Обозреватель - Observer. 2017. № 10 (333). С. 58-71.
Шамаров П. В. Миротворческая деятельность как элемент «мягкой силы» России // Представительная власть - XXI век. 2019. № 7-8 (174-175). C. 44-49.
Contributors to UN Peacekeeping Operations by Country and Post. Police, UN Military Experts on Mission, Staff Officers and Troop as for
31.01.2020. URL: peacekeeping.un.org/sites/default/files/1_summary_of_ contributions_20.pdf (дата обращения: 16.02.2020).
Dorscher J. Dayton's legacy: the Balkans, 20 years on // Jane's Defence Weekly. 19 Oct., 2016. Vol. 53. Issue 42. P. 28-33.
Higuera J. Feeling the pinch // Jane's Defence Weekly. 8 March. 2017. Vol. 54. Issue 10. P. 21-27.
Phillips W. R. Civil-Military Cooperation: Vital to Peace Implementation in Bosnia // NATO Review. 1998. Vol. 46. № 1. Р. 22-25.
Flanagan S. J., Chindea I. A. Russia, NATO, and Black Sea Security Strategy: Regional Perspectives from a 2019 Workshop .US : The German Marshall Fund of the United States : RAND Corporation, Santa Monica, Calif. 2019. 14 p.
Shamarov P. V. Russian Peacekeeping Model in the Post-Soviet Space // Political Science Issues. 2019. № 3 (33). P. 279-284.
references
AnastasovP. Chto proishodit na Chernom more i vokrug nego i kakjeto skazyvaetsja na NATO? // Oficial'nyj sajt NATO / Chernomorskij region: vazhnejshij perekrestok. URL : www.nato.int/docu/review/ru/articles/2018/05/25/ chemomorskij-region-vayonejshij-perekrestoMndex.html (data obrashhenija :
13.11.2019).
Bavyrin D. Zachem Rossija pomogaet Italii // Delovaja gazeta «Vzgljad». 24.03.2020. URL: vz.ru/society/2020/3/24/1030372.html (data obrashhenija:
31.03.2020).
Bondarenko O. V. Serbija proshhaetsja s evropejskim mifom // Nezavisimaja gazeta. 2020. 6 aprelja.
Bulkina E. Politiki v Italii svernuli flagi ES v znak protesta protiv nedostatka solidarnosti // Delovaja gazeta «Vzgljad». 3.04.2020. URL: vz.ru/ news/2020/4/3/1032405.html (data obrashhenija: 04.04.2020).
Dubovcev G. Razvitie mirotvorcheskogo potenciala Kazahstana kak vazhnyj faktor ukreplenija nac. bezopasnosti // Kazahstan - Spektr. 2016. № 3. S. 10-32.
IvanovaL. V. Somali: dve storony mirotvorchestva // Miroljubie i mirotvorchestvo v Afrike: sb. nauch. st. K 90-letiju akademika Apollona Borisovicha Davidsona // Otv. red A. S. Balezin. M. : Institut vseobshhej istorii RAN, 2019. S. 118-122.
Koncepcija vneshnej politiki Rossijskoj Federacii (utv. Ukazom Prezidenta Rossii 30.11.2016 g.) // Rossijskaja gazeta. 2016. 1 dekabrja.
KopylovI. A., Sacuta A. I. Nacional'naja bezopasnost' sovremennoj Rossii cherez prizmu politiko-pravovyh i normativnyh dokumentov gosudarstva // Vestnik Ekaterininskogo instituta. 2017. № 3. S. 50-55.
Materialy VI Moskovskoj konferencii po mezhdunarodnoj bezopasnosti, 26-27 aprelja 2017 g, MO RF. M. : Redeneks, 2017. 177 s.
Materialy VIII Moskovskoj konferencii po mezhdunarodnoj bezopasnosti, 23-25 aprelja 2019 g., MO RF. M. : Sinhrotel, 2019. 225 s.
Moshkin M. Pandemija postavila krest na napoleonovskih planah Makrona // Delovaja gazeta «Vzgljad».29.03.2020./URL:vz.ru/world/2020/3/29/1031488. html (data obrashhenija: 30.03.2020).
Poslanie Prezidenta Rossii Federal'nomu Sobraniju RF «Nacproekt - sil'naja, komfortnaja Rossija» 20 fevralja 2019 g. // Rossijskaja gazeta. 21.02.2019.
n. B. LUaMapoe
Poslanie Prezidenta Rossii Federal'nomu Sobraniju RF 15 janvarja 2020 g. // Rossijskaja gazeta. 2020. 16 janvarja.
Strategija nacional'noj bezopasnosti Rossijskoj Federacii (utv. Ukazom Prezidenta Rossii № 683 ot 31.12.2015 g.) // Rossijskaja gazeta, 2015. 31 dekabrja.
Shamarov P. V., Lavrenov S. Ja. Rossijskoe mirotvorchestvo v Pridnestrov'e: prakticheskaja implementacija po obespecheniju nacional'noj bezopasnosti Rossii // Obozrevatel' - Observer. 2017. № 10 (333). S. 58-71.
Shamarov P. V. Mirotvorcheskaja dejatel'nost' kak jelement «mjagkoj sily» Rossii // Predstavitel'naja vlast' - HHI vek. 2019. № 7-8 (174-175). C. 44-49.
Contributors to UN Peacekeeping Operations by Country and Post. Police, UN Military Experts on Mission, Staff Officers and Troop as for 31.01.2020. URL: peacekeeping.un.org/sites/default/files/1_summary_of_contributions_20.pdf (data obrashhenija: 16.02.2020).
Dorscher J. Dayton's legacy: the Balkans, 20 years on // Jane's Defence Weekly. 19 Oct., 2016. Vol. 53. Issue 42. P. 28-33.
Higuera J. Feeling the pinch // Jane's Defence Weekly. 8 March. 2017. Vol. 54. Issue 10. P. 21-27.
Phillips W. R. Civil-Military Cooperation: Vital to Peace Implementation in Bosnia // NATO Review. 1998. Vol. 46. № 1. R. 22-25.
Flanagan S. J., Chindea I. A. Russia, NATO, and Black Sea Security Strategy: Regional Perspectives from a 2019 Workshop .US : The German Marshall Fund of the United States : RAND Corporation, Santa Monica, Calif. 2019. 14 r.
Shamarov P. V. Russian Peacekeeping Model in the Post-Soviet Space // Political Science Issues. 2019. № 3 (33). R. 279-284.
