CC BY
85
УДК-327.7
И. К. Харичкин, П. В. Шамаров
Харичкин И. К., доктор философских наук, профессор; профессор кафедры политологии Института международных отношений и социально-политических наук Московского государственного лингвистического университета; e-mail: harichkin@starlink.ru
Шамаров П. В., кандидат военных наук, доцент; доцент кафедры Военной академии Министерства обороны Российской Федерации; e-mail: pvs291189@gmail.com
МИРОТВОРЧЕСТВО КАК ЭЛЕМЕНТ ГЕОПОЛИТИКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И СЕВЕРОАТЛАНТИЧЕСКОГО СОЮЗА
В статье исследуется миротворческая деятельность России и кризисное урегулирование НАТО с точки зрения реализации их геополитических целей и установок. Обосновывается позитивное влияние российского национально-государственного миротворчества на международную обстановку и раскрываются его основные характерные черты, способствующие формированию без политизации более эффективной и кризисоустойчивой мировой системы. Аргументируется агрессивная природа модели кризисного урегулирования Запада, реализующая под предлогом «защиты демократии, универсальных ценностей и прав человека» эгоцентричные национальные и блоковые интересы. Речь идет и о перспективах сотрудничества между Россией и НАТО в сфере международной миротворческой деятельности и необходимости многовариантности отечественных миротворческих операций.
Ключевые слова: миротворчество; конфликт; постсоветское пространство; черноморский регион; национальные интересы; национальная безопасность.
I. K. Kharichkin, P. V. Shamarov
Kharichkin I. K., Doctor of Philosophy (Dr. habiL), Prof.;
Professor at the Department of Political Science,
Institute of International Relations and Socio-Political Sciences,
Moscow State Linguistic University;
e-mail: harichkin@starlink.ru
Shamarov P. V., PhD (Military Sciences), Assoc. Prof.; Assoc. Prof. at the Department of the Military Academy of the Ministry of Defense of the Russian Federation; e-mail: pvs291189@gmail.com
PEACEKEEPING AS AN ELEMENT OF GEOPOLITICS OF THE RUSSIAN FEDERATION AND THE NORTH ATLANTIC UNION
The article examines the peacekeeping activities of Russia and the crisis settlement of NATO in terms of the implementation of their geopolitical goals and objectives. The positive influence of the Russian national-state peacekeeping on the international situation is substantiated and its main characteristic features that contribute to the formation of a more effective and crisis-resistant world system without politicization are revealed. The aggressive nature of the model of crisis management in the West, which realizes egocentric national and bloc interests under the pretext of "protecting democracy, universal values and human rights," is argued. It is also about the prospects for cooperation between Russia and NATO in the field of international peacekeeping and the need for multivariance of domestic peacekeeping operations.
Key words: peacekeeping; conflict; post-Soviet space; Black Sea region; national interests; National security.
Введение
Европа (и особенно ее Черноморский регион) исторически имеет ключевое геостратегическое значение для консолидированного Запада, считающего, что контроль этой территории позволяет определять будущее всего континента и проецировать военную мощь как на Балканы и Центральную Европу, так и на восточный район Средиземноморья, Южный Кавказ и даже север Ближнего Востока [Flanagan, Chindea 2019]. Наличие в Черноморском бассейне трех членов альянса (Болгарии, Румынии, Турции) и ряда его стран-партнеров является для НАТО достаточным основанием позиционировать любые действия других акторов в регионе (в том числе России) в качестве непосредственно затрагивающих интересы альянса [Анастасов 2018 URL], поскольку они якобы реконфигурируют современную систему европейской безопасности [Flanagan, Chindea 2019].
В нашем понимании термин «международное сообщество» не аутентичен понятию «консолидированный Запад», даже с учетом текущего доминирования в ООН трансатлантических подходов в отношении так называемой дальнейшей эволюции цивилизованного мира.
В последнее время Черноморский регион привлекает особое внимание международного сообщества, поскольку становится ареной геополитического противостояния между Западом и Россией по поводу якобы бы «повышенной конфликтности» последней, прежде всего, с Украиной, и так называемой вовлеченности ее вооруженных сил в эту
«агрессию» [Flanagan, Chindea 2019, с. 4-6]. Всё это, по оценке НАТО, уже значительно снизило уровень региональной безопасности в Европе [Анастасов 2018 URL].
Учитывая внутриукраинскую природу указанного конфликта, приведенное утверждение, по нашему мнению, является спорным и требует уточнения сущности практики новейшего миротворчества России и НАТО с точки зрения их геополитического влияния в мире. Это и составляет предмет исследования данной статьи.
1. Миротворческая деятельность России
Военная доктрина Российской Федерации однозначно определяет участие нашей страны в международной миротворческой деятельности с позиции сдерживания и предотвращения военных конфликтов1.
1.1. Цели российского миротворчества
Вместе с тем исследование отечественной миротворческой практики позволяет утверждать [Шамаров 2018], что задачи современной России в сфере миротворчества имеют значительно больший функционал, который в условиях осложненной геополитической обстановки в мире включает:
1) обеспечение национальной и внутренней безопасности страны, парирование всего спектра нынешних и перспективных вызовов и угроз, в первую очередь, вследствие размещения дополнительных войск и объектов НАТО вблизи границ России, в странах Балтии и Восточной Европе, наращивания военного присутствия альянса в Черном море [Герасимов 2019, с. 29];
2) поддержание региональной и глобальной стабильности и безопасности;
3) укрепление существующего миропорядка;
4) сохранение общепризнанной в мире системы международного права на основе верховенства положений Устава ООН2.
В этой связи считаем, что отечественное миротворчество востребовано, в первую очередь, в СНГ - зоне исключительных национальных
1 Военная доктрина Российской Федерации (утверждена Указом Президента РФ № Пр-2976 от 25.12.2014 г.), пп. 21 (р), 29-31 // Российская газета, 30.12.2014.
2 Концепция внешней политики Российской Федерации (утверждено Указом Президента РФ 30.11.2016 г.), п. 3 // Российская газета. 01.12.2016.
интересов России, а также в Черноморском регионе - единственной территории вне постсоветского пространства, где наше Великое (по своей уникально-самобытной и народно-державной сути, а также с позиции Мировых истории, культуры, наследия и географии) государство [Путин 2019] уже в XVIII в. четко определило свои геополитические приоритеты [Arbatov 2000].
Полагаем, что западные эксперты неслучайно заявили, что Россия стремится восстановить статус Великой державы и воссоздать в Черноморье зону своего национального влияния [Анастасов 2018 URL]. Здесь необходимо учитывать ту мировую аксиому, что «Россия не может быть государством, если она не будет суверенной» [Путин 2019]. А, как известно, суверенитет - это та геополитическая категория, которая предполагает наличие конкретных национальных интересов. Последние, в свою очередь, требуют активной защиты со стороны любого государства, проводящего «самостоятельный и независимый внешнеполитический курс»1. Именно поэтому миротворческая деятельность выступает в качестве важного элемента геополитики современной России, направленного на продвижение и защиту за рубежом ее ключевых государственных интересов и обеспечение национальной безопасности.
1.2. Содержание миротворческой деятельности России
С учетом того, что эффективность внешней политики суверенного актора определяется оптимальным симбиозом его национальных и международных интересов, полагаем, что сущностное содержание отечественного миротворчества включает такие основные черты, как:
- возможность рационально-прагматического нивелирования для безопасности России всего спектра существующих и перспективных вызовов и угроз;
- двуединое интегративное сочетание международной миротворческой деятельности и регионального миротворчества, прежде всего на постсоветском пространстве;
- в ряде случаев специфичный национально-государственный характер, допускающий в чрезвычайной ситуации прямое вмешательство в конфликт на основе межгосударственных соглашений в целях срочной локализации кризиса для прекращения вооруженного
1 Концепция внешней политики Российской Федерации (утверждено Указом Президента РФ 30.11.2016 г.), п. 21, 52 // Российская газета. 01.12.2016.
противостояния, восстановления относительных стабильности и гражданского порядка в условиях всесторонней ответственности России за удержание мира без политизации и интернационализации этого процесса [Большаков, Зазнаев 2011, с. 107-109].
Полагаем, что последнее соответствует сложившейся мировой практике, в рамках которой с начала 2000-х гг. влиятельные мировые акторы в лице членов Совета Безопасности ООН и НАТО силовым путем свыше десяти раз вмешивались во внутренние конфликты других государств без мандата ООН [Никитин 2011]. Однако Запад не любит вспоминать этого, но продолжает критиковать Россию за ее участие в четырех так называемых затянутых конфликтах в Грузии, Молдове, Азербайджане и Украине [Flanagan, Chindea 2019].
Вместе с тем наша страна, хотя и выходит в своей миротворческой практике в ряде случаев за рамки классических принципов ООН, но при этом в обязательном порядке:
а) гарантирует прекращение «горячего» вооруженного противостояния;
б) обеспечивает условия для последующего политического урегулирования и миростроительства;
в) стабилизирует внутриполитическую обстановку.
Всё вышеперечисленное и признается ООН в качестве главнейших целей миротворческих операций [Handbook on United Nations Multidimensional Peacekeeping Operations... 2003, с. 1-2] и обеспечивается сегодня Россией даже на территории Сирии [Герасимов 2019, с. 30].
1.3. Российское миротворчество - препон для геноцида
Ряд отечественных исследователей определяют российское национально-государственное миротворчество в качестве «своевременной политики предотвращения массового геноцида мирного населения», благодаря чему после распада СССР были спасены сотни тысяч мирных жителей, которые могли стать невинными жертвами конфликтов [Ерицян 2015, с. 44-47]. Полагаем, что именно с таких позиций следует оценивать легитимность конфликта РФ с Грузией в Южной Осетии в августе 2008 г., который до сих пор трактуется Западом как «прямой вызов установленному миропорядку» [Анастасов 2018 URL].
Считаем, что с международной точки зрения правомочно квалифицировать жертвы южноосетинского населения и потери российских
миротворцев в качестве, соответственно, попытки совершения геноцида по национальному признаку и вооруженного нападения на миротворческий контингент Вооруженных Сил России. Последнее преступление приравнивается к вооруженной агрессии против самого государства, отрядившего миротворцев в конфликтную зону, а попытка геноцида - достаточное правовое основание для жесткого силового подавления Россией этого тягчайшего, с точки зрения норм международного права, преступления Грузии [Шамаров 2016, с. 135-138].
Уместно напомнить, что руководство ООН не раз критиковало международное сообщество за отсрочку в организации внешнего подавления этнического геноцида в Руанде. При этом всем войнам под флагом «гуманитарных и других интервенций» свойственны значительные жертвы среди гражданского населения [Конышев, Кубыш-кин, Сергунин 2015, с. 55]. Россия учла этот печальный мировой опыт и не допустила повторения подобного в Южной Осетии.
Одновременно полагаем, что приоритетом отечественного руководства была и остается защита и поддержка за рубежом российских граждан и соотечественников, проживающих, в первую очередь, в странах СНГ1. Именно они, как показывает региональный опыт кризисного урегулирования, первыми становились жертвами всех постсоветских конфликтов. А многие жители Южной Осетии на момент военной агрессии Грузии уже имели российское гражданство.
1.4. Повышение эффективности миротворчества России
Вышеперечисленное, по нашему мнению, актуализирует потребность в рациональной адаптации внешней политики России к новым мировым реалиям2, что требует реформирования института национально-государственного миротворчества страны с позиции реализации ее национальных интересов и приоритетного обеспечения национальной безопасности.
Это предполагает в том числе проактивную внешнеполитическую идеологию в целях повышения международного рейтинга России, ее миротворческого потенциала и влияния, основу которой
1 Концепция внешней политики Российской Федерации (утверждено Указом Президента РФ 30.11.2016 г.), п. 3 (з), 45 (д), 55 (а) // Российская газета. 01.12.2016.
2 Там же, п. 24(а).
может составить мировая память о двух важнейших геополитических факторах. Первый фактор связан с исключительной ролью России с XVIII в. на Европейском континенте как защитницы славянства и православия, особенно в Черноморском регионе, второй - с глобальным значением в XX столетии СССР, ставшим реальной и достаточно успешной альтернативой субъектам западной цивилизации.
Влияние перечисленных факторов усиливает отсутствие общего восприятия в мире России в качестве «действительной угрозы национальной и глобальной безопасности» даже среди старейших стран НАТО, что в воинственной форме, по нашей оценке, присуще только балтийским постсоветским республикам, Украине, Грузии, Румынии, Польше и некоторым странам Запада [Беблер 2019, с. 216].
Одновременно следует учитывать и текущую «погруженность» ключевых государств исторического Запада (Великобритании, Франции и Германии) в решение серьезных проблем безопасности, связанных с выходом Лондона из ЕС, нелегальной миграцией, международным терроризмом, кризисным урегулированием на Африканском континенте и Ближнем Востоке [Flanagan, Chindea 2019].
Все это формирует, по нашей оценке, благоприятные возможности для усиления влияния Российской Федерации в мире в качестве значимого, суверенного, независимого и самодостаточного геополитического актора [Путин 2019], препятствующего становлению на международной сцене агрессивной монополярности на основе силового диктата1.
2. Кризисное урегулирование НАТО
В свою очередь Североатлантический союз декларирует, с одной стороны, что Европа является зоной его исключительной и легальной прерогативы, в которой Черноморскому региону отводится роль юго-восточного фланга альянса, а с другой - достигает свои стратегические цели в мире с помощью односторонних силовых акций под видом миротворчества и укрепления всеобщей безопасности или под предлогом обеспечения универсальных прав человека, поддержки в других странах «процессов демократизации и евроатлантической интеграции» [Анастасов 2018 URL].
1 Концепция внешней политики Российской Федерации 2016, п. 26 // Российская газета, 01.12.2016.
2.1. Цели «декларируемого миротворчества» НАТО
Сегодня в Брюсселе официально декларируется приверженность Североатлантического союза принципу мирного урегулирования споров. Но если дипломатические усилия остаются безрезультатными, НАТО проводит военные операции в рамках кризисного урегулирования в соответствии со ст. 5 (коллективная оборона членов альянса) Вашингтонского договора или согласно мандату ООН, самостоятельно или совместно с другими странами и международными организациями [Официальный сайт НАТО URL].
В ходе «проецирования стабильности и укрепления международной безопасности» альянс осуществляет, по сути, операции военной агрессии, которые игнорируют Устав ООН, Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе от 1 августа 1975 г, общепризнанные международно-правовые нормы [Герасимов 2019], а также учредительные документы самого блока. Всё это служит реализации, по нашей оценке, новейшего функционала НАТО, одной из задач которой Брюсселем идентифицирована «обеспечение... собственной авторитетности» [Анастасов 2018 URL]. Другими словами, авторитетность в современной геополитике, в понимании руководства НАТО, - это силовое доминирование и военно-политический диктат, ставящий национальную безопасность членов ООН в зависимость от уровня их отношений с Западом.
Вместе с тем, с точки зрения соблюдения норм Устава ООН и международного права, западные акторы неоднократно реализовывали неправомерные силовые действия. К ним относятся агрессия против Сербии в 1999 г., военная кампания против Ирака в 2003 г. и др. Более того, пролоббированная Вашингтоном резолюция СБ ООН на начало военной операции в Ливии в 2011 г. якобы с целью защиты мирного населения от «зверств войск режима М. Каддафи» обеспечила военную поддержку именно ливийской оппозиции, физическое устранение легитимного национального лидера и насильственный захват власти. Подобные действия Запада сегодня отмечаются и в Сирии.
2.2. Истинные цели кризисного урегулирования НАТО
Вышеперечисленное позволяет считать геополитической целью кризисного урегулирования НАТО долгосрочную консервацию кризисной ситуации в интересах сохранения глобального доминирования
Запада в геостратегически важных регионах. Достижение указанной цели в действительности не связано с реальным разрешением конфликтов, примирением сторон, мирным урегулированием, постконфликтным восстановлением и миростроительством. Результаты «практического миротворчества» НАТО сегодня наблюдаются в Косово, Македонии, Боснии, Афганистане, Ливии, Ираке, других странах.
Вместе с тем именно замороженные постсоветские конфликты на территории Черноморского региона, по мнению экспертов альянса, провоцируют образование так называемых серых зон, которые якобы формируют условия для «политического запугивания» Россией бывших республик СССР, разрастания организованной преступности, незаконной торговли, радикальных и экстремистских взглядов. Все это оценивается Западом в качестве серьезного геополитического вызова, «способного дестабилизировать весь Черноморский регион» [Анастасов 2018 URL].
2.3. Практика кризисного урегулирования
Жестко критикуя российское миротворчество на постсоветском пространстве, Запад уходит от конструктивного обсуждения результатов собственного кризисного урегулирования, например, замороженного конфликта на территории сербского автономного края Косово, внутреннюю безопасность которого вот уже более 20 лет обеспечивают силы НАТО. Напомним, что присутствие мощной группировки альянса не помешало албанским экстремистам провести «в мирных условиях 2004 года» широкомасштабные этнические чистки, в ходе которых были полностью «защищены» от нацменьшинств 16 городов, разрушены 35 православных храмов и монастырей. Как следствие численность сербского населения автономии сократилась вдвое за счет беженцев в другие страны.
Ну а сегодня Косово приобрело неофициальный статус даже «не серой, а черной дыры Европы», в которой на фоне прогрессирующей бедности и безработицы бесследно исчезает огромная донорская финансовая помощь, находят прибежище международные экстремисты и радикалы, множатся межнациональные, межконфессиональные, внутриполитические, экономические, социальные и другие проблемы, взращиваются структуры оргпреступности, ставящие под угрозу безопасность всей Европы.
Всё это дает основание полагать, что цель «кризисного урегулирования» НАТО в Косово связана с ее военным присутствием и продвижением на Балканах геополитических интересов и самое главное -с активным противодействием в рамках политики сдерживания России российскому влиянию в регионе1.
Всё это противоречит «Основополагающему акту о взаимных отношениях, сотрудничеству и безопасности между Российской Федерацией и НАТО», где закреплена норма о непозиционировании друг друга в качестве противника2 [Основополагающий акт... 1997 URL]. Но об этом на Западе уже и не вспоминают, что закономерно поднимает вопрос о политико-правовой дееспособности Североатлантического союза и его приверженности своим международным обязательствам.
Другим показательным примером миротворческой эффективности альянса в Европе служит Босния и Герцеговина, ставшая при активном лоббировании Западом членом ООН и ОБСЕ, но декларативное квазинациональное единство которой до сих пор требует вооруженной поддержки НАТО и ЕС.
2.4. Сущность трансатлантического «миротворчества»
Вышеизложенное позволяет выделить главную особенность кризисного урегулирования блока, связанную с его причастностью к тем конфликтам и кризисам, в которых затрагиваются российские интересы. При этом для обоснования своей агрессивной внешней политики НАТО в качестве «официальной угрозы своей безопасности» выбрало Россию [Герасимов 2019, с. 29]. Указанное и объясняет активное неприятие Западом российского миротворчества, в частности в Приднестровье, где Россия вот уже третье десятилетие сохраняет мир и стабильность.
Считаем, что свертывание в угоду Западу этой миротворческой операции, с одной стороны, негативно отразится на геополитическом влиянии России в регионе и обеспечении ее национальной
1 Концепция внешней политики Российской Федерации (утверждено Указом Президента РФ 30.11.2016 г.), п. 5 // Российская газета. 01.12.2016.
2 Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией североатлантического договора (Париж, 27 мая 1997 г.). Офиц. сайт НАТО. URL : www.nato. int/cps/ru/natohq/official_texts_25468.htm (дата обращения: 1.12.2019).
безопасности, с другой - даст НАТО шанс «урегулировать» приднестровский конфликт по своим лекалам. Всё это в итоге приведет к размещению в «унифицированной Молдове» военных евроатлантических структур (по примеру Балкан, Ирака, Афганистана), психологическую обработку населения с русофобских и антироссийских позиций, что, по нашей оценке, станет прямой военной угрозой России и продолжением процесса геополитической экспансии Запада на Восток.
В целом, кризисное урегулирование НАТО является важным геополитическим элементом, суть которого, по нашему мнению, заключается в реализации блоком собственной модели агрессивного миротворчества. Последняя насильственным образом извне навязывает участникам противостояния любое (в том числе нелегитимное с точки зрения международного права) военно-политическое решение в стратегических интересах ведущих стран Запада, что с международно-правой точки зрения может быть оценено как экстерриториальная реализация натовской юрисдикции вне рамок международного права. К примеру, имплементация подобного подхода только в Сирии привела к гибели от огня западной коалиции не менее трех тысяч мирных жителей, в том числе до 1,5 тыс. женщин и детей [Герасимов 2019].
Заключение
С учетом геополитической нацеленности Североатлантического союза на мировое доминирование можно заключить, что взаимодействие России с НАТО в сфере миротворчества имеет предельно низкую вероятность [Flanagan, Chindea 2019]. Значимым фактором здесь выступает также крайне негативное отношение большинства населения России к политике сотрудничества с альянсом, который отводит нашей стране роль «агрессора и оккупанта» при любых ее попытках отстаивать свои интересы, отождествляемые Западом с «российским злонамеренным влиянием, направленным на подрыв евроатлантических демократических институтов» [Анастасов 2018 URL]. Однако не исключается временное миротворческое взаимодействие ad hoc вне рамок НАТО с отдельными ее членами, имеющими в конфликтном регионе совпадающие на данном этапе с российскими собственные национальные интересы (по примеру текущего российско-турецкого сотрудничества в Сирии).
Резюмируя вышесказанное, можно сделать следующие выводы:
1. Миротворческая деятельность - это важнейший элемент геополитики России, содержание которого определяется возможностью нивелирования всего спектра вызовов и угроз, продвижения за рубежом национальных интересов страны и обеспечения ее безопасности, формирования более кризисоустойчивой мировой системы на основе примата международного права, суверенитета, независимости и территориальной целостности всех членов ООН.
2. Российское миротворчество характеризуется двуединой интег-ративной природой, специфическим характером и позитивным влиянием на кризис, предотвращает и сдерживает в зонах приоритетного российского национального влияния внутригосударственные конфликты, укрепляет без политизации и интернационализации существующий миропорядок, систему общеевропейской и глобальной безопасности.
3. Кризисное урегулирование НАТО направлено на геополитическую экспансию в мире, продвижение в конфликтных регионах эгоцентричных блоковых, коалиционных и национальных интересов на основе одностороннего силового вмешательства во внутригосударственные конфликты под предлогом «защиты демократии, универсальных ценностей и прав человека», что правомочно оценить как экстерриториальную реализацию блоком своей юрисдикции вне рамок международного права.
4. Сотрудничество в сфере миротворчества между Россией и НАТО в условиях парадигмы конфронтационной настроенности последней имеет близкую к нулю вероятность, а на территории СНГ и Черноморского региона должно быть исключено в принципе.
5. Сохранению глобальной стабильности в мире будет способствовать удовлетворение объективных потребностей России в обеспечении ее национальной безопасности и продвижении за рубежом собственных интересов, правильное восприятие которых Западом зависит от фактических возможностей России по их эффективной защите, в том числе с использованием института миротворчества.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Анастасов П. Что происходит на Черном море и вокруг него и как это сказывается на НАТО? // Официальный сайт НАТО / Черноморский регион: важнейший перекресток. URL : www.nato.int/docu/review/ru/ articles/2018/05/25/chernomorskij -region-vayonejshij -perekrestok/index. html (дата обращения: 13.11.2019).
Беблер А. Материалы VIII Московской конференции по международной безопасности 23-25 апреля 2019 г. МО РФ. М. : Синхротел, 2019. С. 216.
Большаков А. Г., Зазнаев О. И. Эффективность миротворческой деятельности России на постсоветском пространстве: опыт и перспективы ОДКБ // Вестник экономики, права и социологии Казанского (Приволжского) федерального университета. 2011. № 3. С. 107-109.
Герасимов В. В. Материалы VIII Московской конференции по международной безопасности 23-25 апреля 2019 г. МО РФ. М. : Синхротел, 2019. С. 28-31.
Ерицян И. Н. Миротворческая деятельность Российской Федерации на территориях непризнанных государств постсоветского пространства как гарант ее национальной безопасности // Известия Иркутского государственного университета. 2015. № 4. Т. 25. С. 43-52.
Конышев В. Н., Кубышкин А. И., Сергунин А. А. Защита гражданского населения в миротворческой деятельности ООН: проблемы и перспективы // Национальные интересы: приоритеты и безопасность. 2015. № 26 (311). Т. 11. С. 53-66.
Никитин А. И. Участие России в международном миротворчестве и перспективы его реформирования // Индекс безопасности. 2011. № 2. С. 105-111.
Официальный сайт НАТО. URL: www.nato.int/nato-welcome/index_ru.html (дата обращения: 25.11.2019).
Путин В. В. Послание Президента Федеральному Собранию «Нацпроект -сильная, комфортная Россия» 20 февраля 2019 г. // Российская газета. 2019. 21 февраля.
Шамаров П. В. Реализация норм международного права в деятельности Уголовного трибунала по Руанде // Вестник Екатерининского института. 2016. № 1 (33). С. 134-139.
Шамаров П. В. Концептуальные аспекты перспективной миротворческой деятельности Российской Федерации // Государственная служба и кадры. 2018. № 2. С. 145-149.
ArbatovA. G. The Kosovo Crisis:The End of the Post-Cold War Era // Occasional Paper. The Atlantic Council of the United States. Washington, DC, March 2000. 36 p.
Flanagan S. J., Chindea I. A. Russia, NATO, and Black Sea Security Strategy: Regional Perspectives from a 2019 Workshop. US : The German Marshall Fund of the United States : RAND Corporation, Santa Monica, Calif. 2019. 14 p.
Handbook on United Nations Multidimensional Peacekeeping Operations. New York: United Nations. Peacekeeping Best Practices Unit / Department of Peacekeeping Operations, 2003. 213 р.
REFERENCES
Anastasov P. Chto proishodit na Chernom more i vokrug nego i kak jeto skazy-vaetsja na NATO? // Oficial'nyj sajt NATO / Chernomorskij region: vazhnejshij
perekrestok. URL : www.nato.int/docu/review/ru/articles/2018/05/25/cher-nomorskij -region-vayonejshij -perekrestok/index.html (data obrashhenija: 13.11.2019).
Bebler A. Materialy VIII Moskovskoj konferencii po mezhdunarodnoj bezopas-nosti 23-25 aprelja 2019 g. MO RF. M. : Sinhrotel, 2019. S. 216.
Bol'shakov A. G., Zaznaev O. I. Jeffektivnost' mirotvorcheskoj dejatel'nosti Rossii na postsovetskom prostranstve: opyt i perspektivy ODKB // Vestnik jekonomiki, prava i sociologii Kazanskogo (Privolzhskogo) federal'nogo uni-versiteta. 2011. № 3. S. 107-109.
Gerasimov V. V. Materialy VIII Moskovskoj konferencii po mezhdunarodnoj be-zopasnosti 23-25 aprelja 2019 g. MO RF. M. : Sinhrotel, 2019. S. 28-31.
Ericjan I.N. Mirotvorcheskaja dejatel'nost' Rossijskoj Federacii na territori-jah nepriznannyh gosudarstv postsovetskogo prostranstva kak garant ee nacional'noj bezopasnosti // Izvestija Irkutskogo gosudarstvennogo univer-siteta. 2015. № 4. T. 25. S. 43-52.
Konyshev V. N., KubyshkinA. I., SerguninA. A. Zashhita grazhdanskogo naselenija v mirotvorcheskoj dejatel'nosti OON: problemy i perspektivy // Nacional'nye interesy: prioritety i bezopasnost'. 2015. № 26 (311). T. 11. S. 53-66.
Nikitin A.I. Uchastie Rossii v mezhdunarodnom mirotvorchestve i perspektivy ego reformirovanija // Indeks bezopasnosti. 2011. № 2. S. 105-111.
Oficial'nyj sajt NATO. URL: www.nato.int/nato-welcome/index_ru.html (data obrashhenija: 25.11.2019).
Putin V. V. Poslanie Prezidenta Federal'nomu Sobraniju «Nacproekt - sil'naja, komfortnaja Rossija» 20 fevralja 2019 g. // Rossijskaja gazeta. 2019. 21 fevralja.
Shamarov P. V. Realizacija norm mezhdunarodnogo prava v dejatel'nosti Ugolovnogo tribunala po Ruande // Vestnik Ekaterininskogo instituta. 2016. № 1 (33). S. 134-139.
Shamarov P. V.Konceptual'nye aspekty perspektivnoj mirotvorcheskoj dejatel'nosti Rossijskoj Federacii // Gosudarstvennaja sluzhba i kadry. 2018. № 2. S. 145-149.
Arbatov A. G. The Kosovo Crisis:The End of the Post-Cold War Era // Occasional Paper. The Atlantic Council of the United States. Washington, DC, March 2000. 36 p.
Flanagan S. J., ChindeaI. A. Russia, NATO, and Black Sea Security Strategy: Regional Perspectives from a 2019 Workshop. US : The German Marshall Fund of the United States : RAND Corporation, Santa Monica, Calif. 2019. 14 p.
Handbook on United Nations Multidimensional Peacekeeping Operations. New York: United Nations. Peacekeeping Best Practices Unit / Department of Peacekeeping Operations, 2003. 213 r.
