CC BY
54
УДК 165.5
ПОСТМОДЕРН: МНОГООБРАЗИЕ ДЕФИНИЦИИ
© 2013 г. М.В. Максимова
Максимова Марина Валерьевна -кандидат философских наук, доцент,
кафедра философии и права, Южно-Российский государственный политехнический университет имени М.И. Платова, ул. Просвещения, 132, г. Новочеркасск, 346428. E-mail: aspera-86@mail.ru.
Maksimova Marina Valeryevna -Candidate of Philosophy Sciences, Associate Professor, Department of Philosophy and Law, South-Russian State
Technical University named after M.I. Platov, Prosveshcheniya St., 132, Novocherkassk, 346428. E-mail: aspera-86@mail.ru.
Исследуется актуальная на сегодня проблема генезиса понятия «постмодерн» и связанного с этим полисемантического многообразия используемых дефиниций. Проанализированы наиболее популярные смысловые концепты постмодерна, что дает возможность рассматривать данное явление во множестве его структурных взаимосвязей. Представлены различные позиции по исследуемому вопросу, это позволяет подойти к проблеме с разных научных ракурсов.
Ключевые слова: постмодерн, онтология, ризомность, деконструкция, постнеклассиче-ская научная рациональность.
The article is devoted to the problem of the genesis of the term «postmodern», and connected with it polysemantic plurality of definitions. The paper analyzes the most popular semantic concepts of postmodernism, which allows considering this phenomenon in the variety of its structural relationships. There are different points of view on the issue which allows approaching the problem from different academic perspectives.
Keywords: postmodern, ontology, rhizome, deconstruction, post-nonclassical scientific rationality.
Термин «постмодерн» сегодня не получил однозначной оценки. Зачастую это понятие обвиняют в чрезмерной расплывчатости, околонаучности и превалирующем художественном, а не философском наполнении [1]. Это не совсем верно, хотя бы потому, что, по мнению большинства исследователей, слово было введено в обиход одним из крупнейших философов современности Ж. Лиота-ром [2], утверждавшим, что прежние когнитивные системы окончательно утратили свою актуальность.
Сущность постмодерна заключается в систематическом исчезновении идеологических концептов (метанарративов), занимающих, на протяжении всей истории человечества, мощнейшие мотивационные суперпозиции. Взамен утраченных «великих повествований» [2] приходит эпоха ситуационности, пер-формативной спонтанности восприятия, дискретно-
сти суждений, отсутствия единых идейных принципов. В.М. Дианова описывает данную ситуацию следующим образом: «Время утрачивает модусы и выступает как "прошлонастоящее". Форма теряет смысл, воцаряется открытая антиформа, в истории господствует случай, замыслу и закономерности места нет; иерархия как принцип структурной организации уступает место анархии; на место творчества встает деконструкция; центрирование сменяется рассеиванием; вместо углубления, традиции, укорененности предлагается ризома (специфическая форма хаотического развития) и "пересечение поверхностей"; означающее вытесняет означаемое, цель подменяется игрой, определенность - неопределенностью» [3, с. 98].
Это означает, что на первый план в большинстве духовных измерений выходит случайность как генетическая форма, воссоздающая ситуативную
плюральность понятий. Такое наполнение постмодерна приводит к созданию новых методологических основ, включающих в себя всю многообразную палитру интеллектуальных, творческих, философских наслоений, по сути "понимающий микроанализ", сверхрационализм, трактуемый как единство чувственного и рационального, эмоционального и рассудочного» [3, с. 129].
Лиотар пишет, что метанарративы больше не «работают» в духовной сфере бытия. По высказыванию В. Вельша, «существовавшее до сих пор знание было по форме едино, а это единство обеспечивалось обращением к великим мета-наррациям, мета-повествованиям» [4, с. 111]. Ситуация распада «великих повествований» замещается потенциальной множественностью, которая активно поощряется используемой в постнеклассике синергетической методологией. В метафизике это проявляется в виде полной утраты устойчивых витальных конструктов, в виде атмосферы кажущегося на первый взгляд низложения духовных идеалов. Вельш связывает появление постмодерна с определенным социальным кризисом буржуазного мышления, приведшего к существенным культурно-философским трансформациям в начале XX в. По его мнению, рождение постмодерна датируется 1917 г., в котором «увидела свет книга Рудольфа Паннвица "Кризис европейской культуры", где и дебютировало прилагательное "постмодерный". Паннвиц говорит о "постмодерном человеке", этакой всякой всячине» [4, с. 110]. Однако здесь речь идет скорее о социально-культурных, а не философских и тем более не онтологических аспектах произошедших изменений. Постмодерн апеллирует к деконструкции как способу отношения к реальности, как разрушению, вызывающему к жизни новые интеллектуальные системы, пришедшие на смену статичным когнитивным построениям.
В таком случае концептуальной основой постмодерна будет, несомненно, выступать структурализм со свойственным ему релятивизмом. Состоявшийся в начале XX в. лингвистический поворот скорее всего был переходом к новому понимаю онтологии, к новой трактовке реальности, предлагающей принципиальную плюральность, семантическую множественность и вещественную хаосомность. Возник феномен пограничной (междисциплинарной) методологии, следствием которого явилась онтологизация знака, творения нового языка. Основная идея структуралистской доктрины заключается в поиске в любых областях реальности устойчивых структур, выявление которых позволят сформировать относительно устой-
чивое представление об объектах анализа. Ряд современных исследователей связывают сложившуюся ситуацию с окончанием доминирующего влияния идеалов Просвещения и вместе с тем с возникшим на «стыке» научных парадигм познавательным кризисом. В.А. Кутырев подчеркивает, на наш взгляд, центральную идею возникновения данной структурной методологии, согласно которой «в основу объяснения реальности кладутся уже не сущности, вещи или "атомы", а формы, функции и отношения. Вещи рассматриваются как результат пересечения отношений. Сами они бытием не обладают. Субъект также растворяется в связях и формах» [5, с. 47]. Структурный анализ ориентирован на внутреннее содержание объекта, это система, обусловленная отношениями ее элементов друг с другом. Акцент ставится именно на этой глубокой внутренней связи между объектами, таким образом происходит переход от онтологии вещей к онтологии отношений между вещами.
Основные представители структурализма пытались дать множество различных трактовок природы реальности. Для Ф. Соссюра [6], как и для К. Леви-Стросса [7] структурный анализ еще апеллирует к понятию объективности. Это процесс, преобразующий «естественный» уровень человеческой личности в новое качество, который осуществляется посредством коммуникативной сущности языка как универсальной знаковой системы. Понятие о предмете и сам предмет являют неразрывное целое, передаваемое семантическим образом. В дальнейшем логика структурализма развивается в направлении актуализации реальности исключительно с помощью языковых измерений. Это связано с тотальным отторжением рационализма, что сказалось на спонтанном крушении остатков детерминистических суждений в философском сознании. Структурализм несколько вытесняется из эпицентра научных интересов и заменяется постструктурализмом.
В отдельных исследованиях указывается, что фигурой, объединяющей структурализм и постструктурализм, является М. Фуко, совершающий попытку перенести смысловой центр исследовательской деятельности в сферу априорных эпистемологических структур, в рамках которых возможна научная деятельность [8]. Акцент исследования все больше направлен в плоскость анализа не самих структур, а возможных условий их генезиса. Таким образом, происходит постепенное замещение изучения бытия социальных отношений дискурсивными практиками, отношениями между знаками и символами. Как указывает В.А. Кутырев, «если
структурализм сознавал себя как продолжение и развитие (хотя и новый этап) европейской культуры, философии, создаваемой ими модели мира, то специфика постмодернизма в том, что в нем происходит радикальный разрыв с этой традицией. Отрицание всего, что наработано до сих пор, до струк-турно-лингво-семиотической, то есть информационной революции. Ибо до сих пор была история предметного мира. А начинается история информационной реальности» [5, с. 42].
Постструктуралисты Р. Барт [9] и Ж. Лакан [10] концептуализируют в своих работах критическую рефлексию против рационализма, порядка и традиционной онтологии, и окончательно формируют новый предмет философского исследования -реальность как фрагментарный договор. Если в самом структурализме все еще активно пробивается архетип Космоса как стремления к определенному интеллигибельному упорядочиванию, то впоследствии Космос окончательно уступает место онтологическому Хаосу.
Универсальный методологический аппарат классической науки распадается на множество несводимых друг к другу частей, гетерогенных онтологическому пространству вселенной. Вещь и предмет разводятся по разные стороны познавательного процесса. Для духовной сферы бытия аксиологический, философский и творческий де-центризмы перестают быть исключением и выводятся в правило. Типологизация с точки зрения традиционных научных канонов становится труднодостижимой, и поэтому вся многообразная совокупность методов, основанная на сходных приоритетах онтологической деконструкции, объединяется в предельно общее понятие постмодерна.
Вследствие вышеупомянутых методологических тенденций остроту полемики приобретает проблема целостности объекта. Становится очевидной необходимость пересмотра представлений о том, что понимать под единой структурой. Единство как характеристика онтологического объекта перестает быть раз и навсегда данной актуальностью. Целостность приобретает удивительную пластичность своих границ. Это хорошо прослеживается с помощью понятия ризомы, введенного Ж. Делезом и Ф. Гваттари [11].
Ризома понимается как хаотичная совокупность гетерогенных образований, не связанных каким-то единым управляющим центром. Визуальный образ такого состояния будет представлять некую плоскость, так как бесконечное множество возникающих в науке (искусстве, философии) тенденций не имеет «единого корня». Эта «плоскость» противопоставля-
ется «дереву» как рационалистическому знанию, имеющему общий смысловой стержень. По мнению Ж. Делеза и Ф. Гваттари [11], ризомность как тип мышления контрастирует с сухой метафизичностью понятийного аппарата классической науки, не способного к описанию сложившейся интеллектуальной и социальной ситуации современности. Таким образом, понятие ризомности символизирует в очередной раз радикальный отказ от классических онтологических построений на основе детерминизма и структурной организации чего-либо. Как указывают В.П. Коханов-ский и В.П. Яковлев, «мыслить по-современному -значит мыслить ризомно, то есть мыслить в вещах, среди и между вещей. Мыслить ризомно - значит понимать, что история человеческой жизни, социальной реальности, познания, культуры дискурсивна; она прерывается, ломается, рвётся, пускает новые корни в самых неподходящих местах, движется множеством разных, не связанных друг с другом линий» [12, с. 412].
Понятие ризомы имеет тесные параллели с синер-гетической методологией исследований, совпадая с последней в принципиальной плюральности, нестабильности и непредсказуемости путей возможного развития. Ризомность синхронична концепту бифур-кационностью, соответственно может быть использована в постнеклассической научной парадигме в качестве способа описания современной реальности.
Тезис об удушающем эпистемологическом вакууме рационалистической науки довершился методологическим прорывом, выраженным в понятии деконструкции. Введенный в оборот Ж. Дер-ридой [13], термин оказал столь колоссальное влияние на формирование идейного инструментария постмодерна, что на сегодняшний день практически полностью с ним отождествился. Как указывается в современных исследованиях, деконструкция стала исходной категорией «критического» периода постмодерна. По всей видимости, ею она отчасти и остается на новейшем этапе развития. Квинтэссенция деконструкции состоит в принципиальном отрицании гносеологической возможности обнаружения «присутствия» любых объектов материального мира. Соответственно происходит отмирание традиционной онтологии, пустующее место которой плавно заменяется онтологией Хаоса, Ничто. Как пишет В.А. Кутырев, «на смену Бытию выдвигается Ничто, которое под влиянием этих тенденций пытаются положить в основание метафизики. Вместо онтологии надо "разрабатывать" нигитологию» [5, с. 54].
По мнению Ж. Дерриды, рационализм западной культуры находится в столь очевидном интеллекту-
альном тупике, из-за того, что пытается ответить на вопросы, не имеющие ответа в рамках заданной современностью системой отсчета. Причина содержится в неверном употреблении основных категорий мышления, навязанных субъектам-наблюдателям предшествующими философскими системами. Неверно в этом аспекте абсолютно все, начиная с дуализма субъекта и объекта познания и заканчивая предложенными классической наукой методами, формами и способами исследования. Все это, как считает Ж. Деррида, следствие ложной историко-культурной традиции, поэтому единственное решение данной проблемы состоит в попытке разложения всей системы понятий на ее составляющие с целью их анализа и последующего устранения из науки ее категориальных рудиментов. Это приведет субъекта к пониманию мира как текста, подверженного нескончаемому множеству интерпретаций- прочтений [13].
Данные идеи активно подвергались негативной оценке. Как пишут В.П. Кохановский и В.П. Яковлев, «по мнению ряда критиков данной концепции, главная цель деконструкции - отрицание традиционного мира человеческого бытия и основанной на его признании онтологии, соответствующей ей гносеологии, любого "присутствия". Бытия не только природы, материи и их "зеркала", сознания, но и трансцендентного, идеальных сущностей Платона, психофизического дуализма Декарта, трансцендентализма Канта, вообще "основного вопроса философии", во всех его существовавших формах и предлагавшихся решениях»[12, с. 448]. Таким образом, деконструкция несет негативное, разрушающее метафизику начало, практически начало конца.
Иную позицию занимает отечественный философ А.Г. Дугин. Он называет понимание деконструкции как отрицательного проявления хаоса, демонтажа истины, логики, когнитивных основ ошибочным: «Это явление очень часто неверно трактуется людьми, столкнувшимися с ним поверхностно. Они понимают его буквально, как что-то совершенно "негативное", как разрушение, лат. deconstructio. Сошйисйо - построение, deconstructio - разрушение. Однако в методологии постструктурализма речь идет совсем о другом. О том, что любое высказывание для его точного и правильного понимания должно быть приведено к тому контексту, откуда оно изначально взято. Затем необходимо проанализировать его содержание не абстрактно, а применительно к той среде, где оно возникло и сложилось, проследить его связь с теми высказываниями, наряду с которыми оно делалось, - особо
уточнить его полемический смысл (т.е. против кого или за кого оно было ориентированно), на что оно косвенно (или прямо) намекало и, в принципе, зачем оно было сделано. Вот, что такое "деконструкция" в ее философском понимании» [14, с. 396]. А.Г. Дугин указывает на необходимость понятийной дифференциации основных элементов дисциплинарной матрицы, которая может быть осуществлена с помощью деконструкции. Последняя в данном случае представляет важнейший инструмент постнеклассического дискурса, реинкарни-рующий античную дихотомию хаоса и порядка в новом системном качестве. Хаосомность размывает очерченные границы классических онтологических и гносеологических дефиниций, сообщая им актуальное научному пространству звучание. По сути эта «процедура» является заново проделанной систематизацией явлений на основе индетерминистических принципов современного познания. Деконструкция есть не что иное, как приведение к парадигме [6].
Деконструкция создает ситуативное поле неограниченных альтернатив развития. Связи между объектами принимают разнообразные сплетения, конфигурации, размеры. Основными категориями описания реальности становятся децентрация, неопределенность и изменчивость [15]. Пространство постмодерна становится синергетическим, т.е. ризомным, плюральным. Структура как космос противополагается ризоме как хаосу.
С введением в общенаучный, культурный и философский лексикон понятия «постмодерн» вышеизложенные философские концепции обрели единую идейную направленность, состоящую в принятии ряда методологических принципов, в том числе хао-сомности, ризомности и деконструкции. Поэтому представляется логичным связать эволюцию и понятийное наполнение постмодерна именно с появлением данных понятий в истории. В отношении самого термина было бы наиболее верным отождествить его возникновение с выходом работы Ж.Ф. Лиотара «Состояние постмодерна» в 1979 г.
Литература
1. О проблемах изучения немецкого искусства XX в. // Германия. XX век. Модернизм, авангард, постмодернизм / ред.-сост. В.Ф. Колязин. М., 2008. С. 15 - 42.
2. Лиотар Ж.Ф. Состояние постмодерна. М., 1998.160 с.
3. Дианова В.М. Постмодернистская философия искусства: истоки и современность. СПб., 1999. 240 с.
4. Вельш В. Постмодерн. Генеалогия и значение одного спорного понятия // Путь. 1992. № 1. С. 109 -136.
5. Кутырев В.А. Философия постмодернизма. Н. Новгород, 2006. 95 с.
6. Соссюр Ф., де. Курс общей лингвистики. Екатеринбург, 1999. 432 с.
7. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 2001. 512 с.
8. Фуко М. Археология знания. СПб., 2004. 416 с.
9. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989. 616 с.
Поступила в редакцию
10. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995. 192 с.
11. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М., 1998. 288 с.
12. Кохановский В.П., Яковлев В.П. История философии. Ростов н/Д, 2010. 736 с.
13. ДерридаЖ. О грамматологии. М., 2000. 512 с.
14. Дугин А.Г. Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли. М., 2009. 744 с.
15. Любченко В.С. Человек в обществе Модерна. Новочеркасск, 2013. 298 с.
13 сентября 2013 г.
