CC BY
306
УДК 124.1 ББК 87.2
Рендл М.В.
АКТУАЛИЗАЦИЯ МЕТАФИЗИЧЕСКОГО ХАОСА В СОВРЕМЕННОЙ
ФИЛОСОФИИ
Rendí M.V.
ACTUALIZATION OF METAPHYSICAL CHAOS IN MODERN PHILOSOPHY
Ключевые слова: хаос, постмодерн, хаосмос, ризома.
Keywords: chaos, postmodern, haosmos, rhizome.
Аннотация: статья посвящена исследованию феномена хаоса в концептуальных понятиях постмодернистской философии. На примере исследований Ж. Делеза и Ф. Гваттари показан обширный гносеологический потенциал современного философского категориального аппарата, интегрированного в постнеклассическую научную парадигму.
Abstract: the article devoted to the phenomenon of chaos in conceptual terms of postmodern philosophy. On an example of Deleuze and Guattari research it shows vast epistemological potential of the modern philosophical categorical apparatus integrated into postnonclassical scientific paradigm.
Научные открытия, поставившие под сомнение классическую (а теперь уже и неклассическую) науку, потребовали масштабной переоценки наших знаний как о космосе, так и о хаосе. Как пишет американский ученый Б. Грин, «если на пороге двадцатого столетия еще и оставались сомнения, то в двадцать первом вывод был предрешен - в вопросах познания истинной природы реальности наш повседневный опыт вводит нас в заблуждение»1. Наблюдатель давно уже вытеснил из гносеологического горизонта субъекта познания; преобразовательная активность когнитивной практики заменилась мыслительным конструированием, воссозданием скрытых от непосредственного опыта закономерностей эволюции вселенной. Космологический принцип, задававший статичный способ отношения к реальности долгие десятилетия, заменился изысканной простотой космической динамики, проецирующей гетерогенность пространственно-временных связей на процессы бытия духовного и социального.
Вполне естественно, что под влиянием столь радикальных научных трансформаций, затрагивающих не только частные области научного знания, но и всю рациональность как таковую, не могло не измениться содержание философского знания. Современная философия предлагает иные по отношению к прикладной науке пути выхода из хаоса, так же являющиеся потенциальными возможностями развития среди миллиардов эволюционных «тропинок». Философия и хаос становятся, как никогда, взаимосвязанными. Л.А. Маркова правомерно отмечает, что «философию нельзя вывести из хаоса. Тем не менее философия и хаос соседствуют друг с другом, хаос просачивается в философию, и из него произвольно выхватываются те или иные составляющие философии. Конструирование, творчество концептов - это и есть философия»2.
Следует подчеркнуть эксклюзивность данной ситуации для историко-философс-кого контекста. Хаосу практически не отводилось места в западноевропейской философской традиции, начиная с античности. Его место полностью занимает Логос. Логос выступает концентрацией структурной рациональности, детерминирующей мировоззренческую парадигму как предзаданную неким упорядочивающим началом. И эта философская система, по мнению современных философов (условно обозначенных постмодернистами)
1 Грин, Б. Скрытая реальность: параллельные миры и глубинные законы космоса. - М.: УРСС: Книжный дом «Либроком», 2013. - С. 9.
2 Маркова, Л.А. Философия из хаоса. - М.: Канон, 2004. - С. 4.
начисто исчерпала свое содержание. Что, впрочем, вполне согласуется с общей тенденцией смены научных оснований. Оставляя непривычное ощущение онтологической децентрации, Логос уходит на второй план индивидуального сознания, уступая место перечеркнутому историей хаосу, отброшенному новоевропейской наукой на периферию утопичных космогоний.
Синтез парадигмальных оснований науки сегодня практически невозможен без осознания концептуальной роли хаоса. Если в сфере естественнонаучных дисциплин это проявляется в активном воссоздании целостного подхода к бытию, то в гуманитарном знании интерсубъективный статус хаоса связан с семантической средой постмодерна. Как пишет Д. Глейк, «хаос вызывает к жизни вопросы, которые плохо поддаются решению традиционными методами, однако позволяют сделать общие заключения о поведении сложных систем. Все первые теоретики хаоса чувствуют, что поворачивают вспять развитие науки, следовавшей по пути редукционизма - анализа систем как совокупностей составляющих их элементарных объектов... Они верят, что ищут пути к анализу систем как целого»3. Аналогично, в гуманитарной среде происходит планомерная расстановка акцентов на креативных функциях хаоса, объединяющих уровни бытия в единую когнитивную структуру.
Согласно Л.А. Марковой, «каждому этапу развития науки (по классификации В. Степина) соответствует та или иная доминирующая в интерпретациях науки философская система. Классической науке соответствует позитивизм, не выходящий за рамки научной рациональности. Неклассической науке (с ее теорией относительности и квантовой механикой) наиболее созвучна философия диалога и культурология. Постнеклассической науке созвучна философия посмодернизма»4. Данная параллель позволяет методологически скоррелировать понятийный аппарат науки и философии не только с общим способом отношения к миру как к системе (в частности, мир как текст в постмодернизме, мир как открытое самоорганизующееся целое в науке), но и с конкретными процессами организационного становления среды на микроуровне, на уровне случайных флуктуаций. Здесь играет огромную роль установка на восприятие хаоса как актуализации творческой среды, пребывающей в интенсивном становлении, семантически нестабильной. Внутренняя активность хаоса, предстающая в современной парадигме гуманитарного знания как смысловая активность среды, придает данному понятию общенаучный статус. Это особое состояние среды, генерирующее эволюционные пути современности, является также универсальной отмычкой для онтологических первоначал, позволяя сконструировать альтернативу классическому логоцентрическому подходу.
В целях решения данного вопроса в философии постмодернизма появляется ряд терминов, которые вполне могут претендовать на научную общезначимость в силу своего насыщенного информационного содержания. В частности, понятие хаосмоса, активно употребляемое в междисциплинарном пространстве, является одним из наиболее точных неологизмов постнеклассики, описывающих нестандартность современных реалий.
Хаосмос обозначает особые процессы в среде, которые не могут быть однозначно оценены в общепризнанных категориях, фиксирующих состояние бинарности (такие как хаос и порядок, смысл и бессмыслица и пр.). Хаосмос отражает атмосферную нестабильность вещей, событий и явлений, что логично встраивается в понятийный тезаурус синергетической парадигмы.
Феномен нестабильности, положенный в эпицентр постмодернистских построений, описывается с помощью идеи хаосмоса в виде динамической рефлексии над основаниями культуры и философии. Именно исходя из обширного потенциала нестабильных объектов возникает необходимость в дескриптивном обнаружении свойств, которые не могут быть
3 Глейк Джеймс. Хаос. - М.: Амфора, 2001. - С. 6.
4 Маркова Л.А. Философия из хаоса. - М.: Канон, 2004. - С. 117.
зафиксированы ни в одном из используемых терминов в силу высокого уровня сложности.
Акцент в постмодернистском истолковании хаоса делается не на изучениях проявления его предметности, а на осмыслении потенциальных креативных возможностей. В преломлении к предметной сфере это выражается в метастабильности вещей, которая не может быть представлена ни как структура, ни как бессистемный хаос. Речь идет об обретении системных характеристик сквозь специфический синтез порядка и беспорядка, или же о хаосмичности.
Данный тезис выражает момент непосредственной интеграции синергетического принципа самоорганизации в гуманитарную сферу: для достаточно большого количества постмодернистских практик характерна идея искусственного воссоздания хаосомности в семантической среде, что помогает «освободить» механизм рождения смысла от понятийных условностей (особенно хорошо данный момент просматривается в идее не просто мира как текста, а мира как предзаданного текстового хаоса).
Согласно М.А. Можейко, «в постмодернистском контексте понятие «хаос» интерпретируется уже не просто как контаминация «хаоса», «космоса» и «осмоса», - хаос мыслится как чреватый космосом, и возможность этой космизации (упорядочивания) реализуется в актах переходов его из одного осмотического состояния в другое: бытие ризомы как реализующее себя посредством осцилляций между этими состояниями»5. Такое понимание хаосмоса является априори ситуативным, вступающим в когнитивное противоречие с идеей мира как устойчивой субстанциональности.
Сходную интерпретацию идеи хаосмоса можно встретить в работах Ж. Делеза и Ф. Гваттари. В его трудах термин «хаосмос» часто заменяется понятием «тела без органов». «Тело без органов», метафорически символизирующее интерсемантический компонент среды, понимается как локальный процесс ситуативного замещения одного составляющего системы («органа») другим. Определенная конфигурация компонентов, заставляющая аллегорию тела существовать, волнообразно сменяется смещением фигур, обращающих тело в нулевое состояние, после которого совокупность внутренних импульсов запускает данный процесс в новом качестве. Ж. Делез использует термин «самоконфигурации» для описания аструктурной процессуальности тела без органов. Это дает возможность понимать «жизнедеятельность» тела без органов как непрерывную самоорганизацию, сменяющуюся короткими периодами субстанциональной дезинтеграции.
Интересно понимание тела без органов как случая перехода к недифференцированности, когда различные части концептосферы постоянно пересекаются между собой, не являясь, вместе с тем, очевидным холистическим целым. Совпадение субъекта и объекта, происходящее в теле без органов, приводит авторов термина к пониманию субстанциональной имманентности, не совпадающей со своими предметными конфигурациями - модусами. Понятие становится стабильно актуальным вне зависимости от смены конвенциональных условий научного познания: инволюционность тела без органов трансформируется в идею индетерминистичного творческого начала. Принципиальная аморфность и хаосомность позволяют данной «структуре» аккумулировать различные связи между явлениями, конституируя спонтанное бытие различных процессов.
Идея с телом без органов - это попытка выйти за грани механистической каузальности, подчеркнув априорную плюралистичность, текучесть, метакатегориальность возможных оценок. Само понятие, согласно Ж. Делезу, практически не подвергается дескриптивному методу в силу отсутствия какого-либо единого смысла, зашифрованного в многообразии оттенков, реакций и альтернатив развития. Генетический смысл тела без органов просто не существует, поэтому аксиологическая, философская или же культурологическая интерпретация не принесет
5 Новейший философский словарь. - Минск, Книжный Дом, 2001. - С. 1150.
никаких результатов.
А.В. Дьяков полагает также в качестве одного из ключевых понятий, составляющих в целом концепт хаокосмоса, так называемое метамоделирование. Метамоделирование предполагает масштабное соединение воедино «разорванных» частей бытия, - соединение, разумеется, экзистенциальное, происходящее на уровне индивидуалистического сознания. Такое «склеивание» разрозненных кусочков дискурсивной «ткани» является завершающим этапом в процессе автопоэзиса как внутренней саморегуляции хаосомности в среде.
На вышеупомянутых примерах хорошо видно, насколько прочно Ж. Делез и Ф. Гваттари интегрировали теорию хаоса в гуманитарное пространство, в частности, в калейдоскоп субъективистских практик. Идея «хаосмического» восприятия реальности, с одной стороны, будучи весьма экстравагантной для консервативно настроенного сообщества, с другой стороны несет обнаружение текучей массы метадискурсивных «планов» бытия, проскальзывающей, зачастую абсолютно незамечено, сквозь жесткое сито рациональности.
Поставленная французскими постмодернистами задача проложить мост между
конвенционально закрепленным философским пониманием бытия и семантической
«черной дырой» хаосомности если не решается полностью, то практически выводится на
поверхность современных реалий. Хаос, ускользающий от рационалистических
дискурсов, является неисчерпаемым резервуаром потенциальных возможностей. Эта
текучесть- результат виртуальности хаоса, его мультиструктурности. Ф. Гваттари
обращает внимание на то, что абсолютно недопустимо смешивать понятие хаоса и
беспорядка в привычном смысле этого слова. Хаос- символ гиперсложной системы,
генерирующей случайность как исходный принцип возможных построений. Исходя из
точки зрения А.В. Дьякова можно провести параллели между дискурсивностью
современного пространства и макросистемами, задающие начальные параметры этой
дискурсивности : «не следует путать хаос с катастрофой, которая представляет собой
коллапс энонсиативности. Между дискурсивностью и порождающими дискурсивность
гипер-комплексами происходит непрестанное взаимное обращение.. ..Переход от одной
определённости к другой здесь невозможен, поскольку одна из них исчезает, едва
- 6
наметившись, а другая возникает уже исчезающей» .
Ф. Гваттари и Ж. Делез неоднократно заявляют о том, что хаос, являясь пустотой исходя из наших пространственных категорий, не является небытием. Скорее, это виртуальная совокупность потенциальностей, которая становится наблюдаемой в последующей актуализации (если, конечно, таковая будет иметь место), в предметном состоянии вещи. Мир событийности полагается, таким образом, в тесной взаимосвязи с миром хаоса.
Образ «шизофреника», столь часто используемый в философских построениях постмодерна (в частности, в работах
Ж. Бодрийяра, Ф. Джеймисона и др.), практически манифестируется в философии Ф. Гваттари и Ж. Делеза. Французские ученые полагают, что субъект и хаос - очень сходные величины, - нет ничего более родственного хаосу, чем мир субъектности. Хаос присутствует в творческой жизни индивида как некий бессознательный пласт, предшествующий дискурсивности и рациональности. Как нет однозначно прочерченной границы между хаосом и порядком, так и нет, согласно Ф. Гваттари, очевидного различия между нормальностью и сумасшествием.
Рассматривая проявление хаосмоса в субъектном сознании, Ф. Гваттари неоднократно обращается к задаче примирения хаоса и космоса с помощью данной категории. Он старается уйти от ассоциации хаоса с ростом энтропии в системе и
обратиться к идее хаосмичности как концептуального разнообразия бытия. В этом случае бытие субъекта, как верно отмечает А.В. Дьяков, «возникает лишь в том случае, если последний пребывает в некой точке членения, детотализации и детерриториализации. Это та перспективная точка зрения, в которой только и может возникнуть субъективность. Только здесь формируются и конституируются экзистенциальные территории и нематериальные миры. Здесь возникают и существуют пространство и время. Все вещи здесь пребывают в хаотическом движении, и этот хаос является единственной закономерностью и порядком их существования. Хаос, таким образом, лежит в основании
7
«мира» .
Следует, по мнению Ф. Гваттари, также избегать параллелей фрейдистского толка между хаосом и бессознательным, прорывающимся в рациональную сферу. Хаосу внутренне присуща собственная онтология, не подвергающаяся в достаточной мере интеграционной системе оценок со стороны классического категориального аппарата науки. В хаосомной онтологии действуют принципы случайности, виртуальности, инобытия, - что, опять же, не является не-бытием. Эти принципы, по мнению Ж. Делеза и Ф. Гваттари, не объединены каким-либо исключительным единородным началом, не имеют единого смыслового корня. Поэтому субъектность также не является полностью цельной величиной: в нее периодически вторгается хаос, и это вторжение вполне органично аструктурной сетке бытия.
Экзистенциальный хаос объективируется в самых разных условиях: это могут быть как простейшие формы повседневной психической кондиции, так и сложнейшие ситуативные потоки патологических интенций. Онтологическое пространство, генерирующее событийность, постоянно подвергается флуктуациям, создающим бытие как нелинейный стохастический организм.
Ф. Гваттари сравнивает дуализм новоевропейской субъектности с искусственным самоисключением из пространственного-временного контекста, что создает смыслы, обладающие иллюзорной устойчивостью. Обратная сторона данного процесса раскрывается в процедуре картезианского сомнения, приводящего к ментальному хаосу сознания, фиксирующего онтологическую гетерогенность. В этом состоянии внутреннего хаоса происходит плавное семантическое движение, нарушающее взаимосвязь рацио с внешней событийностью. Таким образом, абстрактный хаосмический маятник начинает раскачиваться между двумя экзистенциальными центрами, один из которых обладает высокой степенью энтропии, приводящей к шизофренических смехам сознания. Схождение данных центров (или же, полюсов) в единую точку порождает субъекта как носителя свойств собственной идентичности.
Таким образом, если, исходя из понятийного аппарата прикладной синергетики, хаос может быть (теоретически и очень условно) описан как гомогенез, то, согласно философским идеям постмодернистов, это скорее некий системный гетерогенез. Дескрипция данного процесса становится возможной сквозь категориальную призму хаосмоса, в котором сложность и многоспектральность хаосомных структур коррелируется с порядком, благодаря чему становится возможным восприятие мира как относительно устойчивого организма (вместе с тем, однако, зачастую возникает рациональная иллюзия визуальной устойчивости бытия).
Предложенный французскими постмодернистами метод шизоанализа в данном контексте раскрывается как постижение хаоса не с точки зрения возможной перспективы управления им (как в прикладных дисциплинах), а с позиции полного принятия субъектом хаосомных «механизмов» универсума и анализа элементов с разным уровнем энтропии. Это позволяет расширить горизонты изучения роли хаоса, создав методологический задел для разработки его метатеории.
Идея рассмотрения не только объекта, но и самого субъекта как хаосмического связана с предложенным постмодернистами понятием, являющимся результатом переоценки категории смысла в современном познании. Нонсенс - ключевой концепт данной переоценки - символизирует реструктурализацию текстового содержания, направленную на выявление новых предметных полей. Нонсенс отнюдь не означает бессмысленность, как это может показаться на первый взгляд,- наоборот, это трамплин к поиску многообразия семиотических форм, это условие для возможных путей развития. Потенциальная хаосомность универсума не ограничена окончательным набором характеристик, способствующих актуализации событийности. Нет, согласно постмодернистам, однозначной интерпретации смысловых параметров системы, скорее это специфическая игра (в синергетике процесс бифуркации) между хаосом и космосом.
Понятие нонсенса семантически родственно понятию абсурда, что и выступает краеугольным камнем эпистемологических построений в постмодерне. Однако нонсенс, олицетворяя собой абсурд в постмодернистском значении этого слова, не является полярным по отношению к абсурду как отступлению от идейного каркаса существующей научной парадигмы. Нонсенс - это смысл, обретенный сквозь призму хаосмоса, то есть априори обладающий знаковой вариативностью.
Семантическая корреляция смысла и нонсенса в пространстве постмодерна детерминирует предметное поле, направленное на изучение понятия случайности. Случайность в данном случае выступает как хронологическая и пространственная релятивность, генерированная спонтанными потоками флуктуаций. Это и есть обратная сторона нонсенса - визуальная алогичность и непредсказуемость маскируют собой контекстуальную мобильность, замещающую тоталитарное доминирование моносемантических границ понятия. Поэтому Ж. Делез и Ф. Гваттари выделяют два вида возможной детерминации - это линейный «механистический» детерминизм и детерминизм нелинейный, нацеленный на спонтанный семантический генез. Таким образом, нонсенс наделяется именно потенциальной способностью к семантическому конструированию.
Следует также обратить внимание на то, что нонсенс и смысл не просто не являются антагонистами, а имеют изначальную связь друг с другом. Смысл в контексте постмодерна рассматривается как случайная актуализация понятий в пространстве хаоса, или же как гиперфлуктуация нонсенса,- некий случайный фокус, в котором сплелись множество разнообразных факторов.
Процесс обретения смысла системой, интерпретированный французскими постмодернистами, имеет, как уже отмечалось выше, практически непосредственное сходство с используемой в синергетической методологии идеей автопоэзиса, или же системной самоорганизации. Как правомерно отмечает М.А. Можейко, «оформляющиеся модификации событийности не позволяют рассматривать конкретную конфигурацию событий, наделяемых в рамках этой конфигурации определенным смыслом, в качестве результата предшествующих состояний событийности и их трансформаций: с точки зрения прежнего смысла, становящаяся конфигурация смысла вообще не имеет, лишена оснований и воспринимается как нонсенс. В этом плане смысл и нонсенс. как две различных, но равно необходимых грани бытия соотносятся, по Делезу, таким же образом, как линейные и нелинейные «участки процесса» И. Пригожина, т.е. взаимно исключая и одновременно коррелируя друг друга. То есть, возникает вариант эпизодической смены разных типов детерминизма в системе, - в одном случае нонсенс выступает как абсурд, как тупик для дальнейших поисков, - в другом это концептуальный смысл, увиденный с нового ракурса.
Идея Ж. Делеза и Ф. Гваттари свести противопоставление смысла и нонсенса к их дихотомическому ветвлению из единого корня практически реализовалась в бесконечном «со-присутствии», или же в плюральном взаимосодействии данных понятий. В ходе этого соприсутствия происходит самоконфигурация пространства как ризомы. Идея ризомной
организации (или, скорее, деорганизации) бытия призвана зафиксировать топологический концепт с отсутствующей структурой. Отсутствие структуры направлено на обеспечение имманентной самой системе категориальной подвижности, и, как следствие, реализации системой внутренней творческой активности.
Ризома, вкупе с нонсенсом, окончательно подрывает представление о наличии структурного «устройства» универсума в привычном смысле этого слова как однозначной и неизменной константы. Взамен этого предлагается альтернатива семантической децентрации ризомного типа, представляющего собой дезорганизованную популяцию «клубневых» концептов. Эти концепты отличаются друг от друга по принципиально разным тенденциям к внутренней эволюции, обладая, однако, некой топологической общностью бытия.
В противовес структурированному линейному миру ризомность интеллигибельных концептов предстает как бесконечно существующий во времени и пространстве тип организации, организацией, как таковой, не обладающий. Мир, по мнению Ж. Делеза и Ф. Гваттари, утратил свой логоцентрический каркас, обратившись в сплошной категориальный диссонанс бесконечности. Ризомы приобретают абсолютно любые конфигурации, никогда не исчезают и ниоткуда не появляются.
Вместе с тем, ризомность современного интеллектуального пространства вовсе не говорит о тотальной поверхностности как отсутствии контекстуальной глубины: скорее речь идет о выводе глубины на поверхность. Ризомное «устройство» поверхности интерпретируется постмодернистами как место расположения смысла: «поверхность как сфера смысла, как трансцендентальная поверхность с циркулирующими на ней
событиями, сериями, парадоксами генерирует мир, от которого неотделимо
8
индивидуальное» .
В этой «клубневой» поверхности бытия сосредоточено множество различных деятельностных типов: это может быть самый непредсказуемый симбиоз гносеологических, лингвистических, философских, творческих практик. Табу накладывается только на существование какой-либо одной конвенции, заслоняющей собой остальные; такой либеральный плюрализм понятий вовсе не признак прогресса, -скорее это голый факт, фиксация волнообразного возмущения реальности в ответ на утерю связующего центра. Согласно А.А. Грицанову, «эта отличающая ризому от структуры полиморфность обеспечивается отсутствием не только единства семантического центра, но и центрирующего единства кода. Логика корня — это логика жестких векторно ориентированных структур, в то время как ризома (в контексте постмодернистского отказа от логоцентризма) моделируется в качестве неравновесной целостности (во многом аналогичной неравновесным средам, изучаемым синергетикой), не характеризующейся наличием организационных порядков и отличающейся перманентной креативной подвижностью. Источником трансформаций выступает в данном случае не причинение извне, но имманентная нестабильность (нонфинальность)»9. Таким образом, можно в очередной раз подчеркнуть методологическую параллель между ризомным типом среды и синергетическими системами на основании внутренне присущего творческого потенциала к самоупорядочиванию из начального хаоса. Хаос априори содержит в себе бесчисленное многообразие потенций, случайным образом актуализирующихся в ризомных средах. Этим объясняется тотальная плюральность данного типа организации.
В среде ризомного пространства крайне затруднительно выделить конкретные позиции, с которых может быть осуществлено наблюдение за происходящими процессами. Что вполне вписывается в общую картину самоорганизации: выделение «контрольных» пунктов развития означало бы определенную предзаданность поведения
8 Маркова, Л.А. Философия из хаоса. - М.: Канон, 2004. - С. 105.
9 Грицанов, А.А., Абушенко, В.Л. - История философии. Энциклопедия. - Минск, 2002. - С. 884.
системы. Поэтому зачастую говорится о наличии не точек наблюдения, а линий, в которые сливается спектр возможных путей эволюции. В частности, как отмечает Усманова А.Р., «в отличие от структуры, которая определяется через совокупность точек и позиций, бинарных отношений между этими точками и двусторонних связей между позициями, ризома состоит исключительно из линий: линии членения, стратификации, но так же и линии ускользания или детерриториализации подобно максимальному измерению, следуя по которому множество видоизменяется, преобразуя свою природу»10. Таким образом, подчеркивается отсутствие традиционных единиц оценки или измерения в виде точки: ризома- это единство посредством линий.
Ж. Делез и Ф. Гваттари часто упоминают в своих работах неоднородность ризомного типа организации, включающую в себя дифференциацию пространства, сопряженную с артикуляцией линий спряжения. По движению таких линий, согласно постмодернистам, заметна специфическая «динамика», порождающая рассеивание, эволюцию или же регресс системы. Все это позволяет говорить о наличии некой внутренней организации в ризоме - единства посредством подвижных линий.
В этой связи оказывается, что линии, внутренне наполняющие ризомные среды, оказываются не просто постоянно подвижными, но также включают в себя «разрывы» (по сути своей, бифуркации), позволяющие переходить в новое состояние еще большей неопределенности: «разрывы в ризоме возникают всякий раз, когда сегментарные линии неожиданно оказываются на линиях ускользания, а линия ускользания - это часть ризомы»11. Тотальное изменение в конфигурации в виде обретения нового состояния ни в коем случае не несет негативный посыл, что было бы характерно для структуры: данный разрыв сегментарно реструктурирует ризомную поверхность, являясь случайным событием в бесконечной череде подобных изменений.
Вместе со сменой конфигурации трансформируется семантика системы. Впрочем, данный процесс происходит практически перманентно: в визуальном отношении (насколько это слово вообще возможно использовать в данном дискурсе) ризома «выглядит» как открытая среда с полисемантическим предметным полем. Открытость проявляется, прежде всего, в отношении последовательной взаимозависимости компонентов системы от окружения, в моменте не только начальной, но постоянной чувствительности ризомы к малейшим изменениям.
Согласно Ж. Делезу и Ф. Гваттари, конфигурация ризомы исключает какие-либо копии или имитации; речь скорее идет о параллельной несинхроничной эволюции структур, событий, концептов. Пытаться как-то схематизировать данную эволюцию представляется, по мнению данных философов, неверным: любая схематизация это попытка навязывания неких эпистемологических шаблонов, свобода от которых автоматически провозглашается с понятием ризомы. К разряду неактуальных в данном контексте можно отнести даже предлагаемый прикладной синергетикой древовидный график развития. Ж. Делез и Ф. Гваттари подчеркивают отсутствие у ризомы начала и конца, это балансирующая на грани хаоса «середина», свободная от внутренней дифференциации.
По мнению А.Р. Усмановой, древовидная модель эволюции основана на ветвящейся череде размножений начальных условий. Ризома же стремится, в терминологии Ж. Делеза и Ф. Гваттари, быть картой, которая конституирует новое, а не воспроизводит копии. Используемое понятие карты призвано подчеркнуть подвижность, способность к переоценке, перевертыванию, изменению содержания. Это буквально соотносится с ризомностью как чувствительностью к среде, множественностью выходов и входов, к генерации новых процессуальных коридоров эволюции.
10 Усманова А.Р. Ризома [Электронный ресурс] http://www.niv.ru/doc/philosophy/encyclopedia-post-modern/405.htm 17/12/2013
11 Усманова, А.Р. Ризома [Электронный ресурс] http://www.niv.ru/doc/philosophy/encyclopedia-post-modern/405.htm 17/12/2013
Точкой опоры в ризоме оказываются линии, определяющие спонтанность направлений проистекающих процессов. Линии позволяют, в отличие от точки в структуре, найти новые связи и разорвать их без какого-либо драматического эффекта системного регресса. Процесс возникновения нового качества связан, в соответствии с постмодернистским дискурсом, с появлением множества интенсивностей, -микроскопических «корешков», которые, спонтанно сплетаясь, образуют поверхность ризомы, поверхность без глубины. Ризома, по мнению Ж. Делеза и Ф. Гваттари, по сравнению с древообразным способом развития не является объектом воспроизводства: ни внешнего воспроизводства как дерево-корень, ни внутреннего как структура-дерево. Ризома антигенеалогична. Это короткая память, точнее - антипамять. Ризома развивается, варьируя, расширяя, завоевывая, схватывая, внедряясь»12.
Таким образом, внутренне присущие ризомной поверхности процессы могут быть со всей очевидностью интерпретированы как самоорганизующиеся, за одним только отличием: ризома, являясь бесконечной, перманентно генерирует в пространстве изменения, не имеющие ни начала, ни своего финала. Ни одно из составляющих ризому виртуальных образований не может быть выделено на фоне других, ни онтологически, ни аксиологически. Ризомные линии, формируя какую-то случайную конфигурацию, могут прерваться в любой момент времени, и дальнейшие пути развития станут еще более непредсказуемыми.
Невозможно не согласиться с А.А. Грицановым, который правомерно отмечает, что «если структуре соответствует образ мира как Космоса, то ризоме — как «хаосмоса». Подобная пульсация ризомы, предполагающая переходы от стратификации — к ускользанию от таковой и от одного варианта стратификации — к другому, функционально совершенно аналогична пульсационному переходу самоорганизующейся среды от хаотических состояний к состояниям, характеризующимся наличием макроструктуры, в основе которой лежит координация элементов микроуровня системы»13.
Постмодернистами подчеркивается принципиальная несоотносимость ризомы с используемым в науке образом осей координат, в соответствии с которыми структура объекта может быть выстроена и формально осмыслена. Оси координат подразумевают не просто какую-либо структурность, но моносемантизм в системе, что противоречит понятию ризомы как семантически непоследовательной полиморфной среде. Если в ризоме и может наблюдаться конкретная процессуальность, это, по мнению Ф. Гваттари, визуальный обман, за которым скрывается антигенеалогический хаос.
Это органично вписывается в предложенное постмодернистами номадологический тип мышления, представляющие собой альтернативу детерминизму в виде имманентной системе внутренней метастабильности. Такой тип мышления может быть обнаружен не только в философии, но и в лингвистике, культуре, науке. Многообразие семантических «ходов и выходов» позицинионируются как невозможность фиксации возникших в современном пространстве метасетей, невозможность установки барьеров для прекращения их распространения.
Однако, как пишет А.А. Грицанов, «конституируя идею ризомы как принципиально нелинейного типа организации целостности, постмодернизм далек от односторонней трактовки бытия как тотально ризоморфного, полагая корректным применение как линейных, так и нелинейных интерпретационных моделей — соответственно параметрам анализируемых сред»14. Можно сказать больше - идея номадологического мышления основана на взаимосодействии в развитии линейных и нелинейных способов организации, что явственно прослеживается в работах Ж. Делеза и Ф. Гваттари: ученые отмечают, что
12 Deleuze, G., Guattari, F. Rhizome. Introduction. P., 1976; Rhizome // Capitalisme et schizophrenie. Mille plateaux. Paris, Les Editions de Minuit. 1980. С. 335.
13 Грицанов, А. А., Абушенко, В.Л. История философии. Энциклопедия. - Минск, 2002. - С. 886.
14 Грицанов, А.А., Абушенко, В.Л. История философии. Энциклопедия. - Минск, 2002. - С. 887.
данные типы развития могут перекрещиваться, что в лоне линейных сред также могут зарождаться ризомы. Понятие ризомности становится центральным не только для исследования проблематики постмодерна, но и для реализации программных целей постнеклассической научной рациональности в преломлении к гуманитарному знанию. Формирование концептов как философского, так и междисциплинарного содержания позволяет осмыслить новые для человека онтологические, виртуальные и когнитивные системы универсума.
Таким образом, к концу XX столетия такие концептуальные составляющие нестандартного научного мышления, как плюрализм, нестабильность, хаосомность окончательно «выходят из тени», плавно перекочевывая в повседневный арсенал современного ученого. Вместе с тем, это влечет за собой ряд новых, пока еще не осмысленных полностью трудностей полиинтеграции понятий, провоцирующих проблемы несоизмеримости используемых познавательных моделей, отсутствия очевидной логической последовательности между парадигмальными категориями, разрыв методологических связей в философии, науке, культуре. И все же, несмотря на все существующие препятствия, формирование новых парадигмальных концептов современного знания открывает широкие исследовательские горизонты для дальнейшего изучения бытия на всех его уровнях.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Глейк, Джеймс. Хаос. - М.: Амфора, 2001. - 398 с.
2. Грин, Б. Скрытая реальность: параллельные миры и глубинные законы космоса. -М.: УРСС: Книжный дом «Либроком», 2013. - 400 с.
3. Грицанов, А.А., Абушенко, В.Л. История философии. Энциклопедия. - Минск: Интерпрессервис, 2002. - 1376 с.
4. Делёз, Ж., Гваттари, Ф. Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения. - Екатеринбург: У-Фактория, 2007. - 672 с.
5. Deleuze, G., Guattari, F. Rhizome. Introduction. P., 1976; Rhizome // Capitalisme et schizophrenie. Mille plateaux. Paris, Les Editions de Minuit. 1980. - 494 с.
6. Дьяков, А.В. Феликс Гваттари: Шизоанализ и производство субъективности. -Курск: Изд-во Курск. гос. ун-та, 2006. - С. 246.
7. Маркова, Л.А. Философия из хаоса. - М.: Канон, 2004. - 384 с.
8. Новейший философский словарь. - Минск: Книжный Дом, 2001. - 1280 с.
9. Усманова, А.Р. Ризома [Электронный ресурс] http://www.niv.ru/doc/philosophy/ encyclopedia-post-modern/405.htm 17/12/2013
