CC BY
13Философские мировоззрения. Онтология и теория познания ■
УДК 008
DOI 10.34823/SGZ.2022.4.51868
Г.А. АВАНЕСОВА доктор философских наук, профессор, эксперт центра «Гражданское общество
и социальные коммуникации» (кафедра ЮНЕСКО) РАНХиГС при Президенте РФ E-mail: [email protected]
А.В. МИРОНОВ доктор социологических наук, профессор, Заслуженный работник высшей школы, Почетный работник ВПО РФ
Постижение России: прорывы и тупики в развитии отечественной
гуманитарной мысли (XVIII - начала XXI вв.)1
Авторы анализируют, как осмысляли некоторые направления отечественной гуманитарной мысли особенности России -ее истории, общества и культуры Нового времени. Основное внимание уделено консервативной мысли. Эти процессы научно-философского самопознания прослеживаются, во-первых, по ходу взаимодействий России с западноевропейской цивилизацией, с ее гуманитаристикой и теорией познания, во-вторых, в контексте внутренних трансформаций культурно-цивилизационного и па-радигмального характера в империи, в советское и постсоветское время.
Ключевые слова: эпистемология/гносеология, отношения между знанием и реальностью в науке, теоретический рационализм, познавательные субстанции разных цивилизаций, парадигма изучения России русской консервативной мыслью, ракурсы
1 Продолжение. Начало см. в №№ 3,4,5,6 - 2021 г., № 1, 2 - 2022 г.
понимания России советским марксизмом, теория отражения, наука и политика, понимание научной истины и правды, псевдонаука в период Постмодерна.
4.1. Транзит общества от советско-марксистского анализа к осознанию подлинной России
Гуманитарная мысль Запада в фазе усиления глобальных тенденций (1980-1999 гг.) В начале скажем об особенностях гуманитарной мысли Запада и мировой науки данного этапа. Практика подтверждала, что капитализм все хуже справляется с новыми проблемами развития, углубляя внутренние кризисы. К этому времени аналитики разных дисциплин в разных странах приходили к выводу, что разнородные кризисы всегда сопровождают эволюцию многообразных систем планеты из-за неравномерной динамики их внутренних структур, разбалансировки связей с внешним миром. По ходу ХХ в. системно-синергетическая парадигма анализа рождала понимание кризиса в разных пространствах Земли - геосфере, биосфере, техносфере, социосфере. В 20-х гг. А.А. Богданов видел в кризисе любой системы состояние, связанное с утратой внутреннего равновесия; через самоадаптацию кризис «вынуждает» систему переходить к новому сбалансированному состоянию. Позже ученые установят: в системе разрушаются ослабленные балансы, обостряются противоречия, что вызывает неизбежную трансформацию ряда прежних закономерностей (т.е. программ, матриц развития) и появление новых; меняются не отдельные команды, а целые блоки программ [1, с. 218]. Выделим отличия кризисов в социокультурных системах от систем сугубо природно-планетарных.
В первом случае особое значение приобретает способность общества осмыслить и понять ключевые аспекты кризиса, выработать новые институционально-правовые формы развития, а также использовать информационно-организационные методы регулирования массового поведения. Тем самым самопроизвольный характер кризиса не меняется, но смягчаются его острые формы, болезненные издержки. При этом осмысление и преодоление обществом кризисных процессов проходят весьма сложно. Так, властно-элитарные круги проясняют стратегию будущего развития, руководствуясь нередко своими интересами. Массы опираются на традиции, активные слои тяготеют к
не апробированным, часто чужим инновациям. Социальные нормы, жизненные запросы, моральные ценности в это время хаотичны, разбалансированы. Власть, СМИ, религиозные центры вынуждены прибегать к консолидации населения: корректировать новые траектории развития, смягчать социальные конфликты, помогать выжить низшим слоям. В это время высока роль политических лидеров, способных объединять население конструктивными целями и проектами будущего [2, с. 83-104].
Рассмотрим терминальную фазу кризиса капитализма, которая вынуждала верхние классы США - тайные структуры власти, новых политиков, банкиров, корпоратократию в целом - прояснять свои перспективы. После развала СССР двуполярный мир исчезает, создавая в международных связях стратегическую неопределенность. США, используя ситуацию, декларируют однополярный порядок со своим лидерством; при этом они считают капиталистический уклад исчерпанным, что ведет к появлению посткапитализма. Высшие слои начинают строить свое благополучие на глобальных связях в экономике, регулируя их политико-информа-цион-ными методами, подчиняя своим интересам. Они готовы встретить сопротивление этно-национальных сообществ мира и обратить их протест в свою пользу.
Политики и бизнес-среда США внедряли неолиберальный проект вместе с государствами Западной Европы: переводили промышленность в слаборазвитые страны; у себя развивали сферу услуг, в т.ч. медийно-информационные сети; снижали объем среднего класса, расширяя низшие страты; урезали права, социальную поддержку граждан; увеличивали долю кадров из слаборазвитых стран и др. Ставились задачи целенаправленно разрушать не только традиционные структуры, но и культурные порядки Модерна, создавая хаотизированные реалии Постмодерна. Эта экстравагантная стратегия хаоса рождала новые локусы более обширного неблагополучия, вызывала сопротивление. Но в ответ усиливался контроль над своими правительствами и властью стран-сателлитов. При этом политтехнологи Запада еще активнее умножали повсюду хаотические формы через бизнес-связи, информационные сети с целью дерационали-зации сознания людй, ослабления когнитивной воли масс. В итоге был расчет на то, что многие слои примут перемены и станут работать за кусок хлеба.
Данные практики расширения хаоса и насаждения новых форм жизни стали современными несиловыми методами, с помощью которых высшие классы Запада могли в определенной мере влиять на разные сообщества, в т.ч. в своих странах. Управление массами стало осуществляться через масштабные аудитории компьютерных сетей, которые создавались бизнесом Запада в разных регионах мира. Потребители сетевой информации могли часами пребывать в виртуальном пространстве, развлекаясь с цифровыми симуляциями, общаясь с незнакомыми людьми, живущими в другом полушарии и т.п. Однако компьютерные практики это не только игры, искусство, персональные коммуникации; через них пропагандируются массовые социальные явления, внушается поведение^ идеологические принципы, насаждаемые неолиберальным проектом в мире - открытое общество, протестные выступления, псевдорелигиозные секты, мультикультурализм, толерантность, субкультура геев, лесбиянок и др. Медийно-сетевые структуры создают информацию, выгодную скрытой власти, легальным политикам Запада, лидерам подвластных стран; она полна искаженными фактами, «мусорными» новостями, пристрастными оценками. Понять подлинную картину происходящего в регионах мира с ее помощью затруднительно. Такая информация подрывает национальные устои, религию, возбуждает недоверие аудитории к законной власти, усиливает оппозицию. Поэтому многие политики ограничивали работу западных сетей, либо вовсе не допускали их в информационное поле своих стран.
В этом контексте менялось также гуманитарно-философское познание Запада; научая среда по мере разрастания кризиса трансформировала программы своей деятельности. Укажем ряд признаков новой фазы эпистемологии, которую стали называть постнеклассической. Обновленная теория, вскрывая различия между разумной регуляцией общества и саморазвитием природно-планетарных процессов, возводит связь между ними к пониманию людьми реальности, к их мышлению, языку, воле, конструктивистским ценностям. При этом человек и предмет его анализа мыслятся во взаимодействии, как неразрывное единство. Но сам по себе окружающий мир, без человека остается для аналитика «пустым местом», как бы не существуя. Такой фокусировке познания придается самодостаточная значимость, как способа кон-
струирования людьми любых форм реальности - субъективных или объективных. Научный анализ сосредоточен в основном на мышлении личности, на взаимодействиях и создании общих позиций между субъектами. Массам якобы безразлично, в чем отличие истины от заблуждения; им важнее знать, какие идеи «работают» в их среде, а какие «не работают», как сделать, чтобы они «заработали». Так, если все члены конфликтного сообщества станут воображать себя единой нацией, то это активизирует специалистов по госстроительству и цель будет достигнута.
Встает вопрос: не сводит ли ученый факты, причинно-следственные связи и т.п. к слабо упорядоченным действиям ума, подменяя реальность мышлением человека, его волей, конструктивистской фантазией? Эти осознанные и бессознательные компоненты всегда присутствуют в когнитивной деятельности; но они могут оставаться, как считал один из недавних политиков РФ, «нашими хотелками». Еще ранее Сталин выразил глубже аналогичный смысл: «Есть логика намерений и логика обстоятельств; логика обстоятельств сильнее логики намерений». Переоценивать мысль вождя тоже не следует; весь мир наблюдал, как он железной волей поправлял или ломал не всегда понятную людям логику обстоятельств, реализуя свои цели и опираясь на массы. Социализм, благодаря усилиям советских людей, стал реальностью, но коммунизм остался воображением классиков. Авторы данного анализа признают важность пропорций указанных когнитивных единиц, их соподчиненность, уместность в той или иной ситуации, их связей с поведением социальных слоев, ходом развития страны, цивилизации. Новые государства и нации одним массовым воображением не создаются; эти процессы у разных народов зависят от множества факторов и проходят неодинаково, требуя от граждан немало усилий, терпения, жертв. Даже границы государства, по мнению историка Н.М. Нароч-ницой, «скрепляются кровью»; воображение в этом случае может и повредить.
Вместе с тем на данной фазе научного познания исследователи признают, что формы жизненного опыта и культуры в неодинаковых средах не совпадают, а эмпирические наблюдения, традиции в разных сообществах принципиально не схожи. Также не валидны, но относительны (хотя и могут пересекаться) установки познания, когнитивные ценности, в т.ч. понимание истины, в разных научных школах,
теориях. В науке Запада возникает (как и в случае с кибернетикой) междисциплинарная область синергетика, изучающая самоорганизацию структур, в т.ч. фазы подъема, кризиса, перехода в открытых физических, химических системах, лишенных термодинамического равновесия. Немало аналитиков расширяют возможности синергетики, адаптируя ее методы к системам биологическим, социальным, духовным, хотя не все ученые считают эти шаги допустимыми [3].
Затронем связь между организационно-целевыми структурами науки и прикладными аспектами исследований. Динамика ХХ века выдвигала новые проблемы для изучения, вынуждая ученых менять парадигмальные установки анализа, поляризуя оценки происходящего, создавая неодинаковые прогнозы. Рассмотрим это на примере Римского клуба, созданного в конце 60-х гг. промышленной элитой Европы. Клуб заказывал авторитетным аналитикам доклады на острые темы, связанные с экономикой капитализма, с объемами потребления разных стран, с прогнозами исчерпания природных ресурсов мира. За 50 лет для широкой аудитории опубликован внушительный перечень докладов на английском языке, выходивших с небольшими сбоями каждый год. Ныне, осмысляя эти междисциплинарные темы, мы видим продвинутые для указанного времени методы их анализа (компьютерно-прогнозное моделирование и др.). В целом тематика докладов отразила попытки ученых осмыслить состояние природных ресурсов мира, перспективы кризисов, а также выживания разных сообществ в макрорегионах планеты. Подчеркнем, что авторы докладов придерживались европейских парадигм познания. Так, игнорировались факторы истощения природных ресурсов мира в последние сто лет; тем самым оставались без внимания массовые установки в странах Запада на высокие нормы потребления, жизненный комфорт; замалчивалась ключевая роль капиталистических верхов, действовавших ради своего обогащения и доминирования на планете. Говоря о странах Третьего мира, ученые поначалу рассматривали их возможности «устойчивого развития», сохранения «органической связи» с природой. Но проекты этих стран самостоятельно модернизировать свои хозяйства в клубе интереса не вызывали; зато одобрялись реформы под эгидой Запада, умеренные потребительские запросы населения, качественные, а не количественные сдвиги в их экономиках.
Ведущими в анализе у авторов клуба всегда были принципы вестернизаторской воли к власти, к преобразованию мира по своим лекалам; в ход шли европейские оценки: об-щинность/индивидуализм, научная истина/тра-диционное заблуждение, прогрессизм/отсталость и др. Сошлемся на доклад Э.Пестеля «За пределами роста» (1987), где изучалась возможность «органического» развития капиталистических экономик Запада, которые опирались уже не на традицию, а «на достижения науки и техники», включая микроэлектронику, биотехнологии, химические удобрения и др. Автор считал, что и в этом случае «органический рост» должен быть не чисто количественным, но качественным; однако прикладной аспект такого роста в странах Запада не прорабатывался; его конкретизация считалась делом ближайшего будущего. «Только выработав общую точку зрения по этим фундаментальным вопросам - а сделать это должны богатые и сильные страны - можно найти верную стратегию перехода к органическому росту, которую и передать потом партнерам на подсистемном уровне. Лишь тогда можно будет управлять мировой системой и управлять надёжно»... [4, с. 13] Спорными выглядят и отвлеченные рекомендации президента клуба А. Печчеи. В докладе «Человеческие качества» (1980) он, учитывая «внешние пределы» природы, сосредоточен на «внутренних свойствах», которые каждый человек должен создать у себя по ходу освоения глобальных отношений. Это означало: человек обязан понять опасность предельной эксплуатации природы; во взаимодействии с ней он и сам будет совершенствоваться [5].
Развивая глобальные связи, бизнес и властные структуры Запада перемещали в Третий мир наукоемкие технологии производства, современные приемы возделывания почв, выращивания зерновых культур, фруктов, аналогичные практики в животноводстве в огромных масштабах. В итоге эти процессы ставили крест на «устойчивом развитии», на качественных результатах» экономики, ибо природа от такого натиска деградировала, атмосфера загрязнялась, почвы истощались, что вызывало мировой кризис в системах «общества-природа». При этом вскрывалась когнитивная беспомощность западного конструктивизма-рационализма. Радикальные выводы сделали в докладе к 50-летию клуба его сопредседатели Э. фон Вайцзеккер и А. Вийкман. Выводы демонстративно выражены в названии: «Шагай с нами!: Капитализм, близорукость, население и разрушение
планеты» [6]. Этот алармизм отражает уже наше время, когда критика капитализма не требует особой отваги, ибо обвалы, тупики формации у всех на виду.
Затронем тему лидерства США в однополярном мире, которая прорабатывалась учеными разных философских школ, теоретических направлений западной науки. Нам важны аргументы, выводы о ситуациях кризиса в сложных сообществах (в т.ч. СССР/РФ), а также об их роли в развитии глобального мира. Аналитики связывали идею гегемонии США с протестантским мессианизмом англосаксов-переселенцев. После 1-ой мировой войны Американская Идея обновлялась политиками, магнатами, которых объединяли банкирские дома Рокфеллеров, Морганов. Эта среда по примеру английских элит создала неформальный «Совет по внешней политике» (CFR). Его члены - представители власти, высшие военные чины, банкиры, ученые - скрыто осмысляли внешнеполитическую стратегию США в ХХ в., нацеленную на лидерство Америки, как на своем материке (что выразила Доктрина Монро), так и в мире; этот шаг, по их мнению, позже создаст мировое правительство. Аналитики-неолибералы США (Г. Кисинджер, З. Бжезинский, Ф. Фукуяма и др.), опираясь на идеи CFR, доказывали, что распад социализма неизбежно ведет к созданию нового американского порядка. По их мнению, США имеют успешный опыт культурно-гражданской интеграции народов, рас, верующих; но эта мысль была спорной, как для основной части сограждан, так и для ученых Запада. Последние знали, сколь непредсказуема эволюция сверхсложных сообществ; среди них выживали единицы. Из глубин древнейшей истории ныне сохранились два таких цивилизационного сообщества - на Индостане индуистский тип с уникальной кастовой системой, в Китае имперский тип. Жизненный цикл империй Античности, Средних веков длился в среднем от 200 до 1000 лет. Русско-российское государство (княжества, вечевое самоуправление в период Древнего Киева, Московское царство, империя, СССР, РФ) со сложным составом населения и цивилизаци-онной культурой ныне живет в начале 2-го тысячелетия. Колониальные империи Европы сохранялись 250-400 лет.
В этом ряду возраст США - 200 лет - назовем младенческим. Но в это время структура общества стремительно приобретала сверхсложные признаки, несовместимые по этно-расовым, культурным критериям. Вырастая из протестант-
ских корней цивилизации Европы, имея мало общего с ее ро-мано-германскими, католическими народами, культура США изначально была новоатлантическим экспериментом. В ней усиливались такие черты английского общества, как высокое напряжение внутриэлитных распрей, поляризация верхов и низов, конфликт с древними народами (ирландцами, шотландцами) и растворение новых пришельцев с континента в английской нации, слабая роль в экономике земледелия, ограбление колоний, тяготение к морской торговле, рискованным формам банковского бизнеса и др. [7].
В итоге общество и культура США обретали неустойчивый характер. Их духовный потенциал опосредовался протестантскими традициями, упорством англосаксов, пониманием ими личной свободы, равноправия. Но в культуре не было стабилизирующей основы - адаптивной самоорганизации народов, способных уживаться и трудиться совместно. Англосаксы смотрели на индейцев, не желавших на них работать, как на «пустое место», уничтожая их или сгоняя в резервации; привезенные из Африки негры стали рабами на плантациях. В этих случаях отношения сторон были крайне враждебны. Позже общество размывалось выходцами из Европы, из стран мусульманской, дальневосточной, латиноамериканской цивилизаций. В середине ХХ в. в США появились аналитики-европейцы, распространяя идеи неомарксизма, мало совместимыми с протестантским духом. Ни один культурно-исторический тип, ни одно государство не могли бы консолидировать эти расовые диаспоры, цивили-зационные конгломераты, идейные среды, произвольно собранные в стране и оставшихся чужими друг другу.
В 1960-90 гг. американские граждане уже вполне осознавали угрозы межрасовой неприязни, социальной и духовной поляризации общества. Этот факт мотивировал некоторых аналитиков-консерваторов скептически оценить заявку властей, элитных слоев на мировое доминирование. Известно, что научные среды Европы и США в середине ХХ в. активно интересовались теорией локальных цивилизаций. В США существовало Международное общество по их сравнительному изучению (ISCSC, ^А); в нем российскую мысль выражал ученый русского зарубежья П.А. Сорокин, вместе с А. Тойнби создававший общество. Неудивительно, что проблему американского порядка в мире мыслители-консерваторы США сочли возможным оспаривать, исходя из идей теории цивилизаций.
Так, в своих трудах 90-х гг. С. Хантингтон, критикуя возможность мировой гегемонии, уточнял: США, не будучи цивилизацией, сохраняют лишь ряд европейских корней; национальная самоидентичность заметной части граждан размыта, неустойчива, что вскрывают межрасовые конфликты. Эта идентичность может исчезнуть, т.к. генезисные пропорции структурного многообразия страны нарушены. Хантингтон был уверен, что союз США с Европой не упрочит их гегемонию, но ввергнет Запад в жесткий конфликт с миром. Сообщества других цивилизаций будут обновляться по-своему, обращая свои успехи против Запада [8]. Исходя из этих оснований, ученый считал, что доминирование США, лишенное прочных культурно-исторических предпосылок, станет конфликтным и кратким; история человечества не завершится; народы освоят иной тип войн - между цивилизациями. Аналитик первым назвал ведущими субъектами будущих перемен в мире не государства-нации, не формации, не политические силы, а саморегулирующиеся цивилизацион-ные сообщества. В истории их роль оставалась в тени, но глобализм выдвинул их в центр общего развития, ибо в процессе эволюции они сохраняли устойчивость, духовный фундаментализм. Этот вывод отразил когнитивную догадку о будущем: на базе цивилизаций спонтанно появится многополярное человечество. Тем самым американская мысль, исходя из теории культурно-исторических типов, рожденной сто лет назад в России, сделала важный шаг - выработала идею возможности качественно иначе сбалансированного мира в ХХ1 в.
Другой аналитик П.Дж. Бьюкенен задался целью прояснить причины падения общественного статуса потомков первых переселенцев (англосаксов, протестантов, белых), утраты ими чувства политической ответственности, морально-гражданского лидерства. Бьюкенен указал важный источник порождения этих процессов - неомарксизм, как политическая идеология и социальная теория. Пропаганда его идей нацеливалась на массовое сознание, на изменения в американской культуре: отвергались ценности семьи, насаждалась свобода сексуальных извращений, дехристианизиро-валась мораль, порицались традиции, история США. Помимо перечисленных сдвигов в сознании масс, неомарксисты деструктивно влияли на англосаксов, подвергая критике американский патриотизм, «белый расизм», пуританская мо-
раль и др. Этот вектор пропаганды против англосаксов находил понимание у афроамериканцев, «латиносов», мусульман и др. У самих же англосаксов рождалось «ощущение чу-жеродности, чувство безнадежности и отчаяния к родине, не заслуживающей любви и верности» [9]. Автор попытался сблизить анализ негативных ценностей в сознании и поведении англо-саксонской части граждан США (непрочная семья, низкая рождаемость, атеизм, аморальность и др.) с похожими издержками мировоззрения и поведения коренных жителей стран Западной Европы и русских граждан РФ в конце ХХ в.; эти параллели автор фиксировал, но не объяснял.
Труды названных ученых-консерваторов США критиковались на Западе. Следует признать эту критику отчасти верной. Их анализ был слабо теоретизирован; выводы нуждались в более тщательной проработке. Но и осмысление Хантингтоном американской идентичности, его видение будущего многополярного мира, а также эмпиризм Бьюкенена, сведение им разрушительных начал в стране лишь к неомарксизму, вскрывали главное: рост кризисных явлений в культуре США, неустойчивость государства. Оба автора также сумели показать важные признаки ослабления европейской цивилизации и лидерства стран Запада. Они предсказали бесславный итог американского порядка: желая приобрести мир, США потеряют самих себя. Мы же напомним закон теории культурно-исторических типов, выработанный русской мыслью Х1Х в.: претензия одной цивилизации на лидерство в мире, принудительно-силовые отношения с другими народами, внутренние конфликты неизбежно приведут ее к перенапряжению и деградации.
Распад СССР/создание РФ в фокусе мировых сдвигов и тайных замыслов. Анализ позволяет видеть, что страны капитализма и социализма завершали миллениум с нараставшими внутри противоречиями, внешними дисбалансами; на наш взгляд, это не было случайным. Часть этих процессов имела общие корни, которые в разных странах проявляли себя неодинаково. Государственно-политические и экономические модели социализма создавались в ХХ в., опираясь на общие основы - на парадигмальные представления гуманитарных наук Зап.Европы, на идеологический каркас марксизма Х1Х в. По Марксу экономика социализма должна неотвратимо вырастать из слабеющей экономики капитализма. Но многие социалистические страны не были до этого затронуты капитализмом, хотя в них так или иначе
внедрялись формы европейской динамики Нового времени. При этом в их культурах действовали укорененные народные матрицы и программы развития, о которых в Европе мало, что знали, считая народы отсталыми. Еще до распада СССР страны социализма изыскивали возможности более свободного, нежели в советской модели, выбора институциональных основ жизнедеятельности. Укажем на разные формы совмещения традиционных, социалистических, посткапиталистических программ в реформах Китая, Вьетнама; напомним об устойчивости самобытного социализма Северной Кореи, об издержках социализма и капитализма в Камбодже и др. Граждане бывших стран народной демократии, входили в Евросоюз с иными позициями, критикуя социализм и позитивно оценивая посткапитализм. Скажем еще об одной любопытной форме обновления. Лидеры разных государств - Японии, Южной Кореи, Швеции, Индии (Дж. Неру, И. Ганди), Египта, Исламской Республики Иран, Малайзии и др.- путем поиска и эксперимента создавали приемлемый для своих сообществ синтез структур социализма, капитализма и своих традиций; главными ориентирами были их население, история, культура, но не научные идеи Запада, не формации или уклады экономики других стран. В этих случаях мы видим модернизацию на базе полицивили-зационного синтеза.
В СССР вопрос выбора новой стратегии обновления стал актуальным при генсеке КПСС Андропове Ю.В.; но сам он не успел ничего начать. Его замыслы, по мнению малочисленных мемуаристов, были радикальны, но эскизны, не прагматичны. Они и для нас ныне не выверены; надежные источники на этот счет мало известны. При генсеке КПСС Горбачеве М.С. и президенте РФ Ельцине Б.Н. эти темы обсуждались узким кругом ведущих политиков и их советников-либералов в звании докторов наук, академиков. Перемены в СССР/РФ осмыслялись опять же на келейных совещаниях, при игнорировании потенциала современных научных данных и демократических практик (свободы слова, опросов населения и др.), без понимания специфики российской цивилизации и новых видов обновления в разных странах. О политике этих деятелей, их спорных начинаниях известно гораздо больше; однако многое продолжает оставаться размытым, недостоверным, ибо советским и постсоветским правителям было, что скрывать.
Распад империи/СССР и создание РФ, как кризисная фаза российской цивилизации. Обрисованная выше ситуация в СССР/РФ вскрывала не только ослабление государства и властной вертикали, но кризис нашей цивилизации в целом. Ниже рассмотрим аналитические аспекты кризисных периодов культуры, к изучению которых вплотную подошли российские консерваторы Х1Х в. В СССР почти никто из ученых не мог сказать что-то внятное о кризисном потенциале общества, как цивилизационной системы; советская гуманитарная мысль не знала подобных тем, хотя понятие кризиса тех или иных сфер было в ходу. Опираясь на теорию цивилизаций, на синергетические представления, авторы анализа исходят из того, что кризисные процессы постоянно воспроизводятся в любой цивилизации, стране через саморегулирование всех сфер социально-культурной жизни. Одни опасные тенденции разрешаются спонтанно; другие затрагивают отдельные области, например, государственную сферу, межнациональные отношения и др. Кризисные проблемы не беспокоят общество, если в нем успешно развиваются ведущие сферы деятельности. Когда цивилизация и государство совмещены, как в России, или власти, общество долго не признают кризис, то он все же наступает, но уже в особо разрушительных формах. Если кризис охватывает важные пространства, сферы, аспекты культуры, то он обретает цивилизационный характер. В этом случае он выражен в больших масштабах, неизбежности, длительности, а при успешном его преодолении - в обновленных формах культурного развития.
Авторы считают, что каждая из ситуаций на стыке имперской/советской (1904-1927 гг.) и советской/постсоветской (1980-2000 гг.) стадии была проявлением цивилизационного кризиса. Выскажем более точное определение: это был единый кризис нашей цивилизации, состоявший из двух актов «исторической драмы». Между этими актами имел место и впечатляющий сталинский прорыв 30-40-х гг., который сохранил страну, придав современные черты цивилизацион-ной динамике. Одним из важных предпосылок этого общего кризиса, по мнению авторов, была растущая устремленность высших, образованных страт империи/СССР к принудительным преобразованиям по стандартам или утопическим проектам Запада. Не оспаривая необходимости обновления стратегического развития любой страны, мы ставим
вопрос иначе: ради каких целей, какими методами, какой ценой и с какими итогами власть реализовала эти процессы обновления в нашем обществе. Хорват Ю. Крижанич, ученый-славянин, живший 17 лет в России в XVII в., наблюдавший раскол православия, эту устремленность верхов грубо назвал чужебесием - «бешеной любовью к чужим вещам, нравам, народам» [10]. Пушкин и Тютчев объясняли подобные позиции отсутствием у части соотечественников естественной любви к Родине. Вслед за поэтами проблему «ев-ропейничанья» осмысляли русские консерваторы Х!Х в. В ключе теории они обосновали, во-первых, сложно-цивилиза-ционный потенциал нашей культуры и государства, которым наделила нас через религиозный перво-импульс Византия, позже исчезнувшая цивилизационно-имперская система; Россия стала самостоятельной цивилизацией, созидаясь трудолюбивыми, сплоченными сообществами Северной Евразии. Во-вторых, была обоснована неизбежность освоения научно-технического опыта Запада, который должен быть адаптирован к нашим условиям самими народами России; без такой адаптации государство слабеет, в обществе возникают конфликты, властные замыслы не реализуются. В-третьих, в ходе реформ власть и население должны укреплять российскую культуру, действуя заодно; народные массы синтезируют традиции с инновациями; власть придает синтезу институционально-правовую форму.
В начале 20-х гг. ХХ в. А.А. Богданов тоже доказывал неэффективность насилия и догматизма в преодолении кризисной разрухи; в этом деле важны сотрудничество, добрая воля властей, единение граждан. Ученый на языке системно-функциональной теории раскрывал те способы выхода из кризиса, которые интуитивно угадывали Данилевский, Страхов, Леонтьев и анализировали на базе своей теории. Однако власти империи/СССР позицию консерваторов и прогрессиста-методолога Богданова считали вздором, продолжая видеть в странах Европы образец мирового развития, а их прогнозы оценивали, как научные истины. В итоге имперские и советские лидеры попадали в западню, когда их социально-экономические реформы, «научно обоснованные» революции, взятые на Западе, приобретали в нашей стране новые формы, неожиданные последствия или отторгались населением, заводя государство в катастрофу.
Цивилизационный кризис СССР/РФ и когнитивно-мета-физичес-кое бессилие власти. В 1980-х гг. наше общество в
третий раз (после Петра I и большевиков), было подвергнуто мощному идейно-когнитивному погрому. На этот раз через отечественные СМИ на нашу аудиторию обрушились неолиберальные представления, в т.ч. цели, прогнозы, выдвигаемые американцами - рождение глобального однополярного мира, ослабление национальных государств, американский порядок, высокий уровень потребления и качества жизни в США и др. Через искусство, труды современных отечественных аналитиков-либералов начиналась новая фаза разоблачения авторитетов имперской власти, критиковался советский уклад жизни, а также политика Сталина. Особенно очернялась русская история, как нагромождение нелепых, никчемных событий, что было повтором идей Радищева, Чаадаева, а также первых советских руководителей.
Идейно-познавательная разгерметизация советского марксизма шла столь стремительно, что общество оказалось не готовым адекватно уяснить неолиберальные ценности и замыслы США. Многим гражданам американская идеология поначалу казалась верной, ибо заключала знакомые идеи марксизма об упразднении государств, наций и т.п. Без долгих размышлений молодежь, некоторые слои интеллигенции, высокопоставленные властные круги принимали американский прагматизм, потребительские ценности, идею мирового лидерства США, видя в обществе за океаном чуть ли ни земной рай. Мало, кто из граждан мог предполагать подлинную суть и последствия того, что именно обрушивалось на общество при Горбачеве и Ельцине, когда в стране росло число техногенных катастроф, ширились межэтнические вооруженные столкновения, партийные деятели отрекались от недавнего прошлого. Массовое внимание умирающего советского общества привычно фокусировалось на «прогрессивных» аспектах развития, сближавших страну с Западом.
Скажем о кризисных факторах, которые умножались в обществе в силу деформации процессов познания у политического руководства, партноменклатуры. Как показано выше, для советских элит еще со времен Брежнева было явным банкротство основных целей и когнитивно-метафи-зических принципов марксизма. Но что взамен? К рубежу миллениумов в этих средах напрочь были утрачены те глубинные смыслы государственного бытия Руси/Московии/России, которые закладывались предками, а затем обновлялись, как устойчивый фундамент политики и народных форм жизни. Речь идет о со-
хранении русско-российским государством чистоты православия, о предназначении верховной власти руководствоваться само-дер-жавием православного духа; консолидировать разные сообщества России на базе их культур, верований, гражданского единства, русской среды; опираться на моральную ответственность перед населением, сохраняя с ним общие интересы. Напомним, что правители СССР в 20-х гг. принципиально дистанцировались от этих российских ценностей и целей развития, считая историческую Россию «тюрьмой народов», образцом отсталости. В этой ситуации рождалось сопротивление масс «классовому» террору большевиков. Кронштадтский мятеж, крестьянские, этно-региональные восстания были по сути механизмами цивилизационной самоадаптации, вынуждая власть считаться с народом. В то время эти тенденции интуитивно ухватил Сталин, меняя внутреннюю политику в нужном ключе.
Беспомощность перед кризисом в немалой мере была присуща, как советским, так и поздне-имперским правителям. И те, и другие уклонялись от признания глубинных целей и духовных смыслов отечественной государственности. Те и другие видели в лице Запада мирового лидера, которого наше общество должно догнать по ведущим параметрам развития. Сам же Запад считал целью разрушение империи/СССР, освоение российских ресурсов, в т.ч. трудовых. В этом расхождении оценок Запада имперскими, советскими правителями, с одной стороны, а также деструктивных целей в адрес нашей страны западных элит, с другой, состоит роковая и неразрешимая амбивалентность, которая дважды за последние 100 лет определяла крушение и воссоздание нашего государства.
Подавляющая часть политиков, пропагандистов, ученых позднего СССР не знали об этих подспудных закономерностях, о кризисных связях между этатизмом и культурой, хотя богословы, философы, народные мудрецы по-своему размышляли над разными их аспектами с древних времен. Преемники Сталина во власти и постсоветские политики не были знакомы с этими закономерностями кризиса, но узнав, не признали бы их всерьез; они были уверены, что главное для сохранения страны - договориться с Западом. Отечественные элиты стали смотреть на сограждан в фокусе американского сознания; но это лишь усугубляло дело, так же, как и у либералов империи в период русских революций.
Между тем далеко не все «прогрессивные» заимствования, ценностно-смысловые нормы мышления западного типа успешно вписывались в российскую цивилизации. В итоге не срабатывали механизмы мутаций, культурного синтеза европейских новшеств и имперской/советской среды. В 80-90-х гг. таких западных норм деятельности, принципов познания, незавершенных по совместимости с русско-российской культурой было аккумулировано в обществе огромное множество - утилитарно-хозяйственное отношение к природе; принцип материализма в понимании общества, человека; атеизм; политика разрушения этнических традиций и др. Этот незавершенный до синтеза материал мог оставаться пассивным, но был способен быстро оживать, рождая спады развития^ вызывая общественные катаклизмы. В этих случаях кризисные тенденции стремительно синхронизировались; осколки и части чуждых друг другу программ создавали неразрешимые коллизии, тупиковые противоречия. Все это разрушало разные сферы деятельности, в чем и проявлялся цивилизационный кризис.
Укажем на реформы М.С. Горбачева 1985-1991 гг., механически совмещавшие внедрение рыночных отношении Запада и улучшение социалистических методов регулирования экономики через план. За исключением краткого периода НЭПа и спорадической опоры на кооперативы у СССР не было осознанного опыта интеграции столь разных управленческих способов хозяйствования. Реформы были не сбалансированы по типам хозяйственно-политических целей, по соотношению их с традициями народов, с советскими нормами, с механизмами капиталистического рынка. Власть стремительно пришла к краху. Напомним о нежизнеспособном конгломерате Госагропрома СССР, который стал апофеозом бессилия государственной практики реформ, дисквалификации бюрократии этого времени.
Высшая власть СССР/РФ как объект информационно-политичес-кого манипулирования извне. Выделим еще один тип кризисных факторов, который своеобразно учитывали наши правители: безуспешно боролись с ним в основном правовыми запретами. Данный фактор и ныне во многом замалчивается, остается мало изученным; наши неолибералы считают эту проблему спекулятивно-конспирологическим вымыслом. Однако, этот фактор издавна принимали всерьез правители, дипломаты, работники сфер государственной, военной безопасности. В нашей стране он связан с особым вни-
манием правящих сил Запада к имперской власти, позже к советской номенклатуре и массовой аудитории СССР. Силы Запада, располагая властью, ресурсами, волей, уже в начале Х!Х в. ставили целью особо влиять на российскую элиту или на оппозицию, с тем, чтобы разными способами изменять их сознание и поведение в нужном ключе. Запад пытался создать оппозицию и в СССР. Но при Сталине это было невозможно из-за «железного занавеса», идейного контроля над обществом. Вождь был весьма суровым и проницательным человеком; в ходе международных контактов он нередко сам подчинял своему влиянию деятелей иностранных государств. Однако и Сталин ошибался, полагая, что идейно-информационный герметизм, изоляция общества от своего цивилизаци-онно-познавательного наследия, позволит партии эффективно воспитывать новые поколения в духе преданности советскому марксизму, социализму.
Духовно-когнитивная изоляция в итоге привела общество к обратным результатам; данный период стал временем, когда она разрушалась и советские граждане начали осваивать зарубежную информацию, когда народы страны потянулись к своему прошлому. Стало очевидным, что у партийной элиты, интеллигенции, массовых слоев в советское время были деформированы этнические стереотипы познания; у них также трудно шло развитие навыков адекватного реагирования на современные реалии жизни. В этих условиях советский марксизм, отторгаясь, как метод познания, все же быстро не исчезал. Он оставался в разных слоях способом понимания привычных ситуаций, или наоборот - сложных новых процессов; нередко его стереотипы произвольно объединялись с современными идеями. Примечательно, что постулаты Запада о глобализации и доминировании США часть советских людей некритично восприняла в духе Маркса, как неизбежные истматовские законы глобального мира. В итоге когнитивная активность обретала характер нерелевантности, неоправданных семантико-аналитичес-ких сближений и отрицаний, хаотизированную динамику в разных средах, в т.ч. во властно-политических кругах.
Для политических сил Запада, особенно для спецслужб, советологов, тайной власти, это время в СССР стало наиболее благоприятным для их замыслов по деформации советского и российского сознания и, в конечном итоге, по развалу страны. Стратегия и тактика развала разрабатывались в США с конца 40-х гг. авторами Гарвардского проекта, затем
Хьюстонского исследования, которые изучали советское общество с помощью методов истории, политологии, социологии (путем опросов «перемещенных лиц») и др. Подчеркнем: в общественных процессах СССР/РФ 80-90-х гг. немаловажную тайную роль играли профессионалы США - политики, журналисты, политтехнологи, агенты спецслужб, дипломаты. При этом американцы важное значение придавали контактам с руководством КПСС, отчасти с экономической, этнической элитой. Западным политикам на базе соглашений в Хельсинки тогда же удалось убедить Брежнева смягчить идейную борьбу с капитализмом, дать возможность интеллигенции, этническим кругам публично выражать свои взгляды. В 80-е гг. политики США и стран Европы уже отводили диссидентам, художникам, журналистам, ученым роль своих посредников для работы с массовой советской аудиторией. У представителей этих слоев исподволь создавалась готовность принять глобальную зависимость СССР от Запада и в соответствии с этим действовать в профессиональной сфере. Через пропагандистские каналы, СМИ, через научные издания, учреждения культуры вначале была умеренная, потом все более яростная критика советского общества, марксистской идеологии.
С середины 80-х гг. научные институты СССР уже оказывали помощь зарубежным ученым, проводившим международный анализ с привлечением советских материалов и населения для опросов; однако, тематика, цели, методология исследований, как правило, создавались без участия наших аналитиков. Также отбирались молодые специалисты, в т.ч. в сфере управления, экономики, для стажировки в научных центрах Запада. Так, летом 1991 г. группа экономистов - П. Авен, А. Шохин, А. Чубайс, А. Улюкаев и др. - прошла стажировку в Австрии по программе International Visitor Leadership Program (IVLP) Госдепа США. Эти фигуры в глазах населения СССР вскоре станут ведущими организаторами передачи общественной собственности в частные руки. Все эти факты говорят о том, что по ходу 80-х гг. в нашем обществе под эгидой демократизации и разрядки велась отчасти открытая, а во многом тайная работа западных кураторов по отбору советских претендентов на роль политиков, крупных собственников, работников СМИ ближайшего будущего [10].
На Западе в конце ХХ в. были наработаны шаблоны регулирования политических процессов (в т.ч. государствен-
ных переворотов) с помощью перформансов, организованных по типу представления-зрелища в жизненном контексте [12]. Эксперты по политическим переворотам могли бы заключить, что американские организаторы, завершая к концу 80-х гг. предварительный этап подготовки развала СССР, начинали его итоговую стадию. На ней были задействованы три группы представителей высшей власти страны и их сторонники: лидер СССР М. Горбачев; он готов был сохранить страну и социализм без КПСС на базе нового союзного договора; лидер РСФСР Б. Ельцин, предполагавший расчленение СССР и радикальное преобразование России через установление демократии и капитализма; группа высших правительственных чинов, вошедших в состав ГКЧП, сторонников сохранения СССР с руководящей ролью КПСС. Оправданием переворота было ключевое событие, которое делало бы развал страны неизбежным итогом в оценке общества. По скрытому замыслу это событие обрекало Горбачева и членов ГКЧП на роль беспомощных, злонамеренных неудачников. Роль спасителя отечества в событии отводилась Ельцину, как новому демократическому лидеру. Когда ГКЧП ввел в августе 1991 г. войска в столицу, выступая против подписания союзного договора, тайные организаторы вывели на улицы Москвы тысячи протестантов, выступавших за Ельцина. Ни Горбачеву, ни членам ГКЧП в голову не пришло обратиться к гражданам о поддержке своих позиций. Для несведущей массовой аудитории страны телетрансляция подавала это событие в столице (включая гибель нескольких демонстрантов) весьма убедительно, как победу демократов.
Заключая данный раздел эпизодом «мятеж в высших эшелона власти», после которого развал СССР становился необратимым, авторы анализа вовсе не хотели бы одобрять действия одних участников события и осуждать поведение других. В то время эта ситуация была весьма неожиданной для советских граждан и запутанной для многих политиков, хотя со временем она во многом прояснялась. Ныне, опираясь на официальные документы, выступления участников и последующий распад СССР, аналитики могут с высокой долей вероятности говорить о позициях этих трех политических групп: во-первых, об адекватности их понимания кризиса в СССР, во-вторых, о грядущих формах государственно-политического развития страны, которые предлагались обществу каждой из групп.
Относительно первого вопроса скажем: происходящий кризис все участники публично обосновывали узкой логикой и абстрактными принципами советского марксизма и неолиберальной мысли. Эта мешанина аналитических оценок в итоге сводила кризис к банально понятой экономике, политике, к поверхностно толкуемым социальным связям. Начавшиеся вскоре процессы распада СССР показали, насколько сложными и трагическими для граждан стали кризисные обстоятельства и результаты, разрушавшие все стороны развития государства, общества, отечественной культуры. Второй вопрос о будущем страны выглядит у всех трех групп еще более неубедительным. Так, Ельцин, оправдывал в выступлениях переход России к капитализму тем, что его реформы объединят в себе установки на американский динамизм развития с нормами социальной защищенности граждан при социализме. В «Обращении к советскому народу» группа ГКЧП не сообщала о своих целях на будущее ничего нового, что бы задело граждан за живое; все было, как в планах КПСС: повысить объемы производства продовольствия, сделать доступным покупку жилья и др. Завершая анализ «ключевого события», авторы не осветили один важный аспект государственной катастрофы, который начал будоражить наших граждан сразу после распада страны: почему в поединке США и СССР, когда оба государства одинаково боролись с кризисом, американские политики и ЦРУ одержали победу над советской партноменклатурой и КГБ? Этот, на первый взгляд, наивный вопрос, имеет глубокую теоретическую основу. Авторы попытаются ответить на него в следующем номере.
Литература
1. Анатомия кризисов / А.Д, Арманд и др. М.: Наука. 2000, с.4; Богданов А.А. Тектология. Кн.2. М.: 1989. С.218.
2. Арманд А.Д. Жизнь на земле и человеческая культура // Анатомия кризисов. С. 83-104.
3. Князева Е.Н. Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация», И. Т. Касавин, 2009.
4. Пестель Э. За пределами роста. М.: 1988, С. 13.
5. Печчеи А. Человеческие качества. М.: 1985.
6. Come On!: Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet. 2017
7. Вернадский И.В., Вандам А.Е., Фурсов А.И. Русские о главном противнике. М.: 2022
8. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: 2003; Он же. Кто мы: вызов американской национальной идентичности. М. :АСТ. 2004.
9. Бьюкенен П. Смерть Запада / Пер.с англ. М.: 2003. С.117.
10. Крижанич Ю. Политика. М.: 1965.
11. Шафаревич И.Р. Была ли «перестройка» акцией ЦРУ? // Наш современник, 1995, № 7.
12. Доманска Э. Перформативный поворот в современном гуманитарном знании // Способы постижения прошлого. М.: 2011.
G.A. AVANESOVA Doctor of Philosophy, Professor, expert of the Center "Civil Society and Social Communications" (UNESCO Chair) of the RANEPA under the President of the Russian Federation
A.V. MIRONOV Doctor of Social Sciences, Professor, Honored Worker of Higher Education, Honorary Worker of the Higher Education Institution of the Russian Federation
Understanding Russia: Breakthroughs and Dead Ends in the Development of Russian
Humanitarian Thought (XVIII - early XXI centuries)
The authors analyze how the peculiarities of Russia - its history, society, and culture of Modern times-have interpreted some areas of Russian humanitarian thought. The main focus is on conservative thought. These processes of scientific and philosophical self-knowledge are traced, first, in the course of Russia's interactions with Western European civilization, with its humanitarianism and theory of knowledge, and secondly, in the context of internal transformations of cultural and civilizational and paradigmatic nature in the empire, in the Soviet and post-Soviet times.
Keyword: epistemology/epistemology, relations between knowledge and reality in science, theoretical rationalism, cognitive substances of different civilizations, the paradigm of studying Russia by Russian conservative thought, perspectives of understanding Russia by Soviet Marxism, reflection theory, science and politics, understanding of scientific truth and truth, pseudo-science in the Postmodern period.
Literature
1. Anatomy of crises / A.D., Armand et al. M.: Nauka. 2000, p.4; Bogdanov A.A. Tectology. Book 2. M.: 1989. P.218.
2. Armand A.D. Life on earth and human culture // Anatomy of crises. Ss.83-104.
3. Knyazeva E. N. Encyclopedia of epistemology and Philosophy of Science. - M.: "Canon +", ROOI "Rehabilitation", I. T. Kasavin, 2009.
4. Pestel E. Beyond Growth. M.: 1988, p. 13.
5. Pechchei A. Human qualities. M.: 1985.
6. Come On!: Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet. 2017.
7. Vernadsky I.V., Vandam A.E., Fursov A.I. Russians about the main enemy. Moscow: 2022.
8. Huntington S. The Clash of Civilizations. M.: 2003; He. Who are we: the Challenge of American national identity. Moscow:AST. 2004.
9. Buchanan P. Death of the West / translated from English M.: 2003. P.117.
10. Krizhanich Y. Politics. M.: 1965.
11. Shafarevich I.R. Was "perestroika" a CIA action? // Nash sovremennik, 1995, No. 7.
12. Domanska E. Performative turn in modern humanitarian knowledge // Ways of comprehending the past. Moscow: 2011.
Продолжение следует
