CC BY
16
Научная статья УДК 343.13
https://doi.org/10.24412/2414-3995-2023-2-136-140 EDN: https://elibrary.ru/kymfva NIION: 2015-0066-2/23-670 MOSURED: 77/27-011-2023-02-869
Понятие «любое лицо, подвергнутое мерам процессуального принуждения» как институциональный элемент механизма возмещения вреда в соответствии с ч. 3 ст. 133 УПК РФ
Ольга Александровна Мядзелец
Второй кассационный суд общей юрисдикции, Россия, Москва, [email protected]
Аннотация. Автором предпринята попытка определить круг субъектов права на возмещение вреда, причиненному лицу незаконным применением мер процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу. В статье показывается, что на основе ч. 3 ст. 133 УПК РФ формируется самостоятельный уголовно-процессуальный институт «возмещения вреда, причиненного в ходе правомерного уголовного преследования». Раскрывается содержание термина «мера процессуального принуждения» как собирательного, включающего меры принуждения, перечисленные в главах 12-14 УПК РФ, и следственные действия.
Ключевые слова: вред, возмещение вреда, мера процессуального принуждения, следственные действия, незаконный, реабилитация, субъект права, физическое лицо, юридическое лицо
Для цитирования: Мядзелец О. А. Понятие «любое лицо, подвергнутое мерам процессуального принуждения» как институциональный элемент механизма возмещения вреда в соответствии с ч. 3 ст. 133 УПК РФ // Вестник экономической безопасности. 2023. № 2. С. 136-140. https://doi.org/10.24412/2414-3995-2023-2-136-140. EDN: KYMFVA.
Original article
The concept of «any person subjected to measures of procedural coercion» as an institutional element of the mechanism of compensation for harm in accordance with Part 3 of Article 133 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation
Olga A. Myadzelets
Second Cassation Court of General Jurisdiction, Moscow, Russia, [email protected]
Abstract. The author attempts to determine the range of subjects of the right to compensation for damage caused to a person by the illegal use of procedural coercion measures during criminal proceedings. The article shows that on the basis of Part 3 of Article 133 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation, an independent criminal procedure institute is being formed «compensation for harm caused during lawful criminal prosecution». The article reveals the content of the term «measure of procedural coercion» as a collective one, including the coercive measures listed in Chapters 12-14 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation, and investigative actions.
Keywords: harm, compensation for harm, measure of procedural coercion, investigative actions, illegal, rehabilitation, legal entity, individual, legal entity
For citation: Myadzelets O. A. The concept of «any person subjected to measures of procedural coercion» as an institutional element of the mechanism of compensation for harm in accordance with Part 3 of Article 133 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation. Bulletin of economic security. 2023;(2):136-40. (In Russ.). https://doi. org/10.24412/2414-3995-2023-2-136-140. EDN: KYMFVA.
В юридической литературе все больше внимания уделяется обозначенной еще русскими дореволюционными правоведами проблеме вознаграждения не только лиц, невинно к суду привлеченных, но и лиц, которым были причинены стеснения самим ведением уголовного
судопроизводства независимо от его стадии. Длительный период идеи реабилитации невинно осужденных и понесших наказание, где центральными являлись вопросы снятия с лица обвинения и восстановления его в правах, а также полная компенсация причиненного ему
© Мядзелец О. А., 2023
вреда, скрывали, «заслоняли» проблемность еще одной стороны уголовного процесса. Речь идет о причинении вреда лицам незаконным применением к ним мер уголовно-процессуального принуждения, что, во-первых, идет в разрез с конституционными принципами законности при производстве по уголовному делу (ст. 15 Конституции РФ, ст. 7 УПК РФ), охраны прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве (глава 2 Конституции РФ, ст. 11 УПК РФ), во-вторых, обусловливает необходимость возмещения вреда пострадавшим от принудительных процессуальных мер, в-третьих, порождает поток жалоб прокурору, руководителю следственного органа (ст. 124 УПК РФ), в суд (ст. 125 УПК РФ), что существенно утяжеляет уголовный процесс, делает его предельно затратным.
Осознание того, что наряду с реабилитационными правоотношениями, возникающими при оправдании подсудимого и прекращении уголовного преследования подозреваемого, обвиняемого, возмещении им вреда, наступившего от незаконных уголовного преследования и осуждения, уголовно-процессуальная деятельность порождает различные правоотношения по поводу причиненного вреда иным участникам уголовного процесса в результате незаконного применения к ним принудительных мер (ч. 3 ст. 133 УПК РФ), делает необходимым исследование правовой природы и разграничение указанных отношений для выбора надлежащего процессуально-правового порядка их реализации.
В уголовно-процессуальной теории подчеркиваются принципиальные отличия реабилитационных отношений и отношений по поводу возмещения вреда, причиненного лицу незаконным применением мер процессуального принуждения, производством следственных действий в принудительном порядке. В качестве таковых называются следующие обстоятельства:
а) основанием для возмещения вреда в соответствии с ч. 3 ст. 133 УПК РФ является факт незаконного применения к лицу какой-либо меры процессуального принуждения;
б) возмещению подлежит только имущественный вред;
в) возмещение вреда может требовать как физическое, так и юридическое лицо;
г) для заявления требования о возмещении вреда на основании ч. 3 ст. 133 УПК РФ не имеет значения процессуальный статус лица в уголовном деле;
д) применяется гражданский процессуальный порядок возмещения причиненного вреда [1, с. 17].
Каждый из приведенных признаков, характеризующий самостоятельность уголовно-процессуального института возмещения вреда в порядке ч. 3 ст. 133 УПК РФ и с очевидностью показывающий его отличие от института реабилитации, нуждается в детальном анализе. Некоторые из них дискуссионны (например, почему исключается специальный уголовно-процессуальный порядок рассмотрения требования лица о возмещении вреда, причиненного ему незаконными принудительными
мерами?). В рамках настоящей статьи мы ограничимся выяснением круга субъектов права на возмещение вреда, причиненного незаконным применением уголовно-процессуального принуждения. Приоритетность данного вопроса в законодательной конструкции института возмещения вреда, базирующегося на положениях ч. 3 ст. 133 УПК РФ, обусловлена следующими причинами.
В контексте содержания ст. 6 УПК РФ можно считать, что ч. 3 ст. 133 УПК РФ возлагает на государство ответственность не только за незаконное уголовное преследование подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений, но и за незаконные действия в отношении многочисленных участников уголовно-процессуальной деятельности. Это серьезное явление в современной уголовно-процессуальной политике, которое можно сравнить с «самоочищением уголовного процесса»: допустив причинение лицу, попавшему в сферу уголовной юстиции, неоправданные и незаконные стеснения (лишения), государство берет на себя обязательства загладить, устранить их по ходу производства по уголовному делу в любой его стадии. В связи с этим актуализируется вопрос составления перечня лиц, в той или иной форме вовлекаемых в уголовный процесс и могущих пострадать от незаконных процессуальных действий органа расследования, прокурора, суда. При таком подходе важно выработать некую общую формулу, с помощью которой можно будет определять, попадает или не попадает лицо, пострадавшее от процессуальных действий, под юрисдикцию ч. 3 ст. 133 УПК РФ. Другой вариант - по аналогии с ч. 2 ст. 133 УПК РФ, где перечислены виды процессуальных решений, образующих основание реабилитации и возмещения вреда, связанного с уголовным преследованием, указать процессуальные акты, порождающие право лица на возмещение вреда, не связанного с уголовным преследованием.
Законодатель выбрал первый вариант, сформулировав в ч. 3 ст. 133 УПК РФ общее положение: Право на возмещение вреда в порядке, установленном настоящей главой, имеет также любое лицо, незаконно подвергнутое мерам процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу. Руководствуясь им, можно установить наличие или отсутствие у лица права на возмещение вреда, наступившего от незаконного применения к нему мер процессуального принуждения. Понимая, что перед законодателем стояла сложная задача наиболее точно нормативно выразить универсальное правило признания за лицами, подвергавшимися принуждению в ходе производства по уголовному делу, права на возмещения вреда в специальном уголовно-процессуальном режиме, в первую очередь обратим внимание на сильные стороны предписаний ч. 3 ст. 133 ПК РФ.
Сам факт закрепления права широкого круга участвующих в уголовном деле лиц на возмещение вреда, не связанного с их уголовным преследованием и причиняемого им незаконным применением мер процессуального принуждения, свидетельствует о новом векторе
эволюции отечественного уголовного судопроизводства - формировании в его рамках механизма ответственности государства за уголовный процесс перед его участниками [2, с. 368-403]. Нет сомнений в том, что с легализацией в УПК РФ указанных положений не только в законодательстве, но и на теоретическом уровне преодолен барьер, ограничивавший пределы института возмещения вреда лицу случаями его оправдания и прекращения уголовного преследования, т. е. реабилитационными случаями.
В соответствии с ч. 3 ст. 133 УПК РФ право на возмещение вреда, являющегося следствием незаконного применения принудительных процессуальных мер, имеет широкий круг субъектов. В него входят как участники уголовного судопроизводства, так и не участники, которых принято называть «иными лицами», а также юридические лица. Данные субъекты объединены в законе одним термином: «любое лицо». Под него попадают и юридические лица, которым ст. 139 УПК РФ также гарантируется возмещение вреда по правилам гл. 18 УПК РФ. Специфика возмещения юридическому лицу имущественного вреда в связи с вовлечением в уголовное судопроизводство существенна, в теоретическом плане недостаточна разработана, безусловно требует самостоятельного рассмотрения и в рамках настоящей не исследуется [3].
Согласно ч. 3 ст. 133 УПК РФ для признания у лица права на возмещение вреда, не связанного с уголовным преследованием, достаточно установить в предусмотренных законом процедурах незаконность применявшихся мер процессуального принуждения.
Продолжая анализ содержания ч. 3 ст. 133 УПК РФ, укажем и на проблемные зоны в правовом регулировании порядка определения надлежащего круга субъектов права на возмещение вреда от незаконного применения мер процессуального принуждения. В литературе обоснованно высказывается неудовлетворение формулировкой «любое лицо, незаконно подвергнутое мерам процессуального принуждения при производстве по уголовному делу», поскольку не предлагает даже примерного, ориентировочного перечня субъектов права на возмещение вреда, вызванного незаконным применением к участникам уголовного процесса мер процессуального принуждения [4, с. 457]. Напротив, в ч. 2 ст. 133 УПК РФ перечислены субъекты реабилитации (подозреваемый или обвиняемый, подсудимый, осужденный, лицо, в отношении которого применялись принудительные меры медицинского характера), причем данный список является закрытым. Однако, такой подход вряд ли пригоден для ситуации, регулируемой ч. 3 ст. 133 УПК РФ.
Нельзя не согласиться с В. В. Николюк, которая определяя круг потенциальных субъектов права на возмещение вреда в рассматриваемых на ми случаях, правильно пишет: «Действующая редакция ч. 3 ст. 133 УПК РФ обусловливает необходимость обращения и к понятию самого термина «меры процессуального принуждения». Он также неконкретен, его можно трактовать рас-
ширительно, как любые принудительные процессуальные (в том числе следственные) действия дознавателя, следователя, либо в узком смысле, т. е. как меры, перечисленные в разделе 4 УПК РФ «Меры процессуального принуждения». В первом случае круг лиц, к которым могут быть применены меры процессуального принуждения, достаточно широк, в него объективно должны включаться наряду с участниками уголовного процесса «любые лица», которые подвергаются уголовно-процессуальному принуждению в связи с осуществлением уголовного судопроизводства» [5, с. 54-55].
Доктрина следственных действий и уголовно-процессуальное законодательство исходят из того, что будучи основными способами собирания доказательств по уголовному делу, они могут проводиться и против воли предполагаемых участников следственного действия, т.е. принудительно. Согласно п. 4 ч. 2 ст. 38 УПК РФ дознаватель, следователь при осуществлении следственных и иных процессуальных действий уполномочены получать содействие работников органа дознания. Последние применяют принудительные меры в целях обеспечения следователю возможности производства следственного действия, физически защищают свидетелей и иных участников, своевременно доставляют к месту производства следственного действия подозреваемых и обвиняемых [6, с. 11-12]. Все без исключения исследователи проблематики «следственные действия» в качестве одного из обязательных признаков следственного действия называют обеспеченность его проведения государственным принуждением [7, с. 10-20].
Таким образом, следственное действие, имея познавательную направленность, одновременно проявляет себя и как принудительная процессуальная мера. Например, в ч. 6 ст. 182 УПК РФ прямо говорится о праве следователя вскрывать при обыске любые помещения и повреждать при необходимости имущество.
В случаях причинения ею вреда возникает вопрос о возможности использования для его возмещения процессуально-правового порядка, основные элементы которого прописаны в ч. 3 ст. 133 УПК РФ? Представляется, что ответ на него кроется в назначении, сущности уголовно-процессуального института возмещения вреда лицам, подвергавшимся уголовно-процессуальному принуждению.
Положения ч. 3 ст. 133 УПК РФ, во взаимосвязи с соответствующими конституционными и уголовно-процессуальными нормами, призваны, в отличие от института реабилитации, компенсировать вред иным участникам уголовного процесса, в отношении которых в принципе не может осуществляться уголовное преследование. Вместе с тем они не избавлены от уголовно-процессуального принуждения, обеспечивающего выполнение ими процессуальных обязанностей либо применяемого в качестве меры уголовно-процессуальной ответственности. С этих позиций, по нашему мнению, и надо подходить к раскрытию содержания термина «мера процессуального принуждения» в контексте ч. 3 ст. 133 УПК РФ.
Во-первых, употребленный для целей возмещения вреда, наступившего от незаконного применения принудительных процессуальных мер, термин «мера процессуального принуждения» носит собирательный характер. Он охватывает меры принуждения, перечисленные и регламентированные главами 12-14 УПК РФ.
Во-вторых, его дополняют следственные действия в той части, в какой они сопровождаются применением принудительных мер. При этом именно при производстве следственных действий чаще всего и наносится вред его участникам.
Для обеспечения единства судебной практики применения ч. 3 ст. 133 УПК РФ целесообразно в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2011 г. № 17 «О практике применения судами норм главы 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве» (в ред. от 28.06.2022) разъяснить понятие «меры процессуального принуждения» применительно к положениям, на которых базируется институт возмещения вреда лицам, незаконно подвергнутым уголовно-процессуальному принуждению, взяв за основу расширенную версию трактовки процессуальных принудительных мер.
При таком понимании мер процессуального принуждения в перечень лиц, которые вправе требовать возмещения вреда, входят как участники уголовного процесса (свидетель, потерпевший, эксперт, специалист, переводчик, понятые, поручитель), так и иные лица, подвергаемые принуждению при осуществлении уголовного процесса.
Важно иметь в виду, что указанные лица приобретают право на возмещение вреда в соответствии с ч. 3 ст. 133 УПК РФ только после того, когда применение к ним меры процессуального принуждения будет признано незаконным. Обозначенная группа лиц не относится к числу уголовно преследуемых. К каждому из них могут быть применены далеко не все предусмотренные законом меры принуждения, а некоторые из них, например, задержание, меры пресечения, и вовсе распространяются лишь на подозреваемого, обвиняемого.
С учетом того, что главой 18 УПК РФ урегулированы правоотношения, возникающие при возмещении вреда реабилитированному, казалось бы автоматически отпадает необходимость использования положений ч. 3 ст. 133 УПК РФ для возмещения вреда подозреваемому или обвиняемому, когда он наступил в результате применения к нему мер процессуального принуждения с нарушением закона. Такие ситуации характерны для уголовных дел, находящихся в производстве, а фигурирующие в них подозреваемые, обвиняемые требуют возмещения им вреда как пострадавшие от незаконных принудительных мер. Подобные ситуации Л. В. Головко квалифицирует как «возмещение вреда, причиненного в ходе правомерного уголовного преследования» [8, с. 1236].
Возможность возмещения вреда подозреваемому и обвиняемому при изложенных обстоятельствах не связана с итоговым реабилитационным решением по уголовному делу. Само подозрение, обвинение не признается незаконным, необоснованным и вполне логично уголовное дело разрешается постановлением обвинительного приговора. Вместе с тем закон исходит из того, что любая мера принуждения применяется только при установлении соответствующих оснований и с соблюдением порядка, прописанного с разной степенью детализации для каждой принудительной меры. Не прибегая к подробному анализу конструктивных особенностей мер процессуального принуждения, которые прежде всего детерминированы сформулированными в УПК РФ основаниями для их применения, позволим себе утверждать, что отступление от предписаний закона в части оснований и порядка применения мер принуждения, производства следственных действий практически всегда делает соответствующие процессуальные решения незаконными. Отсюда можно предположить, что любая мера процессуального принуждения, которой подвергается подозреваемый или обвиняемый в ходе производства по уголовному делу, рискует быть признана незаконной. Для этих нестандартных случаев, когда имеющиеся компенсаторные механизмы не срабатывают или действуют недостаточно эффективно, и может использоваться потенциал ч. 3 ст. 133 УПК РФ в качестве дополнительного, страховочного процессуального инструмента.
В плане практической реализации положений ч. 3 ст. 133 УПК РФ представляется приоритетным выбор надлежащей процедуры оценки законности задержания, избрания меры пресечения, применения к подозреваемому, обвиняемому иной меры процессуального принуждения. Единой проверочной процедуры для этих целей нет. Ее содержание зависит от внесудебного (задержание по подозрению в совершении преступления) или судебного (заключение под стражу, отстранение от должности, наложение ареста на имущество) порядка применения мер процессуального принуждения. Процессуальными актами признания незаконными применявшихся без ведома суда к подозреваемому, обвиняемому принудительных мер надлежит считать решения, принятые по результатам рассмотрения их жалоб руководителем следственного органа, прокурором в порядке ст. 124 УПК РФ, а также судьей по правилам ст. 125 УПК РФ.
В заключение считаем целесообразным коснуться терминологических аспектов ч. 3 ст. 133 УПК РФ как базового положения для уголовно-процессуального института возмещения вреда лицам, незаконно подвергнутым уголовно-процессуальному принуждению. При этом мы не будем выходить за пределы предмета статьи, обозначенного в ее названии.
Во-первых, термин «любое лицо, незаконно подвергнутое мерам процессуального принуждения» воспринимается в контексте ч. 3 ст. 133 УПК РФ как некорректный. Он не передает сути и духа уголовно-процессуального института возмещения вреда лицам, причиненного
незаконными принудительными мерами. На первое место в конструкции данного института должны быть поставлены охраняемые законом конституционные права гражданина и организации. В случае причинения им вреда последний подлежит возмещению. Положения ч. 3 ст. 133 УПК РФ начинают работать лишь в случаях фактического причинения вреда вовлекаемым в уголовный процесс гражданам.
Во-вторых, как было отмечено ранее, понятие «мера процессуального принуждения» для целей рассматриваемого института нуждается в разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ. Однако первоначально все же его следует уточнить в ч. 3 ст. 133 УПК РФ, сформулировав «стержневой» институциональный элемент данного процессуального феномена примерно в следующей редакции: «Каждый, кому в ходе производства по уголовному делу причинен вред незаконным задержанием, применением мер пресечения и иных мер процессуального принуждения, а также производством следственных действий, имеет право на его возмещение в порядке, установленном настоящей главой».
Список источников
1. Гуляев А. П. Правовое регулирование реабилитации в уголовном процессе // Вестник академии права и управления. 2003. № 3.
2. Головко Л. В. Проблема юридической ответственности государства за качество расследования и рассмотрения уголовных дел перед участниками уголовного судопроизводства исследуется уголовно-процессуальной теории. Государство и его уголовное судопроизводство. М., 2022.
3. Николюк В. В. О возмещении в уголовном процессе вреда, причиненного деловой репутации физического или юридического лица // Возмещение вреда потерпевшему в уголовном судопроизводстве: организационные, правовые и криминалистические проблемы : Сб. матер. междунар. науч.-практ. конф.: в 2-х ч. М. : Академия управления МВД России, 2016. Ч. 2. С. 111-117.
4. Мельников В. Ю. Обеспечение прав граждан в ходе досудебного производства. М., 2006.
5. Николюк В. В. Возмещение вреда лицу, незаконно подвергнутому мерам уголовно-процессуального принуждения. Омск, 2012.
6. Зимин Р. В. Содействие органов дознания следователю при производстве предварительного следствия : Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2008.
7. Кальницкий В. В. Следственные действия : учебно-методическое пособие. Омск, 2001.
8. Курс уголовного процесса / Под ред. д.ю.н., проф. Л. В. Головко; Московский гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. 3-е изд., испр. И доп. М. : Статут, 2021.
References
1. Gulyaev A. P. Legal regulation of rehabilitation in criminal proceedings // Bulletin of the Academy of Law and Management. 2003. No. 3.
2. Golovko L. V The problem of the legal responsibility of the state for the quality of investigation and consideration of criminal cases before the participants of criminal proceedings is investigated by the criminal procedural theory. The state and its criminal proceedings. M., 2022.
3. Nikolyuk V. V. On compensation in criminal proceedings for damage caused to the business reputation of an individual or legal entity // Compensation for damage to the victim in criminal proceedings: organizational, legal and criminalistic problems: Collection of materials. international scientific and practical conference: in 2 h. M. : Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2016. Part 2. Р. 111-117.
4. Melnikov V Yu. Ensuring the rights of citizens during pre-trial proceedings. M., 2006.
5. Nikolyuk V V. Compensation for harm to a person, illegally subjected to measures of criminal procedural coercion. Omsk, 2012.
6. Zimin R. V. Assistance of the bodies of inquiry to the investigator during the preliminary investigation : Abstract. dis. ... cand. jurid. Sciences. M., 2008.
7. Kalnitsky V. V. Investigative actions : an educational and methodological manual. Omsk, 2001.
8. Course of criminal procedure / Ed. by D.yu.n., prof. L. V. Golovko ; Moscow State University named after M.V. Lomonosov. 3rd ed., ispr. And add. M. : Statute, 2021.
Информация об авторе
О. А. Мядзелец - судья Второго кассационного суда общей юрисдикции, преподаватель кафедры уголовного права Российского государственного университета правосудия, кандидат юридических наук.
Information about the author O. A. Myadzelets - Judge of the Second Cassation Court of General Jurisdiction, lecturer of the Department of Criminal Law of the Russian State University of Justice, Candidate of Legal Sciences.
Статья поступила в редакцию 21.12.2022; одобрена после рецензирования 19.02.2023; принята к публикации 30.03.2023.
The article was submitted 21.12.2022; approved after reviewing 19.02.2023; accepted for publication 30.03.2023.
