CC BY
54
УДК 343.13
DOI: 10.24411/2587-9820-2020-10072 Мядзелец Ольга Александровна,
судья Второго кассационного суда общей юрисдикции, кандидат юридических наук
КАТЕГОРИЯ «НЕЗАКОННОСТЬ МЕР ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРИНУЖДЕНИЯ» В КОНТЕКСТЕ ПРАВА НА ВОЗМЕЩЕНИЕ ВРЕДА, ПРИЧИНЕННОГО В ХОДЕ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА
(ч. 3 ст. 133 УПК РФ)
Аннотация. В статье показано соотношение институтов реабилитации и возмещения вреда, причиненного лицу незаконным применением мер процессуального принуждения. Особое внимание уделено понятию «незаконность применения мер процессуального принуждения». Анализируются процедуры, пригодные для того, чтобы определить, законно или незаконно к лицу были применены меры процессуального принуждения. Дается перечень судебных решений, необходимых в каждом отдельном случае для инициирования судебного производства по возмещению вреда на основании ч. 3 ст. 133 УПК РФ.
Ключевые слова: реабилитация, возмещение вреда, суд, судебное решение, судебный порядок, меры принуждения, незаконный.
Myadzelets Olga Alexandrovna,
a judge of the Second General Jurisdiction Court of Cassation candidate of juridical sciences
THE CATEGORY «ILLEGALITY OF MEASURES OF PROCEDURAL COERCION» IN THE CONTEXT OF A RIGHT TO REPARATION FOR DAMAGE CAUSED DURING THE CRIMINAL PROCEEDINGS (ARTICLE 133 PARA. 3 OF THE CODE OF CRIMINAL PROCEDURE OF RUSSIA)
Abstract. This article shows the ratio between the institutions of rehabilitation and reparation for the damage inflicted on a person via an illegal use of measures of procedural coercion. Of particular importance is the notion of "he illegality of use of measures of procedural coercion". The procedures suitable for identifying legal or illegal application of measures of procedural coercion upon a person are analyzed. The list of judicial decisions is given, which are necessary in each individual case for initiating judicial proceeding relating to the reparation for damage under Article 133 Para. 3 of the CrPC of Russian Federation.
Keywords: rehabilitation, reparation, court, judicial decision, judicial order, coercive measures, illegal.
В преддверии 20-летия принятия УПК РФ уместно заметить, что проведенная в 2001 г. реформа уголовно-процессуального законодательства, основным результатом которой стало принятие УПК РФ, знаменовала внедрение в правоприменительную деятельность целой череды новых (во всяком случае для нашей страны) прогрессивных уголовно-процессуальных конструкций, объединенных идеей защиты прав и законных интересов лиц, организаций, потерпевших от преступлений, защиты личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения её прав и свобод (ч. 1 ст. 6 УПК РФ). Особое внимание привлек к себе феномен правовых институтов реабилитации и возмещения вреда, причиненного гражданам и юридическим лицам, впервые в истории существования отечественного уголовно-процессуального законодательства получивший развернутое в рамках отдельной главы законодательное регулирование (гл. 18 УПК РФ).
Процедура реабилитации стала предметом пристального внимания ученых-процессуалистов, посвятивших ей серию научных трудов [1; 2; 3;4], в том числе уровня диссертационных исследований [см., напр.: 5; 6; 7; 8]. Вполне естественно, что в ходе применения норм гл. 18 УПК РФ возникали неопределенные ситуации, требующие для их разрешения вмешательства Пленума Верховного суда РФ, а в крайних случаях — и законодателя.
Верховный суд РФ по истечении 10 лет после принятия УПК РФ отреагировал на возникшие у судов вопросы при применении норм гл. 18 УПК РФ принятием 29 ноября 2011 г. Пленумом Верховного суда РФ постановления № 17 «О практике применения судами норм главы 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве», которое включает 26 пунктов разъяснений по различным компенсационным аспектам, возникающим в процессе возмещения вреда реабилитированным1. Надо отдать должное разработчикам данного постановления, которые в условиях, когда институты реабилитации и возмещения вреда, причиненного в результате незаконного применения мер процессуального принуждения к лицу, не являющемуся субъектом реабилитации, в теории уголовного процесса разграничивались с осторожностью, реализовали в постановлении следующий подход к пониманию регулируемых в главе 18 УПК РФ правовых отношений: физические и юридические лица, незаконно подвергнутые в ходе уголовного судопроизводства мерам процессуального принуждения, «не отнесены уголовно-процессуальным законом к кругу лиц, имеющих право на реабилитацию. Однако в случаях причинения вреда указанным лицам они имеют право на его возмещение в порядке, предусмотренном главой 18 УПК РФ» (п. 6). Тем самым
1 Российская газета. 2011. 5 дек.
Верховный суд РФ провел своеобразную «демаркационную» линию между кругом субъектов, имеющих право на реабилитацию, и более широким кругом лиц, имеющих право на возмещение вреда, причиненного самим фактом осуществления уголовного судопроизводства.
Законодатель, получая сигналы от правоприменителей, правозащитников и научных работников о «болевых точках» института реабилитации, учитывая правовые позиции Конституционного суда РФ, внес в гл. 18 УПК РФ 10 поправок, первая из которых была датирована 25 мая 2002 г. (еще до вве-
1 9
дения УПК РФ в действие ), а последняя — 12 ноября 2018 г.
Мониторинг следственно-судебной практики применения норм гл. 18 УПК РФ показал, что они реально заработали в «реабилитационных» случаях. В 2018 г. суды рассмотрели 2 тыс. 159 требований реабилитированных о возмещении вреда, 1 тыс. 212, или 56,1 % из них удовлетворены, по 269 требованиям, или 12,5 % отказано в удовлетворении; в 2019 г. судами рассмотрено 2 тыс. 318 таких требований, из них 1 тыс. 399, или 60,4 % удовлетворены, 246, или 17,6 % остались без удовлетворения)3.
Таким образом, нормы гл. 18 УПК РФ востребованы на практике и находятся под пристальным вниманием Верховного суда РФ, законодателя. Проблемные зоны реабилитации продолжают оставаться и научно привлекательными.
Имея конституционные основы, институт реабилитации является частью правового механизма возмещения государством реабилитированному вреда (имущественных потерь, компенсации моральных страданий, восстановления в правах). В соответствии со ст. 53 Конституции Российской Федерации лицу гарантируется возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц. В развитие этих положений в уголовно-процессуальном законодательстве (ч. 4 ст. 11 УПК РФ) закреплено правило о возмещении вреда, причиненного лицу в ходе незаконного уголовного преследования, в результате нарушения его прав и свобод. Конституционное происхождение института реабилитации объективно обусловило поступление жалоб граждан в Конституционный суд РФ на нарушение их конституционных прав при применении норм гл. 18 УПК РФ. Итогом их рассмотрения стали позиции Конституционного суда РФ по целому ряду вопросов, связанных с институтом реабилитации.
В контексте композиции и содержания гл. 18 УПК РФ, правовых позиций Конституционного суда РФ и Верховного суда РФ, нацеленных на устранение неопределенности в нормативном регулировании процедуры реабилитации, представляется потенциально перспективной и актуальной норма, раз-
1 Федеральный закон от 29.05.2002 № 58-ФЗ.
2 Федеральный закон от 12.11.2011 № 411-ФЗ.
3 Отчет о работе судов первой инстанции по рассмотрению уголовных дел. Форма № 1. Раздел 4. 2018—2019 гг.
мешенная в ч. 3 ст. 133 УПК РФ. Дословная её редакция, сохранившаяся в изначальной редакции до сегодняшних дней, такова: «Право на возмещение вреда в порядке, установленном настоящей главой, имеет также любое лицо, незаконно подвергнутое мерам процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу».
Важно отметить, что приведенная норма находится в ст. 133 УПК РФ «Основания возникновения права на реабилитацию» и, на первый взгляд, её положения распространяются исключительно на лиц, в отношении которых осуществлялось уголовное преследование. Подобным образом рассуждают авторы изданной в 2007 г. коллективной монографии, считающие, что ч. 3 ст. 133 УПК РФ надлежит уточнить и изложить в другой редакции: «Право на возмещение вреда в порядке, установленном настоящей главой, имеет также любое лицо, незаконно подвергнутое мерам процессуального принуждения в ходе уголовного судопроизводства, при условии, что их применение было связано с уголовным преследованием данного лица» [9, с. 61].
Однако в уголовно-процессуальной теории обозначился принципиально иной подход в понимании назначения ч. 3 ст. 133 УПК РФ и условий её применения. Первоначально указанная норма даже воспринималась отдельными процессуалистами как некая «юридическая загадка», которую предстоит разгадать в ходе практического применения. «Эти правила пока не позволяют прокомментировать их однозначно, — писал в год введения в действие УПК РФ Б. Т. Безлепкин, — потому что они порождают серию вопросов, на которые призваны ответить будущая практика и процесс совершенствования нового законодательства» [10, с. 168]. При этом Б. Т. Безлепкин все же склоняется к позиции, согласно которой «в главу о реабилитации включена общая норма, к реабилитации отношения не имеющая. По буквальному смыслу ... пункта 3 комментируемой статьи на ее основании в уголовно-процессуальном порядке можно требовать и возмещения стоимости имущества, поврежденного при незаконном обыске у лица, которое уголовному преследованию не подвергалось вообще, а также компенсации за моральный вред, возникший вследствие незаконного освидетельствования» [10, с. 168].
С точки зрения А. П. Гуляева, ч. 3 ст. 133 УПК РФ «не имеет к институту реабилитации прямого отношения, задумана законодателем как автономный правовой инструмент защиты конституционных прав граждан и юридических лиц, основанием возмещения вреда является здесь не реабилитация, а незаконное применение мер процессуального принуждения. Последнее, как известно, значительно шире по содержанию, нежели уголовное преследование» [11, с. 17].
Приведенные позиции ученых-процессуалистов, совершенно по-разному трактующих сущность и назначение в уголовном процессе зафиксированного в ч. 3 ст. 133 УПК РФ права любого лица на возмещение вреда, причиненного незаконными принудительными действиями в связи с производст-
вом по уголовному делу, предопределили и два направления последующих научных исследований данного правового феномена.
В рамках первого вектора акцент в исследованиях смещался в сторону анализа правовой природы института реабилитации, субъектов права на реабилитацию, порядка возмещения различных видов вреда реабилитированным, рассмотрения частичной реабилитации [см.: 2; 8; 12; 13]. При этом вопросы возмещения вреда остальным лицам, не подпадающих под категорию реабилитированных, но пострадавших от ведения уголовного судопроизводства, не затрагивались, поскольку воспринимались как неотъемлемый атрибут института реабилитации [14, с. 216] .
Другое научное направление, в русле которого мы далее и планируем сосредоточить свои усилия в изучении механизма реализации предписаний ч. 3 ст. 133 УПК РФ, объединило сторонников признания за любым лицом, вовлеченным в уголовный процесс, права на возмещение вреда, причиненного ему незаконным применением мер процессуального принуждения, независимо от факта и оснований реабилитации.
Положениями ч. 3 ст. 133 УПК РФ поддерживается идея ответственности государства за незаконное (неоправданное) применение к гражданам принудительных процессуальных мер при правомерном в целом ведении уголовного судопроизводства. Отмечая прогрессивность этой идеи, Л. В. Головко подчеркивает следующее аксиологическое значение ч. 3 ст. 133 УПК РФ: «Появление данного института свидетельствует о несомненном позитивном развитии отечественного законодательства, которое не только идет много дальше классических теоретических подходов, сформировавшихся в конце XIX — начале XX в., но и заметно превосходит в плане стремления возместить вред за любые неоправданные стеснения, причиненные в ходе уголовного судопроизводства, большинство развитых правопорядков. Еще не так давно сама постановка вопроса об ответственности государства при осуществлении правомерного уголовного преследования могла бы показаться теоретическим нонсенсом» [15, с. 1188].
На первом этапе научного анализа ч. 3 ст. 133 УПК РФ решалась задача ее «автономизации» в системе реабилитационных норм, размещенных в гл. 18 УПК РФ, обоснования независимости от института реабилитации уголовно-процессуальной конструкции возмещения вреда, причиненного незаконным применением мер уголовно-процессуального принуждения.
По мнению В. С Раменской, главой 18 УПК «Реабилитация» фактически предусматриваются два самостоятельных института в рамках института реабилитации — «классической» реабилитации и восстановления прав и законных интересов, нарушенных в процессе привлечения к уголовной ответ-
1 С учетом содержания ч. 3 ст. 133 УПК РФ Ф. Н. Багаутдинов пришел к выводу, что сфера действия института реабилитации значительно расширилась за счет ее распространения не только на меры пресечения, но и в целом на меры процессуального принуждения.
ственности. Соответственно, ею предложено новое название главы 18: «Защита прав и законных интересов лиц, незаконно привлеченных к уголовной ответственности или незаконно подвергнутых мерам уголовно-процессуального принуждения» [16, с. 8]. Позднее на это указала и А. А. Орлова [8, с. 4].
Анализируя содержание ч. 3 ст. 133 УПК РФ, А. В. Толстой обратил внимание на то, что лица, за которыми не признано право на реабилитацию, пользуются правом на возмещение причиненного им вреда незаконными действиями правоохранительных органов по применению к ним мер процессуального принуждения в порядке реабилитации [17, с. 32].
Сопоставляя нормы ч. 1 и ч. 3 ст. 133 УПК РФ, Ю. О. Максимихина приходит к выводам об уголовно-процессуальной природе института реабилитации и гражданско-правовой природе института возмещения вреда, отличающихся между собой субъектами, содержанием закрепленных законом прав, основаниями их возникновения и порядком реализации [18, с. 297].
Обстоятельно эти вопросы рассмотрены в публикациях В. В. Николюк, сформулировавшей ряд следующих принципиальных положений:
а) в гл. 18 УПК РФ главенствующая роль отводится нормам, образующим самостоятельный уголовно-процессуальный институт реабилитации; нормы, регулирующие отношения по возмещению вреда, наступившего в результате применения незаконных мер процессуального принуждения, малочисленны и менее развиты;
б) между правом на возмещение вреда, причиненного незаконным применением мер уголовно-процессуального принуждения, и правом на реабилитацию имеются существенные отличия: различны юридические факты, необходимые для возникновения соответствующих отношений, субъекты права на возмещение вреда и реабилитации, а также процедуры компенсационных действий;
в) включение в гл. 18 УПК РФ компенсаторных норм, призванных обеспечить возмещение вреда любым участникам уголовного судопроизводства, обусловлено возможностью применения мер принуждения не только к подозреваемому, обвиняемому, но и к другим лицам;
г) нормы гл. 18 УПК РФ, имея разную адресность, обеспечивают возможность возмещения вреда вовлеченным в уголовный процесс лицам как по факту их реабилитации, так и до принятия итогового процессуального решения, по ходу производства по уголовному делу [19, с. 36—51].
Схожие точки зрения на сущность и значение в системе реабилитационных норм ч. 3 ст. 133 УПК РФ в литературе представлены и другими авторами, приводящими дополнительные аргументы в пользу дифференциации в гл. 18 УПК РФ способов возмещения вреда лицам, пострадавшим от незаконных действий по уголовному делу [3, с. 35; 20, с. 1188—1190]. Таким образом, позиционирование процессуальной доктриной формирующегося в уголовном процессе относительно автономного института возмещения вреда в связи с незаконным применением мер процессуального принуждения, для
которого «базовой нормативной площадкой» служит ч. 3 ст. 133 УПК РФ, порождает серию непростых вопросов: Как следует понимать «незаконность» применения мер процессуального принуждения? Какие процедуры пригодны для того, чтобы определить, законно или незаконно к лицу были применены процессуальные принудительные меры? Как трактовать, в узком или расширительном смысле, сам термин «меры процессуального принуждения»? Когда обвиняемый вправе требовать возмещения вреда в порядке ч. 3 ст. 133 УПК РФ? В каких случаях юридические лица становятся субъектами отношений, регулируемых ч. 3 ст. 133, ст. 139 УПК РФ? Какие виды вреда возмещаются в соответствии с ч. 3 ст. 133 УПК РФ? В каких случаях возмещение вреда в связи с незаконным применением мер процессуального принуждения происходит в порядке гражданского судопроизводства?
Далее, учитывая ограниченный объем статьи, рассмотрим лишь вопросы, которые связаны с оценкой законности (незаконности) мер процессуального принуждения.
Право на реабилитацию признаётся судом в приговоре за оправданным либо дознавателем, следователем за лицом, в отношении которого вынесено постановление о прекращении уголовного преследования. Указанными органами реабилитированному разъясняется порядок возмещения вреда (ч. 1 ст. 134 УПК РФ). Согласно ч. 3 ст. 133 УПК РФ, право на возмещение вреда у граждан возникает при условии, если они незаконно подвергались мерам процессуального принуждения. Поэтому основанием для начала судебного производства по возмещению вреда на основании ч. 3 ст. 133 УПК РФ является процессуальное решение, признающее незаконным применение меры процессуального принуждения при производстве по уголовному делу. Остановимся на видах таких процессуальных решений.
На страницах юридической печати обосновывается предложение о закреплении в законе процедуры признания незаконности мер процессуального принуждения, которым подвергалось лицо в связи с уголовным судопроизводством. Предполагается, что после получения копии определения суда, постановления судьи, принятых в порядке ст. 125, ч. 5 ст. 165, гл. 45.1, гл. 47.1 УПК РФ, или постановления прокурора, руководителя следственного органа, вынесенного в соответствии со ст. 124 УПК РФ, о незаконном применении меры процессуального принуждения в ходе уголовного судопроизводства лицо вправе обратиться с требованием о возмещении вреда в суд. Заявленное требование подлежит рассмотрению и разрешению по правилам и в сроки, установленные ст. 135 УПК РФ [19, с. 147—148; 21, с. 135—145].
Представляется, что потенциал внесудебного порядка оценки законности применения к лицу мер процессуального принуждения (ст. 124 УПК РФ) недостаточен для решения задачи признания за ним права на возмещение вреда на основании ч. 3 ст. 133 УПК РФ. Во-первых, большинство мер процессуального принуждения применяются по судебному решению либо судом проводится проверка законности произведенного следственного действия
неотложно (осмотр, выемка, обыск в жилище, выемка имущества из ломбарда, арест имущества, подлежащего конфискации). Во-вторых, прокурор (ст. 37 УПК РФ) и руководитель следственного органа (ст. 39 УПК РФ) не имеют прямых полномочий давать оценку законности применения меры уголовно-процессуального принуждения. Поэтому предпочтение должно быть отдано судебному порядку оценки и признания незаконными мер принуждения. В итоге право лица на возмещение вреда в соответствии с ч. 3 ст. 133 УПК РФ возникает, как представляется, лишь тогда, когда судом приняты и вступили в законную силу следующие решения: 1) постановление о признании незаконным применения к лицу меры процессуального принуждения, вынесенное по правилам ст. 125 УПК РФ; 2) постановление о незаконности произведенного следственного действия неотложно, вынесенное по правилам ч. 5 ст. 165 УПК РФ; 3) вынесенное по правилам ст. 108 УПК РФ постановление об отказе в удовлетворении ходатайства о заключении под стражу и освобождении из-под стражи подозреваемого, задержанного по подозрению в совершении преступления; 4) апелляционное постановление и кассационное определение, которым признаётся незаконным применение меры принуждения, вынесенные по правилам глав 45.1 и 47.1 УПК РФ.
В качестве типичных ситуаций, подпадающих под действие положений ч. 3 ст. 133 УПК РФ, можно привести случаи, когда признаётся в судебном порядке незаконность:
— наложения ареста на имущество «других лиц» с последующей его отменой [подробнее об этом см.: 22. с. 11—15].
— обыска в жилище иных лиц, проведенного неотложно, в ходе которого без необходимости повреждено имущество;
— принудительного привода свидетеля, если в процессе его доставления лицу причинен физический или имущественный вред.
Субъектами права на возмещение вреда в соответствии с ч. 3 ст. 133 УПК РФ здесь становятся лица, в отношении которых не осуществляется обвинительная деятельность.
В настоящее время в судебной практике нередки случаи признания кассационными судами общей юрисдикции незаконным содержание под стражей обвиняемого в течение определенного срока в стадии предварительного расследования уголовного дела. В этой связи вполне естественно возникает вопрос о правовых последствиях таких судебных решений для обвиняемого.
Так, например, по возбужденному 12 февраля 2016 г. уголовному делу Ч. обвиняется в совершении двух преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 159 УК РФ, с 15 апреля 2016 г. содержится под стражей. 18 июля 2019 г. уголовное дело в отношении Ч. поступило в Кунцевский районный суд г. Москвы, постановлением которого от 25 июля 2019 г. было отказано в удовлетворении ходатайства обвиняемого и его защитника об изменении меры пресечения обвиняемому Ч. Мера пресечения Ч. оставлена прежняя — за-
ключение под стражу, срок ее действия продлен до 17 октября 2019 г. включительно. Апелляционным постановлением Московского городского суда от 13 августа 2019 г. постановление Кунцевского районного суда г. Москвы от 25 июля 2019 г. в отношении Ч. оставлено без изменения.
Определением Второго кассационного суда общей юрисдикции от 11 ноября 2019 г. постановление Кунцевского районного суда г. Москвы от 25 июля 2019 г. и апелляционное постановление Московского городского суда от 13 августа 2019 г. отменены. Содержание Ч. под стражей в период с 30 июля 2019 г. по 17 октября 2019 г. признано незаконным. Поскольку Ч. содержался под стражей на основании постановления Кунцевского районного суда г. Москвы от 3 октября 2019 г., продлившего срок действия меры пресечения в отношении Ч. по 17 января 2020 г., законность которого не являлась предметом проверки судебного разбирательства, из-под стражи он освобожден не был1.
По другому уголовному делу определением второго Кассационного суда общей юрисдикции от 15 января 2020 г. отменены постановление Московского городского суда от 5 августа 2019 г. и апелляционное определение судебной коллегии апелляционной инстанции Московского городского суда от 2 сентября 2019 г. о продлении срока содержания под стражей в отношении сразу шести обвиняемых. Также признано незаконным их содержание под стражей в период с 7 августа 2019 г. до 7 ноября 2019 г.2.
Не вдаваясь в анализ оснований отмены указанных судебных решений и признания незаконным содержания под стражей обвиняемых в течение нескольких месяцев, поставим вопрос: может ли в обозначенной ситуации обвиняемый обратиться в суд с требованием о возмещении вреда? И какой вид вреда может фигурировать в требовании о его возмещении? В порядке уголовного (как это предписывает ч. 3 ст. 133 УПК РФ) или гражданского судопроизводства следует рассматривать такие требования? Или смысл в подобных решениях (отмена постановлений судов первой и апелляционной инстанций с признанием незаконным фактического содержания обвиняемого под стражей на одном из его отрезков) состоит в обеспечении «чистоты правосудия», ориентировании, настраивании судов на «будущее» при рассмотрении ими материалов, связанных с избранием обвиняемому меры пресечения в виде заключения под стражей или продлением срока содержания его под стражей? Внятных ответов на эти вопросы в правовой литературе пока нет. Не выработано по ним правовых позиций и Конституционным судом РФ, а также Верховным судом РФ.
С другой стороны, именно в контексте правовых позиций Конституционного суда РФ возникает еще одна теоретически и практически возможная схема применения предписаний ч. 3 ст. 133 УПК РФ для возмещения вреда, причиненного уже обвиняемому при его уголовном преследовании.
1 Дело № 77-4 / 2019 г.
2 Дело № 77-27 / 2020 г.
В постановлении Конституционного суда РФ от 16 июля 2015 г. № 23-П по делу о проверке конституционности положений частей третьей — седьмой статьи 109 и части третьей статьи 237 Уголовно-процессуального кодекса РФ в связи с жалобой гражданина С. В. Махина подчеркивается, что УПК РФ гарантирует право на возмещение вреда в случае незаконного применения мер процессуального принуждения, в том числе мер пресечения (ч. 3 ст. 133 УПК РФ). В случае назначения наказания, несопоставимого с ограничениями, связанными с данной мерой пресечения, в том числе в части продолжительности содержания под стражей, которое претерпел обвиняемый, суд в приговоре может признать его право на возмещение вреда в порядке, установленном главой 18 УПК РФ (ч. 3 и ч. 5 ст. 133 УПК РФ, пп. 4 и 6 постановления Пленума Верховного суда РФ от 29 ноября 2011 г. № 17 «О практике применения судами норм главы 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве»). Положения названной главы не исключают принятия судом решения о возмещении вреда, причиненного незаконным применением к лицу меры пресечения в виде заключения под стражу и в случаях, когда органом расследования или судом не принято решение о полной реабилитации подозреваемого или обвиняемого (п. 5).
Аналогичный подход к пониманию средств правовой защиты компенсаторного характера, включающих возмещение вреда, наступившего от произвольного или несоразмерно длительного содержания под стражей при осуществлении уголовного судопроизводства, был применен Конституционным судом РФ и в постановлении от 22 марта 2018 г. № 12-П по делу о проверке конституционности частей первой и третьей статьи 107 УПК РФ в связи с жалобой гражданина С. А. Костромина. Выражен он следующим образом: если представленные суду должностным лицом органа предварительного расследования сведения, послужившие основанием для применения в отношении подозреваемого, обвиняемого домашнего ареста в качестве меры пресечения, на момент принятия такого решения не свидетельствовали о наличии нормативной возможности назначения ему наказания в виде лишения свободы, что было подтверждено ходом рассмотрения уголовного дела, за этим подозреваемым, обвиняемым, по смыслу правовой позиции Конституционного суда РФ, выраженной в постановлении от 16 июля 2015 г. № 23-П, может быть признано право на возмещение вреда, в порядке, установленном главой 18 УПК РФ, положения которой не исключают возмещения вреда, причиненного незаконным применением к лицу меры пресечения, в случаях, когда органом предварительного расследования или судом не принято решение о полной реабилитации подозреваемого или обвиняемого (п. 4.2).
В юридической литературе приводится еще одна неординарная ситуация, когда оказывается востребованным компенсаторный потенциал ч. 3 ст. 133 УПК РФ.
Обвиняемый, находящийся под стражей в течение 9 месяцев и 20 дней, впоследствии был осужден к наказанию в виде лишения свободы сроком на 9 месяцев. Срок содержания под стражей в качестве меры пресечения оказался выше срока наказания в виде лишения свободы. По иску осужденного суд на основании ч. 3 ст. 133 УПК РФ признал за ним право на возмещение морального вреда с учетом нравственных и физических страданий [20, с. 1159].
Итак, предписания ч. 3 ст. 133 УПК РФ становятся реально значимыми лишь при условии констатации незаконности применения мер процессуального принуждения соответствующим судебным решением. Последнее является юридическим основанием для начала судебного производства по возмещению вреда.
Принятие судом решения о возмещении вреда, причиненного незаконным применением к лицу меры пресечения в виде заключения под стражу или домашнего ареста, может иметь место и до реабилитации подозреваемого или обвиняемого.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Гуляев А. П. Возмещение вреда, причиненного гражданам и юридическим лицам незаконным применением мер уголовно-процессуального принуждения / А. П. Гуляев,
B. В. Николюк // Государство и право. — 2007. — № 6. — С. 67—87.
2. Цоколова О. И., Костылева Г. В., Рогачев С. А. Реабилитация в уголовном процессе / О. И. Цоколова, Г. В. Костылева, С. А. Рогачев. — М., 2010. — 132 с.
3. Макарова О. В. Правовое регулирование института реабилитации в российском уголовном процессе / О. В. Макарова // Журнал российского права. — 2014. — № 5. —
C. 32—37.
4. Николюк В. В. Распространяется ли институт реабилитации на стадию исполнения приговора / В. В. Николюк // Уголовный процесс. — 2015. — № 10. — С. 28—35.
5. Глыбина А. Н. Реабилитация и возмещение вреда в порядке реабилитации в уголовном процессе РФ: автореф. дис. ... канд. юрид. наук / А. Н. Глыбина. — Томск, 2006. — 23 с.
6. Проказин Д. Л. Реабилитация: основания, условия и содержание в уголовном судопроизводстве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Д. Л. Проказин. — М., 2006. — 22 с.
7. Матвеев А. Н. Правовой институт реабилитации в российском уголовном процессе: автореф. дис. ... канд. юрид. наук / А. Н. Матвеев. — М., 2009. — 22 с.
8. Орлова А. А. Концепция реабилитации и организационно-правовые механизммы её реализации в российском уголовном процессе: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук / А. А. Орлова. — М., 2013. — 30 с.
9. Гаврилюк Р. В., Ковтун Н. Н., Юсупов А. А. Реабилитация в российском уголовном процессе / Р. В. Гаврилюк, Н. Н. Ковтун, А. А. Юсупов. — Нижнекамск, 2007. — 256 с.
10. Безлепкин Б. Т. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный) / Б. Т. Безлепкин. — М., 2002. — 482 с.
11. Гуляев А. П. Правовое регулирование реабилитации в уголовном процессе / А. П. Гуляев // Вестник Академии права и управления. — 2003. — № 3. — С. 21—23.
12. Татьянин Д. В. Реабилитация в уголовном процессе России (понятие, виды, основания) / Д. В. Татьянин. — М., 2007. — 52 с.
13. Потетинов В. А. Уголовно-процессуальный институт реабилитации в законодательстве России: современное состояние и перспективы развития: автореф. дис. ... канд. юрид. наук / В. А. Потетинов. — Томск, 2018. — 24 с.
14. Багаутдинов Ф. Н. Обеспечение имущественных прав личности при расследовании преступлений / Ф. Н. Багаутдинов. — М., 2002. — 65 с.
15. Курс уголовного процесса / Под ред. Л. В. Головко. — М., 2016. — 254 с.
16. РаменскаяВ. С. Институт реабилитации в уголовном процессе: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2004. — 24 с.
17. Толстой А. В. Участники правоотношений по реабилитации на доосудебных стадиях уголовного судопроизводствта / А. В. Толстой // Российский судья. — 2007. — № 3. — С. 26—29.
18. Максимихина О. Ю. Институт реабилитации в уголовном процессе России / О. Ю. Максимихина // Актуальные проблемы уголовного процесса России: межвуз. сб. науч. ст. / под ред. проф. В. А. Лазаревой. — Самара, 2009. — Вып. 4. — С. 54—58.
19. Николюк В. В. Возмещение вреда лицу, незаконно подвергнутому мерам уголовно-процессуального принуждения: моногр. / В. В. Николюк. — Омск, 2012. — 214 с.
20. Головко Л. В. Возмещение вреда, причиненного в ходе правомерного уголовного преследования / Под. ред. Л. В. Головко. — М., 2016. — 84 с.
21. Гуляев А. П., Николюк В. В. Теоретико-методологические основы формирования организационно-правового механизма возмещения вреда, причиненного гражданам и юридическим лицам ведением уголовного судопроизводства / А. П. Гуляев, В. В. Николюк // Современное уголовно-процессуальное право — уроки истории и проблемы дальнейшего реформирования. — Орел, 2018. — С. 135—145.
22. Булатов Б. Б., Дежнев А. С. Возмещение вреда, причиненного незаконными действиями, связанными с наложением ареста на имущество членов семьи обвиняемого (подозреваемого) / Б. Б. Булатов, А. С. Дежнев // Российский следователь. — 2011. — № 7. — С. 26—29.
