CC BY
56
УДК 81.07 ББК 81.2 Англ-7
Е. Е. Калиш
г. Иркутск, Россия
Перевод как семаономасиологический процесс
В статье рассматривается перевод как семаономасиологический процесс, т. е движение от текста к смыслу и от смысла к тексту. Осмысление текста исходного языка (ИЯ) рассматривается в связи с такими понятиями, как реконструкция дискурса и концептуальная структура. Переход от смысла к тексту трактуется как компромисс двух языков и культур, участвующих в переводе.
Ключевые слова: текст ИЯ, текст ПЯ, смысл, контекст ситуации, реконструкция дискурса, когерентная концептуальная структура, интерпретация.
Е. Е. Kalish
Irkutsk, Russia
Translation as Sema-Onomasiological Process
Translation is viewed in the article as a two-step phenomenon. First, a translator must understand the sense of the source text. Second, he is to render the sense by the means of the target language. The first stage is accompanied by discourse reconstruction and coherent cognitive structure organization in the mind of a translator. The second is characterized by inevitable loss, since translation per se in an act of approximation and negotiation.
Keywords: source text, target text, sense, context of situation, reconstruction of discourse, coherent conceptual structure, interpretation.
В настоящей статье предпринимается попытка представить перевод как семаономасиологический процесс, то есть движение от текста к смыслу и далее от смысла к тексту. Прежде чем перейти к обоснованию данного утверждения, необходимо обозначить исходные теоретические положения исследования.
Наше внимание привлекли аутентичные англоязычные тексты, которые представляют сложность при переводе из-за присутствия в них, часто имплицитном, уникального контекста ситуации (далее КС). Для понимания подобного рода текстов необходима реконструкция дискурса (далее РД), проясняющего соответствующий КС, при котором высказывание приобретает смысл. Для иллюстрации обратимся к примеру, взятому из книги американского журналиста Дж. Нунберга «The Years of Talking Dangerously»: «...And by the end of the Bush presidency, the administration’s language lay in tatters, emblematic of its substantive failures. Bush himself conceded as much in an interview just after the 2008 election, when he said he regretted having said things like “wanted dead or alive ” and “bring’ em on ” and appearing beneath the “Mission Accomplished” banner on the USS Abraham Lincoln in May 2003» (здесь и далее подчеркивание наше) [17, c. 14].
Данный отрывок требует проведения РД для понимания выделенных в тексте фрагментов. Выясняется, что в целом затрагивается болезненная
для американцев тема войны в Ираке. В этом контексте wanted dead or alive относится к призыву поймать Усаму Бен Ладена. Расширяя КС, также узнаем, что лидеру Аль-Каиды, по заявлению администрации, Саддам Хусейн намеревался передать оружие массового поражения, из-за которого официально началась война. Однако позже выяснилось, что Саддам Хусейн враждебно относился к Усаме Бен Ладену, что не могло не сказаться на доверии к утверждениям администрации президента. Bring them on - неудачное, по признанию самого Дж. Буша, обращение к иракцам-партизанам показать, на что они способны, в то время как американские солдаты, посланные в Ирак, находились там и в без того в сильнейшем физическом и моральном напряжении. Наконец, в заключительной части отрывка упоминается появление президента на фоне плаката «Миссия выполнена», вывешенного на авианосце «Авраам Линкольн», который возвращался из Персидского залива после очередных боевых действий в Ираке в 2003 г.
Таким образом, обращение в ходе РД к КС позволяет осмыслить исходное сообщение. Под осмыслением имеется ввиду создание интерпретатором непротиворечивой, связной концептуальной структуры относительно текста ИЯ, такой же, какая порождается в сознании носителей языка-источника. В целях ясности изложения представляется необходимым пояснить термин «концепту-
© Е. Е. Калиш, 2011
191
альная структура», который будет часто использоваться в дальнейшем.
Впервые рассматриваемое понятие было введено академиком Д. С. Лихачевым и сейчас широко употребляется в различных теориях под синонимичными названиями. Д. С. Лихачев, используя термин «концептосфера», понимал под ним «потенции, открываемые в словарном запасе отдельного человека, как и всего языка в целом»; как связь концептов, где «концепт не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным и народным опытом человека» [3, с. 153, 151].
В настоящее время наряду с «концептос-ферой» используются такие термины как: «концептуальная система» (Р. И. Павилёнис, Дж. Ла-кофф и М. Джонсон), «концептуальный домен» (Р. Ленакер), «когнитивное пространство», подразделяемое на индивидуальное и коллективное (В. В. Красных), «ментальное пространство» (Ж. Фоконье), сеть из связанных между собой узлов-концептов (Т. Гивон), совокупность сложных репрезентаций (А. В. Кравченко) и т. д.
Концептуальная структура - ещё одно синонимичное название концептосферы. В дальнейшем, вслед за А. Г. Минченковым [5], будем придерживаться именно его. Когнитивно-эвристическая модель перевода А. Г. Минченкова близка нашему пониманию переводческого процесса и служит теоретической базой проводимого исследования. Автор считает, что перевод возможен благодаря языку мысли. Перевод осуществляется благодаря операциям с концептами, которые возникают на базе исходного текста. Формирование когерентной концептуальной структуры должно предшествовать следующей стадии перевода - объективации концептов на языке текста перевода. Таким образом, концептам в модели отводится центральное место: они выступают в качестве единиц перевода. Успешность последнего определяется тем, насколько полно переводчику удалось объективировать концепты с учётом реальной возможности это сделать в данном контексте [там же].
Итак, вернёмся к разделяемому нами положению А. Г. Минченкова о том, что осмысление текста ИЯ невозможно без сформированной когерентной концептуальной структуры относительно текста ИЯ. Поясним данное утверждение на примере когнитивной системы репрезентации Т. Гивона.
Система репрезентации Т. Гивона состоит из нескольких восходящих уровней. Во-первых, это - понятийный лексикон, структурированный в виде сети с концептами (смыслами) в узлах. Далее концепты складываются в суждения (пропозиции или клаузы) и затем в многопропозициональ-
ный дискурс, онтологизированный текстом. Для нашего исследования интересным представляется следующее замечание Т. Гивона: «Можно понять значение слов, образующих пропозицию, не понимая смысла пропозиции, но понять смысл пропозиции, не поняв значения составляющих её слов, невозможно» [2, с. 123] и далее: «Можно понять смысл отдельных клауз, не обращаясь к смыслу дискурса, в который они входят, но понять смысл дискурса, не поняв смысла образующих его пропозиций, невозможно» [там же, с. 124].
В тексте Дж. Нунберга значение слов не представляло проблемы для понимания. Однако пропозиции, составляющие текст, до РД оставались непонятными. Пропозиции осознаются лишь после прослеживания связей между отдельными концептами, стоящими над словами текста ИЯ. Переводчик проясняет для себя смысл пропозиций текстов с уникальным КС. В отличие от американцев, у реципиентов подобных текстов, незнакомых с соответствующим КС, отсутствует понимание пропозиций, формирующих многопропозициональный дискурс. Это не значит, что пропозиции лишены смысла. Смысл остается непонятым. Причина в том, что у представителей другой культуры отсутствует концептуальная система, представляющая в сознании определённый фрагмент действительности, к которому отсылает текст. Поэтому необходима РД, которая восполнит отсутствующие концептуальные связи, т.е создаст концептуальную структуру у реципиента текста ИЯ.
Необходимо также, на что указывает А. Г. Минченков, чтобы концептуальная структура была когерентной, т. е. чтобы её составляющие не противоречили друг другу. Интерпретируя текст ИЯ, переводчик должен формировать смысл относительно всего текста. В случае, если смысл отдельного слова, отдельной пропозиции не соответствует более глобальному многопропозициональному дискурсу, идёт новый поиск смысла, который бы соответствовал истинности целого высказывания.
Данная процедура в герменевтической традиции имеет название набрасывание смысла. Таким образом, идея включения концептов (слов) в пропозиции (клаузы) и далее в многопропозициональный дискурс (последовательность клауз) и невозможность понимания образования более высокого порядка без понимания составляющих его частей соотносима с идеей понимания целого из частей в герменевтике. В то же время, Т. Гивон считает, что данное отношение включения более мелких когнитивных единиц в более крупные характеризуется «односторонней импликацией» [2, с. 123], т. е понимание частей может проходить безотносительно целого. Применительно к переводу,
с этим не всегда можно согласиться. Переводчик переводит тексты, а не отдельные слова или предложения. Именно поэтому говорить о том, что смысл отдельных слов и даже клауз может быть понятен без учета многопропозиционального дискурса, выраженного текстом, ошибочно. Так, отдельное слово может получить несколько, как в следующем примере, толкований: «Kent state was in the past. SDS had disappeared. Nixon was on the run then, but we were out of Vietnam and the feeling across the country on the day I stepped off the train and made my way across the street to find a taxi to take me to college was that the years of unrest were over» [12, c. 161].
В случае с аббревиатурами часто существует много вариантов их возможных значений. Вся пропозиция, выраженная выделенным предложением, в которой аббревиатура несёт основное (многозначное) значение, остаётся также неясной. Только после её соотнесения с многопропозициональным дискурсом, где речь идёт о прошедших студенческих волнениях, сопровождавших Войну во Вьетнаме, становится понятным, что SDS означает студенческую организацию, выступавшую за демократическое общество (электронный англорусский словарь Multitran предлагает более 30 расшифровок аббревиатуры SDS, в том числе на военную тему).
Как можно видеть, понимание смысла пропозиций действительно невозможно без понимания составляющих её слов. Верно и обратное - понимание слов невозможно без понимания пропозиций, а понимание пропозиций связано с пониманием многопропозиционального дискурса.
В то же время, считаем абсолютно необходимым при понимании текста прежде всего исходить из значения составляющих его слов. Как писал У Эко, «The interpreter must first of all take for granted zero-degree meaning» [14, c. 36]. Первым делом берутся прототипические значения слов, и на них базируется вся интерпретация. Контекст далее подсказывает, в каком именно значении употреблены слова и какой КС, имплицитно присутствующий в тексте, может прояснить эти значения. Для понимания текстов с уникальным КС необходима РД с соблюдением смысловой связности текста и всей затекстовой ситуации, но отправным шагом является понимание базового, словарного значения слов, составляющих текст.
Таким образом, перевод текстов с уникальным КС невозможен без осмысления культурной коммуникативной ситуации, выраженной текстом ИЯ. Весь переводческий процесс, как уже упоминалось в начале статьи - это движение от текста к смыслу и от смысла к новому тексту. Перевод осуществляется в целях общения между адресатом и адресантом. Текст ИЯ отправляется адресантом и переводится для того, чтобы быть воспринятым
адресатом, получателем текста ПЯ. Данный коммуникативный процесс проходит семаономасиологический путь. Посмотрим, как формируется смысл на базе исходного текста.
Во-первых, необходимо отметить, что текст ИЯ, который является непосредственным объектом перевода, изначально содержит в себе всю информацию, пусть и в рудиментарном состоянии, необходимую для его осмысления. Задача переводчика в том, чтобы эту информацию извлечь, исходя из подсказок текста. Сравните: «We have to develop a technique of questioning, asking questions which anse out of the work itself.» [15, c. 35], «Every text is a complex inferential mechanism .. .which has to be actualized in its implicit content by the reader» [14, c. 260].
Во-вторых, хотя нами вводится понятие РД, а не реконструкция текста, считаем необходимым подчеркнуть взаимосвязь этих понятий. Текст -тот же дискурс, но при отсутствии непосредственно наблюдаемых сопутствующих событий. Современные определения текста и дискурса стирают грани между ними. Так, С. Н. Плотникова отмечает, что её «широкое определение дискурса - как сообщения любого типа - позволяет,...устра-нить многие существующие в настоящий момент противоречия в понимании этого понятия. Снимается разграничение текста и дискурса.» [7, с. 132]. Чернявская В. Е., занимающаяся в основном исследованием научных текстов, понимает текст как многомерное образование и пишет следующее: «текстовая ткань рассматривается в неразрывной связи с ментальными и коммуникативнотипологическими особенностями создания текста, с системой когнитивных и прагматических стратегий, операциональных установок автора научного сообщения, с комплексом экстралинг-вистических факторов, надстраивающихся над языковыми особенностями конкретного текста» [8, с. 25]. Поскольку в данном исследовании текст ИЯ понимается через РД, и все данные, служащие стимулом для реконструкции, исходят от самого текста, взаимосвязь текста и дискурса берётся в качестве исходной предпосылки.
Итак, интерпретация текста ИЯ, его осмысление, т. е. формирование под его воздействием когерентной концептуальной структуры в сознании переводчика, происходит на основе анализа текста-источника. Широко распространенная когнитивная метафора напоминает, что мир - это текст и текст - это мир. По не менее известному замечанию Ж. Дерриды, не существует ничего вне текста. Данная мысль, пусть не в таком масштабном и философском значении, может быть применима к интерпретации текстов в целях перевода. Через подлежащий переводу текст ИЯ в процессе РД осуществляется выход на другие тексты, другие знаки. Понимание текстов с уникальным КС интертекстуально.
Более того, не будет преувеличением сказать, что текст ИЯ обладает для переводчика, в терминах У Эко, некоторой степенью открытости. В книге «Открытое произведение» [9] автор приводит примеры современных творений различных сфер человеческой деятельности, которые, в отличие от классических произведений с преобладанием однозначности и завершенности форм, имеют более подвижную организацию и предполагают большую свободу их возможного существования. Так, современные литературные произведения не предполагают, как это было ранее, определённые пути их прочтения, но призывают своих читателей к домысливанию и творческому подходу к их интерпретации. Открытость произведения, в тоже время, не означает его ничем не ограниченной интерпретации. Текст ИЯ с уникальным КС открыт в том смысле, что для его понимания переводчик самостоятельно продолжает поиск смысла, подсказанный вначале текстом-источником. Помимо деятельного осмысления оригинала, т. е. обращения к дополнительным источникам в виде текстов, опроса респондентов, знакомых с соответствующим КС, на следующем этапе перехода от смысла к тексту ПЯ творческий подход переводчика проявляется в выбранном способе актуализации смысла из всего множества языковых средств, которые также могут влиять на семантику исходного высказывания, однако об этом речь будет идти позже.
Интерпретацию текста ИЯ, описывающего уникальный КС, можно также рассмотреть в свете теории знака Ч. С. Пирса. Основоположник семиотики определяет семиозис как «.. .an action, or influence, which is, or involves, a cooperation of three subjects, such as a sign, its object, and its interpretant, this tri-relative influence not being in any way resolvable into actions between pairs» [18, c. 282]. Интерпретанта, в свою очередь, - это «equivalent sign, or perhaps a more developed sign», возникающий в сознании человека под воздействием знака [там же, c. 99]. Применительно к нашему исследованию, текст ИЯ будет знаком или репрезентаменом. Знак будет неизбежно иметь несколько интерпретант, стремясь при этом к конечной интерпретанте при достаточно размытом объекте - уникальной, незнакомой для реципиента ПЯ культурной ситуации, описываемой в тексте-знаке ИЯ. Попробуем проследить процесс семиозиса на конкретном иллюстративном материале: «That psychological sense of ownership is always in the background when Bush and others talk about ownership as an abstract social good. “In a new term”, he says “we’ll continue to spread ownership to every corner of America”. On its face, that sounds a lot like Oprah’s “Everybody gets a car! ” But Bush’s ownership is a lot broader and vaguer than that -it simultaneously promises an increase in wealth,
individual responsibility, and personal control» [17, c. 65].
Перед нами текст-знак (или совокупность знаков), репрезентирующий определённый объект, фрагмент действительности. О чём идет речь в данном фрагменте, какие другие знаки, интер-претанты возникают в сознании интерпретатора под воздействием исходного знака? Выстраиваем цепочку интерпретант. Речь идёт о понятии собственности в Америке, величине достаточно абстрактной, особенно в том виде, в котором о собственности заявляет президент Дж. Буш. Его обещание распространить это благо на каждый уголок страны похоже на некий слоган. Возможно, это девиз рекламного знака. Если в лозунге упоминается машина, то это автомобильная компания, стремящаяся к тому, чтобы у каждого была машина их марки. Компания называется Oprah, заглавная буква говорит о том, что это имя собственное. Владение машиной является частью Американской мечты, но действительно ли существует компания под именем Oprah? Что, если Oprah - это имя человека? Действительно, это имя телеведущей шоу, в котором участникам и гостям студии раздают автомобили, и ведущая повторяет фразу: «Всем по машине!» Обещание Дж. Буша идёт ещё дальше - увеличение благосостояния каждого человека, реализация возможности нести ответственность за свои поступки.
Это далеко не полный список интерпретант, который может возникнуть в сознании интерпретатора. Данный поток мыслей очень похож на запись размышлений по принципу перевода «думай вслух». Оговоримся, что интерпретанты возникают в ментальном пространстве как реакция на стимул знака, их последовательность и связь может быть упорядочена не так, как это было представлено выше. Любая запись огрубляет и искажает действительную работу мысли по поиску смысла, пониманию объекта, который репрезентируется знаком, но это единственный способ примерно показать, как работает переводческая мысль.
Перебор интерпретант также сопоставим с когнитивным поиском А. Г. Минченкова в его авторской когнитивно-эвристической модели перевода. Согласно этой модели, переводчик формирует смысл текста в результате актуализации в его сознании концептуальной структуры, основываясь на знании значений отдельных слов текста, контекста и фоновых знаниях. Как показал эксперимент, при переводе большинства текстов когнитивный поиск необходим, так как редко слова используются в своем прототипическом значении и актуализируют прототипические концепты. В проведенном эксперименте испытуемые, переводя текст, озвучивали возникающие у них мысли. Можно сказать, что часть этих протоколов «мышления вслух» содержала размышления о поиске
конечной интерпетанты. Поскольку переводчики также комментировали стадию перехода от смысла к тексту ПЯ, они искали лучшие способы овнешнения смысла, проводили автокоррекцию и т. д.
Ч. У Моррис позже отметил, что «Ч. С. Пирс ... пришёл к выводу, что в конечном итоге интер-претанта знака корениться в навыке, а не в непосредственной физиологической реакции, которую вызывало знаковое средство, или в сопутствующих образах и чувствах.» [6, с. 72].
Действительно, не имея опыта, фоновых знаний относительно связи данного знака с другими, без учета КС, при отсутствии соответствующей концептосферы, знак не будет вызывать необходимую интерпретанту для понимания объекта. Важен навык связывать данный знак с определённым контекстом употребления, а не с абстрактными образами. Как отмечает У Эко, «Только в контекстуальных взаимоотношениях обретают означающие свои значения; именно и только в контексте оживают они, то проясняясь, то затуманиваясь; отсылая к какому-то значению, которое - и так бывает сплошь и рядом - оказывается не последним, предполагая иной выбор» [11, с. 100-101].
Из вышеизложенного очевидно, что поиск смысла текста ИЯ - весьма сложная процедура. Знать словарные значения слов, составляющих текст, недостаточно. Семантика тесно связана с прагматикой. Знания о мире, энциклопедические данные интерпретатора не менее важны для осмысления текста-источника, тем более если в нём описывается уникальная для принимающей культуры ситуация. При переводе наблюдается переход с одного языка на другой, а также переход из одной энциклопедии в другую. [11, с. 193]
Согласимся с утверждением У. Эко, что если сравнивать две семантические модели, словарную и энциклопедическую (dictionary model vs. encyclopedia model), то общение на естественном языке и успешный перевод возможен только при наличии энциклопедической компетенции (encyclopedic competence). Словарная модель, где единицам языка приписываются конечные дефиниции, весьма искусственна. Поэтому машинный перевод, основывающийся на этой модели, даёт скромные результаты. С другой стороны, в основе энциклопедической модели лежит неограниченный семиозис (unlimited semiosis) с сетью интерпретант (web of interpretants), что гораздо лучше отражает ситуацию использования и понимания языка. [14, с. 143-145]
В своих работах У. Эко часто обращается к идее неограниченного семиозиса Ч. С. Пирса: «.я полагаю, .что теория интерпретантов и неограниченного семиозиса - это вершина Пир-сова реализма, отнюдь не наивного» [10, с. 324]. Представление семиозиса по Ч. С. Пирсу в ра-
ботах У. Эко натолкнуло нас на мысль о том, что данная модель означивания может прояснить характер интерпретации текста ИЯ с уникальным КС в целях перевода. Сложный процесс осмысления текста-источника, РД, набрасывание смысла, толкование одних знаков через другие, всё это как нельзя лучше может быть описано через длительный поиск интерпретанты. В то же время возникающие в сознании интерпретанты соотносятся с концептуальной структурой, которую должен актуализировать интерпретатор. Отсюда вывод, что неограниченный процесс семиозиса Ч. С. Пирса применим к переводу текстов с уникальным КС на этапе движения от текста к смыслу.
Обозначив перевод как семаономасиологи-ческий процесс, наблюдая, как осуществляется переход от текста ИЯ к смыслу, проанализируем стадию, ассоциируемую с переводом per se - от смысла к тексту ПЯ.
На предыдущем этапе осмысления текста ИЯ в сознании переводчика сложилась когерентная концептуальная система, репрезентирующая описываемую в исходном тексте ситуацию. Далее перед переводчиком стоит задача передать данный смысл языковыми средствами текста ПЯ.
Как правило, полностью передать смысл текста ИЯ в тексте ПЯ не так просто. Любой перевод -это потеря смысла, частичная потеря содержания. Если вести речь о текстах с уникальным КС, то, как уже было показано выше, первоначально необходимо понять смысл оригинала. Переводчик должен понять текст так же, как его понимают носители языка источника. В его сознании должна сформироваться когерентная концептуальная структура, идентичная той, что возникает в сознании носителей языка ИЯ. Кроме того, переводчик должен понять текст так, как задумывал его автор. Уже на этом этапе существует опасность искажения смысла оригинала.
После этого смысл должен быть передан средствами другого языка, что также создает известные сложности в стремлении сохранить и передать смысл текста ИЯ. Смысл должен быть передан так, чтобы его поняли носители другого языка и культуры. Существующая разница языков: использование различных грамматических, лексических средств для выражения действительности, другими словами, сложившиеся нормы использования языковых средств, также могут служить сдерживающим фактором в свободном изложении смысла оригинала. Разница культур приводит к тому, что переводчик разъяснеет в тексте ПЯ смысл оригинального сообщения, вносит комментарии, поправки, добавления. Описательный перевод часто оказывается единственным средством, доступным переводчику, позволяющим создать такой текст, который сформирует в сознании реципиента необходимую концептуальную структуру и, соответственно, вызовет необходимый ком-
муникативный эффект. Парадоксальным образом, стремясь передать смысл текста ИЯ, переводчик изменяет оригинал, для того, чтобы первоначальное сообщение дошло до любого адресата, даже того, на которого этот текст не был рассчитан. Как говорит У Эко, «Многие тексты определяют своего М-Читателя тем, что требуют для своего понимания определённой энциклопедической компетенции» (М-Читатель - модель возможного читателя) [10, с. 17-18].
Большинство текстов, рассматриваемых в данном исследовании, не предназначались для русскоязычной аудитории, носителей русской культуры. Идеальными читателями (термин У. Эко) этих текстов изначально были американцы. В такой ситуации переводчику необходимо эксплицировать смысл определённого текста для получателей текста ПЯ, не знакомых с лингвокультурными особенностями оригинала. Переводчик, являясь фигурой, приближенной к экспертному сообществу (в идеальной ситуации он должен быть её членом) и обладая определенными знаниями концептов и связей между ними в исходной культуре, сопровождает текст перевода необходимыми комментариями для читателей принимающей культуры, не являющихся членами ЭС. Приведем пример: «...There are only the people who shop at Wall-Mart and people who don t, with the people who own the operation presumably away for the weekend. Elite rephrases class conflicts as high-school rivalries, where the stuck-up townies look down their noses at the 4H Club hayseeds at the next cafeteria table» [16, c. 88].
Данное высказывание взято из рассуждений уже цитированного ранее американского писателя Дж. Нунберга о современном использовании слова «элита» республиканцами по отношению к демократам. Возможный перевод отрывка будет выглядеть следующим образом: «Просто есть люди, предпочитающие делать покупки в сети недорогих супермаркетов Wall-Mart и те, кто на выходных выезжает за покупками подальше. Слово элита подразумевает классовую неприязнь, существующую, например, среди соперничающих учащихся средней школы, где подростки, выросшие в городе, свысока смотрят на сидящих за соседним столиком деревенщин, работающих добровольцами в сельскохозяйственных программах».
Выделенные отрывки текста были добавлены переводчиком в целях разъяснения неизвестных русскому реципиенту фрагментов действительности, к которым отсылает текст ИЯ.
Следует, однако, отметить, что не всегда переводчик должен снабжать перевод разъясняющими комментариями. Во внимание должен приниматься замысел автора текста оригинала. Некоторые тексты, особенно художественные и детективных жанров, требуют постепенного развертывания
и кооперативной реконструкции со стороны читателя, его активного соучастия в выстраивании сюжетной линии. В целом художественного текста переводческие комментарии могут оказаться преждевременными, текст сам может далее опровергать, подтверждать читательские догадки или пояснять определённые высказывания.
Так, в романе американского писателя Этана Канина вводятся многочисленные имена политиков, пояснять которые нет необходимости, ибо далее в тексте читатель сам узнает, что это основные претенденты на пост президента после окончания первого срока Ричарда Никсона. Сам роман начинается с описания похорон сенатора Генри Бонвиллера, фигуры достаточно влиятельной, так как в свое время он был одним из главных претендентов на президентский пост. После его смерти газеты публикуют некрологи, где, судя по тексту, умалчивается определенная информация, связанная с покойным: «... There seemed to have been agreements about other things, as well. The New York Times gave the news an above-the-fold headline on page one and a three-column jump in the obituaries, but the story only included a single paragraph on Anodyne Energy and not much more on Silverton Orchards. The Boston Globe ran an editorial from the right-hand front column, under “The Country Mourns”, and ended with “this is the close of a more beneficent era.” But it didn’t do much more with either bit of history» [12, c. 6-7].
Далее по тексту также делаются намеки на события, связанные с этими названиями: «Now, of course, the Senator is known for what happened later; but this was early on, well before Anodyne Energy or anything else,..» [там же, c. 77] и т. д.
На рассмотренном, пусть достаточно прозрачном, примере видно, что переводчик, исходя из целого всего произведения, делает вывод, что в конкретном случае экспликация концептов, порождаемых определёнными именами собственными, не нужна. Текст ИЯ указывает на необходимость сохранения интриги. Средств текста оригинала оказывается достаточно для того, чтобы у русского читателя сложилась приблизительная концептуальная структура, описывающая события, произошедшие с главным героем произведения. Как отмечает У. Эко, «перевод не должен говорить больше, чем оригинал, то есть он обязан соблюдать умолчания текста-источника» [11, c. 394]. Уточним это высказывание: перевод обязан соблюдать намеренные умолчания текста-источника, но должен содержать комментарии в случае, если их отсутствие не формирует у реципиента текста ПЯ необходимой концептуальной структуры и соответствующего коммуникативного эффекта, производимого оригиналом.
Нельзя не согласиться с мнением того же исследователя, который сам неоднократно занимал-
ся переводами, что переводческий процесс сродни переговорам [13]. Перевод должен, с одной стороны, быть верен оригиналу: сохранять замысел автора, умолчания исходного текста, сохранять его культурные особенности, а с другой - принимать во внимание культуру реципиента, для которого делается перевод. Поскольку учесть интересы каждой из сторон не представляется возможным, перевод - это компромиссное решение при неизбежных потерях, но при частичном соблюдении прав текста оригинала и перевода. Об этом же писал Х. - Г. Гадамер: «.переводчик, взвешивая и выбирая, ищет наилучшее решение, которое во всех случаях может быть лишь компромиссным» [1, с. 450].
В этом заключается диалектика интерпретации, и, следовательно, перевода: «any act of interpretation is a dialectic between openness and form, initiative on the part of the interpreter and contextual pressure» [14, c. 21].
О том, что перевод - это истолкование, неоднократно говорил Х.-Г. Гадамер в работе «Истина и метод». Действительно, перевод - это результат понимания текста первым интерпретатором, самим переводчиком. Несмотря на стремление переводчика хранить верность оригиналу, понимание при наличии инвариантной части содержания индивидуально. Оригинальный текст может вызывать в сознании богатую концептуальную структуру, множество концептов и связей между ними, но при овнешнении неизбежно происходит сужение, конкретизация смысла. Переводчик он-тологизирует наиболее релевантные с его точки зрения единицы смысла. Это как раз тот, результат, к которому в ходе переговоров приходит переводчик. При компромиссном характере переводческого процесса и индивидуальности понимания и онтологизации смысла оригинала неизбежна вариативность переводов одного и того же текста ИЯ. Часто переводы дополняют друг друга, отличаются как в плане языковой, так и смысловой вариативности (ср. множество различных переводов У Шекспира, Л. Кэррола, А. Мёрдок).
Одновременно с вариативностью переводов одного и того же оригинала нельзя забывать о пределах интерпретации текста ИЯ. В одноименной книге У. Эко говорится о том, что при кажущейся широте возможностей интерпретации в переводе, необходимо помнить о ядерном значении текста ИЯ и о том, что сам текст регламентирует степень свободы его интерпретации: «A text is an organism, a system of international relationships that actualizes certain possible connections and narcotizes others» [14, c. 148]. По переводу должен легко угадываться оригинал, потому что в задачу переводчика входит передача исходного сообщения (случаи вольных переводов, создание новых произведений по мотивам оригинальных текстов здесь не рассматриваются).
Действительно, в основе перевода лежит диалектика текстов, которые принадлежат разным культурам и имеют свои права. Продукт переводческой деятельности, текст ПЯ - результат найденного компромиссного решения ad hoc, не являющийся единственно верным, но передающий, с точки зрения переводчика, смысл текста ИЯ с наименьшими потерями. «It is impossible to say what is the best interpretation of a text, », - пишет У Эко, - « but it is possible to say which ones are wrong » [там же, c. 148]. Хороший перевод должен вызывать в сознании реципиента текста ПЯ когерентную концептуальную структуру, схожую с той, что вызывается в сознании реципиентов текста ИЯ, что проверяется наличием соответствующего коммуникативного эффекта.
В заключение обратимся к лингвистической модели Смысл<=>Текст, разработанной И. А. Мельчуком совместно с А. К. Жолковским и Ю. Д. Апресяном. Несмотря на то, что данная теория была предложена еще в 60-е гг., она до сих пор представляет интерес. Как видно из названия модели, естественный язык в ней рассматривается в качестве преобразователя смысла в текст и обратно. Особое внимание уделяется направлению от смысла к тексту, т. е. ономасеологической составляющей. По утверждению И. А. Мельчука, данная модель призвана иметь прежде всего практическое применение в машинном переводе. Модель условно разделяется на лингвистическую (наиболее разработанную) и алгоритмическую часть. В лингвистической части дается «описание соответствий между смыслами и текстами» [4, с. 18]. Пять уровней представления языковых высказываний осуществляют пошаговый переход от смысла к тексту: семантический, синтаксический, морфологический, а также фонологический и фонетический. На начальном этапе запись смысла начинается с семантических графов, в вершинах которых находятся семы, минимальные смысловые единицы. На этом же уровне закладываются данные о коммуникативной организации смысла: положение темы, ремы, наличие эмфазы и т. д. Далее осуществляется переход к глубинносинтаксическому представлению высказываний, или дереву зависимостей. На этом уровне даётся общая информация о синтаксических отношениях: коммуникативная организация высказывания, просодические характеристики, информация о тождестве денотатов и данные об объединении слов. Глубинно-синтаксическое представление переводится в поверхностно-синтаксическое, приближенное к готовому тексту. Обобщенные лексемы благодаря лексическим правилам и толково-комбинаторному словарю переводятся в действительно существующие языковые лексемы. После этого лексемы морфологизуются, получают определённый прядок следования, простые предложения объединяются в сложные,
при необходимости используются сокращения, местоимения - так уже выглядит выражение смысла на глубинно-морфологическом уровне. Наконец, из линейной записи поверхностноморфологического представления, сделанной на основе глубинно-морфологической, можно получить выражение смысла в привычной языковой форме, что завершается фонологическим и фонетическим уровнем. Так в сжатом виде автору представляется переход от смысла к тексту.
В практических целях использования языка модель Смысл<=>Текст И. А. Мельчука имеет право на существование, поскольку алгоритмизированная схема может быть удобна для программирования работы машины в целях перевода. С другой стороны, если не учитывать прикладного характера теории и рассматривать её как описание действительного коммуникативного процесса, куда входит перевод, представляется сомнительным, что понимание смысла текста и его вербализация осуществляется подобным сложным алгоритмическим путём - от лексических графов к глубинному синтаксису и т. д. На семасиологическом этапе скорее имеет место некоторое «схватывание» смысла, близкое к тому, о чем говорят М. Ледерер и Д. Селескович в интерпретативной теории перевода. Конечно, в случае перевода текстов, осложнённых уникальным КС, моменталь-
ного схватывания не происходит, но понимание смысла протекает путём нахождения нужных концептов, и связей между ними в сознании интерпретатора. На уровне ономасиологическом при овнешнении смысла переводчик пользуется уже готовыми словами и словосочетаниями с необходимыми формантами, а не начинает построение предложений с уровня сем.
Подведем итог. Перевод может быть представлен как семаономасиологический процесс, т. е движение от текста к смыслу и от смысла к тексту. На этапе понимания смысла текста ИЯ, описывающего уникальный для принимающей культуры КС, необходима РД. При помощи РД переводчик создаёт в сознании когерентную концептуальную структуру, схожую с той, что возникает в сознании носителей исходной культуры и языка под воздействием оригинала. Текст ИЯ является отправной точкой РД, которую также можно описать в терминах неограниченного семиозиса
Ч. С. Пирса. На ономасиологическом этапе при овнешнении смысла неизбежны его частичные потери и изменения. Это связано с разницей языков и культур, участвующих в переводе, а также с фигурой самого переводчика, который вносит индивидуализирующий элемент в понимание оригинала и его способ представления в тексте ПЯ.
Список литературы
1. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. 704 с.
2. Гивон Т. Система обработки визуальной информации как ступень в эволюции человеческого языка // Вестник МГУ 2004. № 3. С. 117-171.
3. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка. URL: http://www.twirpx.com/file/317537/. (дата обращения: 25.01.2011).
4. Мельчук И. А. Опыт лингвистических моделей «Смысл<=>Текст». М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. 346 с.
5. Минченков А. Г. Когниция и эвристика в процессе переводческой деятельности. СПб.: Антология, 2007. 256 с.
6. Моррис Ч. У Основания теории знаков // Семиотика: антология. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. 702 с.
7. Плотникова С. Н. Языковое, дискурсивное и коммуникативное пространство // Вестник ИГЛУ. 2008. Вып. 1. С. 131-136.
8. Чернявская В. Е. Интерпретация научного текста. СПб.: Наука, 2004. 128 с.
9. Эко У Открытое произведение. СПб.: Симпозиум, 2006. 412 с.
10. Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. СПб.: Симпозиум, 2007. 502 с.
11. Эко У Сказать почти тоже самое. Опыты о переводе. СПб.: Симпозиум, 2006. 574 с.
12. Canin E. America America. N. Y.: Bloomsbury, 2008. 458 р.
13. Eco U. Mouse or Rat? Translation as Negotiation. London: Orion Books, 2003. 208 p.
14. Eco U. The Limits of Interpretation. Bloomington: Indiana University Press, 1990. 295 p.
15. Gardner H. The Business of Criticism. Oxford: The Clarendon Press, 1959. 157 p.
16. Nunberg G. Talking Right. N. Y.: PublicAffairs, 2007. 271 p.
17. Nunberg G. The Years of Talking Dangerously. N. Y.: Public Affairs, 2009. 249 p.
18. Peirce C. S. Philosophical Writings of Peirce. N. Y.: Dover Publications, 1955. 381 p.
Рукопись поступила в редакцию 05. 04. 2011.
