УДК 81
В. А. Мягкова
аспирант кафедры общего и сравнительного языкознания ФГБОУ ВО МГЛУ; e-maiL: [email protected]
ПЕРЕВОД КУЛЬТУРНО-СПЕЦИФИЧЕСКИХ СМЫСЛОВ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА КАК ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ
ПРОБЛЕМА
В статье рассматривается проблема воссоздания в тексте перевода лексических элементов оригинального текста с культурно-специфическим значением в контексте психолингвистической теории речевой деятельности А. А. Леонтьева и концепции доминантного смысла текста В. А. Пищальниковой. Автором предпринята попытка обоснования необходимости моделирования механизма включения культурно специфических смыслов как семантических признаков единиц поэтического текста в структурирование доминантного смысла оригинального и переводного текстов, а также применения экспериментального метода для оценки эффективности переводческой стратегии.
Ключевые слова: перевод; деятельностная теория перевода; культурноспецифический смысл; доминантный смысл текста.
V. A. Miagkova
PhD Student at the Department of General and Comparative Linguistics, MSLU; e-mail: [email protected]
RENDERING CULTURALLY SPECIFIC MEANINGS OF POETIC TEXTS AS A PSYCHOLINGUISTIC ISSUE
The artide looks into the problem of rendering lexical elements with cuLturaLLy specific meanings in the context of A.A. Leontiev's psychoLinguistic theory of speech activity and V.A. PishchaLnikova's concept of text dominant meanings. The author emphasizes the necessity of modeLLing a mechanism that secures incLusion of cuLturaLLy specific meanings - regarded as semantic features of poetic texts - in structuring the dominant meaning of both originaL and transLated texts, and stresses the importance of appLying an experimentaL method to evaLuate the effectiveness of transLation strategy.
Key words: transLation; activity theory of transLation; cuLturaLLy specific meaning; the dominant meaning of the text.
Введение
Проблема воссоздания в переводном тексте культурного наполнения оригинала является одной из главных в переводоведении. Модель переводческой деятельности включает в качестве одного из наиболее
значимых компонентов способы передачи культурно специфического знания. Так, А. Д. Швейцер определил перевод не только как процесс взаимодействия между текстами исходного и переводящего языков, но и как диалог двух культур [Швейцер 1998]. Ю. А. Сорокин трактует перевод как форму существования семиотического опыта одной лингвокультурной общности в знаках другой лингвокультурной общности [Сорокин 2003]. Однако, несмотря на значительную разработанность теоретических рекомендаций о способах воссоздания в тексте перевода культурно-специфических смыслов оригинала, процессы воспринимающей и воспроизводящей деятельности переводчика, а также усвоения текста получателем перевода до сих пор не получали необходимого обоснования и систематизации.
В этой связи привлечение к решению переводоведческих и собственно переводческих проблем положений теории речевой деятельности и методов психолингвистического моделирования важно для разработки эффективных осознанных переводческих стратегий. Изучение механизмов смыслопорождения, восприятия, понимания и интерпретации текста необходимо для создания более полных моделей переводческой деятельности. Цель нашей статьи - выявление потенциала применения психолингвистических теорий (теории речевой деятельности А. А. Леонтьева и концепции доминантного смысла текста В. А. Пищальниковой) для решения проблемы перевода культурно-специфических смыслов.
Данная цель предполагает решение следующих задач:
1) обозначить место проблемы перевода культурно-специфического в теории и практике перевода;
2) обосновать целесообразность рассмотрения перевода как особого вида речевой деятельности;
3) обосновать необходимость моделирования механизма включения культурно-специфических смыслов как семантических признаков единиц поэтического текста в структурирование доминантного смысла оригинального и переводного текстов;
4) обосновать применение экспериментального метода для оценки эффективности переводческой стратегии.
Проблема культурно-специфического в теории перевода
Рассмотрение теории перевода как деятельностной (в трактовке Ю. А. Сорокина «психотипической / интерпретативной»), на сегодняшний день представляется более перспективной задачей, нежели
ее построение только на основе понятия эквивалентности исходного и переводного текстов, поскольку последний подход предполагает, главным образом, обобщение уже существующих переводоведческих концепций [Сорокин 2000].
Уточняя используемое нами понятие культурно специфического содержания, мы опираемся на понятие «культурема» в концепции
В. Г. Г ака: «Культурема - некий знак той или иной сферы культуры, где означаемое - реалия культуры, означающее - языковая единица (чаще лексема)» [Гак 1998, с. 140]. В. Г. Гак рассматривает четыре аспекта языкового выражения культурного содержания: аспект артефактов -то, «что способствует правильному функционированию, усвоению, совершенствованию языка»; технологический аспект, выраженный в семантике языковых единиц, а также во взглядах общества на свой язык; поведенческий аспект (представлен вербальными реакциями в конкретных культурных сферах и условиях, а также общими тенденциями - константами - языкового поведения) [там же, с. 142]. При этом В. Г. Гак подчеркивает, что «решающим является не способ обозначения, но конкретное устройство и функционирование данной реалии и наличие связанных с ней определенных ассоциаций в сознании носителей языка» [там же, с. 145]. Мы, в свою очередь, считаем ключевым аспект функционирования текстовых единиц-носителей культурно специфических смыслов.
Довольно подробно рассуждают о лексических и грамматических способах языковой репрезентации предметов и концептов, значимых для культурной системы того или иного народа, С. Влахов и С. Флорин. В частности, исследователи призывают отличать реалии от других видов безэквивалентной лексики (далее - БЭЛ) (например, экзотизмов), «не являющихся носителями колорита страны или народа ИЯ», но придающих экзотический оттенок тексту на ПЯ [Влахов, Флорин 1980, с. 31]. Под реалией, как разновидностью культурно специфического, исследователи понимают «слова (и словосочетания), называющие объекты, характерные для жизни (быта, культуры, социального и исторического развития) одного народа и чуждые другому» [там же, с. 19]. Отмечается также то, что «будучи носителями национального и / или исторического колорита, они (реалии), как правило, не имеют точных соответствий (эквивалентов) в других языках, а, следовательно, не поддаются переводу “на общих основаниях”, требуя особого подхода» [там же, с. 47].
Примечательно, что, размышляя над проблемами вычленения и воссоздания реалий, исследователи обращают внимание на понятие избыточных реалий, имеющих все признаки данного класса (что отличает их от экзотизмов или «мнимых реалий»), но не представляющих ценности при переводе конкретного контекста.
Таким образом, вариативность функциональной значимости культурного компонента для создания доминантного смысла текста подчеркивалась исследователями уже на ранних этапах систематизации переводческого опыта в теоретические построения.
Развитие переводоведческой науки: конфликт теории и практики
Исследователями (Ю. А. Сорокин, К. И. Леонтьева, С. В. Евтеев) отмечается значительный разрыв между переводоведением как наукой и собственно переводческой практикой. Примечателен, в частности, тот факт, что практический опыт переводческих успехов и неудач был описан до появления теоретических работ, анализирующих проблемы перевода культурно-специфического и способы решения этих проблем с точки зрения лингвистической, лингвокультурологической или лингвокогнитивной парадигм.
Е. Г. Эткинд, например, в книге «Поэзия и перевод» описывает случаи удачной замены одних реалий другими, описательного воссоздания культурно значимых единиц или их полного опущения [Эткинд 1963]. Подобные переводческие решения мотивируются стремлением облегчить восприятие переводного текста носителями другой культуры, избежать стилистических несоответствий, сохранить мелодическое и ритмико-интонационное единство поэтических строк и др.
Проблему перевода культурно-специфического (реалий, просторечий, диалектизмов, звукоподражательных «вкраплений») в контексте воссоздания стилистического своеобразия художественного произведения весьма остроумно рассматривает К. И. Чуковский. Соответствующий фрагмент его книги «Высокое искусство» описывает сцену судебной полемики прокурора, адвоката и судьи о качестве перевода [Чуковский 2011]. Из этого отрывка следует, что переводчику нужно стремиться к обеспечению равнозначного стилистического впечатления, ориентируясь на собственный такт, вкус и владение языком.
Предположим, что «стилистическое впечатление» в данном случае включает в себя комплекс определенных эмоций и ассоциаций, возникающих у получателя перевода в ответ на те или иные средства
языковой репрезентации и позволяющих ему наиболее точно воспринять атмосферу оригинала. При этом исследователи отмечают неизбежность потерь в процессе перевода, из чего следует необходимость приоритизации языковых изобразительных средств оригинального текста относительно их роли в реализации неких более общих, не собственно языковых, но познавательных категорий.
Любопытно, прежде всего, то, что в подобных рассуждениях недвусмысленно подчеркивается важность личности переводчика и его мыслительных и интерпретативных навыков, а также предпринимаются попытки рассмотрения текста как познавательной модели, в то время как в теоретических моделях переводческого процесса того периода переводчика не было. Опыт переводческой практики указывал на неразрывную связь языка и мышления, деятельности и человека как субъекта деятельности, языковых и неязыковых факторов восприятия текста, однако ведущие теоретики перевода стремились рассматривать перевод как максимально объективный, исключительно лингвистический процесс, «в отвлечении от физиологических и психологических факторов, определяющих его реализацию» [Бархударов 1975, с. 6].
Тем более революционной стала в теории перевода трехфазная модель Отто Кадэ, ознаменовавшая поворот переводоведческой науки к коммуникативным аспектам и закрепившая место переводчика в систематизации процесса перевода. При этом существенно расширился понятийный аппарат переводоведения, антропоцентризм всё ярче проявлялся в трактовке базовых переводоведческих категорий, таких как собственно перевод, его адекватность и эквивалентность. А. Д. Швейцер трактует перевод так: «Однонаправленный и двухфазный процесс межъязыковой и межкультурной коммуникации, при котором на основе подвергнутого целенаправленному (переводческому) анализу первичного текста создается вторичный текст (метатекст), заменяющий первичный в другой языковой и культурной среде; процесс, характеризуемый установкой на передачу коммуникативного эффекта первичного текста, частично модифицируемой различиями между двумя языками, двумя культурами и двумя коммуникативными ситуациями» [Швейцер 1988, с. 75]. Что касается критериев качества перевода, особое место в концепции Швейцера занимает прагматическая эквивалентность, подразумевающая установку на адресата, внимание к коммуникативной интенции и коммуникативному эффекту текста [там же].
Больше внимания стало уделяться не только личности переводчика, но и личности получателя перевода, в частности Л. К. Латышев формулирует понятие лингвоэтической эквивалентности, которая достигается путем создания эквивалентных исходных позиций для восприятия интеллектуальной и эмоциональной оценки получаемого текста, при этом то, какой будет индивидуальная реакция на этот текст зависит от личных качеств получателя, а значит, всегда нужно учитывать актуальное состояние ассоциативно-вербальной сети индивида и то, с чем связывается тот или иной возможный эквивалент компонента текста-оригинала [Латышев 2000].
Т. Г. Пшёнкина, с позиций психолингвистического обоснования переводческой деятельности, указывает, что переводчик как участник двуязычного коммуникативного акта руководствуется целью, предопределяющей выбор определенных языковых средств. Такая цель может быть сформирована только на базе понимания текста, рефлексии над способами представления его содержания. Принятие такого решения всегда субъективно и обусловлено не только психологически, но и психофизиологически - принципом действия определенной группы компонентов функциональных систем: широкой пластичностью, способностью к взаимозамене, адаптивности для достижения приспособительного результата в соответствии с предметной обстановкой и речевой ситуацией [Пшёнкина 2007].
В отношении поэзии как группы текстов, способной потенциально вызывать наиболее яркие эмоциональные переживания (по выражению Эткинда «искусства высокого напряжения» [Эткинд 1963, с. 6]), разрабатывается особая категория адекватности. Так Л. С. Макарова вводит более узкое понятие эмоционально-эстетической адекватности применительно к переводу поэтических текстов, говоря о «способности перевода обеспечить интеллектуально-гедонистическое переживание той же интенсивности, которая достигается подлинником» [Макарова 2005, с. 116]. Это в значительной степени перекликается с высказанными ранее рекомендациям Е. Г. Эткинда о важности создания художественного подобия (передачи авторской эмоциональной оценки мира) наравне с передачей смысла стихотворных фраз [Эткинд 1963, с. 401].
Интересно, что на необходимость достижения равенства эмоциональных и ассоциативных реакций С. Влахов и С. Флорин указывают в контексте специфики перевода реалий, сопоставляя с реалиями
слова с «культурным компонентом», в частности так называемую коннотативную лексику. Денотат таких лексических единиц не является собственно реалией какой-либо культуры, носителем «специфической национальной и / или исторической окраски», при этом слово способно вызывать у представителей конкретного народа особые ассоциации и эмоциональные переживания (например, слово «грач» у русского человека ассоциируется с приближением весны - пример Ив. Васевой [Влахов, Флорин 1980, с. 106]). При переводе авторы рекомендуют подбирать «функциональные» аналоги, т. е. единицы, вызывающие наиболее близкие ассоциации у получателей перевода [там же].
Много внимания в развивающемся переводоведении уделялось также прагматике перевода (Ю. Найда, А. Д. Швейцер, Л. С. Бархударов). Обобщая опыт теоретических и практических изысканий,
В. В. Сдобников разрабатывает функционально-коммуникативный подход, в рамках которого переводчик, прежде всего, ориентируется на коммуникативную ситуацию, на удовлетворение коммуникативных потребностей ее участников посредством тщательного анализа не столько результирующего речевого продукта, сколько интенций, предшествовавших его появлению, и потенциально производимого эффекта [Сдобников 2015].
Подводя итог трансформации теории перевода, К. И. Леонтьева акцентирует ориентацию современного переводоведения на «принципы, определяющие современный облик социально-гуманитарного знания и человековедения в целом: антропоцентризм, интерпрецио-низм, диалогизм и динамизм, а также воплощенность и распределенность познания и сознания, обусловленные их интерпретирующей деятельностной природой» [Леонтьева 2015, с. 268].
Потенциал психолингвистических теорий для решения проблемы перевода культурно специфического
К. И. Леонтьева предлагает программу «интегративной теории перевода», которая рассматривает перевод во множестве его онтологий: «деятельностной (перевод как речемыслительная интерпретирующая деятельность индивида, реализующаяся во взаимодействии со средой, ее процесс, результат, средства, мотив и пр.), культурообразующей (перевод как социокультурная практика, как форма познания и трансляции культурных смыслов и ценностей, текст перевода как
продукт культуры), функциональной (перевод как форма межкультурного и социального посредничества...) и языковой (перевод как межъязыковое преобразование)» [Леонтьева 2015, с. 265].
Возможно, именно этот комплексный подход призван решить проблему структурирования доминантного смысла текста перевода, в частности проблему мотивационных ориентиров переводческой деятельности при передаче культурной специфики. Поисками ответа на этот вопрос в рамках интерпретативной концепции занимался А. Н. Крюков. Т. Г. Пшёнкина акцентирует внимание на тезисе А. Н. Крюкова о том, что переводу подлежат структуры сознания, подчеркивая его значительную роль в дальнейших исследованиях национально-культурной специфики речевого общения и закономерностей перевода [Пшёнкина 2007; Крюков 1998]. Разработка проблемы перевода культурно-специфического в рамках лингвистических моделей долгое время сводилась к анализу единиц языковой системы. А. Н. Крюков, анализирует понятие фоновых знаний (сведений культурно и литературно-исторического характера) и способы их языковой репрезентации, опираясь, в частности, на положения А. Н. Леонтьева о психологическом значении и личностном смысле как образующих сознания. Исследователь настаивает на том, что значение слова не есть «вместилище знаний», но лишь форма презентации и удержания знания в индивидуальном сознании [Крюков 1988].
Исследователь также считает неправомерным сводить реалии и фоновые знания в целом к словам или иным номинативным единицам, поскольку фоновые знания могут быть представлены в языковом сознании недостаточно исчерпывающе (или не представлены вовсе) в виде готовых языковых знаков. Т. Г. Пшёнкина в этой связи развивает понятие доминанты интенционального смысла (авторского смысла, который накладывается на объективное языковое значение в ходе вторичного семиозиса в зависимости от прагматической интенции), связывая его с понятием доминантного смысла и механизмами его формирования на основе положений теории эстетической речевой деятельности В. А. Пищальниковой [Пищальникова 1992].
«Доминантный смысл концептуальной системы (и текста) выявляется не из интегративного значения фиксирующих его лексем, а из ассоциативно и логически связанного ряда концептов, представленных совокупностью лексем, репрезентующих доминантный личностный смысл» [Пищальникова 1991, с. 47]. Под концептуальной
системой В. А. Пищальникова понимает «континуальную систему смыслов, структурирующуюся в деятельности индивида в результате присвоения конвенционального опыта, перцептивных процессов и собственно рефлексии» [Пищальникова 1992, с. 36]. Язык при этом выступает в качестве «средства конвенциональной ориентации концептуальных систем» участников коммуникации. Восприятие языкового знака основано на концептуальной системе реципиента, при этом актуализируются такие составляющие концепта, как его образное, эмоциональное и ассоциативное содержание.
В основе адекватного восприятия текста читателем (и переводчиком) лежит близость или совпадение концептуальных систем автора и реципиента, «наличие сходных механизмов восприятия и порождения речи; наличие единого механизма эквивалентных смысловых замен; наличие механизмов саморегуляции ассоциативных уровней» [Пищальникова 1991, с. 5].
В этой связи для понимания механизма решения проблемы перевода культурно-специфического важно определение места того или иного культурно-специфического смысла в концептуальной системе автора, переводчика и реципиента, а также учет переходов и трансформаций, происходящих в системе культурно специфического в различных коммуникативных ситуациях.
В. А. Пищальникова указывает на значимую роль эмоций, направляющих поток авторских ассоциаций, в структурировании компонентов личностного смысла. Эти идеи можно соотнести с необходимостью воссоздания в процессе перевода адекватного эмоционального воздействия, постулируемой в переводоведческих исследованиях. На наш взгляд, предложенная В. А. Пищальниковой типология способов структурного и языкового выражения «эмоциональной напряженности» может получить определенной развитие: наряду с повторами, ритмической организацией, метафорой (трактуемой как проблемной когнитивно-номинативной ситуацией со многими переменными) и перцептивными универсалиями, сформированными на основе вербальных процессов возможно выделение и других маркеров выражения доминантного смысла (например, семантизации звучания или явление «иконичности звуковой формы слова» - термин Л. В. Зубовой [Зубова 1999]).
Данный метод вычленения эмоционально заряженных элементов поэтического текста позволяет структурировать деятельность
переводчика на этапе восприятия и интерпретации оригинального текста. В то время как экспериментальное обоснование того, какие способы эмоционального маркирования характерны для поэтических традиций разных народов, может послужить основой для формирования переводческой стратегии, направленной на создание переводного текста равноценного эмоционального заряда.
В контексте применения теоретических положений В. А. Пищаль-никовой к проблеме культурно специфического, стоит обратить внимание на эксперименты Н. С. Панариной, посвященные выявлению закономерностей процессов восприятия культурно значимых единиц носителями русского языка [Панарина 2017]. Эксперименты показали, что культурная специфика знака не обязательно предполагает включение смысловых компонентов соответствующей культурно специфичной познавательной модели в процесс формирования доминантного смысла текста [там же]. Данный вывод представляется важным, поскольку подтверждает необходимость учета особенностей функционирования культурно-специфических элементов в системе формирования доминантного смысла на этапе переводческой интерпретации текста.
Следует также экспериментально выявить динамику ассоциативного содержания культурных знаков (элементов текста-оригинала) у реципиентов (носителей языка перевода). Для разработки эффективных переводческих стратегий важно понять, какую роль играют те или иные культурно-специфические единицы в структурировании доминантного смысла текста оригинала, как они соотносятся в системе репрезентации личностного смысла автора с другими изобразительными средствами, каким образом маркируются компоненты, воссоздание которых в переводе является ключевым для обеспечения адекватных ассоциативных и эмоциональных переживаний.
Заключение
В заключение сделаем следующие выводы. Моделирование ассоциативного значения культурно специфических единиц в системе доминантных смыслов поэтического произведения на основе ассоциативных экспериментов и экспериментов на понимание текста может обеспечить психолингвистическое обоснование фактов опущения или замены при переводе культурно окрашенных компонентов и позволит более четко сформулировать мотивацию тех или иных переводческих
решений, описанных практиками перевода еще на ранних этапах развития переводческих концепций.
Изучение механизма переводческой деятельности, включенной в коммуникативную ситуацию, моделирование пути от восприятия и понимания исходного текста к возникновению мотива, формированию цели и, как следствие, вторичной вербальной репрезентации, а также функционирования результата перевода, его восприятие и интерпретации получателем имеет большое значение на современном этапе развития переводоведения. Использование положений теории деятельности, а также теории доминантных смыслов в переводоведении поспособствует, на наш взгляд, сокращению разрыва между теоретическими положениями о переводе и реальной картиной его осуществления и результата.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бархударов Л. С. Язык и перевод (Вопросы общей и частной теории перевода). М. : Международные отношения, 1975. 240 с.
Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе / под ред. Вл. Россельса. М. : Международные отношения, 1980. 352 с.
Гак В. Г. Языковые преобразования. М. : Школа «Языки русской культуры», 1998. 768 с.
Зубова Л. В. Язык поэзии Марины Цветаевой (Фонетика, словообразование, фразеология). СПб. : Изд-во Cанкт-Петербург. ун-та, 1999. URL: philologos.narod.ru/portefolio/zubova1999.htm.
Крюков А. Н. [и др.]. Фоновые знания и языковая коммуникация // Этнопси-холингвистика / Ю. А. Сорокин, И. Ю. Марковина, А. Н. Крюков [и др.] ; отв. ред. и авт. предисл. Ю. А. Сорокин. М. : Наука, 1998. С. 19-34. Латышев Л. К. Технология перевода. М. : НВИ-Тезаурус, 2000. 280 с. Леонтьева К. И. Теория перевода с «человеческим лицом»: старые песни на новый лад // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Филология. 2015. № 4. С. 260-273.
Макарова Л. С. Поэтический дискурс и перевод // Филологические науки. 2005. Вып. 15. С. 116-118.
Панарина Н. С. Психолингвистическое моделирование механизма реализации прецедентности : дис. ... канд. филол. наук. М., 2017. 257 с. Пищальникова В. А. Концептуальный анализ художественного текста : учебное пособие. Барнаул, 1991. 87 с.
Пищальникова В. А. Проблема смысла художественного текста: психолингвистический аспект. Новосибирск : Изд-во НГУ, 1992. 134 с.
Пшёнкина Т. Г. Вербальная посредническая деятельность переводчика в межкультурной коммуникации: психолингвистический аспект : дис. ... д-ра филол. наук. Барнаул, 2007. 330 с.
Сдобников В. В. Оценка качества перевода (коммуникативно-прагматический подход) : монография. 2-е изд., стереотип. М. : ФЛИНТА ; Наука, 2015. 112 с.
Сорокин Ю. А. Интерпретативная или деятельностная теория перевода? // Языковое сознание и образ мира : сб. ст. / отв. ред. Н. В. Уфимцева. М., 2000. URL: www.iling-ran.ru/library/psylingva/sborniki/Book2000/ html_204/3-1.html#lit3.
Чуковский К. И. Высокое искусство. СПб. : Авалонъ ; Азбука-Аттикус, 2011. 448 с.
Швейцер А. Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты. М. : Наука, 1988. 215 с.
Эткинд Е. Г. Поэзия и перевод. Л. : Советский писатель, 1963. 430 с.
REFERENCES
Barhudarov L. S. Jazyk i perevod (Voprosy obshhej i chastnoj teorii perevoda).
M. : Mezhdunarodnye otnoshenija, 1975. 240 s.
Vlahov S., Florin S. Neperevodimoe v perevode / pod red. Vl. Rossel'sa. M. : Mezhdunarodnye otnoshenija, 1980. 352 s.
Gak VG. Jazykovye preobrazovanija. M. : Shkola «Jazyki russkoj kul'tury», 1998. 768 s.
Zubova L. V Jazyk pojezii Mariny Cvetaevoj (Fonetika, slovoobrazovanie, frazeologija). SPb. : Izd-vo Cankt-Peterburg. un-ta, 1999. URL: philologos. narod.ru/portefolio/zubova1999.htm.
Krjukov A.N. [i dr.]. Fonovye znanija i jazykovaja kommunikacija // Jetnopsiholingvistika / Ju. A. Sorokin, I. Ju. Markovina, A. N. Krjukov [i dr.] ; otv. red. i avt. predisl. Ju. A. Sorokin. M. : Nauka, 1998. S. 19-34.
Latyshev L. K. Tehnologija perevoda. M. : NVI-Tezaurus, 2000. 280 s.
Leont'eva K.I. Teorija perevoda s «chelovecheskim licom»: starye pesni na novyj lad // Vestnik Tverskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija Filologija. 2015. № 4. S. 260-273.
Makarova L. S. Pojeticheskij diskurs i perevod // Filologicheskie nauki. 2005. Vyp. 15. S. 116-118.
Panarina N. S. Psiholingvisticheskoe modelirovanie mehanizma realizacii precedentnosti : dis. ... kand. filol. nauk. M., 2017. 257 s.
Pishhal'nikova V. A. Konceptual'nyj analiz hudozhestvennogo teksta : uchebnoe posobie. Barnaul, 1991. 87 s.
Pishhal'nikova V. A. Problema smysla hudozhestvennogo teksta : psiholingvi-sticheskij aspekt. Novosibirsk : Izd-vo NGU, 1992. 134 s.
Pshjonkina T. G. Verbal'naja posrednicheskaja dejatel'nost' perevodchika v mezh-kul'turnoj kommunikacii: psiholingvisticheskij aspekt : dis. ... d-ra filol. nauk. Barnaul, 2007. 330 s.
Sdobnikov V V Ocenka kachestva perevoda (kommunikativno-pragmaticheskij podhod) : monografija. 2-e izd., stereotip. M. : FLINTA ; Nauka, 2015. 112 s.
Sorokin Ju. A. Interpretativnaja ili dejatel'nostnaja teorija perevoda? // Jazykovoe soznanie i obraz mira: sb. st. / otv. red. N. V. Ufimceva. M., 2000. URL: www. iling-ran.ru/library/psylingva/sborniki/Book2000/html_204/3-1.html#lit3.
Chukovskij K. I. Vysokoe iskusstvo. SPb. : Avalon# ; Azbuka-Attikus, 2011. 448 s.
Shvejcer A.D. Teorija perevoda: status, problemy, aspekty. M. : Nauka, 1988. 215 s.
JetkindE. G. Pojezija i perevod. L. : Sovetskij pisatel', 1963. 430 s.