CC BY
62
И. Перушко-Виндакиевич (Загреб)
Перевод как культурный трансфер: репутация советской культуры в послевоенной Хорватии
В статье рассмотрены проблемы перевода в свете концепции культурного трансфера, интерпретирующей перевод как инструмент общения и межкультурного диалога. На примере советизации хорватской югославской литературы и культуры после Второй мировой войны (1945-1948) проанализированы особенности функционирования перевода с языка исходной культуры на язык культуры усваивающей.
Ключевые слова: культурный трансфер, межкультурный диалог, переводная литература, советизация, хорватская югославская культура, трансляция. DOI: 10.31168/2073-5731.2018.1-2.3.02
Перевод как культурный трансфер
Слово «перевод» в русском языке имеет множество значений, но для переводоведческой терминологии наиболее важно то, что переводом обозначается и процесс передачи содержания, и результат этого процесса. Исходя из этого, В. Виноградов в книге «Ведение в переводоведение» уточняет, «что в переводоведении существует два взаимосвязанных уровня исследований: процессуальный и текстовый»1. Однако узкие рамки переводоведения сегодня значительно расширились, и традиционная трактовка перевода как переложения текста одного языка на другой является сугубо технической и поэтому недостаточной. Несмотря на то, что перевод как особый вид человеческой деятельности существовал еще и в дописьменные времена, когда между племенами зарождались первые контакты, проблемы, с ним связанные, до сих пор остаются актуальными. Это касается как самой сущности перевода, его границ и специфики, так и проблемы (не)переводимости, которая занимала ученых на протяжении многих веков и разделила их на две группы — сторонников принципиальной непереводимости и сторонников абсолютной переводимости.
Во второй половине ХХ в. проблему перевода пытались рассмотреть с лингвистической и с литературоведческой точки зрения, но сегодня, как замечает Н. Автономова в книге «Познание и перевод» (2008), она приобрела почти философский статус, и ею занимаются
исследователи и представители самых разных современных направлений и дисциплин2. Однако оба упомянутых выше принципа — и принцип абсолютной непереводимости, и принцип абсолютной пере-водимости — плохо соотносятся с реальной картиной переводимости языков в коммуникативной реальности. Особый интерес представляет межкультурная коммуникативная природа перевода, проблема соотношения языка перевода и исходной культуры. У. Эко в книге «Сказать почти то же самое. Опыты о переводе» (2003) выступает против сугубо лингвистической трактовки перевода, согласно которой перевод является лишь переходом с одного языка на другой. По мнению Эко, перевод — это переход из одной культуры в другую, из одной «энциклопедии» в другую3.
В книге «Культура и взрыв» (1992) Ю. Лотман рассматривает проблему перевода в более широком контексте и обозначает ее как универсальную проблему семиозиса, при этом элементарным механизмом любого перевода русский семиотик считает диалог. Н. Автономова спорит с Лотманом, утверждая, что диалог предшествует переводу, т. е. является условием самой возможности перевода. Согласно Ав-тономовой, диалог обеспечивает перевод. Но, несмотря на разногласия и споры о том, «что было раньше, курица или яйцо, диалог или перевод», перевод художественного произведения одной культуры на язык другой культуры является межкультурным коммуникативным актом, фактически диалогом. Эту диалогичность культуры уже давно отметил М. Бахтин: «Чужая культура только в глазах другой культуры раскрывает себя полнее и глубже. Один смысл раскрывает свои глубины, встретившись и соприкоснувшись с другим, чужим смыслом: между ними начинается диалог»4. Идеи Бахтина повлияли на британского историка культуры П. Берка5, который на основе бах-тинской теории полифонии предлагает концепцию полифонической истории, в центре которой находится диалог: «Что такое полифоническая история? Наверное, полезно начать с отрицательного определения, с противопоставления оппозиции исторической "монодии". Это история-полиглот, а не моноглот, история в виде диалога, а не монолога, она рассказывает сразу несколько историй вместо одного большого нарратива. Одно из главных изменений в гуманитарных науках в последние полвека заключается в приумножении голосов, выражающихся в текстах, или, если перейти от акустической метафоры к визуальной, речь идет о приумножении перспектив или точек зрения в антропологии, социологии, литературе и в прочих гуманитарных дисциплинах, в том числе в истории»6.
Современное переводоведение подчеркивает эту межкультурную диалогичность и предлагает рассматривать перевод в свете концепции культурного трансфера. Сам термин ввел в употребление в 1980-е гг. один из основоположников транснационального подхода французский историк М. Эспань. В фокусе его интересов находится в первую очередь история перевода. «Переданное сообщение, — утверждает Эспань, — должно быть переведено с языка исходной культуры на язык культуры усваивающей»7. В каждой национальной культуре переводная литература выполняет важную роль; иногда она едва ли не более значима, чем оригинальная литература. Это особенно принципиально, когда речь идет о славянских литературах. Общеизвестно, что древнерусская литература начинается с переводов литературы Болгарии и Византии, и поэтому О. Творогов утверждает, что «в целом Русь стала читать чужое раньше, чем писать свое»8. Схожая ситуация сложилась в Хорватии: хорватская средневековая литература в основном состояла из переводов произведений византийской церковной литературы и западных литератур (латинской, итальянской, французской, чешской).
Несмотря на то, что переводная литература зачастую способствует развитию оригинальной национальной литературы и формированию литературных вкусов определенного народа, «значение перевода в создании национальных культур, — как справедливо отмечает Н. Галеева, — всегда недооценивалось»9. Переводная литература, помимо того, что несет в себе ряд полезных функций, служит зеркалом общественных изменений и межкультурных взаимосвязей. Б. Жилко назвал перевод мощным культурным инструментом, который способствует «осуществлению межъязыкового и межкультурного диалога»10. Перифразируя замечание У. Эко о том, что язык Европы — это перевод, можно смело утверждать, что язык социализма — русский.
Формирование хорватской послевоенной литературы
После Второй мировой войны в хорватской литературе в контексте югославской культурной парадигмы сложилась ситуация, когда исключительную роль в ее развитии играли переводы русской советской литературы. «Язык и только язык связывает славян друг с другом», — отмечал Н. С. Трубецкой в книге «Европа и Евразия», одновременно отвергая существование некой общей славянской психики, славянского характера и славянской культуры11. Однако, волею политических обстоятельств, славянский миф после войны оказался реальным: в этот период хорватская югославская культура была вы-
нуждена наследовать традиции, возникшие в первичной советской культуре. В сравнительном плане культурный диалог между СССР и Югославией возможно исследовать через дихотомию центра и периферии, стороны принимающей и отдающей, через отношения влияния и власти. Так, Н. Галеева различает первичные (более самостоятельные и самодостаточные) культуры и вторичные культуры, которые
12
пользовались ценностями первичных культур через перевод12.
После Второй мировой войны советская культура стала идеологическим и культурным донором для югославской культуры, которая в это время складывалась как вторичная. К этой ситуации применима формулировка А. Бермана из статьи «Испытание Чужим. Культура и перевод в романтической Германии»: возможность «оплодотворить Свое посредством Чужого»13. После 1945 г. в Югославии доминировало утопическое представление о Советском Союзе как об идеальном государстве, проповедующем идею славянского мифа. Иными словами, Югославия под фанфары ринулась в объятия советской культуры, которую В. Паперный в книге «Культура Два» (1996) описывает как вертикальную, закрытую, статичную, соцреалистическую14.
По окончании Второй мировой войны югославская модель государственного управления была построена по образцу сталинской власти, диктатуры пролетариата и новой социалистической экономики. После Второй мировой войны советизации подверглись школьное образование, журналистика, публицистика, литература, изобразительное искусство, театр и кино — что было в целом характерно для большинства стран так называемого Восточного блока. В известной статье «Культура как перевод» В. Макура уточняет, что большинство культур формировалось с помощью конкретных переводов15. Так случилось и с социалистической культурой Югославии. Хорватская послевоенная социалистическая культура формировалась с невероятной скоростью посредством переводов научной, исторической, теоретической и художественной советской литературы, а также через перевод-адаптацию. Одним из важнейших видов перевода-адаптации советской культуры можно считать возникновение Агитпропа, который был создан по советскому образцу (и по содержанию, и по форме). К переводу-адаптации относится и восхваление советской модели. Это хорошо заметно в лозунгах, которые славили Советский Союз и становились моделью для собственно югославских.
Zivjela velika zemlja socijalizma, mocni Savez Sovjetskih
Socijalistickih Republika!
Zivio veliki voâa i ucitelj naprednog covjecanstva drug Staljin! Zivjela slavna Sovjetska armija, budni strazar mira u svijetu! Zivjelo vjecno prijateljstvo i bratstvo naroda Sovjetskog Saveza i
Jugoslavije!
Да здравствует великая страна социализма, могучий Союз
Советских Социалистических Республик! Да здравствует товарищ Сталин, великий вождь и учитель всего
прогрессивного человечества! Да здравствуют славная Советская Армия, бдительно стоящая
на страже мира! Да здравствует вечная дружба и братство народов СССР
и Югославии!16
Советская сталиниана — еще один вид заимствования. В первые послевоенные годы появляются стихи-аналоги, которые хорватские поэты посвящают И. В. Сталину. Вот как писал выдающийся хорватский поэт Владимир Назор:
Uz Tita i Staljina, dva junacka sina, nas nece ni pakao smest.
Pjesma o pesti (1943)17
С Тито и Сталиным, двумя героическими сынами, нам не страшен даже ад. Стих о сжатом кулаке (1943)
В процессе советизации хорватской культуры ключевую роль сыграли переводы художественной литературы. Русские классики публиковались в Хорватии еще до войны, однако после 1945 г. число публикаций русских авторов увеличилось. Кроме переводов русских писателей-реалистов (особенно Л. Толстого), увеличилось число так называемых левых авторов (В. Маяковский, М. Горький) и соцреали-стических авторов, таких как K. Симонов, Б. Горбатов, А. Фадеев. В первое послевоенное десятилетие в Хорватии было опубликовано 297 русских переводов художественной литературы. Вот что показывает статистика переводов поэтических русских текстов в Хорватии:
Среднегодовой показатель публикаций сборников стихов в Хорватии с 1945 по 1955 г. — 3 книги.
С 1945 г. наблюдается неуклонный рост публикаций русских советских пьес:
Доминирующими в послевоенное время являлись переводы русскоязычных художественных прозаических произведений:
Интересно заметить, что в 1948 г., когда конфликт между Тито и Сталиным достигает своего пика, вышло в свет 69 переводов русской художественной прозы! В том же году было опубликовано восемь переводов французской художественной прозы, шесть — английской, четыре — американской и два — итальянской. То есть доминирование переводов с русского языка бесспорно. Эта тенденция продолжается и в 1949 г., во время жесткой антисоветской пропаганды. Согласно данным Агитпропа, хранящимся в Хорватском государственном архиве в Загребе, в 1949 г. было опубликовано 118 переводов русских авторов. На долю всех западных литератур пришлось тогда 33 книги.
Number of books 1949
Croatian Russian Serbian Slovenian French English Italian Bulgarian Spanish Polish Czech Other
Number of bo-oks
К тому же отбор произведений для перевода диктовался идеологическими соображениями — принципами коммунистической идеологии. Всё, что несла первичная культура, считалось оправданным и идеальным, поэтому должно было быть адаптировано и (или) применено в принимающей культуре (это касалось как отдельных видов искусств — литературы, изобразительного искусства, киноискусства, — так и культуры в целом). Подобная ситуация оплодотворения Своего посредством Чужого имела место и в России, которая не всегда была «центром». Н. Автономова отмечает три крупных переводческих начинания, когда русская культура из-за своего периферийного положения и недостаточности понятийного языка артикулировала
новый опыт посредством переводов: в XVIII в. после Петра Великого, в XIX в. после наполеоновских войн и в XX в. после революции18.
После принятия Резолюции Информбюро, т. е. после того, как Тито сказал «Нет!» Сталину, отбор произведений для перевода существенно меняется, и в то же время доля переводов с русского в значительной мере сокращается. Борьба за «эстетический плюрализм» после разрыва Югославии со Сталиным и СССР в конце 1940-х гг. сопровождалась ростом антисоветских настроений. Зато резко возросло число переводов западных авторов (имеются в виду переводы итальянской и немецкой художественной литературы). Всё упомянутое выше печально сказалось на переводах русской литературы на хорватский язык в 1950-е гг. и на рецепции ее в этот период, но уже в 1960-е интерес к русским классикам возобновляется. В 1950-е гг. переводятся не адепты соцреализма, а авторы, в СССР запрещенные: Б. Пильняк, М. Булгаков, И. Бабель, Е. Замятин и др. Именно их произведения вошли в сборник запрещенной русской прозы 1920-х гг., подготовленный А. Флакером, который дал ему знаковое название «Еретики и мечтатели» (1954).
После 1948 г. все общественно-политические силы были направлены на кампанию против Информбюро с целью отойти как можно дальше от сталинской модели и марксистско-ленинских принципов, сосредоточены на строительстве новой формы социализма. Архивные материалы Агитпропа подтверждают, что в 1949 г. издавались указы об изъятии русских фильмов, снятии спектаклей и изъятии программ художественного чтения из репертуара хорватского кинематографа и театра, хотя еще в 1948 г. соцреализм был официально признанной литературно-художественной доктриной. На Пятом съезде компартии Югославии в 1948 г. он снова был утвержден как официальное направление во всех видах искусства, однако 1949 год принес перемены. Этот год был особенно важным для хорватской литературы, потому что именно тогда, благодаря докладу хорватского литератора П. Шеге-дина «О нашей критике», прочитанному на Втором съезде писателей Югославии, была начата открытая борьба за свободу творчества, за его освобождение от прагматизма и унитаризма (хотя эти призывы звучали еще в 1930-е и в первые послевоенные годы).
В своем докладе Шегедин процитировал слова партийного лидера Э. Карделя о том, что научное творчество — не придаток государственного аппарата, а уж литература — тем более; писатель не только резко осудил шаблонную литературную критику и соцреализм в литературе, но и призвал к тому, чтобы в хорватской литературной жизни
воцарились веселье и счастье, что прежде воспринималось как нечто недостойное. «Почему человека нужно лишить счастья в искусстве? Ради чего?» — спрашивал Шегедин, ведь отказ от счастья уже привел к дегуманизации и обнищанию19. Историки литературы обращают внимание на то, что Шегедин был первым, кто поднял голос против принципа партийности в литературе и критике, однако он мыслил гораздо шире, выступив против любых стереотипов в искусстве, против «практичности», идеологизированного искусства, ограниченного утилитарными задачами, будучи уверен, что в искусстве прагматизм особенно опасен.
Смертоносный удар по унитаризму сталинского типа нанес М. Крлежа в своей исторической речи на Третьем съезде писателей Югославии в Любляне в 1952 г. Писатель подверг сомнению идею и поэтику социалистического реализма, а затем обрушился с критикой на сталинскую концепцию писателя как инженера человеческих душ: «Разве может душа с ее возвышенной метафизической эфемерностью быть программным лозунгом, подлежать научному определению некоего такого технического факультета, как литературно-диалектический факультет сталинского и ждановского социалистического реализма, которым логически предписывается быть материалистическими?»20. Свою речь Крлежа закончил конкретными «напутствиями»: от хорватских писателей он требовал креативности, артистизма, свободы выражения, определив тем самым дальнейшие пути развития национальной литературы. То, что эти пути вели на Запад, особенно в Америку, подтвердили два хорватских литературных критика, А. Флакер и В. Павлетич. Флакер одним и первых признал, что литературный вкус послевоенной Хорватии формировали переводы произведений не только советских писателей, но также немецких и американских, тем самым он подчеркнул значимость американского романа и американской культуры для развития хорватской литературы. Павлетич в своем манифесте «Пусть будет живость!», опубликованном в первом номере загребского журнала «Кругови» в 1952 г., уже во введении упоминает Америку, несколько поверхностный, но привлекательный своим остроумием дух американской культуры — что, конечно, следует понимать как символическое обращение к новым берегам. Эта смена курса, своеобразная победа американской культуры над советской, особенно ярко проявится в 1960-е гг. Если взглянуть шире — налицо своего рода триумф модернизма над (соцреализмом. В то время как партийное руководство еще пыталось идти путем догматического социализма, новое поколение свободомысля-
щих прозаиков делали свое дело, продолжая публиковать анти-соцре-алистическую прозу (П. Шегедин «Божьи дети», 1946; Р. Маринкович «Проза», 1948). В 1950-е гг. всё громче зазвучали голоса модернистов (Маткович, Десиница, Новак, Раос), что, по мысли Флакера, привело к формированию модернистской, а не соцреалистической традиции21. Историк Я. Шидак обращает внимание на еще одно важное следствие послевоенной советизации: хорватская гуманитарная общественность была ограничена в контактах с Западом и изолирована от западноевропейского искусства22.
Перевод как трансляция жанров и сюжетов
В уже упомянутой статье Макуры подчеркивается, что процесс формирования культуры связан с трансляцией жанров и сюжетов. Этот факт значительно расширяет сущность и само понятие перевода. На основе чешско-немецкого примера Макура показал, как одна культура (немецкая) виртуально клонировала себя в другую (чешскую) в течение XIX в.23 Из этого следует, что перевод — это не только транскодирование (перенос) информации с одного языка на другой. Это еще и обмен культурными ценностями. Сторонники культурного трансфера предупреждают, что в процессе переноса информации из одной культурной ситуации в другую любой объект превращается во что-то другое или, по крайней мере, во что-то новое. После того как перевод попадает в иной контекст, он сразу приобретает новое значение. Культурный обмен — это не просто процесс циркуляции идей, но и постоянная их реинтерпретация и переосмысление. То же самое произошло в процессе переноса русско-советской культурной ситуации на хорватско-югославскую.
Сталинскую концепцию искусства в Хорватии пытались навязать всем областям хорватского (и югославского в целом) искусства, однако полученный результат не был одинаков для разных видов искусства. Советизация художественного слова в первые сталинские годы хорватско-югославской истории осуществлялась как на уровне содержания, так и на уровне формы. Историки литературы С. Ласич, С. Просперов-Новак, К. Немец и др. подтверждают, что новая хорватско-югославская литература ХХ в. в начале своего формирования находилась под сильным влиянием сталинской парадигмы, т. е. соцреализма в его наиболее жестком варианте. Новак и Немец в своих капитальных трудах «История хорватской литературы» (2003) и «История хорватского романа с 1945 по 2000 г.» (2003) особенно критически оценивают советизацию хорватской культуры того периода, когда в
искусстве доминировало революционное начало. Неудивительно, что в послевоенные годы литература просто потеряла свое лицо, перейдя к обслуживанию партийных директив: «У искусства теперь новая роль — служение прогрессивным силам, т. е. рабочему классу; искусство стало формой идеологии, а функция литературы сводится к воспитанию и социальной педагогике, распространению в массах злободневных политических идей и лозунгов, идеализированному
" " 24
показу социальной действительности»24.
Литературный соцреализм проявил себя как неудачный культурный трансфер; он был реализован скорее как догма, нежели на уровне поэтики, в итоге после войны хорватская литература произвела на свет всего два соцреалистических романа. Попытка трансфера соцреализма из одной культуры в другую осуществлялась и в изобразительном искусстве. Хотя в хорватском изобразительном искусстве после Второй мировой войны соцреализм был основной формальной парадигмой, что предполагало ярко выраженную антимодернистскую направленность, он, по мнению многих искусствоведов (Л. Колесник, З. Руса, Ж. Кошчевича и др.), не оставил глубокого следа в истории отечественного искусства и не прославился значительными произведениями. Тем не менее соцреализм был определяющим направлением для послевоенного портрета и монументальной скульптуры. Одним из первых послевоенных памятников Хорватии стал Памятник благодарности Красной армии работы А. Аугустинчича (1945), являвший собой символ нерушимых уз, которые связывали Югославию и Советский Союз, и воплощение эстетики соцреализма как высшего художественного образца. И, хотя в целом послевоенная хорватская монументальная скульптура достигнет своих вершин вне советской парадигмы (работы В. Бакича), выполненные по соцреалистическим стандартам памятники нередко встречались и после 1948 г.
Советское кино, безусловно, способствовало развитию хорватско-югославского киноискусства. Именно на примере развития югославского партизанского кино можно увидеть, что «перевод и оригинал связаны друг с другом не взаимозаменяемостью, но взаимодополняемостью»25. В соответствии с новой культурной политикой неприемлемой стала считаться «пошлая» английская и американская продукция, что приводило или к запрету на ввоз, или к тому, что ее «разбавляли» советскими фильмами, импорт которых с каждым годом возрастал. Если в 1945 г. основное место в прокате занимала американская кинопродукция (117 американских фильмов против 47 советских), то затем произошел сдвиг в сторону советского кино — было ввезено и показа-
но 156 советских фильмов. Советомания достигла своей кульминации в 1947 г., когда в прокате было показано 220 советских фильмов и лишь 21 американский. Советский культурный эксперимент в области кино достигает своего пика в 1946 г., когда в Югославии был сделан художественный фильм «В горах Югославии», где Й. Б. Тито сыграл советский актер И. Берсенев. Эту военную партизанскую драму о борьбе югославских партизан и красноармейцев против фашистов снял известный советский режиссер А. М. Роом*. Несмотря на то, что фильм был задуман как первый совместный советско-югославский кинопроект, он превратился в советский фильм на югославскую тему, снятый в Хорватии на русском языке. После 1948 г. отношение к этому фильму в Югославии резко меняется.
Там он был на долгие годы запрещен к показу и почти полностью забыт. Советский актер больше не имел «политического права» играть роль Тито, поэтому, несмотря на то, что лента Роома стала первым полнометражным фильмом в истории социалистической Югославии, пальму первенства отдали партизанскому фильму «Славица» (1947) В. Африча. При этом «Славица» (как и многие другие югославские партизанские фильмы) многое унаследовала от советской драмы. У обоих фильмов не только одна и та же тема — борьба югославских партизан против немецко-фашистских захватчиков во время Второй мировой войны, отражающая дух времени, — но и сходная нарративная модель.Даже имя главной героини в фильме «Славица» взято из советского фильма (там героя зовут Славко Бабич, у Африча же героиня Славица). Славко — воплощение сверхположительного соц-реалистического героя, который совершает чудо — когда фашисты добрались до его деревни, он создает партизанский отряд, присоединившийся к партизанской армии Й. Б. Тито, вместе они побеждают оккупантов. Славица вступает в партизанский отряд и ведет жестокую борьбу с итальянскими оккупантами за освобождение своей родины. Оба героя отдают жизнь за свободу народа, оба идеалисты, способные жертвовать собой и своей личной жизнью ради общего дела. Оба наделены нравственно ориентированным типом сознания. Имена обоих навсегда остаются в памяти народа.
Партизанское югославское кино формируется под очевидным влиянием трансляции жанров и сюжетов советского военного кино. Однако, поскольку культурный трансфер предполагает реинтерпре-
* Роом Абрам Матвеевич (1894-1976) — советский режиссер, киносценарист, лауреат двух Сталинских премий (1946, 1949).
тацию и переосмысление любого перевода, советские сюжеты и заимствования приобрели в югославском кино совершенно новое значение — они стали национальным (оригинальным) жанром. Как констатирует Устинофф, «перевод не является деградировавшей версией оригинала, но [...] дарит ему вторую жизнь»26, т. е. культурные переносы основаны на принципе «постоянной реконтекстуализации»27.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Виноградов В. С. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы). М., 2011. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// samlib.ru/w/wagapow_a_s/vinogradovdoc.shtml
2 Автономова Н. С. Познание и перевод. Опыты философии языка. М., 2008. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://hermeneutik. kemsu.ra/Content/documents/Автономова%20Познание%20и%20перевод. pdf
3 Эко У. Сказать почти то же самое. Опыты о переводе. СПб., 2006. С. 193.
4 Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 507.
5 Burke P. Cultural history as polyphonie history // ARBOR Ciencia, Pensamiento y Cultura. mayo-junio, 2010. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://arbor.revistas.csic.es/index.php/arbor/article/viewFile/815/822.
6 Цит. по: Устинофф М. Роман Якобсон и французская школа перевода // Логос. 2011. № 5-6. С. 47.
7 Espagne M. Les transferts culturels franco-allemands. Paris, 1999.
P. 21.
8 Творогов О. В. Литература Древней Руси. М., 1981. С. 14.
9 Галеева Н. Л. Перевод в культуре: уточнение статуса и понятий // Критика и семиотика. 2006. Вып. 9. С. 24.
10 Жилко Б. К проблеме межкулътурного перевода // Пограничные феномены культуры. Перевод. Диалог. Семиосфера / ред. Т. Д. Кузовкина, И. А. Пильщиков, Н. В. Поселягин, М. В. Трунин. Таллин, 2011. С. 46.
11 Трубецкой Н. С. Европа и Евразия, 2017 [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://books.google.hr/books?id=MKaBgAAQBAJ&pg=P T258&lpg=PT258&dq=Трубецкой+язык+связывает+славян&source=bl&o ts=mbC8S_nLcu&sig=c2wunZOglfHAOcUf4Td 2k_kHyEs&hl=hr&sa=X&v ed=0ahUKEwicrMCEtNnXAhUkGZoKHcwtAZkQ6AEILjAC#v=onepage& q=Трубецкой%20язык%20связывает%20славян&f=false
12 Галеева Н. Л. Указ. соч. С. 30.
13 Берман А. Испытание Чужим. Культура и перевод в романтической Германии // Логос. 2011. № 5-6. С. 96.
14 Паперный В. З. Культура Два. М., 2016. С. 60-72, 72-100, 217-237.
15 Macura V. Culture as translation // Translation, history and culture. London, 1995. P. 71-78.
16 Здесь и далее перевод автора статьи.
17 Цит. по: Dedijer V. Dnevnik. T. 2. Beograd, 1970. C. 95.
18 Avtonomova N. Traduction et création d'une langue conceptuelle russe // Revue philosophique de la France et de l'étranger. T. 130. № 4. Р. 548.
19 Segedin P. O nasoj kritici. Nacrt referata za II. Kongres Saveza Knjizevnika Jugoslavije // Republika. 1950. № 1. S. 4.
20 Krleza M. Govor na kongresu knjizevnika u Ljubljani // Krleza M. Sabrana djela. Zagreb, 1963. T. 22. S. 29.
21 Flaker A. Hrvatska knjizevnost prema avangardi i socijalno angaziranoj knjizevnosti // Flaker A., Pranjic K. Hrvatska knjizevnost u eu-ropskom kontekstu. Zagreb, 1978.
22 Sidak J. Studije iz hrvatske povijesti za revolucije 1848-1849. Zagreb, 1979.
23 Macura V. Culture as translation... P. 71-78.
24 Nemec K. Povijest hrvatskoga romana od 1945. do 2000. godine. Zagreb, 2003. S. 6.
25 Устиноф М. Роман Якобсон и французская школа перевода // Логос. 2011. № 5-6. С. 48.
26 Там же. С. 40.
27 Там же. С. 48.
I. Perusko-Vindaijevic Translation as cultural transfer: The reputation of Soviet literature in Croatia after the war
The article studies problems of translation through the concept of cultural transfer that interprets translation as an instrument of communication and intercultural dialogue. Peculiarities of functioning of a translation between cultures are studied basing on the example of Sovietisation of Croatian Yugoslav literature and culture after WWII in the years 1945-1948.
Keywords: cultural transfer, intercultural dialogue, translated literature, Sovietization, Croatian Yugoslav culture, translation.
