CC BY
304
Н.С.Олизько
— доктор филологических наук, профессор кафедры теории и практики английского языка Челябинского государственного университета
ПАРАТЕКСТ ВИКТОРА ПЕЛЕВИНА
АННОТАЦИЯ. Паратекстуальность выступает эффективным средством реализации индек-сальных связей таких частей произведения, как заглавие, подзаголовок, эпиграф, предисловие, послесловие и примечания, образующих сеть множественных пересечений по ряду оснований в соответствии с фрактальными моделямиризомы и древа. Паратекстовые элементы организуют сложное многомерное образование индексально-метонимического характера: паратекст представляет основной текст как некоторая часть — целое.
Paratextuality is an effective means of title, subtitle, epigraph, preface, epilogue and footnote indexi-cal connections ’ realizations that create a network ofplural intersections on the basis of some evidence in accordance with rhizome and tree fractal models. Paratextual elements organize a compound multilateral indexico-metonymic creation: paratext represents the main one as some part — the whole.
Паратекстуальность выступает эффективным средством реализации индексальных связей в околотекстовом рамочном пространстве. Рамка текста состоит из начала и конца произведения. Начало текста может включать в себя следующие составляющие: имя автора, заголовок, подзаголовок, содержание, посвящение, эпиграф, предисловие/введение.
Анализируя предисловие, введение и другие предваряющие чтение тексты, Ж. Деррида отмечает их специфическую роль: «представлять текст читателю, делать его зрительно осязаемым (visible), прежде чем он будет прочитан (lisible)» [1. С. 139]. Конец текста может включать оглавление, авторское послесловие, примечания, комментарии.
Французский ученый Ж.Женетт предлагает более широкую трактовку паратекста, выделяя перитекст («вокруг текста») и эпитекст («вокруг книги»). Перитекст включает элементы, непосредственно прилегающие к художественному произведению (имя автора, заголовок, подзаголовки, эпиграф, предисловие, посвящение и др.). Эпитекст обозначает те речевые жанры, которые находятся за пределами книги, но интертекстуально связаны с ней. Это эпитекст публичного характера, в частности, издательский эпитекст (интервью и беседы по поводу изданной книги) и частный эпитекст (переписка, личный дневник) [5].
В рамках данной статьи анализируются паратекстовые элементы, появление которых обусловлено диалогической природой художественного произведения, организующие сложное многомерное образование индексально-метонимического характера: паратекст представляет основной текст как некоторая часть — целое. С одной стороны, основной текст и паратекстовые составляющие рассматриваются как единство — произведение с единой структурной и семантической организацией и общим целевым назначением, которому подчиняются частные цели единиц паратекста. С другой стороны, это самостоятельные тексты, расположенные на разных уровнях в иерархии «текст — паратекст», организация которых осуществляется по принципу бифуркационного развития фракталоподобных древовидных и ризоморфных структур.
Паратекст как разветвленная многоуровневая модель самоподобного развития сложного целого, состоящего из многих частей (фрактальные модели древа и ризомы), выполняя функции убеждения и оценки, в явной или имплицитной форме влияет на читателя, формируя и изменяя оценку текста до/после его активного прочтения. Проиллюстрируем изложенные выше положения примерами из произведений В.Пелевина.
Одним из значимых компонентов в структуре паратекста является имя создателя произведения. Мы не согласны с точкой зрения тех, кто считает, что знакомство с произведением начинается с заголовка. На формально-содержательном уровне произведения имя автора выступает первичным сигналом о принадлежности данной книги к определенному литературному направлению, жанрово-тематическому канону. «Подпись, подобно тире или дефису, расширяет пространство текста. Имя автора работает как бы в двух направлениях. С одной стороны, имя “присваивает” себе текст, а с другой стороны, текст “экспроприирует” имя автора, составляя с ним неразрывное целое» [1. С. 150].
Виктор Олегович Пелевин (род. в 1962 г.) — современный российский постмодернист, книги которого переведены на многие языки мира, включая японский и китайский; пьесы по его рассказам с успехом идут в театрах Москвы, Лондона и Парижа. French Magazine включил Виктора Пелевина в список 1000 самых значимых современных деятелей мировой культуры.
В.Пелевин, автор 8 романов, 7 повестей, более 50 рассказов, эссе и стихов, является лауреатом многочисленных премий, таких как «Великое Кольцо-90» за рассказ «Реконструктор», «Золотой шар-90» за повесть «Затворник и Шестипалый», «Великое Кольцо-91» за повесть «Принц Госплана», Малая Букеровская премия 1992 г. за сборник «Синий фонарь», «Великое Кольцо-93» за рассказ «Бубен верхнего мира», «Бронзовая улитка-93» за роман «Омон Ра», «Интерпресскон-93» за роман «Омон Ра», «Интерпресскон-93» за повесть «Принц Госплана», «Странник-95» за эссе «Зомбификация», «Странник-97» за роман «Чапаев и Пустота», «Немецкая литературная премия имени Рихарда Шенфельда» за роман «Generation П» (2000 г.), «Нонино-2001» (Зальцбург) как лучший иностранный писатель, «Национальный бестселлер-2003» за роман «ДПП (НН)», «Премия Аполлона Григорьева-2003» за роман «ДПП (НН)», «Большая Книга 2007» за роман «Empire V».
Творчество Виктора Пелевина, вызывая диаметрально противоположные оценки в критике, ярко и самобытно репрезентирует состояние современной русской литературы, с одной стороны, и своеобразие постмодернистских культурных традиций мировой литературы — с другой.
Предтекстовая единица паратекста, или заголовок (заглавие, название), обладает относительной автономностью (автосемантией), но вместе с тем он неотделим от текста и представляет собой контекст основного текста, как некоторая часть — целое, по принципу метонимии. Важность информации заглавия определяется его способностью раскрыть содержательный план всего произведения. При этом актуальны имеющиеся общие фоновые знания писателя и читателей, опираясь на которые автор посредством целенаправленного отбора языковых единиц для заголовков намеренно воздействует на реципиента.
На многозначности, порождаемой игрой значений составляющих единиц, построен заголовок мистической книги В. Пелевина «Empire V», повествующей о жизни вампиров. «Empire V» переводится автором на русский как «Ампир В» и при перестановке одной бу -квы превращается в «В Ампир». При этом заголовок может быть прочитан и как «Пятая империя» (явный историко-политический намек), что находит подтверждение в тексте романа, когда речь заходит об «империи», которую на Земле построили вампиры вслед за «Третьим Рейхом» и « Четвертым Римом глобализма». Нелинейный характер восприятия одной и той же единицы паратекста свидетельствует о ризоморфном развитии заголовочного фрактала в контексте произведения.
Оглавление, или содержание, мы предлагаем рассматривать как паратекст, прагматическая установка которого заключается в том, чтобы отрезюмировать содержательно-факту-альную информацию через названия глав, составляющих произведение. Если оглавление предваряет основное повествование, мы можем говорить о проспекции, конструктивном приеме, используемом, согласно И.РГальперину, «для предуведомления адресата о том, какая информация и в какой последовательности ожидает его в процессе чтения произведения» [2. С. 120]. В случае, когда содержание заключает роман, можно говорить о ретроспекции, позволяющей восстановить в памяти читателя информацию об отдельных частях произведения. В рамках лингвосинергетического подхода оглавление выступает отправной точкой развития произведения, инициирующей самоподобную организацию последнего посредством так называемого «ветвления» романного древа.
Своеобразие произведений В.Пелевина состоит в особом способе нумерации разделов. Например, в повести «Желтая стрела», повествующей о поезде, идущем из ниоткуда в никуда, предлагается обратный порядок представления глав — с 12 по 0, символизирующий «движение» главного героя внутри локомотива «Желтая стрела», который в конце концов покидает поезд, получая «билет» в новую жизнь. В романе «Числа» ризоматическое именование глав числами, следуемыми друг за другом в «хаотическом порядке» (ср. I, 17, 43, 34, 34, 34, 43, 34, 69, 34, 66, 29, II, 100, 3, 34, 43, 43, 10 000, ЗЧ, 34, 0034, 52, 77, 11, 34, 43, 43, 34, 5, 43, 360, 60), иронически сравнивается с движением «броуновских частиц».
Следующим элементом авторского паратекста выступает предисловие — текст пояснительного, критического характера, который предваряет какое-либо произведение, указывает на то, что представляет собой сообщение по жанру и цели, объясняет критерии выбора материала. Диалектика предисловия, по мнению Ж.Деррида, состоит в том, что оно, с одной стороны, «представляет читателю текст, который является как бы результатом прошлого, чего-то свершившегося. Внешне текст увязывается с планом настоящего, где всемогущий автор владеет им как собственным творением. Но, с другой стороны, писатель представляет данный текст как явление, относящееся к будущему, то, что еще предстоит прочесть его читателю» [1. С. 186]. Именно приставка пре- в предисловии делает смысловой акцент на предваряющее знакомство с произведением, где первоисточник (текст) оценивается с различных точек зрения.
Основными лингвистическими характеристикам предисловия выступают:
• непосредственная и постоянная апелляция к адресату;
• авторская интенциональность;
• аргументативный характер развертывания текста;
• объективно-субъективный способ организации информации.
Самоописание назначения и формы представления каждого рассказа, входящего в сборник, в рамках предисловия как фрактальной модели организации целого текста формирует у читателя соответствующие ожидания и дает ориентиры для интерпретации сообщаемого.
Авторский паратекст В.Пелевина, как правило, содержит не только предисловие, но и эпиграф — прецедентное высказывание, устанавливающее индексально-метонимические отношения фрактального подобия принимающего текста и текста-источника. Это своего рода ключ, помогающий читателю не только глубже проникнуть в содержание произведения, но и постичь то, что автор хотел сказать между строк. Роман «Чапаев и Пустота», например, открывается квазиэпиграфом, сочиненным самим В.Пелевиным, но приписанным Чингиз-хану.
Глядя на лошадиные морды и лица людей, на безбрежный живой поток, поднятый моей волей и мчащийся в никуда по багровой закатной степи, я часто думаю: где Я в этом потоке?
Чингиз-хан
Подобная переадресация, отсылающая не к конкретному тексту-источнику, а к так называемому «пространству пустоты», позволяет писателю решить сразу несколько задач. Во-первых, приписывание авторства высказывания великому полководцу заставляет воспринимать эти слова буквально, поскольку он действительно мог руководить движением огромных масс людей, что дает возможность завуалировать содержащийся в эпиграфе глубокий философский смысл. Во-вторых, данная квазицитата оформляет смысловую систему координат как «метафизическую географию» романа, подготавливая появление в тексте Внутренней Монголии — мистического места «внутри того, кто видит пустоту» [3. С. 292]. В-третьих, предваряющее текст высказывание о «безбрежном живом потоке, поднятом волей и мчащемся в никуда» имплицитно описывает мир как пространство собственного ума, «как воли и представления», по выражению А.Шопенгауэра, формулируя основной вопрос писателя о местонахождении субъекта в реальности, являющейся проекцией его собственного сознания. Другими словами, эпиграф, выступая фракталоподобной репрезентацией всего произведения, подчеркивает, что перед нами текст о внутренней жизни, которая ради наглядности изображения представлена как жизнь внешняя, как своеобразное странствие героя в глубинах собственного сознания в поисках самого себя.
Данная идея находит подтверждение в приписанном тибетскому ламе Урган Джамбон Тулку Седьмому предисловии, представляющем собой критическую рецензию на роман «Чапаев и Пустота». Игровое начало и установка на принципиальную «недооформлен-ность» текста акцентируют внимание на процессе создания произведения. Так выясняется, что существует несколько вариантов заглавия, первый из которых дублирует название фурмановского романа о Василии Чапаеве. Второй — «Сад расходящихся Петек» — отсылает читателя к борхесовскому тексту и подчеркивает идею ветвления времени (действие романа В. Пелевина, как известно, происходит в нескольких временных измерениях). Тре -тий вариант — «Черный бублик» — непосредственно выражает основную идею романа — пустоту самобытия, которая в данном случае репрезентируется как пустота в центре бублика. Вариативность названия, заявленная в выступающем фрактальной моделью организации всего произведения предисловии, не только позволяет обратить внимание читателя
на ключевые для понимания текста идеи, но и наглядно реализует постмодернистское положение об относительности и конвенциональном характере любой истины.
Текст комментария, занимающего промежуточное положение между паратекстуальностью и метатекстуальностью, состоит из послетекстовых примечаний, каждая единица которых нумеруется и отсылает к идентичному номеру в сноске. Нумерация является формальной скрепой текста и комментария к нему, что позволяет говорить об основном тексте и паратексте как «едином речевом произведении». Не случайно М. Фуко называет язык комментария вторым языком, языком толкования, учености, который может заставить «заговорить и привести, наконец, в движение спящий в них (комментариях) язык» [4. С. 112].
Между нумерацией сносок в тексте и примечаниями устанавливается отношение референции, соотнесенности. В осуществлении референции участвуют поясняемые единицы текста и их актуализаторы. Актуализаторами выступают цифры-пометы, отсылающие к примечанию. В подобном случае мы можем говорить об интродуктивной референции, связанной с прагматическим фактором, в терминах Н.Д. Арутюновой. По отношению к фонду знаний автора и его адресата цифра-помета при комментируемом слове проспективно соотносит это слово с предметом референции, известным только адресанту.
Можно выделить следующие уровни комментирования:
• Лексико-грамматический, предполагающий комментирование словаря, лексико-морфологического облика слова, различных случаев семантического изменения слов. К данному уровню относятся многочисленные примеры перевода слов и выражений с английского языка на русский, встречающиеся в произведениях В.Пелевина.
Что называется, in the eye of the beholder1.
1В глазах смотрящего.
• Когнитивный уровень, предполагающий комментирование того лексикона, который связан с тезаурусом автора как языковой личности (фразеологические единицы, клише, символы, игра слов).
• Известная фраза Фридриха фон Шлегеля^^т gebildetes, kunstliches Chaos ”.
• Прагматический, или мотивационный, уровень, предполагающий комментирование замысла автора, прецедентных текстов.
• Нью-Йорк Таймс от 6 января 1991 года пишет: «Это поколение потерянной книги».
Чтение комментария всегда осуществляется параллельно с комментируемым текстом. Комментарий при этом способствует читательскому пониманию, но не заменяет его активной позиции в процессе чтения. За читателем остается право выбора чтения двумя способами: либо параллельное чтение основного текста и примечаний к нему, либо чтение самого текста произведения с последующим обращением (или необращением) к примечанию.
Кроме авторского паратекста существует и так называемый «издательский паратекст». Для решения проблемы адекватного прочтения произведения, отдаленного во времени и сложного в информативно-культурном плане, возможно обращение к таким видам паратекста, как издательская аннотация, читательский адресат издания, введение, предисловие, примечания, комментарии. Фактически речь идет о научно-вспомогательном аппарате издания.
Остановимся более подробно на издательской аннотации, «помещаемой в издании на обороте титульного листа, последней сторонке обложки, переплета, клапане суперобложки»
[1. С. 207]. Аннотация на четвертой странице обложки — это коммуникативная единица в структуре произведения, направленная на установление контакта с адресатом. Вместе с тем, эта составляющая безличностна, имперсональна, поскольку читатель-адресат мыслится в подобных случаях предельно широко: один текст обращен к множеству адресатов одновременно и разновременно. При этом нельзя не учитывать рекламный характер издательской аннотации, представляющей оценочный комментарий, показывающий аннотируемое произведение в максимально благоприятном свете для потенциального читателя.
Издательский паратекст произведений В.Пелевина, как правило, ограничивается определением жанровых характеристик (ср. «Empire V» — повесть о настоящем сверхчеловеке, «Шлем ужаса» — креатифф о Тесее и Минотавре, ДПП (НН) — Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда, П 5 — прощальные песни политических пигмеев пиндостана) или формулированием иронических замечаний, напоминающих авторскую самокритику.
Предупреждение: Книга написана с применением технологий боевого НЛП ПРАВДА ЖИЗНИ В КАЖДОМ СЛОВЕ!
(Гарантия распространяется на каждое слово, но не относится к сочетаниям слов в количестве от двух и больше, независимо от частей речи, членов предложения, падежей, склонений, других грамматических форм или языковых признаков, а также места в тексте и порядка прочтения.)
«Афтар лжжот. Имхо КГ/АМ, прости Господи I»
User UGLI ббб
«Смиялсо. Афтар пеши есчо».
User Theseus
Завершая изучение паратекста как средства убеждения и оценки, в явной или имплицитной форме влияющего на адресата и способствующего адекватному пониманию произведения, подчеркнем, что реализация индексальных связей в околотекстовом рамочном пространстве образует сеть множественных пересечений по ряду оснований в соответствии с фрактальными моделями древа или ризомы, демонстрирующими многоуровневую организацию постмодернистского художественного дискурса.
ЛИТЕРАТУРА
1. Викулова Л.Г. Паратекст французской литературной сказки: прагмалингвистический аспект: Дис. ... д-ра филол. наук. Иркутск, 2001.
2. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.
3. Пелевин В.О. Чапаев и Пустота. М., 2009.
4. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / Пер. с фр. и вступ. ст. Н.С.Автономовой. СПб., 1994.
5. Genette G. Paratexts: Thresholds of Interpretation / Trans. by J. E. Lewin. Cambridge, 1997.
