CC BY
183
Тамары», «говорил секретарь») - все это лишь частная материализация всеобщей неразберихи, нагромождения бессвязных явлений в мире. Набоков, как Достоевский, создает особую композицию, рисуя одинокую человеческую фигуру в большом, непонятном и страшном мире. Может показаться, что так определены «личность» и «среда» ее обитания (так узко, кстати, толковались романы Достоевского).
Между тем, в творчестве русского классика и художника ХХ в. проставлены другие акценты. Все зарисовки улицы, комнаты, лестницы насыщены символикой мертвенности, холодности, отчужденности от людей городской реальности как показательного проявления бессмысленного сущего. Герои Достоевского сначала даже не осознают значение этого губительного миропорядка, а когда их мысль пробуждается, то чаще она направляется к внутренним запросам человека. Но сами эти запросы обусловлены общим состоянием разрушенной жизни. У Набокова герои гораздо яснее представляют себе смысл происходящего распада.
Литература
1. Берберова Н. Набоков и его «Лолита» // В. В. Набоков: pro et contra. - СПб.: РХГИ, 1976.
2. Булгаков С.Н. Соч.: В 2 т. - М.: Наука, 1993 . - Т. 1.
3. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. - Л., 1972-1988.
4. Короленко В.Г. Современная самозванщина // Короленко В.Г. Полн. собр. соч. - СПб, 1914. - Т.3.
5. Лосский Н.О. О природе сатанинского ума // О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли. - М.: Книга, 1990.
6. Мережковский Д.С. Лев Толстой и Достоевский. Вечные спутники. - М.: Республика, 1995.
7. Мочульский К.В. Гоголь. Соловьев. Достоевский. - М.: Республика, 1995.
8. Соловьев В.С. Литературная критика. - М.: Современник, 1999.
9. Соловьев В.С. Три разговора. - СПб., 1904.
10. Набоков В.В. Лекции по русской литературе. - М.: Независимая газета, 1996.
11. Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. - М.: Правда, 1990. - Т .3.
Горковенко Андрей Евгеньевич, доцент кафедры литературы Забайкальского государственного университета, кандидат филологических наук.
Тел.: +7-9242704211; e-mail: [email protected]
Gorkovenko Andrey Evgenyevich, associate professor, department of literature, Zabaikalsky State University, сап^(Ме of philological sciences.
УДК 82-1
© Т.В. Затеева, Т.Р. Ленхобоева
Особенности рецепции романа И.С. Тургенева «Новь» в отечественном литературоведении второй половины XX в.*
Рассматриваются основные тенденции и пути критического восприятия романа И. С. Тургенева «Новь» в отечественном литературоведении второй половины XX в.
Ключевые слова: Тургенев, роман «Новь», рецепция, критика.
T.V. Zateeva, T.R. Lenkhoboeva
Reception features of the novel 'Virgin Soil' by I.S. Turgenev in the Russian literature study of the 2nd half of the XX century
The article reviews the main tendencies and ways of critical perception of novel by I.S. Turgenev 'Virgin Soil' in the Russian literature study of the 2nd half of the XX century.
Keywords: Turgenev, the novel «Virgin Soil», reception, criticism.
Последний роман И.С. Тургенева «Новь» был опубликован в первой и второй книгах журнала «Вестник Европы» за 1877 г. Как и предыдущие романы писателя, он явился еще одним откликом на события современной русской действительности. В России 1870-х гг. таким значимым явлением, без-
* Статья выполнена при поддержке гранта ФГБОУ ВПО «Бурятский государственный университет» по проекту 2014-03 «Электронный аннотированный указатель полевых фольклорных материалов кафедры русской литературы»ю
условно, было народничество, к которому, не примыкая организационно, проявляли сочувствие многие известные писатели того времени. Сам Тургенев в дни работы над романом писал Я.П. Полонскому: «Ни одно из моих больших произведений не писалось так скоро, легко (в 3 месяца) - и с меньшим количеством помарок... Идея у меня долго вертелась в голове, я несколько раз принимался за исполнение - но, наконец, написал всю штуку, как говорится, сплеча» [Тургенев, т. 13, с. 73].
Отзывы о романе не были столь многочисленными, как это было с предыдущими произведениями писателя. Качественно новый этап в интерпретации романа «Новь» начался во второй половине XX в. Одним из первых тургеневедов этого периода высокую оценку роману дал С.М. Петров [Петров], чья рецепция носила глубоко новаторский, многоаспектный характер и была сосредоточена на выявлении общественно-политического контекста и определении художественного своеобразия романа, создании типологии героев и поиске интертекстуальных связей с произведениями как самого Тургенева, так и современных ему авторов.
Безусловным достоинством исследования С.М. Петрова является его отчетливая структурированность: оно включает в себя творческую историю создания произведения, раскрытие содержания на основе анализа системы образов и, наконец, отзывы современников. Это позволило автору осуществить научный поиск одновременно в двух направлениях: во-первых, проследить тенденции развития народнического движения, которые в своем романе отразил писатель; во-вторых, провести литературные параллели с предыдущими произведениями Тургенева и тем самым определить черты его творческой эволюции.
Признавая близость романа к народничеству 1870-х гг., ученый заметил: «В индивидуальных обликах, в судьбах и отношениях героев романа Тургенев стремится передать различные течения и тенденции народнического движения» [Петров, с. 402], включавшие и народовольческую деятельность Нечаева, и бакунинское и лавристское направление в народнической пропаганде. В этом смысле новое произведение Тургенева совпало с рядом романов, созданных в эти и последующие годы писателями-народниками, и посвященных деятельности интеллигентов-семидесятников. По замечанию Т.В. Затеевой, проблематика романов «героической личности» (определение автора) оказалась напрямую связана с характерными для всей русской литературы XIX в. тенденциями. Писатели-народники стремились не только исследовать социальные основы русской жизни, выявить закономерности влияния социальных проблем на нравственное состояние общества, но также художественно обосновать формирование новой этики, связанной с созданием новых концепций личности. Так, народническая художественно-философская концепция личности определила круг основных проблем в жанровом содержании народнического романа: проблему личности и связанную с ней проблему героя времени, проблему человека и общества, проблему путей развития русского общества [Затеева, с. 180].
Новаторской чертой рецепции С.М. Петрова является, по нашему мнению, тезис ученого о смене писательского пафоса в изображении героев: в отношении одних персонажей преобладает комическое начало, в отношении других - героический. Так, например, комично изображено в романе поведение Сипягиной в церкви, наглядно демонстрирующее разрыв между господами и простым народом. Драматический пафос образа Маркелова оттеняет трагическое начало в изображении личности и судьбы Нежданова. Героическое начало доминирует в образе главной героини, аккумулировавшей, по мнению С.М. Петрова, в своем облике черты других тургеневских девушек: «Пробуждение Натальи, сознание нравственного долга и необходимости жертвы у Лизы, разрыв со всем окружающим и смелый шаг к свободе у Елены - все сложилось в новом - революционном - качестве в личности и судьбе Марианны» [Петров, с. 491]. Однако последующее рассмотрение ученым образа Марианны исключительно в свете преобладающего в ее облике революционного начала, на наш взгляд, обеднило его восприятие в целом.
Неоспоримым достоинством рецепции С.М. Петровым последнего романа Тургенева явился диалектический взгляд на проблему идейной эволюции писателя. В частности, обстоятельно анализируя образную систему романа, исследователь пришел к выводу о том, что Тургенев уже перестал питать иллюзии на прогрессивную роль русского либерального дворянства, и создал новых героев, представителей купечества, дополняющих «темное царство» А.Н. Островского.
Интересная по замыслу интерпретация романа «Новь» была предложена Г.А. Бялым, который сделал ряд ценных научных замечаний, впоследствии плодотворно разработанных другими тургене-ведами. Первое и, на наш взгляд, самое важное замечание ученого связано с выявлением фаталистических мотивов в романе, позволяющих рассматривать его на экзистенциональном уровне. Фаталистические мотивы, как полагает Г.А. Бялый, характерны не только для главного героя, но и других
персонажей романа. При этом ученый особо выделяет «физиологический» фатализм Нежданова, являющийся наследственным: «На протяжении всего романа Тургенев стремится показать, что психофизиологические особенности натуры Нежданова, определенные наследственностью, лишили его той силы воли, твердостью духа и веры, которые ему были необходимы для подчинения воли других людей» [Бялый, с. 224]. Фатализм Маркелова ученый связал с его любовными и житейскими неудачами, а фатализм Машуриной - с ее физической непривлекательностью и неразделенной любовью к Нежданову. По мнению Г.А. Бялого, изображение героев с позиций «физиологического» фатализма может быть понято исключительно в свете авторского намерения акцентировать внимание на неизбежности трагической неудачи их жизненного дела. Подтверждение этому суждению исследователь обнаружил в творческой истории создания романа и либеральных воззрениях писателя.
Второе замечание Г.А. Бялого было связано с изучением проблемы русской ментальности в романе. В частности, рассматривая взгляды писателя, ученый как бы задался вопросом: «Выражают ли герои «Нови» при всей своей трагической неудачливости «русскую суть»? Отвечая на него, в целом, положительно, автор рецепции правомерно сослался на наличие у героев «Нови» таких подлинно национально-русских черт, как духовная сила и настойчивость, готовность и способность к жертвенному служению, безусловная честность и горячая любовь к родине. Действительно, упрекая своих героев-народников в незнании народа, в непонимании нужд и чаяний крестьянства, писатель в то же время не мог не относиться к ним «сердечно». Однако будущее страны, как полагает Г.А. Бялый, в романе связано с образом разночинца «нереволюционного толка» Соломиным, который еще не обрел «полной ясности», пока это «искомая сила»: «Из числа действующих лиц романа, обладающих внутренней душевной жизнью, он исключен самой манерой изображения и превращен в условную фигуру программного назначения» [Бялый, с. 231].
Третье замечание ученого, оказавшее безусловное влияние на современное тургеневедение, касалось вопроса об эволюции романистики писателя, который уже рассматривался в отечественном литературоведении. Еще Л.В. Пумпянский говорил о распаде романного жанра, который начинается с «Дыма» [Пумпянский]. Заметим, что позднее В.М. Маркович «классическими романами» Тургенева также назовет только первые четыре [Маркович]. По нашему мнению, новизна концепции Г.А. Бяло-го определяется тезисом об эволюционном характере романного творчества писателя, представляющим собой круговой процесс и обусловленный поиском Тургенева настоящего героя. В романе «Ру-дин» поиски героической натуры еще только начинались, в романе «Новь» они были завершены. Г.А. Бялый целенаправленно сближает эти два романа, в основе которых, как он полагал, лежит главное противоречие эпохи - между исторической несостоятельностью героя и исторической значимостью самого факта его появления в жизни. Таким образом, резюмирует исследователь, Тургенев начал и завершил деятельность в качестве романиста одним типом - трагического неудачника: «Крайние точки в эволюции тургеневского романа сблизились, и круг его романного творчества замкнулся» [Бялый, с. 235].
Компаративистская направленность работы Г.А. Бялого проявилась в последовательном выявлении творческих взаимосвязей И.С. Тургенева с Н.В. Гоголем, А.Н. Островским, Н.С. Лесковым, М.Е. Салтыковым-Щедриным и Ф.М. Достоевским на уровне художественного стиля и метода, особенностей авторской манеры повествования, тем и мотивов произведений. Возможно выделение, наряду с ориентированностью исследователя на системный подход, в котором главными компонентами являются система образов, выявление национальной ментальности в характерах героев, еще и установок Г.А. Бялого, связанных с эволюцией писателя, его творческими связями с предшественниками и современниками.
Проблема творческих связей на материале романов И.С. Тургенева в 1980-е гг. была подробно исследована Г.Б. Курляндской. Известно, что сам писатель питал восторженное отношение к творчеству Н.В. Гоголя. Об этом он, в частности, писал в «Литературных и житейских воспоминаниях»: «Я жаждал видеться с человеком, творения которого я чуть не знал наизусть. Нынешним молодым людям даже трудно растолковать то обаяние, окружавшее тогда его имя» [Тургенев, т. 14, с. 65].
Как верно отмечает Г.Б. Курляндская, звеном, связывающим писателей, является их мировоззрение, в основе которого лежат любовь к России и постоянные размышления о ее будущем. Это чувство историзма, проявлялось в их произведениях по-разному, однако, по замечанию исследователя, именно «Гоголь с его вниманием к мелочным, обыденным, раздробленным и холодным характером явился опорой для Тургенева в критическом изображении поместного дворянства» [Курляндская, с. 54]. По наблюдениям Г.Б. Курляндской, Тургенев близок Гоголю, прежде всего, сатирическими тен-
денциями своего творчества, особенно характерными для его последних романов, в которых он так же, как и Гоголь, развенчивал «мертвые души» помещичьего класса. В романе «Новь» сатира проявляется, прежде всего, в изображении антиподов главных героев - Сипягина и Калломейцева, в сатирической заостренности сцен идеологической схватки между героями, которая связана «с открытым заявлением ненависти к врагу» [Курляндская, с. 59]. На основании проведенного анализа исследователь пришел к выводу об умении Тургенева запечатлевать социально-типическую сущность представителей власти в сатирической портретной зарисовке, в речевой характеристике персонажей: Калло-мейцев на вопрос Сипягиной, почему он, говоря по-русски, употребляет так много французских слов, отвечает: «. я признаю язык российский, язык указов и постановлений правительственных; я дорожу его чистотой! Перед Карамзиным я склоняюсь! Но русский, так сказать, ежедневный язык разве существует.» [Тургенев, т. 9, с. 172].
Представляется убедительным замечание исследователя об оттенках комического в последнем романе Тургенева: ему одновременно присущи и сатирическое изобличение угнетателей народа, и печальная насмешка над друзьями народа, лишенными чувства действительной жизни. Писатель, разоблачая народнические представления о социалистической настроенности русского крестьянина, по мнению ученого, активно использовал иронию. При этом стилевой особенностью Тургенева Г.Б. Курляндская называет именно органическое соединение сатиры с лирическим пафосом, проявление которого она убедительно продемонстрировала на примере тех героев, духовность которых оттеняется пошлостью окружающей среды. Однако, как полагает автор, социальное окружение тургеневского героя, в отличие от гоголевских персонажей, не является причиной его общественной несостоятельности.
Размышляя об органическом характере соединения сатирического и лирического начал в пафосе произведений двух писателей, пальму первенства исследователь безоговорочно отдал автору «Мертвых душ». Свое предпочтение Г.Б. Курляндская аргументировала тем, что сатирически обрисованным повседневным характерам Гоголь противопоставлял лирический образ автора, в то время как Тургенев сближал позиции повествователя, нередко являвшегося у Тургенева носителем критического начала, и героев, изображенных в сатирическом ключе.
Проведенное Г.Б. Курляндской компаративистское исследование представляется значимым, прежде всего, потому, что в нем при сравнении творческих подходов разных писателей были выявлены индивидуальные особенности поэтики и стиля каждого из них в отдельности.
Из работ 1970-х гг. отметим также первое издание монографии Г.Э. Винниковой «Тургенев и Россия. В третье, переработанное издание, вышедшее в 1986 г., исследователь на основании новых архивных данных внес ряд важных уточнений. Так, рассматривая роман «Новь» с позиций социологического метода, Г.Э. Винникова с характерной для ее стиля повышенной эмоциональностью утверждала, что он представляет собой оригинальное социологическое исследование, в основе которого лежит политическая идея [Винникова, с. 296]. Идеологический пафос интерпретации романа особенно ярко проявился в ряде характеристик героев: о Нежданове - «он чувствовал себя обиженным и оскорбленным», «пасынок в революционной среде»; о Соломине, образу которого Г.В. Винникова дала высокую оценку, - «крепкий, здоровый, умный и трезвый разночинец», «умный и прозорливый, волевой и мужественный»; о Марианне - «мужественная и стойкая», «прекрасная, свободная душа, ищущая единственного счастья - трудиться на благо народа»; о мусье Франсуа - «оборотень», «болезненно тщеславен и безгранично властолюбив», «страшный человек».
Также характерной чертой исследования Г.Э. Винниковой явились постоянные ссылки на суждения философа П.Л. Лаврова и других идеологов народничества, на переписку с ними писателя, повышающие научную новизну работы. Кропотливая архивная работа позволила ученому выявить ряд прототипов, с которых были написаны портреты Сипягина и Калломейцева, - это известные чиновники того времени П. А. Валуев, А. А. Абаза, М.Н. Лонгинов, Н.М. Жемчужников и др. Также Г.Э. Винникова высказала заслуживающее внимания предположение, что прототипом Соломина, которого, вслед за Г.А. Бялым, она называет «программным» героем, явился сам Тургенев: «Писатель, как и его герой, всегда чем мог помогал всем, кто нуждался в его помощи, а в своей деревне, кроме школы, он построил богадельню, назначил пенсии престарелым спасским крестьянам, заботился об организации медицинской помощи больным: покупал лекарства, приглашал врача» [Винникова, с. 311]. Заметим, что кропотливая текстологическая работа, проделанная ученым, явилась важным этапом в понимании истории создания романа.
Среди работ 1980-х гг. о последнем романе писателя особое место заняла монография Н.Ф. Будановой «Роман И.С. Тургенева «Новь» и революционное народничество 1870-х гг.». Значение этого исследования заключается, на наш взгляд, в системном анализе последнего романа писателя: характеристике черновой и окончательной редакций романа; анализе нелегальной народнической печати (журналов «Время» и «Набат»), являющейся, по мнению автора, одним из важнейших источников произведения; наконец, интерпретации романа в свете тургеневской концепции Гамлета и Дон Кихота. Необходимость изучения романа в этом аспекте подтверждается словами исследователя о «сочувствии Тургенева целям народников и неверии в их средства» [Буданова, с. 153].
Как пишет Н.Ф. Буданова, в романе «Новь» Тургенев изобразил Гамлетов и Дон-Кихотов народничества: «Причем донкихотское начало воплощено в Маркелове, Машуриной и Остродумове, а гамлетовское - в Нежданове» [Буданова, с. 148]. Определив образ Нежданова как специфически русского Гамлета, исследователь справедливо указал на ряд типологических черт, объединяющих тургеневского и шекспировского героев: это развитый интеллект, непримиримость к злу, которые сочетаются с безволием и неверием в собственные силы. Поэтому, по мнению Н.Ф. Будановой, попытки Нежданова стать Дон-Кихотом выглядят трагичными. Основополагающим для понимания концепции исследователя является его следующее утверждение: «В персонажах "Нови" мы видим не только наличие «гамлетовских» и «донкихотских» черт, здесь сказалась также и центральная идея концепции - о трагическом разъединении мысли и воли» [Буданова, с. 152].
Наиболее полно черты Дон-Кихота, по мнению Н.Ф. Будановой, были воплощены в образе Мар-келова: «Некоторая духовная ограниченность сочетается в нем с безграничной самоотверженностью и преданностью общему делу» [Буданова, с. 150]. Однако, несмотря на это, народ, за свободу которого боролся герой, не понял и не принял нового Дон-Кихота. В этом факте ученый справедливо усмотрел первую стадию в развитии взаимоотношений народников с народом.
Особое место в рецепции Н.Ф. Будановой принадлежит образу Соломина, которого она, вслед за Тургеневым, противопоставила утопистам-народникам. Этого героя, по ее убеждению, прежде всего, отличают трезвость и практичность, связь с родной почвой и народом. Ему не свойственна оторванность от реальной жизни, характерная для сервантесовского Дон-Кихота, а наличие высокого гражданского идеала сближает его с народниками.
Несомненно, высокую роль в отечественном тургеневедении 1980-х гг. сыграла рецепция романа «Новь» Ю.В. Манна [Манн], выдвинувшего принципиально новую концепцию восприятия произведения, введя в поле исследования его поэтики широкие символические и культурно-исторические подтексты.
По нашему мнению, новизна концепции Ю.В. Манна обусловлена, прежде всего, признанием значимости представления И.С. Тургенева о Гамлете и Дон-Кихоте как основных типах тургеневских героев. Авторы всех проанализированных нами работ, опираясь на точку зрения самого писателя, традиционно «российским Гамлетом» называли Нежданова. Однако они лишь констатировали этот факт, трактуя «гамлетизм» героя вслед за народнической критикой XIX в. в духе трагедии И.В. Гете «Вильгейм Мейстер» как сознание долга при отсутствии героической силы. Ю.В. Манн, опираясь на суждение Ф. Ницше об осознании противоречия между любым действием и результатом, предложил оригинальную интерпретацию гамлетизма главного героя. Представляется, что именно трактовка ученого является и теперь наиболее точно выражающей тургеневское представление о сути гамлетизма, поскольку рефлексия главного героя всегда направлена на самое дело, которым он занят до тех пор, пока она не приведет его к твердому выводу: «Я в самое дело не верю».
Новаторским по характеру явилось также суждение Ю.В. Манна о Нежданове как «донкихотствующем Гамлете». По мнению ученого, такое представление оказалось возможным при учете сосуществующих в образе героя черт Гамлета и Дон Кихота. Этот вывод ученый сделал на основании сопоставления речи Тургенева с текстовой характеристикой образа главного персонажа. Так, комическое начало шекспировскому Гамлету должно быть противопоказано, а между тем тургеневский Нежданов не раз оказывается в смешном положении. Гамлет никогда не пожертвует жизнью - Нежданов же совершает самоубийство. Образ Соломина в трактовке Ю.В. Манна также оказался сложнее, чем его представляли предшественники. В этом герое исследователь также выделил смешение черт двух типов: «своеобразный Дон Кихот!» [Манн, с. 149]. По мнению исследователя, Дон Кихоту М. Сервантеса свойственно стремление к идеалу, Соломин же, напротив, «весь слух, внимание к существенности; он не склонен отдаваться самообольщению, принимать, как народники, желаемое за действительное» [Манн, с. 149]. Предложенный Ю.В. Манном путь исследования, на наш взгляд, оказал-
ся перспективным и позволил выявить всю глубину и противоречивость тургеневских героев, которых литературоведы долгое время представляли чаще схематически, реже - «программными».
Новизна работа Ю.В. Манна заключается также в том, что он рассмотрел роман «Новь» как произведение, имеющее ярко выраженный символический характер. В частности, размышляя о символике названия, ученый отметил особое место последних романов в творчестве писателя: «Если в ранних романах символизм предуказывался художественным материалом, его пространственной организацией, то есть местом действия ("Дворянское гнездо"), временным моментом действия ("Накануне") или же тематическим и проблемным соотношением персонажей ("Отцы и дети"), то в "Дыме" и "Нови" символизм создается поверх тематической, временной или пространственной общности материала, всем комплексом ассоциаций, сближений и контрастов» [Манн, с. 153]. Иными словами, метафизический подтекст последних романов для Манна оказался безусловно выше и важнее их идеологической и политической направленности.
Так, исследователь усмотрел символику, хоть и «почти схематической правильности», в сцене самоубийства Нежданова и во всем, что предопределило его. Символика «вывихнутости», по мнению Ю.В. Манна, явилась лейтмотивом всего романного повествования. Доказательством служат и самоопределение главного героя: «Я был рожден вывихнутым», и место, которое он выбирает для своей смерти: под старой яблоней, чьи сучья напоминали ему старческие умоляющие руки.
Отметим в заключение, что не только идеи Ю.В. Манна послужат фундаментом для постановки новых вопросов, связанных с изучением философских аспектов последнего романа И.С. Тургенева, но самый характер его рецепции, основанной на системным подходе, получит интенсивное воплощение в тургеневедении на рубеже XX-XXI вв.
На рубеже 1980-1990-х гг. роман «Новь», по сути, выпал из поля зрения отечественных литературоведов, что было связано, по нашему мнению, прежде всего, с его идеологической составляющей. Внимание исследователей позднего творчества И.С. Тургенева сосредоточилось в этот период на романе «Дым» [Батюто, 1987; Охунов; Романова; Селетрин; Слинько].
Итак, на основании анализа основных тенденций в изучении романа «Новь» в отечественном литературоведении второй половины XX в. возможно говорить об эволюции в названный период научной рецепции последнего романа, характерной чертой которой явилась смена исследовательских стратегий: работы, созданные на основе социологического метода в 1950-1970-е гг., в последующие десятилетия уступили место историко-типологическим, компаративистским, структурно-семантическим исследованиям, авторам которых удалось раскрыть глубину и сложность последнего романа И.С. Тургенева.
Литература
1. Батюто А.И. Герцен, Белинский и идейная концепция романа Тургенева «Дым» // Русская литература. 1987. № 3; Батюто А.И. Герцен, Белинский и идейная концепция романа Тургенева «Дым» // Русская литература. 1987. № 4.
2. Буданова Н.Ф. Роман И.С. Тургенева «Новь» и революционное народничество 1870-х гг. - Л.: Наука, 1983.
3. Бялый Г.А. И.С. Тургенев и русский реализм. - М., 1962.
4. Винникова Г. Э. Тургенев и Россия. - М.: Сов. Россия, 1986.
5. Затеева Т.В. Концепция личности как жанрообразующий потенциал народнического романа // Вестн. Бурят. гос. унта. Филология. 2010. Вып. 10.
6. Курляндская Г.Б. И.С. Тургенев и русская литература. - М., 1980.
7. Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. - М., 1987.
8. Охунов Р.О. Искусство характера в романе И.С. Тургенева «Дым» // Филологические науки. 1991. № 3.
9. Маркович, В.М. Тургенев и русский реалистический роман XIX века. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1982.
10. Муратов А.Б. И.С. Тургенев после «Отцов и детей». - Л.: Изд-во ЛГУ, 1972.
11. Петров С.М. И.С. Тургенев. Творческий путь. - М., 1961; 2-е изд. - М, 1979.
12. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. - М.: Изд-во АН СССР, 1960-1968.
13. Пумпянский Л.В. Статьи о Тургеневе (1929-1930) // Пумпянский Л.В. Классическая традиция. - М.: Языки русской культуры, 2000.
14. Романова Г.И. «Злободневный» роман и его интерпретация («Новь» И.С. Тургенева в народнической критике) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9: Филология. 1991. № 1.
15. Селетрин Т. Л. «Новь» И. Тургенева и «Княгиня Казамассима» Г. Джеймса: К вопросу о национальной специфике художественной литературы» // Национальная специфика произведений зарубежной литературы Х1Х-ХХ веков. - Иваново: Иван. гос. ун-т, 1991.
16. Слинько А.А. Тургеневский Потугин («Дым») и «Философские письма Чаадаева // И.С. Тургенев и современность: междунар. науч. конф., посвящ. 175-летию И.С. Тургенева. - М., 1997.
Затеева Татьяна Владимировна, профессор, заведующая кафедрой русской и зарубежной литературы Бурятского государственного университета, доктор филологических наук.
E-mail: [email protected]
Zateeva Tatyana Vladimirovna, рго1е880г, head, department of Russian and foreign literature, Buryat State University, doctor of philological sciences.
Ленхобоева Татьяна Робертовна, преподаватель кафедры рекламы и связи с общественностью Восточно-Сибирского государственного университета технологий и управления. E-mail: [email protected]
Lenkhoboeva Tatyana Robertovna, lecturer, department of advertisingof and public relations, Eastern-Siberian State University of technologies and management.
УДК 82-1
© И А. Романов
Ю. Кузнецов: между мифом и реальностью
Рассматривается художественная концепция поэзии Ю. Кузнецова, позволяющая поэту актуализировать древнейший миф о превращении-метаморфозе, представить трагические коллизии ХХ в. в контексте мировой истории и вечных ценностей.
Ключевые слова: миф, метаморфоза, реальное и метафизическое, мифологизация, транзитность, неопочвенничество, зеркальная перспектива, метаметафоризм.
I.A. Romanov
Yuri Kuznetsov: between myth and reality
The article discusses poetry of Kuznetsov, whose artistic concept is based on the intersection of two realities - the everyday and mythological. This view allows the poet to actualize the ancient myth of transformation, metamorphosis, to present the tragic conflicts of the twentieth century in the context of world history and the eternal values.
Keywords: myth, metamorphosis, real and metaphysical, mythologizing, transit, neopochvennichestvo, mirror perspective metametaphorism.
Творчество Ю. П. Кузнецова (1941-2003) стало большим поэтическим открытием 1970-х гг., по утверждению литературных критиков. Для широкого читателя поэзия уже перестала быть объектом всеобщего поклонения, как это было в период «поэтического бума» конца 1950-х - 1960-х гг. Поэзия семидесятников оказалась не столь пафосной, публицистичной и «шумной», зато более философичной, негромко размышляющей о мире, истории и человеке. Выразились в ней и совершенно объяснимые после провала гуманистической и «реформаторской» доктрины шестидесятников, чувства разочарования, некоторой горечи, сомнения.
Творчество Кузнецова совместило в себе образы фольклора, мотивы философской поэзии XIX в., советской поэзии и новейших модернистских течений. В художественном мире Кузнецова, по мнению В. Агеносова и К. Анкудинова, прослеживается четкое противопоставление реальности обыденной (материальной) и реальности мифологической (духовной) [1, 162]. Однако, как представляется, стихи этого поэта демонстрируют скорее не противостояние реальностей, что соответствует духу литературы романтизма, а их взаимодействие, доходящее в самых кульминационных моментах до взаимопроникновения.
И. Шайтанов отмечает: «Первое, чем запомнился Ю. Кузнецов, были его поэтические воспоминания (поэмы, стихи) о войне, не виденной своими глазами, но вошедшей в детскую, сиротскую память. Многих покоробил тон - жесткий, если не сказать жестокий <...> трагически погибшим отцам он противопоставляет трагедию оставленных ими жен и детей. Из этих военных воспоминаний поэт черпает свою интонацию, и они формируют образ его поэтического мира» [Шайтанов, с. 407].
Конкретные переживания, вызванные воспоминаниями о войне, зачастую соединяются с символическим, восходящим к фольклорным архетипам, содержанием. Миф вмешивается в жизнь. Так, например, стихотворение Кузнецова об отце «Возвращение» завершается строфой: Всякий раз, когда мать его ждет, -Через поле и пашню Столб крутящийся пыли бредет, Одинокий и страшный.
Погибший человек превращается в «крутящийся столб пыли». В стихотворении «Отцу» неродившиеся дети оказываются «летучими призраками». Кузнецов обращается здесь к древнейшему мифу о превращении - метаморфозе, который обрел свою литературную форму еще у Овидея и Апулея в ан-
