CC BY
195
СТАТЬИ
ЭСТЕТИЧЕСКОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ ГАМЛЕТА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ СОЗНАНИИ И.С. ТУРГЕНЕВА
Т.В. Швецова
Ключевые слова: герой времени, концепция героя, духовно-нравственные искания русской литературы XIX века. Keywords: the hero of time, the concept of the hero, spiritual and moral searches of the Russian literature of the XIXth century.
Современное литературоведение располагает достоверными сведениями о том, что замысел статьи «Гамлет и Дон Кихот» долгое время не мог обрести законченную форму в сознании И.С. Тургенева. Однако до сих пор остаются не вполне объясненными причины, почему Тургенев так долго, почти десять лет, осуществлял свой проект. На наш взгляд, есть все основания предположить, что это была непросто отсрочка, обусловленная какими-то формальными обстоятельствами: все это время шла довольно интенсивная работа над некой концепцией, которая и легла в основу текста статьи, она долгое время оттачивалась, вызревала.
Ю.В. Манн в примечаниях к статье Тургенева высказал предположение, что «статья была задумана еще в начале 1850-х годов, если не раньше. 17 сентября 1851 года Е. Феоктистов писал Тургеневу: «...Особенно желал бы я видеть статью по поводу Гамлета и Дон Кихота, о котором мы так давно рассуждали в Москве»» [Манн, 1976, с. 433]. По мнению Ю.Д. Левина, возникновение замысла статьи Тургенева следует отнести к 1848 году. Такую датировку он мотивирует следующим образом: «Но самое возникновение замысла статьи было, по-видимому, связано с размышлениями писателя над
революционными событиями 1848 года, взволнованным наблюдателем которых он был в Париже» [Левин, 1965, с. 123].
Переписка И.С. Тургенева 50-х годов свидетельствует о том, что замысел данной статьи возник у писателя именно в это время. В частности, в октябре 1856 года он писал И.И. Панаеву: «Кроме того, у меня до Нового года будет готова статья под заглавием: «Гамлет и Дон Кихот». Если ты найдешь нужным, можешь поместить ее в объявлении» [П, 3, c. 19]1. Немного позже: «Я принялся за «Нахлебника» и постараюсь в самом скором времени его выслать, а там статью о Гамлете, там повесть. Лишь бы здоровье не изменило!» (П, 3, 28). В декабре того же года он вновь заверяет Панаева: «насчет «Г<амлета> и Д<он>-К<ихо-та>» ты можешь быть совершенно покоен: он будет у тебя в начале января - в этом я даю тебе честное слово» [П, 3, с. 59].
В марте 1857 года писатель, отвечая на упрек о невыполненном обещании, Тургенев сообщает, что статья «почти совсем готова» [П, 3, с. 106]. Однако из Парижа в том же месяце он пишет: «я, пожалуй, чего доброго кончу «Г<амлета> и Д<он-> К<ихота>» до отъезда в Лондон, то есть через три недели» [П, 3, с. 116].
В начале января 1858 году в письме тому же И.И. Панаеву И.С. Тургенев характеризует своего «Гамлета и Дон Кихота» «нескончаемым». А уже в конце января в письме Н.А. Некрасову говорит, что «Гамлет» «уже давным-давно родился и просится на свет Божий» [П, 3, с. 190].
Однако статьи не последовало ни до Нового года, ни после. Редакторы журнала «Современник», по словам Тургенева, «ее (статью. - Т.Ш.) уже два или три раза обещали своим подписчикам» [П, 3, с. 253]. По наблюдениям комментаторов, план статьи «Гамлет и Дон Кихот» предшествовал автографу повести «Ася» и следовал за черновой рукописью «Поездки в Полесье», - он записан на следующий день после окончания повести. На первом нумерованном листке, под заглавием «Гамлет и Дон Кихот», помечено: «Начато 11 -го марта (27 февр<аля>) 1857 в Дижоне, в середу. - Кончено 28 дек<абря> 1859 (8 янв<аря> 1860) в С.-Петербурге, в понедельник. - Писано с большими перерывами» [Манн, 1976, с. 599].
1 Здесь и далее цитаты приводятся по изданию: Тургенев И.С. Полное собрание сочинений в 28-ми тт. Сочинения в 15-ти тт. М.; Л.1960-1966. В скобках указываются номер тома и номер страницы. Отрывки из писем приводятся по полному собранию сочинений Тургенева в 28-ми тт., письма в 13-ти тт. В скобки выносится обозначение: П (письма), С (сочинения), номер тома и номер страницы.
Окончательный замысел статьи созревал три долгих года. За это время создается ряд художественных произведений, в которых в той или иной форме отразились отдельные положения вынашиваемой концепции. Замысел статьи обсуждается с друзьями, и, вероятно, они знакомятся с ее набросками. Любопытно отметить, что в сознании некоторых его современников, собеседников запечатлелось иное название статьи - не «Гамлет и Дон Кихот», а «Гамлет и Фауст». «Тургенев прочел конспект Г. и Ф. (вероятно, Гамлет и Фауст. -Т.Ш.), - записал Л.Н. Толстой в дневнике, - хороший материал, не бесполезно и умно очень» [Толстой, 1947, с. 117]. И.И. Панаев в одном из писем 1856 года также упоминает о статье «Гамлет и Фауст» [С, 5, с. 509]. Такую «ошибку» весьма внимательные собеседники Тургенева едва ли могли совершить. К тому же противопоставление Гамлета и Фауста предполагает совершенно иные концептуальные подходы к проблеме героя, иную расстановку смысловых акцентов, чем оппозиция Гамлет и Дон Кихот. В том случае, если это было бы четко обосновано в разговорах с Толстым или с Панаевым, то, наверняка, ни тот, ни другой не допустили бы ошибку - замену Дон Кихота Фаустом. Разговоры писателя с друзьями не оставили следа в их сознании, поскольку четкой концепции в задуманной Тургеневым статье еще не было.
Некоторые исследователи (Г.А. Бялый, Ю.Г. Оксман, Е.Л. Бродский, М.К. Клеман, Н.В. Богословский, Г.Б. Курляндская, Н.Ф. Буданова и др.1) настаивают на том, что статья о Гамлете создавалась как своеобразный комментарий к романам Тургенева, в частности к роману «Накануне». В частности, Н.В. Богословский утверждает, что эволюционный принцип был ключевым в творчестве Тургенева: «Ряд предшествующих рассказов, начиная с «Гамлета Щигровского уезда» и «Дневника лишнего человека» и кончая
1 См.: Оксман Ю.Г. Комментарии и примечания к статье И.С. Тургенева // Тургенев И.С Собрание сочинений : в 12-ти тт. М., 1956. Т. 11. С. 490-493; ссылки на работы Н.Л. Бродского, М.К. Клемана - там же. С. 492; Бялый Г.А. Тургенев и русский реализм. М.; Л., 1962. С. 117; а также: Ю.Г. Оксман (Тургенев и Герцен в полемике о политической сущности образов Гамлета и Дон Кихота [1958]), Ю.Д. Левин в статье-комметарии (Статья И.С. Тургенева «Гамлет и Дон Кихот»: к вопросу о полемике Тургенева и Добролюбова [1965]), Н.Ф. Буданова (Роман «Новь» в свете тургеневской концепции Гамлета и Дон Кихота [1968]), В.Г. Прокшин (Концепция человека в статье «Гамлет и Дон-Кихот и ее развитие в художественном творчестве Тургенева [1975]), В.В. Иссова (Статья «Гамлет и Дон Кихот» Тургенева и композиция женских характеров в его романах [1983]), Ю.В. Манн (Эпизод из истории вечных образов [1987]), В.В. Ильин (О статье Тургенева «Гамлет и Дон Кихот» [1987]).
«Перепиской» и «Яковом Пасынковым», служили как бы этюдами к будущему большому полотну» [Богословский, 1959, с. 220]. Привязанным к некому «большому полотну» видится ему и «Гамлет и Дон Кихот». Сам по себе такой ход исследовательской мысли представляется весьма любопытным и продуктивным. Хотя сомнения вызывает то обстоятельство, что одна из ключевых для понимания литературного процесса, поистине эпохальная статья И.С. Тургенева оказывается вдруг лишь вспомогательным элементом по отношению к другим его «полотнам».
Обратимся к тексту статьи. Противопоставляя две натуры -Гамлета и Дон Кихота, Тургенев характеризует отношение к ним «людской массы», «народа». Тургенев пишет здесь: «Гамлеты точно бесполезны массе; они ей ничего не дают, они ее никуда вести не могут, потому что сами никуда не идут. Да и как вести, когда не знаешь, есть ли земля под ногами? Притом же Гамлеты презирают толпу» [С, 8, с. 179].
Проблема вождя, «сознательно-героической натуры», уже ставилась Тургеневым ранее, при разработке им центральных образов романов 50-х годов «Рудина» и «Накануне». Этим «гамлетизированным» (определение используется в работах Ю.Д. Левина, В.А. Недзвецкого) персонажам была присуща отчетливо выраженная «недееспособность».
Они не способны вести за собой, но им дано зажигать огонь в сердцах других. Тургенев писал, что «Рудин казался полным огня, смелости, жизни, а в душе был холоден и чуть не робок, пока не задевалось его самолюбие: тут он на стены лез. Он всячески покорял себе людей, но покорял он их во имя общих начал и идей и действительно имел влияние сильное на многих. Правда, никто его не любил... Его иго носили... Надобно, чтобы вы сами хотя наполовину верили, что обладаете истиной... Оттого Рудин и действовал так сильно на нашего брата» [С, 6, с. 297]. Об опасности людей, подобных Рудину, говорит в романе Лежнев (главный оппонент героя): слова Рудина «могли смутить, погубить молодое сердце» [СС, 6, с. 294] влюбленной в него девушки.
Позже, в статье И.С. Тургенев придал этим суждениям большую четкость и завершенность: «Главная заслуга Гамлетов состоит в том, что они образуют и развивают людей» [С, 8, с. 190]. Заметим, не ведут за собой следуя конкретной программе действий, а пробуждают такие качества, которые затем и претворяются в эти действия. В этом смысле Рудин и Гамлет персонажи одного ряда.
Своим поведением, речами Рудин влияет, завораживает молодежь, пробуждая в их сердцах «светлые искры восторга»: «Но больше всех были поражены Басистое и Наталья. У Басистова чуть дыхание не захватило; он сидел все время с раскрытым ртом и выпученными глазами - и слушал, слушал, как отроду не слушал никого, а у Натальи лицо покрылось алой краской, и взор ее, неподвижно устремленный на Рудина, и потемнел и заблистал» [С, 6, с. 265], «Не как девочка болтала Наталья с Рудиным: она жадно внимала его речам, она старалась вникнуть в их значение, она повергала на суд его свои мысли, свои сомнения; он был ее наставником, ее вождем. <...> со страниц книги, которую Рудин держал в руках, дивные образы, новые, светлые мысли так и лились звенящими струями ей в душу, и в ее сердце, потрясенном благородной радостью великих ощущений, тихо вспыхивала и разгоралась святая искры восторга... » [С, 6, с. 289-290]. В этом отрывке слово «вождь» относится к Рудину.
В «Гамлете и Дон Кихоте» под обаяние Гамлета попадает Горацио, который «жаждет поучения, наставления и потому благоговеет перед умным Гамлетом и предается ему всей силой своей честной души, не требуя даже взаимности» [С, 8, с. 190].
В развязке любовных отношений Дмитрий Рудин в письме к Наталье признается: «Да, природа мне много дала; но я умру, не сделав ничего достойного сил моих, не оставив за собою никакого благотворного следа. Все мое богатство пропадет даром: я не увижу плодов от семян своих. <... > Я кончу тем, что пожертвую собой за какой-нибудь вздор, в который даже верить не буду» [С, 6, с. 337]. Позже о значении Гамлета Тургенев напишет в статье: Гамлеты развивают людей, «которые приняв от них семена мысли, оплодотворяют их в своем сердце и разносят их потом по всему миру» [С, 8, с. 190]. Гамлет, как Дмитрий Рудин, - «инвалид мысли».
Еще одну принципиально важную черту, характеризующую тип Гамлета, И.С. Тургенев обозначает в его статье следующим образом: «Гамлет, говорим мы, не любит, но только притворяется, и то небрежно, что любит» [С, 8, с. 182]. Речь, конечно, идет о любви к женщине. По Тургеневу, Шекспир не мог впасть в противоречие и наделить эгоиста и скептика любящим сердцем. Очевидно, данное обстоятельство чрезвычайно важно для Тургенева. Писатель с особым упорством разрабатывает такого рода характеры в произведениях, предшествующих написанию статьи («Андрей Колосов», «Бретер», «Два приятеля», «Где тонко, там и рвется», «Гамлет Щигровского
уезда», «Затишье», «Переписка», «Яков Пасынков», «Рудин», «Фауст», «Ася»). Он акцентирует неспособность отдаться чувству. Герой всегда выступает в качестве наставника, учителя по отношению к юной героине. Ситуация «на rendes-vouz» повторяется в тургеневских текстах, написанных до «Гамлета и Дон Кихота»: мужчина оказывается либо слабым и бежит в ответственный момент (как щигровский Гамлет, Рудин, Вязовнин, уехавший от жены и нашедший смерть за границей в «Двух приятелях», Петр Веретьев в «Затишье»), либо холодным и наблюдает за развитием чувства в девушке (как Горский в комедии «Где тонко, там и рвется», Алексей Петрович в «Переписке», Павел Александрович Б. в «Фаусте», господин Н.Н. в «Асе»), либо безвольным и попадает под влияние другой, роковой женщины (как в ретроспективной части «Дворянского гнезда» Лаврецкий, Санин в «Вешних водах», позже - Литвинов в «Дыме»).
В этой связи уместным представляется напомнить весьма точную характеристику героя рассказа «Гамлет Щигровского уезда», предложенную некогда Ап. Григорьевым: «В любви он любил не предмет страсти, а самый процесс ея, любил любить» [Григорьев, 1850, с. 17-18].
В статье И.С. Тургенева Гамлет трактуется как тип исключительно эгоистический, натура, сосредоточенная на себе, видящая «основу и цель своего существования» [С, 8, с. 172] в самом себе, в то время как у героев иного типа (Дон Кихотов) идеал, по определению русского автора, находится «вне их».
Очевидно, что проблема эгоизма героя гамлетовского типа решалась в раннем творчестве И.С. Тургенева в той мере, в какой ее решение представлено в статье. Эгоизм - черта, воплощенная в герое очерка «Гамлет Щигровского уезда». Эгоистом называет Лаврецкого Михалевич в «Дворянском гнезде»: «Ты эгоист, вот что! - гремел он час спустя, - ты желал самонаслажденья, ты желал счастья в жизни, ты хотел жить только для себя... » [С, 7, с. 203].
Противостоящий Гамлету Дон Кихот как тип героя, по определению Тургенева, «уважает все существующие установления, религию, монархов, герцогов, и в то же время свободен и уважает свободу других» [С, 8, с. 188]. Таких героев несложно найти в «Записках охотника». В романе «Накануне» типу Дон Кихота соответствует Инсаров, носитель противоположных Гамлету идеологических характеристик.
Таким образом, герой гамлетовского типа - это несостоявшийся любовник, который пугается зарождающегося чувства, это и
несостоявшийся предводитель, не способный вести за собой. Однако в чем причина несостоятельности «русского Гамлета», его неуверенности в себе - на этот вопрос Тургенев нигде не дает прямого ответа.
По мнению исследователей, четкое размежевание героев данных двух типов наблюдается не во всех произведениях Тургенева данного периода, оно «было нарушено уже в романе «Рудин». Дело в том, что его одноименный герой как бы проделывает метаморфозу от гамлетизма к донкихотству...» [Недзвецкий, 1999, с. 30]. Полагаем, что и персонажи романа «Отцы и дети» - Евгений Базаров и Павел Петрович Кирсанов также проходят этапы внутренней эволюции - от донкихотства к гамлетизму. Кроме того, гамлетовские и донкихотовские черты обнаруживаются в Хоре и Калиныче («Записки охотника»), Вязовнине и Крупицыне («Два приятеля»), Михалевиче и Лаврецком («Дворянское гнездо»), Берсеневе и Шубине («Накануне»).
Каждое новое произведение Тургенева содержательно обогащает, модифицирует гамлетовский тип героя. За тридцать лет он претерпевает существенные изменения - от романтического Стено, «провинциального скептика» Степана Семеновича Дубкова, иронического образа подпоручика Бубнова, ставшего жертвой черта, «метящего в бесы» Виктора - героя поэмы «Параша» до неверующего Алексея Нежданова в романе «Новь». Гамлетовские черты роднят героев Тургенева с демоническими личностями предшествующей литературной традиции, которые противостоят миру и людям, уверены в своей исключительности и презирают этот отвратительный мир. При этом позиция последних по отношению к руководящей миром Воле выражается без обиняков:
. коварный бог Пытливый дух во мне зажег -А силы... силы не дал он. <... >
Не поминай его, старик. Он так далек... Он так велик -А мы так малы... Да притом Он нас забыл давно... О нем Твердили чудеса -
Теперь безмолвны небеса. [С, 1, 108, с. 122].
От произведения к произведению у Тургенева все отчетливее звучит мотив неверия героя. И уже в повестях и рассказах 40-50-х годов этот мотив становится ключевым. Так, если в «Записках
охотника» он едва лишь намечен и в «Гамлете Щигровского уезда» скорее угадывается, нежели четко обозначается, то в рассказах 70-х годов, продолжающих цикл («Живые мощи», «Стучит», «Конец Чертопханова») его звучание набирает полную силу. Именно в сопоставлении с персонажами последних очерков высвечивается недостаток веры в «русском Гамлете».
Разговоры о Боге, о вере и безверии, о вере и деле живут в воспоминаниях о юных годах у Василия Васильевича («Гамлет Щигровского уезда»), у Лежнева и Рудина, у Михалевича и Лаврецкого. Атеистические сомнения приходят к ним в период увлечения кружковой деятельностью. Утраченная и «нетронутая» вера - предмет рассуждений в «Рудине», «Дворянском гнезде», «Фаусте»: «Тоска неопределенных предчувствий начала томить Рудина. Чтоб как-нибудь развлечься, он занялся Басистовым, много с ним разговаривал и нашел в нем горячего, живого малого, с восторженными надеждами и не тронутой еще верой» [С, 6, с. 319]. Видимо, функция Рудина и состоит в том, чтобы подобно демону-искусителю эту веру поколебать. Намек на мефистофелевскую сторону Рудина, на наш взгляд, проскальзывает в следующей его характеристике: «...он играет опасную игру, - опасную не для него, разумеется; сам копейки, волоска не ставит на карту - а другие ставят душу... » [С, 6, с. 293].
На долю Лаврецкого тоже выпадает участь быть обвиненным в атеизме. Лиза «втайне надеялась привести его к Богу» [С, 7, с. 234]. Вот что говорит об этом Михалевич: «. ибо нет в тебе веры, нет теплоты сердечной; ум, все один только копеечный ум . ты просто жалкий вольтериянец - вот ты кто!». И дальше: «Помещик, дворянин - и не знает, что делать! Веры нет, а то бы знал; веры нет - и нет откровения» [С, 7, с. 203-204]. Тот же Михалевич называет Лаврецкого «скептыком». По всей видимости, вера Лаврецкого, воспитанного по западным образцам, имеет несколько иную «конфигурацию». Именно безбожие Лаврецкого может объяснить его связь с двумя такими разными женщинами - Варварой, олицетворяющей языческое, плотское, темное начало, и Лизой, символизирующей начало христианское, духовное.
К 60-м годам дефицит веры становится отличительной чертой нравственного мира героев Тургенева. Логическое завершение такой жизненной позиции - самоубийство: Базаров погибает, заразившись тифом при вскрытии больного крестьянина, Нежданов стреляется,
одержимый желанием самоистребления Миша Полтев в «Отчаянном» и лирический герой «стихотворения в прозе» «Уа.Уа!».
В статье «Гамлет и Дон Кихот» писатель впервые открыто выразил суть проблемы «русского Гамлета» - он принципиально лишен веры. Его разительными чертами являются атеизм, безверие. Именно в статье с этого главного определения Тургенев и начинает характеристику Гамлета: «Что же представляет собою Гамлет? Анализ прежде всего и эгоизм, а потому безверье» [С, 8, с. 174]. На этом основании Тургенев противопоставляет Гамлета и Дон Кихота. Все другие их характеристики исходят из этой главной оппозиции -вера / безверие.
«В нем (Гамлете. - Т.Ш. ) воплощено начало отрицания, .его отрицание не есть зло - оно само направлено противу зла» [С, 8, с. 182]. Подобное же отрицание обнаруживается в Базарове, который говорит: «Я придерживаюсь отрицательного направления - в силу ощущения. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен - и баста!» [С, 8, с. 325]. Линию отрицания продолжил Иван Карамазов: «Пусть даже параллельные линии сойдутся, и я это сам увижу, а все-таки не приму. Вот моя суть» [Достоевский, 1996, с. 259].
Гамлет у Тургенева «отрицает истину, во имя которой живет» [С, 8, с. 183]. Гамлет не верует, Дон Кихот набожен. В своем неверии Гамлет никого не обманывает, Дон Кихот слепо верует, не ведая во что, поскольку добро и зло в его понятиях «сливаются в одно немое и тупое нечто» [С, 8, с. 183].
Гамлет, в отличие от Дон Кихота, сомневается и отрицает. Однако «скептицизм Гамлета не есть даже индифферентизм, и в этом состоит его значение и достоинство <...> Скептицизм Гамлета, не веря в современное, так сказать, осуществление истины, непременно враждует с ложью и тем самым становится одним из главных поборников той истины, в которую не может вполне поверить» [С, 8, с. 183]. Другими словами (сошлемся на мнение уважаемого Тургеневым В. Одоевского), скептик и атеист - понятия, по сути, очень разные: «отвергающий авторитеты ради святости истины ищет истины; скептик ничего не ищет, ибо если бы он стал чего-либо искать, то признал бы существование этого чего-то, и с этой минуты он уже не скептик» [Одоевский, 1982, с. 117]. В основе скептицизма лежит сомнение, для того, чтобы зародилось сомнение, необходим объект или предмет, в существовании которого человек не уверен: то есть гипотетически что-то или кто-то «там» возможны. Атеизм же не предполагает такого объекта. Скептик все подвергает
сомнению, атеист не верит лишь в существование сверхъестественных сил. В философской терминологии атеизм синонимичен нигилизму. По существу, именно в «Гамлете и Дон Кихоте» Тургенев подошел к концепции нигилизма1.
Как уже отмечалось, завершение статьи приходится на декабрь 1859 года, а ее публикация на 1860 (январь). Это время, когда Тургенев начинает работу над одним из главных и наиболее сложных своих произведений «Отцы и дети». Образ Базарова справедливо относят к гамлетизированным героям Тургенева [Недзвецкий, 1999, с. 30].
Шестидесятые годы - переломный этап в творческой биографии писателя. Неслучайно ряд исследователей (А.Б. Муратов, П.Г. Пустовойт, Г.Б. Курляндская) в тургеневском творчестве выделяют два больших периода - до «Отцов и детей» и после «Отцов и детей». В главном герое - Евгении Базарове Тургенев впервые приступает к разработке типа нигилиста. Лекарский сын, внук дьячка, студент. В чем-то Базаров продолжает традицию, открытую еще в «Рудине». Однако в этом образе безверие героя усилено.
Демонические черты проступают в Базарове со всей очевидностью. Он постоянно усмехается: «Базаров усмехнулся, он не трусил» [С, 8, с. 352], «поединок наш необычен до смешного» [СС, 8, с. 352], «Я не сомневаюсь, что мы решились истреблять друг друга, но почему же не посмеяться... » [С, 8, с. 352]. Смех - одно из проявлений демонизма. В.Е. Ветловская [Ветловская, 1977, с. 99-102], анализируя поведение Ивана Карамазова в романе Ф.М. Достоевского, указывала, что смех - атрибут дьявола. Смех - это и признак шутовства. Базарова в романе часто именуют шутом. Дьявольское и шутовское начало в герое продолжают друг друга. О предстоящей дуэли Базаров говорит: «Экую мы комедию отломали!» [С, 8, с. 349].
Мотив сатанинского веселья вскоре сменяется в романе мотивом скуки: «Ты, прав, - подхватил Базаров. - Я хотел сказать, что они вот, мои родители, то есть, заняты и не беспокоятся о собственном
1 По поводу понятия «нигилизм» в литературоведении с давних пор ведется дискуссия. См. работы М.П. Алексеева «К истории слова «нигилизм» (1928), Б. Козьмина «Два слова о слове «нигилизм», «Еще о слове «нигилизм» (По поводу статьи А.И. Батюто)» (1982), Р.Ю. Данилевского ««Нигилизм» (К истории слова после Тургенева)» (1990), Л.А. Ирсетская «И.С. Тургенев и Н.И. Надеждин о нигилизме (1998). Современные исследователи в качестве важного момента развития нигилизма называют потерю веры в традиционную христианскую систему ценностей (см.: Ю.Г. Волков, В.С. Поликарпов. Человек : Энциклопедический словарь. М., 1999).
ничтожестве, оно им не смердит... а я... я чувствую только скуку да злость» [С, 8, с. 323].
«Впрочем, Базаров скоро сам перестал запираться: лихорадка работы с него соскочила и заменилась тоскливою скукой и глухим беспокойством. Странная усталость замечалась во всех его движениях, даже походка его, твердая и решительно смелая, изменилась» [С, 8, с. 383].
Мотив скуки переплетается с мотивом утраченного, потерянного рая. Этим раем для Базарова было детство: «Та осина, - заговорил Базаров, - напоминает мне мое детство; она растет на краю ямы, оставшейся от кирпичного сарая, и я в то время был уверен, что эта яма и осина обладали особенным талисманом: я никогда не скучал возле них. Я не понимал тогда, что я не скучал оттого, что был ребенком. Ну, теперь я взрослый, талисман не действует» [С, 8, с. 321-322].
Не чужд Базаров гордыни. В тексте постоянно встречаются такие черты его портрета, как надменная гордость, невыразимое спокойствие, холодная усмешка и т.д.
Образ Базарова являет собой причудливый симбиоз Гамлета, Фауста, Мефистофеля. В эссе «Гамлет и Дон Кихот» читаем: «в нем (Гамлете. - Т.Ш.) воплощено начало отрицания. <... > Гамлет тот же Мефистофель» [С, 8, с. 182].
Таким образом, нигилистические установки Базарова имеют устоявшиеся литературные корни. «Нигилизм - лучшая почва для деятельности антихриста», - писал Антанас Мацейна в статье о Великом Инквизиторе Достоевского [Мацейна, 1990, с. 56]. Евгений Базаров до Ивана Карамазова проповедует разрушение: «наша задача место расчистить». В Базарове «ощущается то упоение «бездны мрачной на краю», то демоническое вдохновение, которое затем привлечет внимание Достоевского. Та идея вселенского разрушения, которую будет затем проповедовать Ставрогин и Петр Верховенский, впервые зарождается у тургеневского Базарова», - пишет Е.М. Конышев [Конышев, 1999, с. 73].
Нигилистические установки Базарова подчеркивают его атеизм. Нигилистическому человекобогу все дозволено, даже самые крайние нарушения общественных установлений, он - хозяин жизни и смерти, он может убивать других и самого себя. Атеизм в последней инстанции приводит к убийству и самоубийству. «Однако между этими понятиями есть существенное различие, - писал Т.Г. Масарик, -убийство - низшая, а самоубийство - высшая ступень проявления
собственной воли» [Масарик, 2001, с. 234]. То, что Базаров не пожелал лечиться, возможно, говорит о том, что таким образом он сделал сознательный шаг к самоубийству. Евгений Базаров - одна из вариаций «сверхчеловека», он предвестник «бесов» Достоевского, находящийся за пределами обыденного, человеческого понимания морали, добра и зла. Но концепция этого человека уже неотделима от его бросающейся главной черты - безверия. Развенчивается он прежде всего в этом своем качестве.
На наш взгляд, статья И.С. Тургенева занимает в творческой эволюции писателя принципиальное место, поскольку в ней публицистическим языком фактически сформулировано то, что следом оказалось воплощенным в качественно новом для русской литературы образе Евгения Базарова. По существу, именно этой статьей И.С. Тургенев входил в следующий, более зрелый этап своей творческой эволюции.
По замечанию Л.М. Лотман, статья эта была высоко оценена Толстым, «который неизменно причислял ее к лучшим произведениям Тургенева» [Лотман, 1974, с. 97]. Если в более ранней дневниковой записи он делится своими впечатлениями о замысле статьи И.С. Тургенева скорее как любопытствующий собеседник, то оценка зрелого Толстого говорит о подлинной значимости уже написанной статьи. Как известно, для автора «Воскресенья» показателем значительности литературного произведения было его учительное, христианское наполнение. Л.Н. Толстой почувствовал, уловил в статье своего современника присутствие значимого компонента -противопоставление героев на основе их отношения к вере.
Л.Н. Толстой восторженно принял статью. Это и понятно, если учесть, то обстоятельство, что арелигиозность и вытекающая из нее безнравственность станет главным обвинением Шекспиру в его более поздней статье не только по отношению к Гамлету, но и по отношению ко всем персонажам английского драматурга.
Литература
Богословский Н.В. Тургенев. М., 1959.
Ветловская В.Е. Поэтика романа «Братья Карамазовы». М., 1977.
Григорьев Ап. Русская литература за 1848 год // Отечественные записки. 1850. Т. 68. № 1. Отд. 5.
Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений : в 7-ми тт. М., 1996. Т. 6.
Комментарии к статье «Гамлет и Дон Кихот» // Тургенев И.С. Собрание
сочинений : в 30-ти тт. М., 1980. Т. 5.
Конышев Е.М. Образ Базарова в свете романтической традиции (к постановке проблемы) // Тургениана. Орел, 1999.
Левин Ю.Д. Статья И.С. Тургенева «Гамлет и Дон Кихот». К вопросу о полемике Добролюбова и Тургенева // Добролюбов Н.А. Статьи и материала. Горький, 1965.
Лотман Л.М. К вопросу о значении «сверхтипов» // Лотман Л.М. Развитие реализма в русской литературе 60-х годов XIX века. Л., 1974.
Манн Ю.В. Комментарии к произведениям И.С. Тургенева // Тургенев И.С. Собрание сочинений : в 12-ти тт. М., 1976. Т. 12.
Масарик Т.Г. Из тома III книги «Россия и Европа» // Русская литература. 2001.
№ 1.
Мацейна А. Великий инквизитор // Наука и религия. 1990. № 4. Недзвецкий В.А. Типы Гамлета и Дон Кихота в романе «Отцы и дети» // Известия РАН. Сер. лит. и яз. 1999. Т. 58. № 1.
Одоевский В.Ф. Две заметки об И.С. Тургеневе // Одоевский В.Ф. О литературе и искусстве. М., 1982.
Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений М., 1947. Т. 47.
НРАВСТВЕННО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ КРИМИНАЛЬНЫХ МОТИВОВ В ПОВЕСТИ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ХОЗЯЙКА»
Е.Ю. Сафронова
Ключевые слова: параллелизм криминальных эпизодов, реконструкция преступлений, мотивы героев-преступников, Достоевский.
Keywords: the parallelism of criminal episodes, the reconstruction of crimes, motives of heroes-criminals, F.M. Dostoevsky.
Со времен В.Г. Белинского, назвавшего повесть «странной, <...> непонятной вещью» [Белинский, 1956, т. 10, c. 351], «ерундой» [Белинский, 1956, т. 12, c. 467], «Хозяйку» относят к числу «неудачных» произведений Достоевского. Литературоведы рассматривали основную ситуацию повести как столкновение мечтателя-интеллигента и народа, отмечали в ней жанровые традиции романтической повести1 и волшебной сказки, особое внимание уделяя
1 В частности, Б.Г. Реизов вписывает повесть в контекст романтических произведений Тика, Уолпола, Остина, Санд, Карамзина, Гоголя, Тургенева и др. [Реизов, 1972; 1976], Г.К. Щенников сопоставляет ее с творчеством Э.Т.А. Гофмана [Щенников, 1991, с. 3619
