CC BY
60
Сер. 9. 2007. Вып. 4. Ч. I
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
А. М. Андреев
ОСНОВАТЕЛЬ ДИНАСТИИ И БОГИ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЯВЫ (К ВОПРОСУ О МИФОЛОГИЧЕСКИХ КОМПОНЕНТАХ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ХРОНИКЕ)
«Книга царей, или сказание о кен Ангроке» («Параратон») - памятник историографии средневековой Явы, хроника, написанная в кон. XV - нач. XVII вв. на среднеяванском языке1. Начало текста посвящено истории жизни Ангрока - легендарного основателя династии Сингасари - Маджапахита, правившей в ХШ-ХГУ1 вв. Рожденный без отца, брошенный матерью и воспитанный вором, Ангрок прославился как разбойник и убийца, а позже, поступив на службу к наместнику провинции Тумапел, убил своего господина и захватил власть. Отказавшись подчиниться центральной власти княжества Кадири, новопровозглашенный князь Раджаса повел своих воинов на столицу княжества - город Даха, разбил войска своего сюзерена и стал основателем новой династии.
Ф. Бос называет Ангрока самым загадочным из яванских правителей2. Действительно, мифологический элемент в первой главе «Параратона» столь велик, что возникает вопрос об историчности этой фигуры, тем более, что имя «кен Ангрок» не упоминается ни в каких-либо еще исторических хрониках, ни в эпиграфике. Однако в других источниках встречается тронное имя Ангрока - Ранггах Раджаса Санг Амурвабхуми. Яванская поэма XIV в. «Нагаракертагама» описывает поминальный храм, возведенный после смерти этого правителя3. Наиболее естественным будет признать историчность Раджасы, сознавая, что представления о личности основателя династии правителей Сингасари-Маджапахита подверглись существенной трансформации, превратив историческую фигуру в полумифического героя.
Спорным остается вопрос о личных качествах Ангрока, о том, почему этот «лишенный малейших рыцарских качеств, духовно ничтожный, низменный человек» (Ф. Бос) стал правителем Восточной Явы. Н. Кром, редактор второго издания памятника, считал его начало не более чем сборником различных мифов, циклизованных вокруг личности основателя династии. Вполне убедительное, на первый взгляд, предположение оказывается уязвимым для критики, если обратить внимание на упомянутую ранее возможность корректировки текста автором с учетом официального характера данной исторической хроники. Таким образом, даже если автор изучил все доступные ему легенды об Ангроке, выбор фрагментов с целью последующей компиляции всецело зависел от воли придворного историографа, осознававшего идеологическое значение книги. Это возражение в полной мере относится к предположениям, высказанным первым издателем текста Я. Брандесом, связывавшим действия Ангрока, описанные в «Параратоне», со стремлением автора описать реальные механизмы обретения власти. Отечественные историки Г. Г. Бандиленко и Э. О. Берзин принимают рассказ «Книги царей» как исторически достоверный, относя к области мифологии исключительно эпизоды, повествующие о связи героя с божественными силами. Э. О. Берзин пишет: «...эпизоды буйного поведения Ангрока,
© А. М. Андреев, 2007
о которых, кстати, повествуется без всякого осуждения, хорошо ложатся в схему эпоса о народном герое (Геракл, Василий Буслаев), которому, наряду с его чисто героическими качествами, присущи черты "чрезмерности", "перехлестывающей через край силы"»4, Более вероятным представляется не приложение мифа к реальным событиям или официальной исторической версии в форме неких иллюстративных вкраплений, но изначальное восприятие собранных автором или авторами памятника легенд в русле известной в Юго-Восточной Азии концепции бога-правителя (яв. ёе\уа-га]а).
Изложение обстоятельств рождения Ангрока предваряется кратким рассказом о предыдущей инкарнации героя: неком человеке, нарушившим установленные правила, оставившем семью и скрывшемся в обители Тапаванкенга, известного по «Танту Панггеларан», другому среднеяванскому памятнику, как инкарнация бога Брахмы. Предложив себя в качестве жертвы, герой обеспечивает себе удачное перерождение. Таким образом, Брахма (в образе Тапаванкенга) с самого начала берет Ангрока под свое покровительство, В первую очередь, он совершает сам обряд жертвоприношения, помогая герою исполнить этот аскетический подвиг. Затем Брахма помогает ему воплотиться - становится «биологическим» отцом героя:
Божественный Брахма облетал мир в поисках женщины, которая бы произвела на свет его сына. А в это время была пара, жившая в любви. Мужа звали Гаджах-Пара, а жену кен Эндок. Они обрабатывали землю. Пошла кен Эндок в поле отнести обед своему мужу Гаджах-Паре. Поле, куца она несла обед, называлось Аюга, а место, где жила кен Эндок, Пангкур. Божественный Брахма сошел с небес и соединился с ней на крапивном поле. Он определил условие их соединения: «Я не позволяю тебе соединяться с твоим мужем, если же он соединится с тобой, он умрет, а мой сын будет не чист. Моего сына следует назвать кен Ангрок, в будущем он будет править на Яве.
То, что Брахма сознательно искал женщину, подходящую на роль матери его будущего ребенка, как и то, что душа, которой предстояло воплотиться в Ангроке, была сознательно избрана богом, является убедительным доказательством того, что появление героя на свет не было случайностью. Это позволяет предположить, что еще до рождения будущего царя Раджасы на него уже была возложена некая историческая миссия, что подтверждается и тем, как боги оберегают и защищают его, одновременно направляя по нужному пути.
Некоторые сцены прямо указывают на то, что Ангрок знает о своем божественном предназначении и временами в своих поступках руководствуется именно стремлением следовать назначенным путем. Так, расспросив своего приемного отца о сущности кен Дедес, жены наместника Тумапела Тунггул-Аметунга, и выспрашивая затем разрешения на убийство наместника, Ангрок говорит:
Кен Ангрок помолчал, а затем произнес: «Мой святой отец, женщина, тайные части которой светятся, - жена наместника Тумапела. В таком случае я заколю наместника и возьму его жену, я обязательно убью его, если ты, почтенный, позволишь мне сделать это».
До того приемный отец Ангрока - брахман Лох-Гаве - объяснил герою, что человек, обладающий женщиной, подобной жене Тунггул-Аметунга, будет править миром. Здесь следует обратить внимание на то, что, хотя герой и просит у отца разрешения на убийство, отказ не заставляет его изменить планы. Дело в том, что Ангрока не интересует мнение брахмана о задуманном им преступлении, он нуждается в официальном благословении. Фактически же выбора для героя не существует. Будущий государь Раджаса должен
убить своего господина и завладеть его супругой, поскольку стремится к исполнению возложенной на него миссии: еще раньше боги выдают Ангроку своеобразный мандат, признавая его будущим правителем. В сцене, где герой пробирается на священную гору Леджар, чтобы присутствовать на собрании богов, он слышит, как Шива говорит о своем сыне, которому суждено править Явой:
Знайте, боги, есть у меня сын, человек, рожденный в Пангкуре, он сделает сильной яванскую землю.
В этот момент Ангрок выходит из своего укрытия, приветствуемый богами, поскольку именно он и является тем самым полубогом, о котором шла речь. Важно, что Ангрок направляется на встречу богов, повинуясь звучащему с небес голосу, а также то, что он выходит из укрытия, едва услышав приведенную речь Шивы. Если то, что герой оказался в нужное время в нужном месте, очевидно, является частью божественного плана (поскольку он приходит туда, следуя прямому указанию бога), то для того, чтобы показаться богам, Ангрок должен знать, что Шива говорит именно о нем. Таким образом, нет оснований предполагать, что герой не осведомлен об уготованной ему судьбе.
Он является не только сыном бога, но и его воплощением. Достаточно вспомнить сцену, в которой брахману Лох-Гаве, будущему приемному отцу Ангрока, является Вишну, прямо говорящий о том, что этот рожденный на Яве человек представляет собой его очередное воплощение:
...В Индии явился мне божественный Вишну, который сообщил мне: «Эй, святой Лох-Гаве, хватит поклоняться изображению Вишну, меня здесь нет - я воплотился в человека на Яве...
Возвращаясь, к сцене на горе Леджар, следует отметить, что, позволив Ангроку принять титул Батара Гуру (Божественного Учителя), боги фактически отождествляют героя с Шивой, именованием которого служил данный титул. Кроме того, поведение будущего царя Раджасы заставляет вспомнить о разрушительной энергии, носителем которой является именно Шива. Разбирая взаимоотношения Ангрока с главными богами индуистского пантеона, мы сталкиваемся с проблемой в определении отца героя. Отцовство Брахмы сомнению не подлежит, однако, как явствует из приведенного заявления Шивы, Ангрок - также и сын Шивы. И. Рас излагает эту, на первый взгляд, достаточно странную ситуацию следующим образом: «мы узнаем, что Ангрок был зачат богом Брахмой, что он был земным воплощением бога Вишну, что его божественным патроном был бог Шива, от имени которого он действовал.. .»5
Трактуя понятие отцовства максимально широко, мы понимаем Шиву не как прямого отца героя, но как его божественного покровителя. При этом не следует забывать и о том, с какой легкостью Ангрок меняет приемных отцов в ходе описанных в хронике событий - вероятно, автор описал реально существовавшую на Яве практику усыновления, предполагавшего, в первую очередь, духовный патронаж. Впрочем, «биологический отец» будущего правителя - Брахма - также не оставляет его без внимания, вполне отвечая роли божественного патрона. Все это, вкупе с фактом параллельного отождествления Ангрока с Вишну и Шивой, может служить подтверждением того, что главные боги индуистского пантеона, составляющие Тримурти, к моменту создания хроники воспринимались как некая единая сущность. Отсутствие каких-либо объяснений этого факта в самом тексте может служить указанием на то, что подобное восприятие было абсолютно естественным и не вызывало у читателя дополнительных вопросов. На всякий случай следует добавить, что
списать ситуацию с божественными отцами героя на то, что автор хроники не слишком хорошо разбирался в индийской мифологии и попросту запутался, невозможно. Трудно представить себе литератора, которому поручено столь ответственное дело, как составление династической хроники, но который недостаточно четко представляет себе сущность Тримурти, в яванском обществе, подвергшемся столь сильному индийскому влиянию. Наконец, любые ошибки, допущенные автором, могли быть скорректированы позднее.
Другие темы религиозно-мифологических аспектов хроники, а также образа ее главного героя требуют особого рассмотрения.
1 Общую характеристику хроники см.: Бандиленко Г.Г. «Книга царей» - культурно-исторический памятник средневековой Индонезии // Вестн. Моск. гос. ун-та. Сер. Востоковедение, 1973. № 1. - Среднеяванским, согласно индонезийскому ученому Пурбочароко, называется язык яванской поэзии и прозы XIII-XVII вв. См.: Poerbatja-raka R.M.Ng. Kepustakaan Djawa [Яванская литература]. Djakarta, 1952. - Кен - социальный детерминатив перед именем собственным, названием должности - ниже почти везде опускаем. Приведенные в настоящей статье цитаты преимущественно базируются на наиболее авторитетном издании, опубликованном Я. Брандесом и переизданном Н. Кромом: Pararaton of het Boek der Köningen vanTumapel en van Majapahit. Verhandelingen van het Koninklijk Bataviaasch Genootschap voor Künsten en Wetenschappen 62 / Ed. J.L.A. Brandes. 2°d ed. by N.J. Krom et al. Batavia, 1920.
2Bosch F.D.K. De mythische achtergrond van de Ken Angrok-legende. Amsterdam, 1964.
ъШаубА.К. «Нагаракертагама» как источник по истории раннего Маджапахита (1293-1365). М., 1992.
4 Берзин Э.О. Юго-Восточная Азия в XIII-XVI веках. М., 1982. С. 80. Автор полагал, что Ангрок являлся предводителем крестьянского восстания, но это не подтверждается источниками.
5 Ras J.J. Hikayat Banjar and Pararaton: a structural comparison of two chronicles // Eds. C.M.S. Hellwig, S.O. Robson. Aman of Indonesian letters. Essays in honour of professor A. Teeuw. Dordrecht etc., 1986.
