CC BY
22
and materials]: In 2 ch. Ch. 2. Moscow: Publishing House of Acad. Sci. USSR, 1963, p. 156.
8. Priazovskiy kray, 1917, 15 Novemver
9. Grazhdanskaya voyna v SSSR [The civil war in the USSR]: In 2 vols. Vol. 1. Moscow: Institute of military history of the USSR, 1980, p. 104.
10. Sovetsko-germanskie otnosheniya ot peregovo-rov v Brest-Litovske do podpisaniya Rappal'skogo dogovora [The Soviet-German relations from the negotiations in Brest-Litovsk before signing Appelscha agreement]: In 2 vols. Vol. 1. Moscow: Politizdart, 1968, pp. 198-199.
11. Vol'nyy Don, 1918, 3 January.
12. Yanov G.P. Donskaya letopis'. Belgrad, 1923, No 3, p. 25.
13. Shchepkin G. Donskoy ataman general ot ka-valerii P.N. Krasnov [The don Cossack army ataman General of cavalry P.N. Krasnov]. Novocherkassk, 1918, p. 33.
14. Priazovskiy kray, 1918, 6 (19) May.
15. Ibid, 8 (21) May.
16. Ibid, 2(15) June.
17. Akhtamzyan A. Ot Bresta do Kilya: Proval antisovetskoy politiki germanskogo imperializma v 1918 godu [From Brest to Kiel: the failure of the anti-Soviet policy of German imperialism in 1918]. Moscow: Publishing House IMO, 1963, p. 127.
18. Priazovskiy kray, 1918. 5 (18) June.
19. Ibid. 6 (19) June.
20. Mel'nikov N.M. Rodimyy kray, 1963, No 45, p. 12.
21. Gosudarstvennyy arkhiv Rostovskoy oblasti [The State archive of the Rostov region]. F. 46. Op. 3. D. 36. L.1.
22. Ibid. F. 865. Op. 1. D. 1. L. 116-117.
23. Priazovskiy kray, 1918, August 19 (1 September).
24. Ibid. 4 (17) August.
25. Ibid, 8 (21) May.
26. Ibid, 13 (26) June.
27. Grazhdanskaya voyna na Ukraine. Sbornik doku-mentov i materialov [The civil war in Ukraine. Collection of documents and materials]: In 3 vols. Vol. 1. Book.1. Kiev: Naukova Dumka, 1967, pp. 266-267.
28. Vneshnyaya politika SSSR. 1917-1920. Sbornik dokumentov [Foreign policy of the USSR. 1917-1920. Collection of documents]: In 2 vols. Vol. 1. Moscow: Pravda, 1944, p. 133.
29. Tragediya kazachestva. Vospominaniya belykh generalov [The tragedy of the Cossacks. Memories white generals]. Moscow: Molodaya Gvardia, 1994, p. 105.
30. Priazovskiy kray, 1918, 22 May (4 June).
31. Denikin A.I. Ocherki russkoy smuty [Essays on Russian troubles]: In 5 vols. Vol. 3. Minsk: Kharvest, 2002, p. 246.
Работа выполнена в рамках программы фундаментальных исследований Президиума РАН № 32 "Фундаментальные проблемы модернизации полиэтнического макрорегиона в условиях роста напряженности"; проекта 1.1 "Зоны геополитической напряженности на южных границах России: украинский, закавказский, турецкий векторы"
16 апреля 2014 г.
УДК 323.1
ОПЫТ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ СТАБИЛИЗАЦИИ И ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ НЕСТАБИЛЬНОСТЬ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
Д.Б. Абдурахманов
В последние годы политическая и институциональная турбулентность становится знаком времени, охватывая один регион мира за другим: Африка, Ближний Восток, Центральная Азия и, наконец, Украина, что стало серьезной проблемой глобальной и национальной безопасности. В данной статье
Абдурахманов Дукуваха Баштаевич - кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник Комплексного научно-исследовательского института, г. Грозный, 364051, г. Грозный, Старопромысловское ш., 21а, e-mail: kniiran@mail.ru, т. 8(712)222628.
институциональные процессы на Северном Кавказе рассматриваются с точки зрения перспектив преодоления институциональной турбулентности на основе имеющегося опыта выхода из ситуации нестабильности в Чеченской Республике.
Турбулентность (лат. turbulentus - бурный, беспорядочный) - термин, утвердившийся
Dukuvakha Abdurakhmanov - Interdisciplinary Research Institute in Grozny, 21a, Staropromyslovskoye Highway, Grozny, 364051, e-mail: kniiran@mail.ru, tel. +7(712)222628.
в социальных науках для характеристики современных беспорядочных и противоречивых процессов в экономике, социальной сфере и политике, что связано с кризисом ценностных систем в обществе и распадом привычных институтов.
Опасности, существующие в настоящее время на Северном Кавказе, берут свое начало с середины 1990-х годов, когда произошел распад Советского Союза. Режим Дж. Дудаева провозгласил Чеченскую Республику независимой от Российской Федерации. Исходя из этого факта, Россия начала военную кампанию в Чечне для восстановления конституционного строя. После того как завершилась военная кампания, сам характер сепаратистского движения в Чеченской Республике изменился. Цельное и достаточно организованное движение, которое боролось изначально за отделение, превратилось в движение, которое стало вдохновляться исламистами, в размытую и аморфную повстанческую сеть [1, р. 50]. С другой стороны, фрагментированные и неэффективные органы федеральной и мастной власти, не исполнявшие свои функции, начали действовать более четко и эффективно, что во многом связано с именем первого Президента Чеченской республики А-Х.А. Кадырова.
Именно тот факт, что уже практически в течение 20 лет тема, связанная с Северным Кавказом, не сходит с повестки дня федерального центра, говорит о не совсем адекватной реконструкции ситуации в регионе со стороны властей. Это также свидетельствует о методологических "ловушках" и огрехах, которые уходят своими корнями в советское прошлое. Но вместо системного анализа процессов и явлений применяется подход, который связан с выпячиванием исключительно роли социально-экономической составляющей, как основного фактора, связанного с проблемами в регионе. На периферии анализа оказывается целый блок социокультурных системных связей, что не может позволить получить ясное представление о процессах, которые протекают в регионе.
Между тем трудности управления Северо-Кавказским регионом могут быть связаны с особенностями социальной культуры (нормы, ценности и обычаи) и формирования местной элиты; а также с противоречиями между федеральными законами и нелегитимным, но привычным для местных сообществ правом. Данные различия явно проявились,
только в начале 90-х годов XX в., когда произошел распад Союза и отказ от былых идеологических "скреп". В свою же очередь, это связывается именно с качественно отличной (от общероссийской), социальной структурой, присущей местным обществам. И не только по определенному признаку, - а во всем многообразии признаков: территориальные, демографические, профессионально-образовательные, этнические, конфессиональные, экономические.
В Северо-Кавказском регионе действует достаточно интересный и своеобразный социологический закон "1,5-2-качественной (кратной) разницы", который связан с ключевыми показателями между общероссийской ситуацией и региональной. Концентрация проблем, которые вызываются данными различиями, является значительной. Одни различия, связанные с общероссийской ситуацией, усиливают проблемы в данном регионе, и играют в их решении отрицательную роль. Другие же различия, наоборот, воздействуют положительным образом; третьи различия с трудом можно соотнести по критерию "польза-вред". Абсолютно все зависит от определенного контекста и других параметров. Рассмотрим действие вышеуказанного социологического закона на примере республик Северного Кавказа, неизбежно также затрагивая и другие субъекты Федерации в регионе. Характер определенных проблем, связанных с этническим характером, иногда заставит нас обращаться также и к существующим проблемам, как в Ставропольском, так и Краснодарском краях.
Концепт институциональной стабильности рассматривается нами как упрочение, которое может привести к постоянному устойчивому состоянию или поддержке данного состояния, к примеру, обеспечение постоянства каких-либо процессов. Понятно, что абсолютно любую систему можно представить в виде структуры, т.е. ряд единиц или компонентов, обладающих стабильными свойствами. Но институциональная система включает в себя как события, так и процессы, в рамках которых "происходит нечто", что позволяет изменить определенные свойства и отношения между единицами. Система, - по справедливому замечанию М. Маркедонова, - является наиболее стабильной или же находится в относительном равновесии, если сами свойства и отношения между ее структурой и процессами, которые
протекают внутри нее, и между ней и окружением, являются неизменными [2].
Вопросы, связанные с институциональной турбулентностью, находятся в центре обсуждения глобальных вопросов современности. Однако недостаточная изученность сущности этого внешнего трансформационного фактора и его влияния на процессы, происходящие на Северном Кавказе, не позволяет дать надежные рекомендации органам государственной власти о возможном механизме структурирования политики и характере политических действий в рамках усиления глобальной политической турбулентности.
В 1999 г. на территорию соседнего Дагестана из Чечни вторглась вооруженная международная террористическая группировка, насчитывающая 1 500 человек, а в Буйнакске, Москве и Волгодонске произошли взрывы в жилых домах, организованные террористами, что привело к началу второй крупной военной кампании России в Чечне. В отличие от первой кампании, данная операция была названа контртеррористической. В качестве ее основной цели было выдвинуто не подавление сепаратизма, а истребление внутренних и зарубежных террористов. Начиная с 2000 г., российское правительство утверждает, что глобальный конфликт прекратился, а власти проводят политику "нормализации", которая была направлена на передачу административной власти в руки руководства Чеченской Республики. Но одновременно продолжались контртеррористические действия, направленные на ликвидацию остатков боевиков, которые действуют на чеченской земле. Так произошла самая серьезная институциональная трансформация, которую переживали федеральные и региональные органы власти в России со времен распада Советского Союза. При этом важную и неоднозначную роль в социально-политических и социально-культурных коммуникациях играет религиозный фактор [3].
В период с начала до середины 2000-х годов в рамках данного процесса боевики были вытеснены из Чечни в другие районы Северного Кавказа, в основном в республики Ингушетия, Дагестан и Кабардино-Балкария. В процессе наплыва боевиков в эти районы, где и так были широко распространены социальные неурядицы, бедность, слабое политическое управление и активные действия
спецслужб, произошла эскалация насилия во всем регионе [4]. В настоящее время наблюдается достаточно высокий уровень террористической активности [5]. Одной из основных причин нынешней неустойчивости выступает не сепаратизм, а именно сочетание нестабильности в современном обществе с исламистским экстремизмом. Распространению исламистских террористических ячеек и групп, которые позиционируют себя как "Кавказский эмират" способствовало расширение географии социальных неурядиц в масштабах всего Северного Кавказа. В самом названии террористического сообщества заложена основная цель, касающаяся экстремистского движения - формирование единого исламистского государства на территории России, а также за ее пределами.
Но, несмотря на новые инициативы, само отношение со стороны федеральных властей к Северному Кавказу к ситуации меняется по сравнению с ранними 2000-ми годами неоднозначно. При этом акцент делается на улучшение экономических условий, но замалчиваются проблемы, связанные со слабым политическим управлением, расчитанном лишь на проведение контртеррористических операций. Очевидно, чтобы обеспечить эффективность этой модерниза-ционной стратегии, нужно применить радикальную перестройку российского государства и общества [6, с. 305]. Также понятно, что, помимо разговоров о модернизации, российские власти должны идти на реальную коренную перестройку - как в России в целом, так и конкретно в северокавказском регионе, что стало еще боле очевидным после нарастания западных санкций, введенных по факту воссоединения Крыма с Россией.
Расширение географии деятельности со стороны боевиков означает, что, несмотря на уменьшение количества терактов в самой Чечне в последние годы, общее количество жертв, пострадавших от рук террористов на Северном Кавказе, оставалось высоким на всем протяжении 2000-х годов, а с 2009 года отмечается их рост. По данным неправительственной организации "Кавказский узел", 238 террористических актов было совершено в 2010 г. на Северном Кавказе, жертвами данных актов стали 1 710 человек: 754 убитых и 956 раненых. Количество атак, проводимых на Северном Кавказе, в последнее время остается неизменным, но в настоящее время
прослеживается рост насилия в Кабардино-Балкарии и Дагестане и заметное снижение количества террористических актов на территории Чечни и Ингушетии. Уничтожение ключевых лидеров террористического подполья - Александра Тихомирова в марте 2010 г. (его также называли Саидом Бурятским), Али Тазиева в июне 2010 г. (известного как Магас), Доку Умарова в конце 2013 г., снизило террористическую активность на Кавказе [7, с. 43], но без повышения институциональной эффективности такие изменения могут быть только временными. С точки зрения институциональной турбулентности можно сказать, что террористическая активность проявляется там, где такие институты являются наименее стабильными.
Очень часто, будучи не в состоянии результативным образом решать вопросы, связанные с неудовлетворительной социально-экономической ситуацией, которая включает в себя высокий уровень безработицы, коррупции, а также слабое политическое управление на Северном Кавказе, Москва и некоторые республиканские руководители не могут наладить тесный контакт и взаимодействие с местным населением для решения глобальных социальных проблем и реализации мер борьбы с группами боевиков [8]. В тех немногочисленных случаях, когда налаживается диалог между населением и властью, что сумели сделать президенты Чечни А. Кадыров и Р.А. Кадыров и Ингушетии Ю. Евкуров, масштабы насилия и нестабильности начинают сокращаться, властные институты приобретают необходимую стабильность и выходят из наиболее опасного состояния турбулентности. Такая стратегия не используется по отношению к другим республикам северокавказского региона, а недостаточность, а иногда и полное отсутствие взаимных контактов и консультаций центра и регионов дает благодатную почву для боевиков, в особенности в отношении вербовки разочарованной молодежи.
Северный Кавказ требует прорыва в своем развитии, который, как показали история и практика, не может быть обеспечен в рамках традиционных представлений о подавляющей роли социально-экономических и силовых факторов в решении назревших проблем. Здесь требуется совершенно другой методологический подход, который будет учитывать в комплексе все многообразие факторов и условий, провоцирующих нестабильность в регионе.
Угрозы безопасности распространились по территории всего Северного Кавказа, основные движущие причины насилия в разных республиках являются разными. Драматический рост насилия в Дагестане, например, вызван в большинстве своем разногласиями, связанными с религиозными основаниями. В частности, речь идет о столкновениях между группировками, которые черпают вдохновение из-за рубежа, и последователями более традиционных форм северокавказского ислама, таких как суфизм [9]. Кроме того, в политических практиках излишне упрощенно подходят к проблеме современного исламизма [10]. В самой Ингушетии напряженность и насилие обусловлены главным образом разочарованием в местном руководстве (назначаемом из Москвы). В общественном мнении считалось, что оно действует только на благо себе и в целях личного обогащения, но не в интересах населения республики. До смены самого же республиканского руководства в 2009 г. данная напряженность была особенно острой. В самой Кабардино-Балкарии социальные неурядицы связывались именно с усиливающейся междоусобной враждой между двумя основными этническими группами - кабардинцами и балкарцами, одна из которых обладает властью в республике.
В Чеченской республике, после избрания Р.А. Кадырова президентом в 2007 г., создали более централизованную и эффективную "вертикаль власти", которая обладает определенной степенью автономии и широтой властных полномочий. Создание "вертикали власти" привело к существенному спаду террористической активности. Р.А. Кадыров, в свою очередь, убедил Москву в том, что надо официально объявить о завершении федеральной контртеррористической операции в Чечне, что и было сделано 17 апреля 2009 г. Угроза террористических актов со стороны групп боевиков снизилась, но при этом методы работы властных институтов федерального и регионального подчинения в Чеченской республике, направленные на поддержание порядка в Чечне, существенным образом помогли усилить безопасность и степень защищенности в обществе на разных социальных уровнях.
Рассмотренные сюжеты показывают, что наиболее успешный опыт институциональной стабилизации на Северном Кавказе связан с синергией сильного регионального лидера, который четко и однозначно демон-
стрирует свою лояльность федеральному центру и на которого равняются остальные участники политического процесса и население. Это усиливает легитимность власти и обеспечивает эффективное социальное партнерство региональной власти, бизнеса и общества [11]. С другой стороны, не менее важной является роль самого федерального центра, который демонстрирует свое внимание к территории и готовность принимать четкие управленческие решения, выделяя для этих целей необходимые ресурсы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Vas'kov M.A. The Upper Echelon of the Russian North Caucasus. Regionally Specific Political and Sociocultural Characteristics // Russian Politics and Law. Vol. 48, № 2. March-April 2010. Armonk, NY. USA (США). M.E. Sharpe, Inc.
2. Маркедонов С.М. Турбулентная Евразия: межэтнические, гражданские конфликты, ксенофобия в новых независимых государствах постсоветского пространства. М.: Московское бюро по правам человека, Academia, 2010. 172 c. С. 171.
3. Барков Ф.А., Ляушева С.А., Черноус В.В. Религиозный фактор в межкультурной коммуникации на Северном Кавказе / Южнороссийское обозрение ЦСРИ и П ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН. Вып. 56, Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ. 2009. 204 с. С. 4.
4. Кортунов С.В. Безопасность в глобальном мире: эволюция российской политики. Дис. ... д-ра по-литич. наук. М., 2005. 388 с. С. 212.
5. Добаев И.П., Добаев А.И., Гаджибеков Р.Г. Радикализация ислама в Российской федерации (факторный анализ). М.-Ростов н/Д: Социально-гуманитарные знания. 2013. 332 с.
6. Васьков М.А. Институционально-теоретические основания региональной системы управления. // Социально-гуманитарные знания. 2012. № 11. С. 305-309.
7. Пащенко И.В. Радикализация и терроризм на Северном Кавказе: вызовы безопасности и стратегия противодействия // Научная мысль Кавказа. 2014. № 1. С. 40-48.
8. Абдурахманов Д.Б., Гапуров Ш.А. Ахмат-Хаджи Кадыров -основоположник современной государственности в Чечне // Конституционное и государственное строительство на Юге России: история и современность. Вторые Кадыровские чтения. Мат-лы Всерос. науч.-практ. конф. Грозный: Грозненский рабочий. 2014. 668 с. С. 3-9.
9. См.: Акаев В.Х. Суфийская культура на Северном Кавказе. Грозный. ГУП "Книжное издательство", 2011. 158 с.
10. Дегтярев А.К., Черноус В.В. Исламизм: социологический дискурс. // Научная мысль Кавказа. 2010. № 2. С. 33-39.
11. Крамарова Е.Н. Социальная ответственность бизнеса в сфере культуры (на присере Юга России) // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2013. № 5. С. 40-45.
REFERENCES
1. Vas'kov M.A. Russian Politics and Law. 2010, Vol. 48, № 2, pp. 107-119.
2. Markedonov S.M. Turbulentnaya Evraziya: mezhet-nicheskie, grazhdanskie konflikty, ksenofobiya v novykh nezavisimykh gosudarstvakh postsovetskogo prostranstva [Turbulent Eurasia: inter-ethnic and civil conflicts, xenophobia in the newly independent postSoviet States]. Moscow: Moscow Bureau for Human Rights, Academia, 2010. 172 p.
3. Barkov F.A., Lyausheva S.A., Chernous V.V. Re-ligioznyy faktor v mezhkul'turnoy kommunikatsii na Severnom Kavkaze [Religious factor in intercultural communication in the North Caucasus]. In: South-Russian review of TSRI and P. Institute of Southern Federal University and Academy of Sciences. Issue. 56. Rostov-on-Don: Publishing House of the NCSC VSh SFU, 2009. 204 p.
4. Kortunov S.V. Bezopasnost' v global'nom mire: evolyutsiya rossiyskoy politiki. Dissertatsiya na sois-kanie uchenoy stepeni doktora politicheskikh nauk [Security in a globalised world: the evolution of Russian policy. The dissertation for scientific degree of the doctor of political Sciences]. Moscow: Russian Academy of State Service under the President of the Russian Federation, 2005. 387 p.
5. Dobaev I.P., Dobaev A.I., Gadzhibekov R.G. Radi-kalizatsiya islama v Rossiyskoy federatsii (faktornyy analiz) [Radicalization of Islam in the Russian Federation (factor analysis)]. Moscow - Rostov-on-Don: Socio-Humanitarian Knowledge, 2013. 332 p.
6. Vas'kov M.A. Sotsial'no-gumanitarnye znaniya, 2012, № 11, pp. 305-309.
7. Pashchenko I.V. Nauchnaya mysl' Kavkaza, 2014, No 1, pp. 40-48.
8. Abdurakhmanov D.B., Gapurov Sh.A. Akhmat-Khadzhi Kadyrov -osnovopolozhnik sovremennoy go sudar stvennosti v Chechne [Akhmat-Khadji Kady-rov - the founder of modern statehood in Chechnya]. In: Proc. Sci. and Prac. Conf. "Constitutional and state building in the South of Russia: history and modernity. Second Kadyrov reading". Grozny: the Grozny worker, 2014. 668 p., pp. 3-9.
9. Akaev V.Kh. Sufiyskaya kul'tura na Severnom Ka-vkaze [Sufi culture in the North Caucasus]. Grozny: Publishing Book House, 2011. 158 p.
10. Degtyarev A.K., Chernous V.V. Nauchnaya mysl' Kavkaza, 2010, No 2, pp. 33-39.
11. Kramarova E.N. Izvestiya vuzov. Severo-Kavkazskiy region. Obshchestvennye nauki, 2013, No 5, pp. 40-45.
15 мая 2014 г.
