Операция «Перелом»: неизвестные подробности гражданского конфликта на Западной Украине Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Олег РосоВ

Операция «Перелом»:

неизвестные подробности

гражданского конфликта на Западной Украине

Сегодня на Украине, как впрочем и в других постсоветских государствах, история стала орудием лжи на уровне государственной политики. Это обусловлено, прежде всего, стремлением властей «переформатировать» имеющийся «человеческий субстрат» - сконструировать из массы населения новую национальную идентичность, вытеснив присущее большинству граждан нашей страны мировосприятие.

Откровенно высказался по этому поводу директор Государственного архива службы безопасности Украины В. Вьятрович:

«Мы должны говорить вообще о существенном переосмыслении украинской истории, должны понять, что главным субъектом исторического процесса в Украине ХХ столетия была не Украинская Советская Социалистическая Республика, а украинское освободительное движение. Т.е. то движение, которое способствовало созданию украинского независимого государства. И эта мысль, возможно, сделает переворот в нашем сознании, так как мы иначе будем смотреть на советский период, на ключевые его событии, на Отечественную войну...».1

Понятно, что под украинским освободительным движением «специсторик» Вьятрович подразумевает, прежде всего, Организацию украинских националистов и ее вооруженное формирование - УПА, которые, по его мнению, и есть истинные творцы современной истории Украины. Переосмысление же должно заключаться в том, что определяющую роль советского народа (включая граждан Украинской ССР) в разгроме фашизма необходимо девальвировать, а тем, кто спас Родину и весь мир откоричневой чумы, и их потомкам внушить чувство вины перед «настоящими героями».

Стоит ли при этом говорить, что данный процесс «переосмысления» сопровождается откровен-

ной подтасовкой и фальсификацией исторических фактов, не имеющих с исторической наукой ничего общего? Вопрос риторический.

Однако это не все. Украинским «специсторикам» мало внушить советским воинам-освободителям чувство вины перед боевиками УПА. Им важно доказать, что подавление «героического» сопротивления борцов за независимость со стороны советской власти сопровождалось исключительно применением силы, террором и ориентацией на беспощадное истребление.

В контексте этой ситуации большой интерес представляет одна малоизвестная операция, которая получила название «Перелом». Она была спланирована Народным Комиссариатом Государственной Безопасности Украины сразу же после освобождения нашей страны от немецко-фашистских захватчиков и утверждена руководством республики осенью 1944 года. Большинство современных украинских исследователей в силу вышеозначенных причин предпочитают не привлекать внимания к этому эпизоду, а если упоминают о нем, то вносят существенные искажения, расставляя акценты так, как им представляется выгодным, и опускают важные детали, позволяющие восстановить истинный ход событий.

Надеемся, что наша публикация позволит не только восстановить детали этой уникальной операции, понять истинные цели и намерения как советской стороны, так и оуновского подполья в кровавом гражданском конфликте, но действительно послужит переосмыслению националистической концепции, столь упорно навязываемой властью гражданам сегодняшней Украины.

29 августа 1944 г. в результате успешного завершения Львовско-Сандомирской стратегической наступательной операции войска 1-го Украинского

' Статья была написана до избрания президентом Украины В. Януковича. Автор выражает надежду, что описанная им ситуация уйдет в прошлое.

фронта разбили немецкую группу армий «Северная Украина», освободили западные области Украинской ССР, форсировали р. Висла и захватили крупный плацдарм на ее западном берегу в районе Сандоми-ра. Войска 4-го Украинского фронта заняли карпатские перевалы и вышли на государственную границу с Чехословакией. Таким образом, к середине октября 1944 г. территория Украины была полностью освобождена от немецко-фашистских захватчиков. Но положение в западном регионе Украины оставалось чрезвычайно сложным и драматичным. После продвижения Красной Армии на запад свою деятельность на освобожденной территории развернули подполье Организации украинских националистов (ОУН) и формирования Украинской Повстанческой Армии (УПА). Как показывал на допросе 29 мая 1945 г. заместитель начальника отдела «Абвер II» полковник Э. Штольце, «во время отхода немецких войск с Украины по линии абвера лично Канарисом были даны указания о создании националистического подполья (банд) для продолжения борьбы с Советской властью на Украине, проведения террора, диверсий, шпионажа».2

Характерно, что до перехода линии фронта УПА в основном ограничивала свою деятельность сбором разведданных о Красной Армии, передачей их немецкой военной разведке, охраной коммуникаций от нападений партизан, действовавших в тылу противника, и содействием оккупантам в нейтрализации советских десантных групп. Затем, просочившись мелкими отрядами через линию фронта в тыловые районы и переждав в лесах и труднодоступных горных массивах проход крупных войсковых сил, УПА перешла к проведению диверсий и вооруженным выступлениям в советском тылу. Специально для руководства националистическим движением, как показывал далее Штольце, оставлялись официальные работники - офицеры и агентура. Были даны указания о создании складов оружия, продовольствия и боеприпасов.

По свидетельству офицера абвера З. Мюллера связь командования вермахта и немецкой военной разведки с формированиями УПА осуществлялась путем коротковолновых радиопередатчиков через дислоцировавшуюся в Кракове абверкоманду-202, возглавляемую капитаном Витцелем (Кирном). Со стороны Центрального Провода ОУН работу координировали бывший капеллан «Нахтигалля» кавалер Железного Креста отец И. Гриньох и специально прибывший из Берлина в Краков С. Бан-дера. Здесь же из украинских националистов готовились специальные диверсионно-террорис-тические группы, которые затем перебрасывались в расположение УПА.3

Как вспоминал позднее адъютант Р. Шухевича (руководителя Провода ОУН на Украине и главнокомандующего УПА) по батальону «Нахтигалль» Ю. Лопатинский - «Калина», заброшенный немцами в декабре 1944 г. за линию фронта, он лично обучал Шухевича как лучше выбирать места для высадки парашютистов и приема грузов и обустраивать взлетно-посадочные полосы для самолетов «Люфтваффе».4

По словам полковника немецкой военной разведки А. Бизанца, абвер, получая от Шухевича разведывательные данные о Красной Армии, передавал ему, в свою очередь, дальнейшие указания по разведке, диверсиям и вооруженным выступлениям в тылу советских войск.5

Реализуя поставленные задачи, формирования УПА осуществляли вооруженные нападения и обстрелы из засад офицеров и красноармейцев, небольшие гарнизоны, автоколонны и тыловые объекты; проводили террористические акты против советского и партийного актива; срывали мобилизационные мероприятия в западных областях УССР путем нападений на колонны призывников, направляющихся на призывные пункты, и угона их в лес; срывали поставки сельскохозяйствен- * ной продукции для нужд Красной Армии; пы- 1 тались дезорганизовать работу промышленных * предприятий, в частности, сорвать добычу нефти. | К примеру, на нефтепромыслы Станиславской £ области было совершено несколько вооруженных Щ нападений, во время которых было уничтожено | или повреждено 26 нефтяных и свыше 30 других И производственных объектов. о

Тем не менее, главной задачей, поставлен- | ной немецкой военной разведкой формировани- 3 ям УПА, как показывал на допросе 19 сентября ¡§ 1945 г. сотрудник абверкоманды-202 З. Мюллер, | было проведение диверсий на железных дорогах и

а

магистральных автотрассах, по которым перебра- 5 сывались войсковые резервы и соответствующее | снаряжение в направлении фронта.6 Так, 10 ав- Ь густа в р-не Добротвер Каменко-Струмиловского | района Львовской области был пущен под откос * эшелон с боеприпасами, 11 августа в Ровенской § области был подорван санитарный поезд № 454, в результате чего погибло 15 человек, а 40 медсестер „ уведено в лес. В тот же день на перегоне Каменка я Струмилов - Ракеты в 4 км от ст. Ракеты было по- ё дорвано железнодорожное полотно, вследствие Л чего произошло крушение воинского эшелона с | боеприпасами. Через месяц, 10 сентября 1944 г. ^ на том же участке бандгруппы УПА пустили под <5 откос еще один воинский эшелон с боеприпасами, ^ а 12 сентября захватили железнодорожную стан- н цию Угнив и уничтожили эшелон с воинским иму- ¡13

Ь-<5

Деятельность УПА в советском тылу объективно тормозила наступательные действия Красной Армии и срывала поставки фронту воинских контингентов, вооружения и боеприпасов.

ществом.7 В Станиславской области возле станции Зеленая Угневского района 13 августа был подорван эшелон и 40 вагонов с боеприпасами, при этом бандиты расстреляли 50 красноармейцев и столько же увели в лес. В начале сентября на участке Езупиль - Галич было вырезано 9 пролетов связи, трижды повреждена связь Станислав - Львов. 23 сентября 1944 г. в 3 часа ночи на 160 километре перегона Отиния - Марковцы налетел на мину и потерпел крушение поезд № 901. В ночь на 18 октября 1944 г. в Рожнятовском районе Станиславской области было сожжено 11 мостов общей протяжностью 783 погонных метра.8 На территории Ровенской области с 25 сентября до 25 октября 1944 г. боевиками было срезано и вывернуто 179 телеграфно-телефонных столбов и уничтожили около 9 тыс. м связи.9

По сути, выполняя директивы вермахта и военной разведки, УПА занялась в советском тылу той же «войной на рельсах» (правда, в меньших масштабах), которую проводили на немецких коммуникациях советские партизаны.

Необходимо подчеркнуть - деятельность УПА в советском тылу объективно тормозила наступательные действия Красной Армии и срывала поставки фронту воинских контингентов, вооружения и боеприпасов. Так, командующий 1-м Белорусским фронтом К.К. Рокоссовский сообщал в НКВД УССР, что крупные отряды УПА, оперирующие на Волыни, совершают дерзкие налеты на коммуникации и тыловые объекты войск его фронта.10

Однако наибольший урон от действий бандформирований несли войска 1-го Украинского фронта, в связи с чем его командующий И.С. Конев и член военного совета фронта Л.З. Мехлис были вынуждены обратиться в Государственный комитет обороны.11 В связи с этим, решением Ставки Верховного главнокомандования пришлось снять с Сандомирского плацдарма на Висле и передислоцировать на Волынь и в Галицию соединения и части 13-й и 38-й армий, которым поручалось прикрытия транспортных коммуникаций и защиты населенных пунктов от нападений УПА. Стоит ли повторять, что снятие с фронта (тем более, с такого важного участка как Сандомирский плацдарм) боеспособных соединений объективно замедляло темп наступления Красной Армии и способствовало укреплению немецкой обороны на территории Польши?!

Одновременно с этим, Председателем ГКО И.В. Сталиным были даны соответствующие указания по линии НКВД. Для их реализации в пораженные бандформированиями УПА районы Львовской, Волынской, Ровенской и Тернопольской областей были переброшены подразделения внутренних войск НКВД (8 стрелковых дивизий, 1 мотострелковая бригада и 1 кавалерийский полк), оперативные работники из других областей, а также усилены пограничные войска на государственной границе с Польшей. Дополнительно для охраны железных дорог были выделены 2 стрелковые дивизии Внутренних войск НКВД, усиленные 8 бронепоездами. Для координации борьбы с оуновским подпольем в западные области УССР был командирован заместитель наркома внутренних дел СССР С.Н. Круглов.12

До конца сентября 1944 г. против формирований УПА было проведено 2573 чекистско-войско-вых операций. Как докладывал Л.П. Берия в ГКО 17 сентября 1944 г.:

«В связи с тем, что в бандах имеется известное количество офицеров разгромленных немецких частей, а также офицерского состава украинской дивизии «Галиция», бандиты ведут пулеметный и винтовочный огонь, а также огонь из минометов организованно и продуманно. Банды организуют оборону, отрывают окопы и ходы сообщения в полный профиль и в ряде мест сооружают дерево-земляные укрытия. Участники большинства разгромленных банд одеты в немецкую форму обмундирования, а также красноармейскую форму».

В результате проведенных операций было ликвидировано 37087 повстанцев и арестовано 7968 активных участников националистического бандподполья. При этом было захвачено 28 пушек, 1720 станковых пулеметов, 163 ПТР, 10646 винтовок, 2365 автоматов, 236 минометов, 960 пистолетов и револьверов, 20450 гранат, 2575165 шт. патронов, 14074 мины и 6618 артс-нарядов.13 Потери советской стороны составили 2235 убитых, 2621 раненых и 330 человек, пропавших без вести.14

Именно эту печальную статистику используют «национально-патриотические» историки Украины для обоснования собственного тезиса, что главныой целью «Советов» по отношению к националистам были «сила и террор».

Однако этот тезис не соответствует действительности. Советское руководство не ставило перед собой задачу ликвидации ОУН-УПА только силой оружия, а придавало большое значение методам идейного воздействия.

Принимая во внимание политическую и социальную неоднородность состава УПА, низкий общеобразовательный и культурный уровень рядовых боевиков, наличие среди учасников банд большого числа обманутых оуновской пропагандой или запуганных «эсбистами» (служба безопасности ОУН) молодых крестьян, правительство УССР старалось применять дифференцированный и гуманный подход, проявлением которого, в том числе, стали неоднократные обращения высших государственных и партийных органов республики к участникам вооруженных националистических формирований. Первое из таких обращений - «К участникам так называемых «УПА» и «УНРА» за подписью Председателя Президиума Верховного Совета УССР Н. Гречухи и Председателя Совнаркома республики Н. Хрущева появилось еще в феврале 1944 г. В нем, в частности, говорилось:

«Оуновский Провод дал вам оружие в руки, полученное от их немецких хозяев. Где и когда вели они вас с этим оружием против фашистских завоевателей?... Сколько немецких поездов пустили под откос ваши отряды? Мы знаем, что на крючок оуновско-немецкой пропаганды попались и честные люди, среди которых больше всего обыкновенных трудящихся крестьян. Эти люди поверили, будто оуновские отряды УПА ...будут бороться с немецкими угнетателями, и только потому оказались в их отрядах. Мы знаем, что много есть и мобилизованных в бандитские оуновские отряды под угрозой уничтожения их семей. Мы знаем, что среди участников УПА ...есть много таких, которые уже и сами чувствуют свою глубокую ошибку в том, что попали в эту УПА, чувствуют, что катятся в бездну, в которую их тянут гитлеровцы-оуновцы. Правительство Советской Украины не хочет напрасного пролития ни одной капли народной крови. Поэтому Советское правительство открывает дорогу к жизни, к мирному труду... перед всеми участниками так называемых УПА..., которые порвут всякие связи с врагами народа - гитлеровцами и оуновцами, которые искренне и глубоко чувствуют свою тяжкую ошибку в том, что вступили в ряды этой УПА... Именем Правительства Украинской Советской Социалис-

тической Республики мы гарантируем всем участникам так называемых УПА..., которые перейдут на сторону Советской власти, которые честно и полностью порвут всякие связи с оуновцами, которые искренне и целиком отрекутся от всякой борьбы и враждебных происков против Красной Армии и Советской власти, - полное прощение их тяжкой ошибки, их прошлых провинностей перд Родиной».15

И подобные призывы находили отклик в умах людей - достаточно сказать, что лишь за первый год амнистией воспользовались 29204 участника УПА и оуновского подполья.16 Эти меры советского руководства подполье ответило увеличением количества диверсий, чисткой собственных рядов и террором против явившихся с повинной повстанцев и членов их семей. Одновременно началась и структурная реорганизация бандформирований, завершившаяся к лету 1945 г. - переход к действиям мелкими, хорошо законспирированными маневренными боевками.

Перед советской стороной отчетливо встала перспектива затяжного гражданского конфликта и появления в условиях войны на западных границах страны серьезного очага напряженности. И, несмотря на многочисленные реляции об успешной ликвидации «остатков украинско-немецких националистов», ЦК КП(б)У и Совнаркомом УССР безусловно отдавали себе в этом отчет. Проанализировав обстановку, сложившуюся в оунов-ском подполье и взвесив все обстоятельства, в октябре 1944 года руководство республики решается на смелый и неординарный шаг...

Согласно директивам полученным от Н.С. Хрущева, к середине октября руководством НКГБ УССР при непосредственном участии наркома С.Р. Савченко была разработана операция, получившая название «Перелом». Суть ее заключалась в следующем: через доверенных лиц установить контакт с представителями Центрального Провода ОУН, убедить главарей подполья прекратить вооруженную борьбу и таким образом нормализовать военно-политическое положение в советском тылу и всем западноукраинском регионе. По имеющимся на сегодняшний день материалам сложно судить, была ли эта операция одобрена лично И.В. Сталиным, зато совершенно точно можно утверждать, что проводилась она в тесном контакте украинских чекистов с руководством союзного НКВД.

Народный комиссар госбезопасности УССР Сергей Романович Савченко не сразу определился, кому из подчиненных доверить непосредствен-

Даниленко (Карин) Сергей Тарасович, 1898 года рождения, уроженец с. Высокие Байраки Кировоградской области, украинец, из семьи крестьянина-бедняка, с незаконченным высшим образованием, женат. После окончания реального училища добровольцем вступил в РККА. В органах государственной безопасности с 1921 года. Член КП(б)У с 1925 года. Во время гражданской войны неоднократно забрасывался во вражеские тылы, с легендой участника петлюровского подполья внедрился в Пов-станческо-партизанский штаб генерала Ю. Тютю-нника во Львове и способствовал выводу последнего на территорию УССР. Затем на работе в ВУЧК. В конце 1920-х - начале 1930-х гг. начальник 3-го отделения Секретного отдела ГПУ УССР, затем на работе загра-

ницей. Участник оперативных игр с зарубежными националистическими центрами. В 1934 г. разработал и успешно провел операцию «Капкан», в результате которой на советскую территорию были выведены и задержаны два эмиссара РОВСа. В 1934 г. после возвращения на родину был назначен заместителем начальника отдела ГУГБ НКВД УССР. В июле 1937 г. после ареста наркома внутренних дел УССР В. Балицкого понижен в должности и назначен начальником управления пожарной охраны НКВД УССР. 27 августа арестован (вместе с женой) по обвинению в «заговоре Ба-лицкого», имущество конфисковано. 11 месяцев (из них месяц в одиночке) содержался в Лефортово, затем был переведен в Бутырскую тюрьму. Признательные показания на себя и своих коллег давать категорически отказался. 22 октября 1939 г. за отсутствием состава преступления был освобожден и благодаря поддержке С.Р. Савченко восстановлен в партии. Из-за подорванного в тюрьме здоровья в 1940 г. был вынужден выйти в отставку. 23 июня 1941 г. подал рапорт с просьбой использовать его оперативный опыт в борьбе с фашистами и был включен в оперативную группу НКВД УССР по организации партизанского движения на оккупированной территории и подготовке разведывательно-диверсионных групп. Находясь в прифронтовой полосе, вместе с частями КА в результате отступления оказался на Волге. Участник обороны Сталинграда, награжден Орденом Отечественной войны I степени. Неоднократно подавал рапорта с просьбой о заброске за линию фронта в одну из партизанских бригад. Осенью 1943 г. был приглашен руководителем недавно созданного НКГБ УССР С.Р. Савченко на работу в центральный аппарат и назначен заместителем начальника 4-го управления. С марта 1945 г. - руководитель Оперативной группы НКГБ УССР на Западной Украине, полковник государственной безопасности.

ное выполнение этой действительно уникальном операции. Молодые сотрудники, пришедшие в органы во время войны, для этой роли не годились - здесь нужен был настоящий интеллектуал и профессионал с большим опытом оперативной работы. После долгих раздумий нарком решился: реализацию операции «Перелом» он поручил заслуженному ветерану советской спецслужбы и человеку, к которому относился с большим уважением и доверием, - полковнику государственной безопасности С.Т. Карину-Даниленко. Безусловно, Савченко понимал, что операция связана с большим риском, и подводить под удар такие кадры ему не хотелось, но иного выбора у него не было.

Обсудив с наркомом детали намеченной операции, в 20-х числах октября 1944 г. Карин-Дани-ленко вылетел во Львов.

Первой задачей, стоявшей перед Кариным, было создание канала связи, сложность же заключалась в том, что верхушка Провода была тщательно законспирирована, и выходов на нее у советской стороны не имелось. Для успешного воплощения операции нужен был посредник - человек, с одной стороны знакомый руководству ОУН и имевший с ним в прошлом контакты, а с

другой - проживающий легально и пользующийся авторитетом и уважением. Еще одним непременным условием должны были быть честность и порядочность посредника, и уверенность в том, что его участие в миротворческой миссии будет искренним и исключающим двойную игру.

Долгими ночами, сидя в прокуренном кабинете львовского управления госбезопасности, перелистывал Карин агентурные дела и оперативные сводки, пытаясь подобрать отвечающего этим требованиям человека. И, наконец, кандидатура на роль посредника была найдена.

Этот человек, действительно сложной и интересной судьбы, привлек Карина не только тем, что вполне искренне симпатизировал Советской власти и не запятнал себя в годы оккупации пособничеством немцам, но и, прежде всего, своими родственными связями.

Пока Юлиан учился в Праге и готовил диссертацию, его младший брат Богдан Кордюк успел поступить в Львовский университет и стать членом УВО (кличка «Аркас»), а затем сделал стремительную карьеру в ОУН. В 24 года он уже был краевым референтом ОУН на западноукраинских землях, но в связи с неудачным нападением на почту в Го-

родце, в ходе которого погибло и было арестовано несколько оуновских боевиков, был вынужден передать дела новому краевому референту С. Бандере и выехал в Берлин. Работал в Проводе украинских национолистов, активно печатался в оуновской прессе, преподавал в Берлинском университете. После раскола поддержал Степана Бандеру, участвовал в работе Украинского Национального Комитета, организованного в 1941 г. ОУН(б) в Кракове, а летом 1941 г. вернулся во Львов. Вместе с остальным руководством бандеровской ОУН осенью 1941 г. был интернирован. После окончания войны стал членом политсовета ЗЧ ОУН, затем примкнул к группе Н. Лебедя. Один из функционеров, а впоследствии руководитель ОУН (за границей).18

Несмотря на столь различную судьбу и политические убеждения, какие-то взаимоотношения между братьями все же должны были сохраниться, и именно на это делал свою ставку Карин.

Ранним ноябрьским утром в кабинет заместителя заведующего львовским облздравотделом вошел подтянутый, средних лет человек в штатском. После знакомства и взаимных приветствий чекист сразу перешел к делу.

(Далее диалоги приводятся по рапортам, которые в ходе операции готовил С.Т. Карин-Даниленко для наркома госбезопасности УССР С.Р Савченко).

С.К.-Д.: Органы государственной безопасности ознакомлены с Вашим прошлым и знают, что Вы никогда не состояли ни в какой антисоветской организации, и, исходя из этого, относятся к Вам с полным доверием. Вместе с тем, мы имеем объективную информацию о круге Ваших знакомых в годы буржуазной Польши и гитлеровской оккупации, особенно из окружения Вашего брата, и в связи с этим хотели бы привлечь Вас к тайной и важной акции, преследующей исключительно благородные, гуманные цели.

Ю.К.: Благодарю Вас за высказанное доверие, но с братом и его друзьями-бандеровцами я практически порвал в первые недели оккупации, так как не мог и не хотел принять их коллаборационистскую политику.

С.К.-Д.: Однако же, семейные контакты у вас сохранились?

Ю.К.: Конечно, жены, да и мы иногда продолжали бывать друг у друга. Но прежней теплоты, родственной атмосферы этим встречам уже не хватало... Наконец, уезжая на Запад, Богдан

Кордюк Юлиан Степанович,

1894 года рождения, украинец, из семьи священника-униата, беспартийный, женат, образование высшее. Проживал во Львове по адресу ул. Шашкевича, дом 7. Будучи солдатом австрийской армии, в 1915 г. был взят в плен российскими войсками и два года провел в лагере для военнопленных. После Октябрьской революции добровольцем вступает в РККА, затем на работе в ВЧК в Средней Азии. Командовал боевыми подразделениями в борьбе с басмаческими формированиями. В 1922 г. оставил военную службу, нелегально перешел советско-польскую границу и вернулся домой. Окончил Пражский медицинский институт, врач-бактериолог. Защитил диссертацию, доктор медицинских наук. После освобождения Львова, в августе 1944 г., назначен главным врачом одной из больниц города, в октябре переведен в облисполком на должность заместителя заведующего Львовским областным отделом здравоохранения.

даже не попрощался. Если же Ваше ведомство интересуется кем-то из моих прежних знакомых - я к Вашим услугам.

Далее, как указывал в рапорте Карин, «учитывая, что Кордюк ведет себя искренне, благосклонно относится к предложению органов НКГБ, я решил говорить с ним откровенно и раскрыть, как говорится, свои карты».

С.К.-Д.: Вы знаете, что ЦК партии и Правительство республики прилагают максимум усилий к прекращению развязанной бандами кровавой бойни в западных областях, к нормализации обстановки. Еще весной этого года они издали к бандеровцам т.н. УПА обращение, в котором призывали их прекратить борьбу с советской властью и возвратиться по домам, а их заблуждения будут прощены и они смогут мирно продолжать свой труд. Помимо этого, принято решение в ближайшее время установить контакт с руководством ОУН-УПА, уговорить бандеровцев прекратить братоубийственную борьбу и, как первый шаг в этом направлении, -согласиться на переговоры с представителями правительства Советской Украины. Вы можете спросить, почему в этом сверхважном и деликатном деле мы обращаемся именно к Вам.

Ю.К.: Да, да, почему? Чем я, обычный врач, могу помочь в таком архисложном и к тому же опасном деле?

С. К.-Д.: Что ж, вопрос закономерный. Начнем с того, что Вы не такой уж обычный врач, а хорошо известный на Галичине специалист, доктор медицинских наук, к тому же заместитель заведующего отделом облисполкома, то

есть представитель Советской власти. Но есть еще одна причина в пользу именно Вашего участия в этом миротворческом деле. Ведь Вас хорошо знают те, к кому мы хотим обратиться. Я имею в виду верхушку бандеровского Провода. Не мне Вам говорить, что в подполье многие люди в течение долгих лет знают Вас как честного и порядочного человека, как ученого и интеллектуала.

Ю.К.: Но меня тревожит возможность расплаты со стороны бандеровцев.

С.К.-Д.: Насчет этого можете не волноваться. С того момента, как Вы возьмете на себя посредничество в установлении контакта с бандеровцами для ведения переговоров о прекращении борьбы, Вы и Ваша семья будут находиться под охраной правительства республики.

Ю.К.: Хорошо, я согласен и попробую найти тропку к руководителям подполья. Совесть врача и гражданина не разрешает мне отка-„ заться от участия в деле, которое может ™ спасти жизнь многих людей. Сейчас никаких

ас

* связей, никакого реального пути к УПА я не 5 знаю, но начну заниматься их поиском с сегод-§ няшнего дня.

га х га

| Через несколько дней, докладывал Карин в

■Ц очередном рапорте, Ю. Кордюк предложил ему

0 использовать для выходов на подполье свою ста-§ рую знакомую, львовскую художницу Ярославу

3 Музыку. По его словам, в настоящий момент это 3. был единственный человек, который мог бы свя-С зать его с «лесовиками». Как пояснял свой выбор

Кордюк, «пани Слава» всегда находилась в эпи-

§ центре нашего национального вопроса, у нее была

а уйма хороших знакомых в разных группировках,

| среди ее друзей были, конечно, и бандеровцы».

1 Муж художницы, Максим Максимович Музыка,

* известный микробиолог, заведующий кафедрой | Львовского мединститута и близкий друг Ю. Кор-3- дюка, давно махнул на все рукой и в дела жены ° предпочитал не вмешиваться.

я Подытожив первые результаты своей рабо-

Л ты, Карин просил санкции Савченко на контакт

4 Кордюка с Музыкой. Получив в середине ноября согласие наркома, чекист поручил Юлиану Степановичу как можно скорее встретиться с художницей и выяснить, может ли она связать его с руко-

^ водством подполья для передачи важного и экс-

^ тренного сообщения.

Одновременно, по распоряжению Савченко квартира и мастерская Музыки были взяты под скрытое наблюдение сотрудниками львовского УНКГБ. Благодаря оперативным источникам стало известно, что мастерская Музыки в годы оккупации была своеобразным салоном, который посещали участники различных националистических группировок, в том числе и члены Центрального Провода ОУН Степан Ленкавский и Лев Ребет. Я. Музыка, сама не являясь членом ОУН, в то же время им активно симпатизировала и помогала подполью, передавая деньги и медикаменты, а ее племянник, 28-летний врач Левко Стефанив находился в УПА. Связь с ним поддерживалась через молодую женщину, которая периодически появлялась в мастерской Музыки и так же внезапно исчезала. Не заставили себя ждать и результаты наружного наблюдения. Через несколько дней львовские чекисты доложили Карину, что молодая женщина, посещающая «пани Славу», не рядовая связная, а руководительница УЧХ (Украинского Червоного Хреста) и женской сетки ОУН, дочь профессора математики львовского университета Катерина Зарицкая, более известная в подпольных кругах как «Монета». Регулярные появления такой значимой фигуры в мастерской художницы позволяли предположить наличие во Львове не только крупной оуновской сетки, связанной с руководством Провода, но и значительной группы симпатиков, в которую входит (или непосредственно с ней контактирует) «пани Слава».

Таким образом, «тропинка» Юлиана Кордюка вывела туда, куда и было задумано. Теперь успех операции зависел от результатов разговора Юлиана Степановича с Музыкой. Опасаясь, чтобы работники госбезопасности не расшифровали себя и не спугнули художницу, Карин приказал немедленно снять наблюдение с дома и мастерской «пани Славы».

В конце ноября Ю. Кордюк несколько раз встречался с Музыкой и, наконец, как рассказывал он Карину, смог ее «разговорить». Я. Музыка сообщила ему, что якобы беседовала с одной подпольщицей, и та пожаловалась ей на огромные потери, которые несет УПА от столкновений с советской стороной и охватившие в связи с этим рядовых участников уныние и растерянность. Воспользовавшись моментом, как и было обусловлено с Кариным, Кордюк доверительно сказал ей, что в облисполкоме находится специально прибывший из Киева представитель правительства УССР, уполномоченный вступить в контакт с руководством ОУН-УПА и договориться о прекращении вооруженного сопротивления. Далее Юлиан Степанович сообщил Музыке, что «киевлянин» вы-

звал и его, и он дал свое согласие участвовать в подготовке таких переговоров. Введя художницу в курс дела, Кордюк принялся уговаривать ее помочь встретиться с каким-либо «ответственным человеком из числа повстанцев, чтобы он смог передать ему содержание своих бесед с киевским представителем». По словам Кордюка, Музыка заинтересовалась встречей с «киевлянином» и стала выяснять мельчайшие подробности, вплоть до примет Карина и того, насколько хорошо он владеет украинским языком. В итоге она заявила Кордюку, что «перетрактации с большевиками ни к чему не обязывают, но позволят нашим хлопцам получить хоть временную передышку», поэтому она переговорит «с кем нужно» и даст ответ.

Между тем диверсионно-террористическая деятельность УПА в советском тылу не прекращались. До конца октября 1944 г. лишь на Волыни было совершено около 800 нападений на советские тыловые объекты. С 15 по 27 ноября имели место 2 аварии поездов на железнодорожном участке Здолбуново - Дубно и 3 аварии воинских эшелонов на участке Здолбуново - Оженино. Во всех случаях аварии произошли в результате подрыва мин, подложенных под рельсы. 12 ноября банда УПА устроила нападение на гарнизон в селе Княгинин с целью отвлечь внимание бойцов, охранявших мост через реку Стубла, и в это время взорвать мост. Ночью 21 ноября было осуществлено нападение на с. Добров-ляны, подорван мост на дороге Калуш - Добровля-ны длиной 320 м и срезаны телефонные столбы на линии связи Калуш - Новицы. В ночь на 9 декабря в результате нападения на железнодорожную станцию Снятин было повреждено 100 м железнодорожной колеи и сожжен мост (05.12. - Прим. авт.). Всего до конца 1944 года формирования УПА совершили 134 диверсии на железных дорогах, подорвали 13 и сожгли 15 железнодорожных и 12 шоссейных мостов. Потери советской стороны по неполным данным составили 7544 человека.

В первой половине 1945 г количество диверсий на железных дорогах, автомобильных шоссе и линиях связи увеличилось до 212. Так, в сводке Управления НКГБ по Ровенской области сообщалось:

«...12 января 1945 года на перегоне Ма-линск - Москвин бандой был обстрелян воинский поезд. В результате один убит и ранено шесть военнослужащих, пробит тендер паровоза...

16 января на перегоне Рудня - Михайловка миной натяжного действия был подорван еще один поезд. В результате взрыва сошло с рельсов и свалилось под откос 3 цистерны, сгорела теплушка, убито два и ранено два человека...

Музыка Ярослава Львовна,

1898 года рождения, родилась в Шумском районе Тер-нопольской области, замужем. Образование высшее, в 1925 году окончила институт народного творчества во Львове, затем несколько месяцев училась в Москве и Париже. Работала художником-консультантом Львовского этнографического музея. Проживала по ул. Чер-нецкого, дом 26.

14 февраля в 22.00 на железнодорожном перегоне ст. Пост - Рокитное бандой разобрано 300 м железнодорожного пути и подпилена рама моста. В результате следовавший санитарный поезд потерпел крушение. Паровоз и 18 вагонов свалились под откос...

15 февраля на перегоне Остки - Рокитное бандой УПА был разобран путь, в результате чего потерпел крушение поезд № 1111. Сошел с рельсов паровоз и 14 вагонов с народнохозяйственными грузами.

17 февраля на перегоне Сарны - Немовичи в результате взрыва мины потерпел крушение пассажирский поезд местного сообщения. Паровоз и шесть вагонов сошли с рельсов. Убит машинист паровоза, ранено 14 пассажиров...».19

Для находящегося во Львове Карина тянулись томительные недели ожидания, нервничал и Хрущев, требуя от чекистов максимально ускорить начало переговоров.

Но заканчивался декабрь, а реакции Провода ОУН не было. Странно вела себя и Я. Музыка, которая на взволнованные вопросы Кордюка, нет ли ответа «зввдтам», никак не реагировала, и вообще стала избегать встреч с Юлианом Степановичем...

И здесь Савченко и Карин получили неожиданную помощь - к операции «Перелом» подключились чекисты союзного наркомата.

Используя факт пребывания в Москве делегации Украинской греко-католической церкви, которая, находясь в столице, занималась урегулиро-

ванием вопросов правового положения униатской церкви, было решено встретиться с церковными иерархами и уговорить их взять посредническую миссию на себя. Интересно, что к этой мысли чекистов подтолкнули сами униаты, которые во время встреч с Председателем Совета по делам религиозных культов при СНК СССР И.В. Полянским ставили не столько церковные, сколько «вопросы политического положения в Западной Украине», и при этом намекали, что не против помочь власти стабилизировать положение в регионе. Как хвастливо отмечал в беседе с оперативным источником член делегации и ее неформальный лидер, отец Гавриил Костельник, «наше влияние в народе на Западной Украине огромно. При желании, мы могли бы оторвать народ от симпатий к бандеровско-му течению. Советская власть без нашей помощи бессильна что-либо сделать в этом направлении. Желательно, чтобы Советская власть сделала бы уступки бандеровцам».20

26 декабря 1944 года в здании НКВД СССР на Лубянке в кабинете начальника секретариата НКВД СССР С.С. Мамулова состоялась встреча руководства органов госбезопасности с предста-„ вителями униатской церкви. Делегация УГКЦ ™ прибыла на встречу в полном составе: архиманд* рит ордена «Студитов» и брат покойного митро-5 полита А. Шептицкого Климент Шептицкий, член

га

§ митрополичьей капитулы, доктор философии

= отец Гавриил Костельник, иеромонах ордена «Сту-

| дитов» Герман Будзинский и священник УГКЦ

■Ц Иван Котив. Советскую сторону представляли

0 начальник 2-го управления НКГБ СССР П.В. Фе-§ дотов, начальник 4-го управления НКГБ СССР

3 П.А. Судоплатов и начальник ГУББ НКВД СССР 3. А.М. Леонтьев. При этом, как указывали чекис-С ты в рапорте о встрече, «делегаты представили 5 себе, что они были в «Политическом Управлении § Красной Армии», а нас приняли за ответственных а представителей этого Управления».

| Стоит отметить, что в начале встречи произо-

1 шел один интересный эпизод, который произвел * на униатов положительное впечатление и распо-| ложил их к советским представителям. Позднее 3- г. Костельник вспоминал: «Когда мы зашли, я го° ворю: «Уважаемые господа генералы! Мы разго-я вариваем только по-украински, и следовало бы, Л чтобы мы поняли друг друга, пригласить перевод-

4 чика». Слово взял П.А. Судоплатов, «красивый, симпатичный, с черными глазами, сравнительно молодой», как описывал его г. Костельник, «и на чисто украинско-галицкой мове, ей богу, лучше,

^ чем владею я сам, говорит: «А я что, не украинец?

^ Будем говорить с Вами по-украински» - и начал,

Ь и начал... ». «Русский, - подчеркивал далее отец

Гавриил, - никогда так не смог бы говорить по-украински, сколько бы он его не изучал».

В дальнейшем тон беседы задавал г. Костельник, который пустился в пространные рассуждения, пытаясь уверить советских представителей, что формирования УПА якобы изначально создавались отнюдь не для борьбы с Советской властью. В свою очередь Судоплатов, выслушав эту ложь, дипломатично не стал ее опровергать, а напротив, воспользовавшись моментом, намекнул представителям УГКЦ, что коль скоро изложенная ими информация соответствует действительности, с их стороны было бы желательно организовать встречу руководства ОУН с представителями Советской власти для переговоров о прекращении вооруженного противостояния.

При этом, как указывали в рапорте чекисты, «мы заявили Костельнику, что ...гарантируем деле-гатам-бандеровцам безопасность и возможность уйти в лес, если даже не придем к соглашению... Делегаты просили дать им возможность через некоторое время встретиться с нашим представителем во Львове, через которого они могли бы сообщить нам, как они выполняют данные ими здесь обещания, а самое главное, условиться, как лучше организовать встречу представителей бан-деровского течения с уполномоченными Советской власти. Делегатам было сказано, что они могут дать нам о себе знать через уполномоченного по делам культов во Львове». (Здесь стоит уточнить, что в роли уполномоченного Совета по делам религиозных культов при СНК УССР должен был выступать все тот же С.Т. Карин-Даниленко).21

И уже вечером того же дня от оперативного источника в 4-е управление НКГБ поступила информация, что во время разговора с ним Кос-тельник доверительно признался: «Мы не сказали, что непосредственно можем связаться с руководителями бандеровцев, но... мы же можем с ними связаться, мы знаем священников, через которых можем установить контакт».22

На следующий день, 27 декабря, накануне отъезда делегации УГКЦ из Москвы, оперативный источник вновь встретился с г. Костельником. «Вчера, - сообщил ему Костельник, - как Вам известно, генералы нам говорили об установлении связи с руководством бандеровцев. Мы, когда вернемся во Львов, свяжемся с такими людьми, пусть руководители придут на переговоры с представителями властей, их отпустят обратно в лес, если они даже не договорятся с властями. Я в это верю: убедить же их в необходимости такой встречи я смогу, я договорюсь с ними, и они поймут, что большевики с ними не будут говорить после окончания войны. Надо использовать подходящий мо-

мент и сейчас принимать меры, чтобы выставить перед большевиками требования (они хотят ставить вопрос, в частности, о создании украинского войска), необходимость такой встречи именно сейчас поймут...». «Костельник, - резюмировал свое донесение источник, - высказывает твердое намерение по приезде во Львов принять все меры по организации встречи руководителей банде-ровцев с представителями советских властей. Он считает, что на такую встречу должны придти от бандеровцев люди с именем, которые могут принимать решения и решают вопросы».23

Таким образом, у советской стороны появился еще один реальный шанс установить канал связи с главарями подполья.

Полученная в ходе встречи информация, равно как и сообщения оперативных источников, были немедленно переданы в Киев, а оттуда во Львов, и уже 8 января 1945 года в здании Львовского облисполкома С.Т. Карин-Даниленко встретился с г. Костельником и И. Котивым. После взаимных приветствий чекист, соблюдая легенду прикрытия (напомним, он выступал в роли уполномоченного совета по делам религиозных культов при СНК УССР), долго расспрашивал униатов о пребывании делегации УГКЦ в Москве и переговорах с Полянским, и, наконец, перешел к выяснению главного вопроса. При этом Карину необходимо было разобраться и понять для себя, действительно ли униаты готовы всерьез заняться налаживанием каналов с подпольем, или это были лишь пустые слова для отвода глаз. В связи с этим, когда беседа коснулась встречи с «генералами», между ним и Костельником произошел примечательный диалог (цитируем по рапорту Карина):

С. К.-Д.: О чем же Вы говорили?

Г.К.: Мы говорили о том, как начать переговоры с теми, ну как их... - да с этой самой УПОЙ.

С. К.-Д.: Какой УПОЙ?

Г.К.: Да с УПОЙ, которая в лесу.

Г.К. (наивно): Ну, мы как-нибудь будем искать их, а может быть они, узнав, что мы были в Москве, сами придут к нам, поинтересуются, что мы там дели. Мы воспользуемся случаем и постараемся убедить их в необходимости переговоров с Советской властью с тем, чтобы они прекратили те безобразия, какими занимаются.

С. К.-Д.: А кого Вы персонально из главарей этой самой УПА или Центрального Провода знаете?

Г.К.: Боже спаси, никого не знаю.

С. К.-Д.: Состава Центрального Провода не

Г.К.: Не знаю.

С. К.-Д.: Ну, а Романа Шухевича знаете?

Г.К.: Ну конечно, Романа Шухевича хорошо знаю, это же мой бывший ученик.

С. К.-Д.: А Вы его давно видели?

Г.К.: Да, давненько. Если память мне не изменяет, Шухевич был у меня в 1942 году. Он ехал с отрядом куда-то в Белоруссию для борьбы с советскими партизанами. Зашел ко мне и просил, кажется, чей-то адрес. Не помню, дал ли я ему этот адрес или не дал, но больше я его не видел.

С. К.-Д.: А Максима Рубана Вы знаете?

Г.К.: Максима Рубана? Не слыхал такого.

С. К.-Д.: Как, совсем не слышали?

Г.К.: Не слышал.

С. К.-Д.: Так говорите, о Максиме Рубане не слышали? А Николая Лебедя знаете?

С. К.-Д.: С так называемой УПА, Вы хотите сказать? С нею или с Центральным Проводом ОУН?

Г.К.: Да, с УПОЙ и с Центральным Проводом ОУН.

С. К.-Д.: Ну, а как же Вы думаете это сделать? Где Вы их найдете?

Г.К.: Николая Лебедя? Как же, это тоже мой бывший ученик.

С. К.-Д.: Это и есть Максим Рубан.

Г.К.: Теперь припоминаю, господин министр, что действительно эту фамилию я слышал, когда Вы упомянули о Николае Лебеде, но забыл. Знаете, старческая память.

С. К.-Д.: А других членов Центрального Провода знаете?

Г.К.: Никого не знаю.

С. К.-Д.: А Бандеру Степана знаете, где он теперь?

Г.К.: Бандеру Степана не знаю, но слышал, что он где-то в тюрьме у немцев.

С. К.-Д.: Вопрос относительно переговоров с УПА или с Центральным Проводом ОУН возник по Вашей инициативе?

Г.К.: Нет, не по нашей инициативе. ...Нас повезли к генералам, и в беседе они нам предложили взять на себя миссию установить контакт с ОУН-УПА с тем, чтобы они пошли на переговоры с представителями Советской власти...

С. К.-Д.: Ну что же Вы делаете в этом направлении?

Г.К.: Мы ищем и ждем их к себе.

С. К.-Д.: Вы с охотой взяли на себя эту миссию?

Г.К.: Конечно, с охотой, потому что нужно положить конец тем страданиям, какие терпит народ Западной Украины от этого леса и спасти, по возможности, ту молодежь, которую ОУН и УПА увлекли за собой. Будем надеяться, что нам кое-что удастся сделать. Когда мы ехали в Москву, нас пугали тем, что там, на территории Советского Союза и на Украине, в частности, действует 4 миллиона этой самой УПА, но мы видели, что никаких там 4 миллионов, да и вообще ничего подобного на территории Советского Союза нет. Бандеровцам ничего не остается делать, как только начать переговоры с тем, чтобы как-нибудь спасти свои головы.

жении существования националистического движения являлась его вдохновителем и опорой, а потому расчет на использование униатов в операции «Перелом» казался Карину малоперспективным. И наигранное поведение Костельника, избравшего для сегодняшней беседы роль наивного простака, это подтверждало. Как показали дальнейшие события, интуиция не подвела опытного чекиста.Тем не менее, в НКГБ УССР все же решили разыграть униатскую карту до конца, и Карин получил указание встретиться и попытаться привлечь к посреднической миссии униатов главу УГКЦ Иосифа Слепого, занявшего митрополичий престол в ноябре 1944 г. после смерти Андрея Шептицкого. Чекисты были осведомлены, что Слепой совершенно не имел того уважения и авторитета, каким пользовался покойный владыка Андрей. Расчет был в другом: в период оккупации Слепой играл активную роль в политической жизни Галиции, участвовал в различных мероприятиях оккупационных властей, соответственно, был лично знаком со многими оуновскими функционерами, а потому мог при желании повлиять на руководство подполья и уговорить его принять советские предложения.

Воспользовавшись тем, что делегация УГКЦ после своего возвращения детально информировала митрополита о своем пребывании в Москве и состоявшихся там встречах и переговорах, в том числе и о взятых на себя обязательствах, 11 января 1945 г. Карин нанес Слепому визит, и среди прочего, поднял вопрос о посреднической миссии. «Делегация взяла на себя эту миссию, отдавая себе полностью отчет в том, что всякие мероприятия, направленные на умиротворение в областях Западной Украины, являются делом христианской морали, - признал в разговоре с Кариным Слепой. - Вот все, что я Вам могу сказать по этому вопросу».

И вновь предоставим слово Карину (цитируется по рапорту):

С. К.-Д.: Какие же меры принимают в осуществление своей миссии члены делегации, каким

образом они надеются установить контакт

с Проводом ОУН и УПА?

С. К.-Д.: Ну что же. Вы взяли на себя, безусловно, благородную миссию, желаю Вам успеха.24

Беседа с Костельником и Котивым оставила у Карина двойственное впечатление. Без сомнения, униаты поддерживали контакты с руководством оуновского подполья и могли передать ему мирные предложения советской стороны. В то же время, и Карин это хорошо понимал, УГКЦ на всем протя-

И.С.: Они ищут путей для того, чтобы связаться с этим Проводом, но подробно об этом я Вам ничего не скажу, так как об этом они меня не информировали.

С. К.-Д.: Но Вы, Ваша Экселенция, одобряете такую миссию делегации?

И.С.: Безусловно, одобряю.

С. К.-Д.: Но, ведь Вы сами можете им в этом многим помочь.

И.С.: Повторяю, я не могу Вам об этом сказать.

И.С.: Я не совсем понимаю, каким образом я бы мог им помочь.

С. К.-Д.: В период оккупации, Ваша Экселенция, Вы являлись членом «Национальной Рады», членом «Рады Сеньоров» и, как мне известно, принимали активное участие в политической жизни этих украинских организационных центров. Больше того, Вы ведь вели переговоры по умиротворению бандеровцев и мельниковцев. Так ведь?

И.С. (смущенно, сглотнув слюну): Да, это

так, я был членом «Национальной Рады» и членом «Рады Сеньоров», но это были не политические организации, а чисто общественные.

С. К.-Д. (перебивая Слепого): Нет, Ваша Экселенция, это были политические организации. Больше того, эти организации являлись, по существу, по тем планам, какие они лелеяли и по претензиям, - прототипом украинского правительства, но немцы их просто разогнали. Вопрос этот для нас бесспорный и мы не будем о нем дискутировать. Меня больше интересует Ваша миссия в деле умиротворения бандеровцев и мельниковцев. С кем персонально по этому вопросу Вы вели переговоры?

И.С.: Право, фамилий лиц, с которыми я вел по поручению покойного митрополита Андрея переговоры, я не помню. Лица эти были мне незнакомы.

С. К.-Д.: Как же так, Вы вели переговоры и не знали с кем?

И.С. (смущенно): Представьте себе, что не знаю. Ведь это люди такие, что трудно знать их фамилии... Да, простите, одну фамилию вспомнил. Случайно как-то в процессе переговоров была произнесена фамилия Ребет. Кто он такой, какое занимал положение - не могу Вам сказать, но он представлял бандеровцев. Но эти переговоры ни к чему не привели, так как бандеровцы с мельниковцами не хотели мириться.

С. К.-Д.: А какое положение занимал среди бандеровцев Ребет?

С. К.-Д.: Ребет, Ваша Экселенция, являлся шефом Государственного Устройства при правительстве Стецько.

И.С.: Да, может быть, но я не в курсе дела...

С. К.-Д.: Вы простите, Ваша Экселенция, что я так подробно останавливаюсь на этих вопросах, но мне также кажется, что, поскольку Вы в свое время по поручению митрополита Андрея вели переговоры, вернее, были посредником между бандеровцами и мельниковцами, то и сейчас могли бы оказать большую помощь членам делегации по осуществлению той миссии, какую она на себя взяла. Я думаю, что Вы отдаете себе отчет в том, какое важное дело сделала бы церковь, вернее, ее представители в лице делегации, если бы, установив контакт с Проводом ОУН и УПА, добились бы прекращения борьбы, которую ведут оуновцы и участники УПА против украинского народа и Советской власти - борьбы, полезной только нашим врагам.

И.С.: Я полностью отдаю себе в этом отчет, и буду содействовать тому, чтобы делегация успешно осуществила свою миссию в этом деле. Очень сожалею, что лично я ничего для этого не могу сделать. Если потребуется мой совет, я дам его, как делегации в целом, так и каждому члену ее, как я дал им на это свое благословение после того, когда они информировали меня о своих переговорах с генералами.25

Таким образом, предчувствие Карина оправдалось - расчет на содействие митрополита оказался напрасным. Иосиф Слепой полностью устранился от посредничества и занял выжидательную позицию.

Тем не менее, находясь, по сути, в патовой ситуации из-за отсутствия других каналов связи с подпольем, Сергей Тарасович все же периодически напоминал им о взятых на себя посреднических обязательствах. Костельник же продолжал юлить и тянуть время, мотивируя отсутствие конкретных шагов со своей стороны боязнью ареста за связь с бандеровцами и прочими надуманными причинами. И Карину вновь приходилось разъяснять доктору философии, что и ему, и представителям подполья от имени правительства гарантирована полная неприкосновенность и безопасность.

Когда терпение Карина уже подходило к концу, от И. Котива, наконец, была получена информация, что «дело находится на хорошем пути», и доктор Костельник просит «господина министра» пожаловать к нему на обед в четверг, 1 февраля, к пяти часам вечера, где они и смогут в домашней обстановке обсудить все интересующие вопросы.

Точно в назначенное время Карин появился в квартире Костельника в доме № 1 по улице Кор-няктов. Судя по описанию встречи в докладной записке, доктор философии вновь избрал для себя роль наивного провинциала и, вместо обсуждения главного вопроса, принялся рассказывать о своем увлечении рыбной ловлей, носился по комнате, с гордостью показывал удилища, а во время обеда много шутил и «оглушительно пил водку и курил», чего, по словам Карина, он во время предыдущих встреч за ним никогда не замечал. Сергей Тарасович вынужденно прервал эту идиллию, и, заявив, что «деловых вопросов на десерт не оставляют», попросил информировать его о «результатах принятых делегацией мер по установлению контакта с Проводом ОУН». «Раз уж Вы настаиваете начать с деловых вопросов, - ответил Костельник, - то ничего не поделаешь. К Проводу ОУН мы нашли пути, поставили перед ним вопрос о возможности переговоров и получили такой ответ: «Нужно было с этим делом обратиться к нам до Рождества, теперь уже поздно».

Ошеломленный этим известием Карин записал полученный ответ в блокнот и попытался выяснить у униатов, как нужно это понимать. Костельник и Котив пожали плечами: «Разве этих людей поймешь, что они хотят? Разве поймешь, что они хотели сказать своим ответом на Ваше предложение? Ломаем мы голову, чтобы понять этот ответ, но пока безнадежно». Карин быстро взял себя в руки. «Что ж, - резюмировал он, - какой бы ответ ни был, но если он неположительный, то тем хуже для тех, кто именует себя Проводом ОУН и «иже с ними». Значит, они не отдают себе отчета в том, что их ожидает. Дело в том, что если они, так или иначе, не сложат оружия - мы их всех уничтожим не сегодня, так завтра. Конечно, Провод ОУН в этих условиях, очевидно, надеется улизнуть за кордон и расплатиться за свои действия жизнью всех тех, кто шел за ними и за т. н. УПА, но и эта глупая надежда неосуществима, так как кордон, с точки зрения наших возможностей, сегодня - вещь весьма условная, так же, как и для Гитлера нет таких кордонов,

^ за которыми он мог бы скрыться. Не будет таких .в

^ кордонов и для тех оуновцев, которые не пожела-

Ь ют сложить оружие».26

<5

Как ни горько было Карину это осознавать, но результаты четырехмесячного напряженного труда оказались напрасными, и на операции «Перелом» можно было поставить крест. Ему оставалось лишь проинформировать Савченко о результатах и ждать дальнейших указаний наркома.

Через несколько дней за подписью последнего в Москву на имя П.А. Судоплатова был отправлен подробный отчет, в сопроводительном письме к которому Савченко указывал:

«...Униаты установили связь с Проводом, предложили ему войти в контакт с Советской властью и начать переговоры о прекращении борьбы. Однако, судя по ответу, Провод ОУН -УПА отказался вести такие переговоры через униатов».27

Одновременно с этим руководство НКГБ УССР принимает решение максимально активизировать мероприятия по агентурному делу «Берлога», направленному на «полное вскрытие деятельности членов бандеровского Провода ОУН, проводящих на нашей территории активную бандитско-терро-ристическую и шпионско-диверсионную работу, и их оперативную ликвидацию».28

Однако последующие события вновь приняли для чекистов совершенно неожиданный оборот. Морозным днем 15 февраля в кабинет Карина, который он занимал в здании львовского облисполкома, вошел взволнованный Кордюк. Юлиан Степанович рассказал следующее. Пару дней назад, на улице Радянськой недалеко от облисполкома к нему внезапно подошла Ярослава Музыка и тихо прошептала: «Наконец получено согласие на предварительную встречу. Ждите вызова». А сегодня утром она появилась на квартире у доктора и сообщила, что во Львове находится курьер от Центрального Провода ОУН, который желает безотлагательно встретиться с Кордюком. На выбор курьер предложил несколько мест встречи: собор св. Юра, Стрыйский парк или дом «пани Славы». Юлиан Степанович выбрал последнее и вскоре уже сидел в квартире Музыки напротив представителя бандеровского Провода.

Им оказалась молодая женщина. После приветствий Кордюк поинтересовался, заинтересованы ли ее руководители вступить в переговоры с правительством по вопросу прекращения вооруженной борьбы. «Заинтересованы, - последовал ответ. - И я по поручению организации должна передать Вам ответ. Провод согласен на встречу, но, по мнению руководства, она должна проходить на паритетных условиях, при равном числе

людей с обеих сторон. Что же касается советской стороны, то поскольку переговоры будут охватывать общеукраинские вопросы, Провод полагает, что в них не должны принимать участие работники львовского партийного или государственного аппарата, а только деятели республиканского уровня». «Каковы же технические условия встречи?» - спросил Кордюк. «Мне поручено озвучить наши предложения по организации встречи. Во всяком случае, переговоры должны проходить на нашей территории и под охраной наших хлопцев. Это одно из принципиальных условий Провода. Все условия изложены в этом «грипсе»» - с этими словами курьер передала Кордюку небольшую запечатанную записку. Юлиан Степанович пообещал передать «грипс» представителю правительства и условился встретиться с курьером через два дня, чтобы сообщить результаты.

В «грипсе» Провода ОУН содержались технические условия: встреча должна была состояться 24 февраля (запасная дата 28 февраля), одна-две автомашины с представителями советской стороны должны были выехать из Львова в восемь часов вечера и двигаться со скоростью 30 километров в час в сторону Тернополя, подавая каждую минуту сигналы светом фар. Точное место встречи указано не было. На каком-то участке шоссе машины будут остановлены круговыми движениями фонаря. Здесь представителей правительства встретят связные Провода и проводят к месту переговоров. Если советская сторона согласна на эти условия, должен быть подан условный знак: на фонарном столбе по улице Коперника напротив дома № 5 начерчены мелом две точки.

В тот же день, 15 февраля, во Львов экстренно вылетел народный комиссар госбезопасности УССР Савченко. Вечером, в присутствии Карина он встретился с Кордюком и внимательно выслушал сообщение последнего. Было решено, что на обусловленную встречу с курьером 17 февраля вместе с Кордюком отправится и Карин. При этом с Музыкой должно было быть согласовано, чтобы курьер о внезапном визите «киевлянина» ничего не знала.

А на фонарном столбе по улице Коперника появились две нарисованные мелом точки.

17 февраля 1945 года в 12.30 в здании Облисполкома Карин встретился с Кордюком, чтобы вместе направиться на квартиру к Музыке. Кор-дюк сообщил, что уже побывал там, но, чтобы выиграть время для встречи с Кариным, предупредил связную, что из-за срочного задания переносит разговор на час-полтора. «Пани Слава» о визите «киевлянина» для встречи с курьером была предупреждена и дала охотно свое согласие.

Курьер, по словам Кордюка, о визите Карина ничего не знала.

В 12.40 Карин и Кордюк переступили порог квартиру художницы. Представившись Музыке и извинившись за незваный визит, Карин попросил ее пригласить «невидому пани». Через минуту в гостиную вошла молодая женщина. Вот как описывал ее Карин: «По внешнему виду и одежде, она похожа на домашнюю работницу. Скромная на вид, с простым, типично украинским обветренным лицом, с прической деревенской девушки, в серенькой поношенной, городского фасона юбке и свитере, в приличных, по ноге сшитых сапогах, «невидома пани», благодаря своей простоте, не могла привлечь к себе никакого внимания». Как впоследствии выяснили чекисты, это была Богдана Свитлык-Литвиненко (оуновская кличка Светлана), руководительница женской сетки ОУН г. Львова.

Далее между ними состоялся весьма примечательный диалог, из которого мы позволим себе процитировать весьма обширный фрагмент (цит. по рапорту С.Т. Карина).

«Начиная деловую беседу, я сказал: «Я представитель Правительства Украины из Киева. Мне поручено войти с Вами в контакт по вопросу ведения переговоров с т. н. Центральным Проводом ОУН о прекращении ОУН-УПА борьбы с нами. Меня проинформировали, что люди, именующие себя Центральным Проводом ОУН, через посредников обратились к советскому украинскому правительству с таким предложением и для предварительной встречи назначили свои условия, вернее не условия, а технику встречи для ведения предварительных переговоров.

Прежде чем говорить о самих то ли предварительных, то ли генеральных переговорах, я хочу Вам сказать...».

«Пожалуйста», - перебила меня связная.

«Я хочу сказать о безопасности, - продолжал я далее. - Больше того, о неприкосновенности тех людей, которые будут с Вашей стороны вести переговоры с нами о прекращении борьбы, в частности, о Вашей лично безопасности, поскольку Вы являетесь деловым посредником из леса. С той минуты, когда я вступил с Вами в личный контакт, Вам, от имени Правительства Украины, гарантируется полная безопасность и неприкосновенность».

Склонив набок голову и несколько смущаясь, связная поблагодарила меня, но с таким выражением на лице, которое как будто гово-

рило - «но я могу обойтись и без Вашей гарантии».

«Теперь я хочу Вам сказать, кто я, - продолжал я далее. - Я уполномоченный по делам религиозных культов при Совете Народных Комиссаров Украины. Человек я для Вас неизвестный, но Вы можете обо мне спросить у известных, пожалуй, даже авторитетных для Вас людей, которые меня лично знают, например: его Екселенция митрополит Иосиф Слепой - глава греко-католической церкви, архимандрит Климент Шептицкий, доктор Костельник и капеллан Котив».

При этом я протянул связной Провода свой документ с фотокарточкой, выданный мне как врио Уполномоченного по делам религиозных культов при СНК УССР за подписью Зам. Пред. Совнаркома тов. Корниец. Связная внимательно прочла текст удостоверения, остановила взгляд на заглавном штампе его -«Совет Народных Комиссаров», затем опустила глаза на подпись внизу и передала документ Я.Л. Музыке, которая протянула за ним руку. Музыка прочла документ, отдала его снова связной, которая, передавая его мне, сказала: «Благодарю Вас, этого мне достаточно».

Я продолжал далее: «Так вот, «невидома пани», от имени Правительства Украины ставлю Вас в известность о том, что переговоры с Центральным Проводом ОУН о прекращении им борьбы с нами мы вести готовы, готовы также и встретиться с ответственными представителями его, но не таким способом, как это нам предложено Вашим «грип-сом». Вы наверно уже знаете, что согласно условию, предложенному нам в Вашем «грипсе», мы на фонарном столбе на улице Коперника,

Б. Свитлык («Светлана»)

против дома № 5, поставили две точки мелом, но, «невидома пани», я хочу Вам заявить: это не значит, что мы принимаем все предложенные условия встречи с Вашими представителями. Две точки на столбе мы поставили для того, чтобы показать вам свою добрую волю, с которой мы соглашаемся вести с Вами переговоры. Но что касается условий встреч с ответственными Вашими представителями, то нашу точку зрения мне поручено изложить Вам лично для того, чтобы Вы передали о ней тем, кого Вы представляете. Исходя из этого, я и позволил себе просить Юлиана Степановича устроить встречу с Вами лично и через него же я просил Ярославу Львовну позволения встретиться с Вами в ее квартире. Чтобы Вам не поставили в вину встречу со мной, я, с Вашего разрешения, обращаюсь к Ярославе Львовне и Юлиану Степановичу с просьбой присутствовать при нашей беседе, дабы они могли засвидетельствовать, если это потребуется, о деловом содержании нашей беседы перед Вашими доверителями, ибо Ваши собратья, как нам известно, всякое произвольное общение с представителями Советской власти склонны воспринимать с подозрением и «без сантиментов».

Каким же образом мы склонны вести переговоры с Вашими представителями? Прежде всего, мы возражаем против ведения переговоров где-то там «у Вас», на «Вашей» территории, ибо никакой территории Вы не имеете, земля наша, украинская советская, отвоеванная у врагов кровью лучших сынов украинского народа. А теперь еще приходится вести борьбу и с Вами. Во имя чего подняли против нас оружие? Вы думаете, нам не больно от того, что Вы, украинцы, ведете борьбу против нас же, украинцев? Больно, конечно. Я украинец и это особенно чувствую. Поэтому к вопросу переговоров о прекращении Вами борьбы у меня есть стимул не только государственный, но и личный.

Переговоры с Вами, как я уже говорил, мы вести согласны, но в лес мы ехать не намерены. Пусть приезжают Ваши представители сюда - во Львов, в Киев, куда хотите. Мы гарантируем им полную неприкосновенность, и они будут в такой же безопасности, как Вы в данную минуту. Имея полномочия Правительства Украины из Киева, я пришел сюда на встречу с Вами для того, чтобы ускорить эти переговоры, ускорить, дабы избежать ненужных жертв в борьбе с Вами. Условия нашей с Вами борьбы Вам известны. Для всех Вас -

это вопрос жизни, ибо, если Вы не прекратите борьбы против нас, мы всех Вас уничтожим. Кто бы к нам не пришел для переговоров, но если придут с доброй волей и искренним сердцем, мы не отвергнем желания таких людей. Пусть приходит Степан Бандера, Стецько, пусть идет «Тур» - Роман Шухевич и даже референт СБ Центрального Провода ОУН -«Григор», переговоры мы будем вести и этим людям гарантируем неприкосновенность...

Ваши говорят, что они борются против нас за самостийную соборную Украину. Да мы уже 27 лет ее имеем... И разрешите Вам сказать, мы Украину возродили. Объединившись с другими народами, с братским русским народом, мы стали силой, оказавшейся способной разгромить гитлеровскую Германию. А Вы отдаете себе отчет в том, что было бы с Украиной, если бы она не была в союзе с русским народом и с другими народами в системе Союза Советских Социалистических Республик? Да Украина погибла бы и на сотни лет осталась бы рабой, колонией Германии. Я не имею намерения убеждать Вас в этом. Жизнь убедила теперь в этом всех. Мы возъединяем украинские земли и не от «Сана до Дона», как пелось в петлюровском и Вашем гимне, а от Закарпатья до Дона. Мы осуществляем то, за что боролись десятки поколений лучших патриотов украинцев. Возъединили Западную Украину, возъединяем Закарпатскую Украину.

Так вот, «невидома пани», передайте, пусть не боятся и приезжают для переговоров с нами сюда... Как Вы на это смотрите?», -спросил я связную Провода.

Спокойно, медленно, продумывая каждое свое слово, связная Провода ответила: «Мне поручили передать Вам условия встречи и изменять их я не вправе. Очень хорошо, что мы имеем возможность переговорить здесь с Вами лично, но еще было бы лучше, если бы Вы приехали к нам и там можно было бы установить «Синэ Ква Нон» (необходимые условия) для дальнейших переговоров. Согласно переданных Вам условий, поставив две точки на условном месте, Вы назначили встречу с нашими представителями на 24 февраля. Не изменяйте своего согласия и все будет хорошо».

Даже по этим словам, - по одной фразе «Синэ Ква Нон» можно было определить, что связная Провода имела солидный общий куль-турныйуровень и политический кругозор...

«Я снова прошу Вас учесть, что я не могу ничего изменять или давать согласие на Ваши

условия. Ваше положение несколько иное, чем наше. Вы можете без затруднений приехать, между тем, как нам прибыть во Львов гораздо сложнее. Поэтому я прошу Вас, будьте джентльменом, приезжайте к нам, приезжайте именно Вы, мы Вас неплохо примем», - настаивала связная.

«За приглашение я вас благодарю, но быть в таких условиях джентльменом - дело довольно трудное. Хорошее мне джентльменство в лесу ночью, нечего сказать, - заметил я, смеясь, связной. - Значит, Вы настаиваете на встрече у Вас 24 февраля? Лично я против этого ничего не имею, раз Вы настаиваете, не знаю, даст ли мне или кому-либо другому санкцию на это Правительство. Во всяком случае, чтобы ускорить переговоры, я буду просить разрешения», - сказал я связной.

«Я очень прошу Вас об этом», - ответила связная.

«Да передайте Вы Вашим лесовикам, пусть не боятся приехать во Львов, - убеждал я связную. - Ваши люди будут неприкосновенны так же как и Вы с момента нашей встречи. Кстати говоря, в Вашем положении Вы можете оказаться в опасности. Поэтому, дабы обезопасить Вас, я могу выдать Вам соответствующий охранный документ.».

«Я очень благодарна Вам, но и со своим документом я думаю проехать или пройти туда, куда мне нужно», - озорно улыбаясь, ответила связная.

«Ваша самоуверенность, девушка, делает Вам честь», - смеясь, заметил я связной.

«Оказывается, иногда интересно говорить не только с «видомой», но и с «невидомой пани», - обращаясь к Музыке, сказал я.

Связная поблагодарила меня за комплимент. Далее я спросил связную, какие вопросы она хотела бы еще обсудить.

«Самое главное - это то, что мы установили с Вами личный контакт и теперь надеемся на первую деловую встречу 24 февраля», -ответила связная.

Я перебил ее: «Слушайте, я страшно удивляюсь, почему Вы отвергаете возможность приезда Ваших представителей к нам во Львов. Вы боитесь нас? Когда Центральный Провод ОУН вел переговоры с немцами, то немец Кригер из полиции безопасности встретился с представителем Провода Гера-симовским в Тернополе, на квартире адвоката Болюха, затем приехал во Львов, где неоднократно встречался с полицейскими чи-

новниками до тех пор, пока не договорился по всем вопросам, интересовавшим Провод. Так неужели же для Вас мы, украинцы, Ваши братья, - страшнее немцев? У меня не вкладывается ни в голове, ни в сердце это».

Уклонившись от прямого ответа, связная заметила: «Но они не договорились».

«Нет, Вы ошибаетесь, приняв все условия, какие были предложены немецкой полицией, Провод ОУН договорился с ней. Я читал протоколы этих переговоров, причем протоколы самих немцев», - ответил я связной и далее продолжал: «Вы знаете, милая девушка, что нам известно о том, что в УПА вступало много таких людей, которые, горя ненавистью к оккупантам, хотели бороться с ними за освобождение Украины от этих мерзавцев. Такое побуждение людей мы, патриоты, глубоко уважаем и ценим. И если бы УПА вела борьбу с немцами так, как вели ее наши советские партизаны, и после нашего сюда прихода влилась бы в Красную Армию и пошла бы на фронт защищать родину, то между нами и «Вами» не было бы никакой борьбы, не было бы таких кровавых жертв, какие имеются. Поймите, наконец, свои ошибки. Давайте договоримся и будем работать вместе на пользу украинскому народу, на пользу Украине, а не в интересах врагов ее... В 1939 году Советская власть возъединила Западную Украину с Великой Украиной, т.е. осуществила то, чего никто никогда не мог добиться для украинского народа, освободила тысячи заключенных поляками украинцев из тюрем, освободила, в частности, и Степана Бандеру. Понимаете ли Вы, ЧТО ЕСЛИ БЫ НЕ Советская власть -Степан Бандера сидел бы до конца своей жизни в Береза-Картузской в кандалах и чистил бы для своих тюремщиков картошку? Но сделал ли он из этого какие-либо для себя выводы и для тех, кто шел за ним? А ведь с нашей стороны было сделано все для того, чтобы Вы все были с нами, но Вы нас не знали, знать не хотели, стреляли в нас... Видели ли Вы, девушка, когда-либо живого большевика - украинца? Говорили ли Вы с ним? Спрашивали ли Вы у него ответа на волнующие Вас вопросы и недоумения? Думаю, что не было этого у Вас. И вот, теперь, когда мы видим, что Вы хотите разговаривать с нами, мы искренне отзываемся на Ваше желание. Вы простите, если я сказал Вам что-нибудь такое, что могло вызвать у Вас горечь, но я говорю с Вами не только, как представитель правительства, но и как человек, говорю сердцем и душой».

Девушка-связная внимательно слушала меня, не перебивая, затем, вздохнув, заметила тихо: «Много тяжелого пережил наш народ».

Чтобы не утомлять собеседников такой темой и не вызвать подозрения, что я их агитирую, мне пришлось перевести разговор в другую плоскость. Говорили о Киеве, Харькове, Полтаве, о разрушениях и злодеяниях, сделанных немцами... Затем я начал описывать красоты столицы Украины - Киева, Днепра. Девушка-связная слушала с увлечением. Я спросил ее, была ли она в Киеве, видела ли она Днепр. Вздохнув, она ответила, что Киева не видела, в водах Днепра не купалась, хотя часто и мечтала об этом, так как очень хорошо плавает. Я высказал девушке свое пожелание, чтобы наша беседа пробудила у нее надежду увидеть Днепр, покупаться в его голубых водах. Она на это ответила: «Я плавала в Висле, однако, это было не то ощущение. Я знаю, что если бы я плавала в Днепре, то у меня было бы совсем другое чувство, сладкое чувство, когда мечта становится действительностью. До сих пор я ведь жила только мечтая о Киеве и Днепре».

«Благодаря нашей беседе, есть проблески надежды, что мы с Вами увидимся в Киеве, и что вы будете смотреть в воды Днепра не с враждебным чувством по отношению к нам, любящим свою родину настоящей любовью. Я чувствую в Вас искренность и уверен, что пройдет еще некоторое время и Вы будете с нами, будете в Киеве также хорошо себя чувствовать, как и мы», - заметил я связной и, возвращаясь снова к деловым вопросам, спросил ее: «Значит, Вы настаиваете, чтобы наш представитель приехал к Вам 24 февраля?».

«Да, это будет лучше всего», - поддержала связную Я.Л. Музыка.

Заканчивая разговор и поблагодарив своих собеседников, я спросил связную: «Так Вы надеетесь на встречу 24-го февраля?».

«Да, конечно, на эту встречу я надеюсь», -ответила связная.

«Хорошо, я буду просить разрешения правительства приехать к Вам. Но передайте Вашим, что мы будем категорически настаивать на том, чтобы генеральные переговоры велись у нас - хотите во Львове, в Киеве или в другом месте», - сказал я связной...

Связная попрощалась со мной очень тепло. Я просил ее рассчитывать на мою помощь в случае, если бы с ней что-либо случилось.».29

Прежде, чем мы перейдем к дальнейшему изложению событий, нам необходимо прерваться и

рассмотреть ситуацию, сложившуюся в Проводе ОУН к концу войны, и понять, что все же заставило Шухевича искать контактов с советской стороной.

На протяжении 1941 - 1943 гг. Провод возглавлял Николай Лебедь («Максим Рубан»), давний член ОУН и ближайший сподвижник С. Бандеры, которого «Быйлыхо» оставил вместо себя «урядую-чим» проводником. К весне 1943 г. в результате проводимой немцами жесточайшей оккупационной политики в рядах ОУН все чаще стали раздаваться призывы к борьбе с оккупантами, а на Волыни (в большей мере стихийно или под воздействием других организаций) появились первые вооруженные отряды. Лебедь, который продолжал контакты с немцами и после ареста Бандеры, не мог нейтрализовать эти настроения и лишь упрекал членов Провода в плохой работе, самоуправстве и требовал для себя неограниченных полномочий и полного подчинения. В свою очередь, Лебедя обвиняли в том, что его диктатура ведет организацию к упадку и разложению. Возникший кризис умело обернул в свою пользу Р. Шухевич, который незадолго перед тем вернулся из Белоруссии и занял должность военного референта Провода. Он поддержал (как вскоре выяснилось, лишь на словах) курс на антинемецкое восстание и демократизацию внутренней жизни ОУН и, используя недовольство членов Провода диктаторской политикой Лебедя, в апреле 1943 г. отстранил последнего от руководства и занял место во главе коллегиального Бюро Провода ОУН.30 Третий Великий Сбор ОУН в августе 1943 г. эти полномочия Шухевича утвердил. Тогда же, играя на разногласиях оуновских функционеров, он подчинил себе вооруженные отряды и занял место Главного командира УПА.

Здесь уместно привести свидетельство члена Провода и командира УПА-Запад А. Луцкого, согласно которому в руководстве ОУН Шухеви-ча считали большим интриганом и безынициативным человеком, умеющим удачно улавливать чужие мысли и советы, а затем выдавать их за свои. Как подчеркивал далее Луцкий, «своего мнения у него нет, и он его прямо никогда не выскажет. Если бы не его заместитель по ОУН «Тарас» (Д. Маевский. - Прим. авт.), ему вообще трудно было бы руководить ОУН-УПА».31 Похожим же образом оценивал Шухевича и другой член Провода М. Степаняк, характеризуя его как человека мелочного, мстительного и честолюбивого.32

Укрепив собственные позиции в руководстве и подчинив себе УПА, Шухевич занял еще более бескомпромиссную и диктаторскую линию поведения, а главное, отказался от намеченного ранее курса и перенаправил острие вооруженной

борьбы против советских партизанских отрядов. Уместно предположить, что это было обусловлено договоренностями между Шухевичем с немецким военным командованием, которое было крайне заинтересовано привлечь формирования УПА к борьбе с советскими партизанами, активизировавшими боевые действия на Волыни и в Галиции в преддверии наступления Красной Армии, уже освободившей к тому времени часть левобережной Украины.

По выявленным на сегодняшний день документальным источникам сложно указать, когда именно произошло восстановление контактов немецкой разведки со своим бывшим офицером (если они вообще когда-либо прерывались), во всяком случае, на протяжении 1944 г. они документируются совершенно точно.33 Попутно заметим, что Шухевич тщательно скрывал эти контакты от других членов Провода, не говоря уже о рядовых уповцах, а на словах по-прежнему декларировал антинемецкую позицию и грозил отдельным командирам, по собственной инициативе заключавшим соглашения с немецкими представителями на местах, «революционным» судом.34

Однако линия, которую проводило Бюро * Провода, свидетельствовала об обратном. В этой 1 связи среди оуновских функционеров возникли * подозрения, что немцы имеют в Проводе своих | агентов, а некоторые прямо указывали на самого £ Шухевича.35 Щ

В связи с этим неудивительно, что Шухевич | своими действиями и интригами вскоре нажил И себе в Проводе мощную и опасную оппозицию, в о которую входили: начальник главного военного | штаба УПА Д. Грицай («Перебейнис»), руководи- 3 тель СБ ОУН Н. Арсенич («Михайло»), краевой ¡§ проводник Галиции Р. Кравчук («Петро»), руково- | дитель южного краевого Провода ОУН и командир УПА-Юг В. Кук («Лемиш»), командир УПА-Запад о

A. Луцкий, начальник отдела политвоспитания | Провода ОУН и ГВШ УПА Я. Бусол («Галына»), | члены Провода ОУН М. Степаняк («Сергий») и |

B. Охримович («Бард»).36 Однако наиболее серь- * езным соперником Шухевича оставался Николай § Лебедь, авторитет которого был по-прежнему высок у многих членов организации. После сме- ^ щения с должности «урядуючого» проводника я он на некоторое время отошел от дел, а затем, на ё фоне конфронтации Шухевича с другими членами Л Провода, вернулся к активной работе и занял пост | Председателя Рады ОУН - высшего контрольного органа этой организации, и одновременно возгла- <5 вил референтуру внешних связей (Р-33).37 ^

В июле 1944 г. в связи с созданием «надпартий- н ной» структуры «УГВР» (Украинской Главной Ос- ¡13

...Советская сторона, принимая позицию Шухевича за чистую монету, решила первой пойти навстречу и протянуть руку мира. Идти на реальное примирение Шухевич не собирался изначально. Он строил свой расчет только и исключительно на возможный конфликт бывших союзников с СССР.

вободительной Рады), призванной скрыть под новой вывеской запятнавшую себя пособничеством оккупантам ОУН и репрезентовать всю «воюющую» Украину, Лебедь занял в ней пост генерального секретаря иностранных дел. Стоит заметить, что на этот раз Шухевич не отважился пренебречь политическим авторитетом Лебедя и «спихнуть» с завоеванного пьедестала. Вместо этого, в связи с освобождением Красной Армией территории Западной Украины, он как глава Секретариата на специальном заседании инициировал вопрос о выезде делегации УГВР, в том числе и Лебедя, за границу.38 Казалось бы, для амбициозного соперника это была почетная дипломатическая ссылка, но Шухевич ошибся. Ввиду поражения Германии и ожидаемого конфликта между США и Великобританией, с одной стороны и СССР - с другой, пребывающий в Братиславе Лебедь развил кипучую деятельность по установлению контактов с западными союзниками. Под прикрытием немецкой организации ОТ курьеры Лебедя Е. Стахив и К. Микитчук выехали в Триест, а оттуда в Италию, где связались с представителями армейского командования стран-союзников, в Вене в этот же период находился еще один член делегации УГВР М. Прокоп, который пытался наладить связь с английскими представителями через бывшего австрийского эрцгерцога Вильгельма Габсбурга (В. Вышиванного).39

Двух курьеров, отправившихся в Югославию, постигла неудача - они были захвачены и уничтожены партизанами Тито.40

В начале 1945 г. по поручению Лебедя вице-президент УГВР, бывший капеллан «Нахтигалля» отец И. Гриньох устанавливает контакты с украинскими представителями дивизии СС «Галиция», которая находилась тогда в Словакии, с целью взять дивизию под контроль УГВР и «возглавить ее, если бы возникла такая необходимость». После перехода дивизии в Каринтию, в Загреб перебирается и миссия УГВР.41

Таким образом, расчеты Шухевича на то, что, высланный за границу Лебедь окажется на второстепенных ролях в организационной иерархии и, по сути, в изоляции от событий в «Крае», не оправдались. Напротив, сосредоточив в своих руках все зарубежные контакты, Лебедь в условиях краха Третьего Рейха оказался монополистом на репре-

зентацию ОУН на Западе и, соответственно, лишь через него организация на Украине могла рассчитывать на получение помо-.................... щи от стран - «альянтов».

Осенью 1944 г. Шухе-вич получил еще одно неприятное известие - на свободе оказались С. Бандера и Я. Стецько, с которыми Лебедь тут же устанавливает контакт. Непосредственно к Бандере он направляет И. Гриньоха, а связь между Братиславой и Краковом поддерживается через регулярно курсирующих курьеров Лебедя Р. Павленко («Юрко») и Михайлы Лебедя («Медвидя»).42

По свидетельству командира УПА-Запад А Луцкого, Бандера - «Быйлыхо» - был невысокого мнения о способностях Шухевича и собирался претендовать на ведущее место в ОУН, которое занимал до войны. Важно отметить, что возвращения «Быйлыха» к руководству ожидали и многие оуновские функционеры в «Крае», в частности глава СБ Н. Арсенич.43

Тем не менее, до конца 1944 г., в условиях прохождения фронта через территорию Галиции и Польши и активных боевых действий между частями Красной Армии и вермахтом, ни Бандера, ни «краевики» не говорили о смещении Шухевича. Все усилия были сконцентрированы на противодействии наступающим советским войскам, и, как уже отмечалось, Бандера и Гриньох оставались за линией фронта в распоряжении абверкоманды-202 и координировали заброску диверсионно-террористических групп в расположение УПА.44

Но уже в феврале в Вене на расширенном совещании членов ОУН, находящихся за границей, Бандера резко поставил вопрос о своем возвращении к руководству всей ОУН, отмене принципа коллегиального руководства и остальных «демократических» решений Третьего Сбора.45 Одновременно с этим он направил Проводу ОУН письмо с указанием обеспечить технические условия для своего перехода на Украину.46

Таким образом, для Шухевича сложилась очень непростая ситуация: с одной стороны, он был вынужден считаться с оппозицией «крае-виков», с другой же - оказался в фактической внешней изоляции, ибо приближающаяся капитуляция Германии лишала его связи с соответствующими немецкими кругами, а контакты с США и Великобританией оказались сосредоточены в руках врага и соперника Николая Лебедя. В дополнение ко всему, возвращение к руководству Степана Бандеры вообще грозило ему потерей всех занимаемых позиций в ОУН и УГВР.

Однако было бы неверным упрощать ситуацию и сводить все лишь к схватке за властные полномочия. К середине 1944 г. Шухевич, который мог воочию наблюдать развитие событий в «Крае», достаточно быстро понял всю сложность вооруженной борьбы с таким гигантом, каким был побеждающий в войне Советский Союз. Полное изгнание оккупантов с территории республики и непрекращающиеся войсковые операции против «повстанцев» заставили его всерьез задуматься о перспективах дальнейшей борьбы с «Советами». На состоявшемся в конце октября - начале ноября 1944 г. очередном заседании Провода политический референт и заместитель Шухевича Д. Маевский убеждал собравшихся, что с разгромом Германии война не закончится и перерастет в вооруженное столкновении США и Великобритании с Советским Союзом, соответственно, на этот конфликт им и следовало делать ставку. По его словам, «приход Англии давал бы возможность национальному оздоровлению». Но до этого времени нужно было банально дожить и сохранить структуру организации, поэтому активизация вооруженной борьбы в «подсоветской действительности» становилась нецелесообразной, и следовало искать другие пути. Они, по мнению Шухевича, должны были заключаться в овладении искусством «как владеть массами, чтобы их не потерять», потому до начала ожидаемого конфликта следовало не активизировать вооруженное сопротивление, а «массам давать такие задания, которые в каком-то проценте будут выполнимы».47

В августе 1944 г. органами госбезопасности был арестован член Провода ОУН М. Степаняк («Сергий»). В собственноручных показаниях он писал:

«Через некоторое время после прихода советской власти на Западную Украину Шухевич изменил свои взгляды относительно возможностей революции в СССР силами УПА, признавал предыдущий взгляд ошибочным и вслед за тем начал искать выход из создавшейся ситуации. Между прочим, высказывался в пользу роспуска УПА, основательной реорганизации ОУН с переходом к другим методам работы. ... [Через] некоторое время после того Шухевич начал задумываться над возможностью прекращения деятельности вообще, т.е. не только распустить УПА, но также распустить ОУН. Эти свои взгляды Шухевич высказывал только перед некоторыми членами Провода, напр[имер], «Тарасом» (Д. Маевским. - Прим. авт.,), который по этому поводу с Шухевичем соглашался. Шухевич и «Тарас» считали, что

прекращение всякой деятельности, то есть роспуск ОУН и УПА, возможно только в случае, когда со стороны советской власти были бы принятые определенные условия, над которыми Шухевич, и, в частности «Тарас», некоторое время размышляли. То есть, речь шла о развязке путем договоренности с представителями советской власти. Что сделано было со стороны Шухевича и «Тараса» в этом деле, неизвестно».48

Можно предположить, что именно эта информация послужила отправной точкой для разработки операции «Перелом»: советская сторона, принимая позицию Шухевича за чистую монету, решила первой пойти навстречу и протянуть руку мира. Однако понадобилось несколько месяцев, и серьезные изменения во внешнеполитической ситуации и в самом руководстве ОУН, прежде чем Шухевич сделал ответный шаг.

В феврале 1945 г. на совещании членов Провода он формально подчиняется С. Бандере, вводит последнего в Бюро Провода ОУН и одновременно с этим проводит решение, согласно которому Бандере категорически воспрещается появляться в «Крае». Мотивировка была выбрана вполне благопристойная - высокая вероятность ареста проводника «Быйлыха» советскими спецслужбами. В результате Бандера сохранял политическое лидерство, а реальные рычаги управления организацией на Западной Украине пока оставались в руках Шухевича.49

Следующим его шагом стала отправка курьера во Львов, который должен был передать советской стороне согласие на встречу...

...Учитывая важность полученной от «Свит-ляны» информации, Савченко и Карин вечером того же дня срочно вылетели в Киев и лично доложили о результатах встречи Хрущеву. Придавая серьезное значение наметившейся перспективе склонить подполье к мирному разрешению конфликта, Хрущев от имени ЦК дал указание чекистам принять условия Провода ОУН и вести переговоры в направлении прекращения или ограничения проводимой им диверсионно-терро-ристической деятельности при одновременном прекращении против подполья оперативно-войсковых операций со стороны власти. При благоприятном развитии событий Карину следовало поставить вопрос об условиях легализации не только рядовых членов УПА, но и самих руководителей подполья с последующим привлечением их к общественной и государственной (sic! -Прим. авт.) жизни республики. При этом было решено, что идти на встречу одному Карину все

Маевский Дмитрий

(он же «Косар», «Тарас», «Зруб»),

1914 года рождения, уроженец Сокальского района Львовской области, из семьи учителя, с незаконченным высшим образованием. Закончил учительскую семинарию, учился в Варшавской консерватории по классу скрипки. Член ОУН с 1932 г. Повитовый проводник ОУН Жовковского района, организатор вооруженных выступлений в сентябре 1939 г., затем окружной проводник Сокальского района. Участвовал в подготовке вооруженного восстания в советском тылу, приуроченного к нападению Германии на СССР. Бежал в Краков, после раскола поддержал группу С. Бандеры. Участник II и III Сборов ОУН. С началом войны один из руководителей т.н. Северной походной группы ОУН, организовывавшей на оккупированной территории местные органы власти. Член Провода ОУН с 1942 г., референт пропаганды. Доверенное лицо Р. Шухевича. С августа 1943 г. - заместитель руководителя Бюро Провода ОУН, политический референт ОУН.

же рисковано, потому ему следует взять с собой кого-нибудь из офицеров Львовского УНКГБ. Выбор пал на капитана Хорошуна, который должен был выступать под видом работника львовского облисполкома.

Во Львовском управлении опасались, что бан-деровцы могут совершить попытку захвата или ликвидации представителей правительства и настаивали на страховке делегации подразделением внутренних войск, однако Карин от этого категорически отказался. Его и Хорошуна должна была сопровождать охрана из четырех сотрудников УНКГБ, и то лишь до места встречи.

Хорошун Александр Алексеевич,

1913 года рождения, уроженец г. Конотоп Сумской области, из семьи рабочего. Образование высшее, член КПСС с 1940 года. В органах государственной безопасности с 1938 года, участник Великой Отечественной войны, награжден орденами и медалями.

Итак, вечером 24 февраля 1945 года, четко придерживаясь инструкций курьера, из Львова в направлении Тернополя выехали два легковых автомобиля. Двигаясь по разбитому шоссе, передовая машина, в которой находился Карин, каждую минуту подавала сигналы светом фар. Но ответа от связных с той стороны не было. Доехав до Терно-поля, делегация была вынуждена повернуть назад и к утру вернулась во Львов. Позже выяснилось, что Карин был абсолютно прав, когда отказался от усиленной охраны. Той ночью бандеровцы специально не выходили на связь и, наблюдая за кортежем автомобилей, проверяли, не сопровождает ли делегацию крупное войсковое подразделение.

Чекистам же оставалось ждать запасной даты.

Через четыре дня, 28 февраля в восемь часов вечера Карин и Хорошун вновь выехали в сторону Тернополя. Двигались медленно, через три часа миновали Злочев, и вдруг на 93 километре от Львова Карин, который всю дорогу напряженно всматривался в темноту, заметил слабый сигнал электрического фонаря, который круговым движением подавал какой-то человек, затаившийся на обочине шоссе. Это был обусловленный курьером знак, и Карин приказал остановить машины. Один из сопровождавших делегацию сотрудников Львовского УНКГБ вышел на дорогу, навстречу ему шагнул из темноты человек в полушубке, вооруженный немецким автоматом. Обменялись паролем, связник повстанцев подошел к машине, в которой находился Карин, и сообщил, что представителей правительства уже ждут, но место встречи находится в нескольких километрах от шоссе и добраться туда можно только лошадьми. Машины же с охраной следует оставить здесь, «пвд нашою откою» (под нашей опекой. - Перевод авт.). Вариантов не было, и Карин согласился.

Подали сани, Карину и Хорошуну завязали глаза, и через несколько минут в сопровождении группы всадников и еще одних саней с вооруженными «хлопцами» они двинулись в сторону от шоссе. Вместе с чекистами в санях примостились двое повстанцев, которые следили, чтобы те не снимали с глаз повязок. Ехали долго, около трех часов. Как позднее рассказывал Карин своему ученику, уже упоминавшемуся И.К. Шорубалке, он вскоре понял, что провожатые специально запутывают дорогу, и лишь отмечал про себя, что вот проехали лес, здесь едут полем, миновали село, повернули направо. Наконец сани остановились, чекистам сняли повязки, и первое, что увидел Карин, была обычная сельская хата возле кромки заснеженного леса и усиленная вооруженная охрана вокруг и во дворе

дома... (Позже, несмотря на ухищрения с завязыванием глаз, чекистам удалось установить это место - хутор Конюхи Козовского района Тернополь-ской области, в нескольких километрах от шоссе Львов-Тернополь. Интересно отметить, что в этот период (зима 1944 - 1945 гг.) Козовский район служил местом укрытия Романа Шухевича, который наведывался, в том числе, и на этот хутор.)

...Чекистов ввели в жарко натопленную хату и предложили раздеться. Как вспоминал Карин, на длинном, покрытым вышитой скатертью столе уже стояли разные закуски и выпивка, притом, кроме самогона, была и водка заводского производства. В хате вкусно пахло жаренной с чесноком свининой. Чекисты сразу поняли: те, с кем предстоит вести переговоры, еще не прибыли. Выжидали и провожатые. И лишь через двадцать минут в комнату вошли двое. Поздоровались.

- Как доехали? - поинтересовался один, раздеваясь. - Надеюсь, наши хлопцы не причинили вам неудобств?

- Кроме того, что завязали глаза, неприятностей не было, - въедливо ответил Карин. - Спасибо, доехали хорошо.

- Извините, но у нас такая конспирация, даже для своих, - пояснил первый.

- Вас же, наверное, целый полк прикрывает, -густым басом вступил в разговор второй с характерной внешностью: почти квадратным лицом, слегка суженным к подбородку. - Вот и вынуждены скрываться...

- Может быть, - усмехнулся Карин.

- Прошу к столу! - пригласил первый. - Должно быть, проголодались с дороги.

Карин и Хорошун сели за стол, хозяева налили по чарке и предложили выпить за встречу. Карин, у которого после тюремного заключения пошаливало сердце, вынужден был отказаться, его примеру последовал Хорошун, не стали пить и представители Провода.

- Ну, с чего начнем? - спросил первый. (Далее текст приводится по отчету, составленному Кариным и Хорошуном):

С. К.-Д.: Прежде всего, панове, мы хотели бы знать, кто будет вести разговор и кого вы представляете.

Представитель Провода ОУН: Мы, собственно, говоря, пользуясь правом хозяев, хотели бы задать аналогичный вопрос и вам.

С. К.-Д.: Я - уполномоченный Совета Народных Комиссаров республики Даниленко, а это (он показал на Александра Хорошуна) - представитель Львовского облисполкома Головко. (Карин-

Бусел Яков

(он же «Галина», «Киевский», «Днепровой»), 1912 года рождения, уроженец г. Клевань Ровенской области, из семьи богатого землевладельца, после окончания гимназии год проучился в Львовском университете. Член ОУН с 1934 г. Организационный референт Провода ОУН на Волыни. В 1939 г. бежал в Краков, после раскола поддержал группу С. Бандеры. Участник II и III Сборов ОУН. После начала войны руководитель административного отдела Ровенской областной управы. Референт пропаганды краевого провода ОУН на Волыни, политреферент УПА-Север, заместитель командира УПА-Север. Член Провода ОУН с 1943 г., начальник отдела политвоспитания Провода ОУН и ГВШ УПА.

Даниленко знакомит представителей подполья с официальными полномочиями правительства Украинской ССР на проведение переговоров с руководством «повстанческой армии».) Теперь можем вернуться к моему вопросу. Представитель Провода ОУН: Мы - представители организации украинских националистов, которая, как вам известно, находится в подполье. И потому по конспиративным причинам не имеем права называть свои фамилии. Что же касается репрезентации, то мы представляем здесь Центральный Провод ОУН.

Карин про себя лишь усмехнулся. Он предполагал, что вряд ли на встречу прибудет сам главнокомандующий УПА, но рассчитывал, что делегация подполья по своему составу все же окажется внушительной. Так и оказалось. Хорошая зрительная память и знание примет оуновских главарей позволили ему сразу же вычислить, кого отрядил Шухевич на эту ответственную встречу. Первым представителем Провода, который выспрашивал чекистов о дороге и приглашал за стол, оказался Дмитрий Маевский, вторым, с характерной внешностью и густым басом - Яков Бусел.

С. К.-Д.: Мы прибыли сюда по поручению правительства Советской Украины с целью предложить вашему проводу и командованию УПА прекратить вооруженную борьбу против Советского государства, прекратить братоубийство. И мы хотим узнать: как вы относитесь к этому предложению? Имеете ли вы волю и желание вести переговоры с правительством республики о прекращении борьбы, сдаче оружия, наконец, о роспуске своих войсковых формирований и подполья?

Д.М.: Мы не готовы сразу дать ответы на ваши вопросы. Мы ищем брода, чтобы приблизиться к вам, но у нас возникает в связи с этим множество вопросов. Например, такие. Считает ли нас Советское правительство немецкой агентурой или политической силой? Оцениваете ли вы нас как конструктивный или как деструктивный элемент?

С. К.-Д.: Мы ставим вопрос прямо - о переговорах, о прекращении кровопролития. Вы же сбиваетесь на общие проблемы. Стоит ли? О связях добавлю: агентурные связи вашего Провода с немцами широко известны, и сейчас, наверно, не время и не место дискутировать на эту тему.

А.X.: Нет необходимости и в определении конструктивности или деконструктивнос-ти ваших дел - о них пусть судят философы и историки. Мы призываем вас к конкретике, к решению принципиального вопроса - дать людям возможность мирно и спокойно жить, работать на своей земле. Хватит крови и жертв.

Я.Б.: Мы не можем миновать ни философских, ни исторических проблем. Мы хотим быть конструктивным элементом в политической жизни Украины. Мы не имеем права пренебрегать тем психологическим комплексом, который лежит в основе нашей организации.

С. К.-Д.: Мы знаем цену вашему психологическому комплексу. Видим и разницу между вашим и нашим, советским мировосприятием. Вы воспитаны и других воспитываете на предательских традициях Ивана Мазепы, Ивана Выговского, Симона Петлюры, а мы воспитываем людей на патриотических традициях Богдана Хмельницкого, на традициях дружбы народов.

Я.Б.: Ваши традиции - то ваше дело. Но война продолжается. Правда, теперь у вас сильная армия. Вы даже можете разгромить немцев. А потом ваша армия столкнется с армиями союзников-альянтов. И это закончится вашим крахом.

С. К.-Д.: О ваших надеждах мы читаем в вашей подпольной прессе, в журнальчике «1дея i чин» и других. Слушая вас, вижу, что история так ничему и не научила вас, националистов. Знаете, я пришел в революцию юношей и вот уже 26 лет из лагеря наших врагов слышу это слово «крах». Сначала говорили, что крах Советской власти наступит через две недели, потом срок продлевали на месяцы, потом -на годы. Между тем, тех, кто пророчил нам крах, самих постиг крах, а власть Советов жила и крепла. В начале войны ОУН делала ставку на победу фашизма, однако крах потерпели именно гитлеровцы. Давайте все же не будем отвлекаться на идеологические дискуссии и споры, а дадим ответы на главные вопросы. Вы готовы прекратить вооруженную борьбу или, по крайней мере, ограничить ее на время переговоров?

Д.М.: Конкретного ответа сейчас дать не можем. Нам надо все взвесить, посоветоваться со своим руководством. Пока что, как я уже говорил, мы ищем брода к переговорам, ищем вполне искренне.

С. К.-Д.: Это не ответ. Правительство республики обратилось к вам с призывом прекратить обреченную на провал борьбу. Ведь дальнейшее ваше сопротивление абсолютно бесперспективно, оно выгодно только немцам. Об этом, в конце концов, шла речь в двух обращениях правительства Советской Украины к участникам подполья.

Д.М.: Окончательного ответа на все вопросы дать не можем. Это прерогатива Провода. Хотел бы лишь уточнить - что вы предлагаете в первую очередь?

С. К.-Д.: Предлагаем сложить оружие, вернуть «уповцев» к честному труду, вовлечь их в общественную жизнь. Всем, кто повинится перед народом, в том числе и руководителям подполья, правительство гарантирует освобождение от уголовной или какой-либо другой ответственности.

Д.М.: И эта гарантия будет закреплена каким-то документом? Как мы передадим ее нашим людям?

С.К.-Д.: Я думаю, мы с вами должны подписать соглашение, что ОУН и УПА прекращают борьбу и складывают оружие, а правительство Украины гарантирует каждому полную безопасность. Это соглашение можно будет размножить типографским способом и вручить каждому вашему человеку. Заверенное печатью, оно будет служить и пропуском, и гарантией.

Д.М.: И что будет с нашими людьми, когда они явятся к вам с этими листовками?

Я.Б.: Воля у нас есть, но сразу все решить невозможно.

С. К.-Д.: Давайте тогда обсудим хотя бы вопрос о прекращении массовых убийств мирного населения, о прекращении диверсий на железных дорогах. Этот вопрос очень тревожит правительство республики. Мы не понимаем, как можно подрывать пассажирские поезда с детьми, женщинами, пожилыми людьми. Несколько таких диверсий совершено на днях возле Здолбунова.

Д.М.: Это борьба. Вы арестовываете и судите наших людей. Мы же отвечаем своими методами...

С. К.-Д.: Кто захочет учиться - может поступать в вузы и техникумы, выбор места работы в пределах республики гарантируется. Все желающие работать на земле - получат ее.

Я.Б.: А если кто-то не захочет возвращаться в свое село или город, опасаясь самосуда или преследования?

С. К.-Д.: Такие люди получат возможность свободно выбирать место проживания и им предоставят жилье.

Д.М.: А что будет с организацией, с нашими вооруженными подразделениями?

С. К.-Д.: Они должны быть распущены. Если захотят - могут пойти служить в Красную Армию. Условия прекращения борьбы, предлагаемые вам правительством, - почетные, благоприятные. Руководство республики не возражает и против участия «уповцев» и их проводников в общественной жизни, в деятельности государственного и хозяйственного аппарата.

Д.М.: Нет! На капитуляцию мы не пойдем. Даже если бы мы оба (показывает на себя и Бусела) капитулировали - за нами никто не пойдет. Мы хотим обсудить вопрос шире, обсудить политические и психологические аспекты прекращения вооруженной борьбы. А на это требуется время.

А.Х.: Вы снова уходите от прямых ответов на наши вопросы. Поэтому я склоняюсь к выводу, что у вас нет доброй воли к прекращению кровавой борьбы.

Переговоры продолжались пять часов, но позиции сторон так и не сблизились. Когда стрелка часов приближалась к шести утра, в комнате повисла тишина. Карин передал главарям подполья все, что было ему поручено Хрущевым, слово оставалось за Проводом. Но Маевский и Бусол молчали.

Как позднее вспоминал Карин, он видел, какая тяжелая внутренняя борьба происходит в головах этих людей, от решения которых зависела судьба их организации. Когда он все же рискнул предложить составить предварительное соглашение, в котором были бы изложены условия советской стороны, представители Провода ответили отказом. Маевский вновь повторил, что эта встреча носит лишь предварительный характер, так сказать, «знакомство», и подписывать какие-либо бумаги Провод их не уполномочивал. При этом он добавил, что о результатах встречи они доложат руководству подполья и затем через Музыку сообщат о принятых решениях. Если какие-то вопросы возникнут у советской стороны, она может по тому же каналу направить письмо в адрес Центрального Провода ОУН. В этом случае на конверте должно стоять имя «Гайворонский». Представителям правительства оставалось лишь распрощаться и покинуть хутор. Тем не менее, уже стоя на пороге, Карин повернулся к Маевскому и Бусолу и произнес: «Я все же очень надеюсь, что вы оцените гуманный шаг правительства к миру, а наши беседы положат начало согласию и прекращению братоубийственной борьбы». Делегации вновь завязали глаза и тем же кружным путем доставили на шоссе.

К полудню 1 марта Карин и Хорошун вернулись во Львов.50

Несмотря на первую неудачную попытку, советская сторона все же не теряла надежды на продолжение переговоров с подпольем. В 10-х числах

марта через Музыку представителям Центрального Провода ОУН-УПА были вновь переданы предложения об условиях дальнейших переговоров.

По сообщению Музыки 22 марта пани Славу вновь посетила «Светлана», заявив, что она прибыла от имени представителей Провода, с которыми встречались Карин и Хорошун, и забрала письмо с условиями дальнейших переговоров. Агентурное наблюдение показало, что «Светлана» пробыла во Львове около недели и затем ушла в месторасположение Провода ОУН. За это время она имела встречи с одним из агентов УНКГБ, в беседе с которым честно призналась, что «в связи с тяжелым положением, сложившимся для ОУН-УПА, в настоящий период актуальной необходимостью для них являются переговоры с Советским прави-тельством».51 Эта информация свидетельствовала о том, что Шухевич активно готовит почву для принятия советских предложений, и обнадеживала советскую сторону, что предпосылки закончить конфликт миром все же существуют.

Однако время показало, что надежды эти оказались преждевременными. В апреле агентурным путем появления «Светланы» во Львове зафиксировано не было. Не посещали связные Провода и пани Славу, и ответа на советские предложения она не получала. Оказались пустыми и пункты связи в других областях, обусловленные с представителями Провода ОУН.. ,52

В конце марта 1945 г. оперативный источник, связанный с кругами униатской церкви, сообщил, что по возвращении из Москвы г. Костельник, И. Котив и К. Шептицкий действительно установили связь с верхушкой подполья, но предложения советской стороны вызвали в Проводе ОУН сильнейшие разногласия. Шухевич и Маевский с группой приближенных настаивали на переговорах, но большинство членов Провода во главе с Лебедем выступило категорически против любых контактов с «Совиами» и настаивали на активизации вооруженной борьбы.

А далее источник передал информацию, позволившую чекистам вскрыть и понять истинную подоплеку поведения Шухевича. В связи с особой важностью этого вопроса для нашей темы позволим себе привести обширную цитату из оперативного сообщения агента.

«Говоря о принципиальных позициях, занимаемых по вопросу переговоров одной и другой группами Центрального Провода, Костельник рассказал: «Шухевич считает, что методы, которые сегодня ОУН использует в практике своей работы, - гибельны для организации и могут привести к полному уничтожению

оуновских кадров. Задача же состоит в том, чтобы сохранить кадры, и на выполнение этой задачи надо направить в нынешний период все усилия всех звеньев организации. Для этого нужно сейчас решительно перестроиться и найти новые методы, и единственный путь к этому - это путь переговоров с большевиками.

При помощи этих переговоров можно будет легализовать, т.е. спасти от уничтожения кадры, необходимые для будущей национальной революции и под прикрытием этой легализации замаскировать оуновские кадры, внедрив их в государственный аппарат, в армию, во все отрасли экономической и культурной жизни государства (выделено мной. - Прим. авт.,). Работу ОУН надо сейчас перестраивать на более длительный период с применением новых методов работы, над практическим применением которых надо думать уже сейчас. Шухевич считает, что надо сейчас отказаться от активной вооруженной борьбы с Советской властью, отказаться от террористических методов, а перейти на более глубокую работу».53

Таким образом, идти на реальное примирение с советской стороной Шухевич не собирался изначально. Он строил свой расчет только и исключительно на возможный конфликт бывших союзников с СССР и планировал использовать мирное соглашение с советской стороной для реализации определенной тактической схемы, которая позднее получит наименование «Дажбог». Главная ее суть заключалась в следующем: путем легализации сохранить кадры ОУН, создать позиции в органах управления и подготовиться к возможному захвату власти на Украине. Участники легальной сетки должны были вступать в партию и комсомол, проникать в государственные учреждения, и при возникновении войны между бывшими союзниками создать инициативные группы и захватить власть на местах.54

Важно отметить, что схема Шухевича имела все шансы на успех - достаточно вспомнить, какие широкие возможности открывали для оу-новцев предложения советской стороны, включая участие главарей подполья в общественной и государственной жизни республики! Они же позволяли Шухевичу сохранить лидирующее положение среди националистов на Украине уже в новом качестве. Однако для реализации этой схемы ему было необходимо сломить сопротивление остальных членов Провода, находящихся под влиянием Лебедя. И с этой целью Шухевич решился прибег-

нуть к помощи УГКЦ. Зная, под каким колоссальным влиянием униатов находится основная масса повстанцев, он вначале через собственную мать, а затем и через личного связного обращается к Костельнику с просьбой повлиять своим авторитетом на оппонентов и заставить их принять предложения советской стороны.

Униаты, которые поддерживали связь с обеими группировками (Костельник по утверждению источника даже имел с Лебедем в митрополии св. Юра личную встречу), оказались в сложной ситуации. В целом, в тот период отец Гавриил разделял позицию Шухевича и даже отзывался о нем как о «дальновидном политике и умном человеке». Он тоже считал, что с «москалями» следует «маскироваться», проводить «тонкую линию работы» и «находить точки соприкосновения». Но в то же время его тревожили серьезные сомнения, «чтобы не вышло так, что мы договоримся с Москвой и этим самым своими руками похороним свое детище - дорогое для Украины дело национальной революции».55

Поэтому, невзирая на давление некоторых униатов, в частности И. Котива, подталкивающих Костельника поддержать линию Шухевича, отец доктор предпочел занять нейтральную позицию и даже в определенной мере подыграл оппонентам последнего, заявив (как мы помним) на встрече с Кариным в начале февраля, что Провод отказывается от мирного урегулирования конфликта. На самом же деле, согласно сообщению источника, эта информация оказалась ложью, и давать такой ответ Провод его не уполномочивал. В итоге реальной поддержки от униатов Шухевич так и не получил, и, соответственно, не смог принудить противоположную сторону принять свою точку зрения.

Хорошо известно, что история не терпит сослагательного наклонения, и потому мы не можем знать, как развернулись события в реальности, если бы Шухевич, реализуя собственные цели, сломил сопротивление оппонентов и заключил мирное соглашение. Тем не менее, возьмем на себя смелость сделать некоторые предположения.

В связи с завершением войны и возможным конфликтом с бывшими союзниками СССР, безусловно, был заинтересован прекратить вооруженное сопротивление на своих западных границах, а потому был готов идти на существенные уступки подполью. Подтверждением тому служат условия, переданные Кариным во время встречи с руководством ОУН. В то же время, получив вышеупомянутое сообщение оперативного источника, советское руководство не могло не сделать для себя определенных выводов об искренности позиции повстанческих главарей

в вопросе прекращения дальнейшей борьбы. И все же путь к миру был возможен. Показательно, что уже после того, как были выявлены подлинные мотивы Шухевича и, несмотря на двуличность его позиции, Хрущев и Савченко (как мы показывали выше) продолжали настаивать на перемирии и на протяжении весны - лета 1945 г. неоднократно передавали по каналу Я. Музыки предложения восстановить контакты и довести переговоры до логического конца. Расчет, по-видимому, строился на следующем: осознавая утопичность идеи «национальной революции» ОУН при отсутствии ее реальной поддержки в масштабах всей Украины, руководство УССР не воспринимало ее всерьез и надеялось блокировать планы Шухевича силами органов госбезопасности, и в то же время планировало склонить его группу к совместной работе. И судьба иных проводников, которые позднее были арестованы или сдались чекистам, позволяет предположить, что такой вариант был вполне реален. Ничуть не сомневаясь в «искренности» намерений тех же М. Матвиейко и В. Кука, руководство УССР, в то же время, помогало им получить образование и создать карьеру, способствовало обретению быв- * шими оуновскими проводниками различных ма- 1 териальных благ, создавало условия для активной * жизни, конечно же не забывая использовать эту | ситуацию в том числе и в пропагандистских це- £ лях. Можно предположить, что такая же судьба Щ могла постигнуть и Романа Шухевича. Нет сом- | нений, что ему были бы созданы все условия для И нормальной жизни и деятельности, а быть может, о Шухевича действительно удалось бы привлечь к | государственной жизни Украины. В то же вре- 3 мя, пристальное внимание западных спецслужб, ¡§ под которым, несомненно, находился бы повс- | танческий главарь, заключивший соглашение с

а

«Совитами», исключало возможные репрессии и 5 являлось для Шухевича определенной гарантией | и страховкой. Но главное - мир в Галиции был бы Ь восстановлен, а братоубийственному конфликту | с многочисленными жертвами с обеих сторон по- *

ложен конец. §

01

Однако в игру вмешалась третья сила, ретран- 5

слятором которой выступил давний оппонент и ^

соперник Шухевича Николай Лебедь. я

В беседе с оперативным источником Костель- ё

ник характеризовал его как «ярого фанатика- Л

националиста», который «безоговорочно против |

[любых] переговоров с большевиками и твердо ^

стоит на необходимости продолжения активной <5

вооруженной борьбы». Далее источник сооб- ^

щал, что после встречи с Костельником «Лебедь н

заявил большое недоверие интеллигенции гор. ¡13

.Перед американской разведкой встала первоочередная задача: создать для Белого дома систему раннего оповещения о военных действиях Советского Союза - как об их стратегических бомбардировщиках, так и о сухопутных войсках в Польше

Львова и особенно той части ее, которая организационно связана с ОУН. Лебедь, как говорит Костельник, считает, что интеллигенция Львова зашаталась, не протестует против Советской власти и ее мероприятий, а наоборот, льет все больше и больше воды на колеса большевистской мельницы, и в ее среде имеют явные тенденции к сговору с Советской властью. «75 % львовской украинской интеллигенции надо уничтожить», -так, со слов Костельника, якобы заявил Лебедь. Информацию «о крайне отрицательном отношении Лебедя к вопросу переговоров и перехода к новой тактике и методам работы» подтвердил в беседе с источником и Иван Котив. По его словам, «Лебедь угрожает - в случае, если Провод пойдет на переговоры - отколоться от Центрального Провода, создать свой Провод и стать на путь уничтожения тех, кто будет осуществлять как переговоры, так и практически вытекающее из результатов переговоров».56

Столь бескомпромиссная, на первый взгляд, позиция бывшего «урядуючого» проводника ОУН становится вполне объяснимой, если учесть основное направление его работы во второй половине 1944 - начале 1945 гг. Напомним, что после выезда в Словакию, Лебедь, действующий под прикрытием «надпартийной» УГВР, прилагает максимум усилий для установления через своих эмиссаров контактов с США и Великобританией. Его деятельность получила одобрение и на расширенном совещании членов ОУН в феврале 1945 г. в Вене (С. Бандера, Н. Лебедь, Я. Стецько, Л. и Д. Ребеты, М. Прокоп и др.), на котором было решено - не разрывая отношений с III Рейхом, налаживать контакты с западными «альянтами». В начале лета 1945 г. в гг. Цвикау и Эрфурте под эгидой Генерального секретариата иностранных дел УГВР, возглавляемого М. Лебедем, состоялись встречи оуновцев с представителями американского военного командования, контакт с которым удалось установить эмиссару Лебедя Анатолю Каминскому. ОУН представляли уже неоднократно упоминавшиеся члены Президиума УГВР И. Гриньох и М. Прокоп, а американскую сторону -сотрудник армейской контрразведки США С. Ску-бик. В Швейцарии аналогичные переговоры вел Е. Врецьона, в Мюнхене контакты с американской контрразведкой устанавил Е. Стахив, а во Франк-

фурте-на-Майне - руководитель разведки УГВР О. Татура.57

И вскоре деятельность Лебедя принесла

..................... свои плоды. В директиве

министра государственной безопасности Украины С.Р. Савченко по этому поводу отмечалось:

«Имеющиеся в МГБ УССР материалы свидетельствуют, что американская разведка в своей шпионской, диверсионной работе против СССР широко использует организацию украинских националистов.

Установлено, что в результате имевших место переговоров между членами Центрального Провода ОУН... и представителями американских оккупационных властей было заключено соглашение, согласно которому Центральный Провод ОУН обязался снабжать американцев информацией военно-разведывательного характера, а также о внутриполитическом и экономическом положении на Украине. В связи с этим Центральный Провод ОУН дал соответствующее указание всем низовым подпольным организациям.Одновременно американскаяраз-ведка широко практикует дачу заданий своей агентуре, забрасываемой на территорию УССР как нелегально, так и под видом репатриантов, связываться с ОУН с целью использования ее в сборе разведывательных данных, оказания помощи в проведении оуновцами антисоветских акций, передачи собранных сведений американской разведке через возможности ОУН, нелегальных ходках через границу после выполнения агентурой заданий американской разведки.

Установлено также, что эмиссары закордонных центров ОУН, прибывая на территорию Украины, имеют одновременно задание по сбору разведывательных данных для американцев».58

В конце 90-х годов прошлого века в США вышла монография Питера Гроуза «Операция «Свертывание»: необъявленная война Америки за «железным занавесом», которая, по образному выражению американского историка Дж. Бурдса, явилась одной из мощнейших бомб, ударивших по традиционному восприятию истории холодной войны за последние годы.63

Операция «Свертывание» [Operation Rollback] - стратегия борьбы США с СССР с помощью тайных методов - была начата в 1946 г. по инициативе самого Джорджа Кеннана. Чтобы иметь возможность отрицать само существование этой

операции и избежать ее обсуждения в Конгрессе, руководство ею не было поручено ни Государственному департаменту, ни Центральному разведывательному управлению. «Внутреннее устройство ЦРУ, как с точки зрения кадрового состава, так и с точки зрения организационной структуры, неблагоприятно, - писал Кеннан. - Поэтому мы приняли вынужденное решение: не стоит тревожить нашу спящую собаку, ЦРУ. Мы рекомендуем создать особое ведомство, которое впоследствии можно было бы включить в состав Центрального разведывательного управления». Кеннан предпочел передать операцию «Свертывание» в ведение безобидного Управления координации политики [Office of Policy Coordination]. Финансировалась операция за счет регулярного перечисления средств, официально предназначавшихся для реализации плана Маршалла. К 1951 г. годовой бюджет операции вырос до ста миллионов долларов. «Мы предлагаем операцию в традиционном американском духе - организованную общественную поддержку сопротивления тирании в других странах. На протяжении всей истории США наши граждане объединялись как частные лица для защиты дела свободы во имя тех, кто страдает от угнетения. Мы предлагаем возродить эту традицию как раз для того, чтобы отстаивать национальные интересы США во время настоящего кризиса».64

Каким же образом нужно было поддержать эту, якобы частную, инициативу? В предпоследнем черновом варианте документа № 10/2 Национального совета безопасности США, датированном 30 апреля 1948 г., давался совершенно недвусмысленный ответ на этот вопрос:

«Общее руководство и финансовая поддержка возлагаются на Правительство [США], непосредственное руководство и финансирование передаются частной американской организации или организациям (возможно, «бизнесу»), состоящей(им) из частных лиц, приблизительно такого уровня, как Аллен Даллес. Эти организации, с помощью своих отделений в Европе и Азии, установят контакты с национальными подпольными движениями в разных странах через их представителей, находящихся в государствах свободного мира.Че-рез таких посредников эти организации будут оказывать помощь и направлять движения сопротивления за «железным занавесом».65

Кеннан настойчиво подчеркивал:

«Это тайная операция... с использованием частных лиц в качестве посредников».66

Джеффри Бурдс указывает, что официально операция «Свертывание» была утверждена Объединенным комитетом начальников штабов США 18 июня 1948 г.67 Однако уже в 1946 г., несмотря на упорное сопротивление некоторых армейских кругов и самой разведки, по инициативе Кеннана Соединенные Штаты стали тайно оказывать поддержку военизированным формированиям, боровшимся с Советами в Восточной Европе.

«Нужно положить начало оказанию... [поддержки партизанской войны, которую вели антисоветские националистические силы]. Представляется желательным приступить к работе с этими людьми... и постепенно развивать ее как совершенно секретную операцию».68

Здесь необходимо внести небольшую коррективу в данные американских исследователей. Как было показано выше, спецслужбы США установили контакты с оуновскими кругами еще летом 1945 г., и тогда же это сотрудничество получило одобрение командующего американскими оккупационными войсками Д. Эйзенхауэра. Таким образом, начало контактов ОУН со спецслужбами США следует отодвинуть, по меньшей мере, на год, т.е. к лету 1945 г.

По свидетельству Гарри Росицки, руководителя резидентуры ЦРУ в Мюнхене, американское правительство оказывало поддержку не менее чем тридцати тысячам украинских националистов, действовавшим против СССР в Галиции. С воздуха им сбрасывали медикаменты, наличные денежные средства, радиопередатчики. «Общая задача наших операций, - подчеркивал Росиц-ке, - состояла в том, чтобы создать систему раннего оповещения: чтобы нам сообщали о том, что в таком-то районе есть признаки мобилизации. Именно этого от нас добивался Пентагон... Один высокопоставленный полковник на совещании в Пентагоне потребовал от ЦРУ «поставить агента с радиостанцией на каждом аэродроме от Берлина до Урала».69

Таким образом, перед американской разведкой встала первоочередная задача: создать для Белого дома систему раннего оповещения о военных действиях Советского Союза - как об их стратегических бомбардировщиках, так и о сухопутных войсках в Польше. По мнению Росицки, «для того чтобы установить наблюдение за военными объектами в Восточной Европе, на наши базы в прилегающих районах были направлены сотни агентов... Эти операции с переброской людей по ту сторону границы потребовали колоссальной

Ь-<5

Если Шухевич, находясь в гуще событий, был заинтересован до взрыва Третьей мировой войны любой ценой сохранить структуру организации, даже путем договоренностей с «Совитами», то для Лебедя главным было продемонстрировать перед западными спецслужбами «воюющую Украину» и при этом выполнить взятые на себя обязательства

технической и документальной поддержки, были задействованы сотни инструкторов, тысячи конспиративных квартир».

Готовясь к началу Третьей мировой войны, сотрудники разведок Запада тратили огромные силы на то, чтобы установить точную дислокацию советских вооруженных сил, что подтверждается и приведенным выше вопросником, направленным рядовым звеньям оуновского подполья. Как пояснял далее Гарри Росицки, «мы знали, чем занимаемся. Противно вспоминать, как приходилось использовать любого подонка, лишь бы он был антикоммунистом. А раз уж мы были готовы или даже стремились к тому, чтобы завербовать сотрудников, то выбирать нам особенно не приходилось.».70

В этот период и был завербован Председатель Рады ОУН, руководитель референтуры внешних связей и глава Генерального секретариата иностранных дел УГВР Николай Лебедь. В отличие от выше приведенного мнения г. Костельника, сотрудники американских спецслужб давали Лебедю совершенное иную характеристику:

«Он [Лебедь] жестко и непреклонно проводит свою линию, однако он не слеп в своих суждениях, как показывает его политическое прошлое. Он активен, у него прекрасное чутье - он умеет выслеживать и беспощадно преследовать врага. Он неподкупен, решителен, крайне инициативен и совершенно лишен эгоистических интересов в работе. Слывет одним из лучших антибольшевистских лидеров на Востоке, работающих над созданием новой Европы».71

И здесь становятся понятными различия в тактических схемах Шухевича и Лебедя, которые, в конечном счете, и привели к провалу советской операции «Перелом». Если Шухевич, находясь в гуще событий, был заинтересован до взрыва Третьей мировой войны любой ценой сохранить структуру организации, даже путем договоренностей с «Совитами», то для Лебедя главным было продемонстрировать перед западными спецслужбами «воюющую Украину» и при этом выполнить взятые на себя обязательства. Тактика Лебедя объясняется следующим. Как считает Дж. Бурдс,

использование спецслужбами США украинских националистических формирований преследовало две цели: с одной стороны, они являлись «глазами и ушами» разведки США во враждебном, согласно американской военной доктрине, государстве, асдругой, сковывая значительные силы Красной Армии, Внутренних Войск и истребительных батальонов, объективно дестабилизировали Советский Союз изнутри. И обе эти цели отвечали непосредственным задачам операции «Rollback».72

При этом характерно, что как подчеркивал руководитель резидентуры ЦРУ г. Росицки, «десятки агентов заплатили жизнью за решение наших проблем... Было совершенно очевидно, что они [украинские повстанцы] не смогут уцелеть».73

К чести Шухевича, важно отметить, что он предвидел такое развитие событий - использование рядовых повстанцев в качестве «пушечного мяса» для обеспечения интересов западных «альянтов», а потому пытался донести свою точку зрения о целесообразности заключения мирного соглашения с «Совитами» до номинального главы всей ОУН С. Бандеры и заручиться его поддержкой. И хотя, по сообщению источника, в существующем раскладе сил «Степан Банде-ра, как таковой, ... не играет никакой роли... и... мнение его не имело бы значения»,74 Шухевич весной 1945 г., сразу же после встречи Маевского и Бусела с Кариным, все же направил к нему связного с сообщением о предварительных переговорах с советской стороной. Показательно, как отреагировал «Быйлыхо» - он не придумал ничего более умного, чем передать письмо с мирными предложениями советской стороны ... агонизирующему руководству Третьего Рейха. В 1946 г. в одном из немецких архивов была обнаружена копия письма, адресованного «Быйлыху» из «края», с перечнем советских мирных инициатив.

Не получив от Бандеры поддержки собственных инициатив и испытывая прямую зависимость от связей зарубежных центров ОУН (прежде всего Н. Лебедя) с западными спецслужбами, Шухевич вынужденно прерывает все контакты с советской стороной. Тем не менее, он все же попытается реализовать схему «Дажбог» в условиях подполья. И хотя, по информации советских спецслужб, до 25 % явившихся с повинной боевиков ОУН-УПА сделают это по заданию подполья,75 эффект на первых порах окажется незначительным (он проявится много позже, когда ни Шухевича, ни Бандеры уже не будет в живых, но государственная машина

УССР, включая спецслужбы, окажется насквозь инфильтрированной сторонниками и симпатика-ми ОУН). Одновременно с этим, он попытается самостоятельно установить контакт с западными

«альянтами» и даже направит с этой целью в Москву свою личную связную Д. Гусяк, чтобы та нашла подходы к американскому посольству. Однако и эта затея оказалась неудачной.76

К концу 40-х годов Шухевич окончательно разочаруется в своих надеждах на скорый конфликт англосаксов с Советским Союзом, и перед ним вновь встанет задача сохранения последних остатков по сути уже издыхающего подполья. В 1948 году он, уже со своей стороны, предпримет попытку возобновить контакты с советской стороной. Но было поздно...

Украинские спецслужбы, хотя и сделают ему навстречу определенные шаги, на этот раз уже не станут воспринимать всерьез мирные инициативы повстанческого главаря. К тому времени у руководства УССР уже была исчерпывающая информация о тотальной поддержке ОУН западными спецслужбами, главной целью которой являлась дестабилизации СССР изнутри. И попытка Шухевича на этот раз воспринималась именно в этом ключе.

Здесь уместно процитировать выступление одного из ведущих представителей американского истеблишмента, сенатора от штата Коннектикут Брайна Мак-Махона, который откровенно заявлял в тот период, что «сейчас настало время не только для сдерживания коммунизма, но для начала выдавливания Советской власти обратно».77 И здесь ОУН со своей организацией в «Крае» была для американских спецслужб просто необходима. Осталось досказать немногое. Вскоре Кеннану пришлось пожалеть о решении начать необъявленную войну против Советов, оказывая поддержку движениям «сопротивления» в Восточной Европе. Давая показания в Особом комитете по разведке Сената США 28 октября 1975 г., главный разработчик операции «Свертывание» выразил глубокое раскаяние:

«Решение начать политическую войну было моей величайшей ошибкой. Оно привело к совершенно иным результатам, чем те, на которые я рассчитывал».78

И в этой связи Дж.Бурдс задается вполне уместным вопросом: какое значение имела эта «величайшая ошибка» для ответных действий советской

...Предположение о том, что советские ответные меры были основаны на весьма реальной обеспокоенности по поводу угрозы собственной национальной безопасности, представляет радикальный вызов традиционной и доминирующей точке зрения о марксистской (экспансионной) идеологии, о советском (сталинском) элементарном стремлении к господству и о сталинской мании величия

стороны? Прежде всего, она повлекла за собой серьезную эволюцию советского представления о западной угрозе. Тот факт, что националистические повстанческие формирования по всему периметру западных границ СССР активно поддерживаются Западом (в рамках проводимой Дж. Кеннаном операции «Rollback»), глубоко повлиял на советское восприятие западной угрозы и спровоцировал (начиная с 1946 г.) эпоху «повышенной бдительности» в отношении скрытых действий Запада, резкую эскалацию международной напряженности, а также повлек за собой крупномасштабные реорганизации советских спецслужб и начало послевоенных репрессий, направленных на ликвидацию внутренних врагов.79

И здесь для нашей темы уместно сделать некоторые выводы, в качестве которых мы позволим себе процитировать мнения современных американских исследователей.

Как считает Грегори Митрович, устрашение являлось лишь первым шагом к решительным мерам по уничтожению Советской державы. Влиятельными кругами США была разработана доктрина национальной безопасности, которая предусматривала значительно более решительную, чем это обычно понимается, политику, направленную на вытеснение советского влияния из стран Восточной Европы и подрывающую коммунистический контроль внутри самого СССР с применением любых «мер, за исключением войны».80

Посредством агрессивной психологической войны (начиная от обычной дипломатии и до тайных военных действий) американская элита, отвечающая за национальную безопасность, надеялась повлиять на умы советского руководства и населения. Она полагала, что либо заставит Советский Союз отказаться от своих усилий по созданию новой послевоенной международной системы и таким образом восстановит независимость Восточной Европы, либо же вызовет распад Советской коммунистической системы изнутри. При этом политические и военные круги США были уверены, что они могут осуществлять практически любые «резкие военные меры» без опасений получить адекватный советский контрудар.

В то же время, по мнению другого американского исследователя Мелвина П. Леффлера, своими

действиями США значительно усиливали тревогу советских руководителей и таким образом внесли весомый вклад в гонку вооружений и распространение холодной войны на страны третьего мира. По его мнению, холодную войну невозможно расценить как производную американской реакции на советский экспансионизм. Напротив, Кремль проводил реальную политику. И хотя идеология играла важную роль в формировании взглядов советских лидеров, тем не менее, они не были заинтересованы оказывать содействие продвижению «мировой революции». Главной заботой советского руководства являлось обустройство собственной страны, защита и обеспечение безопасности ее границ и сохранение собственного контроля над этими территориями. В итоге, подчеркивает Леффлер, становится ясно, что предположение о том, что советские ответные меры были основаны на весьма реальной обеспокоенности по поводу угрозы собственной национальной безопасности, представляет радикальный вызов традиционной и доминирующей точке зрения о марксистской (экспансионной) идеологии, о советском (сталинском) элементарном стремлении к господству и о сталинской мании величия.

Таким образом, по мнению Леффлера, «американцы должны перестать довольствоваться верой в мудрость своей страны времен холодной войны. ...Действия должностных лиц США вызвали недоверие, усугубили трения, и подняли ставки в глобальной игре. Их упорное стремление к проведению политики силы ... принесло больше вреда, чем пользы».81

Возвращаясь к теме нашего исследования, остается подчеркнуть, что советская сторона изначально была заинтересована в скорейшем прекращении вооруженного сопротивления на своих западных границах и была готова не только первой прекратить борьбу, но и пойти на значительные уступки подполью, а главное - привлечь руководство ОУН к общественной и государственной жизни страны.

Однако советская операция «Перелом» потерпела неудачу - лидеры ОУН предпочли войти в тесный контакт с западными спецслужбами и возобновить разведывательно-диверсионную деятельность на территории СССР уже под новым контролем. И в этом контексте вопрос об ответственности за начало холодной войны приобретает совершенно иные очертания.

1 СБУ гарантирует: никаких секретов не будет // День (Киев). 2008. № 27. 14 фев.

2 Государственный Архив Службы Безопасности Украины (далее: ГА СБУ). Ф. 13. Д. 372. Т. 35. Л. 138 -142.

3 ГА СБУ. Ф. 13. Д. 372. Т. 39. Л. 125 - 138.

4 Л^опис УПА. Том 45. Торонто-Л^в, 2007. С. 315. ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-7448. Л. 15 - 22. ГА СБУ. Ф. 13. Д. 372. Т. 39. Л. 125 - 138. Л^опис нескорено! Украши. Кн. 2. Л^в, 1997. С. 27. Центральный Государственный Архив Общественных Объединений Украины (далее: ЦГАООУ). Ф. 1. Оп. 23. Д. 1697. Л. 60 - 62.

9 ЦГАООУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 923. Л. 40.

10 ГА СБУ. Ф. 2. Оп. 54. Д. 2. Т. 1. Л. 197.

11 Государственный архив Российской Федерации (далее: ГА РФ), Ф. 9401. Оп. 2. Д. 66. Л. 233.

12 ГА РФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 66. Л. 233.

13 ГА РФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 66. Л. 400 - 412.

14 ГА РФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 99. Л. 160.

15 ЦГАООУ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 757. Л. 15 - 24.

16 ЦГАООУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 2967. Л. 25.

17 Виноградський В.М., Якименко 1.Л. Полковник Шовкуненко розповщае. // Комушст Укра!ни. 1990. № 1. С. 80 - 81.

18 Нацюналкстичний рух 1920 - 1930 роюв (матерiали до бiографiчного доввдника) // Мiрчук П. Нарис кстори ОУН 1920 - 1939 роки. Ки!в, 2007. С. 712.

19 Военно-исторический журнал. 1991. № 4. С. 58, 59.

20 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Т. 19. Л. 323 - 331.

21 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Т. 19. Л. 316 - 322.

22 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Т. 19. Л. 323 - 331.

23 Там же.

24 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Т. 19. Л. 342 - 371.

25 Там же.

26 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Т. 20. Л. 12 -

27 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Т. 20. Л. 11.

28 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9079. Т. 1. Л. 1.

29 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9079. Т. 61. Л. 94 -

30 ГА СБУ. Ф. 6. Д. 75135-ФП. Л. 19 - 41.

31 ГА СБУ. Ф. 13. Д. 372. Т. 53. Л. 35 - 36.

32 См.: Характеристика. Шухевич Роман «Тарас Чуп-ринка» - «Тур» // Фонд музея СБУ ед. хранения 1068, фотокопия на 2-х листах.

33 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-7448. Л. 23.

34 ГА СБУ. Ф. 5. Д. 67418. Т. 1. Л. 73 - 74.

- 20.

115.

35

ГА СБУ. Ф. 6. Д. 75135-ФП. Л. 42 - 44.

36 ГА СБУ. Ф. 5. Д. 67418. Т. 1. Л. 161 - 208.

37 Панченко О. Микола Лебедь. (Життя. Дiяльнiсть. Державно-правовi погляди). Лохвиця, 2001. С. 72.

38 ГА СБУ. Ф. 2. Оп. 40. Д. 1. Т. 10. Л. 4, 5.

39 Панченко О. Указ. соч. С. 89.

40 ГА СБУ. Ф. 11, Д. 19127. Т. 2. Л. 69.

41 Панченко О. Указ. соч. С. 93, 94.

42 Там же. С. 104.

43 ГА СБУ. Ф. 5. Д. 67418, Т. 1, Л. 161 - 208.

44 ГА СБУ. Ф. 13. Д. 372. Т. 39. Л. 125 - 138.

45 Маруняк В. Украшська ем^ращя в Шмеччиш i Авс-три по Другш свiтовiй вiйнi. Т. 1. Мюнхен: Академiчне Видавництво дра Петра Белея, 1985. С. 247.

46 Киричук Ю. Украшський нацiональний рух 40-50 роюв ХХ столiття: щеолопя та практика. Львiв: Добра справа, 2003. С. 189. ГА СБУ. Ф. 13. Д. 372. Т. 13. Л. 88 - 165. ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-7448. Л. 59. Киричук Ю. Указ. соч. С. 189.

ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9079. Т. 61; Виноградський В.М., Якименко 1.Л. Указ. соч. С. 81 - 84.

51 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9079. Т. 62. Л. 65, 66.

52 Там же.

53 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Т. 20, Л. 36 - 44.

54 ГА СБУ. Ф. 13. Д. 490. Л. 142 - 144; Д. 372, Т. 28, Л. 100 -106.

55 ГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Т. 20. Л. 36 - 44.

56 Там же.

57 ГА СБУ. Ф. 13. Д. 372. Т. 102. Л. 99, 100; Панченко О. Указ. соч. С. 95.

ГА СБУ. Ф. 9. Д. 145. Т. 1. Л. 159, 160. ГА СБУ. Ф. 9. Д. 145. Т. 1. Л. 162 - 164. ГА СБУ. Ф. 11. Д. 7765. Т. 6. Л. 86; Ф. 13. Д. 372. Т. 102. Л. 101, 107.

ГА СБУ. Ф. 9. Д. 145. Т. 1. Л. 164 - 167. ГА СБУ. Ф. 9. Д. 145. Т. 1. Л. 73.

Burds J. The Early Cold War in Soviet West Ukraine, 1944 - 1948 // The Carl Beck Papers in Russian & East

European Studies. Pittsburgh: University of Pittsburgh, number 1505. January, 2001. P. 5.

64 Grose P. Operation Rollback: America's Secret War Behind the Iron Curtain. Boston: Mass. Houghton Mifflin, 2000. P. 97, 103, 116 - 118, 204.

65 Ibid. P. 98.

66 Ibid. P. 97.

67 Burds J. Cit. op. P. 6.

68 Grose P. Cit. op. P. 94, 95.

69 Reese M. E. General Reinhard Gehlen: The CIA Connection. Fairfax, Va.: George Mason University Press, 1990. P. 121.

70 J. Burds. Cit. op. P. 18.

71 Ibid. P. 17.

72 Ibid. P. 9.

73 Ibid. P. 17.

74 rA CEy O. 65. fl. C-9113. T. 20, A. 36 - 44.

75 rA CEy. O. 13. fl. 372. T. 100. A. 55 - 59.

76 rA CEy. O. 65. fl. C-9079. T. 21. A. 159 - 178.

77 Dobriansky L. E. The Kersten Amendment: The Kernel of American Policy of National Liberation // The Ukrainian Quarterly. Spring. 1952. P. 129.

78

Grose P. Cit. op. Р. 98.

79 Burds J. Cit. op. P. 6 - 7.

80 Mitrovich G. Undermining the Kremlin: America's Strategy to Subvert the Soviet Bloc, 1947 - 1956. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 2000. P. 2.

81 New Perspectives on the Cold War. An Interview with Melvyn P. Leffler // Humanities. 1998. No. 6. November-December. P. 17 - 25.