CC BY
22ОМСКАЯ ЕПАРХИЯ В УСЛОВИЯХ «КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ» И «БОЛЬШОГО ТЕРРОРА»
(1929-1939 ГГ.)
Иерей Вячеслав Анатольевич Суховецкий,
преподаватель кафедры церковно-исторических дисциплин Омской православной духовной семинарии, председатель Комиссии Омской епархии по канонизации святых
Аннотация. В статье исследуется развитие религиозной политики Советского государства в отношении Русской Православной Церкви на территории Омской области в период с 1927-го по 1938 год. На основе обширного архивного материала, вводимого в научный оборот, выявляется специфика антирелигиозной политики Советского государства на территории Омской области в 1920 - 1930-е гг. Ключевые слова: церковно-государственные отношения, советская антирелигиозная политика, Омская епархия, архиепископ Алексей (Орлов), священник Иоанн (Куминов), священник Михаил (Пятаев), священник Василий (Инфантьев), политические репрессии, антиколокольная кампания.
THE OMSK DIOCESE DURING THE TIME OF THE «CULTURAL REVOLUTION» AND «GREAT TERROR» (1929-1939)
Priest Vyacheslav Anatolyevich Sukhovetsky,
Lecturer at the Department of Church History Disciplines
Omsk Theological Seminary Chairman of the Omsk Diocese Commission for the Canonization of Saints
Abstract. The article examines the development of the religious policy of the Soviet state in relation to the Russian Orthodox Church on the territory of the Omsk region in the period from 1927 to 1938. The specificity of anti-religious policy of the Soviet state in Omsk region in the 1920s-1930s is revealed on extensive archival materials.
Keywords: church-state relations, Soviet anti-religious policy, Omsk diocese, Archbishop Alexey (Orlov), priest John (Kuminov), priest Mikhail (Pyataev), priest Vasily (Infantyev), political repressions, anti-bell company.
I овременные западные исследователи Русской революции доводят верхнюю 1жграницу ее хронологических рамок до 1930-х годов. А. Грациози для оценки fj событий Русской революции предлагает термин «крестьянская война в СССР 1918-1933 гг.» [23, с. 12]. Дж. А. Голдстоун форсированную сталинскую коллективизацию представляет в качестве заключительного акта революционного процесса [22, с. 56, 115]. Ш. Фицпатрик в качестве временных рамок Русской революции рассматривает период с февраля 1917 г. до «Больших чисток» 1937-1938 гг. [39, с. 19]. Широкий процессуальный взгляд на развитие революционного процесса в России постепенно утверждается и в отечественной историографии, где Гражданская война в России рассматривается как неотъемлемая часть Русской революции. Она стала
ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ
Иерей Вячеслав Анатольевич Суховецкий «Омская епархия в условиях «культурной революции» и «большого террора» (1929-1939 гг.)»
исследоваться историками не событийно (Февральская революция, Октябрьская революция), а процессуально (Русская революция или Великая Российская революция, включавшая Февраль, Октябрь, Гражданскую войну). Окончание Русской революции некоторые современные отечественные исследователи связывают с утверждением сталинизма в СССР и проведением коллективизации. Так, исследователь В.М. Лавров обоснованно полагает, что «в широком смысле социалистическая революция как процесс социалистических преобразований продолжалась примерно до сталинской Конституции 1936 года» [29, с. 22].
Отказ от новой экономической политики послужил причиной проведения в жизнь индустриализации, коллективизации и культурной революции, которые были разными сторонами одного процесса по преодолению пережитков прошлого. Как экономических, так и идеологических. Коллективизация может рассматриваться только совместно с «культурной революцией». Одним из важных аспектов «культурной революции» была атеистическая пропаганда и внедрение материалистического мировоззрения в умы людей. Антирелигиозная пропаганда должна была разрушить крестьянскую патриархальную культуру [28].
В 1929 г. был дан старт массированной антирелигиозной кампании. На места было разослано директивное письмо «О мерах по усилению антирелигиозной работы», утвержденное ЦК ВКП(б) 24 января 1929 г. В этом письме говорилось о том, что «надо различать деятельность верхушки религиозной организации от религиозных настроений массы. Для верхушки религиозных организаций религиозные верования сплошь и рядом служат лишь прикрытием их антисоветской деятельности» [цит. по 3, л. 37-38].
Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях» до предела суживало права религиозных организаций и усиливало контроль над ними со стороны государства [30, с. 132]. Была развернута кампания по очередной перерегистрации религиозных общин, целью которой было, в том числе, выявление неисполнения общинами пунктов договора о пользовании храмами, с целью закрытия таких общин и храмов.
В конце 1929 года для более ударного выполнения антирелигиозного законодательства был заключен договор о соцсоревновании между Омским и Барабинским окружными административными округами (далее по тексту - АО). Так, предполагалось, что к 15 марта 1930 г. должна быть закончена перерегистрация всех религиозных объединений в Омском округе. Вышеназванным Постановлением предписывалось обратить особое внимание на то, что не допускается миссионерской, проповеднической работы. Служители культа могли приступать к деятельности только после представления о них сведений (форма № 5) обществом или группой верующих. Ликвидация религиозных обществ проводилась постановлением райисполкома (в селах) или окрисполкома - в городах. Или в вышестоящей инстанции окрисполкоме и крайисполкоме [5, л. 44-45], если верующие подали жалобу на закрытие религиозного общества.
Постановлением Политбюро ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулачества как класса» от 30 января 1930 года предписывалось срочно пересмотреть законодательство о религиозных объединениях для предотвращения превращения руководящих органов этих объединений (церковные советы, сектантские общины и проч.) в «опорные пункты кулачества, лишенчества и вообще антисоветских эле-
№ 1 (10), 2021
ментов». Оргбюро ЦК было поручено разработать директиву по вопросу о закрытии церквей, молитвенных домов сектантов и проч. и о борьбе с религиозным и сектантским движением в целях устранения тормозов в соваппарате, мешающих проведению в жизнь принятых подавляющей массой крестьянства решений о закрытии церквей, молитвенных домов [25, с. 22].
Не остался в стороне и «Союз воинствующих безбожников», объявивший первую «безбожную пятилетку». План был утвержден на заседании исполнительного комитета 29 января 1930 года. Е. Ярославский в своем докладе подчеркивал: «Процесс сплошной коллективизации связан с ликвидацией... значительной части церквей... Мы не можем отрывать этот процесс от выполнения нашего пятилетнего плана. Он идет рядом с процессом коллективизации... должен помогать ему» [20, с. 443].
Еще в начале коллективизации в целях реализации действующего законодательства о религии в селах советской властью был взят курс на закрытие храмов. Если ранее власти часто пользовались возможностью лишить приходы патриаршей церкви храмов путем передачи их обновленцам, то теперь делали все, чтобы храмы вообще закрыть. 9 января 1929-го в с. Екатерининском Тарского уезда прошло собрание обновленческий общины, на котором постановили закрыть церковь. Начальник Окружного адмотдела в письме начальнику Тарского АО давал установку о том, что «для нас не выгодно и было бы нецелесообразно изъять церковь у обновленцев и через некоторое время передать тихоновцам. Необходимо было добиться такого положения дел, чтобы не только обновленческая община, но и вообще большинство граждан села вынесло решение о закрытии церкви -«этим самым выбить почву у «тихоновцев» для заявки на церковь». При этом давался совет не проявлять никакого нажима, никаких угроз населению, а также запрещалось физическое изъятия церкви. Хотя незадолго до этого при закрытии храма в селе Владимировка Н-Колосовского района крестьян принуждали голосовать под угрозою индивидуального обложения единым сельскохозяйственным налогом [16, л. 1, 1 об].
В соответствии с законодательством о религии, храмы в Омске и окрестностях стали закрывать согласно инструкции ВЦИК от 16 января 1931 года. Обычно все проходило по одинаковому сценарию. Начиналось все с проведения собрания какой-либо организации или группы лиц об их желании закрыть храм для передачи его для нужд культуры. После этого в храм направлялась комиссия строительного отдела для проверки технического состояния церкви. Комиссия находила многочисленные неисправности, после чего составлялся акт о необходимости срочного проведения ремонта, при этом, как правило, службы в нем запрещались до устранения всех замечаний. Суммы, необходимые для ремонта, назначались такого размера, что физически община была не в состоянии их собрать. При этом в обязательном порядке требовалось половину суммы сразу положить на счет в банк. После заявления общины о невозможности сбора такой суммы, поскольку храм закрыт и не было возможности собрать пожертвования, исполком рассматривал вопрос о закрытии общины при храме. На две недели вывешивалось объявление для всех желающих взять в пользование храм. После того, как срок заканчивался, началось закрытие храма. Имущество, предназначенное для богослужения, передавалось в другую общину или, в крайнем случае, уничтожалось. С конца 1920-х большая часть храмов в Омском регионе была закрыта по такой схеме.
ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ
Иерей Вячеслав Анатольевич Суховецкий «Омская епархия в условиях «культурной революции» и «большого террора» (1929-1939 гг.)»
Для того чтобы подвести православные общины под эту схему, местные власти начали чинить различные административные препятствия, нарушая привычную жизнь, подготавливая почву для дальнейшей ликвидации храмов.
Несмотря на то, что по закону можно было собирать пожертвования среди прихожан на отопление и ремонт храмов, с середины 1929 года общины начали получать массовые отказы от сельсоветов и исполкомов [5, л. 29]. 9 января 1929 года Окружной АО получил указание от ОГПУ разослать по местам циркуляр Сибирского Краевого административного округа от 11 декабря 1928 г. о запрещении сбора пожертвований на постройку новых молитвенных зданий. Было предложено возбуждать судебное преследование против нарушителей циркуляра в порядке ст. 124 УК [17, л. 102] - принудительное взимание сборов церковных и религиозных групп. На местах данный циркуляр был истолкован как полный запрет на какие-либо сборы пожертвований.
Так, в мае 1929 года АО отменил постановления верующих Бергамакской и Кондратьевской церквей о самообложении по 10 копеек с души как нарушающие принцип добровольности пожертвований [16, л. 18].
Священника села Потанино Калачинского района председатель сельского совета не пустил обходить с крестом деревню Зотино в праздник Рождества и собирать пожертвования, мотивируя это бедностью деревни: «подавать некому, да и вообще не мешай работать» [5, л. 24, 25]. Аналогичный отказ произошел в Седельниково, где священнику вообще запретили посещать деревни, входящие в приход [5, л. 16 - 18 об].
В селах администрация и ячейки бедноты препятствовали в совершении богослужений под разными предлогами. Обновленческий «епископ» Матфий (Бережной), зная ситуацию в сельской местности, собираясь в поездку по Омскому и Калачинско-му районам, заранее просил Окружной АО дать распоряжение на места, чтобы не чинили препятствия к совершению богослужений [5, л. 8].
Изменения в административном делении также были использованы властями для давления на общины. Часть приходов оказалась разделенными между разными районами, на основании этого власти приказали регистрировать самостоятельные общины для каждой части прихода. Деятельность священника разрешалась только после регистрации общины [5 л. 55], а до этого момента ему запрещалось посещать села своего прихода. На этом же основании отказали в присоединении верующих села Красноярка Омского р-на к приходу села Ново-Архангеловка Любинского р-на [19, л. 49].
В ноябре 1929 года на священника села Ново-Покровка Иконниковского р-на завели уголовное дело по ст. 125 УК (Присвоение себе религиозными или церковными организациями административных, судебных или иных публично-правовых функций и прав юридических лиц) за выданную справку о рождении и крещении девочки [5, л. 5]. В феврале 1930 года против Екатерининской религиозной общины Тевризского района было возбуждено дело о присвоении себе административных функций, о якобы имевшем место случае по проведению торгов хлебом [5, л. 33], по ст. 124 и 125 УК.
2 июля 1930 г. было начато делопроизводство по ст. 124 и 125 УК по обвинению священника Александра Радонежского и приходского совета Ильинской церкви в составе 15 человек. Они обвинялись в систематическом сборе взносов с ве-
№ 1 (10), 2021
рующих. По материалам следствия в течение 1928 - 1929 гг. обвиняемые собрали сумму 14 000 руб. и потратили неизвестно на что. Дело прекратили за отсутствием состава преступления [5, л. 116]. Через год дело возобновили уже по ст. 58 - 11 УК (Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных или особо секретных должностях при царском строе или у контрреволюционных правительств в период Гражданской войны).
19 декабря 1929 года Омский отдел ГПУ запросил санкцию на арест протоиерея Василия Инфантьева. В этом документе указывается главная задача, поставленная перед ГПУ в отношении Омской епархии. «В настоящее время мы поставили перед собой задачу укрепления обновленчества, расширения его за счет тихоновщины [так в тексте] как в городе, так и в деревне. Выполнение этой задачи будет связано с усилением руководства над центральным тихоновским осведомлением, что при наличии в Епархиальном Управлении епископа Аркадия - протоиерея Инфантьева будет затрудняться, а, следовательно, тормозиться работа по обновленчеству и вообще по духовенству» [цит. по 2, л. 4; 40, с. 204]. По мнению исследователя В.П. Василевского, без активной поддержки органов ГПУ обновленческое движение на территории Омского Прииртышья просто не смогло бы существовать [21, с. 94].
Советская власть не гнушалась добиваться исполнения действующего антирелигиозного законодательства самыми разными способами. Так, настоятель церкви села Мало-Красноярка иерей Михаил Пятаев обратился в административное отделение с просьбой разрешить совершение 19 января 1930 года крестного хода на реку. При этом чиновники заявили, что приход не перерегистрирован и надо до 10 января составить списки прихожан и подать документы в АО. Отец Михаил получил устное разрешение начальника АО совершить обход сел для сбора подписей. При этом ему было разъяснено, что сельский совет может отказать в проведении собрания и, значит, его проводить будет нельзя. 3 января во время сбора списков был арестован староста храма Роман Дроздовский. 8 января арестовали отца Михаила Пятаева и второго священника отца Иоанна Куминова. Им вменили агитацию против колхозов на почве религиозных убеждений. Священников Михаила Пятаева и Иоанна Куминова расстреляли 28 февраля 1930 года, Роман Дроздовский получил 10 лет лагерей [34, с. 75 - 85; 24, с. 283 - 295]. Священномученики Михаил и Иоанн прославлены в лике святых решением Юбилейного Собора Русской Православной Церкви в 2000 году.
В 1930 году арестованы 17 священников, из них 5 были приговорены к расстрелу. Тогда же начинаются аресты и обновленческого духовенства.
В 1931 году репрессии усилились. Были арестованы 16 сельских священников, из которых 3 расстреляли. 21 городской священнослужитель, 8 мирян проходили по одному групповому уголовному делу, получившему название «епархиальное братство». В качестве наказания получили различные сроки от 1,5 до 5 лет ссылки. Был подвергнут аресту и бывший омский епископ, священномученик Аркадий (Ершов). В 1932 году аресты пошли на спад [Память о новомучениках: епархиальных контекст. // Вестник Омской духовной семинарии. - № 9. - Омск, - 2020. - С. 108].
В 1932 году в Омске действовало 12 православных храмов последователей патриаршей и обновленческой церквей [5, л. 474], в которых служило 42 священнослужителя.
ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ
Иерей Вячеслав Анатольевич Суховецкий «Омская епархия в условиях «культурной революции» и «большого террора» (1929-1939 гг.)»
Кроме этого, в 1928-м и 1929 годах возобновились случаи убийства священнослужителей без формального делопроизводства. Так, погибли священники Владимир Голосов, Павел Князев, Иоанн Егоркин [36]. По свидетельству родных, все они были убиты за нежелание вступить в колхозы. Если учесть и эти смерти, то получается, что четверть из подвергнутого репрессиям сельского духовенстве было убито или расстреляно.
По мнению Д.Н. Москальской, тема лишения избирательных прав представителей духовенства с последующими за этим дискриминациями и репрессиями является важной в контексте взаимоотношений светской власти и Русской православной церкви [33, с. 4].
Конституциями 1918-го и 1924 годов был законодательно закреплен отказ в праве быть избранными или принимать участие в выборах для монахов и служителей церквей религиозных культов. За такими лицам закрепилось наименование «лишенцы». Инструкция ВЦИК РСФСР «О выборах городских и сельских Советов и о созыве съездов Советов» от 4 ноября 1926 года устанавливала категории граждан, лишенных избирательных прав. Согласно ст. 15 п. «М» уточнялся состав тех, кто входил в круг служителей культов: священники, дьяконы, псаломщики, послушники и монахи. В данную категорию входили также все члены их семей, проживающие вместе лицом, лишенным избирательных прав.
Это ограничение прав сыграло особую роль в жизни сельского духовенства в связи с начавшейся сплошной коллективизацией. В число так называемых «кулаков» вошли все, кто был лишен избирательных прав. Приказ ОГПУ «о мероприятиях по ликвидации кулачества как класса» № 44/21 от 2 февраля 1930 года предписывал нанести в первую очередь удар по активно действующим кулацким элементам первой категории, в которую были включены, в том числе, члены церковных советов, всякого рода религиозных общин и групп, активно проявляющие себя [25, с. 24].
Семьи духовенства облагались сельскохозяйственным налогом в индивидуальном порядке как частники. Часто использовалось на местах 3- и 5-кратное обложение, когда назначался налог и после его сдачи (засыпки) сразу назначали новый, потом еще и так до полного разорения хозяйства. В случае неуплаты налога имущество хозяйства описывалось и распродавалось за копейки, а хозяин мог быть арестован. Как правило, продавали и дом, а семью неплательщика просто выгоняли на улицу. Духовенство личного жилья фактически не имело [37, с. 21], проживали на съемных квартирах или домах, которые предоставляла церковная община. Это положение усугубилось тем, что сдача жилья духовенству часто засчитывалась хозяевам как нетрудовой доход и облагалась повышенным налогом, поэтому крестьяне стали неохотно предоставлять дома для церковных служителей. Как следствие, жилищные условия духовенства значительно ухудшились. А если учесть, что семьи были многодетными, то положение становилось просто невыносимым.
Казалось, выход из создававшегося положения лежит на поверхности - достаточно отречься от сана, и все закончится. К этому часто призывали представители власти. Из заявления Андреевского священника Федора Маляровского следует, что ему объявили высылку в трехдневный срок с лишением земельного надела. На его вопрос, а если я сниму сан и оставлю служение, ему ответили: «ну тогда другое дело» [6, л. 46]. «Со слов с/совета, я понял, что и выселяюсь лишь только как служитель культа», - пишет Маляровский. Он дал объявление о снятии сана через газету «Рабочий путь» [35]. Его не выслали с семьей, но выезжать из села все равно запретили.
№ 1 (10), 2021
Следует отметить, что случаи снятия сана в 1928-1931 годах в Омской епархии единичны. С точки зрения советского законодательства, снятие сана было вообще не принципиально. Бывшие священнослужители продолжали быть лишенными избирательных прав, только по другим пунктам статьи 15. В середине 1920-х гг. духовенство активно обращалось в исполкомы с заявлениями о восстановлении прав, в чем всегда получали отказ. Встречались случаи восстановления прав исполнявших обязанности псаломщиков. Так, жительница села Китайлы Казанцева А.В. в течение двух лет была псаломщиком в местной церкви. Ее восстановили в правах только при условии подписки о категорическом отказе исполнять обязанности псаломщика в будущем [18, л. 167 об]. В селе Ново-Архангеловка детей монахини Прозоровой А.А. восстановили в правах, чтобы оградить от «пагубного» влияния матери [18, л. 75].
Несмотря на то, что духовенство подпадало под первую категорию, нам известны лишь единичные случаи высылки духовенства в Омском округе. Было ли специальное распоряжение по этому вопросу, остается невыясненным. В дальнейшем постановлением бюро Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) о внутрикраевой высылке 1000 «кулацких семей» в трудовые поселки ОГПУ 26 мая 1933 год уже особо оговаривалось, что из одиночек не подлежат выселению служители культа [27, с. 12].
Участились случаи неуважительного отношения к святыням храмов, как это происходило в начале 1920-х годов. В качестве примера приведем случай, когда начальник Крутинского АО в Великую Пятницу производил осмотр церковного имущества церкви села Коневского перед перерегистрацией, при этом брал в руки с престола антиминс, Святую чашу и «забыл» снять головной убор, находясь в храме. Выходя из церкви с усмешкой, обратившись к верующим и священнику, заявил, что «грех будет на мне» [5, л. 86, 87 об].
В информационном бюллетене о ходе коллективизации окружной исполком сообщал, что с контрреволюционной целью кулаки используют отсталую массу, играют на их религиозных чувствах, а церкви используют для своих «неприкосновенных» запасов [4, л. 15]. В селе Усть-Лагатка Крутинского р-на в церкви во время обыска было обнаружено много мануфактуры, одежды, под полом продуктовый склад [26, с. 17], Из материалов следствия известно заявление монахинь о том, что они готовились к концу света. Было возбуждено уголовное дело, по результатам расследования настоятель церкви священник Евстигней Шадрин был осужден по ст. 58-11 УК на 10 лет лагерей.
Формы административного давления на церковные общины постоянно обновлялись. Так, например, использовали обложение священнослужителей различными налогами и при их невыполнении ограничивали деятельность религиозных общин. В мае 1931 года священнику села Черниговского был назначен налог на культурное строительство в размере 164 рубля. Общине этого же села из-за неуплаты налога [5, л. 291] было отказано в хождении с иконами по селу. Дьякона Максимчука арестовали в 1932 году за непредоставление сведений в военкомат о смене адреса квартиры [5, л. 440].
1931 год стал последним, когда разрешалось совершение богослужений под открытым небом. С 1932 года в таких просьбах стали повсеместно отказывать даже в городах [5, л. 281]. В апреле Омский горсовет отказал в разрешении в хождении с иконами на Пасху по селу Черниговскому [5, л. 294]. За непредставление списков общины верующих, а также за самоуправный обход по селу по подписке в верующие,
ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ
Иерей Вячеслав Анатольевич Суховецкий «Омская епархия в условиях «культурной революции» и «большого террора» (1929-1939 гг.)»
Черниговский с/с оштрафовал приход на сумму 100 рублей, которые потребовали внести в 3-дневный срок в кассу с/с. При этом церковный совет обращался еще в ноябре за разъяснениями по вопросу внесения верующих в списки [5, л. 298].
Середина 1930-х годов ознаменовалась новой волной арестов священно -и церковнослужителей и закрытием православных храмов. На начало этого процесса в Омском округе на 1933 год было 204 православных прихода [5, л. 503]. За обновленцами числились в Омске такие храмы, как Успенский кафедральный собор, Богородице-Братская церковь, Всехсвятская кладбищенская церковь, Никольская церковь в городе Ленинск-Омске [5, л. 539]. В состав обновленческого духовенства входили 1 «архиерей», 6 священников в Омске и 55 в Омском округе [5, л. 508 - 511]. В Патриарших церквях города Омска числилось 26 священнослужителей и 1 псаломщик [5, л. 513].
Аресты духовенства в Омском округе начались с задержания в ночь на 24 апреля 1935-го священномученика Алексия (Орлова), архиепископа Омского [32, с. 144]. Следствие по его делу продолжалось до 25 октября, он был приговорен к 5 годам ссылки в Казахстан. Благочинный 1-го округа Омской епархии протоиерей Феофан Токарев сообщил митрополиту Сергию (Страгородскому) в рапорте от 3 июня 1935 года, что архиепископ Алексий отсутствует в городе Омске [13, л. 34]. Указом Московской Патриархии от 18 июня 1935 года за № 1009 епископу Артемию (Ильинскому), управляющему Тобольской и Тюменской епархии, было поручено временное управление православными приходами Омской епархии. В связи с чем он направил 6 июля в Омскую областную культовую комиссию заявление с просьбой зарегистрировать его и прислать ему справку через Тобольский исполком [13, л. 33, 34].
28 июля 1935 г. состоялось заседание Омской областной комиссии по вопросам культа при Президиуме Омского областного исполкома, на котором данное заявление было рассмотрено. В виду того, что по Омской епархии числится зарегистрированным архиепископ Алексий (Орлов), в ходатайстве епископу Артемию (Ильинскому) было отказано [9, л. 47]. При этом комиссия по вопросам культов не могла не знать, что арх. Алексий (Орлов) находится под арестом, и воспользовалась формальным поводом отсутствия заявления о снятии его с регистрации от общины Ильинской церкви, которая в один момент осталась без духовенства, арестованного вместе с владыкой.
Решив воспользоваться моментом, обновленческий «архиепископ» Анатолий (Синицын) 26 июля 1935 г. обратился в Омский горсовет с требованием отдать ему все архиерейские регалии из храмов патриаршей церкви в связи с арестом архиепископа Алексия (Орлова), так как он считал, что навряд ли назначат нового архиерея. Горсовет на свой запрос по данному делу от комиссии по культам получил категорический запрет вмешиваться во внутреннюю жизнь церквей и оказывать преимущество одному из течений [5, л. 603].
Закрытие общин при храмах приобрело систематический характер. В Омске закрыли Братскую церковь, незадолго до этого переданную обновленцам, колокола весом 127 п. 37 ф. сняли 24 сентября 1933 года и сдали в госфонд [5, л. 534]. Постановлением от 9 декабря 1934 года было разрешено использовать помещения Ильинского собора города Омска для сушки зерна, находящегося на пристани [5, л. 458]. Аналогично в начале весны 1935 года была разрешена сушка семян в зданиях церк-
№ 1 (10), 2021
ви различных сел [5, л. 448]. При этом, как правило, члены церковных советов назначались ответственными за просушку зерна.
В городе Таре Президиум Горсовета передал половину молитвенного здания Никольской церкви верующим обновленческого течения. После отказа православных впустить новаторов 20 июня 1935 года было принято решение ликвидировать общину патриаршей церкви по причине нарушения требований постановления ВЦИК о религиозных объединениях от 1 января 1932 года [10, л. 3].
В Усть-Ишимском районе были приняты решения о закрытии храмов с. Усть-Ишим, Кайлы, Слабодчики, Паново по причине невыплаты налогов [9, л. 51]. Суммы задолженностей варьировались от 100 р. 60 к. до 1020 р., причем все храмы, по данным сельсоветов, уже не действовали от 1 до 5 лет. В церкви с. Усть-Ишим 9 сентября 1935 г. при составлении акта технического осмотра были допущены нарушения законодательства. И все же на основании данного акта была составлена смета ремонта стоимостью 4566 руб. 72 коп. [9, л. 38 - 46]. Комиссия по вопросам культа при Президиуме ЦИК СССР 22 ноября 1935 года, рассмотрев жалобу верующих на закрытие церкви в селе Усть-Ишим, пришла к выводу, что преобладал главный мотив - лишь бы закрыть храм. Закон о ликвидации молитвенных зданий был не соблюден, документы отправили на доработку в Омск.
Аналогично ситуация развивалась в селе Москаленки, где при составлении акта обследования церкви сумма ремонта достигла 12 000 рублей [10, л. 75].
При закрытии церкви в селе Кобырдакском Тюкалинский исполком своим письмом в облисполком от 19 мая 1936 сообщал, что «община верующих по существу развалилась и ни на какой ремонт и восстановление здания, естественно, мы рассчитывать не можем». По техническому акту от 18 мая 1936 г. Покровская церковь с. Кобырдакского требует затрат на ремонт 15-20 тысяч рублей, комиссия посчитала, что целесообразнее церковь снести [9, л. 1 - 2], что и было утверждено.
При закрытии церкви в селе Ложниково Тарского района 20 июня 1936 г. председатель сельсовета Казанцев совместно с председателем колхоза «Красный луч» Бияковым без ведома верующих общины и членов приходского совета по охране церковного имущества явились в церковь, сняли колокола и изъяли из церкви утварь, которая для государства не представляет никакой ценности. При изъятии церковного имущества всячески старались надругаться и издеваться над церковными изображениями, обдирая с икон совершено ненужные медные ризы, разбрасывали все по церкви, топтали ногами, сняв дарохранительницу с престола, без ведома настоятеля церкви высыпали из него Запасные Дары, заготовленные для больных, в мусор [10, л. 43], мотивируя это изъятие якобы согласием на это граждан Ложников-ского сельсовета.
Массовое закрытие храмов вызвало обращение верующих в органы власти с жалобами на действия местных администраций. Только в Омской области в 1935 году поступило 84 жалобы. Все обращения можно объединить по 9 основным вопросам:
- просьбы открыть приходской храм или предотвратить закрытие такового (24,5%);
- финансовые проблемы религиозного объединения или духовенства (21,5%);
- жалобы на отказ в регистрации общины или священника (8,3%);
- волокита в решении вопросов общин в государственных органах (4,2%);
Иерей Вячеслав Анатольевич Суховецкий «Омская епархия в условиях «культурной революции» и «большого террора» (1929-1939 гг.)»
- запросы на разрешение проведения крестных ходов, молебнов в храмах и по домам на великие праздники (7,7%);
- проблемы ремонта молитвенных зданий (11,1%);
- жалобы на хулиганские действия (10,5%);
- письма на различные тематики (12,2%).
При том из общего количества жалоб 36 (почти половина (43%)) не были рассмотрены по разным причинам, в основном из-за неуплаты госпошлины или отсутствия марок на 2 рубля для отправки ответа почтой. С 1935 года ответы на жалобы стали облагаться пошлиной в размере 10 рублей, для извещения о чем были отпечатаны типографские уведомления для ответа жалобщикам, что их обращения не будут рассмотрены до уплаты госпошлины.
Нужды индустриализации требовали большого количества цветных металлов, главным источником которых стали колокольни. Сибкрайисполком своим распоряжением от 28 февраля 1936 года установил план на сдачу лома колокольной бронзы по областям, входящим в состав Сибирского края. Омский округ получил разнарядку в 173,5 тонны [5, л. 484].
Постановлением № 416 от 29 марта 1936 года Президиум Омского областного исполкома распределил план заготовок лома колокольной бронзы в 1936 году по районам [5, л. 557]. Требовалось собрать 58 тонн бронзы на территории Омского и Тарского округов. Изымались все колокола из зданий религиозных культов, МТС, совхозов, колхозов, пожарных частей, заводов и предприятий. Распределение плана по районам приведено в таблице 1.
Таблица 1
План сдачи лома колокольной бронзы по Омской области на 1936 год (выборка по районам, входящим в современную Омскую область)
№ Районы Норма, тонн
1 Большереченский 1
2 Исилькульский 1
3 Кормиловский
4 Любинский 1
5 Марьяновский 1,5
6 Москаленский 0,5
7 Одесский 1
8 Оконешниковский 1
9 Омский 2
10 Павлоградский 3
11 Полтавский 3
12 Русско-Полянский 2
13 Саргатский 1
14 Седельниковский 3
15 Таврический 1
№ 1 (10), 2021
16 Тарский 17
17 Тюкалинский 2
18 Черлакский 5
19 Шербакульский 6
Обращает на себя внимание малое количество сохранившихся колоколов в Омском районе и окрестностях, что объясняется тем, что колокола были сняты и сданы в переплавку ранее. Самый труднодоступный район - Тарский - получил самое большое задание в 17 тонн.
По состоянию на 5 мая 1937 г. в Омске действовали православные общины при Всехсвятской, Знаменской, Кривощековско-Игнатовской Никольской, Галкинской Михайло-Клопской, Прасковеевской, Никольско-Казанской церквях. В Омском районе действовали общины при храмах в селах: Новой Станице Черемуховского сельсовета, Мельничном, Покровке, Надеждинском, Ново-Троицком, Мало-Александровском. В городе Омске к этому моменту были закрыты 9 храмов (60%), в Омском р-не 25 церквей [5, л. 636] (83,3%) из числа действовавших ранее.
Борьба с религией продолжалась. В начале июня 1937 г. на второй областной партийной конференции, где одним из важнейших вопросов повестки был вопрос «добивания остатков поповско-сектантского мракобесия» и «вскрытие врагов народа, прикрывающихся личиной верующих». Начальник УНКВД по Омской области Э. Салынь доложил делегатам об аресте в течение прошедшего года 106 церковников и руководителей церковных [38, с. 279].
Церковный совет церкви села Исиль-Куль в апреле 1937 года пытался зарегистрировать общину, в чем ему отказали, заявив, что списки верующих подложные, пообещав привлечь к ответственности священника Алексия Григорьева [11, л. 4]. Он был арестован 22 августа вместе с другим священником Тимофеем Литвиненко и расстреляны 5 ноября 1937 г. [1].
Епископ Фотий (Пурлевский) прибыл в Омск в июле 1937 г., однако успел пробыть в городе всего несколько недель. Уже 1 августа его арестовали и переправили в город Горький. Епископ был признан «агентом иностранных разведок» [31, с. 135]. Комиссия по культам 22 августа 1937 г. направила в распоряжение 4-го отдела УНКВД по Омской области все документы на владыку: справку Московской Патриархии за № 875 от 7 июля 1937 г., указ Московской Патриархии за № 261 [12, л. 22], анкету и автобиографию.
Приказ НКВД СССР № 0044 от 30 июля 1937 года вызывал всплеск арестов по всей стране, Омский регион не стал исключением. В число «антисоветских элементов», которых необходимо было подвергнуть репрессиям на местах, было включено духовенство и активные верующие.
Репрессивная политика в отношении священно - и церковнослужителей за вторую половину 1930-х годов привела к массовым арестам.
Всё городское духовенство, арестованное в 1937 - 1938 гг., было расстреляно. Из сельского духовенства к высшей мере наказания приговорено 85,5% арестованных. Все церковнослужители, монашествующие и члены церковных советов, арестованные в данный период, в анкетах которых указана принадлежность к церковным организациям, принимали самое активное участие в сопротивлению закрытию храмов.
Иерей Вячеслав Анатольевич Суховецкий «Омская епархия в условиях «культурной революции» и «большого террора» (1929-1939 гг.)»
Из них было расстреляно подавляющее большинство. Впрочем, пока не представляется возможным без просмотра всех уголовных дел Омского архива ФСБ точно подсчитать количество репрессированных мирян, арестованных за их религиозную принадлежность.
Общины, лишившиеся священников, еще какое-то время продолжали поддерживать храмы в рабочем состоянии. Но вскоре как бесхозные были закрыты. Выполнение требований по формальному делопроизводству для закрытия храмов привело к активной работе исполкомов. Только в 1938 году на заседаниях Президиума областного исполкома было утверждено 22 постановления о закрытии храмов. В 1939 году еще 5 постановлений [8].
Административное давление и репрессии против духовенства привели к повсеместному закрытию храмов и полному отсутствию священнослужителей. Омский отдел Союза воинствующих безбожников (СВБ) рапортовал о том, что в Омской области прекратили деятельность все православные общины. При этом отмечалось, что при наличии администрирования при закрытии храмов фактически отсутствовала антирелигиозная пропаганда.
9 мая 1939 года Президиум Омского областного исполкома постановлением № 297 утвердил дополнительную штатную единицу инструктора по административно-культовым вопросам для помощи местным советам в разрешении культовых вопросов [8, л. 50]. Предписывалось уездным и городским исполкомам произвести учет всех действующих религиозных организаций, а также предоставить сведения о закрытых церковных зданиях и их использовании. Было предложено председателю Областного Отдела Народного Образования Лазуко и председателю Областного СВБ А.Е. Агееву развернуть антирелигиозную воспитательную работу среди школьников.
Этим же постановлением Председателю Омского горсовета Степашкину предлагалось привлечь к ответственности виновных в грубом нарушении порядка и правил приема культового имущества при закрытии Игнатовской церкви. После юридического оформления закрытия храма подогнали грузовик и на глазах у верующих перекидали в него все облачения, иконы и утварь из церкви.
Из имущества храмов использовались как вторсырье не только колокола, но и все внутреннее убранство храмов. Так, имущество закрытой в октябре 1939 года Знаменской церкви города Омска было распределено следующим образом. Серебряные вещи отправлены ценной посылкой в Москву в Наркомфин (отдел драгметаллов) весом 5 кг 435 г. Номер счета для перечисления денежных средств за золотой лом был направлен вместе с посылкой [15, л. 10].
Покрытый сусальным золотом площадью 10 кв. метров иконостас был передан Омскому отделению «Вторцветмета» на переработку [15, л. 3]. Все изделия, содержащие цветной металл (священнические облачения, плащаницы, покровцы, облачения на престол), общим весом 75 килограммов были отправлены в Москву на завод переработки цветных металлов [15, л. 6].
Все киоты и иконы в количестве 100 штук были переломаны и расколоты, переданы ремонтному заводу для сожжения [15, л. 9] в качестве дров.
Период с 1929-го по 1940 г. стал самым сложным в истории Русской Православной Церкви. В Омском Прииртышье был нанесен удар по каноническому церковному управлению. Из 6 правящих православных архиереев были арестованы пятеро: епископ Аркадий (Ершов), архиепископ Алексий (Орлов), епископ Антоний (Мило-
№ 1 (10), 2021
видов), архиепископ Филипп (Ставицкий), епископ Фотий (Пурлевский). Массовые административные меры, политические репрессии против приходского духовенства привели к тому, что храмы пустовали без служб. Общины, лишенные богослужения, несмотря на тихие формы протеста в виде множества жалоб, не могли противостоять кампании по закрытию храмов. В итоге к концу рассматриваемого периода все храмы Омской области не имели штатного духовенства. В то же время случаи сноса храмов носят единичный характер. Здания церквей пытались приспосабливать для использования под культурные цели. Финансирование работ по приспособлению церквей происходило из местных средств. Нехватка денег на перестройку часто приводила к тому, что храмы стояли заброшенными и не использовались.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ Неопубликованные источники
1. Архив Управления ФСБ России по Омской области. Ф. 4. АУД Д. П-4864. Дело Григорьева Алексей Васильевича и Литвиненко Тимофея Федоровича.
2. Архив Управления ФСБ России по Омской области. Ф. 4. АУД. П-11368. Л. 4-4об.
3. ИАОО. Ф. П-7. Оп. 4. Д. 40.
4. ИАОО. Ф. Р-142. Оп. 1. Д. 15.
5. ИАОО. Ф. Р-235. Оп. 2. Д. 1.
6. ИАОО. Ф. Р-235. Оп. 4. Д. 44
7. ИАОО. Ф. Р-253. Оп. 2. Д. 2.
8. ИАОО. Ф. Р-437. Оп. 6. Д. 294.
9. ИАОО. Ф. Р-437. Оп. 6. Д. 297.
10. ИАОО. Ф. Р-437. Оп. 6. Д. 298.
11. ИАОО. Ф. Р-437. Оп. 6. Д. 299.
12. ИАОО. Ф. Р-437. Оп. 6. Д. 300.
13. ИАОО. Ф. Р-437. Оп. 6. Д. 302.
14. ИАОО. Ф. Р-437. Оп. 6. Д. 303
15. ИАОО. Ф. Р-896. Оп. 1. Д. 39.
16. ИАОО. Ф. Р-1051. Оп. 1. Д. 6
17. ИАОО. Ф. Р-1326. Оп.1. Д. 81.
18. ИАОО. Ф. Р-1328. Оп. 1. Д. 57.
19. ИАОО. Ф. Р-2903. Оп. 1. Д. 2. Опубликованные источники и литература
20. Безбожная пятилетка // Православная энциклопедия. Том IV. - М., изд-во Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2004. - С. 443.
21. Василевский В.П., Сушко А.В. «Стражи революции»: органы ГПУ-ОГПУ в Омском Прииртышье»: монография / В.П. Василевский, А.В. Сушко; Минобрнауки России, ОмГТУ. - Омск, Изд-во ОмГТУ, 2017. - С. 94.
22. Голдстоун Дж. А. Революции. Очень краткое введение - М., 2017. - С. 56, 115.
23. Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917-1933. - М., 2008. - С. 12.
ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ
Иерей Вячеслав Анатольевич Суховецкий «Омская епархия в условиях «культурной революции» и «большого террора» (1929-1939 гг.)»
24. Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века. Февраль. Сост. Игумен Дамаскин (Орловский). - Тверь «Булат», 2005. - С. 283-295.
25. Крестьянская голгофа. Книга памяти репрессированного крестьянства Омской области. Т. 1. - Омск, изд-во «Золотой тираж». 2013. - С. 22.
26. Крестьянская голгофа. Книга памяти репрессированного крестьянства Омской области. Т. 2. - Омск, изд-во «Золотой тираж». 2013. - С. 17.
27. Крестьянская голгофа. Книга памяти репрессированного крестьянства Омской области. Т. 5. - Омск. изд-во «Золотой тираж». 2015. - С. 12.
28. Культурная революция // Большая Российская энциклопедия. [Электронная версия]. Режим доступа: [https://bigenc.ru/domestic_history/text/2121109] (дата обращения: 10.02.2019).
29. Лавров В.М. Православный взгляд на ленинский эксперимент над Россией. -М., 2018. - С. 22.
30. Лучшев Е.М. Антирелигиозная пропаганда в СССР 1917 - 1941 гг. - Спб., Информационно-техническое агентство Ритм, 2016. - С. 132.
31. Лягушкина Л.А. «Социальный портрет репрессированных в РСФСР в ходе большого террора (1937-1938 г.): сравнительный анализ баз данных по региональным «книгам памяти». - М., 2016. Дисс. канд. ист. наук. - С. 135.
32. Минеева Г. Дело владыки Алексия. Забвению не подлежит. Том 6. С. 144. Был приговорен к ссылке в Казахстан на 5 лет.
33. Москаленская Д.Н. Православные священно- и церковнослужители-«лишен-цы» Западной Сибири в середине 1920-х - середине 1930-х гг.: статус, облик, поведение. Дисс. канд. ист. наук. - Новосибирск, 2017. - С. 4.
34. Орловский Дамаскин, игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ века. Кн. 5. - Тверь: «Издательский дом Булат», 2001. - С. 75-85.
35. Рабочий путь. 6 марта 1930 г. № 53.
36. Репрессированное Омское духовенство ХХ век. Материалы к биографическому справочнику. Архив автора.
37. Суховецкий В.А., иерей. Омская епархия накануне революционных потрясений // Вестник Омской Православной Духовной Семинарии, 2017. - Вып. 2. - С. 21.
38. Уйманов В.Н. Ликвидация и реабилитация: Политические репрессии в Западной Сибири в системе большевистской власти (конец 1919 - 1941 г.). - Томск, Томский государственный университет, 2012. - С. 279.
39. Фицпатрик Ш. Русская революция. - М., 2018. - С. 19.
40. Шангин М. Террор против совести. - Омск. Книжное издательство, 1994. -С. 204.
Рецензент: доктор исторических наук, профессор Сушко Алексей Владимирович.
