CC BY
47
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
И.Е. Евсеев
Очерки
по истории славянского перевода Библии
Опубликовано:
Христианское чтение. 1912. № 11. С. 1261-1285.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
Очерки по исторіи славянскаго перевода Библіи.
I.
Черты бытовой исторіи славянской Библіи съ конца XV до XVIII вѣка.
(Къ 200-лѣтію со времени изданія перваго царскаго указа объ усовер-шеніи славянскаго текста Библіи).
14-го ноября 1912 года исполняется 200 лѣтъ со дня высочайшаго указа Императора Петра I высшей церковной власти о надлежащемъ усовершеніи славянскаго текста Библіи въ согласіи съ греческимъ текстомъ LXX. Какъ и въ другихъ областяхъ церковной и государственной жизни, участіе великаго преобразователя въ дѣлѣ устроенія славянскаго библейскаго текста составляетъ знаменательную эпоху въ судьбѣ славянской Библіи, ставитъ грань для старой исторіи и программу для новой исторіи нашей славянской Библіи. Осуществленіе этой программы выпало на долю его преемниковъ и является единственнымъ примѣромъ вполнѣ опредѣленнаго заботливаго попеченія о судьбѣ славянской Библіи нашей государственной власти, а вслѣдъ за нею и по ея настоянію, и нашей церковной власти за все время, когда попеченіе о Библіи лежало на отвѣтственности русскихъ, т. е. съ ХѴ-го вѣка. Дѣйствіе властнаго петровскаго распоряженія продолжается и до настоящаго времени: и мы пользуемся славянскимъ текстомъ Библіи, образовавшимся въ силу указа 1712 года и его позднѣйшихъ подтвержденій. Даже болѣе: подъ вліяніемъ двухсотлѣтняго господства петровской идеи пли ея практическихъ видоизмѣненій относительно славянской Библіи, въ нѣкоторыхъ кругахъ русскаго общества мы можемъ наблюдать значительную переоцѣнку продукта этой идеи, въ видѣ извѣстной исторической попытки въ сороковыхъ годахъ
прошлаго столѣтія канонизовать принятый нынѣ славянскій текстъ печатной Библіи. Однимъ словомъ, для истекшаго 200-лѣтія петровскій указъ былъ непререкаемымъ авторитетомъ въ исторіи славянскаго текста Библіи, хотя въ полной мѣрѣ не осуществленнымъ до настоящаго времени, по недостатку вниманія и нѣкоторой холодности къ этому дѣлу высшей церковной власти.
Далекое отъ научныхъ замысловъ, рѣшительное и опредѣленное слово Императора Петра имѣло въ виду упорядочить только практическое, бытовое положеніе славянскаго текста. Имъ опредѣлялось направленіе, въ какомъ долженъ идти этотъ текстъ, устанавливались рамки его развитіи. И естественно, что поставленный въ это русло славянскій библейскій текстъ развивался исключительно въ бытовой обстановкѣ, создававшейся условіями времени. Даже въ то время, когда наука стала пытаться подойти къ этому тексту съ нѣсколько иными запросами, онъ властно отстаивалъ свое положеніе. По юридическому опредѣленію, славянскій библейскій текстъ принялъ положеніе предмета обычнаго права, а не строго обоснованной кодификаціи. Поэтому этотъ текстъ можно разсматривать только съ точки соотвѣтствія его бытовымъ запросамъ и бытовымъ нормамъ русской жизни, а отнюдь не со стороны его научнаго значенія.
Возникновеніе петровскаго указа было подготовлено предшествующею бытовою исторіею библейскаго славянскаго текста. Такимъ образомъ значеніе этого указа можетъ быть уяснено только на почвѣ раскрытія житейской обстановки текста въ его исторіи, предшествующей 1712 году.
Но этотъ единственный въ исторіи славянской Библіи фактъ высшаго правительственнаго вмѣшательства въ судьбу Библіи настолько значителенъ и характеренъ, что его съ большимъ правомъ можно разсматривать какъ нравственное средоточіе или жизненный фокусъ всей вообще бытовой исторіи славянской Библіи въ Россіи съ XV вѣка. Это самая яркая бытовая и юридически опредѣляющая точка, подлѣ которой возможно объединить весь бытовой матеріалъ, связанный съ славянскою Библіею русскаго періода и до этого, указа и послѣ его изданія. Съ точки научной такое центральное мѣсто въ исторіи славянской Библіи съ XV вѣка слѣдовало бы отвести геннадіевской Библіи 1499 года: въ ней даны всѣ элементы, изъ которыхъ слагалась исторія Библіи съ XV вѣка,
и ею, ея направленіемъ и природой въ значительной степени обусловливалась вся послѣдующая дѣятельность въ области славянской Библіи. Но въ дѣйствительности памяти о пей хватило въ русскомъ обществѣ только на полтора столѣтія. Здѣсь въ ѳя исторіи случился крупный переломъ: изъ частнаго пользованія она перешла въ руки церковной власти, и послѣдующая ея исторія, съ половины XVII в. (съ 1663 г.), естественно считалась только съ тѣмъ видомъ Библіи, какой установился къ моменту перехода ея къ новому владѣльцу. «Первопечатная» Библія 1663 г.* пріобрѣла для послѣдующаго времени характеръ святыни, хотя по существу она воспроизводила то же, что было и въ болѣе раннемъ частномъ Острожскомъ изданіи 1581 года, что, далѣе, впервыедано было въ геннадіевской редакціи. И только не связанный канонической дисциплиной съ первопечатнымъ московскимъ изданіемъ, указъ Петра, какъ повелѣніе высшей государственной власти, отрѣшается отъ господствующей традиціи даннаго момента, объединяетъ предшествующую исторію славянской Библіи съ ея желательнымъ будущимъ упорядоченіемъ и такимъ образомъ ставитъ вопросъ о славянской Библіи русскаго періода такъ широко и съ такимъ подъемомъ мысли, какъ никакой другой актъ въ исторіи этой Библіи за послѣднія четыре столѣтія. На основѣ этихъ, поставленныхъ указомъ Петра I, принципіальныхъ рамокъ изслѣдователь имѣетъ право и даже рѣшительное побужденіе осмотрѣть всю вообще бытовую исторію русской Библіи за два вѣка, предшествующихъ и два вѣка послѣдующихъ за этимъ указомъ. Что этотъ указъ отмѣчалъ существеннаго въ прежней исторіи славянской Библіи, съ ХУ в. до 1712 г., и что узаконилъ въ ней на будущее время? Каковы были, другими словами, господствующія настроенія въ русскомъ мыслящемъ обществѣ относительно ‘Библіи, которыми вызывалось появленіе петровскаго указа, какова идеологія самого петровскаго указа и жизненное примѣненіе этой идеологіи въ послѣдующее время?
Уяснить бытовую сторону въ исторіи славянскаго библейскаго текста слѣдовало бы на всемъ протяженіи ея съ IX вѣка. Библія въ славянскомъ переводѣ болѣе чѣмъ какое-либо другое литературное явленіе связана съ духомъ и требованіями времени, съ укладомъ и строемъ жизни, съ подъемомъ или извѣстною степенью національнаго просвѣщенія. Библія у славянъ не была запечатаннымъ семью печатями предметомъ
отвлеченнаго почитанія, какъ латинская вульгата: она была пущена въ самую толщу народной жизни, и къ ней не могъ не пристать и нагаръ церковной свѣчи, и копоть келейной лампадки, и досужій домыслъ высокихъ архіерейскихъ хоромъ, равно какъ не могли на ней не отразиться и самыя святыя, сокровенныя помышленія народа отъ воспроизведеній высокихъ святоотеческихъ созерцаній священнаго писанія до приспособленія этихъ таинственныхъ созерцаній къ современнымъ переживаніямъ. На ней лежитъ глубокій національный отпечатокъ. И изученіе) славянской Библіи внѣ этого историческаго отпечатка несправедливо и недостаточно. Она не раскроетъ своего лица и своей души тѣмъ, кто не постарается войти въ пониманіе ея исторической обстановки, не подойдетъ къ этой ея исторической судьбѣ съ самою искреннею проникновенностью. Недостаточную до настоящаго времени научную разработку славянскаго текста Библіи, не смотря на давнюю заинтересованность ею ученыхъ, мы объясняемъ главнымъ образомъ отсутствіемъ внутренней органической заинтересованности и нравственнаго сродства работавшихъ надъ этимъ вопросомъ ученыхъ съ тою областью, къ которой существеннымъ образомъ принадлежитъ славянская Библія.
Нельзя ожидать, что ученый глубоко и основательно изучитъ Пушкина, если ограничитъ свои наблюденія однимъ только его языкомъ; не высока будетъ цѣна того изученія аѳинскаго акрополя, которое старательно погрузится въ опредѣленіе свойствъ мрамора историческаго Парѳенона и не въ состояніи будетъ обнять ни художественнаго содержанія, ни историческихъ традицій этого памятника. Между тѣмъ славянская Библія въ настоящее время изучается наукой только со стороны ея языка и письменной традиціи и на основаніи этого дѣлаются окончательныя сужденія о ея древнЬйшемъ видѣ, о ея минувшей судьбѣ. Посколько это дѣлается по методическимъ соображеніямъ, это понятно: другія стороны не изучены, не доступны для соображеній, естественно заключенія должны основываться только на доступной изслѣдованію языковой сторонѣ. Но въ изученіи славянской Библіи мы видимъ не то: изслѣдователи этого предмета переоцѣниваютъ значеніе результатовъ своихъ изученій: они почитаютъ, повидимому, свою задачу исполненной, какъ скоро уяснена языковая сторона и текстуальное преданіе извѣстной части Библіи. По крайней мѣрѣ, намъ не приходилось читать, чтобы кто-нибудь изъ изслѣдо-
вателей сознавалъ, что подобная работа—только черновой, подготовительный набросокъ къ возстановленію цѣлой картины, связанной съ славянской Библіей. Никакихъ горизонтовъ, никакихъ дальнѣйшихъ точекъ зрѣнія на предметъ не указывается. ІІовидимому, такимъ уясненіемъ все почитается достигнутымъ. Если такъ, то здѣсь слѣдуетъ усматривать не временное, методическое ограниченіе въ изслѣдованіи предмета отдѣльной стороной его, а принципіальную узость постановки предмета. И это непростительно, потому что въ изслѣдованіи другихъ памятниковъ древней русской и славянской литературы такого ограниченія нѣтъ: въ книгѣ Эноха Праведнаго почитается возможнымъ возводить идейные корни славянскаго апокрифа за 2 вѣка до нашей эры ‘); въ повѣсти объ Акирѣ Премудромъ идейное и рукописное соотвѣтствіе славянскому переводу отыскивается въ глубинѣ YII---Y в.в. до Р. X., въ ассирійской литературѣ 2). Словомъ, уясненіе судьбы славянской Библіи не можетъ отождествляться съ уясненіемъ языка и рукописнаго преданія славянской Библіи, какъ это пытается сдѣлать современный господствующій пріемъ разработки этого предмета. Къ этой области долженъ быть примѣненъ въ полной мѣрѣ методъ историко-литературнаго изученія со всею сложностью его задачъ, какъ это примѣняется въ наукѣ къ другимъ памятникамъ славянской и русской старины. Въ кругъ этого изученія неизбѣжно должно войти подробное уясненіе жизненной обстановки славянскихъ библейскихъ письменныхъ памятниковъ до возстановленія ближайшихъ и отдаленныхъ литературныхъ предковъ и родичей этихъ памятниковъ, до воспроизведенія жизненной судьбы славянской Библіи во всей ея полнотѣ. Примѣненіе къ изученію славянской Библіи въ нашей современной наукѣ почти исключительно метода языковаго изученія списковъ, выдвиганіе на первое мѣсто интересовъ славянскаго языкознанія, а не Библіи, какъ цѣльнаго литературнаго памятника, высоко важнаго, помимо его священнаго значенія, и для уясненія древней литературной и культурной исторіи славянъ, — такое
*) Проф. М. И. Соколовъ, Славянская книга Еноха Праведнаго. Посмертный трудъ автора приготовилъ къ изданію М. Сперанскій. Изданіе Императорскаго Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ при Императорскомъ московскомъ университетѣ, М. 1910.
а) Повѣсть объ Акирѣ Премудромъ. Изслѣдованіе А. Д. Григорьева. Чт. О. И. Др. Р. 1912, I.
явленіе мы считаемъ только временнымъ предубѣжденіемъ, а не окончательнымъ рѣшеніемъ науки. Сами представители и вдохновители языковой разработки библейскихъ памятниковъ сознаютъ, что при такой ограничительной постановкѣ вопроса не всегда достижимы ихъ спеціальныя задачи. Въ этомъ отношеніи знаменательно признаніе И. В. Ягича въ Славянской Энциклопедіи, I, 24, что ни изслѣдованія Сырку, ни изданія Калужняцкаго не выяснили сущности грамматической реформы тырновскаго митрополита Евѳимія. Но почтенный славистъ не указываетъ, что упомянутые изслѣдователи охотились за рыбьей чешуей съ очень рѣдкою сѣтью: рыба проскочила въ широкія звенья сѣти, и чешуя осталась на спинахъ ихъ владѣльцевъ.
Самое предубѣжденіе современной науки трактовать славянскую Библію исключительно только съ точки изученія ея языка, по нашему мнѣнію, объясняется не столько состояніемъ нашей науки, не столько ея подготовительной формой изслѣдованія въ этой области, сколько подражаніемъ примѣру начальной вліятельной разработки. Съ самаго начала разработка славянскаго библейскаго матеріала направлена была на грамматическіе вопросы, призвана была обслуживать только языковые интересы, такъ какъ попала въ руки западно-славянскихъ ученыхъ (Добровскій), ни въ какой мѣрѣ не связанныхъ съ славянскою Библіею по своимъ жизненнымъ традиціямъ. Въ этомъ направленіи, благодаря, правда, солиднымъ научнымъ вкладамъ западно-славянскихъ ученыхъ, изученіе это шло и идетъ у насъ до послѣдняго времени. Но теперь есть голоса, заявляющіе о необходимости не ограничиваться изученіемъ только языковой стороны вопроса, настоятельно выдвигающіе и другія стороны предмета, какъ равно достойныя и заслуживающія изученія, и время отождествленія научнаго изслѣдованія славянской Библіи съ изученіемъ ея языка, надо думать, безвозвратно миновало. Столь многогранный предметъ, какъ славянская Библія, способенъ вызвать десятокъ точекъ зрѣнія для всесторонняго обслѣдованія, и каждая будетъ имѣть и свое законное оправданіе и научное значеніе для уясненія вопроса.
Въ настоящемъ случаѣ мы дѣлаемъ попытку уяснить бытовую сторону славянской Библіи съ конца ХУ-го до XYIII вѣка. Она должна будетъ уяснить значеніе того высокаго правительственнаго акта, какой 200 лѣтъ назадъ, подъ
перомъ великаго преобразователя русской жизни, опредѣлилъ принципіальный бытовой взглядъ на славянскую Библію тогдашнихъ правительственныхъ и духовно-общественныхъ круговъ и какой по существу остается исповѣданіемъ русской правящей власти и до настоящаго времени. Но бытовой осмотръ этой области будетъ имѣть и другое значеніе. Какъ одна изъ частей многогранника въ изученіи славянской Библіи, бытовое изученіе естественно должно будетъ раздвинуть рамки вопросовъ, подлежащихъ научному изслѣдованію въ этой области. По существу бытовое опознаніе Библіи является другимъ видомъ изученія предмета, по сравненію съ научнымъ изученіемъ. Наука недавно получила обзоръ научнаго изученія славянской Библіи, т. е. обзоръ изученія языка и текстовъ преимущественно древнѣйшаго перевода Библіи, со второй половины XVIII вѣка, въ трудѣ проф. А. В. Михайлова 1). Не безполезно, думаемъ мы, осмотрѣться и съ другой стороны: что поставлено было въ исторіи и что получило развитіе относительно славянской Библіи въ сознаніи другой части славянскаго міра, жившаго не научными представленіями, а интересами практическаго примѣненія славянской Библіи къ жизни, при томъ значительно ранѣе XVIII вѣка.
По существу, повторяемъ, и въ научномъ изученіи и въ бытовомъ опознаніи славянской Библіи—одинъ процессъ: то и другое стремится къ уясненію, къ усвоенію предмета. Но пути, цѣли и средства въ томъ и другомъ методѣ различны. Бытовое уясненіе Библіи возникло и питалось жизненными потребностями, главнымъ образомъ желаніемъ улучшить, или исправить текстъ славянской Библіи, придать ему болѣе соотвѣтственный требованіямъ времени языковый видъ, каноническій порядокъ, или провести чрезъ него какія-либо новыя идеи. Однимъ словомъ въ центрѣ этого усвоенія лежатъ запросы и интересы практической жизни. Этотъ видъ бытового усвоенія стоитъ въ неразрывной связи съ тою средою, которая въ своей жизни содержитъ славянскую Библію въ богослужебномъ и домашнемъ употребленіи, въ литературномъ пользованіи и въ той или другой степени въ основѣ своего культурнаго міросозерцанія. Эта среда — восточное православіе. Другой видъ усвоенія предмета—научное изученіе возникло изъ общенаучныхъ потребностей ознакомиться съ древнѣйшимъ общеславян-
скимъ достояніемъ—славянскимъ языкомъ, ' по времени явилось значительно позднѣе перваго направленія и сосредоточилось въ области исключительно языковѣдной. Это теченіе зародилось и развилось преимущественно въ средѣ западныхъ славянъ, въ средѣ, въ общемъ порвавшей связи съ славянскимъ библейскимъ текстомъ, какъ живымъ преданіемъ. И то и другое теченіе одинаково законпы и цѣнны: и жизненные запросы времени и отвлеченныя потребности научнаго изслѣдованія—каждое въ мѣру своихъ возможностей должно помочь общему всестороннему уясненію вопроса. Одна струя выдвигаетъ неотвратимую правду'жизни, другая правду логики. Хорошо было бы, если бы то и другое объединилось: если бы для рѣшенія поставлены были вопросы, заявленные жизнью, къ нимъ приложена была если бы научная изыскательпость, примѣненная уже наукой къ предмету теоретическаго значенія. Только при такомъ порядкѣ могло бы получиться дѣйствительное знаніе славянской Библіи.
Знаменитый именной указъ Петра I 14 ноября 1712 года объ изданіи славянской Библіи гласилъ слѣдующее: «Въ Московской Типографіи печатнымъ тисненіемъ издать Библію на славянскомъ языкѣ, но, прежде тисненія, прочесть ту славянскую Библію и согласить во всемъ съ греческою 70 проводниковъ Библіею, и быть у дѣла того въ смотрѣніи и правленіи Еллиногреческихъ школъ учителю, іеромонаху Софронію Лихудію, да Спасскаго монастыря архимандриту Ѳеофилакту Лопатинскому, да типографіи справщикомъ Ѳедору Поликарпову и Николаю Семенову, въ чтеніи справщикомъ же—монаху Ѳеологу да монаху Іосифу. А согласовать и править въ главахъ и стихахъ и рѣчахъ противу Греческія Библіи грамматическимъ чиномъ, а буде гдѣ въ славянскомъ противъ греческой Библіи явятся стихи пропущены, или главы перемѣнены или въ разумѣ Писанію Священному греческому противность явится, и о томъ доносить преосвященному Стефану, митрополиту рязанскому и муромскому, и отъ него требовать рѣшенія. Таковъ Великаго Государя имянной указъ объявилъ Преосвященному Стефану, митрополиту рязанскому и муромскому, и въ тииографіи выше-писаннымъ сказалъ тайный совѣтникъ графъ Иванъ Алексѣевичъ Мусинъ-Пушкинъ» Прямой смыслъ указа совершенно
ясенъ. Боролись двѣ партіи, или два направленія духовнаго просвѣщенія—восточное и западническое. Указъ 14 ноября отдавалъ рѣшительное предпочтеніе восточному просвѣщенію и осуждалъ западническія, вѣрнѣе католическія стремленія въ обществѣ, властно выдвигавшіяся тогда въ жизнь вмѣстѣ съ латинско-схоластической системой образованія въ тогдашней духовной школѣ. Идейная побѣда греческаго просвѣщенія выражена въ повелѣніи произвести перестройку главнѣйшаго источника духовнаго просвѣщенія—Библіи по типу греческаго оригинала въ противовѣсъ ея уклоненію къ строю латинской Вульгаты. Ближайшимъ образомъ здѣсь осуждалось «латинство» духовныхъ московскихъ круговъ конца XVII вѣка, заявлялась правота сторонниковъ греческаго просвѣщенія. Непосредственно подвергалась косвенному осужденію первопечатная московская Библія 1663 года, по традиціи передававшая справу греческой истины по латинскому оригиналу. Все это достаточно ясно съ перваго взгляда и подробно будетъ у насъ разъяснено далѣе. Но дѣло этимъ не ограничивается: указъ Петра I направленъ противъ такой слабой стороны русскаго просвѣщенія, корни которой восходятъ далеко глубже 1663 г.
Библія московскаго изданія 1663 года съ научной точки представляется несамостоятельнымъ, совершенно малоцѣннымъ предпріятіемъ московской церковной власти второй половины ХѴ‘ІІ вѣка. Оно вызвано было назрѣвшими къ тому времени потребностями въ духовномъ просвѣщеніи, но, по рѣшительному недостатку образованныхъ людей въ распоряженіи духовныхъ властей того времени, исполнено было поучѳнически плохо: оно представляло, по обычаю того времени, не совсѣмъ точную перепечатку Острожскаго изданія Библіи 1581 года. Остролсское лсе, валшое для своего времени изданіе, сдѣлано было въ свою очередь при самомъ существенномъ пособіи библейскаго свода 1499 года, т. паз. Геннадіевской Библіи. Этому своду 1499 года принадлежитъ начало сближенія славянскаго библейскаго текста съ латинской Библіей, въ этомъ сводѣ находитъ свой источникъ латинское русло въ изданіяхъ и Острожскомъ и Московскомъ. Съ теченіемъ времени, съ половины XVII вѣка, латинствуюіцее теченіе, связанное съ этими изданіями Библіи, разлилось широкой рѣкой въ основныхъ церковныхъ источникахъ и духовной литературѣ, но съ 1499 г., въ теченіе болѣе 150-ти лѣтъ, почти только одна славянская Библія напоминала вдумчивому наблюдателю о новомъ
пути славянскаго просвѣщенія, который въ церковно-канонической области усердно подготовлялся не собственными запросами и рѣшеніями, а флорентійскимъ и тридентскимъ соборами. Такимъ образомъ логика указа 14 ноября прямо и непосредственно подвергаетъ оцѣнкѣ и осуждаетъ построенное на латинской канвѣ московское первопечатное изданіе славянской Библіи 1663 года, но при полной несамостоятельности и безотвѣтственности этого изданія, эта оцѣнка должна относиться всецѣло на долю его первоисточника—Геннадіев-ской Библіи 1499 года. /
Вся древнѣйшая исторія славянской Библіи, отъ ея появленія въ IX в., при св. Кириллѣ и Меѳодіи, до конца ХУ-го вѣка стоитъ въ неразрывной связи съ греческимъ текстомъ Библіи. Съ латинской Библіей судьба сталкиваетъ славянскій переводъ только въ концѣ ХУ вѣка, въ Геннадіевскомъ библейскомъ сводѣ. Чѣмъ объясняется поворотъ къ латинскомъ заимствованіямъ въ Геннадіевской Библіи 1499 года? При какихъ, условіяхъ произошелъ въ концѣ ХУ вѣка сдвигъ славянской Библіи съ греческаго русла?
Здѣсь мы неизбѣжно сталкиваемся съ уясненіемъ религіозной бытовой психологіи русскаго общества конца ХУ вѣка. Допустить, что главнѣйшій источникъ восточно-православнаго міросозерцанія могъ незамѣтно подвергнуться дополненіямъ и исправленіямъ изъ латинскаго оригинала, подобно простому литературному памятнику, мы не можемъ. Это противорѣчитъ всему складу русскаго міросозерцанія съ древнѣйшихъ временъ до половины ХУИ вѣка или, по крайней мѣрѣ, до конца ХУІ-го вѣка. Извѣстное самодовольство русскихъ своимъ православіемъ побуждало ихъ относиться недовѣрчиво даже къ православію грековъ послѣ паденія Цареграда. Тѣмъ съ большею подозрительностью долженъ былъ относиться русскій ХУ-го вѣка къ существенной вѣроисповѣдной особенности латинянъ. Остается признать, что наклонъ къ сближенію съ латинствомъ въ области библейскаго текста произошелъ не обычнымъ путемъ, а былъ произведенъ искусственно, былъ результатомъ вѣроисповѣднаго натиска римской церкви.
Въ этомъ мы убѣждаемся изъ цѣлаго ряда соображеній и наводящихъ фактовъ.
И прежде всего—составъ и объемъ славянской Библіи съ самого ея появленія у славянъ былъ очерченъ и опредѣленъ совершенно твердо. Правда, по довольно неудобному примѣру
византійцевъ, наши предки пользовались Библіею не въ одномъ сплошномъ кодексѣ, а въ видѣ отдѣльныхъ разрозненныхъ ея частей. Но это не свидѣтельствуетъ, что никакой кодификаціи библейскаго состава у славянъ не было. На стражѣ опредѣленнаго состава Библіи стояло древнее церковное каноническое сознаніе, проявившееся и въ дѣятельности свв. Кирилла и Меѳодія и въ болѣе позднее время—въ XII и ХУ вв.— въ видѣ признанія въ Библіи только каноническихъ книгъ, съ яснымъ выдѣленіемъ изъ ихъ числа книгъ неканоническихъ (объ этомъ—см. въ нашей рѣчи «Рукописное преданіе славянской. Библіи» 1911 г.). Здѣсь у славянъ мы видимъ самое твердое слѣдованіе исконной восточной традиціи относительно библейскаго канона въ противовѣсъ рѣзко очерченной западной традиціи, существенною особенностью которой было расширеніе древняго канона позднѣйшими неканоническими книгами.
Какихъ либо потребностей въ расширеніи канона для надобностей теоретическихъ или практическихъ въ дѣятельности Геннадія—виновника этого расширенія канона—не видно. Для круга интересовъ Геннадія и его единомышленниковъ новыя библейскія добавленія не даютъ ни одного полезнаго штриха. Ни Геннадій, ни его литературный союзникъ, Іосифъ Волоцкій, новыми пріобрѣтеніями не пользуются. Практическое употребленіе изъ этого латинскаго пріобрѣтенія мы увидимъ значительно позднѣе, въ ХУІІ в., и при томъ въ области далеко не геннадіевскихъ интересовъ.
Можно допустить одну практическую возможность обратиться къ латинскимъ переводамъ: желаніе достигнуть полноты библейскаго состава и невозможность достигнуть этого при наличности готовыхъ въ то время переводовъ. Потребность въ обобщающихъ сводахъ по различнымъ отраслямъ литературы въ эту эпоху подведенія Новгородомъ своихъ культурныхъ итоговъ была несомнѣнна: извѣстенъ въ теченіе первой половины XVI столѣтія сводъ богослужебныхъ книгъ, сводъ житій святыхъ. Но судьба этихъ сводовъ не вызываетъ никакого недоумѣнія. Богослужебные и житійные памятники были объединены въ предѣлахъ тѣхъ текстовъ, какіе въ то время извѣстны были въ Новгородѣ. Нѣкоторыя житія, повидимому, по заказу переведены были съ греческаго для надобностей тогдашняго свода. Все это только углубляетъ принятую до того времени церковно-бытовую традицію. Въ сводѣ Библіи мы видимъ дру-
roe: готовые, извѣстные въ то время, тексты библейскихъ книгъ, правда, собраны, но далеко не въ достаточномъ размѣрѣ. Геннадіевской комиссіей использованы только поздніе новгородскіе тексты. Кромѣ новгородскихъ позднихъ, извѣстны были новгородскіе ранніе, а также не новгородскіе, напр., ви-ленскіе тексты. Всѣ эти тексты, не говоря уже о текстахъ южно-славянскихъ, совершенно не были привлечены къ дѣлу библейскаго свода комиссіей Геннадія. Но и при этомъ условіи, при наличности однихъ, употребительныхъ тогда текстовъ Геннадій могъ составить почти цѣлую славянскую Библію. Дополненія потребовали бы только двѣ книги Паралипоменонъ. Ожидалось бы, что Геннадій поручитъ ихъ перевести съ греческаго текста, поручитъ провѣрить другія книги по тому же греческому тексту—и славянская Библія въ позднемъ русскомъ ея изводѣ будетъ готова. Оказалось не то. Не только не найденныя въ славянскомъ переводѣ книги Паралипоменонъ, поручено было перевести съ латинской Библіи, и по той же Библіи произвести провѣрку и восполненіе собранныхъ переводовъ, но признано было нужнымъ сдѣлать существенныя добавленія къ традиціонной славянской Библіи. Переведены были неканоническія книги, не вводившіяся до того времени въ славянскую Библію: три книги Ездры, книги Товитъ, Іудибь, Премудрость Соломона, и двѣ книги Маккавейскія. Въ намѣреніе редактора, очевидно, входило не только восполненіе текстовъ до размѣра традиціонной славянской Библіи, въ предѣлахъ 60-ти каноническихъ книгъ, по счисленію I. Дамаскина, но болѣе того—до размѣра римской традиціи (восходящей еще къ Карѳагенскому собору), до времени Геннадія рѣшительно не признаваемой на Востокѣ. Здѣсь мы имѣемъ дѣло, очевидно, болѣе чѣмъ съ простымъ литературнымъ явленіемъ.
Первые серьезные изслѣдователи труда Геннадія—Горскій и Невоструевъ объясняли появленіе въ Геинадіевомъ сводѣ Библіи латинскихъ привносовъ предположеніемъ, что у составителей этого свода могло не быть греческихъ рукописей или переводчиковъ, знающихъ греческій языкъ. Подъ руками оказалась латинская Библія, нашлись знатоки латинскаго языка— отсюда естественно явились восполненія изъ латинской Библіи 1).
Бъ виду идейной .значительности этихъ восполненій, мы думаемъ, что дѣло обстояло не такъ просто. А то обстоятельство, что переводчикъ съ латинской Вульгаты былъ не свой новгородецъ, а доминиканскій іеромонахъ Веніаминъ, пришедшій издалека, заставляетъ спрашивать, почему новгородскій владыка для важнаго дѣла редактированія и упорядоченія славянской Библіи не могъ пригласить ученаго грека и достать греческую Библію. Едва ли выполнить обычный для тогдашней Руси пріемъ обращенія къ греческимъ источникамъ было труднѣе, чѣмъ обзавестись латинскимъ переводчикомъ.
Намъ дѣло представляется такъ, что въ этомъ неожиданномъ появленіи въ ХУ в. въ составѣ славянской Библіи знаменательнаго добавленія неканоническихъ книгъ въ переводѣ съ латинской вульгаты, появилось насильственное воздѣйствіе на каноническую особенность восточнаго православія католической пропаганды *). Для насъ совершенно невѣроятно, чтобы въ такомъ существенномъ пунктѣ разногласія между православіемъ и католичествомъ, обсуждавшемся на множествѣ соборовъ, начиная съ ІУ вѣка, Геннадій въ ХУ в. съ легкимъ сердцемъ, сознательно и добровольно пошелъ на капитуляцію и призналъ необходимость восполнить источникъ своего исповѣданія добавленіями католическими, рѣшительно отвергавшимися до того времени православною церковію. Психологически, съ церковно-бытовой точки зрѣнія, для архіепископа ХУ вѣка, по-своему ревнителя чистоты православія, подобная растерянность допустима только во снѣ или въ крайней степени умопомраченія. Подобныхъ безусловныхъ уступокъ въ этой существенной области вѣроисповѣдныхъ разногласій—безъ всякаго обсужденія и борьбы—исторія рѣшительно не помнитъ.
Натиски католичества на Русь извѣстны издавна. Еще въ половинѣ XIII вѣка была сдѣлана попытка основать во Псковѣ католическую епископію * 2). Въ 1439 году на флорентійскомъ соборѣ, по мнѣнію католиковъ, положено было и юридическое основаніе ихъ демогательствамъ къ подчиненію восточнаго православія католической догмѣ. Между прочимъ, на этомъ соборѣ съ особенною силою выдвинутъ былъ вопросъ о при-
надіевскомъ сводѣ—доминиканецъ Веніаминъ попалъ въ Россію (Переводная литература московской Руси XIV—XVII вв., 1903, 258 стр.).
>) Объ этомъ мы указывали въ рѣчи—Рукописное преданіе славянской Библіи, 1911, 28—29 стр.
2) 'Грусманъ, Введеніе христанства въ Лифляндіи, Снб. 1884, 259 стр.
85
знаніи каноническаго значенія за неканоническими книгами, въ виду того, что въ католичествѣ развивались уже такія догматическія теченія, для которыхъ опору Римъ могъ выискивать только въ этихъ книгахъ *). Греческіе члены собора не признавали эти книги въ томъ достоинствѣ, какое утверждали за ними католики, но чрезъ это католики вовсе не останавливались въ своемъ домогательствѣ внушить признаніе ихъ бого-духновенности православнымъ. Какая тактика могла быть избрана для осуществленія этого замысла, отчасти можно видѣть изъ аналогичнаго примѣра, изъ отношенія католиковъ въ началѣ XVI столѣтія къ проведенію принципа объединенія православной богослужебной практики съ католическою. Въ 1526 году въ Римѣ былъ переработанъ по католическому чину и изданъ греческій Евхологій. Искуснымъ движеніемъ онъ возведенъ былъ въ достоинство оригинала для венеціанскихъ греческихъ изданій Евхологія въ типографіяхъ, лрикровенно находившихся въ рукахъ католиковъ. Такимъ образомъ римская корректура предупредительно снабжала богослужебными изданіями и грековъ и чрезъ нихъ насъ, русскихъ, такъ какъ наши справы XVII в. основывались на этихъ подлинныхъ греческихъ изданіяхъ 1 2). Что дружеское содѣйствіе предложено было, подобно служебнику, и для Библіи, у насъ прямыхъ фактовъ нѣтъ, но оно весьма вѣроятно и по тому, что вопросъ канонизаціи неканоническихъ книгъ весьма сильно занималъ римскую курію съ флорентійскаго собора до самаго разрѣшенія его на тридентскомъ соборѣ въ-1546 году, и еще болѣе по тому, что неожиданное практическое разрѣшеніе его
1) Свои новыя докрины о 1) Filioque, 2) объ исхожденіи Св. Духа, 3) о чистилищѣ латиняне доказывали на этомъ соборѣ ссылками на слѣдующія мѣста божественнаго писанія: 1) Премудрости Іисуса сына Сирахова XXIV, 31: Qui elucidant me vitam aeternam habebunt (мѣсто это неподлинное: кромѣ латинскаго текста, въ другихъ текстахъ не читается),—Mansi, t. XXXIb, col. 1477; 2) ІІрем. Солом. VII, 25—Mansi, t. XXXIb col. 1653; 3) 2 Маккав. XII, 46—Mansi, ibid., col. 1662. Подобныя доказательства широко были распространены потомъ, въ XVII в., въ нашей южно-русской уніатской литературѣ. Окончательно доказательная сила за этими спорными до того времени въ католической церкви книгами признана была на тридентскомъ соборѣ, въ 1546 г.
2) Докладъ проф. А. А. Дмитріевскаго въ Императорскомъ Обществѣ Любителей Древней Письменности 11 февраля 1911 года—О венеціанскихъ изданіяхъ греческаго Евхологія XVI—XIX вв. (библіографич. замѣчанія).
въ славянской Библіи сопровождается созданіемъ весьма сгущенной католической атмосферы вокругъ главнаго виновника этой канонизаціи на славяпской почвѣ—архіеп. Геннадія. Только въ ХѴИ-мъ вѣкѣ мы замѣчаемъ потомъ такое же проявленіе воинственнаго католическаго духа въ русской церковной жизни. Вліяніе католичества вокругъ Геннадія проявляется особенно ярко въ его расправѣ съ жидовствующими и въ его церковноимущественной идеологіи. Жестокое до безсмысленности издѣвательство Геннадія надъ еретиками стоитъ совершенно особнякомъ въ древней исторіи Новгорода и явно ведетъ свое начало отъ практики Филиппа испанскаго, о чемъ «цесарскій посолъ» имѣлъ бесѣду съ Геннадіемъ, изъ практики инквизиціи. Защита церковныхъ имѣній отъ имени ревнителя православія—архіепископа, по несомнѣнному убѣжденію ученыхъ, отъ имени Геннадія, проведена въ духѣ и формѣ римскихъ іерархическихъ воззрѣній *). Соотвѣтственно этой обстановкѣ, въ переводѣ библейскихъ книгъ принимаетъ участіе доминиканецъ Веніаминъ, «родомъ славянинъ, а вѣрою латинянинъ».
Кто былъ этотъ Веніаминъ, по языку его перевода нѣсколько ясно 1 2). Онъ употребляетъ формы 1 лица единств. числа настоящаго времени на—имъ и—емъ: да предъ Богомъ сіе сотворимъ и кровь мужей тѣхъ піемъ (1 Паралип. XI) = = ut faciam... bibam. Формы эти въ ХУ в. по иреимуществу свойственны сербскому языку. Изрѣдка встрѣчающіяся у него формы, чуждыя церковно-славянскому и русскому языку, какъ въ углохъ стѣнахъ — in angulis murorum (2 Паралип. ХХУІ) также по преимуществу сербскія. Въ словарномъ матеріалѣ перевода Веніамина бросается въ глаза цѣлый рядъ словъ или необычныхъ для церковно-славянскаго и русскаго языковъ, или употребляемыхъ въ необычномъ для этихъ языковъ значеніи: ковачъ = faber, краты = vices {по кратихъ = per vices 1 Паралип. XXIII), одножъ = unaque вмѣстѣ, ловити = = insidiari, дѣсъ = 1І£па, плѣнъ, плѣненіе = praeda, полкъ = = populus, стая — stabulum, стѣна = petra, възданъ = praedi-tus, наставляти = imponere, настояти = urgere, скважня = foramen, Екклис. ХИз. Это слова сербскія: ковач, крат, jeÄHOin,
1) Слово кратко протнву тѣхъ, иже въ вещи священныя... вступаются и отъимати... дерзаютъ. Изд. А. Д. Григорьевымъ, Чт. О. И. и Др. Р. 1902, Библіографическія матеріалы, № XXI.
2) А. И. Соболевскій, Переводная литература Московской Руси, стр. 256—259.
85*
.iHjec, нук, пліцен, CTaja, CTHjeHa и т. д. Въ синтаксисѣ также проявляется одна сербская особенность употребленіе формы дат. пад. безъ предлога при глаголахъ движенія, на вопросъ куда: возвратися дому ахавлю = everteret domum Achab (2 Па-ралип. XXII); обратися Іерусалиму — reversus est Ierusalem (1 ІІаралип. XXI). По всѣмъ этимъ основаніямъ, при полномъ отсутствіи полонизмовъ и чехизмовъ въ языкѣ перевода Веніамина, можно съ увѣренностію полагать, что этотъ славянинъ-католикъ былъ хорватъ-глаголитъ изъ приморской Хорватіи, хорошо знакомый съ церковно-славянскимъ языкомъ ■ по своимъ богослужебнымъ книгамъ и, какъ католикъ, владѣвшій и латинскимъ языкомъ *).
Особенности языка Веніамина обрисовываютъ его обликъ и съ болѣе частныхъ сторонъ. Онъ часто передаетъ латинское Ь черезъ славянское в: Іоавъ, Аминадавъ, василика; латинское с черезъ к: Кисъ, кимбалъ, кентуріонъ. Отсюда можно заключить, что онъ зналъ греческій языкъ. Повидимому, есть у него слѣды знакомства съ итальянскимъ языкомъ ( = фряжскимъ). ветигалъ = vestigal (1 Ездры ІУ), костелла = castra (1 Паралип. XXI). Церковно-славянскій языкъ того времени, помимо указанныхъ выше сербскихъ особенностей, содержитъ слѣды русскаго псковскаго нарѣчія: кромъ — агх, какъ въ псковскихъ лѣтописяхъ, кремль = caslrum, посадъ = urbs, ларецъ = area и т. п. * 2).
Причину появленія хорватскаго глаголита въ Новгородѣ А. И. Соболевскій указываетъ очень простую: онъ могъ придти сюда съ попыткой поискать счастья въ мало кому извѣстной тогда Россіи. Путь его изъ приморской Хорватіи могъ лежать чрезъ Прагу и*Краковъ, гдѣ въ это время, повидимому, еще раздавалось славянское богослуженіе. Но намъ эта случайность кажется положительно невѣроятной. Чтобы случайный искатель приключеній такъ легко произвелъ завоеваніе своему духовному отечеству въ той области, на которую были обращены большія силы систематической атаки, это недопустимо. Да онъ и не можетъ быть названъ случайнымъ гостемъ: онъ
*) А. И. Соболевскій, указ. соч. 257—258 стр.
2) Мѣстныя особенности могли быть внесены въ переводѣ Веніамина «го русскими сотрудниками—Димитріемъ Герасимовымъ и Власіемъ, на обязанности которыхъ могло лежать приближеніе его языка къ русскому.
былъ вполнѣ вооруженъ тѣмъ оружіемъ, какое требовалось для даннаго момента.
Мы не имѣемъ возможности сопоставить текста Геннадіев-ской Библіи въ частяхъ переводныхъ съ латинскаго съ текстомъ глаголическихъ хорватскихъ бревіаріевъ и миссаловъ: глаголическіе тексты съ латинскаго оригинала еще не изданы. Но мы произвели провѣрку иравленной при Геннадіевскомъ собраніи книги Екклисіастъ съ глаголическимъ текстомъ I Вербницкаго бревіарія нач. ХІУ в. и отчасти (съ ХЬ) бре-віарія собранія коллегіи пропаганды XV в., по изданію Вайса *), и можемъ свидѣтельствовать о значительной степени совпаденія текстовъ. И это въ особенности намъ кажется цѣнно потому, что здѣсь мы имѣемъ дѣло съ переводомъ съ греческаго: геннадіевскій списокъ книги Екклисіастъ взятъ былъ въ переводѣ съ греческаго и сопоставленъ съ глаголическимъ текстомъ, переведеннымъ съ латинской вульгаты. Совпаденія въ переводахъ до буквальности въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ греческій и латинскій тексты представляютъ сходныя чтенія, по нашему мнѣнію, не случайно и свидѣтельствуютъ о вліяніи глаголическаго текста. Вотъ примѣры совпаденій:
Глаголич. текстъ нач. XIV в.
Екклис. 1 4 род’ прѣходит’. род’ минует’. земла же въ вѣки стоит’.
2 8 с’брах’ мнѣ сребро и злато и имѣниѣ цѣсаръ толи стран’. створих’ мнѣ пѣсни(вце) и пѣс-нивице.
2 іа—is емоуже трудихсе прѣбивае наслѣднику по мнѣ. егоже не знаю, аще мудр’ или безумн’ бѵдущи ест в’звладаеть в’ трудѣх’ моих’. имиже по-тих’ се и печалн’ бѣх’
2 26 чловѣку добро * 2) прѣд’ собою дает’ 3) Бог’ моудрость и разоум’ и радост’
Генрадіевскій текстъ 1499 г.
род минуеть и род преходить, а землд в’ вѣкы стоить.
^ и собрах же злато и сребро, имѣниа царь и странъ створи поющад. моужска полоу и женска
’яко ’оставлдю ”е человѣкѣ б&$щом<? по мнѣ. яко то есть м^дръ ли б&деть ли безуменъ ’и ’шбладает ли имать всѣм тр^дом моимъ еже мудріѵвахъ под солнцемъ.
яко человѣкѣ благо пред ли-цемъ его. да есть моудрость разамъ и веселіе
*) Joseph Vaj.% Glagoiitica. Publicationes palaeoslavicae Academiae Veg-lensis, fascic. 2. Veglae.1905.
3) Вульг. Ъопо, греч. тЛ &уа&о>. Ошибка въ переводѣ съ латиыскаго передалась и переводу съ греческаго.
3) Вульг. dedit, греч. lowxsv. Опять одинаковая ошибка!
Глаголич. текстъ нач. XIV* в.
3 7—8. Врѣме разд’ртиѣ. и врѣме швевиѣ. Врѣме мл’чаниѣ. и врѣме глаголаниѣ. Врѣме брани, и врѣме мира.
3 і7 и рѣх’ въ срдци моем’. прав(е)днаго и нечистиваго су-дит’ господь
5 5—в не дажд’ уст' твоих’ да створет’ шгьт’ твою, ни р’ди прѣд’ алделом’ нѣст’ просмотрѣ-ниѣ. еда прогнѣваетъ се на те йогъ, и погубитъ вса дѣла рук’ твоихъ’. Идѣже много сън’, много и ешут’. и словеса неис-числна. ти же боисе бога.
7 і7 не буди праведенъ’ много. ни веле мудр’
11 і—5 Пошли хлѣб’ твои на приходищих’ вод\
ѣко по мнозѣ временѣ обре-щеши и. Дай чест’ с^дму и още осму ѣко не знаеши которо хощет’ бити зло на земли. Аще наплънени будут’ облаци дъжда на землю излѣют’. аще падет’ дрѣво на юго. или на буру, и в’ которо любо мѣсто падет’. ондѣ будет’. Иже гледаот вѣтра, не сѣет’. и иже гледает’ облаки. николиже жънет’. Якоже не знаеши котори иут’ духа, и ко-торим’ рачуном’ с ставляют се кости в чрѣвѣ трухлѣ. тако не знаеши дѣла божия. иже ест’ с’здател’ всѣх’
11 6 * 2). Съ ютра сѣй сѣме твое, и к вечеру да не престанетъ рука твоѣ. ѣко не вѣши
Геннадіевскій текстъ 1499 г.
времд въздрати, и времд сшити. времд млъчати и врѣмд глаголати... времд рати и времд мира.
’и рѣх ’аз въ сердци моем. съ праведными г) ’и съ нечестивыми с^дит богъ
не даждь Остенъ своихъ съгрѣшати плоти своей, да не речеши пред лицем божіимъ, яко да невидѣніе есть, еда про-гнѣваетсд богъ о мысли твоей, и растли1 твоед якоже въ множествѣ съніи. и с&зтствіи. ’и сліи-весъ мніггъ. яко ты бога боисд.
не б$ди праведенъ велми, ни м^дрисд велми.
Посли хлѣбъ твои на лицѳ водѣ.
яко въ множествѣ и обрдщеши. даждь часть седми и боисд, іако не вѣси, что б^деть лукаво на земли. Аще исплънятсд облаци дождд, на землю изливаютъ, и аще падет древо ’Ьгом. ’аще ли на вѣрн’іГ мѣстѣ, ’идеже падеть древо. тоу б^деть. Блюдыи вѣтра не сѣет и смотрди въ u/блакы не иожнет. в них же нѣсть воды (=вѣды). и что б&деть духа, яко кости ражающад въ чревѣ, тако не разомѣеть дѣлъ божіихъ, елико же сотворити всдчьскад.
’и завтра сѣди сѣмд свое, и вечеръ да не оставлдет р#кы твоед яко не вѣси которое
*) Со—буквальный переводъ греч. ойѵ: аоѵ -оѵ 5;.-/.аюѵ!
2) Глаголич. текстъ но сн. коллегіи пропаганды XV в.
Глаголич. текстъ нач. XIV в.
котери веще изникнет сие или оно. аще ли обою вкупъ боле будетъ.
11 7 слатка свѣтлостъ и угодна е(сть) очима слънце видити.
118 Аще много лѣтъ живетъ чловѣкъ. и въ всѣх’ ихъ весели бил би. споменутиемъ много ври-мене тайнаго, и днъ мнозихъ
11 э—іо Веселисе убо юноша въ юности твоей и добро буди срце въ дни юности твоее. и ходи в нихъ срцѳмъ твоимъ и по гледанию очию твоею, и знай, яко за все сие приведет тѳ богъ на суд.
12 і Помени Создателя твоего в дни юности твое преде неже придет врѣме умучениѣ и приближит се. от нихже речеши нѣстъ мнѣ у го дни.
12 з егда же подвижутсе страже дому и всколибают се мужи прѣкрѣпци и уб’ени будутъ мелющее прѣдобрѣѳм’ числомъ и ота(м)нетъ зрѣще по скважпяхъ.
12 іо—п и написа словеса [глаголи] приправие и рѣсноти плни. Словеса премудрихъ яко остни
Геннадіевскій текстъ 1499 г.
$лучитсА сѳ’ли или оно. ’аще ли ’обое вк$пѣ то благо.
и сладко свѣт$ и благъ очима зрѣти и слънцем
іако аще и лѣта многа живѳт. человѣкъ въ всѣх ихъ възвесѳ-
ЛИТСА. И ПОМАНѲТ дни ТМЫ. ІАКО
мнози будутъ
ВеселисА $ното въ Юности своей, егда ’Ублажи1 та сердце твое въ день Юности твоѳа ’и ходи въ п^техъ сердца твоего, непороченъ, ’и в’ видѣнии ’очію своею разумѣ яко о всѣх сих приведет та бог на с$дъ.
И помани створшаго та въ день Юности твоѳа дондеже не придать днТе злобы и при-спѣют лѣта и речеши ми нѣсть ми въ нихъ хотѣніа
вънже подвижетсА, стражі'е дом$. и’ развратАтсА м&ки силы, ѣ ^празднишАСА мелАщад яко ’изнѳмогоша. и помрачатсл гл а дающ'іи в скважнл.
и написана правості'ю словеса и’стин’ны словеса мудрыхъ ’яко остни.
Какъ бы ни смотрѣть на соотношенія этихъ переводовъ, намъ кажется, все-таки нельзя не признать, что переработка геннадіевскаго списка считалась съ фразеологіей глаголическаго текста. Оставаясь но существу самостоятельной, вѣрной греческому чтенію, переработка эта проходила чрезъ призму хорватскаго слововыраженія, совершалась какъ бы подъ диктовку хорватскаго перевода и приспособленіе его къ формамъ церковно-славянскаго языка русскаго типа. Объясненіе буквальныхъ совпаденій случайностью, пользованіемъ однимъ и
тѣмъ же литературнымъ церковно-славянскимъ богослужебнымъ языкомъ, едва ли возможно: и общія ошибки въ переводѣ и одинаковое употребленіе рѣдкихъ словъ ускважня, остъпъ) и большая ясность и древность языка хорватскаго глаголическаго текста (12 юріъснота) не позволяютъ довольствоваться предположеніемъ случайности. Впрочемъ, повторяемъ, что степень вліянія глаголическихъ текстовъ въ геннадіев-скомъ библейскомъ сводѣ можетъ быть установлена только послѣ уясненія глаголическихъ переводовъ съ латинскаго и сравненія нхъ съ такими же переводами съ латинскаго ген-надіевской справы.
Искусная, тайная побѣда католическаго библейскаго канона надъ исконнымъ восточнымъ канономъ оказалась возможною, благодаря рѣшительной невнимательности и небрежности церковной власти того времени. Занятая борьбою съ «еретиками» своего времени—жидовствующими и съ идейными противниками имущественной политики церковной іерархіи и монастырей, какъ преп. Нилъ Сорскій съ его единомышленниками, московская церковная власть совершенно просмотрѣла свою обязанность слѣдить за чистотою источниковъ своего вѣроученія. Эту обязанность она оставила на попеченіе частной заботливости, совершенно не поинтересовалась этимъ дѣломъ, когда эта частная заботливость внесла коренной переворотъ въ этомъ источникѣ, и сама, безъ всякаго цросмотра, затѣмъ, чрезъ 164 года, приняла это частное достояніе въ свои руки и издала его отъ своего имени, снабдила его своимъ авторитетомъ. До оцѣнки этой своей капитуляціи въ важнѣйшемъ пунктѣ своего исповѣданія, церковная власть никогда не доходила. Только общее опасеніе латинскаго наступленія вызвало въ XYII в. нѣкоторый отпоръ и критику латинскаго завоеванія въ этой области, результатомъ чего и явился знаменитый указъ Петра о возвращеніи славянской Библіи къ исконнымъ берегамъ греческаго текста LXX.
Для католиковъ эта мирная, добровольная сдача передовой позиціи православія была связана съ значительными выгодами въ послѣдующей исторіи. Мы уже упоминали, что непосредственно вслѣдъ за этой позиціей ими атакована была другая цитадель—богослужебныя книги—и завоеваніе ихъ въ этой области шло столь успѣшно, что потребовалось цѣлое народное движеніе въ XYII в., чтобы положить предѣлъ этому побѣдоносному шествію. Разумѣемъ оппозиціонный Никону, а
въ его лицѣ и’ всей іерархіи, недостаточно осмотрительной по части охраны восточнаго чина и строя въ церкви—расколъ старообрядчества. Какъ бы ни расцѣнивали внутреннія пружины этого движенія, нельзя отрицать, что недовольство исправленіемъ богослужебныхъ книгъ при Никонѣ опиралось на реальныя основанія оппозиціи. Книги правлены были по кіевскимъ могилянскимъ изданіямъ и греческимъ печатнымъ текстамъ, а по текстамъ этимъ—и греческимъ и кіевскимъ славянскимъ—весьма замѣтно прошлась рука католическаго исправителя. И народному движенію нельзя вынести одобренія за форму его противодѣйствія, но нельзя отказать въ извѣстной степени вполнѣ здоровой чуткости къ исконному, бытовому достоянію православія.
Согласіе въ составѣ славянской Библіи съ Библіей латинской не только идейно облегчило движеніе въ Россіи католическихъ идей и католическаго строя устраненіемъ одной изъ существенныхъ преградъ между вѣковыми вѣроисповѣдными и бытовыми разногласіями, — но стало однимъ ивъ могучихъ орудій къ распространенію идей католичества. Оно давало высокую идейную опору тѣмъ домогательствамъ римской догмы и церковной дисциплины, какія, мы видѣли, со стороны католиковъ выдвигались передъ греками еще на флорентійскомъ соборѣ и какіе не могли найти для себя безъ высшаго священнаго авторитета болѣе или менѣе терпимаго пріема, у русскихъ. Вотъ на чемъ обосновывались новые римскіе догматы въ XYII вѣкѣ передъ уніатами и передъ вовлекаемыми въ унію православными въ текущей, можно сказать, уличной литературѣ того времени.
Въ Сборникѣ Софійской библ. XYII—XYIII в. № 1536, л. 69—70, читаемъ: «О приношеніи за умершихъ, о чистцу, и о грѣшныхъ душахъ, гдѣ суть». Доказательства перваго, подготовительнаго къ ученію о чистилищѣ положенія, основываются на такихъ данныхъ: О Товите такъ мовитъ: «хлѣбъ твой со алчнимъ и со требующимъ яждъ, и отъ одѣнии твоихъ нагихъ одѣнь. Хлѣбъ твои и вино твое при погребѳнии давай праведнаго...» Сирахъ мовитъ (гл. 38): «Чадо, надъ мертвецемъ источи слезы и, яко злѣ стражда, начни плача, и якоже достоитъ ему, сокрый тѣло его, и не презри погребения его», и далѣе: «упокой мертвеца, конъчай память его и утѣшися о немъ во исходе души его». «Июда же Маккавеи крепчайше моляше люди снабдѣти себе без грѣха, очима видяще бывшее грѣха
ради и сотворъ из мужей собрание у тваре, яко двѣ тисечи дидрахмъ сребра и посла во Іерусалимъ принести за грѣхи мертвыхъ жертвъ, предобре и угодне творя, и воскресении помышляя»... Послѣ этой подготовки дается главное разсужденіе: Очистецъ, И гдѣжъ и которое писмо проповѣдаетъ чистецъ... (л. 71 об.). Едва ли путь для такихъ разсужденій былъ бы такъ гладокъ, если бы народное русское сознаніе не было подготовлено къ нему предшествующею дѣятельностью въ духѣ флорентійскаго и тридентскаго соборовъ, т.‘ е. сближеніемъ библейскаго канона русской церкви съ канономъ католическимъ, возведеніемъ нужныхъ для католической догмы писаній въ рядъ высоко авторитетныхъ священныхъ книгъ.
Послѣдующая исторія славянской Библіи въ московской Руси, въ ХУІ вѣкѣ, связана главнымъ образомъ съ дѣятельностью преподобнаго Максима Грека.
По существу его работа въ этой области относилась не къ текоду Библіи въ собственномъ смыслѣ, а къ изъясненію нѣкоторыхъ частей Библіи. По словамъ самого Максима въ его посланіи къ царю Ивану Васильевичу, онъ призванъ былъ въ Москву исключительно для перевода Толковой Псалтыри: «Ни во что же прочее потребенъ азъ благовѣрному и пресловутому граду Москвѣ, егоже получити желаніе мною грѣшникомъ, получилъ уже сокровище разума спасительнаго и неистощаема, глаголю же соборное толкованіе 150 боговдохновенныхъ псалмовъ» 1). Въ дѣйствительности потребность въ толкованіяхъ на Москвѣ оказалась значительно шире, чѣмъ было заявлено Максиму при его вызовѣ, и ему пришлось дать здѣсь цѣлый рядъ другихъ толкованій и библейскихъ исправленій. Эти работы его были слѣдующія * 2).
1. Переводъ съ греческаго толкованія на Псалтирь. Свѣдѣнія о происхожденіи, времени перевода, именахъ переводчиковъ и нѣкоторыхъ толкователяхъ Псалтири даны Максимомъ Грекомъ въ предисловіи къ своей Толковой Псалтири 3).
----------------
*) Сочин. Максима Грека, казанское изданіе, 2, 377—378.
2) Библіографія переводовъ Максима Грека въ значительной степени указана въ трудѣ С. А. Бѣлокурова—„Библіотека московскихъ царей“ и въ рецензіи на этотъ трудъ акад. А. И. Соболевскаго въ „Вѣстникѣ Археологіи и Исторіи“, ХШ, 280—281.
3) Списки Толковой Псалтири указаны въ значительномъ количествѣ въ работѣ С. А. Бѣлокурова. Укажемъ ближайшіе: Императорской Публ. Библ. XVI в. F-. № 71, F. 1 № 415, р. 1 № 530 и др. Предисловіе къ Псалтири напечатано у Бѣлокурова, прилож. VI—VII.
Кромѣ этого, исторія перевода толковой Псалтири, значеніе ея и тѣхъ толкователей, изъ которыхъ она составлена, дается самимъ Максимомъ Грекомъ въ посланіи его къ великому князю Василію Ивановичу 1). Въ посланіи, между прочимъ, указывается, что московское правительство переводомъ Псалтири намѣревалось достигнуть и нѣкоторыхъ высшихъ политическихъ цѣлей: возвысить достоинство новаго свободнаго царства внесеніемъ въ него духовнаго просвѣщенія. Толковая Псалтирь разсматривалась тогда какъ ^ энциклопедія высшей мудрости, высшихъ озареній и созерцаній.
2. Переводъ съ греческаго толкованія на книгу Дѣяній Апостольскихъ. Трудъ этотъ былъ предпринятъ Максимомъ Грекомъ по просьбѣ митрополита Варлаама въ лѣто 7027, т. е. въ 1519 г. Ранѣе книга Дѣяній съ толкованіями была переведена на церковно славянскій языкъ только въ предѣлахъ первыхъ 13 главъ, 30 зачалъ. Варлаамъ просилъ Максима Грека докончить переводъ Дѣяній и провѣрить имѣвшійся переводъ. Максимъ сдѣлалъ дополнительный переводъ съ того же свода отеческихъ изъясненій (Catena in Acta ss. Apostolorum, изд. Cramer’a), съ какого переведена была начальная часть Дѣяній. По мѣстамъ, впрочемъ, пользовался онъ и толкованіями Ѳеофилакта Болгарскаго. Ранѣе переведенныя 13 главъ съ толкованіями Максимъ Грек» исправилъ 1 2).
1) Посланіе напечатано въ казанскомъ изданіи сочиненія Максима Грека въ II, стр. 296—319, а также ранъе въ извлеченіи въ Описаніи рукописей Синодальной Библіотеки И. ч. 1, стр. 83—87. Въ извлеченіи также у Попова, Описаніе рукописей Хлудовской библіотеки, стр. 44—45.
2) Рукописи перевода Максима Грека на кн. Дѣяній Апостольскихъ съ толкованіями: невидимому, наиболѣе исправный текстъ даетъ рукоп. Кирил. Бѣлоз. библ. XVI в. № 2ііш (здѣсь въ записи о времени перевода, л. 181 об., указанъ 1520 годъ), Импер. ІІубл. Библ. F. 1 № 82, XVI в.—списокъ отличный отъ другихъ: здѣсь, послѣ Дѣяній, приведены толкованія на посланія соборныя и св. ап. Павла, зато въ началѣ опущены вступительныя статьи; Троип.-Серг. Лавры № 118, отсюда запись издана у С. А. Бѣлокурова, прилож. CCLX1X стран.; Соловецкой библ. № 150 и .N» 151, запись о времени перевода въ отрывкѣ издана въ Описаніи рукой. Соловецкой библ. I, стр. 177, годъ перевода показанъ 7028 (1520). Имена толкователей указаны въ 151. Есть много и другихъ списковъ въ разныхъ книгохранилищахъ. Текстъ подлиннаго перевода Максима въ рукописяхъ не представляетъ различій, исправленныя же главы въ спискахъ разнятся. Исправленія состояли въ провѣркѣ по греческому тексту и обновленію языка (Солов. XV въ № 150 въ Дѣян. За: старый переводъ отъ влазящихъ—Максимъ: отъ входящихъ). Историческое упоминаніе о переводѣ Максима Грека въ литературѣ:
3. Переводъ толкованій на евангеліе Матѳея и Іоанна. Въ предисловіи къ этому труду Максимъ Грекъ указываетъ содержаніе книгъ, свѣдѣнія о писателяхъ и толкователяхъ и время своего перевода (7032=1524 годъ). Для евангелія Матѳея переведено толкрваніе св. Іоанна Златоуста. Бесѣды 45, видимо, не оказалось въ греческой рукописи, и Максимъ заимствовалъ ее въ «выкладѣизъ латинскихъ книгъ князя Курьбскаго» *).
4. Исправленіе перевода Псалтири (безъ толкованій). Это исправленіе сдѣлано было Максимомъ Грекомъ по просьбѣ ученика его, Нила Курлятѳвыхъ въ 1552 году. Потребность въ исправленіи выясняется изъ современнаго сужденія упомянутаго ревностнаго ученика Максима, видимо, удрученнаго темнотою перевода Псалтири. Источникъ этой темноты онъ приписалъ обилію сербскихъ словъ въ переводѣ, внесенныхъ въ Псалтирь по его словамъ митрополитомъ Кипріаномъ* 2). Трудъ Максима состоялъ въ упрощеніи славянскаго текста Псалтири, въ его приближеніи къ тогдашнему виду языка. Образцы его исправленій даны въ Описаніи рук. Соловецкой Библ. I, подъ №№ 12 и 13. Въ разныхъ спаскахъ эти исправленія были неодинаковы. Повидимому, къ нимъ присоединялись исправленія и другихъ исправителей3).
Иконниковъ, Кіевск. Ун. Изв. 1866, 1866, отд. изд. стр. 117, Жмакинъ, митрополитъ Даніилъ и ѳго сочиненія, Спб. 1881, стр. 160.
*) Рукописи толкованій на св. Матѳея и Іоанна—библ. Воскресенскаго монастыря (Новый Іерусалимъ), нынѣ въ Синод. библ.. XVI в. №№ 79 и 82 (Бѣлокуровъ, указ. соч., прилож. CCLXX—CCLXXI); Импер. Публ. Библ. полный списокъ толкованій на св. Матѳея Іоанна Злато-устаго въ 2-хъ книгахъ—собр. Погод. №№ 1147, 1148. Предисловіе къ переводу напечатано у 'Лгича — Изслѣдованія по русскому языку, т. I, 1895 г., стр. 626—631, а ранѣе—-Изв. Импер. Акад. Н. т. Ѵ‘Ш, стр. 321—326.
2) Рукоп. собр. гр. Уварова XVI в. № 14, въ записи: „Кипріанъ митрополитъ по-гречьски гораздно не разумѣлъ и нашего языка довольно не зналъ же (аще и съ нами единъ нашь языкъ, сирѣчь сло-веньскыи, да мы говоримъ по своему языку чисто и шумно, а они говорятъ моложаво, и въ писаніи рѣчи наши не сходятся), и онъ мнилъся что поправилъ Псалмовъ по нашему, а болши неразуміе въ нихъ написалъ, въ рѣчахъ и въ словехъ, все по сербьскы написалъ: и нынѣ многыя у насъ и въ ся времена книгы пишутъ, а пишутъ отъ неразумія все по сербскы, и говорити но писму по нашему языку прямо не умѣютъ, и многыа неразумныя смущаются“,
Л) Рукописи Псалтири, правленной Максимомъ Грекомъ: Софійской библ. № 1525, XVI в., Погод. собр. № 1143, 4°, XVI в.; здѣсь на л. 21 говорится, что исправленія Максима приспособлялись въ послѣдующее время даже къ печатнымъ изданіямъ Псалтири, напр., изд. Невѣжи Тимоѳеева, печатанной въ царство благовѣрнаго и христолюбинаго царя и великаго князя Бориса Ѳеодоровича въ лѣто 7100. Въ Соловецкой би-
Трудъ исправленія Псалтири исполненъ Максимомъ Грекомъ въ 1552 году *).
На составъ Библіи, на характеръ ея славянскаго текста переводы Максима Грека не могли оказать вліянія. Опп стояли внѣ Библіи. Самое появленіе ихъ обусловливалось не библейскою любознательностью, а практическимъ требованіемъ богослужебнаго чипа и церковной уставной учительности. Беѣ переведенныя Максимомъ Грекомъ толковыя священныя книги были назначены для рядовыхъ уставныхъ церковныхъ чтеній: толковая Псалтирь на воскресные и праздничные дни великаго поста; чтеніе назначалось послѣдовательное въ размѣрахъ двухъ или трехъ листовъ для утрени, двухъ для перваго часа и по-луторыхъ листовъ для прочихъ часовъ; Дѣянія Апостольскія— на паннихидахъ бдѣній отъ Антипасхи до Пятидесятницы; для чтенія назначалось каждый разъ около восьми листовъ; отъ недѣли всѣхъ святыхъ до недѣли Ваій положены были на тѣхъ же бдѣніяхъ чтенія изъ посланій апостольскихъ, при чемъ, по прочтеніи всѣхъ посланій, они въ томъ же порядкѣ, начиная съ посланія къ Римлянамъ, повторялись; Евангелія Матѳея и Іоанна съ толкованіями положены были для чтенія на утрени въ седмичномъ кругѣ въ такомъ порядкѣ: съ полунощницы, а иногда съ утрени Пасхи до недѣли # всѣхъ святыхъ—толкованіе Златоуста на св. Іоанна; съ 1-го сентября по 20 декабря вторая книга толкованія Златоуста на св. Матѳея (съ недѣли всѣхъ святыхъ до 1 сентября—толкованіе на посланіе къ Римлянамъ); съ 20 декабря до великаго поста— первая книга толкованій Златоуста на евангеліе Матѳея 2) *).
И. Евсѣевъ.
бліотекѣ списки—12 и 13. Вообще этихъ списковъ много въ разныхъ рукописныхъ собраніяхъ.
О См. объ эгомъ Соф. № 1525, л. 81, Погод. № 1143, л. 1 и др.
О Въ славянскихъ типиконахъ всѣхъ приведенныхъ здѣсь особенностей мы не могли найти: указанія о чтеніи Дѣяній и Толкованій на св. Матѳея и Іоанна въ типиконѣ даются, но нѣтъ предписанія о чтеніи Толковой Псалтири. Не нашли мы этого предписанія и въ характерномъ, „собинномъ“ обиходникѣ Кириллова монастыря (Софійск. библ. № 1163, ХУ* в.). Повидимому, это уставное требованіе было не въ общепринятомъ, а въ какомъ-либо монастырскомъ уставѣ. Мы заимствовали приведенную въ текстѣ систему чтеній, съ указаніемъ на Толковую Псалтирь, изъ предписаній греческаго устава (ср. ст. В. П. Виноградова „Уставныя чтенія“ въ Богословскомъ Вѣсти., іюль—авг. 1912 г., стр. 711—716).
*) Продолженіе слѣдуетъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
