Обзор журналов и новые книги Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Санкт-Петербургская православная духовная академия

Архив журнала «Христианское чтение»

Обзор журналов и новые книги

Опубликовано:

Христианское чтение. 1905. № 2. С. 287-312.

© Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.

СПбПДА

Санкт-Петербург

2009

Обзоръ журналовъ и новыя книги.

I.

Нѣсколько извлеченій изъ свѣтскихъ журналовъ за 1904 годъ.

О неправославныхъ христіанахъ въ Россіи.—Приходскія школы въ старой Малороссіи и причины ихъ уничтоженія.—Къ исторіи церковныхъ реформъ въ древней Грузіи.—Помощь раненымъ воинамъ въ XVII вѣкѣ.—Понедѣльникъ и понедѣльничанье.

Профессоръ М. Красноженъ въ статьѣ „О неправославныхъ христіанахъ въ Россіи“ х)—дѣлаетъ попытку представить „рядъ данныхъ“ для рѣшенія стараго, но всегда жгучаго вопроса о свободѣ совѣсти вообще и о вѣротерпимости въ Россіи въ частности. Предварительно авторъ выясняетъ „тѣ основныя начала, которыми должны руководиться въ своихъ взаимныхъ отношеніяхъ отдѣльныя вѣроисповѣданія вообще“. Каждая церковь, считая только одну себя истинною, а всѣ другія существующія церкви и ученія впадшими въ заблужденіе, въ силу принципа что истина есть единая и всякую себѣ противоположность исключаетъ, вполнѣ естественно относится къ этимъ другимъ церквамъ и религіознымъ ученіямъ отрицательно и ихъ членовъ и послѣдователей заботится обратить въ свое лоно. Выводы при этомъ получаются слѣдующіе. „Ни одна церковь не можетъ имѣть внѣшней юрисдикціи надъ послѣдователями другихъ христіанскихъ исповѣданій и не можетъ принудительнымъ обра-

*) Русскій Вѣстникъ, 1904, кн. 1.

зомъ распространять свои уставы и обряды на лицъ, къ ней неиринадлежащихъ“. Съ другой стороны „ни одна церковь не можетъ быть обязана къ преподанію своихъ духовныхъ благъ лицамъ, къ ней не принадлежащимъ“; напр. при смѣшанныхъ бракахъ, когда одно изъ лицъ не принадлежитъ къ той церкви, къ которой обращена просьба, церковная власть, если найдетъ возможнымъ исполненіе послѣдней, имѣетъ право потребовать отъ лица иновѣрнаго соблюденіе существующихъ правилъ относительно крещенія и воспитанія дѣтей. „Признаніе церковной властью дѣйствительности религіознаго акта, совершеннаго въ другой церкви, зависитъ отъ отношенія къ нему этой власти, причемъ она въ своихъ сужденіяхъ руководствуется законами своей церкви“. Ни безразличіе въ дѣлахъ вѣры, ни тѣмъ болѣе прозелитизмъ не допустимы сч> точки зрѣнія церкви, какъ единицы обособленной, напротивъ она должна заботиться о распространеніи своего ученія среди лицъ, къ ней принадлежащихъ. „Ни одна церковь не можетъ допзгстить свободнаго выхода изъ своего состава и перехода въ другое религіозное общество“; такой переходъ признаетъ на Западѣ только государство. Но и всякое принужденіе въ дѣлѣ вѣры не допустимо для церкви, ея оружіе борьбы съ заблужденіями должно быть духовнымъ, а не матеріальнымъ, ея мечъ—есть слово, растворенное любовью и терпѣніемъ. „Каждая церковь, признавая принадлежность къ ней необходимою для спасенія, не можетъ допустить общенія лицъ, къ ней принадлежащихъ, съ послѣдователями иныхъ вѣроисповѣданій въ таинствахъ, религіозныхъ обрядахъ и вообще въ молитвахъ“. Но съ другой стороны „ни одна церковь не можетъ относиться враждебно къ лицамъ, к'ь ней не принадлежащимъ, и не должна забывать, что всѣ людп суть братья и ближніе“. Таковы, по формулировкѣ профессора Красножена, тѣ „принципіальныя положенія, которыми должны руководиться отдѣльныя вѣроисповѣданія въ своихъ взаимныхъ отношеніяхъ“. Если, теперь, взглянуть, какъ смотрѣли, въ разныя времена, на иновѣрцевъ собственно русская церковная и государственная власть, то общей характеристикой будетъ—вѣротерпимость. На это есть много свидѣтельствъ и много можно бы указать фактовъ. Напримѣръ, иностранецъ Олеарій, посѣтившій наше отечество въ первой половинѣ ХУІІ вѣка, даетъ такой общій отзывч>: „не слышно, чтобы русскіе насильно обращали кого

въ свою вѣру; напротивъ, каждому они предоставляютъ свободу совѣсти, хотя бы это были ихъ подданные или рабы". Тогда какъ европейскій Западъ долженъ вспомнить извѣстныя ожесточенныя религіозныя войны, въ которыхъ люди гибли сотнями и тысячами,—русскіе могутъ указать, что они издавна относились къ религіи иновѣрцевъ, даже политически побѣжденныхъ ими, съ полною терпимостію. Здѣсь авторъ цитируетъ, для примѣра, соотвѣтствующій пунктъ іюльскаго объявленія 1558 года по случаю присоединенія Дерпта и ништадскій договоръ 1721 года между Россіей и Швеціей. Однако только одна православная вѣра на Руси искони была господствующей вѣрой, какъ единая истинная, всѣ же другія вѣры считались именно только терпимыми, подъ тѣмъ непремѣннымъ условіемъ, чтобы послѣдователи ихъ не совращали лицъ православныхъ. Еще митрополитъ Іоаннъ II не дозволялъ совершать богослуженіе вмѣстѣ съ совершающими службу на опрѣснокахъ. Точно также и позднѣе „наши митрополиты и архіереи продолжали повторять предъ рукоположеніемъ своимъ обѣтъ, что они не позволятъ никогда въ своихъ епархіяхъ никому изъ православныхъ ни брачнаго сочетанія, ни кумовства, ни братства, какъ съ армянами, такъ и съ латинами“. Такихъ же правилъ держалась и свѣтская власть. Напр. новгородскимъ воеводамъ въ 1624 году крѣпко наказывалось московскимъ правительствомъ не пускать въ православныя церкви и новгородскій кремль некрещенныхъ нѣмцевъ. Не дозволялось также и православнымъ входить въ неправославные храмы и участвовать въ богослуженіи съ лицами неправославными; такое, напр., распоряженіе сдѣлалъ великій князь Іоаннъ III, когда отправлялъ свою дочь въ Литву. Мало этого, даже въ обыкновенныхъ житейскихъ отношеніяхъ русскіе старались избѣгать иновѣрцевъ. Напр. въ одномъ изъ посланій къ псковичамъ митрополитъ Фотій заповѣдуетъ, чтобы съѣстные припасы, приносимые изъ нѣмецкой земли, предварительно были очищаемы молитвой отъ іерея и только уже потомъ употребляемы въ пишу. Въ извѣстное Уложеніе 1649 года было внесено запрещеніе православнымъ проживать въ услуженіи у иновѣрцевъ, чтобы не сдѣлаться участниками ихъ религіозныхъ обрядовъ и обычаевъ. Наиболѣе строго русскіе относились, какъ извѣстно, къ латинянамъ. Но на это были особыя причины, каковы, съ одной стороны, всегдашнее стрем-

леніе католицизма къ пропагандѣ среди русскихъ, съ другой— „тѣ бѣдствія, которыя терпѣла Русь отъ католической Польши, особенно въ смутное время, а также тѣ гоненія, которыя терпѣли отъ католиковъ православные, подпавшіе подъ власть Польши“. Напротивъ, къ протестантамъ русскіе относились гораздо снисходительнѣе, какъ снисходительно же относились и къ армянамъ, впервые встрѣчающимся въ Россіи при Владимірѣ Мономахѣ и усилившимся здѣсь особенно въ царствованіе Михаила Ѳеодоровича и Алексѣя Михайловича, благодаря торговымъ сношеніямъ. Напр. въ 1724 году Петръ I даровалъ армянамъ грамоту, предоставлявшую имъ для жилища и свободнаго пребыванія удобныя мѣста „въ новополученныхъ персидскихъ провинціяхъ по Каспійскому морю, гдѣ они могли пребывать спокойно и отправлять свою христіанскую вѣру безъ препятствія по своему закону“; затѣмъ при Екатеринѣ II, по ходатайству армянскаго патріарха—-католикоса Симеона, дана была новая грамота, коей „католикосу предоставлялось право имѣть въ своемч> вѣдѣніи по духовнымъ и церковнымъ дѣламъ всѣхч> русскихъ армянъ и посылать къ нимъ, въ случаѣ надобности, уполномоченныхъ лицъ духовнаго званія“. Въ настоящее время русское законодательство знаетъ христіанъ слѣдующихъ инославныхъ исповѣданій: римско-католическаго, армяно-католическаго, армяно-грегоріанскаго, евангелическо-лютеранскаго, евангелическоаугсбургскаго, евангелическо-реформатскаго, архангельскаго евангелическаго прихода, представляющаго собою соединеніе лютеранскаго и реформатскаго исповѣданія, евангелическихъ братьевъ въ Сарептѣ и вгь Прибалтійскихгь губерніяхъ, шотландскихъ колонистовъ въ Каррасѣ, базельскихъ колонистовъ въ городѣ Шушѣ, колоніи Гнаденбургъ въ Терской области, менонитовъ, баптистовъ. Всѣ эти исповѣданія, подобно положенію инославныхъ исповѣданій въ прежнее время, пользуются по современному русскому законодательству полною терпимостію. „Однако принципъ христіанской терпимости отнюдь не требуетъ равнаго отношенія государства ко всѣмъ признаннымъ имъ и терпимымъ религіозным'ь обществамъ“. Здѣсь—каждому свое, посколько это соединимо съ представляемой государствомъ истиной, и тѣмъ болѣе христіанскую терпимость нельзя отождествлять сь равнодушіемъ къ этой истинѣ. „Вь области личнаго религіознаго обсужденія государство должно гарантировать полную свободу совѣсти

и не можетъ дѣйствовать въ этой области ни мечемъ, ни тюрьмою, ни лишеніемъ гражданскихъ правъ1*. Но другое дѣло—„свобода религіознаго соединенія, публичнаго культа, образованія религіозныхъ обществъ“. Тутъ „безграничная и безусловная свобода“ уже „переходитъ границы требованія христіанской вѣротерпимости“ и потому „такихъ публичныхъ религіозныхъ обществъ государство не можетъ оставить безъ своего надзора и регламентаціи“. Въ общемъ отношеніе русскаго законодательства къ иновѣрцамъ характеризуется двумя принципами: охраненіемъ вѣры православной и невмѣшательствомъ во внутреннюю жизнь иновѣрцевъ. Первый изъ этихъ принциповъ проводится въ жизнь такимъ образомъ. „Первенствующая и господствующая вѣра въ россійскомъ государствѣ есть христіанская православная каѳолическая восточнаго исповѣданія“,—такъ гласятъ наши основные законы. Отсюда въ предѣлахъ русскаго государства только одна православная вѣра пользуется правомъ проповѣди среди иновѣрцевъ, иновѣрцы же, напротивъ, таковымъ правомъ не пользуются. Такое преимущество православной вѣры сказывается, прежде всего, въ томъ, что при бракѣ члена православной церкви съ лицомъ неправославнымъ, послѣднее даетъ подписку вѣнчаться у православнаго священника, не совращать православнаго супруга въ свою вѣру и крестить и воспитывать имѣющихъ быть отъ брака дѣтей въ православіи. Исключеніе простирается въ данномъ случаѣ только на коренныхъ жителей Финляндіи, бракъ которыхъ, если одно лицо православное, совершается въ обѣихъ церквахъ, а дѣти воспитываются въ той вѣрѣ, къ которой принадлежитъ отецъ. Затѣмъ, россійскій императоръ, а также супруга его и наслѣдникъ престола не могутгь исповѣдывать никакой иной вѣры, кромѣ православной. Далѣе, законами не допускается свободный переходъ изъ православія въ иное, хотя бы христіанское исповѣданіе, причемъ существуетъ рядъ запретительныхъ статей, направленныхъ къ предупрежденію самой возможности отступленія отъ православной вѣры. „За совращеніе изъ православнаго въ иное христіанское исповѣданіе, виновный приговаривается къ лишенію всѣхъ особенныхъ, лично и по состоянію присвоенныхъ правъ и преимуществъ, и къ ссылкѣ на житье въ Сибирь, или къ отдачѣ въ исправительныя арестантскія отдѣленія“. Если совращеніе соединено съ насиліемъ, то наказаніе усиливается. Напротивъ,—„если испо-

вѣдуюіціе иную вѣру пожелаютъ присоединиться къ вѣрѣ православной, никто ни подъ какимъ видомъ не долженъ препятствовать имъ въ исполненіи сего желанія“. Что касается второго принципа, характеризующаго отношеніе русской государственной власти къ лицамъ неправославнымъ, то на практикѣ онъ осуществляется въ слѣдующихъ обнаруженіяхъ. Всѣмъ вообще не принадлежащимъ къ исповѣданію господствующей церкви „присвояется свобода вѣры“— въ томъ числѣ, конечно, и христіанамъ иностранныхъ исповѣданій. При этомъ „господствующая церковь не дозволяетъ себѣ ни малѣйшихъ принудительныхъ средствъ при обращеніи послѣдователей иныхъ вѣроисповѣданій и вѣръ къ православію, и тѣмъ изъ нихъ, кои приступать къ нему не желаютъ, отнюдь ничѣмъ не угрожаетъ“. Мало этого, инославные церкви русское законодательство надѣляетъ почти всѣми правами первенствующей въ Россіи православной церкви, напр., въ отношеніи правъ духовныхъ лицъ, церковныхъ и монастырскихъ имуществъ, такъ что положеніе инославныхъ церквей у насъ гораздо болѣе привиллегированное сравнительно съ тѣмъ, какъ онѣ поставлены теперь во многихъ государствахъ Западной Европы. Больше того, въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ инославныя церкви пользуются, по русскому законодательству, даже значительными преимуществами сравнительно ст> господствующею церковью; напр., римско-католическое духовенство получаетъ у насъ жалованіе изъ государственнаго казначейства; во всѣхъ протестантскихъ исповѣданіяхъ прихожане обязаны дѣлать взносы въ опредѣленномъ размѣрѣ на содержаніе пасторовъ. Не допуская вмѣшательства во внутреннюю жизнь иновѣрцевъ съ своей стороны, русское законодательство точно также не допускаетъ вмѣшательства одного инославнаго вѣроисповѣданія въ дѣла другого. Переходъ изъ одного инославнаго исповѣданія въ другое предоставляется свободному усмотрѣнію самого заинтересованнаго лица; законность смѣшаннаго брака зависитъ отъ признанія судомъ того исповѣданія, коего священникъ произвелъ первое вѣнчаніе; въ юго-западныхъ губерніяхъ бракъ совершается священникомъ той вѣры, къ которой принадлежитъ невѣста, а дѣти должны быть крещены—сыновья въ отцовской вѣрѣ, а дочери въ материнской. Такимъ образомъ въ предѣлахъ охраненія православной вѣры всѣ инославныя исповѣданія пользуются въ Россіи пра-

вами полной свободы. „О свободѣ вѣры позаботился самъ Господь,—говоритъ Блунчли,—такъ какъ онъ облекъ внутреннюю жизнь духа защищающимъ покровомъ тѣла; люди не видятъ насквозь внутренняго святилища мысли и чувства другъ друга, а потому нѣтъ у нихъ силы властвовать надъ вѣрой отдѣльныхъ лицъ“.

Въ статьѣ И. Ѳ. Павловскаю „Приходскія школы въ старой Малороссіи и причины ихъ уничтоженія“ *) приводятся данныя изъ архива Полтавскаго Губернскаго Правленія, изо* сражающія собственно попытки правительства къ насажденію школъ въ началѣ XIX столѣтія, предпринятыя послѣ открытія въ 1802 году Министерства Народнаго Просвѣщенія, но изложенію этого авторъ предпосылаетъ свѣдѣнія о состояніи малороссійскихъ приходскихъ школъ въ половинѣ XVIII вѣка. Приходскія малороссійскія школы „были созданы самимъ ходомъ культурной жизни страны, йодъ вліяніемъ просвѣтительнаго движенія, начатаго церковными братствами еще въ эпоху борьбы за вѣру и народность“, независимо отъ какихч> либо заботъ со стороны свѣтскаго правительства, или епархіальной власти. Въ качествѣ насадителей грамотности роль школъ была, конечно, очень скромною, но зато число ихъ вполнѣ отвѣчало числу населенія. По статистическимъ даннымъ за 1740—48 г.г. въ семи тогдашнихъ малороссійскихъ полкахъ насчитывалось 866 школъ, иначе сказать: почти въ каждомъ городскомъ и сельскомъ приходѣ имѣлась отдѣльная школа. Находясь при церквахъ, школы эти назывались именемъ того праздника или святого, которому была посвящена мѣстная церковь; напр. нѣжинскія школы именовались покровскою, успенскою, свято-никольскою. Руководство и контроль надъ школами принадлежали священнику и приходу, но ближайшимъ управителемъ и учителемъ былъ приходскій дьякъ. Дьякомъ въ то время могъ быть всякій, не было надобности принадлежать къ духовному званію; приходъ выбиралъ дьяка собственно за „добрый гласъ“ и за знаніе церковной службы; но общество въ то же время предъявляло къ нему и педагогическія требованія, такъ что „панъ-дьякгь“ за умѣніе преподавать въ школѣ и какъ начальникъ ея назывался и „панъ-бакаляръ“ и „панъ-дирехторъ“. Обученіе обычно начиналось съ букваря, а затѣмъ обучали Часослову * 20

') Кіевская Старина, 1904 г. кн. 1.

20

и Псалтири и письму. Буквари учили съ указкой и иногда нагляднымъ способомъ, придумывая позы для изображенія буквъ; напр. дьякъ подбоченится—сталъ „фертъ“,'подниметъ руки вверхъ—выходитъ „пси“, опуститъ внизъ—это „ща“. Изучали, далѣе, церковные напѣвы на восемь гласовъ и на „самогласіе“. Тѣлесное наказаніе считалось при этомъ неизбѣжнымъ и практиковалось какъ при самомъ обученіи, такъ и спеціально въ особые дни, именно по субботамъ, установивъ такъ называемые „субботники“, когда школьники должны были отдать отчетъ за нѣкоторую лѣнь и даже за „прегрѣшенія“, дьякомъ въ школьникѣ не обнаруженныя. За выучку Букваря платили отъ 50 копѣекъ до 2 рублей, за обученіе Часослову отъ 1 до 4 рублей, за обученіе Псалтири отъ 2 до 5 рублей; цѣна опредѣлялась именно за выучку, безъ обозначенія времени; годовая плата практиковалась рѣдко. Въ составъ школьниковъ въ каждой школѣ входило извѣстное количество сиротъ и безпріютныхъ; вт> лицѣ ихъ приходъ заготовлялъ будущихъ церковнослужителей и учителей для школы; въ этой подготовкѣ и ожиданіи мѣста эти школьники достигали нерѣдко почтеннаго возраста, не только въ 20, но и въ 30 и 40 лѣтъ. Разумѣется, что такіе „школьніи выростки“, или „молодики“, какъ ихъ называли, не были только учениками школы, но и сами занимались обученіемъ, помогая главному дьяку и дидаскалу. Такъ возникла и долго поддерживала свое существованіе особаго рода артель ремесленниковъ, промышлявшихъ учительствомъ и дьячествомъ. Люди эти вели, собственно говоря, бродячій образъ жизни и потому ихъ называли „мандрованными дьяками“, т. е. странствующими. Изслѣдователи полагаютъ, что этотъ типъ малороссійской школы имѣлъ черты нѣмецкихъ и польскихъ заимствованій, но во всякомъ случаѣ поддержкою ему служили выборное начало въ замѣщеніи церковныхъ должностей и право свободнаго передвиженія, которымъ пользовались всѣ классы населенія въ Малороссіи. Поэтому, когда во второй половинѣ XVIII вѣка для малороссійскихъ церквей утвержденъ былъ причтовый штатъ, устранившій выборное начало, и послѣдовали ревизіи, прикрѣпившія всѣхъ и каждаго къ опредѣленному мѣстожительству и роду занятій,—малоросскія приходскія школы естественно должны были испытать подрывъ и стали мало-по-малу клониться къ упадку. По крайней мѣрѣ такъ говорятъ оффиціальныя донесенія начала

XIX вѣка, явившіяся въ отвѣтъ на заботы мѣстной власти о заведеніи школъ для народнаго образованія. Имѣя свой источникъ въ распоряженіяхъ центральнаго начальства, заботы эти нашли было усердныхъ поборниковъ и на мѣстѣ ихъ осуществленія, но все же успѣха не имѣли и не привели ни къ возстановленію старыхъ школъ, ни къ образованію новыхъ. Когда въ 1802 году было учреждено Министерство Народнаго Просвѣщенія, то по иниціативѣ графа П. В. Завидовскаго, перваго министра, были составлены особыя „правила“ относительно разнаго рода „школъ“, причемъ низшія школы предполагалось открыть въ каждомъ приходѣ или по крайней мѣрѣ два смежныхъ прихода должны были имѣть одну общую школу. Осуществить эту идею въ Малороссіи выпало на долю тогдашняго малороссійскаго генералъ-губернатора князя А. Б. Куракина, человѣка просвѣщеннаго и энергичнаго, готоваго вложить въ это дѣло всю свою душу, но, къ сожалѣнію, не нашедшаго себѣ поддержки ни у дворянства, ни у духовенства. Министерскими „правилами“ было предположено, въ виду отсутствія наличнаго контингента учителей для школъ, привлечь къ этому дѣлу духовенство; отсюда въ этомъ дѣлѣ встрѣчаемся съ отзывомъ Св. Синода, который, не отрицая министерскихъ предположеній всецѣло, .ограничилъ ихъ однако особыми условіями. Именно, Синодъ опредѣлилъ открыть школы лишь въ тѣхъ приходахъ, гдѣ есть по два и по три штата духовенства, чтобы оно не было обременено и могло чередоваться въ преподаваніи; при этомъ въ домахъ духовенства школы открывать не велѣно, а положено для этого „отводить особые домы отъ свѣтскаго правительства“, неподалеку отъ жилищъ причта; указано также, что обученіе можетъ происходить лишь въ періодъ времени отъ окончанія полевыхъ работъ до начала ихъ, чтобы духовенству не было помѣхи въ уборкѣ хлѣба. Считая, такимъ образомъ, дѣло учительства въ народныхъ школахъ допустимымъ для духовенства лишь постолько, посколько оно не служитъ помѣхой его пастырскимъ обязанностямъ и хозяйственнымъ занятіямъ, — Синодъ естественно осуществленіе этихъ школьныхъ плановъ въ значительной мѣрѣ предостав-лялтк усмотрѣнію епархіальныхъ архіереевъ и уже отъ послѣднихъ зависѣло дать дѣлу тотъ или иной ходъ. Когда князь обратился съ соотвѣтствующими представленіями къ черниговскому и полтавскому преосвященнымъ, то встрѣтилъ

20*

съ ихъ стороны отказы и возраженія и добился уступокъ далеко не сразу. Но не встрѣтилъ онъ сочувствія и среди дворянства черниговской и полтавской губерній. То было время крѣпостного права, и объ образованіи крѣпостныхъ не только не думали, но считали его лишнимъ и даже вреднымъ. Лишь немногіе изъ предводителей дворянства отвѣтили на предложенія князя Куракина въ сочувственномъ тонѣ, большинство совсѣмъ не прислало отвѣта, нѣкоторые же увѣдомили только о полученіи предложенія. Впрочемъ и то нужно сказать, что министерскія намѣренія повсемѣстнаго учрежденія приходскихъ школъ безъ всякихъ затратъ со стороны государства, безъ опредѣленныхъ учителей, въ разсчетѣ на самодѣятельность прихожанъ, на „благонамѣренную попечительность“ помѣщиковъ и даровой трудъ приходскаго духовенства, являлись, конечно, неосуществимыми и сами по себѣ, въ чемъ скоро убѣдился и самъ ихъ иниціаторъ графъ Завадовскій. Къ тому же самъ князь Куракинъ въ 1808 году занялъ постъ министра внутреннихъ дѣлъ и переселился изъ Малороссіи въ Петербургъ,—дѣло о школахъ кончилось ничѣмъ.

Въ виду скудости литературы по исторіи грузинской церкви и малой разработки этой исторіи позволительно отмѣтить небольшую статью И. А. Джавахова „Къ исторіи церковныхъ реформъ въ древней Грузіи“ *), въ которой сдѣлана попытка изобразить дѣятельность ученаго монаха Георгія Аоонскаго или, какъ его чаще называютъ, Святогорца, болѣе извѣстнаго за свои литературные труды, но оставившаго по себѣ память и реформаторскими начинаніями. Сынъ грузинскаго сановника, Георгій получилъ въ Константинополѣ достаточное по своему времени научное образованіе, затѣмъ путешествовалъ по Палестинѣ и, наконецъ, поселившись въ Иверскомъ монастырѣ на Аѳонѣ, занялся дѣломъ перевода и исправленій грузинскихъ литургическихъ памятниковъ, начатымъ еще основателемъ монастыря Евѳиміемъ. Въ данномъ предпріятіи Георгій, во-первыхъ, докончилъ тѣ переводы памятниковъ, которые Евѳиміемъ были только начаты, во-вторыхъ, перевелъ тѣ изъ патристическихъ сочиненій, которыхъ тогда еще не существовало на грузинскомъ языкѣ, и въ-третьихъ, сличилъ съ греческими текстами новозавѣтныя

священныя книги, переведенныя въ древности съ армянскаго,—и такимъ образомъ уже одними этими своими трудами оказалъ великую услугу грузинской церкви. Но дальнѣйшія обстоятельства жизни Георгія дали ему возможность достигнуть еще большаго въ этомъ направленіи. Избранный за свои высокія духовныя качества и за необыкновенную эрудицію въ области церковной литературы игуменомъ аѳонскаго Иверскаго монастыря, Георгій еще въ этомъ санѣ и здѣсь въ самомъ монастырѣ дѣлаетъ попытку начать борьбу противъ ненормальныхъ порядковъ современной ему грузинской церкви. Именно, онъ возстановляетъ уставъ, данный монастырю самимъ Евѳиміемъ и послѣ него забытый, принципы и строй котораго, отвѣчая принципамъ и строю истинно христіанскихъ монастырей, шли, напротивъ, въ разрѣзъ съ давними грузинскими церковными традиціями. Главное зло въ грузинской церкви составлялъ сословный строй духовенства: начиная отъ католикоса и кончая священниками, всѣ принадлежали къ аристократіи и только лица дворянскаго происхожденія могли мечтать о церковной дѣятельности. Начало такой организаціи нѣкоторые грузинскіе памятники возводятъ еще къ УІ-му вѣку; начиная съ УІІ-го вѣка вплоть до ХІ-го всѣ святые и учители грузинской церкви, за исключеніемъ одного, дѣйствительно, принадлежали къ высшему сословію; въ УIII—IX вѣкахъ, при редактированіи житія св. Нины, даже этой просвѣтительницѣ Грузіи, вопреки дѣйствительности, описателемъ житія было приписано знатное происхожденіе, съ точки зрѣнія его современности очевидно только единственно и мыслимое. Зло такой организаціи заключалось, прежде всего, въ симоніи, дававшей возможность получать священный санъ тѣмъ, кто владѣлъ большимъ богатствомъ; затѣмъ, епископы, владѣя громадными церковными имуществами, стремились къ участію въ политическихъ дѣлахъ и нерѣдко съ своими ратными людьми становились то на сторону царя, то противъ него; зато церковныя дѣла у такихъ пастырей, заботившихся во всякомъ случаѣ лишь о личныхъ выгодахъ и интересахъ, пребывали въ пренебреженіи, паства оставалась безъ христіанскаго просвѣщенія, духъ христіанской жизни все болѣе и болѣе угасалъ. Борьбу противъ такого теченія въ церковной жизни Георгій начинаетъ, какъ уже было упомянуто, въ Иверскомъ монастырѣ, возстановляя требованія евѳиміевскаго иноческаго

устава. Такъ, онъ охотно принимаетъ въ число братіи трудолюбивыхъ лицъ незнатнаго происхожденія и отказываетъ въ томъ знатнымъ, не хотѣвшимъ отказаться отъ привычекъ своей изнѣженной свѣтской жизни; онъ требуетъ, чтобы братія вся поголовно, и не знатная и знатная, принимала участіе въ полевыхъ, садовыхъ и другихъ хозяйственныхъ работахъ; онъ изгоняетъ привычку монашествующихъ имѣть частную собственность и даже платье и облаченіе считаетъ принадлежащими не одному лицу, а каждому, по мѣрѣ надобности. А чрезъ нѣсколько лѣтъ, подобно этому, на тѣхъ же самыхъ началахъ и съ тѣми же требованіями, Георгій энергично дѣйствуетъ и въ самой Грузіи, когда, оставивъ Аѳонъ, пріѣзжаетъ сюда въ 1060 году по желанію царя Баграта IY, вызвавшаго Георгія для распространенія въ грузинскихъ церквахъ его новыхъ литургическихъ переводовъ. Обличительныя рѣчи Георгія пришлось выслушать не только грузинскимъ іерархамъ, но и самому царю; сущность этихъ рѣчей состояла въ требованіи изгнать симонію и въ томъ, чтобы царь не единолично назначалъ на священныя должности, а непремѣнно при участіи и съ согласія другихъ епископовъ, и всѣ бы руководились при этомъ не знатностью происхожденія кандидата, а его личными достоинствами. Георгій рѣшился даже и самымъ дѣломъ нарушить аристократическія традиціи грузинскаго духовенства и самъ произвелъ постригъ лицъ, происходившихъ изъ крѣпостныхъ и рабовъ. Случайно пріѣздъ Георгія въ Грузію совпалъ съ свирѣпствовавшимъ тамъ, по случаю хлѣбнаго неурожая, голодомъ, причемъ пришлось съ грустью наблюдать въ духовныхъ іерархахъ полное равнодушіе къ этому народному бѣдствію; нѣкоторые изъ епископовъ, игнорируя бѣдствующихъ, дѣлали большія затраты на украшенія монастырей, въ надеждѣ увѣковѣчить себя въ числѣ монастырскихъ благотворителей; другіе же просто копили свое богатство, не желая дѣлать изъ него употребленія ни для кого, кромѣ себя однихъ. Это дало поводъ къ новымъ обличеніямъ со стороны Георгія, выяснявшаго, что если преступно духовнымъ скоплять матеріальныя богатства при видѣ бѣдствующихъ пасомыхъ, то не составляетъ идеала и украшеніе монастырей безъ помощи ближнимъ. Дѣятельность Георгія въ Грузіи продолжалась пять лѣтъ, послѣ чего онъ вновь выѣхалъ въ Византію; но и въ этотъ короткій срокъ онъ зна-

/

чительно поколебалъ традиціонный строй грузинской церкви, основанный на сословныхъ принципахъ, и выдвинулъ впередъ значеніе личныхъ достоинствъ для улучшенія церковной іерархіи; во всякомъ случаѣ Георгій успѣлъ пріобрѣсти большую любовь грузинскаго народа, оставилъ себѣ послѣдователей среди современныхъ ему грузинскихъ епископовъ и потому имя его должно занять свое мѣсто въ исторіи грузинской церкви.

Статья М. Ю. Лахтина „Помощь раненымъ воинамъ въ ХУІІ вѣкѣ“ *) обращаетъ на себя вниманіе какъ историческая справка по поводу великаго христіанскаго дѣла, совершаемаго нынѣ врачебными и санитарными отрядами на Дальнемъ Востокѣ. Сознаніе необходимости организовать правильную подачу медицинской помощи больнымъ и раненымъ воинамъ окрѣпло на Руси только въ ХУІІ вѣкѣ, протекшемъ, какъ извѣстно, почти въ непрерывныхъ войнахгь. Ранѣе этого военно-медицинской организаціи у насъ не существовало, какъ не существовало тогда и постоянныхъ войскъ. „Первое упоминаніе о врачахъ въ спискахъ Верховаго Государственнаго Разряда относится, повидимому, къ 1616 году. Во вторую четверть ХУІІ вѣка врачи существовали уже въ очень многихъ полкахъ, особенно иноземныхъ“. Въ походѣ подъ Смоленскомъ въ 1632 году участвовало уже нѣсколько врачей. Но въ теченіи всей первой половины ХУІІ вѣка институтъ военныхъ врачей былъ еще крайне не устойчивъ; врачи приглашались только на время военныхъ дѣйствій и напр. голландскій врачъ Антовъ Андрыкасъ, пріѣхавшій въ Россію при Михаилѣ Ѳеодоровичѣ „для дохтурства“ добровольцемъ въ мирное время, не былъ принятъ на русскую службу. Естественно, что „отсутствіе военныхъ врачей въ мирное время обрекало ратныхъ людей на полную безпомощность въ случаѣ появленія въ полкахъ эпидеміи“. Осмотръ больныхъ и увѣчныхъ солдатъ при увольненіи ихъ со службы поручался не врачамъ, а воеводамъ, которые въ лучшемъ случаѣ ограничивались выдачею на руки больнымъ денегъ „на лечбу ранъ“, предоставляя уже имъ самимъ искать помощи, гдѣ и какъ знаютъ. Но во вторую половину ХУІІ вѣка и особенно къ концу ея нѣсколько лекарей въ полку сдѣлались явленіемъ уже обычнымъ, причемъ въ военную службу

стали назначаться и иноземные врачи. Напр. въ 1664 году въ полкъ воеводы Якова Черкассааго изъ Аптекарскаго Прпказа было командировано семь лекарей и одинъ косто-рравъ. Даже на окраинѣ Россіи въ Запорожскомъ войскѣ въ 1691 году находился иноземный врачъ Иванъ Комнинъ, который лечилъ больныхъ ,,какъ въ домахъ, такъ и въ похо-дѣхъ лѣтнихъ и зимнихъ“. Въ царствованіе Ѳеодора Алексѣевича иностранные врачи при пріемѣ на русскую службу обязывались даже клятвою „служити государю полковую службу, гдѣ великій государь укажетъ“. „Для слѣдованія за войсками доктору давалось 8-мъ подводъ, лекарю 2--5 подводъ, ученикамъ 1—2 подводы; весь санитарно-медицинскій обозъ состоялъ изъ 50—70 подводъ“. Обыкновенно съ врачами посылались въ полкъ значительные запасы лекарствъ; напр. въ 1678 году въ полкъ къ князю И. А. Хованскому въ Рыльскъ было послано лекарствъ на 150 рублей; а въ 1709 году „для леченія новобранныхъ драгунъ“ было отпущено на ле-карства стольнику Ю. С. Нелединскому-Мелецкому 1000 рублей. Лѳкарства присылались въ полки „по дохтурской записи, которыя къ болѣзнямъ пригодны и безъ которыхъ дохтуру ѣхать невозможно“. Врачи должны были находиться около „разряднаго шатра“, и всѣ, кому было до нихъ дѣло, „били объ нихъ челомъ, и имали къ себѣ отъ разряднаго шатра“. Врачи или командировались въ полкъ Аптекарскимъ Приказомъ, или приглашались единолично воеводами, стоявшими во главѣ полковъ, отъ которыхъ зависѣло и увольненіе врачей. Раненымъ, освобожденнымъ отъ военной службы, лекар-ства изъ царской аптеки отпускались нерѣдко даромъ, но не всегда; напр. на челобитной Ѳедора Бутурлина отъ 20 марта 1664 года, что онъ раненъ въ „бою сгь польскими и литовскими людьми“ и что „лечить его некому и нечѣмъ“, стоитъ помѣта: „государь пожаловалъ, велѣлъ лечить изъ аптеки и лекарства давать безч» денегъ“; но въ томъ же 1664 году подьячаго Ивана Башорова „за его службы и за раны и за полонное терпѣнье“ было разрѣшено „лечить изъ Аптекарскаго Приказа“ съ тѣмъ, чтобы „лекарство давать по цѣнѣ“.

Въ историко-этнографическомъ очеркѣ А. Б. Баллова „Понедѣльникъ "и понедѣлышчанье“ ‘) дается объясненіе

того, какъ произошли донынѣ существующій'•'на'Руси обычай поститься въ понедѣльникъ и повѣрье, что понедѣльникъ—день „тяжелый“, несчастливый для начала'какого-либо дѣла. Такъ какъ понедѣльникъ считается тяжелымъ днемъ не у однихъ только русскихъ, но и у всѣхъ почти народовъ западныхъ, то черты такого воззрѣнія, конечно, возможно искать еще въ западной астрологіи. У французовъ, итальянцевъ, испанцевъ, португальцевъ, германцевъ понедѣльникъ былъ посвященъ въ древности лунѣ, на что указываетъ и названіе его—„Dies lunae“, нынѣ существующее у этихъ народовъ,—луна же, по средневѣковой астрологіи, признавалась „планетой несчастія“. Но западная астрологическая литераг тура была распространена въ юго-западной Россіи еще въ XV вѣкѣ, а отсюда скоро перешла и на Сѣверъ, какъ объ этомъ свидѣтельствуютъ сохранившіеся списки разныхъ’азбу-ковниковъ и астрономій. Очень можетъ быть, что западныя астрологическія сочиненія въ нѣкоторой степени способствовали укрѣпленію въ русскомъ народѣ того взгляда, что понедѣльникъ день тяжелый. Но основа этого взгляда должна корениться несомнѣнно въ собственныхъ древнихъ русскихъ языческихъ вѣрованіяхъ. Въ этомъ убѣждаетъ то обстоятельство, что многія народныя празднества языческаго характера издавна пріурочивались русскими къ понедѣльнику. Такъ, съ понедѣльника Масляной недѣли въ Малороссіи женщины начинаютъ справлять такъ называемую „колотку“, подъ которою, по мнѣнію изслѣдователей, нужно разумѣть зиму, какъ олицетвореніе смерти, тьмы и холода; „колотка“, по народному повѣрью, въ понедѣльникъ рождается, а въ четвергъ умираетъ; поэтому съ понедѣльника малороссійскія крестьянки предаются пьянству и гульбѣ въ корчмахъ. Точно также множество народныхъ вѣрованій и обрядовъ, относящихся къ темнымъ силамъ природгд, къ бѣсамъ и вѣдьмамъ, въ Малороссіи связывается съ такъ называемымъ „Чистымъ понедѣльникомъ“, т. е. съ понедѣльникомъ первой недѣли Великаго поста. Этотъ день въ Малороссіи носитъ названіе полоскозуба, потому что тогда полощутъ зубы. „Полосканье состоитъ въ томъ, что въ этотъ день крестьяне обоего пола отправляются въ корчму и тамъ проводятъ цѣлый день, выполаскивая водкою зубы, чтобы нѳ осталось между ними сыра“. Если часть этого сыра, вынувъ изо рта, зашить въ кожу и носить подъ лѣвой рукой до Страстной недѣли, то

въ утреню страстнаго четверга или въ пасхальную утреню человѣкъ можетъ увидѣть вѣдьмъ. Ясное дѣло, что въ данномъ народномъ обычаѣ сказалось вѣрованіе въ вѣдьмъ, подъ вѣдьмами же предки русскихъ олицетворяли дождевыя тучи, скрадывающія мѣсяцъ и звѣзды и отнимающія урожай отъ хлѣбовъ. Далѣе, въ понедѣльникъ Свѣтлой седмицы можно достать шапку-невидимку, по народному повѣрью: для этого стоитъ только продѣлать нѣкоторую процедуру съ куринымъ яйцомъ, начавъ ее въ Чистый понедѣльникъ и закончивъ въ понедѣльникъ пасхальный; шапка-невидимка также имѣетъ значеніе небесныхъ тучъ, какъ туманныхъ покрововъ, которыми закрываются небесныя свѣтила отъ взоровъ человѣка. Въ понедѣльникъ Ѳоминой недѣли въ Малороссіи издавна празднуются такъ называемые „проводы покойниковъ“, т. е. обратное провожденіе ихъ въ загробный міръ, сопутствуемое поминовеніемъ и разными обрядами и вызываемое тѣмъ, что въ четвергъ на Пасхѣ мертвецы, по народному повѣрью, выпускаются съ того свѣта, чтобы праздновать имъ свою Пасху; здѣсь также сохранились очевидные слѣды языческихъ вѣрованій. Къ понедѣльнику Троицкой недѣли въ старину пріурочивалось извѣстное пусканіе вѣнковъ въ воду, выполняемое нынѣ въ самый Троицынъ день. Къ первому понедѣльнику Петрова поста во многихъ мѣстахъ издавна пріурочиваются такъ называемые проводы русалокъ; русалки по древнему языческому представленію суть не что иное, какъ души умершихъ, весною живущія въ озерахъ и рѣкахъ, около Троицы—на деревьяхъ, а послѣ „проводовъ“ уходящія подъ землю; такимъ образомъ съ празднованіемъ понедѣльника и здѣсь соединялось представленіе о темныхл> силахъ природы, смерти и холодѣ. Но если понедѣльникъ издавна былъ посвященъ у русскихъ темнымъ божествамъ, то въ понятіяхъ язычника онъ не могъ почитаться счастливымъ днемъ. Затѣмъ, съ принятіемъ христіанства укрѣпленію вѣрованія, что понедѣльникъ есть день тяжелый, способствовало, между прочимъ, то обстоятельство, что къ понедѣльнику пріурочивались наказанія, какимъ подвергалъ великій князь Владиміръ упорствовавшихъ въ язычествѣ своихъ подданныхъ и нежелавшихъ исполнять христіанскія обязанности. Но ничего недѣланіе въ понедѣльникъ, вытекавшее изъ представленія о томъ, что это—день тяжелый, несчастливый, съ теченіемъ времени превратились въ

понятіе о понедѣльникѣ, какъ днѣ праздничномъ. Отсюда въ нѣкоторыхъ народныхъ разсказахъ понедѣльникъ называется „святымъ“ и представляется въ ч-еловѣческомъ образѣ, подобно Прасковеѣ-Пятницѣ. Такъ, напримѣръ, въ одномъ разсказѣ, записанномъ вгь Курской губерніи, говорится, что на томъ свѣтѣ первая встрѣча умершаго бываетъ „со святымъ Понедѣльникомъ“, который и распрашиваетъ человѣка о содѣянныхъ имъ грѣхахъ. Отсюда и прямой выводъ о почитаніи понедѣльника. Вѣроятно еще на самыхъ первыхъ норахъ христіанства на Руси пастыри церкви, изгоняя языческія празднества, пріуроченныя къ понедѣльникамъ и сопровождавшіяся разгуломъ, поучали народъ замѣнить языческія привычки христіанскими добродѣтелями и вмѣсто разгула посвятить этотъ день посту и воздержанію. Во всякомъ случаѣ, обычай „понедѣльничанья“ есть обычай древній, о немъ упоминается въ рукописяхъ еще XVI вѣка. Сущесвуетъ народный разсказъ о томъ, какъ „святой Понедѣльникъ“ вмѣстѣ съ пророкомъ Иліею говѣетъ въ монастырѣ, и въ этомъ разсказѣ есть прямое защтцен-іе ѣсть въ понедѣльникъ скоромное. С. Крестовъ.

II.

Новыя книги.

’А р у• і ix. К я X л { ѵ і х о ; Л г л >. х я ѵ rj с. Tot :гѵ тоі~ хшоігі той Патріяр-уіхой ’АругющоЛахгіоо. ’гніат^я ’гххХігіаіяатіхя гууряѵа ~я

ясроршѵта sic тяс аугагіс тоб'Оіхооагѵ'.хой Пятріяругіоо ~ро; тяс, ’гх/Хтгрія; ’АХг$аѵоргіяс, ’Аѵтюугія;, ТгроаоЛоасоѵ хяі. Кбітроо (1574—1863). Ксоѵатаѵтіѵоб-оХіс. 1904. ИгХ. 700 (Хранящіеся въ кодексахъ Патріаршаго Архива оффиціальные церковные документы, касающіеся отношеній Вселенской Патріархіи къ церквамъ Александріи, Антіохіи, Іерусалима и Кипра).

Исторія греко-восточной церкви турецкой эпохи весьма мало разработана въ научномъ отношеніи. Одною изч> причинъ этого служитъ крайняя скудость научно-историческихъ матеріаловт>. Изслѣдователь судьбы греко-восточной церкви XVI и послѣдующихъ вѣковъ располагаетъ весьма ограниченными источниками, извѣстными въ печати, и обреченъ на безплодную, въ смыслѣ научной продуктивности, работу, если станетъ оперировать надъ матеріаломъ, уже достаточно опро-

дѣлившимся въ исторической наукѣ. Но несомнѣнно, имѣются свѣжіе и новые матеріалы для отмѣченной области церковно-историческаго знанія. Они разсѣяны по архивамъ и библіотекамъ восточныхъ патріархій, аѳонскихъ и иныхъ монастырей, константинопольскихъ и иныхъ греческихъ церквей, школъ, ученыхъ и благотворительныхъ учрежденій и т. д., гдѣ и хранятся въ рукописныхъ кодексахъ, связкахъ, тетрадяхъ... Сюда, къ этому источнику историческихъ матеріаловъ и должна быть обращена любознательность историка турецкихъ временъ греко-восточной церкви, здѣсь именно онъ найдетъ документы, еще невѣдомые ученымъ и проливающіе свѣтъ на различныя стороны церковно-общественной жизни православнаго Востока. Но въ этомъ отношеніи существуютъ пока немногія попытки отдѣльныхъ лицъ, преимущественно стоящихъ вблизи указанныхъ источниковъ историческаго вѣдѣнія. Къ числу такихъ дѣятелей исторической науки нужно отнести о. архимандрита Каллиника Деликани, начальника архива при вселенскомъ престолѣ въ Константинополѣ (apysicKpuAocäj too oixooij.evwoö Ѳроѵоо), извѣстнаго своими трудами по опубликованію церковныхъ документовъ изъ этого рукописнаго собранія. Въ 1902 году архимандритъ Каллиникъ издалъ „Описательный каталогъ оффиціальныхъ церковныхъ документовъ о монастыряхъ Аѳона, сохранившихся вл> кодексахъ патріаршаго архива“ въ Константинополѣ, а недавно опубликовалъ собраніе документовъ изъ того же источника, касающихся отношеній вселенской патріархіи къ церквамъ Александріи, Антіохіи, Іерусалима и Кипра, въ періодъ 1574—1863 годовъ. Оба изданія исполнены по распоряженію константинопольскаго патріарха Іоакима III, извѣстнаго своею любовью къ наукѣ и просвѣщеннымъ покровительствомъ всякому серьезному научному начинанію, частному и общественному. Послѣдній трудъ о. архимандрита Каллиника заслуживаетъ вниманія всѣхъ, интересующихся новѣйшей церковной исторіей.

Необходимо, прежде всего, сказать, что патріаршій архивъ въ Константинополѣ не оправдываетъ ожиданій византолога и нѣсколько не удовлетворятъ желаніямъ историка турецкой эпохи греческой церкви. Документовъ византійскаго происхожденія здѣсь весьма немного и они проникли сюда, большею частью, случайно, а рукописные памятники турецкой эпохи греко-восточной церкви не восходятъ, по времени

своего происхожденія, ранѣе второй четверти ХУІ вѣка. Причины послѣдняго явленія различны. Кодексы документовъ, поступавшихъ въ патріархію въ началѣ турецкой эпохи, совсѣмъ не сохранялись, потому что каждый патріархъ смотрѣлъ на посылаемыя ему оффиціальныя грамоты, какъ на частную свою собственность, и, оставляя патріаршій престолъ, обыкновенно бралъ съ собою и рукописный инвентарь. Только исходищимъ бумагамъ велась систематическая запись, по которой и можно судить о пропавшихъ документахъ. Затѣмъ, патріархи іерусалимскіе, александрійскіе и антіохійскіе обыкновенно имѣли въ Константинополѣ своихгь представителей или ефоровъ, въ лицѣ митрополитовъ или даже свѣтскихъ. лицъ, чрезъ посредство которыхъ и вели свои сношенія съ патріархами константинопольскими и у которыхъ сосредоточивалась ихъ корреспонденція, безслѣдно потомъ исчезнувшая. Весьма рѣдко они обращались прямо на Фанаръ. А когда восточные патріархи поселялись въ Константинополѣ на жительство, то ихъ переписка съ вселенской патріархіей и совсѣмъ прекращалась. Этимъ и объясняется то, что въ сохранившихся на Фанарѣ оффиціальныхъ кодексахъ иногда за цѣлый продолжительный періодъ не встрѣчается ни одного документа, касающагося сношеній восточныхъ патріарховч^ между собою. Больше всего въ этихъ кодексахъ встрѣчается протоколовъ объ избраніи и перемѣщеніи архіереевъ. Къ сожалѣнію, нѣкоторые документы пропали уже въ позднѣйшее время: они были вырваны или вырѣзаны недобросовѣстными изслѣдователя рукописнаго достоянія греческой церкви и народа, не оцѣнившими оказаннаго имъ просвѣщеннаго довѣрія. Далѣе, патріаршіе чиновники считали поступавшіе къ нимъ оффиціальные документы своею собственностью и распоряжались ими по своему усмотрѣнію. Нѣкоторые изч3 нихъ составляли спеціально для себя цѣлые кодексы такихъ документовъ и, по выходѣ въ отставку, помѣщали ихъ въ своихъ библіотекахъ, а потомъ по завѣщанію передавали въ собственность своимъ родственникамъ. Любопытная въ этомъ отношеніи приписка сохранилась на одномъ кодексѣ Критія, содержащемъ до 600 документовъ XVII и XVIII вѣковъ и находящемся теперь въ патріаршемъ архивѣ. „Настоящій кодексъ, гласитъ эта приписка, принадлежалъ блаженно-почившему Критію, клирику великой церкви, и послѣ его смерти былъ его дѣтьми проданъ, вслѣдствіе нужды, евреямъ, на

вѣсъ, вмѣстѣ съ остальными его книгами; евреи, въ свою очередь, продали его на рынокъ. мелочнымъ торговцамл? и продавцамъ сладостей; отъ нихъ купилъ его я, Павелъ Властарь изъ Митилины, проживающій въ Константинополѣ“. Испытавъ различныя превратности, кодексъ, наконецъ, попалъ въ руки вселенскаго патріарха Григорія YI, который и передалъ его въ патріаршій архивъ. А кодексъ великаго логоѳета Іеракса (1575—1611 г.), послѣ многихъ собственниковъ, нашелъ безопасное себѣ убѣжище въ національной библіотекѣ въ Аѳинахъ. Сколько, однако, драгоцѣнныхъ кодексовъ поступило на столичные рынки, въ руки невѣжественныхъ торговцевъ, которые и израсходовали оффиціальныя историческія хартіи на обертку своихъ дешевыхъ продуктовъ и товаровъ... Далѣе, необходимо имѣть въ виду столичные пожары, которые весьма часто происходили и на Фанарѣ и до тла истребляли скудное патріаршее добро. Аоанасій Комнинъ Ипсилантисъ говоритъ, напримѣръ, о весьма разрушительныхъ пожарахъ въ 1720 и 1738 годахъ, когда въ огнѣ погибли патріаршія зданія, а вмѣстѣ съ ними сгорѣли и многіе кодексы патріархіи, такъ какъ ихъ не успѣли помѣстить въ каменномъ зданіи („Та іхЕта TTjV а/.шзіѵ“, а. 319, 343). Наконецъ, злая година греческаго возстанія 1821 г., съ ея терроромъ, убійствами, разореніемъ храмовъ и пожарами, весьма гибельно отразилась и на оффиціальномъ книгохранилищѣ патріархіи, уничтоживъ почти всѣ труды прежнихъ патріарховъ по организаціи архива и заставивъ ихъ вновь заняться этимъ старымъ дѣломъ. Вотъ причины сравнительной скудости оффиціальныхъ кодексовъ патріаршаго архива за XYI, XYII и XYIII столѣтія. Только ХІХ-й вѣкгь блестяще представленъ здѣсь богатѣйшимъ и разнообразнѣйшимъ собраніемъ документовъ.

Въ книгѣ Каллиника Деликани помѣщено 586 документовъ историческаго и каноническаго содержанія, представляющихъ весьма цѣнный научный матеріалъ. Документы предложены здѣсь или въ подлинномъ, буквальномъ текстѣ (зтгі ае£еі), или въ близкомъ къ оригиналу переложеніи (іѵ -spdr^Ei). Чтобы ознакомиться съ ихъ составомъ и содержаніемъ., предложимъ обзоръ документовъ, относящихся къ исторіи церкви александрійской.

Всѣхъ документовъ, касающихся церковныхъ сношеній Константинополя и Александріи, въ книгѣ издано 80, за время отъ 1621 до 1870 года. Собраніе грамотъ открывается прото-

колами—объ избраніи александрійскаго патріарха Кирилла Лукариса на вселенскую каѳедру (4 ноября 1621 г.) и іеромонаха Герасима на александрійскій патріаршій престолъ (30 ноября того же года). Примѣчателенъ второй протоколъ (стр. 5—6), показывающій, что избраніе и александрійскихъ патріарховъ въ началѣ XVII в. происходило въ Константинополѣ, при участіи священнаго синода и митрополитовъ вселенской церкви: подъ актомъ подписались 28 митрополитовъ константинопольской церкви. Редакція обоихъ протоколовъ— обычная, традиціонная. Послѣ избранія Герасима на александрійскій престолъ^ онъ представилъ патріарху Кириллу Лу-карису исповѣданіе вѣрѣ, присоединивъ къ нему и обѣщаніе хранить церковный миръ (стр. 6—7). Слѣдующій документъ»* (отъ 1665 г.) касается александрійскаго патріарха Паисія, извѣстнаго своимъ участіемъ въ судѣ надъ русскимъ патріархомъ Никономъ. Когда Паисій отправился въ Россію, то турецкое правительство было недовольно этимъ и потребовало отъ константинопольскаго патріарха Парѳенія IV, какч> представителя предъ Портой за всю ромёйскую райю, низложенія Паисія. Парѳеній, уступая внѣшнему давленію и угрозамъ, долженъ былъ согласиться на это: въ ноябрѣ 1665 г. онъ издалъ грамоту о низложеніи Паисія, мотивируя актъ тѣмъ, что александрійскій патріархъ долгое время находится вдали отъ каоедры, въ невѣдомомъ мѣстѣ (стр. 7—9). Далѣе, константинопольскій патріархъ Гавріилъ III въ 1702 г. имѣлъ переписку съ александрійскимъ патріархомъ Герасимомъ по поводу такого богослужебнаго новшества:' Герасимъ, во время совершенія литургій, тайно произносилъ возгласы: Пріимите, идите... и Пійте отъ нея ecu..., а слова—И сотвори -убо... возглашалъ ВТ) слухъ. Константинопольскій патріархъ осудилъ нововведеніе и убѣждалъ» Герасима хранить церковный уставъ въ точности (стр. 10—16). Бывшій александрійскій патріархъ Косма, обремененный долгами и находившійся въ большой бѣдности, испросилъ себѣ (1713 г.) денежное вспомоществованіе—въ одну тысячу гросіевъ ежегодно—изъ казны вселенской патріархіи, съ обязательствомъ не производить никакихъ смутъ; субсидія была назначена ему впредь до назначенія на архіерейскую каоедру (стр. 16—18). А современный александрійскій патріархъ Самуилъ, противъ котораго интриговалъ Косма, былъ признанъ (1713—1714 г.) законнымъ архипастыремъ, въ силу оправдательной грамоты вселенскаго

патріарха Кипріана (стр. 18—21). Этотъ Самуилъ также былъ весьма бѣденъ и обремененъ долгами. Въ 1718 г. онъ прибылъ въ Константинополь съ намѣреніемъ отыскать средства для уплаты долговъ. Современный вселенскій патріархъ Іеремія III одною грамотою, обращенною къ христіанамъ Галаты, приглашалъ ихъ оказать александрійскому патріарху возможное вспомоществованіе (стр. 21—24), другою просилъ архіереевъ и христіанъ константинопольскаго патріархата придти на помощь Самуилу, когда онъ явится для сбора пожертвованій въ тотъ или иной городъ (стр. 25—29), а с и галліемъ 1718 г. приписалъ къ александрійскому престолу, въ ^.чествѣ метоха, ставропигіальный въ Унгровлахіи храмъ св. Георгія Черника съ его владѣніями (стр. 29—33). Въ 1740 г. константинопольскій патріархъ Неофитъ VI отправилъ посланіе александрійскому патріарху Космѣ относительно чешскихъ братьевъ, рекомендуя церковное общеніе съ ними (стр. 36—38). Далѣе слѣдуетъ цѣлый рядъ протоколовъ объ избраніи на александрійскій престолъ патріархомъ—Космы (1737 г.), Матѳея (1746 г.), Кипріана (1766 г.), Герасима (1783 г.), Парѳенія (1788 г.) и Ѳеофила (1805 г.); всѣ они были избраны въ Константинополѣ, по волѣ мѣстныхъ патріарховъ и священнаго синода митрополитовъ, признававшихъ за собою право оказать братское содѣйствіе и помощь александрійской церкви, о чемъ ихъ просили и мѣстное духовенство и народъ (стр. 39- 47). Патріархъ Ѳеофилъ въ теченіе семи лѣтъ жилъ на островѣ Патмосѣ и совершенно игнорировалъ нужды своей паствы. Поэтому вселенскій патріархъ Хрисанѳч», вмѣстѣ съ іерусалимскимъ Поликарпомъ и синодомъ, лишилъ въ 1825 г. Ѳеофила престола и въ октябрѣ того же года избралъ его преемникомъ Никейскаго митрополита Іерооея (стр. 47—51). Обч> этомъ Хрисанѳъ особою грамотой извѣстилъ митрополитовъ, клиръ и народъ александрійскаго престола (51—55). Константинопольскіе патріархи — Хрисанѳъ, Агаѳангелъ и Константій I имѣли переписку съ александрійскимъ патріархомъ Іероѳеемъ преимущественно по финансовымъ дѣламъ, вслѣдствіе крайней задолженности александрійскаго престола (56--63).

Знаменитый патріархъ Григорій VI отправилъ въ Египетъ двѣ грамоты по брачнымъ дѣламъ и явился горячимъ обличителемъ предщ александрійской паствой дѣйствій католическихъ и протестантских'ь миссіонеровъ. Въ частности,’

одно его посланіе къ патріархамъ александрійскому и антіохійскому (отъ 1838 г.) сообщаетъ, лто Григорій VI съ большимъ трудомъ исхлопоталъ у султана указь, запрещавшій инославнымъ клирикамъ одѣваться такъ же, какъ одѣвались клирики православные. Это былъ большой и сложный вопросъ, долго волновавшій вселенскую и иныя патріархіи, потому что католическіе и протестантскіе миссіонеры, одѣваясь въ одежды греческихъ клириковъ, оказывались волками среди православнаго населенія Востока и приносили громадный вредъ православной церкви, уловляя въ коварно разставленныя сѣти вѣрныхъ ея чадъ. Протестъ вселенскихъ патріарховъ противъ хитраго пріема инославныхъ дѣятелей встрѣтилъ упорное и систематическое противодѣйствіе со стороны Порты, находившейся подъ давленіемъ западной дипломатіи. Но энергичный патріархъ Григорій VI, отличавшійся желѣзной волей, сломилъ это противодѣйствіе. Мы не дали сна очамъ своимъ, писалъ тогда патріархъ, и головѣ— успокоенія, и благодареніе всемогущему Богу,—не пропали напрасно нашя усилія, усердныя наши просьбы и непрерывныя наши ходатайства были услышаны султаномъ, который и выдалъ державный указъ, упраздняющій гибельныя замыслы инославныхъ миссіонеровъ, преграждающій ихъ произволъ и устанавливающій отличіе ихъ въ одеждѣ отъ нашихъ священниковъ (69). Не ограничившись этимъ, Григорій VI въ томъ же 1838 г. извѣстилъ патріарховъ александрійскаго и антіохійскаго, что намѣренъ издать спеціальное противъ папистовъ окружное посланіе по всей паствѣ грековосточной церкви и изобличить ихъ коварство и ухищренія въ совращеніи православныхъ, и просилъ патріарховъ принять участіе въ составленіи посланія, дабы оно имѣло за собою авторитетъ всей восточной церкви (—70). Патріархи соч}шственно привѣтствовали иниціативу Григорія VI и, между прочимъ, предложили издать посланіе и въ арабскомъ переводѣ (—72). Когда посланіе было составлено, Григорій VI увѣдомилъ объ этомъ патріарховъ и предложилъ возможно больше распространить его среди духовенства и народа патріархатовъ (73—76). Наконецъ, по случаю появленія на Іонійскихъ островахъ либеральнаго узаконенія о бракѣ, патріархъ Григорій VI пригласилъ и александрійскаго патріарха Іероѳея принять участіе въ составленіи тома о брачныхъ сожитіяхъ, основаннаго на церковныхъ канонахъ.

Далѣе, патріархъ Германъ IV’ въ 1844 г. писалъ александрійскому патріарху Іерооею относительно жалованья для халепскаго митрополита. Епархія послѣдняго была бѣдна и населеніемъ, и средствами, поэтому митрополитъ испытывалъ крайнюю нужду. На помощь ему пришелъ константинопольскій патріархъ и, совмѣстно съ іерусалимскимъ патріархомъ Аоанасіемъ, назначилъ ежемѣсячное жалованье въ тысячу гросіевъ (около 80 рублей). Но и сами патріархи были бѣдны, поэтому рѣшено было собирать упомянутую сумму такимъ образомъ: константинопольскій и іерусалимскій патріархи будутъ давать по триста гросіевъ въ мѣсяцъ, александрійскій—250 и антіохійскій 150 гр. Объ этомъ и были посланы двумъ послѣднимъ патріархамъ соотвѣтствующія грамоты (80—83). По смерти александрійскаго патріарха Іероѳея (1845 г.), константинопольскій патріаршій синодъ, слѣдуя прежней практикѣ, избралъ его преемникомъ кестентилій-скаго митрополита Артемія (83—84). Однако представители александрійской церкви были на сторонѣ мѣстнаго архимандрита Іероѳея. Произошелъ разладъ между Константинополемъ и Александріей, давшій поводъ патріарху Мелетію Ш и синоду обратиться къ александрійской паствѣ съ увѣщаніями признать Артемія законнымгь своимъ патріархомъ (84— 90). Но дѣло окончилось отреченіемъ Артемія (30 января 1847 г.), желавшаго этимъ водворить миръ въ нѣдрахъ александрійской церкви. Константинопольскій синодъ послѣ этого назначилъ бывшаго патріарха проедромъ прежней его кентестилійской епархіи (91—94).

Преемникомъ Артемія былъ избранъ архимандритъ Іеро-оей, котораго сначала константинопольскій синодъ возвелъ на ливійскую митрополичью каѳедру, а потомъ, при участіи представителей патріарховъ антіохійскаго и іерусалимскаго, назначилъ на александрійскую патріаршую каѳедру. По этому поводу между патріархами велась оживленная корреспонденція, часть которой (11 документовъ) и помѣщена въ разсматриваемой книгѣ (стр. 94—113). Съ патріархомъ Іеро-оеемъ 11 (1847 — 1858 г.) имѣли сношенія вселенскіе патріархи---Анѳимъ VI по вопросу о головномъ уборѣ для римско-католическаго духовенства и о владѣніяхъ александрійскаго престола въ Молдавіи (113—118), Анѳимъ IV—о монастырѣ Улатарп въ Унгровлахіи и признаніи церкви королевства греческаго автокефальною, о брачныхъ сожитінхъ іг

монастырскихъ земляхъ въ Молдавіи и ир. (118—128), Кириллъ 'VII выразилъ недовольство по поводу назначенія Іероѳеѳмъ преемника себѣ по престолу (129—132). Въ январѣ 1858 г. константинопольскій синодъ избралъ на александрійскій престолъ ѳессалоникскаго митрополита Каллиника, на котораго указали, въ числѣ кандидатовъ патріаршества, и александрійскій клиръ и народъ. По этому дѣлу въ сборникѣ опубликованы четыре документа (132—137). Затѣмъ, когда въ Константинополѣ, но требованію хатти-хумаюна, было учреждено временное народное собраніе для реформы административнаго строя, то патріархъ Кириллъ извѣстилъ Каллиника, чтобы онъ прислалъ двухъ своихъ депутатовъ—духовнаго и свѣтскаго (138). Но Каллиникъ предпочелъ самъ явиться въ Константинополь, гдЬ и принялъ участіе въ засѣданіяхъ преобразовательнаго собранія (1.39—142). 24 мая

1861 г. Каллиникъ добровольно отрекся отъ престола, вслѣдствіе болѣзни, о чемъ оффиціально и увѣдомилъ вселенскаго патріарха Іоакима II и синодъ (стр. 142—144). Его преемникомъ былъ избранъ кизикскій митрополитъ Іаковъ (144—145). Но въ Египтѣ явились другіе претенденты на престолъ— синайскій архіепископъ Кириллъ и архимандритъ Евгеній, вокругъ которыхъ образовались партіи, вступившія во взаимную борьбу. Въ александрійской церкви водворились смуты. Представители кинотовъ Каира и Александріи обратились къ посредничеству вселенскаго патріарха Іоакима II, который въ маѣ 1861 г. послалъ имъ примѣчательное посланіе о мирѣ и согласіи, а вмѣстѣ съ тѣмъ увѣдомилъ объ избраніи въ Константинополѣ Іакова и предложилъ признать его законнымъ патріархомъ (145—149). Послѣдній документъ есть протоколъ объ избраніи на александрійскую каѳедру бывшаго вселенскаго патріарха Софронія (въ маѣ 1870 г.). Документъ говоритъ о внутреннихъ смутахъ въ александрійской церкви, требующихъ опытнаго и мудраго кормчаго. II Софроній оказался вполнѣ на высотѣ назначенія, какъ свидѣтельствуетъ дальнѣйшая исторія. Синодъ, избравъ его на александрійскій престолъ, сохранилъ за нимъ прежній вселенскій титулъ „~аѵауіштятос“ (151—153).

Таковы опубликованные въ книгѣ о. Деликани документы, касающіеся сношеній константинопольской церкви съ александрійской. Аналогичны по содержанію и документы, относящіеся къ церквамъ антіохійской, іерусалимской, синайской

и кипрской. Это—протоколы объ избраніи патріарховъ и митрополитов'ь, патріаршіе и синодальные сигилліи духовен-ству и народу о новыхъ іерархахъ и повиновеніи имъ, грамоты относительно имущественныхъ дѣлъ, увѣщанія по поводу церковныхъ нестроеній и особенно—въ виду инославной пропаганды, опредѣленіе взаимоотношеній между церквами, въ частности іерусалимской и синайской, и т. п. Документы, за небольшимъ исключеніемъ, публикуются въ первый разъ, заимствованы изъ оффиціальныхъ кодексовъ, изданы, въ отношеніи правильности текста, образцово и вообще представляютъ глубокій научный интересъ. Изслѣдователь исторіи церквей антіохійской, александрійской, синайской и др., извѣстной вообще весьма мало, никоимъ образомъ не долженъ оставлять безъ вниманія богатую матеріаломъ книгу константинопольскаго ученаго.

Но, кромѣ научнаго интереса, прекрасное изданіе о. Ка.і-линика Деликани имѣетъ и весьма важное административнопрактическое значеніе. Въ послѣднее время на православномъ востокѣ стали возникать смуты, вредно отражающіяся на внутреннемъ состояніи той или другой церкви. Достаточно указать на автокефальную церковь кипрскую, гдѣ болѣе четырехъ лѣтъ нѣтъ архіепископа, главы церкви и предсѣдателя синода, и неизвѣстно, когда именно онъ будетъ избранъ: существующія на Кипрѣ партіи никакъ не могутъ сговориться относительно кандидата и въ то же время отвергаютъ посредничество патріарховч», ссылаясь на автокефальность. Между тѣмъ достаточно небольшой исторической справки, дабы увидѣть, что автокефальности кипрской церкви никакая опасность не угрожаетъ отъ братскаго содѣйствія со стороны восточныхъ патріарховъ, ни мало не претендующихъ на ея независимость, а лишь протягивающихъ руку помощи собрату, находящемуся въ бѣдѣ. Пристрастные защитники автокефаліи Кипра могли бы съ пользой для себя ознакомиться съ поучительной книгой о. Деликани.

Въ концѣ предисловія къ своей книгѣ о. Каллиникъ говоритъ о научной необходимости изданія и другихъ матеріаловъ для драгоцѣннаго „Собранія сохранившихся документовъ патріаршаго константинопольскаго престола“. Нашъ ученый уже положилъ начало этой—но истинѣ Иракловой—работѣ. Отъ души желаемъ, чтобы прекрасное начало дѣла имѣло во вселенской патріархіи и достойное продолженіе. И. С.

Печатать позволяется. С.-ІІетербургъ, 1 февраля 1905 года.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ

Санкт-Петербургская православная духовная ака-демия Русской Православной Церкви - высшее учебное заведение, целью которого является подготовка священнослужителей, преподавателей духовных учеб-ных заведений и специалистов в области богословских и церковных наук. Подразделениями академии являются: собственно академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет ино-странных студентов.

Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»

Проект осуществляется в рамках процесса компьютеризации Санкт-Петербургской православной духовной академии. В подготовке электронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта - ректор академии епископ Гатчинский Амвросий. Куратор проекта - проректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Матери-алы журнала подготавливаются в формате pdf, распространяются на компакт-диске и размещаются на сайте академии.

На сайте академии

www.spbda.ru

> события в жизни академии

> сведения о структуре и подразделениях академии

> информация об учебном процессе и научной работе

> библиотека электронных книг для свободной загрузки