CC BY
7
Филологические науки / Philological Science Оригинальная статья / Original Article УДК 811.352.342
DOI: 10.31161/1995-0667-2018-12-1-35-38
Обусловленные религией адыгские обычаи и их отображение в прозе Х. Ашинова
© 2018 Биданок М. М.
Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований им. Т. М. Керашева,
Майкоп, Россия; e-mail: [email protected]
РЕЗЮМЕ. Цель статьи - рассмотрение присутствующей в последние полвека как в глобальной, так и в адыгской литературе религиозности. Основной комплекс методов составляет аналитико-синтетическое сопоставление художественных произведений с учетом мифо-эпического материала в адыгском наследии. Выводы. Обращаясь к степени изученности темы, автор рассматривает мифо-эпические мотивы и проявления в прозе адыгского писателя 60-х гг. ХХ в. Хазрета Ашинова, делая вывод об актуальности душевно-нацеленных объектов в изложении и сегодня.
Ключевые слова: проза, религия, адыг, Ашинов, конь, песнь, мистицизм.
Формат цитирования: Биданок М. М. Обусловленные религией адыгские обычаи и их отображение в прозе Х. Ашинова // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. 2018. Т. 12. № 1. С. 35-38. DOI: 10.31161/1995-0667-2018-12-1-35-38.
Adyghe Religious Customs and Their Display in Kh. Ashinov's Prose
© 2018 Marziyat М. Bidanok
Т. M. Kerashev Adyghe Republican Institute for Humanitarian Studies, Maykop, Russia; e-mail: [email protected]
ABSTRACT. The aim of the article is studying the religiosity presented in the last half-century in both global and Adyghe literatures. The main set of methods is analytic-synthetic comparison of works of art subject to the mytho-epic material in the Circassian heritage. Conclusion. Turning to the topic exploration degree, the author examines the mytho-epic motifs and manifestations in Khazret Ashinov's prose, the Adyghe writer of 60s of the 20th century, making the conclusion about the relevance of emotionally focused objects in the presentation today.
Keywords: prose, religion, Adyghe, Ashinov, horse, song, mysticism.
For citation: Bidanok M. M. Adyghe Religious Customs and Their Display in Kh. Ashinov's Prose. Dagestan State Pedagogical University. Journal. Social and Humanitarian Sciences. 2018. Vol. 12. No. 1. Pp. 35-38. DOI: 10.31161/1995-0667-2018-12-1-35-38. (In Russian
Введение
Вера в Бога, запрещавшаяся и преследуемая в советское время, сегодня ощутимо воздействует на образ мыслей тысяч индивидов. Вероисповедальный элемент ясно просматривается в большинстве социально-эстетических и других творческих направлений, имеющих место в планетарном масштабе. Существующее сегодня в России сосредоточение внимания
властных структур на вероисповедальных интересах выступает результатом некоторой рядовой, общественной, но отнюдь не правовой установки. В имеющихся юридических актах достаточно сложно определить и выделить базовые для людей предпочтения. И потому упоминание их в художественных текстах приобретает все большую значимость сегодня.
Цель и методы исследования
Цель научной работы состоит в рассмотрении религиозно-обусловленных традиций в менталитете адыгов на фоне их отображения в художественной прозе адыгского писателя Х. Ашинова. Основной комплекс методов составляет аналитико-синтетическое сопоставление художественных произведений с учетом мифо-эпического материала в адыгском наследии.
Результаты
Данное социальное явление предназначено для того, чтобы дополнить жизнь нормативными понятиями, организованностью и системой, построенными на индивидуальной независимости и принципиальности. По мнению ряда исследователей, которое мы разделяем, различие между юридическим правом и духовными установками ощутимо. Оно состоит в том, что юридические каноны формируются государством, а моральные предпочтения - персональным сознанием. Причем юридический канон закреплен в специфическом официальном документе, моральный -преимущественно в человеческом мозге. Следовательно, первый обеспечивается принуждающей силой государства, второй опирается на ход общественной мысли. Таким образом, вероисповедание, принадлежащее ко второй группе приоритетов, чаще оказывается интенсивным, но юридически не подкрепленным современным явлением.
В региональном отношении специфическое положение обрела многовековая религия в северокавказской действительности. Вероисповедальные предпочтения северокавказских народов с момента приобретения письменности отображались в национальных литературах на протяжении всего прошлого века. Они остаются активными и по сей день. Как свидетельствуют документы, представители адыго-абхазской языковой группы, в числе многих иных этносов, до вступления в мусульманство предпочитали язычество (ма-джъуси дин), а затем христианство (къри-стан дин). Всемогущество конфессии в целом состоит в том, что далеко не одно столетие она ощутимо воздействует на массовое мышление. Оно при том остается верным ей столько, сколько функционирует планетарная культура. Многие верования прежних тысячелетий появлялись экспромтом, выступали характерными для конкретных племен, а позже - и этносов. Почвой их установления
могли оказаться определенные социально-политические обстоятельства. Они относимы к непосредственному историческому периоду, а материалом их разрастания является действующий народ. В случае утери данных базовых приоритетов могла быть повержена также массовая религиозная убежденность. Вот что говорит о месте религии на Северном Кавказе доктор философских наук, кандидат исторических наук К. Х. Унежев, «Национальные боги могли терпеть рядом с собой других национальных богов других народов. Таким образом, религия - сложное социально-историческое явление и форма общественного сознания» [5, с. 124].
Концентрировали интерес на некоторых аспектах адыгского язычества и такие инонациональные историки, лингвисты и путешественники дореволюционного периода, как В. В. Васильков, Л. Я. Люлье, А. Махвич-Мацкевич, Дж. Лонгворт, Ф. Дюбуа де Монпере, К. Ф. Сталь, Дж. Белл, И. Бларамб-ерг, К. Кох и др. В более позднее советское время рассмотрения этно-хроникальных стержней религии и культуры касались работы таких исследователей этно-простран-ства, как С. А. Арутюнов, Ю. Д. Анчабадзе, А. И. Алиева, И. Х. Калмыков, Ю. В. Бром-лей, В. К. Гарданов, М. О. Косвен, Л. И. Лавров и пр. При наличии подобного исследовательского интереса к данной проблеме, на наш взгляд, необходимо многостороннее освещение религиозной составляющей адыгской литературы, поскольку она является фактическим отображением происходивших в социуме процессов. Тем не менее, наиболее активно действуют историки, рассматривая хронологию событий и сопоставляя факты. Зачинателями исторических исследований считаются адыгские дореволюционные этнографы первой половины XIX в. - Султан Хан-Гирей и Шора Ногмов. Однако исто-рико-этнологический подход, касающийся интересующей нас тематики, можно считать параллельным, но не пересекающимся с нашим рассмотрением.
Язык при этом оказывался постоянным инструментом привлечения собственных носителей к религиозным культам. Знание кавказского языка, возникало нужным на самом деле для обширного охвата мусульманского духовенства. Это потому, что здесь часто вписывались значимые верующие резолюции фетвы. Как известно, верующие участники в отдель-
ные времена сознательно помещались в кавказских поселениях для постижения их слогом. Владение кавказскими языками доставляло им вероятность увеличить объем собственных сторонников [2, с. 9].
При хроникальном подходе нередко остается «за бортом» эмоционально-идеологическая сторона проблемы. Так, к примеру, буддийская литература, в каковую включаются тексты, набросанные на десятках языков, являет собой фактически один из уникумов как религиозного, так и культурного сочетания этносов, провозглашающих старейшую общемировую конфессию [3, с. 57]. Причем господствовавшая в советский период литература реализма строго запрещала обращение к мистическим мотивам, и потому мистические состояния, мистический опыт субъекта считались проявлениями «духовной слабости» индивида. Презираемые тогда обращения к Всевышнему начали получать распространение в более поздней, уже приобретшей личностный оттенок, литературе. Происходит это так, как присуще человеческим душам и душам, автономным от высшего разума, т. е. принадлежащим ушедшим в мир иной, а также животным.
Аналогично и у Х. А. Ашинова частыми находим мотивы с конем. Фактически выступая членом адыгского семейства, коню удается сохранять позиции во многих сюжетных событиях. К примеру, Гарун в его повести «Сочинители песен» (1976) владеет лучшим во всей округе имуществом - завидным скакуном. Но при этом он считает его мыслящим другом и просит прощения, если думает, что обидел. Старик оказался перед необходимостью отдать коня в оплату за слагаемую в честь сына песнь. И чувствуя себя виноватым, он заискивающе встает перед другом, произнося долгую, экспрессивную оправдательную речь: «Обоим нам больно будет пережить разлуку, но ты ведь адыгейский конь, а потому должен найти в себе мужество оторвать меня от сердца так же, как я отрываю тебя» [1, с. 14].
Посредством этого процесса происходит формирование мистического полотна. В его субстанции иерархическая разница малозаметна. Познавая себя и погружаясь в размышления (чаще - в одиночестве) персонаж нередко активен. Так, к примеру, выглядит один из персонажей повести Х. А. Ашинова: «Аллах мой, что бы делал тот аул без меня!» [1, с. 15]. Умение пожертвовать своим во благо чужого
ценится в аульском образе жизни. Аульчане обсуждают и периодически восхваляют поступки земляков: «Истый мусульманин пожалеет, как родного брата любого нуждающегося. Любовь к ближнему, забота о нем!» [1, с. 30]. Здесь герой призывает на помощь не только собственный жизненный опыт. Это и опыт ушедших. Также активный персонаж ждет помощи от бога. Так, например, делает Гарун, выходя в поле и анализируя погоду. Рассматривая небо, облака, увидев красноту горизонта, все это он просит сохраниться, поскольку оно указывает на окончание пахоты.
К тому же, частым мотивом в прозе Х. А. Ашинова выступают и песни в честь ушедших как вид деятельности жителей аула. Умение сложить, песнетворчество, творческие успехи, порывы, неудачи, - все это постоянно сопровождает сюжетику. Степень таких навыков помогает автору представить героя в явно характерологическом отношении. Достойно слагает песню достойный человек. Неспособен сделать это недостойный. Частыми на том же событийном поле являются и соответствующие инструменты: шичепшин, дудка и т. д. Они постоянно сопровождают героев в их передвижениях и стремлениях. Хранятся на стенах домов в качестве объектов поклонения. Созвучно соседствуют с участниками событий: «Прикоснувшись к струнам, он сразу почувствовал, что инструмент этот давно не был ни в чьих руках» [1, с. 35].
Перекликаясь с психологическим состоянием персонажа, религиозность, а с ней и мистицизм, начинают обретать голос. К концу ХХ и в начале текущего веков они оказываются внушительным потоком изложения (к примеру, в прозе Н. Куека). Лишь подобным способом человек настроен найти верное решение, нередко кардинально отличное от других. Способность индивида воспринимать и адекватно переносить религиозные преобразования довольно отчетливо просматривается лишь в художественной литературе. Потому ее изучение в таком ракурсе достаточно актуально и сегодня. Фактически у многих северокавказских писателей, если следовать их философской мысли, субстанция из окружающей предметики способна чувствовать и реагировать. Отчетливо просматривается здесь и обреченность. В частности, одна из повестей Х. А. Ашинова «Сочинители песен» начинается именно с этой ноты. Описывая гнездящийся на берегу
речки аул, автор делает упор именно на тягостной заданности: «Как драчливый петух в конце концов попадет в котел с кипятком, так и с мезухаевцами нет-нет да и стрясется какая-нибудь беда» [1, с. 7]. А дальше подтверждает эту обреченность фактическим примером: ступил в пропасть заснувший на поляне аульчанин.
Заключение
Итак, подобная активность окружающего пространства и его компонентов логически перекликается с приносившими жертвы древними предками коренных северокавказских народов. Исследователями отмечалось, что к концу неолита формой богатства становится скот, благодаря чему возвышается статус мужчины, крепнет отцовской род и утверждается наследование
1. Ашинов Х. А. Сочинители песен: Повести. М.: Советский писатель, 1976.
2. Беркиханов М. С. Языковой аспект этнокультурного взаимодействия в Терско-Сулакском междуречье Дагестана (XVII - начало ХХ вв.) // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. 2016. Т. 10. № 4. С. 6-10.
3. Бичеев Б. А. Буддийская притча как форма проповеди учения // Известия Дагестанского
1. Ashinov Kh. A. Sochiniteli pesen [Songwriters]: Stories. Moscow, Sovetsky Pisatel Publ., 1976. (In Russian)
2. Berkikhanov M. S. Yazykovoy aspekt etnokul'turnogo vzaimodeystviya v Tersko-Sulak-skom mezhdurech'e Dagestana (XVII - nachalo XX vv.) [The linguistic aspect of the ethno-cultural interaction in the Terek-Sulak interfluve in Dagestan (the 19th century - the beginning of the 20th one)]. Dagestan State Pedagogical University. Journal. Social and Humanitarian Sciences. 2016. Vol. 10. No. 4. Pp. 6-10. (In Russian)
3. Bicheev B. A. Buddhist parable as a form of
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ Принадлежность к организации
Биданок Марзият Мугдиновна, кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник отдела языка, Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований им. Т. М. Керашева (АРИГИ им. T. М. Керашева), Майкоп, Россия; e-mail: marziyat. [email protected]
Принята в печать 02.12.2017 г.
имущества отца его детьми [4, с. 146]. Жертвоприношение твердо базируется на уничтожении: убить, сжечь (пусть и одушевленного, но представителя животного мира) и т. д. Тем не менее отнюдь не прекращение жизни можно считать целевой установкой данной процедуры. В ее ходе разрушаются не только организм, но и нити, действительно устанавливающие зависимое состояние объекта. Предмет удаляется из присущего ему пространства пользы. Одновременно он включается в сферу, в которой неограниченно господствует иногда бездумная прихоть. Имеющаяся душа и даже порой психология проявляются у всего того, что признано человеком в качестве истока, двигателя существующего быта и действующей жизни.
государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. 2016. № 4. С. 57-61.
4. Назиров Р. Г. Генезис и пути развития мифологических сюжетов // Фольклор народов России. Русский фольклор Башкортостана в его межэтнических отношениях: Межвуз. науч. сб. Уфа: изд-во Башкирского ун-та, 1995. С. 138-166.
5. Унежев К. X. Культура адыгов (черкесов) и балкарцев. Нальчик: Эль-Фа, 2003.
preaching the teaching. Dagestan State Pedagogical University. Journal. Social and Humanitarian Sciences. 2016. Vol. 10. No. 4. Pp. 57-61. (In Russian)
4. Nazirov R. G. Genezis i puti razvitiya mifolo-gicheskikh syuzhetov [Genesis and ways of development of mythological subjects]. Folklore of the peoples of Russia. Russian folklore of Bashkortostan in its inter-ethnic relations: Interuniversity scientific coll. papers. Ufa: publishing house of Bashkir state University, 1995. Pp. 138-166. (In Russian)
5. Unezhev K. Kh. Culture of the Adyghes (Circassians) and the Balkars. Nalchik, El-FA publ., 2003. (In Russian)
THE AUTHOR INFORMATION Affiliation
Marziyat M. Bidanok, Ph. D. (Philology), leading researcher, the Department of Language T. M. Kerashev Adyghe Republican Institute for Humanitarian Research (T. M. Kerashev ARIHR), Maykop, Russia; e-mail: marziyat.bi-danok @mail.ru
Received 02.12.2017.
Литература
References
