CC BY
81С. Н. Кистерев
ОБОЗРЕНИЕ 17 ВЫПУСКА «ОЧЕРКОВ ФЕОДАЛЬНОЙ РОССИИ»
Единожды принявший на себя труд представить содержание целого выпуска «Очерков» и собственное суждение о помещенных в нем материалах, вероятно, не должен отказываться от того же бремени и в дальнейшем. Посему считаем возможным и обязательным предложить обозрение вновь появившегося тома,1 сопроводив его некоторыми, кажущимися более или менее важными замечаниями.
Выпуск 17 «Очерков» включает в себя две статьи, помещение которых в издании, посвященном, судя по наименованию, собственно российской истории, кому-то может показаться несколько странным. Речь идет о работах А. В. Кузьмина «Военные и внешнеполитические последствия поражения войск Великого княжества Литовского в битве на р. Страве (2 февраля 1348 г.)» (С. 3-40) и А. В. Шекова «Летописные известия об участии князей Одоевских в лучском и троцком съездах 1429 и 1430 годов» (С. 70-92). Однако «Очерки» призваны отражать на своих страницах любые сюжеты, так или иначе, напрямую или опосредованно, имеющие отношение к истории России, явления или процессы, оказывавшие свое влияние или происходившие вследствие каких-то событий внутри России. Не воспринимая Россию ни на каком этапе ее существования в качестве страны периферийной, в любом случае, не более, чем большинство остальных в Евразии, полагаем не только возможным, но и обязательным предоставление места тем авторам, которые в своих трудах уделяют внимание вопросам истории сопредельных с Россией государств.
В статье А. В. Кузьмина многопланово рассматриваются последствия эпизодического военного поражения Великого княжества Ли-
1 Очерки феодальной России. Вып. 17. М.; СПб., 2013. 496 с.
4
Вестник «Альянс-Архео» № 4
товского с опорой на анализ данных источников и обширной историографии вопроса, причем, на что следует обратить особое внимание, рассуждая о численности участвовавших в сражении войск и их потерях, исследователь приходит к выводу о наибольшей достоверности сведений русских летописей. «...Наиболее беспристрастная оценка потерь объединенной рати ВКЛ, — пишет А. В. Кузьмин, — содержится не в ангажированных по этой теме орденских хрониках и анналах, а в ранних русских летописях» (С. 14). Это обстоятельство требует своего объяснения, которое, вероятно, будет в свое время предложено специалистами-летописеведами. Однако уже в рассматриваемой работе, что важно с методической точки зрения, автор проясняет с использованием методов палеографического характера наблюдающиеся расхождения летописцев в отдельных пунктах.
Другое, что нужно отметить, говоря о статье А. В. Кузьмина, это рассмотрение им ситуации накануне и после сражения 2 февраля 1348 г. на широком фоне общеевропейских событий, в том числе и эпидемии бубонной чумы, оказавшей серьезное влияние на политические процессы в прибалтийском регионе и даже способствовавшей облегчению положения литовского государства. Такой подход и конкретные результаты исследования, вероятно, должны стать интересными для специалистов в области европейской дипломатической и военной истории.
Статья А. В. Шекова посвящена более частному, но отнюдь не менее интересному вопросу об участии некоторых русских князей в организованных Витовтом в 1429 и 1430 годах мероприятиях. Автор пытается получить ответ на поставленные им вопросы путем соотнесения сведений различных и весьма разнообразных источников, среди которых основным предметом внимания являются летописные тексты. Работа, в целом, представляет несомненный интерес в смысле изучения отражения одних и тех же событий в разных по характеру историко-повествовательных и эпистолярных текстах, а также применительно к вопросу о путях распространения и воспроизведения сведений о политических событиях в истории XV столетия.
Не предполагая обсуждать конкретное содержание статьи, коснемся лишь некоторых, на наш взгляд, важных в методическом отношении моментов.
Статья А. В. Шекова строится в значительной мере на использовании летописеведческой литературы, при том, что собственный анализ взаимоотношений летописей, их, если угодно, редакций и содержащих эти тексты рукописей отсутствует. Это, естественно, вынуждает оперировать результатами построений других авторов, что у читателя, имеющего хотя бы поверхностное представление о проблемах летописеведения, не может не вызывать некоторых недоумен-
Кистерев С. Н. Обозрение 17 выпуска «Очерков феодальной России»
5
ных вопросов. В частности, стоит отметить постоянное употребление для обозначения гипотетического протографа группы летописных текстов термина «Белорусская I летопись», хотя его применение не имеет под собой достаточных оснований, тем более, что даже сторонники такого именования летописного памятника местом его возникновения называют город, с трудом соотносимый с белорусским ареалом. Вероятно, более правильным было бы называть просто отдельные списки, может быть, их протограф, коль уверенность в существовании последнего наличествует, не используя способное привести к недоразумениям этническое название.
Столь же опрометчиво, вероятно, поминаются и некие северорусские своды, следуя в этом схеме развития русского летописания, предложенной Я. С. Лурье. Правда, к их числу почему-то относится и протограф Софийской 2 — Львовской летописей. Мало того, что ныне говорить о «северорусских сводах» нет оснований, как не было их в достаточной мере и раньше, но числить среди них протограф названных произведений тем более невозможно, чего не делал даже Я. С. Лурье, полемизировавший о происхождении памятника с А. Н. Насоновым. Ближайшим протографом Софийской 2 и Львовской, на наш взгляд, был текст, оканчивавшийся 1518 годом, в основе которого лежала летопись Петра-Кифы 90-х годов XV в.2 С последним тезисом можно не соглашаться, но для начала его следовало бы опровергнуть. Использовать же сомнительные построения давно минувших дней кажется странным.
Работа А. В. Шекова отличается, как кажется, некоторой нечеткостью выводов. На наш взгляд, это проистекает из того, что данные одних источников поверяются сведениями других, без собственного источниковедческого исследования. При этом не объясняется появление расхождений в отдельных, в частности, летописных текстах.
Давно ставшая традиционной для «Очерков» тема истории древнерусской книжности нашла свое отражение и на страницах 17 выпуска в двух статьях О. Л. Новиковой. Первая из них под неброским наименованием «К изучению сборников книжника Ефросина» (С. 41-69), посвященная творчеству одного из наиболее известных в историографии книгописцев XV в., продолжает ряд исследований автора о русской книжности этого столетия. Фигура Ефросина не впервые становится объектом изучения в работах О. Л. Новиковой, хотя и не является при этом предметом ее специальных занятий.3 По сути,
2 Кистерев С. Н. Эпизод истории частного московского летописания XV в. // Летописи и хроники. Новые исследования. 2008. М.; СПб., 2008. С. 152-171.
3См.: Новикова О. Л. 1) Ферраро-Флорентийский цикл в сборнике Ефросина и Сергия Климина // Каптеревские чтения. Сборник статей. Вып. 7. М., 2009. С. 26-28;
6
Вестник «Альянс-Архео» № 4
в новом исследовании предметом изучения стал давно известный сборник белозерского книжника — РНБ, Кир-Бел. 11/1088 (далее — КБ-11) — и даже уже, одна из его частей. Весь сборник-конволют образован тремя рукописями, первая из которых (л. 19-266) создана в 1489 — начале 1490 г., а третья (л. 391-502) появилась в конце 80-х годов XV в.4 Вторая часть, обнимающая л. 267-387, стала теперь объектом внимания исследовательницы, использующей, тем самым, результаты предшествующих наработок.
Сопоставление содержания означенного фрагмента КБ-11 и рукописи РГБ, Тр. 730 привело к выявлению факта существования некогда манускрипта форматом в четверть, содержавшего компиляцию текстов, читающихся ныне в КБ-11 на л. 355 об.-369 об., составленную на основе Кормчей Сербской редакции. Таким образом, устанавливается не только история появления некоторых текстов в составе КБ-11, но и наличие у Ефросина исходных материалов для их написания. При этом О. Л. Новикова обращает внимание, что в компиляции не было изложения фрагмента Жития Климента Корсунского, добавленного в свою рукопись Ефросином в связи с читавшимся в компиляции текстом о последователях Симона.5 Исследовательница полагает, что фрагмент Жития в КБ-11 появился путем использования полного списка агиографического памятника, находившегося в знакомой Ефросину рукописи из библиотеки Кирилло-Белозер-ского монастыря, ныне сохранившегося в составе Кир.-Бел. 17/1256. На полях этого списка Жития имеются пометы, атрибутируемые О. Л. Новиковой Ефросину, соотносимые с текстами, записанными в КБ-11. Последнее обстоятельство дало возможность не только сде-
2) Ефросин Белозерский и московские книжники последней четверти XV в. // ОФР. Вып. 15. М.; СПб., 2012. С. 45-78; 3) Минейный торжественник Кирилло-Белозер-ского монастыря: источники, датировка и атрибуция // Каптеревские чтения. Сборник статей. Вып. 11. М., 2013. С. 5-15.
4О структуре КБ-11 и датировке его первой части см.: Кистерев С. Н. Вопросы изучения рукописного наследия Ефросина Белозерского // ТОДРЛ. Т. 60. СПб., 2009. С. 468-470. Датировка третьей части сборника уточнена О. Л. Новиковой, на основании анализа филиграней отнесшей ее возникновение к концу 80-х годов XV в. (Новикова О. Л. Ефросин Белозерский и московские книжники... С. 75).
5 Составители описания сборников Ефросина указали, что «заключительная часть статьи, где излагаются по пунктам еретические взгляды Симона, текстуально с житием не совпадают» (Каган М. Д, Понырко Н. В., Рождественская М. В. Описание сборников XV в. книгописца Ефросина // ТОДРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 188). Разумеется, можно по-разному оценивать степень совпадения текстов между собой, однако нам, сравнивая текст у Ефросина с текстом Жития по ВМЧ и не обращая внимания на нумерацию ересей в КБ-11, удалось найти единственное лексическое несоответствие: у Ефросина читается «змиемъ оправращается», тогда как в ВМЧ — «змиемъ бывает» (ВМЧ. Ноябрь, дни 23-25. М., 1917. С. 3380-3381).
Кистерев С. Н. Обозрение 17 выпуска «Очерков феодальной России»
7
лать вывод об использовании этого списка Жития, но и установить место работы книжника над соответствующей частью КБ-11, каковым исследовательница считает Кириллов монастырь (С. 55).
Несомненным достижением является констатация факта наличия в распоряжении Ефросина рукописи с определенным набором текстов. Это обстоятельство в дальнейшем позволит предпринять целенаправленные поиски или ее самой, или следов ее использования другими книжниками, помимо Ефросина и писца Тр. 730.
Не менее интересен раздел статьи О. Л. Новиковой, в котором анализируется содержание л. 369 об.-378 все той же части КБ-11. Сопоставив содержание текстов, читающихся на этих листах, с подборкой в РНБ, Кир-Бел. 22/1099 (далее — КБ-22) и сборнике антилатинских сочинений в Кир.-Бел. 66/1143, исследовательница пишет о наличии у Ефросина рукописи в восьмую долю листа, в которой находились все те же тексты (С. 64). При этом особо отмечается библиографическая заметка Ефросина «Писано инде обретишь у себе, о, Ефросине!», отсылающая, по мнению О. Л. Новиковой, к текстам в сборнике КБ-22. В связи с этим необходимо отметить, что соответствующий текст в КБ-22, вопреки указанию в известном описании,6 писан не рукой Ефросина.7 Следовательно, выражение «у себе» относится к рукописи, но не к текстам, скопированным самим писцом. Примечательно, что в другом месте того же КБ-11 Ефросин будто бы ссылается на КБ-22 совсем иначе: «Ины два слова писаны во книзе, иде сначала летописецъ».8 Данное обстоятельство при допущении, что обе ссылки действительно даны на одну и ту же книгу, позволяет предполагать, что отсылка с возгласом «о, Ефросине!» сделана без наведения соответствующей справки с рукописью, по памяти. Книжник помнил о наличии в его сборниках нужного текста, но не потрудился доискаться, в каком именно этот текст записан.
6 Каган М. Д, Понырко Н. В., Рождественская М. В. Описание сборников XV в. книгописца Ефросина. С. 8.
7 По поводу атрибуции почерка Ефросина продолжается дискуссия с М. А. Шибаевым. См.: Кистерев С. Н. 1) Ефросин и «Роуский летописец» // Летописи и хроники. Новые исследования. 2008. М.; СПб., 2008. С. 100-101; 2) Перспективные проблемы «ефросиноведения» // РЛ. 2009. № 3. С. 74-75; 3) Об авторе Русского летописца в сборнике Ефросина Белозерского // Летописи и хроники. Новые исследования. 2009-2010. М.; СПб., 2010. С. 223-236; 4) Книжники Кирилло-Белозерского монастыря и «Летописец вскоре патриарха Никифора» // Летописи и хроники. Новые исследования. 2011-2012. М.; СПб., 2012. С. 100-104; Новикова О. Л. Из истории редактирования летописных памятников в Кирилло-Белозерском монастыре на рубеже XV-XVI веков // Там же. С. 222-225; Шибаев М. А Еще раз об атрибуции почерка средневекового книжника Ефросина // ДРВМ. 2011. № 3 (45). С. 137.
8 Каган М. Д, Поныьрко Н. В., Рождественская М. В. Описание... С. 182.
8
Вестник «Альянс-Архео» № 4
Однако необходимо учитывать, что КБ-22, как и все прочие личные сборники Ефросина, является конволютом, образованным из разновременных и разнородных по содержанию частей. Его начальная составляющая — л. 1-46, в соединении с фрагментом Погод. 1554 л. 13-19 содержащая в себе текст летописца, выделена в ходе исследования, проведенного А. Г. Бобровым.9 При этом пока нет достаточных оснований полагать, что она изначально принадлежала к той же рукописи, что и л. 183 об.-188 об. КБ-22, на коих читается подборка антилатинских сочинений, к которой отсылает в данном случае О. Л. Новикова. Следовательно, нужно говорить, что отсылка Ефросина сделана к рукописи, фрагментарно затем вошедшей в состав КБ-22, но никак не к КБ-22 в его современном виде, поскольку обретение этого вида к рубежу 80-90-х годов XV в. никем не показано.
Весьма интересен итог исследования О. Л. Новиковой, установившей использование Ефросином трех рукописей, две из которых были форматом в четверть, а третья — сборник антилатинских полемических сочинений — в восьмую долю листа. Лишь относительно последней можно усомниться в ее принадлежности библиотеке Кирил-ло-Белозерского монастыря, поскольку малый формат наводит на мысль о владении ею неким частным лицом, кем-то из добрых знакомых книжника, позволившим воспользоваться книгой для списывания текстов.
Возникает весьма важный вопрос: случайное или целенаправленное соединение блоков антилатинских сочинений произошло в рукописи Ефросина? Первый вариант ответа подразумевает отражение личных познавательных интересов книжника, коллекционирующего тексты; второй — факт сознательной деятельности, направленной на создание некоего компендиума текстов, содержание которых посвящено одной теме. Может быть, стоит посмотреть на все пространство л. 355 об.-378 как на некое единство текстов, каждый из которых посвящен тому или иному религиозному течению, пусть даже в так называемой еретической форме, а все вместе они, возможно, призваны показать преимущества истинного христианства, которым, конечно же, в представлении Ефросина должно было бы быть православие. Первые три текста осуждали отклонения от истинного христианского учения, возникшие еще в апостольские времена, «Стязание» показывало победу христианства над иудейством, дальнейшее повество-
9 Бобров А. Г. Ефросин Белозерский как историограф // ТОДРЛ. Т. 57. СПб., 2006. С. 137. Определение указанных листов Погод. 1554 как принадлежавших ранее КБ-22 произведено Р. П. Дмитриевой (Дмитриева Р. П. Взаимоотношения списков «Задонщины» и текст «Слова о полку Игореве» // Слово о полку Игореве и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966. С. 251).
Кистерев С. Н. Обозрение 17 выпуска «Очерков феодальной России»
9
вание сообщало о «смеха достойных» писаниях Мухаммеда, основавшего собственную ересь, на семи листах демонстрировались недостатки латинской церкви и отмечалось существование интересных текстов о некоторых отклонениях от православия, а венцом всему стало исповедание Троицы.
Отмеченное О. Л. Новиковой использование Ефросином двух отличающихся по формату рукописей исключает возможность видеть на л. 355 об.-378 существовавшую до него компиляцию текстов, заставляя признать в самом книжнике ее творца. Нет оснований полагать, что соединение текстовых блоков произошло случайно. Против этого говорит размещение рассказов о «ересях» в соответствии с исторической последовательностью появления учений ересиархов. Отсюда возникает возможность считать, что компендиум стал результатом целенаправленной работы Ефросина, объединившего в своем сборнике доступные ему и интересные для него тексты. Может быть, последующие разыскания позволят отследить дальнейшую рукописную традицию возникшего под пером книжника тематического собрания повествований о «ересях». Нужно лишь заметить, что формирование компендиума под пером Ефросина происходило на фоне распространения на Руси некоторых еретических течений.
В завершение можно сказать, что если первый период изучения творчества Ефросина, начавшийся в 1858 г. с труда архимандрита Варлаама и продолжавшийся до середины XX столетия, был временем постепенного накопления отрывочных сведений о книгописце, если 60-80-е годы минувшего века стали эпохой интенсивного изучения текстов, содержащихся в известных тогда ефросиновских сборниках,10 а последние два десятилетия ознаменовались поисками новых автографов и пристальным вниманием к палеографо-кодикологиче-ским особенностям рукописей, то ныне главной задачей является их комплексное исследование, совмещающее текстологические, палеографические, кодикологические и просопографические методы. Такой подход, демонстрируемый, в частности, в статье О. Л. Новиковой, в перспективе позволит более детально и точно представлять историю возникновения, бытования и преобразования текстов отдельных литературных и не только произведений.
Вторая статья того же автора в 17 выпуске — «Архивы кирилловских старцев» (С. 93-132) — открывается теоретическими рассуждениями об одной из форм, в которой предстают древнерусские рукописи, и более того — определению различных видов внутри этой
10Историографический обзор этих периодов см.: Кистерев С. Н. Ефросин Белозерский в отечественной историографии // ОФР. Вып. 1. М., 1997. С. 65-79.
10
Вестник «Альянс-Архео» № 4
формы. «Значительное число из сохранившихся древнерусских рукописей, — пишет О. Л. Новикова, — представляют собой так называемые конволюты — сборники, составленные из самостоятельных частей. История появления каждой такой рукописи строго индивидуальна и при желании всегда может быть реконструирована путем кропотливой работы археографа. Составляющей конволюта может быть как целый комплекс тетрадей или самостоятельная рукопись, так и отдельная тетрадь, и даже вклеенный в готовую рукопись лист. Если мысленное изъятие такой составляющей не отражается на содержании сборника, не влечет за собой явных очевидных утрат ко-диколого-палеографического характера, ее наличие — явный признак конволюта. То, что когда-то было сложено из частей, всегда может быть мысленно на них и разложено. Другими словами — любая составляющая конволюта, независимо от объема и содержания, представляет собой, по сути, отдельную рукопись. В свою очередь, таких составляющих может быть как две, так и больше» (С. 93-94).
Данное суждение можно было бы расценить как нечто банальное, однако приведенные О. Л. Новиковой историографические данные свидетельствуют об обратном — исключительной актуальности высказанных положений для методики изучения рукописей. Со своей стороны, приведем мнение, высказанное совсем недавно в уникальной работе, посвященной культуре чтения в Древней Руси. «Многочисленные исследования, — пишет И. М. Грицевская, — убеждают в том, что средневековые сборники, бесконечно разнообразные и в то же время чрезвычайно похожие, представляют собой основной источник русских средневековых текстов. Сборник является важнейшим элементом древнерусской культуры».11 Нетрудно заметить, что в данном утверждении не содержится каких-либо указаний на необходимость дифференцированного подхода к суждениям о сборниках в зависимости от способа их создания и формы существования. Данное обстоятельство тем более выглядит странным, что в работе И. М. Гри-цевской применяется термин «мисцелланология», используемый для обозначения некоей новой научной дисциплины, предметом исследований в рамках которой являются рукописи-сборники. При этом не проводится отчетливого различия между сборниками текстов и сборниками-конволютами, наблюдаемого в рассматриваемой статье О. Л. Новиковой, хотя всякий сборник-конволют индивидуален, в отличие от сборника текстов.12 Иначе говоря, для предполагаемой
11 Грицевская И. М. Чтение и четьи сборники в русских монастырях XV-XVII вв. СПб., 2012. С. 150.
12 При этом, разумеется, всякий сборник-конволют является одновременно сборником текстов, хотя не всякий последний предстает в форме конволюта.
Кистерев С. Н. Обозрение 17 выпуска «Очерков феодальной России»
11
«мисцелланологии» последнее как бы не является существенным моментом. Заметим, что деление научных дисциплин принято проводить с учетом двух параметров — объекта и метода изучения, хотя, на наш взгляд, это и не является верным, поскольку сам метод диктуется степенью восприятия исследователем особенностей объекта, и по мере углубления знаний о нем изменяются и методы при предполагаемой неизменности изучаемого явления или процесса. Исходя из этого полагаем, что изучать сборники вообще, то есть как некую общую данность, в силу уникальности многих из них невозможно, поскольку нет единого объекта, а последнее обстоятельство, даже в привычной схеме, исключает единство метода как определяющий признак. Иногда у разных специалистов проявляется стремление плодить особенные «вспомогательные исторические дисциплины», примером чего является хотя бы давняя декларация о существовании «берестологии», скептически встреченная в свое время исследователями берестяных грамот. Думаем, «мисцелланологию» ожидает та же участь.
Справедливости ради стоит оговорить, что И. М. Грицевская не совсем абстрагируется от вопроса о необходимости различения рукописей-сборников, но эта дифференциация не связывается напрямую с процессом создания манускрипта. Исследовательница уделяет большое внимание анализу терминологии, применяющейся исследователями для обозначения «четьих книг».13 Честно говоря, нам остается непонятным присущее некоторым гуманитариям пристрастие к классификации неких исторических артефактов, в данном случае — рукописных сборников. Это явление напоминает о данной одним из историков характеристике творений ученых мужей Средневековья: «Не имевшая возможности обогащаться материальным знанием и поставленная исключительно на почву традиции и логических понятий, средневековая наука утратила всякий вкус к истории и к познанию реального мира. Схоластик более занимался мнениями своих предшественников о данном предмете, чем самым предметом, и усиливался не столько собирать и познавать факты, сколько превращать факты в понятия и из этих понятий выводить суждения о фактах, определять их ценность и заключать об ожидаемых от них последствиях».14 На наш взгляд, рассуждения о способах классификации четьих книг весьма похожи на описанные Н. С. Суворовым труды схоластиков.
Как бы то ни было, следуя своим предшественникам и рассмотрев наиболее подробно варианты классификации, предложенные А. Мил-
13 Грицевская И. М. Чтение и четьи сборники... С. 162-169.
14 Суворов Н. С. Средневековые университеты. М., 2012. С. 215.
12
Вестник «Альянс-Архео» № 4
теновой, Т. В. Черторицкой и С. А. Семячко, И. М. Грицевская называет один из них «практически полезным», другой характеризует как «полезный инструментарий при изучении сборников»,15 хотя ни один из них не отвечает ее собственным потребностям. По ее мнению, «согласно своим функциям в монастырской книжности, четьи сборники ... подразделяются на уставные и келейные. Однако, выделяя эти две группы сборников, нельзя не отметить, что такое разделение достаточно условно».16 Исследовательница отмечает, что, благодаря проведенным многочисленным исследованиям, названное ею разграничение сборников все-таки «объективно обнаруживается в книжности XV-XVII вв., хотя бы как общая тенденция».17 Иными словами, что требовалось, то и обнаружилось, хотя и условно.
Тем не менее, признав недостаточность деления сборников на два вида — устойчивого и неустойчивого состава, И. М. Грицевская предлагает иной способ, выделяя «1. сборники относительно объемных памятников (своды); 2. сборники, содержащие одно большое произведение и дополнительные статьи; 3. сборники, включающие в себя разнообразные крупные и мелкие тексты и фрагменты текстов, отдельные выписки и подборки выписок». «.Данная классификация, — утверждает исследовательница, — не является чисто формальной, но связана с глубинными закономерностями создания сборников».18 Возможно, что дело обстоит именно так, однако смущает наличие большого числа количественных признаков при полном отсутствии качественных характеристик. Выражение «относительно объемный памятник» столь же мало понятно, как и допустимое «относительно необъемный текст». Дополнительные статьи при одном большом произведении восполняют его по содержанию или лишь сопутствуют ему в рукописи? Разнообразные тексты и их фрагменты представляют собой нечто, создававшееся по мере чтения каких-то рукописей и заимствования из них этих материалов, или являются копией, переписанной с другого манускрипта? Эти вопросы не требуют ответа, поскольку сама И. М. Грицевская, указав на связь предлагаемой классификации с процессом создания рукописей, подвела к возможности отказаться от всякой подобной классификации. Возникновение каждой рукописи, состав которой хоть чем-то отличается от прочих, есть явление уникальное,19 а систематизировать в какой-либо форме уникальное, то есть сводить его на
15 Грицевская И. М. Чтение и четьи сборники... С. 168.
16 Там же. С. 169.
17 Там же. С. 170.
18 Там же. С. 176.
19 Рукописи-сборники уникальны не только по своему составу, но и по цели их создания. И в данном случае нельзя ограничиваться констатацией факта зависимости
Кистерев С. Н. Обозрение 17 выпуска «Очерков феодальной России»
13
уровень типового, бессмысленно. Куда более перспективным представляется изучение конкретного и неповторимого процесса создания рукописи, результаты которого призваны показать применявшиеся книжниками способы работы, но никак не место их произведения в заранее придуманной исследователем схеме.
Всякая классификация оправдана в том случае, если позволяет сначала увидеть нечто общее в распределяемых по разрядам явлениях, а в дальнейшем — предложить качественно определенные характеристики самих этих явлений.20 В этом смысле классификация неповторимых как по составу, так и по целям создания сборников текстов бесплодна. Насколько помогают исследователю и предлагаемые И. М. Грицевской терминологические определения — «сборники-своды; сборники центонные; сборники иерархические» — трудно сказать, но кажется, что эта помощь ограничится областью словоупотребления, но никак не поспособствует проникновению в суть явлений.
Предпринятое пространное отступление лишь подтверждает актуальность рассуждений о сборниках-конволютах, предлагаемых читателю О. Л. Новиковой. Причем нельзя не отметить, что они не основываются на умозрительных конструкциях, а проистекают из анализа наиболее существенных признаков, отличающих рукописи друг от друга. Именно процесс создания рукописи является ее ключевой характеристикой. Проводя разделение сборников-конволютов на исследовательские, авторские, тематические и «стихийные», О. Л. Новикова, на наш взгляд, справедливо не пользуется количественными характеристиками, видя конволют даже там, где наблюдается присоединение к более или менее объемной рукописи единственного листа. Тем самым, можно отметить буквальное и вследствие этого наиболее верное понимание термина.
Можно предположить последствия, к которым приведет реализация суждений О. Л. Новиковой на практике. Как правило, исследователи до сего времени лишь оговаривали цельность рукописи, в противном случае детально показывая ее конволютный характер. Однако
их содержания от интересов абстрактных создателей рукописей к тем или иным текстам, поскольку появлялись рукописи в соответствии с интересами и целями конкретных людей.
20 Не следует забывать, что «классификация, понимаемая как система понятий, создается на основе общих признаков, отражающих их возникновение, содержание, функционирование» и является методом познания, представляя собой «один из способов осмысления терминологии как системы определенного типа знаний, тесно связанных друг с другом не только предметом изучения, но и общим процессом развития науки и ее познания в различные периоды» (Алексеева Г. Д, Маныкин А. В. Историческая наука в России XXI века. М., 2011. С. 46).
14
Вестник «Альянс-Архео» № 4
всякий относительно объемный манускрипт, причем не обязательно представляющий собой сборник текстов, выступая как сумма некоторого числа изначально отдельных и лишь впоследствии соединенных тетрадей, может предварительно расцениваться как конволют, пока не доказано обратное. Тем более, если рукопись писана несколькими писцами, а тексты в ней начинаются с первых страниц новых тетрадей. Отсюда появляется необходимость показывать изначальную целостность рукописи, то есть верность взгляда на процесс ее создания как на следование единому плану создателей. То, что раньше молчаливо допускалось и не подвергалось сомнению, теперь придется аргументировать, поскольку единство рукописи теперь рассматривается как отражение единства замысла ее творцов.
Свои теоретические построения О. Л. Новикова тут же применяет на практике, рассматривая некоторые возникшие вследствие совмещения отдельных рукописей конволюты, принадлежавшие книжникам Кирилло-Белозерского монастыря Ефросину и Сергию Климину, представляя эти сборники в качестве частей персональных литературных архивов, попутно выявляя некоторые дополнительные факты к биографиям названных деятелей и даже презентуя их новые автографы. Не видя смысла в пересказе данной обширной части статьи, не будем останавливаться и на тех мелких замечаниях, которые в ней адресованы в наш адрес в связи с истолкованием отдельных явлений в некоторых принадлежавших Ефросину сборниках и не со всеми из коих можем согласиться. Предоставим все своему времени, а предполагаемому заинтересованному читателю — возможность самому ознакомиться с результатами наблюдений О. Л. Новиковой.
Интересную статью, посвященную начальной истории «покорения Сибири» — «Поход князя С. Д. Болховского и экспедиция И. А. Мансурова: о некоторых спорных трактовках (К ранней истории правительственной колонизации Сибири)» (С. 133-144), — в 17 выпуске представил постоянный автор «Очерков» Я. Г. Солодкин. Анализируя широкий круг источников и отмечая особенности известий каждого из них о рассматриваемых событиях, уделяя, что вообще является отличительной чертой его исследований, большое внимание историографии, Я. Г. Солодкин максимально подробно останавливается на хронологии предпринятых походов, вникает в тонкости подготовки и осуществления военных мероприятий, реконструирует, казалось бы, мельчайшие факты истории, видимо, справедливо исповедуя ту истину, что мелочей в науке не бывает и каждый, кажущийся порой малозначительным, эпизод имеет важнейшее значение для представления о ходе конкретных событий и протекании невидимых для глаз процессов.
Кистерев С. Н. Обозрение 17 выпуска «Очерков феодальной России»
15
Материалы, посвященные истории XVII столетия, открываются подготовленной С. В. Сироткиным публикацией писцовой книги города Калуги 1625/26 г. (С. 145-188). Археограф уже неоднократно выступал как публикатор весьма ценных документов писцового делопроизводства.21 Его новая работа в сочетании с опубликованными ранее аналогичными относящимися к Калуге материалами22 позволяет значительно расширить представления о развитии этого города на протяжении нескольких десятилетий на рубеже XVI-XVII веков. Особый интерес представляют данные о погибших или покинувших город в результате набегов «черкасов» в 7127 г.
С. В. Сироткин обращает внимание на то, что подьячий Иван Матвеев служил в приказе Большого прихода (С. 145). Однако данное обстоятельство вовсе не означает, что само описание производилось по распоряжению именно этого учреждения. Запрос о посылке служилых людей для описания городов, в том числе и Калуги, без одновременного описания уездов исходил 5 мая 1625 г. из Владимирской четверти.23 Прибыв на место и занимаясь порученным им делом, Владимир Григорьевич Плещеев и Иван Матвеев состояли в переписке именно с четвертью,24 то есть находились под ее постоянным контролем. Этот факт подтверждает наблюдения Л. А. Тимошиной об особенностях организации писцовых описаний в первой половине 20-х годов XVII в.25
Среди пустующих дворовых мест Богоявленской сотни упоминается таковое «посадцкого человека Трофима Яковлева сына кода-
21 См., например: Сироткин С. В. 1) Сотная 1533 г. на Узольскую волость Балах-нинского уезда // ОФР. Вып. 6. М., 2002. С. 119-169; 2) Сотная грамота 1593/94 г. на посад Юрьевца Повольского // ОФР. Вып. 9. М.; СПб., 2005. С. 44-105; 3) Выпись 1678/79 г. из писцовой книги «бортным ухожеям» Нижегородского уезда Василия Борисова и подьячего Третьяка Аврамова 1587 г. // ОФР. Вып. 15. М.; СПб., 2012. С. 203-227; 4) Крестоприводные книги Нижнего Новгорода XVII в. // Творцы и герои. Источники и исследования по нижегородской истории. Нижний Новгород, 2012. С. 157-201; 5) Книги приходные окладных и неокладных доходов патриаршего Казенного приказа 1627/1628 и 1650/1651 гг. по Нижегородской десятине // Там же. С. 201-240.
22 См.: Города России XVI века. Материалы писцовых описаний / Издание подгот. Е. Б. Французовой. М., 2002. С. 221-252. Рецензию на это издание см.: Отечественные архивы. 2003. № 5. С. 99-102.
23 Веселовский С. Б. Акты писцового дела. Материалы для истории кадастра и прямого обложения в Московском государстве. Т. 1. М., 1913. С. 309-310. № 150.
24 Там же. С. 370-385. № 181-183, 185-191.
25 Тимошина Л. А. Организация писцовых описаний городов в 20-х годах XVII в. // Тезисы докладов и сообщений V Всероссийского научно-практического совещания по вопросам изучения и издания писцовых книг и других историко-географических источников (Новгород, 1-3 сентября 1992 г.). Новгород, 1992. С. 8-11.
16
Вестник «Альянс-Архео» № 4
шовца», убитого в 1618 г. г. (С. 178). Сын погибшего, как свидетельствует текст книги, обосновался в Москве, что выглядит естественным для наследника причисленного к столичной Кадашевской слободе отца. В дальнейшем, вероятно, будет весьма важным учитывать, что записанный кадашевцем, Трофим Яковлев до последнего дня жизни сохранял статус посадского человека Калуги. Очевидно, что кадашевцем Трофим стал не по праву рождения, а в силу властного распоряжения. В противном случае он не мог бы значиться посадским человеком. Приобрети он двор как кадашевец, новое владение было за ним записано именно как за жителем столичной слободы. Однако запись в книге утверждает владение именно посадского человека. Тем самым, из нее следует, что превращение в кадашевца не означало утраты положения посадского в ином городе. Значит, официально установленное для подданного место жительства в Кадашевской слободе не лишало его возможности оставаться полноправным жителем иногороднего посада. И причина этого крылась отнюдь не во владении недвижимостью на этом посаде, а в принадлежности к посаду как социальной структуре.
В связи с этим важно обратить внимание и на другой пример из той же книги. В Архангельской сотне упоминается место дворовое «посадцкого человека Дмитрея Ондреева сына вязметина», который «сшол в Вязму во 130-м году», а «в прежнем оброке был в пяти алтынех» (С. 177). Уроженец Вязьмы владел двором в Калуге, приобретя его не иначе как в сознательном возрасте, то есть имея некий статус и в родном городе, и в Калуге же числился посадским человеком. В какой-то момент он предпочел вернуться в родной город, где прошлое положение за ним, видимо, сохранялось. Не исключено, что более пристальное изучение источников в дальнейшем покажет, что и там Дмитрий Андреев значился посадским человеком, то есть и реально был им, одновременно в двух городах. Абсурдное, на первый взгляд, предположение не покажется таковым, если сравнить эту ситуацию с казусом кадашевца, но посадского человека Калуги Трофима Яковлева.
Автор этих строк в 17 выпуске «Очерков» поместил публикацию материалов, связанных с перераспределением земельных владений в семье московских гостей, — «Дело 1643 г. о подмосковной вотчине гостей Юрьевых» (С. 189-212). Возможен справедливый вопрос, по какой причине для публикации избран вторичный текст, сохранившийся в приказной записной книге, а не исходный его вариант в том виде, какой ему придан непосредственно при ведении дела в форме столбца. Однако следует учитывать, что столбец представляет собой подлинное дело, сложившееся в ходе приказного производства, тогда как книга сама по себе является единым подлинным
Кистерев С. Н. Обозрение 17 выпуска «Очерков феодальной России»
17
документом, оформление которого венчало окончание процесса перехода собственности из рук в руки, и именно этот документ несет на себе знаки удостоверения в виде рукоприкладств партнеров по сделке с недвижимостью. Публикация столбца отражала бы делопроизводство в учреждении, в то время как публикация книги призвана показать не только сам процесс, но и его окончание, фиксацию смены владельца земли.
В настоящее время нельзя говорить о сколько-нибудь объемном выявлении документов, характеризующих земельную собственность торгово-предпринимательского класса России XVI-XVII веков, опубликованных же материалов насчитывается ничтожно мало. Даже выявленные в архивных фондах документы остаются доступными исследователям преимущественно в своем подлинном виде. Естественно возникает задача публикации таких текстов, что в перспективе позволит не только более ясно представлять размеры купеческих владений и распространенность их по территории страны, но и увидеть цели, преследовавшиеся купцами при приобретении тех или иных земельных участков, а также рассмотреть особенности эксплуатации проживавших на них крестьян и даже холопов. Публикуемый теперь документ позволяет не только судить о самом факте мобилизации земельной собственности в кругу одной купеческой семьи, но и определить место данного владения в структуре купеческого хозяйства.
С крайне ценной документальной публикацией — «Отпускные челобитные служилых людей 1626-1629 годов» (С. 397-439) — выступил на страницах 17 выпуска «Очерков» Е. Н. Горбатов. Становящийся широкодоступным источник, несомненно, привлечет внимание большого числа исследователей самых разнообразных проблем истории Русского государства и общества первой трети XVII в., в том числе — истории военно-служилого сословия, организации функционирования государственного аппарата, земельной собственности и проявлений классового противостояния, бытовой культуры и господствовавших нравов. Вероятно, те же тексты будут способствовать прояснению вопросов кровных и матримониальных связей в среде служилых людей по отечеству и развитию просопографических исследований. Не желая мешать специалистам, способным изучать публикуемый материал во всем многообразии содержащихся в нем сведений, остановимся лишь на некоторых эпизодах, связанных с побочными сюжетами.
Значительное число просивших о предоставлении им отпуска декларировало намерение употребить его на богомолье. Среди них был и некий Степан Караулов (С. 254). 1 марта 1627 г. он назван в числе дворян, присутствовавших за столом по поводу именин царицы Евдо-
18
Вестник «Альянс-Архео» № 4
кии Лукьяновны.26 Буквально днем ранее — 28 февраля — Степан Осипович был назначен дьяком в Астрахань вместо внезапно оказавшегося больным Немира Киреевского: «указал государь быти на своей государеве службе в Астарахани столнику и воеводам князю Юрью княжь Петрову сыну Буйносову Ростовскому, да Семену мен-шово сыну Волынскому, да во дьяцех из дворян Немиру Киреевскому, да от печати дияку Григорью Нечаеву, на перемену боярину Петру Петровичу Головину, да Олексею Зубову, да дияком Остафью Кув-шинову да Семейке Самсонову. И Немир Киреевской для болезни отставлен, а на ево место велено быть во дьяцех Степану Караулову».27 Не назвав источника своих сведений, С. Б. Веселовский отметил, что Караулов до астраханского назначения имел предписание служить дьяком Каменного приказа.28 По данным С. К. Богоявленского, в 1627/28-1629/30 годах Караулов состоял в Большой казне.29 В связи с этим обращает на себя внимание то обстоятельство, что Степан Осипович, подавая прошение об отпуске, одновременно постарался показать, что порученные им дела он исполнял исправно и его отлучка не нанесет ущерба: «А которые, государи, ваши государевы запасы, и мы, холопи ваши, послали готовить камень ломать и печи известные класть, и глину копать» (С. 254). Следовательно, Караулов уже осенью 1626 г. активно занимался организацией добычи строительных материалов для казенных нужд.
Безусловно, небезынтересным будет обратить внимание на прошение Афанасия Прончищева об отпуске его для освящения храма в поместье в Тарусском уезде (С. 291). Препятствием для его вольного отъезда по столь существенному делу стала, очевидно, не столько обязанность находиться на службе, сколько необходимость присутствовать при разбирательстве земельного судебного дела в Челоби-тенном (но не в Поместном!) приказе. Неоправданная неявка в суд грозила проигрышем дела, и следовало заручиться официальным разрешением на поездку, дабы избежать автоматического решения суда не в свою пользу.
Не может не привлечь внимание поданное в январе 1629 г. прошение некоего Василия Юдина: «Был у меня, холопа вашего, на Вологде у промыслишку человек, и [судом], государи, божиим ныне в животе ево не стало, а что было [моих] животишко, и то рознесли. Милосердый государь царь и великий кн[язь] Михайло Федорович
26 Дворцовые разряды. Т. 1. СПб., 1850. С. 883; РИБ. Т. 9. СПб., 1884. С. 463.
27 РИБ. Т. 9. С. 462-463.
28 Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М., 1975. С. 226.
29 Богоявленский С. К. Московский приказной аппарат и делопроизводство XVI-XVII веков. М., 2006. С. 306.
Кистерев С. Н. Обозрение 17 выпуска «Очерков феодальной России»
19
всеа Руси и великий государь светейший Филарет Никитич патриарх Московский и всеа Руси, пожалуйте меня, холопа своего, велите, государи, меня отпустити к Вол[ог]де недели на три, чтоб, государи, и досталные мои животишка не розпропали» (С. 341-342). В отличие от многих других просителей Василий радеет о сохранности не поместья или вотчины, а промысла, что заставляет задаться вопросом о социальном статусе челобитчика.
Хорошо известен прослуживший несколько десятилетий дьяком Василий Юдин, в 1628-1631 годах, по сведениям С. Б. Веселовского, бывший дьяком Казенного приказа.30 Можно было именно в нем видеть челобитчика-промысловика. Однако дело осложняется тем, что уже в 1613 г. гость Василий Афанасьевич Юдин занимался закупкой узорочных товаров для нужд казны в Архангельске,31 а закончил он свой земной путь в феврале или марте 1635 г.32 Обладая, подобно многим своим коллегам, двором в Вологде, Василий Афанасьевич, естественно, не мог бы спокойно относиться к возможности его разграбления. Разумеется, он должен был бы постараться отбыть от причитающихся на его, как гостя, долю служб, то есть просить об отпуске. Тем самым, на отождествление с челобитчиком Василием Юдиным могут претендовать два кандидата — дьяк и гость. Не имея возможности теперь же решить вопрос в пользу одного из них, лишь выскажем предостережение от поспешного толкования челобитной как принадлежащей обязательно дьяку Казенного приказа.
Обратим внимание на челобитную, поданную Жданом Васильевичем Кондыревым в июне 1629 г., в которой тот мотивировал свою просьбу от отпуске в деревню тем, что его поместье в Мещевском уезде оказалось разоренным в ходе розыска по делу о бежавшем изменнике Давиде Котове, в ходе которого люди и крестьяне Кондырева допрашивались в Москве (С. 355-356). В данном случае речь идет о разбирательстве, связанном с побегом в 1628 г. в Литву младшего из семьи гостей Котовых. По сведениям Н. Б. Голиковой, братья Котовы с 1601/02 г. состояли в гостиной сотне.33 Родион Афанасьевич был гостем в 1609-1643 гг., Андрей — в 1618-1626 гг., Федот, автор известного сочинения о путешествии в Персию, — в 1621-1635 гг.34
30 Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. С. 590-591.
31 Сборник князя Хилкова. СПб., 1879. С. 177. № 65.
32Подробнее см.: Кистерев С. Н. Структура гостиной сотни во второй половине XVI — первой половине XVII века // ОФР. Вып. 16. М.; СПб., 2013. С. 267.
33 Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI — первой четверти XVIII в. Т. 1. М., 1998. С. 239.
34 Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России... Т. 1. С. 87. Уточнение обладания Андреем званием гостя произведено на основании свидетельства
20
Вестник «Альянс-Архео» № 4
Сам Давид Котов на русской службе отметился в 1620 г., когда, будучи таможенным и кабацким головой в Ярославле, отказался отпустить деньги под прием английского посла Джона Меррика.35 Причины бегства Давида в Литву неясны, но этому факту правительство, видимо, придавало серьезное значение,36 а сыскное дело «о изменнике о Давыдке Котове 136-го году», судя по описи 1668 г., долгое время хранилось в архиве Разрядного приказа.37 Челобитная Кондырева позволяет представить маршрут, которым Котов следовал, приближаясь к литовской границе, и свидетельствует о неожиданном пересечении судеб помещика и выходца из семьи торговцев.
Следует заметить, что в опубликованных Е. Н. Горбатовым материалах Кондырев не является исключением. Еще в августе 1626 г. братья Михаил и Осип Елизаровы подали челобитную, в которой писали: «Згорели, государь, у нас животишка наши на Москве в московской пожар на Преплавленьев день в Китае-городе у Веденья Пречистые Богородицы у Златоверхие в церкве да в Овошном ряду в каменой лавке у торговова человека у Томила Родивонова у Елисеева брата, и ныне, государь, отец наш в деревне лежит конечно болен, а по твоему государеву указу написаны мы, холопи твои, будем оба в отпускной половине. Милостивый государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии, пожалуй нас, холопей своих, вели, государь, из нас одново отпустить в деревнишко для отца нашего болезни» (С. 234). Можно обратить внимание на степень логичности в изложении Елизаровых: в первую очередь они говорят о гибели их имущества в пламени пожара и лишь потом упоминают о болезни отца, которая и является подлинным поводом для отпуска только одного из них в деревню, тогда как понесенный ущерб причитался на долю обоих братьев. Возможно, мотивировка необходимости отлучки из столицы сменилась уже в ходе написания документа, возможно, дело в элементарном неумении внятно озвучивать свои мысли. Однако более интересным теперь представляется другое обстоятельство: имущество Елизаровых хранилось не на их собственном дворе, о наличии коего у них ничто не говорит, а в церкви и в лавке некоего торговца из Овощного ряда — Томилы Родионова, известного челобитчикам как Елисеева брата. Последнее обстоятель-
документа: Приходо-расходные книги московских приказов 1619-1621 гг. М., 1983. С. 41; Кистерев С. Н. Нижегородский конфликт московских гостей в 1619 году // ОФР. Вып. 16. М.; СПб., 2013. С. 302.
35 РГАДА. Ф. 35. Сношения России с Англией. Кн. 7. Л. 98-100.
36 См.: Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России... Т. 1. С. 234-235.
37 Описи архива Разрядного приказа XVII в. СПб., 2001. С. 151.
Кистерев С. Н. Обозрение 17 выпуска «Очерков феодальной России»
21
ство позволяет думать, что сами Елизаровы имели дело именно с Елисеем, а не с его братом, почему и указали на родственника владельца лавки. Вряд ли Михаил и Осип полагали, что в приказе, куда они подали прошение, в точности знали о каком Елисее идет речь, чтобы понять, кем был Томило Родионов, хотя назывались имена не последних в московских торговых кругах лиц. Елисей и Томило Родионовы к моменту подачи челобитной Елизаровых уже несколько лет числились в составе гостиной сотни.38 Тем самым, наблюдаем наличие доверительных и, вероятно, деловых отношений служилых людей разных категорий — помещиков Елизаровых и записанных в гостиную сотню купцов Родионовых.
Публикация Е. Н. Горбатова завершает первый отдел выпуска «Очерков», занимая собой львиную долю его объема. Однако богатство публикуемого материала оправдывает такую расточительность.
Отдел рецензий представлен разбором вышедшей в 2012 г. книги Н. Б. Голиковой «Привилегированное купечество в структуре русского общества в XVI — первой четверти XVIII в.» (С. 397-439). Нетрудно понять причину, по которой именно это произведение привлекло особое внимание в то время, когда выходит в свет немало трудов, остающихся не просто не отмеченными рецензентами, но и вовсе не замеченными коллегами. Книга Н. Б. Голиковой — издание ее научного наследия — занимает особое место в историографии текущего столетия. Незавершенная автором работа, посвященная относительно немногочисленному слою в массе торгово-промышленного класса России XVI-XVII веков, по замыслу должная стать вторым томом ранее изданного труда того же исследователя,39 на наш взгляд, является крупнейшим за последние годы вкладом в изучение истории русского купечества и более — социальной истории Русского государства указанных столетий.
Значимость работы определяет и степень подробности ее рассмотрения рецензентом. Многочисленные рецензии, ограничивающиеся скромным пересказом основного содержания некоей книги в той мере, насколько оно оказалось доступным пониманию рецензента, изредка содержащие в себе единичные замечания к ее тексту, более похожие на пространные аннотации, вызывают недоумение, поскольку производят впечатление написанных отнюдь не ради обсуждения поднятых вопросов. Они способны оповестить потенциального читателя о существовании книги, то есть сыграть роль рекламной акции, дают
38 Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России... Т. 1. С. 241.
39 Там же.
22
Вестник «Альянс-Архео» № 4
возможность ознакомиться с ее основными положениями, не читая самой работы, создать видимость ее значимости как новейшей по времени издания, но вовсе не по обоснованности сделанных в ней выводов и их роли для дальнейших разысканий по данной или смежным темам, поскольку сплошь и рядом рецензент не рассматривает вновь опубликованный труд в сравнении с изданными ранее и другими авторами.
На наш взгляд, куда более полезным является максимально подробный разбор нового сочинения, когда основное внимание уделяется не отдельным допущенным автором неточностям, возможному и часто оправданному недоучету существующей литературы проблемы, но методике проведенного исследования и степени обоснованности сделанных заключений. Разумеется, идти этим путем гораздо сложнее, зато и намного интереснее как для самого рецензента, так и, возможно, для читателя, почему на страницах «Очерков феодальной России», как правило, публикуются именно такие отклики на выходящие в свет издания.40
Конечно, принимающий на себя труд подробного разбора какой-либо монографии одновременно вынужден выступать внешне в роли специалиста в вопросах, которым посвящена рассматриваемая им работа, возможно, и не являясь таковым на самом деле. Однако данное обстоятельство, кажется, оправдывается тем, что истинные специалисты от написания таких разборов уклоняются, а оставить выдающееся в любом смысле явление без соответствующего отзыва невозможно. Судить же, насколько автор разбора книги верно оценил ее содержание, предоставим тем, кто считает себя подлинными знатоками темы.
Вопреки обыкновению, в 17-м выпуске выделена третья структурная часть, отведенная для публикации подготовленного А. В. Антоновым очередного в его практике перечня актов, происходящих,
40См., например: Кистерев С. Н. 1) Спорные вопросы начальной истории русского денежного обращения // ОФР. Вып. 1. М., 1997. С. 197-220; 2) Исследование Ю. Г. Алексеева о Судебнике 1497 г. // ОФР. Вып. 6. М., 2002. С. 235-269;
3) А. Ю. Дворниченко о В. В. Мавродине // ОФР. Вып. 8. М., 2004. С. 178-189;
4) А. А. Зимин о Русской Правде // Там же. С. 213-246; 5) Новое издание документов о России и греческом мире в XVI веке // ОФР. Вып. 9. М.; СПб., 2005. С. 311334; Новохатко О. В. Как закатывают царства // ОФР. Вып. 13. М.; СПб., 2009. С. 392-431; Тимошина Л. А. «Греко-славянские школы» и русская жизнь XVII в. // ОФР. Вып. 14. М.; СПб., 2010. С. 558-699; Ченцова В. Г. 1) Иллюзии и реалии палеографии. О разных подходах к изучению греческих грамот XVI-XVII вв. // ОФР. Вып. 15. М.; СПб., 2012. С. 370-433; 2) Иллюзии и реалии палеографии (2). Так что же нам делать? // ОФР. Вып. 16. М.; СПб., 2013. С. 349-402.
Кистерев С. Н. Обозрение 17 выпуска «Очерков феодальной России»
23
согласно выводам составителя, из частных архивов русских землевладельцев XV — начала XVII в. (С. 440-489).41
А. В. Антонов достаточно известен, прежде всего, благодаря осуществленным им публикациям актового материала из фондов, большей частью, Российского государственного архива древних актов.42 Эти материалы широко используются в работах многих историков, хотя по своем выходе встретили и некоторые критические замечания в свой адрес.43 Как бы то ни было, изданные А. В. Антоновым тома представляют собой заметное и, безусловно, крайне отрадное явление в археографии последних десятилетий. В то время, как существовавшие программы издания актов Русского государства целыми коллективами специалистов остались по преимуществу лишь на бумаге, хотя печатно и заявлялось о готовности четырех томов только актов Троице-Сергиева монастыря,44 не причастный к ним работник архива пополнил фонд опубликованных документов многими сотнями текстов.45
41 Аналогичные перечни публиковались А. В. Антоновым в издававшемся им и, к сожалению, прекращенном специальном издании, посвященном русской дипломатике: РД. Вып. 1-10. М., 1997-2004.
Некоторые критические замечания в отношении первых, напечатанных
A. В. Антоновым перечней сделаны С. М. Каштановым (Каштанов С. М. Актовая археография. М., 1998. С. 281-285), которого, правда, более заботило при этом отстаивание собственного приоритета в «открытии» документов или выработке формул присваиваемых им заголовков. Именно так сказанное С. М. Каштановым было, очевидно, воспринято и самим А. В. Антоновым. См.: Антонов А. В. Ответ на критику // РД. Вып. 5. М., 1999. С. 209-211.
42 Помимо «Русского дипломатария», достаточно указать объемное издание: Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII века. Т. 1-4. М., 1997-2008.
43 Они рассыпаны в обзорной статье А. Л. Хорошкевич (Хорошкевич А. Л. Акты, акты и еще раз акты... Новые миры средневековой Руси, эдиционная практика и научная традиция // ОИ. 2000. № 5. С. 127-137).
44 Хорошкевич А. Л. Акты, акты и еще раз акты. С. 137.
45 В связи с этим, кажется весьма странным, что в обзоре публикаций, в подготовленном и неоднократно изданном бывшим длительное время руководителем архивной службы (!) В. П. Козловым, тома А. В. Антонова не удостоились даже простого упоминания (см.: Козлов В. П. Археографическое обозрение России: 1991-2012 годы. М., 2013. С. 16). Впрочем, было трудно ожидать иного от автора, ориентирующегося на утвержденные планы Росархива и РАН и радующегося закреплению за архивами права подготавливать документальные публикации законом «Об архивном деле в Российской Федерации и архивах» (Там же. С. 26, 29, 52), не заметившего, что РГАДА (место службы А. В. Антонова), не дожидаясь официальных позволений, активно пользовался этим правом с 1992 г., то есть еще до прихода В. П. Козлова на «руководящий пост». Правда, и издания, подготовленные сотрудниками РГАДА в последнем десятилетии минувшего века, появлялись большей частью не благодаря, а вопреки желанию «инстанций», то есть не были «легитимными» (термин
B. П. Козлова).
24
Вестник «Альянс-Архео» № 4
Обращаясь к перечню, помещаемому в 17-м выпуске, заметим, что он некоторым образом отличается от опубликованных ранее в «Русском дипломатарии». Значительную часть составляющих его позиций представляют документы, уже опубликованные ранее в полном виде, отчего их упоминания в настоящем перечне носят чисто учетный характер. Возможно, лишнее напоминание о существовании этих документов не окажется бесполезным.
Несколько иной характер имеют те позиции перечня, которые имеют своим источником тексты писцовой книги Романовского уезда 1593-1594 годов и дозорной книги Карачевского уезда 1614 г.46 Разумеется, возможно сделать упрек составителю перечня, что представляемый им материал носит случайный характер и географически ограничен используемыми при его формировании документами писцового делопроизводства. Однако данный упрек представляется несправедливым, поскольку извлечение сведений об актовом материале из пространных текстов писцовых или дозорных книг — дело трудоемкое и длительное, и уже это оправдывает относительно скорое предложение вниманию публики полученных результатов, не дожидаясь, пока будет обработан весь наличествующий фонд творений писцовых комиссий. При этом важно только, чтобы публикуемый перечень представлял все сведения, содержащиеся в используемых источниках, чтобы в дальнейшем не оказалось, что некая его часть осталась не упомянутой и, в силу данного обстоятельства, скрытой от тех, кто решится ограничиться перечнем, не обращаясь к его первооснове. Однако степень полноты учета документов может быть установлена именно теми, кто возьмет на себя труд специально изучать писцовые тексты или просто проверить результаты работы А. В. Антонова. В нашу задачу, по понятным причинам, это не входило.
Завершая обозрение нового выпуска «Очерков», заметим, что, без сомнения, большинство размещенных в нем материалов непременно окажется востребованным теми, кто причисляет себя к научному сообществу, а это станет лучшим доказательством их актуальности. Возможная же спорность отдельных положений явится стимулом к достижению более доказательных результатов, а следовательно, труды исследователей опять-таки не пропадут втуне.
46 Публикацию части этих материалов см.: Антонов А. В. Дозорная книга Карачевского уезда 1614 года // РД. Вып. 10. М., 2004. С. 224-271.
