CC BY-NC-ND
14
жать экзамен на Центральный телеграф); и только после я прочел на предыдущей странице начало перенесенного слова: «беспри-».
Чтобы поддержать студентов (кроме того, мне было неприятно: нам-то на мехмате практически ничего не было, а Шихановича уволили), я пошел, пользуясь своим привилегированным статусом доцента-математика, к ректору Ивану Георгиевичу Петровскому — академику-математику. Не то, чтобы я сколько-нибудь общался с Иваном Георгиевичем в его мехматской ипостаси; но все мы уважали его и как математика, и как порядочного человека. Я записался на прием и в назначенный час явился в кабинет Петровского на 9-м этаже.
Я изложил историю про то, как Шихановича уволили с филфака из-за того, что он подписал коллективное письмо (а с мехмата за это же самое никого не уволили); сказал, что это неправильно и что во власти Ивана Георгиевича это завернуть назад.
Иван Георгиевич сказал, что считает наше коллективное письмо неправильным. «Если вы хотели, чтоб Есенина-Вольпина выпустили, вам нужно было прийти ко мне; и мы бы сделали это без излишнего шума».
Что же касается Шихановича, то Петровский сказал, что, хотя это, казалось бы, находится в области его власти как ректора, но он ничего сделать не может (видимо, не может против силы партийной организации и филфаковского начальства). «Считайте, — сказал Иван Георгиевич, — что он попал под поезд».
Вот так и закончилась ничем моя попытка вступиться за Ши-хановича.
Есенина-Вольпина выпустили в мае, продержав в психушке три месяца. Когда он явился после этого в ВИНИТИ, где он работал, пожилая лаборантка сказала ему: «Александр Сергеевич, а вы знаете, ваши друзья писали письма в вашу защиту и пострадали?» — «Да, писали, — ответил он. — Вообще, письменная речь определеннее и надежнее, чем устная. Нужно было бы, чтобы младенец, едва родившись, вместо того, чтоб кричать, писал: "Уа! Уа!"».
У Шихановича его психушка была еще впереди.
И.Е. Бурмистрович
О Ю.А. Шихановиче
Юра Шиханович сыграл в моей жизни исключительную роль. Например, почти со всеми, с кем я сегодня общаюсь, я познакомил© Бурмистрович И.Е., 2012
ся через него. Говоря о нем, мне иногда придется говорить и о себе. Постараюсь свести это к минимуму.
С Юрой я познакомился еще студентом на семинаре по математической логике, но знакомство тогда еще было не близким. Если не ошибаюсь, он в математике сначала интересовался алгеброй, но потом, как он однажды выразился, его «потянуло на основания» (т.е. раздел «основания математики»).
В мае 1968 меня арестовали за самиздат, а в январе 1969 повезли на суд. В какой-то момент, прежде, чем пройти в здание суда, я увидел на улице довольно много людей, из которых отметил Юру. Суд в тот раз отменили, но этот эпизод оказался для меня важным — я только тогда осознал очевидную вещь: надо готовить свои выступления на суде.
Суд состоялся 21 мая 1969. На него пустили многих желающих, и среди них был Юра. Он, несмотря на запрет судьи, сумел подробно записать ход суда. Эта запись потом ходила в самиздате с пометой «обратный перевод с итальянского». Суд сразу пошел не так, как планировали его организаторы, поэтому тех, кто выходил на перерыв, обратно не впускали. Юра предусмотрительно не выходил из зала, хотя суд продолжался очень долго.
После освобождения в мае 1971 я общался с Юрой гораздо плотнее. Он просил меня написать воспоминания о следствии и даже предлагал, если я захочу, помочь их «анонимизировать». Я так и не собрался это сделать, и когда был арестован Кронид Любарский, Юра пенял мне, что Кронид не смог воспользоваться моим опытом.
Вскоре был арестован и Юра. Его тогда «пустили по психиатрической линии», но направили «лечиться» в обычную психбольницу, расположенную в Подмосковье. Я однажды там его навестил. Мне запомнилось, как он с юмором рассказывал, что выпускает здесь... стенгазету к празднику. Недавно я нашел его письмо оттуда, в котором он, поздравляя меня с днем рождения, сожалел, что опять не сможет поздравить лично, и сообщал, что примерно год назад почему-то решил, что его скоро выпустят, а теперь недоумевал, как он мог так считать. Впрочем, вскоре его тогда действительно выпустили.
Однажды я спросил у него по телефону о ком-то из тех, кого упоминала «Хроника текущих событий». Он ответил невнятно, а при личной встрече заметил: «Я не очень хочу показывать свою осведомленность». При этом он активно старался «быть осведомленным» (и не только в общественных вопросах) и был незаменим, когда нужно было узнать про каких-то людей. На протяжении десятков лет (с перерывами на его отсидки) я по самым разным поводам почти автоматически решал: это надо спросить у Шиха. Или: это надо
рассказать Шиху. Впрочем, у меня и сейчас иногда мелькают такие мысли... Слушая мое сообщение, Юра часто задавал уточняющие вопросы, иногда довольно неожиданные.
Как-то я оказался у Юры на обыске. В протоколе он написал замечание: «Обыск проведен небрежно, не осмотрено то-то и то-то».
При втором аресте Юра был отправлен в политический лагерь. Там он получил во время работы травму: потерял пальцы — указательный, средний и часть большого — на правой руке. Он об этом сказал так: «Сунул руку, куда не следует». После возвращения он вел себя так, как будто ничего не случилось, делал все сам, пользуясь оставшимися пальцами. Я помню о единственном случае, когда он попросил помощи — в этом случае действительно было никак невозможно с чем-то справиться.
Однажды Юра сообщил мне, что несмотря на его сопротивление, его убедили баллотироваться в какой-то местный совет (кто-то, на кого рассчитывали, отказался баллотироваться). Я предложил ему два варианта «предвыборного слогана»: «Безо всякой дури я выбираю Юрия» или «От великой дури я выбираю Юрия». Вскоре он ответил:
Положить готов я душу За дружка мово Илюшу. От великой дури он Выбирал меня в ООН.
С 1990 или 1991 г. Юра работал в аппарате Комитета по правам человека Верховного Совета РСФСР. Года через полтора он уговорил меня работать там же, но предупредил: «Я не буду твоим начальником». Работа состояла в том, чтобы по возможности помогать тем, кто обратился в этот Комитет. Мы сидели с Юрой в одной комнате, и я нередко с ним советовался. После того, как осенью 1993 г. Верховный Совет был ликвидирован, мы занимались примерно тем же в Комиссии по правам человека при Президенте России.
Как-то Юра сказал про себя: «Я прирожденный организатор». Так оно и было. В частности, к работе с обращениями граждан, как и к любой другой, он подходил системно. Он собирал и раскладывал по папкам официальные материалы из «Российской газеты»: законы, акты Президента, постановления Конституционного суда и т.п. Он выписывал на свой домашний адрес и приносил на работу, помимо «Российской газеты», журнал, в котором публиковались официальные материалы. Юра разработал классификацию обращений по темам и неофициальную форму их компьютерной регистрации. Например, человека, о котором просил автор обращения (это мог быть и он сам, и другой человек), Юра называл «страдателем».
В некоторых случаях для решения вопроса нужно было подключить председателя Комитета (а позже — Комиссии) С.А. Ковалева. Это было крайне сложно — он всегда был занят. Юра придумал такой выход: в определенный день недели, как бы поздно ни освобождался Ковалев (часто это было уже ночью), мы с ним встречаемся и решаем накопившиеся вопросы. Городской транспорт обычно уже не ходил, нас развозила по домам машина.
Многим памятен просмотр фильма «Андрей Рублев», в организации которого активно участвовал Юра. В то время фильм был фактически под запретом. Организаторам грозили крупные неприятности, их вызывали на допросы, но обошлось. А в наше время Юра нередко звал друзей на коллективные просмотры фильмов, спектаклей и т.п. Последним был просмотр фильма «Анна Каренина» в очень маленьком зале. Этот фильм не запрещен, но и увидеть его не просто.
Несколько лет назад Юра попросил меня быть редактором одной из его математических книг. Концепция этой книги была мне совершенно чуждой. Менять ее он не собирался, но предложил мне написать предисловие «От редактора» и обещал поместить его без изменений. И поместил, хотя оно было весьма критическим.
За несколько дней до своей последней болезни Юра переслал мне статью А. Любарева «Галка о двух концах» с разбором всех пяти возможных вариантов поведения на выборах, с припиской: «Век живи — век учись!» Статья лишний раз убедила меня: бойкотировать выборы нецелесообразно.
Г.Б. Шабат
Юрий Александрович в РГГУ
Я познакомился с Юрием Александровичем в 1994 году, когда он начал работать в РГГУ; с тех пор мы регулярно общались с ним — до последних дней его жизни.
Уже после похорон Юрия Александровича я осознал, что заочно восхищался им десятки лет назад. Я учился в вольнодумной 2-й школе, где «Хронику» читали многие; нашим любимым учителем и кумиром был Анатолий Александрович Якобсон. Нам, свободомыслящим математикам, импонировал жестковатый, внешне не эмоциональный стиль «Хроники», ее честная, достойная, продуманная
© Шабат Г.Б., 2012.
