CC BY
59
О СОВРЕМЕННЫХ МЕТОДАХ ИССЛЕДОВАНИЯ ДРЕВНЕРУССКОГО ТЕКСТА (НА МАТЕРИАЛЕ «ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»)
B.C. Савельев
Ключевые слова: коммуникативное событие, автор,
древнерусская литература.
Keywords: speech act in the imagination of the Old Russian Text author.
Всестороннее исследование проблем коммуникации в последние десятилетия является одной из основных задач лингвистики. В многочисленных работах, посвященных человеческому общению с помощью естественного языка, обнаруживаются различные точки зрения на предмет, подчас противоречащие друг другу, но не становящиеся от этого менее обоснованными и достойными интереса. К сожалению, значительные успехи, которых достигла русистика в области семантики и коммуникативистики, почти не находят отражения в работах, посвященных изучению истории языка1. Между тем, современные методы исследования, имеющие несомненную объяснительную силу, крайне важны именно для диахронического описания: истолкование текста является одной из главных задач историка языка.
Что представляет собой речевая коммуникация с точки зрения современной лингвистики и древнерусского книжника? До какой степени методы исследования, применяемые современистами, уместны при изучении древних текстов? На эти вопросы мы попытаемся - хотя бы частично - дать ответ в нашей статье, которая посвящена изучению прямой речи в одном из главных древнерусских памятников начала XII века - «Повести временных лет» (ПВЛ)2.
1 Редкими исключениями служат работы М.И. Лекомцевой, А.В. Михайлова, Е.М. Верещагина, В.Г. Костомарова, Д.В. Аникина, И.В. Кузнецова, игумена Тихона.
2 Подробную библиографию и обзор наиболее распространенных точек зрения о происхождении и составе ПВЛ см. в работах: [Королев, 2000; Толочко, 2003].
Обращение к тексту ПВЛ не является случайным: именно в летописи обнаруживается множество фрагментов, передающих устную речь персонажей, что позволяет хоть в какой-то степени «получить доступ» к материалу, необходимому для изучения древнего дискурса, и предположить, какие особенности характеризуют его.
ПВЛ представляет собой произведение двоякой природы: текст летописи является письменным и, будучи сам по себе речевым актом, в котором коммуникантами выступают автор и читатель, дает описание речевых актов, в которых коммуникантами являются персонажи. Таким образом, ПВЛ отражает речевую деятельность коммуникантов разной природы - текстовую и дискурсивную. Первая связана с созданием письменного текста (то есть самой ПВЛ), адресат которого, будучи разделенным с автором в пространстве и времени (создание текста и его восприятие не одновременны), является виртуальным (потенциальный читатель). Дискурсивная же деятельность направлена на перлокутивный эффект, а потому подразумевает непосредственный контакт коммуникантов и устную форму общения. В связи с этим интересно, что автор летописи, «воспроизводя» реплики персонажей, сам порождает текст, в рамках которого обязательно указывается наличие или отсутствие желаемого перлокутивного эффекта (например, И съ^ва цесарь бо яры <... > И рече едннъ: «Искуси н единою н еще: послн ему оружье». Они же пощшаша его и посллшл ему мечь и нно оружие (6479 / 971) - царь и бояре в своих действиях руководствуются данным им советом // Якоже бо Олга часто глаголаше: «Л%ъ, сыну, Бога помпах //радуюся. Лще н ты по^наешн Бога, то радоватнся начнешн». 0нъ же не внимлше того, глаголя: «Како а%ъ хочю ннъ %аконъ одннъ прннятн? Л дружнна моя сему см’кятн начнут». Она же рече ему: «Лще ты крестншнся, вен нмут то же творнть». Онъ же не послуша матери и творяше норовы поглньекыя (6463 / 955) - Ольге не удается убедить сына поступить правильно)3. Таким образом, прямая речь в летописи представляет собой текст в тексте (или дискурс в тексте): для самих
3 Примеры из ПВЛ даются по изданию [Повесть временных лет, 2000]. Поскольку для целей данной статьи точное воспроизведение графики, орфографии и пунктуации ПВЛ по соответствующим спискам несущественно, графика и орфография примеров упрощены, произведена разбивка текста на предложения, пунктуационные знаки используются в соответствии с современными нормами. В скобках после примера указывается год, под которым помещен цитируемый фрагмент.
персонажей их речевые действия ограничены рамками диалога, но получают текстовое обрамление (в препозиции и постпозиции) в рамках летописи - это уже речевая деятельность автора.
Итак, речь персонажей ПВЛ достигает читателя через посредство автора текста, реализующего свое представление о коммуникативной деятельности человека. Подробное описание событий, предшествовавших коммуникативному акту и последовавших за ним, как событий взаимосвязанных свидетельствует о том, что в представлении книжника коммуникация не исчерпывается собственно произнесением (или написанием) высказывания: летописец описывает множество составляющих
коммуникативного события (КС) - «ограниченного в пространстве и времени, мотивированного, целостного, социально обусловленного процесса речевого взаимодействия коммуникантов» [Борисова, 2005, с. 13]. КС есть своеобразный «комплекс комплексов», разные составляющие которого важны в равной степени.
I. Как правило, первичной причиной коммуникации служит экстралингвистическая ситуация - некое положение дел в окружающем мире (во внеязыковой действительности), побуждающее Коммуниканта-1 (К-1) вступить в контакт с Коммуникантом-2 (К-2)4. Неисчислимость ситуаций, провоцирующих общение, является кажущейся - систематизация их вполне возможна: виды человеческой деятельности, связанной с его отношением к внешнему миру (а иногда - в случае автоадресации - и внутреннему), ограничены определенными сферами. Так, в ПВЛ ситуациями, приводящими к общению, служат войны, борьба за (пре)столонаследие, поиски веры и немногие другие. Разумеется, эти побуждающие говорить ситуации были не единственными в жизни героев ПВЛ, однако для летописи релевантными оказались именно эти ситуации, поскольку они заставляли персонажей выполнять определенные социальные функции - князя, дружинника, священнослужителя, - функции, интересующие автора и читателя ПВЛ.
Среди стимулов, «призывающих» К-1 вступить в общение, особое внимание у летописца вызывает получение информации
4 Коммуникантами мы будем называть участников КС, при этом Коммуникантом-1 будет считаться инициатор общения, которому принадлежит «первое слово» в диалоге. В процессе общения Коммуниканты могут меняться ролями: например, в споре Коммуникант-2 может «перехватить инициативу», заставив Коммуниканта-1 отвечать на «неприятные» вопросы и выслушивать обвинения, то есть выступать не как реагирующая сторона, а как сторона, которая инициирует общение.
путем сенсорного восприятия, приводящего к ментальной, а затем и к речевой деятельности (Поидоста по Дънепру, идучи мимо, и у^ріста на горігородокъ и въспрошаста, ркуще: «Чий се городъ?» (6370 / 862), Половцн же, слышавше, яко пдутъ русь и соврашася вес числа н начата думати. И рече Урусова: «Просимъ мира в рус и, яко крепко ся ймуть бити с нами, мы во много %ла створихомъ Руской %емлн» (6611 / 1103). В качестве стимула общения в ПВЛ упоминается и воспоминание о чем-либо - своеобразное «возрождение» информации {И прншедшю ему къ Киеву и превысть 4 л’Ьта, на 5 літо помяну конь свой, от него же вя\у рекълн волъсвн умретн Ольговн. И пришва старейшину конюхомъ, ркя: «Кде есть конь мои, его же б'Ахъ поставилъ кормити и блюсти его?» (6420/912).
II. Собственно общению предшествует подготовительный этап, во время которого у К-1 возникает намерение вступить в коммуникацию, при этом перед ним встает сложная задача: он должен активизировать свои способности таким образом, чтобы коммуникация оказалась успешной5. В связи с этим К-1 должен произвести ряд действий:
1. Крайне важно, чтобы К-1 адекватно оценил конситуацию (коммуникативную ситуацию) - «объективно существующую собственно экстралингвистическую ситуацию общения; условия (в самом широком смысле) общения и его участников (то есть кто, что, где, когда)» [Красных, 2003, с. 84]. Существенно, происходит ли коммуникация в канонической ситуации общении6 (КСО) или нет. Описывая КС, автор ПВЛ очень часто обращает внимание на то, что К-1, «организуя» КСО, или сам стремится оказаться в одном пространстве с собеседником (Она же, х^тячн домови, прнде къ патриарху, Благословения просящн на домъ, и рече ему: «Людье мои погани и сынъ мой, да вы мя Богь съблюлъ от вьсякого %ла» (6463 / 955), или «призывает» его к себе (И сощвл кня%ь вояры своя и старца, рче Володимеръ: «Се прндоша послании нами мужи, да слышимъ от нихъ вывшее» (6495 / 987). В противном случае ему
5 В данном случае мы не задаемся вопросом, до какой степени осознанной, интуитивной или/и автоматической является деятельность К-1, предшествующая собственно говорению (письму).
6 Коммуниканты одновременно находятся в «общем» пространстве.
приходится общаться через «посредников»-послов, что влияет на структуру «пересылаемого» высказывания (И %аутра Ольга, С’кдящн в теремі, поела по гости, н прнндоша кннмъ, глаголюще: «Зоветь вы Ольга на честь велику» (6453 / 945) - послы должны сообщить древлянам, что их приглашает Ольга, и это исключает возможность использования дейктиков, уместных в КСО).
КСО предполагает активное использование «материальных» условий осуществления речевого акта: так, наличие в поле зрения того или иного предмета вещного мира позволяет К-1 «включить» его в свою речь, использовав как аргумент, как иллюстрацию или совершив с его помощью некий жест - невербальный знак, несущий информацию, - который или «подкрепит» речь, или даже сделает ее излишней. Например, вместо ответа на вопрос можно показать некий предмет (Они же ркоша: «Что суть вдалі?» Они же покл^аша мечь И р’кша старці ко^арстнн: «Не докра дань, княже!»), рукопожатие «ратифицирует» договоренность (И рече кня^ь печен'Ьжьскый Претнчу: «Будн мн другъ». Онъ же рече: «Тако куди». И поласта руку лієжю собою (6476 / 968), невербальное действие выражает оценку сказанного (Он слышавъ, Вололнмнръ плюну на гемлю. рекъ: «Не чнсто есть діло» (6494 / 986) или адресует высказывание (Володнмеръ же се слыша, въгр'Ьвъ на нєбо. нрече: «Лще ся свудеть се, нмамъ креститься» (6496 / 988).
Понимание важности визуального контакта в КСО хорошо показывает один из эпизодов с княгиней Ольгой и древлянами: И прннесоша я на дворъ къ Оль^'к, н, несъше я, н врннуша въ ямун съ лодьею. И прнннкшн Олга н рече нмъ: «Довьра лн вы честь?» (6453 / 945) - упоминая это действие Ольги, летописец подчеркивает, что для нее было важно, чтобы поверженные (вернее, вверженные) враги видели ее, когда она задает им свой жестокий вопрос (они бы услышали ее, даже если бы она и не приникала к краю ямы).
2. К-1 должен определить свое отношение к адресату. «Каждый речевой жанр в каждой области речевого общения имеет свою определяющую его как жанр типическую концепцию адресата» [Бахтин, 1997, с. 200]. Адресат может быть персонифицирован (конкретный человек или группа людей) или не персонифицирован (так, договоры Руси с греками, включенные в ПВЛ, адресованы тем, кто окажется в ситуациях, описанных в договорах - таким образом, референт этой части текста оказывается потенциальным). Фактор
адресата крайнє важен: одно и то же слово, обращенное к разным адресатам, может привести к совершенно разным последствиям. Более того, даже обращаясь к одному и тому же адресату, К-1 должен принимать во внимание то, кем для него является К-2 в этой конкретной ситуации. Так, для Владимира в одном случае греческие цари выступают в качестве врагов, в другом - союзников, что заставляет его выбирать ту или иную тактику в прескриптивном диалоге: угрожать (Ивннде Володнмеръ въ градъ н дружина его, н посла Володнмнръ къ цесаревн Василию и Костянтину, глаголя снце: «Се градъ ваю славный в%я\. Олышю же се, яко сестру нмаете дівою. Да аще ею не вдасте %а мя, то створю граду вашему, яко н сему створнхъ» (6496 / 988) или советовать (И посла пред ними слы, глаголя снце цесаревн: «Се йдуть к тек'к варяги Не мо%н н\ь д 'кржа тн в город 'к, нлн то створят тнвъ граді, яко^ді. Но расточи я ра^дно, а семо не пущай ни единого» (6488 / 980).
Особо следует сказать о ситуации автоадресации, когда К-1 говорит, как будто ни к кому не обращаясь. Однако любой текст адресован: К-1 может представлять собой языковой коллектив и упоминаемая реплика-решение является результатом неэксплицированного диалога, в ходе которого это решение принималось (Ине бі в нн^ъ правды, и въста родъ на род, н выша усовиці в ннхъ, и воеватн сами на ся почаша. Иркоша: «Понщемъ сами в собі кня^я, иже бы волод'клъ нами и ряднлъ по ряду, по праву». Идоша море к варягомъ, к русн (6370 / 862), или, в том случае, если говорящий - один человек, К-1 адресует реплику самому себе - это плод его размышлений (Святославъ ... видiвъ же мало дружины своея, рече в севе: «Єіда, како прелістивше, н^ъбьють дружину МОЮ Н мене», БІша БО МЬНО^Н ПОГЫБЛИ на полку (6479 /971). Таким образом, летописец «воспроизводит» поток мыслей персонажа, тем самым демонстрируя свое представление о связи мыслительной и речевой деятельности.
3. Отношение к адресату подразумевает, помимо прочего, оценку его способностей понять то, о чем ему будет сказано. Говорящие на одном языке для того, чтобы понимать друг друга, должны обязательно обладать общими знаниями о мире. И если они обладают этими общими знаниями, то не во всех случаях их необходимо эксплицировать. Так, древляне, ввергнутые Ольгой в
яму, отвечают на ее вопрос о том, нравится ли им «честь»: «Пуще мы Игоревы слгкртн» (6453 / 945). И они не должны пояснять, кто такой Игорь и какова была его смерть, потому что Ольга - вдова Игоря -обладает теми же знаниями, что и они. Но вряд ли эту реплику смог бы понять читатель летописи, незнакомый с предысторией отношений Игоря, Ольги и древлян, - ему не хватило бы фоновых знаний. Общие для участников КС фоновые знания, не требующие экспликации, образуют когнитивную базу7 (КБ) -«структурированную совокупность необходимо обязательных знаний и национально-детерминированных и минимизированных представлений того или иного национально-лингво-культурного сообщества» [Красных, 2003, с. 61]. Конкретной реализацией когнитивной базы является прагматическая пресуппозиция: «говорящий, который высказывает суждение 8, имеет прагматическую пресуппозицию Р, если он, высказывая 8, считает Р само собой разумеющимся - в частности, известным слушателю» [Падучева, 1996, с. 235]. Так, в речи древлян содержится
7 КБ реализуется, в частности, в часто встречающихся в ПВЛ речевых формулах -топосах, «устойчивых словесных формулах, допускающих, конечно, какие-то вариации» ([Конявская, 2000, с. 33]). Топосы представляют собой речения, которые не производятся, но воспроизводятся говорящим. Использование топосов характеризует древнерусскую культуру в целом. Более того, культуры, передающие значительную часть информации посредством естественного языка, не могут обходиться без топосов, которые соотносятся с более широким явлением - прецедентными феноменами - и составляют часть КБ древнерусского человека. С одной стороны, топосы экономят речевые усилия говорящих, с другой - легко распознаются собеседниками: и те и другие обладают общей КБ.
Таким образом, топос известен и может употребляться в определенной ситуации любым коммуникантом, входящим в данный лингво-культурный социум. Именно поэтому в летописи обращение к топосам характеризует речь не только персонажей ПВЛ, но и самого летописца. Так, оценка какого-либо события как экстраординарного связана с употреблением высказывания, в котором подчеркивается «небывалость» происшедшего. Подобные формулы встречаются как в прямой речи {Вълодимеръ же слышавъ, яко ять есть В леи л ко и осл'йпленъ. ужасася и въсплакася вельми и рече: «ОеГ0 не ВЫЛО есть у РуСЬСКОЙ %€МЛН НН При ДІіДЄХЬ НАШИХ, НП ПРП О'ГЦНХ'Ь нашнхъ СякОГО %ла» (6605 / 1097), Ое слышавъ, Давыдъ и Олегъ печалил быстл вельми и иачаста плакатися. рекущл, яко: «Оего не выло в роді нлшшь» (6605 / 1097), так и в нарративе (// сов окупиш л с я обои; и бысть с*кча %ла. ака же не выла в Русн. и рукы емлюще с'кчлхуся (6527 / 1019), и строеиио блииоє клмяио, Сего же не высть в Русн (6598/ 1090)).
Следовательно, выявление топосов оказывается крайне важным для установления и описания древнерусской КБ: в них реализуются устойчивые
представления о мире, свойственные носителю древнерусской культуры.
пресуппозиция Смерть Игоря была ужасна, и это пресуппозиция «правильная»: Ольга понимает невысказанную мысль собеседников.
Интересно, что во многих случаях летописец, комментируя КС, «дополняет» реплику говорящего, и причиной тому - понимание недостаточности фоновых знаний читателя (Федосин ... нарече имъ Якова про^вутера. Братьи же нелюво высть, глаголюще, яко: «Не %ді есть постригълъся», Е& во Ияковъ прншелъ сь Летьца с вратомъ свонмъ Павломъ (6582 / 1074), Онъ же и^ыде и%ъ града съ у^дою и хожаше скво^'к печен'кгм, глаголя: «Не виді ли коня ннктоже?» - ві во умія печеніжскьі, и н мняхуть и СВОНМЪ (6476 / 968), И рче Володнмиръ: «Теревнте путь и мосты мостите», хотяше во итина Ярослава, на сына своего, но ра^воліся (6522 / 1014). Таким образом, книжник восполняет КБ читателя, осознавая двоякую природу создаваемого текста, существующего в двух измерениях: образуются пары коммуникантов «персонаж - персонаж» и «повествователь - читатель», и их КБ, скорее всего, не совпадают.
4. Вступая в общение, К-1 должен руководствоваться определенными нормами речевого поведения, базой которых является система ценностей, принятая в данном «национально-лингво-культурном сообществе». «Для организации речевого поведения релевантна деонтическая норма (должное - разрешенное -запрещенное)» [Борисова, 2005, с. 89]: в частности, говорящие должны следовать «принципу Поллианны», требующему устранения из разговора неприятных сюжетов» [Арутюнова, 1999, с. 84]. И если К-1 все-таки нарушает этот принцип, то это может привести его к пагубным последствиям (И воевода нача (гвятополчь, я^дя вь^л-к в’Ьрегъ, укаряти новгородця, глаголя: «Что приидосте с хромьцемь снмъ, а вы плотннцн суще? Л прнставнмъ вы х°Р°‘иъ рубить нашнхъ». Се слышавше новгородцн и р'кша Ярославу, яко: «Злутра переве^емься на ннхъ. Лще кто не пондеть с нами, то сами потнем» <... > И высть січа %ла ... И ОДОлі Ярославъ (6524/ 1016), И нача Буды укарятн Болеслава, глаголя: «Да что тн пропоремь трескою чрево твое толъстое», ві во велнкъ и тяжекъ Болеславъ, яко нн на конн не моги сідіти, но вяше смысленъ. И рече Болеславъ: «Лще вы сего укора не жаль, а%ъ едннъ погнвну» ... н повідн Болеславъ
Ярослава (6526 / 1018)8). То пристальное внимание, которое летописец уделяет оскорблениям, приводящим к ущербу для говорящего, свидетельствует о том, что, по мысли книжника, оскорбление является причиной последовавших событий именно потому, что представляет собой отступление от норм общения.
Речевая тактика оскорбления является частным случаем нарушения постулата релевантности (произносится нечто неуместное). Следует заметить, что избранный летописцем способ описания КС демонстрирует, что его языковое сознание включает в себя нормы, которые в современной лингвистике именуются коммуникативными постулатами9: восполняя КБ читателя
недостающими фоновыми знаниями (см. выше), автор ПВЛ следует постулату информативности. Упоминание молчания в качестве ответной реплики указывает на аномальность такого «неинформативного» поведения, вызывающего осуждение (И отв’кща к нему Володнмеръ: «... И чему не жллуешн, до кого тн овнда?» Инеотв&ща емуничтожеДавыдъ И сташа уся Братья на коннхъ. Иста Святополкъ съ своею дружнною, аДавыдъ н Олегь съ своею дружнною ра^дно, кром'Ь севе. Л Давыдъ Игоревнчь скдяше опрочь. И не прнпустяху его к сов$ и осовЖ думаху о Давыд'Ь (6607 / 1099) - промолчавший, не сумевший оправдаться Давыд исключается из круга коммуникантов).
Внимание летописца неизменно привлекает речевое поведение персонажей, связанное с нарушением постулата истинности, состоящего в том, что в нормальных условиях участники КС должны говорить правду или, «по крайней мере, не говорить того, что считают ложным» [Падучева, 1996, с. 237]. Обманывая собеседника10,
8 Примечательно, что летописец поясняет, почему сказанное можно было воспринять как оскорбление: «избыточный вес» мешает князю воевать, но «смысленность» позволяет ему воодушевить воинов и добиться победы.
9 «Коммуникативные постулаты, или постулаты дискурса по Грайсу, - это своего рода предписания говорящим, вытекающие из некоего общего принципа кооперации -принципа, состоящего в том, что участники речевой коммуникации в нормальных условиях имеют общей целью достижение взаимопонимания» [Падучева, 1996, с. 237].
10 Летописец неоднократно указывает, что в речевой замысел коммуниканта входил обман собеседника (//ркоша гр'кцн: «/Мы иедужн против^ вамъ стлтн. N0 вс^мн на нас дань н на дружнну свою н пов'кжьте ны. коль ко васъ, да вдамы по числу на головы». Ое же ркоша гр'кцн, л*йстячн П0ДЪ ру?Ы0. суть во гр'кцн мудрн н до сего дни (6479 / 971), И рече Блудъ Ярополку: «Вндншн лн, колко вон у врата твоего? Ыамъ п\'ъ
К-1 преследует исключительно собственные цели, не заботясь о благе К-2. Так, князь Олег, обратившийся через посланников к Аскольду и Диру со словами «Гостье есмы, ндемъ въ гр'Ькы отъ Олга н отъ Игоря княжича. Да прндета к роду своему к намъ» (6390 / 882), обманывает своих собеседников, достигая тем самым желаемого перлокутивного эффекта: выманивает собеседников из города и убивает их.
Коммуникативный постулат ясности гласит: в своей речи следует быть кратким и упорядоченным, избегать неясных выражений, неоднозначности (см.: [Падучева, 1996, с. 237]). Однако в реальной речи этот постулат может умышленно нарушаться: так, княгиня Ольга обманывает древлян, строя свою речевую стратегию на основе нарушения именно постулата ясности - она вводит собеседников в заблуждение, раз за разом произнося двусмысленные высказывания11. Последовательное включение в текст ПВЛ таких эпизодов указывает на их восприятие летописцем как необычных.
5. К-1 должен определить цель общения: хочет ли он получить информацию, или побудить собеседника к действию, или поделиться с ним своим знанием, мнением или эмоцией. Данная цель, достигаемая посредством слов, является ближайшей, но не единственной: производя изменения в ментальном мире К-2, К-1 стремится изменить положение дел в реальном мире, причем таким образом, что эти изменения коснутся и его - инициатора общения. Так, Владимир, требуя от разных собеседников информации о том, какова их вера, стремится к действию, которое хочет совершить сам, - выбрать одну из этих вер.
не перевороти. И твори мнръ съ вратомъ свопмъ», льстя подъ ннмъ. се рече
(6488 / 980).
11 Вот один из многочисленных примеров: Ркоша же древляне: «Что хощешн у насъ? Ради даемъ // .ne.io.ir/, н скорою». Она же рече нмъ: Пмп к у вас ніту меду, нн скоры, но мала уваеъ прошю: дайте тн от двора по трн голувн н по трн воровьн. Л^ъ во не Хощю тяжькы данн въ^ложнтн на васъ, якоже мркь мой, но сего \' вас прошю мала. Изнемогли во ся есте въ осад •Ь. Да вдайте мм семдлое (6454 / 946) - этому фрагменту можно дать следующее толкование: коварная княгиня Ольга, в качестве речевой стратегии избравшая введение собеседника в заблуждение, и на этот, якобы смилостившись, настойчиво, три раза, просит у древлян мала, то есть употребляет слово, омофоничное имени князя древлян - Мала. Подобная интерпретация эпизода встречается, в частности, у А.С. Демина [Демин, 2005, с. 562]. Характерно, что летописец ни разу не говорит напрямую о том, как следует воспринимать речи княгини, однако печальная судьба древлян должна натолкнуть проницательного читателя на мысль о том, какое именно коммуникативное намерение имела Ольга.
Согласно теории речевых актов (ТРА), каждое произнесенное высказывание отражает коммуникативное намерение говорящего -то, ради чего он это высказывание произносит: это могут быть просьба, совет, предложение, угроза, согласие и другие иллокутивные функции. Летописец нередко «помогает» читателю понять, какую коммуникативную цель преследовал говорящий (Олегъ ... Б’к бо преже въпрошалъ волъ^вовъ н кудесннкъ: «От чегомн есть умьретн?» (6420 / 912), Олегъ же посм'Ьяся н укори кудесника, ркя: «То ть не право молвять волъсвн, но все толъжа есть: конь умерлъ, а я жнвъ» (6420 / 912), В се же время прндоша людье новъгородьстнн, просяще кня^я сев’Ь: «Лще не пойдете к намъ, то нал'Ьфмъ кня^я сев'Ь» (6478 / 970). Употребление в нарративной части глаголов, называющих иллокутивные функции высказываний, позволяет автору ПВЛ не эксплицировать реплики персонажей -частично (И пов’кл’Ь осЬдлатн конь: «Да ть внжю костн его» (6420 /912) - нет необходимости приводить слова Олега * О седлайте коня, но имеет смысл объяснить, зачем он отдал такое распоряжение) или полностью (Ирече нмъ: «Послушайтемене, не предайтеся%а трн днн, н а%ъ что вы велю н створнте». И онн же радн н ов'Ьщашася послушатн (6505 / 997). Такая «техника организации текста» позволяет книжнику добиться его компрессии, более высокой степени информативности.
Важное место в ТРА занимает исследование особого класса глаголов - перформативов, «эксплицирующих иллокутивную функцию высказывания» [Кобозева, 2000, с. 260]. Произнесение таких глаголов само по себе равно совершению действия, а не просто сообщению о нем; так, когда Феодосий, обращаясь к Стефану, говорит: «Чадо! Се предаю тн манастырь» (6582/ 1074), - это означает, что в этот момент монастырь переходит в духовное ведение Стефана - момент произнесения слова «предаю» и есть акт передачи.
Объектом исследования ТРА служит высказывание, равное, по сути, одному предложению. Между тем, реплика К-1 не обязательно ограничивается одним высказыванием. Произнося ряды предложений, каждое из которых выражает определенную иллокутивную функцию, говорящий может преследовать некую глобальную иллокутивную цель, не обязательно совпадающую с представленными в отдельных предложениях. Так, Свято полк, отвечая на упрек Владимира, Давыда и Олега, говорит: «Пов'Ьдалъ
мн Давыдъ Игоревнчь, яко: «Василко врата ти у кил ъ Ярополка и теве х^щеть увнтн и %аятн волость твою- Туровъ, н Пннескъ, н Берестн, н Погорнну, н шелъ рот'А с Володнм’Ьромъ, яко скстн Володнмеру в Кнев’Ь, а Васнлковн - Володнмерн». Л неволя мн главы своея БЛЮСТИ И не Я%Ъ его СЛ'ЬпНЛЪ, НО Давыдъ, Н велъ Н К СОВ’Ь» (6605 / 1097). Три высказывания, произносимые им, имеют разные функции: сообщение (Давыд поведал, что мне угрожает опасность), суяедение (Мне, как князю, следует беречь свою голову) и снова сообщение (Это не я слепил, а Давыд). Оценивая же реплику в целом, можно сказать, что Святополк оправдывается - это его глобальная иллокутивная цель: Святополк сообщает факты, доказывающие его невиновность, и высказывает суждение о том, что должен делать князь, и оказывается, что именно так Святополк и поступал. Характерно, что его собеседники воспринимают его реплику как произнесенную ради оправдания и отвечают: «Ицк’кта о семь не НМ’ЬЙ, ЯКО Давыдъ есть СЛ'ЬпНЛЪ н».
6. Комбинируя в пределах реплики разные высказывания, говорящий осуществляет поиск такого их сочетания, а точнее такой смены иллокутивных функций в ходе речевого акта, такой речевой стратегии, которая позволит ему добиться глобальной иллокутивной цели, достичь желаемого перлокутивного эффекта. В ПВЛ обнаруживается множество диалогов, в которых персонажи проявляют свои речевые способности, достигая практических целей словом. Можно сказать, что умение говорить осознавалось летописцем как необходимое качество социально значимого лица. Вот, например, история о том, как князь Глеб разоблачил волхва, смутившего умы многих новгородцев:
Ира^д’Ьлншася надвое: кня^ь во Гл’Ьвъ н дружнна его сташа у епнскопа, а людье вен ндоша %а волъхва. И высть мятежь велнкъ вельмн. Гл’Ьвъ же во^ма топоръ подъ скутъ н прнде к волъхву н рече ему: «То веенлн, что утр’Ьхощеть выти, чтолндо вечера?» Онъ же рече: «Все в’Ьдаю». И рече Гл’Ьвъ: «То в’Ьсн лн, что тн хощеть днесь выти?» Онъ же рече: «Чюдеса велнка створю». Гл’Ьвъ же выня топоръ нростяннпадемертвъ, нлюднера^нндошася (6579 / 1071).
Князь Глеб задает верификативные вопросы (суть ответа сводится к подтверждению или опровержению высказываемого предположения), прогнозируя ответы оппонента (другие попросту невозможны: у волхва нет выбора, он должен соглашаться с князем,
подтверждая свои чудесные способности). После того как князь добился от волхва необходимых ответов, он опровергает их неоспоримым «аргументом». Этот окончательный вердикт-жест (князь убивает волхва топором) представляет собой и опровержение слов оппонента (вместо великих чудес тот оказался убит), и его наказание. При этом целью князя было не переубедить волхва, а разубедить легковерных новгородцев в том, что кудесник обладает чудотворной властью. И это ему удается именно за счет правильно построенного «диалога». Очевидно, что топор, упомянутый в самом начале фрагмента, был взят неслучайно (он, как и знаменитое ружье на стене, должен был «выстрелить», иначе его не следовало упоминать): князь продумал то, как он будет разговаривать с оппонентом и чем закончится выяснение отношений между ними. В данном случае князь выполнил свою социальную функцию (государственная власть над людьми), а способ, к которому он прибег, вызвал восхищение у летописца, включившего эту историю в ПВЛ.
III. Пройдя подготовительный этап, К-1 приступает к воплощению замысла в речь, облекая мысль в слова, - начинает говорить. В говорении, или локутивном акте, К-1 должен проявить свои способности, которые можно назвать техникой речи: правильный выбор интонации, тона, громкости речи, расстановка логических ударений, внятность произнесения обеспечивают успешность коммуникации. Так, реплика смертельно раненного Ярополка «Охъ, тот мя вороже погуви!» (6595/ 1087) потрясла и присутствовавших рядом, и летописца, внесшего ее в текст и специально отметившего, что князь рече великимъ гласомъ Акустические особенности говорения крайне важны, поскольку отражают психологическое состояние коммуниканта, то есть служат средством передачи информации, что побуждает летописца сообщать об этих особенностях (Вълодимер же, въ^дохнувь, рече: «Довро сим одесную, горе же сим ошуюю» (6494 / 986), И слышлшл людье, яко в Турнйск'Ь суть, и клнкошл людье на Давыда, рекуще: «Выдан, кого тнхотять. Лщелн, то предамыся» (6605 / 1097).
Крайне важной представляется следующая особенность ПВЛ: большинству реплик персонажей предшествуют конструкции, состоящие из нескольких глаголов, при этом часть из них описывает характеристики КС (стимул, приведший к коммуникации; наличие / отсутствие КСО; иллокутивные функции и т.п.), а один, чаще всего последний в ряду, указывает на локутивный акт (например,
Вълодимеръ же слышавъ, яко ятъ есть Влсплко н ослгЬпленъ, ужасася н въспллкася вельми н рече: «Сего не было есть у Русьской %емлн нн прн д'Ьдехъ наших, "н ПР" отцихъ нашнхъ сякого %ла»
(6605 / 1097) - описывается цепочка событий, приведших к
говорению: стимул - психологическая реакция - эмоциональная реакция - рациональная реакция (суяедение, произносимое персонажем). Таким образом, представление книжника о структуре КС оказывается удивительно близким тому, которое существует в современной научной литературе: он действительно воспринимает КС как явление комплексное и, соответственно, требующее подробного описания и дает ему характеристики, соотносимые с категориями современной лингвистики.
IV. Следующим за локутивным актом этапом КС является восприятие сказанного К-2. При этом К-2 производит ряд последовательных действий, к которым относятся собственно восприятие («восприятие как «прием» некоего сообщения некоторым «устройством»), осмысление, приводящее к пониманию, и интерпретация, происходящая «путем соотнесения «декодированной», вычлененной из текста информации с имеющимися знаниями об экстралингвистической реальности» [Красных, 2003, с. 140]. Очевидно, что К-2 должен понять замысел К-1, и в процессе «дешифровки» полученного сообщения он встречается с различными сложностями:
1. Значительная часть информации поступает к адресату не эксплицитно, но должна «выводиться» им самим на основе сказанного, причем речь в данном случае идет не только о прагматических пресуппозициях:
а) К-2 должен уметь выводить логическое следствие -суждение, основой которого является эксплицированная в высказывании информация. Так, Владимир, отчаявшийся найти мужа, способного сразиться с печенегом, услышав реплику старца «Княже, есть у мене едннъ сынъ дома меншнй, а сь четырмн есмь вышелъ, н онъ дома. Отд'Ьтьства сн своего н'Ьсть кто нмъ ударилъ. бднною бо мн сварящю, оному же мнущю уснье, н ра^пгквася на мя, преторже черевннруками» (6501 / 993), обрадовался, а причиной тому стало правильно установленное следствие: «сын старца силен > он может сразиться с печенегом»;
б) Неэксплицированной является информация, содержащаяся в импликатурах - «заключениях, которые делает Слушающий,
принимая во внимание не только само содержание предложения 8, но и то обстоятельство, что Говорящий вообще произнес 8 в данной ситуации, и то, что Говорящий не сделал вместо высказывания 8 некоторого другого высказывания Б'» [Падучева, 2001, с. 42]. Характерно, что импликатуры часто выводятся из высказываний, нарушающих коммуникативные постулаты: именно так распознаются оскорбления, шутки и под. (например, если воспринимать шуточное высказывание русичей о радимичах «Мщаньцн волъчья хвостл Е'Ьгають» (6492 / 984) буквально, то оно покажется абсурдным).
2. Очень часто высказывания, которые, казалось бы, предназначены для выражения вполне определенных иллокутивных функций, в данной конкретной КС выражают цели совершенно иные. Например, касожский князь Редедя, задавая Мстиславу вопрос: «Что ради гукнв’к дружину межи собою?» (6530 / 1022), - на самом деле не интересуется его мнением, а сам утверждает: «Дружину губить незачем». И Мстислав понимает это и не дает ответа на вопрос, поскольку в этом ответе нет нужды, но соглашается с предложением сойтись в личном бою.
Высказывания, имеющие не прямые, «вытекающие из буквального смысла предложения» [Падучева, 2001, с. 44], а косвенные иллокутивные функции, используются для совершения косвенных речевых актов (КРА). Анализ ПВЛ показывает, что восприятие КРА персонажами летописи, «расшифровка» ими сказанного аналогична современной: однозначно толкуются
высказывания, иллокутивное значение которых выводится только из пресуппозиций, сопутствующих КС; расшифровывается коммуникативное намерение говорящего, а не мнимая иллокутивная цель, устанавливаемая на основе опознавания формальных признаков высказывания. Так, царь Константин, обращаясь к Ольге, говорит: «Подокна есн царствоватн в город’к семъ с нами». Это оценочное суждение может быть воспринято и как похвала, и как констатация факта, однако Ольга, ра^ум’квши. отвечает царю: «А%ъ погана есмь, да аще мя хощешн крестнтн, то кр’кстн мя самъ. Лще лн - то не кресщюся» (6463 / 955). Если бы она восприняла реплику Константина буквально, она не должна была бы ответить ему так. Но она понимает, что за словами царя скрывается какой-то иной смысл, какая-то иная иллокутивная цель (не похвала, а что-то другое), и дальнейшие события показывают, что она верно расшифровала этот КРА: это было предложение выйти замуж.
3. Одной из особенностей устной речи является ее эллиптичность: стремясь сделать свою речь более информативно насыщенной, К-1 не эксплицирует все то, что может быть восстановлено из контекста или конситуации, руководствуясь принципом «выразить максимум содержания, используя минимум средств». Умение восстановить «недостающую» в высказывании информацию входит в число обязательных навыков К-2. Так, Святослав, принимая дары от греческих послов, бросает своим отрокам отрывистое «Похороните!» (6479/971). С точки зрения нормативной грамматики, ему следовало бы сказать *Вы спрячьте эти дары!, однако в реальном КС называние субъекта и объекта действия спрятать излишне: собеседники и так понимают, о чем идет речь.
V. Восприняв, поняв и проинтерпретировав высказывание собеседника, К-2 приступает к деятельности иного рода: в той или иной форме он отвечает на уже прозвучавшую реплику. «...Всякое понимание живой речи, живого высказывания носит активноответный характер (хотя степень этой активности бывает весьма различной); всякое понимание чревато ответом и в той или иной форме обязательно его порождает: слушающий становится
говорящим» [Бахтин, 1997, с. 169]. В ПВЛ на особый реактивный характер речевой деятельности К-2 указывает глагол отв'Ьщдти (Отв’йщлв же, Болоднмеръ рече: «То кде кресщенне прннмемь?» (6495 / 987) - вопрос вполне может послужить «ответом» - реакцией на прозвучавшее).
Таким образом, круг замыкается: «слушающий становится говорящим», рождается диалог - обмен репликами между участниками КС.
***
К сожалению, в рамках данной статьи невозможно в полной мере описать представление древнерусского книжника о КС. Но и на основе сказанного можно сделать вывод: в тексте ПВЛ реализуется целостная концепция восприятия КС как явления, состоящего из множества в равной степени значимых элементов, взаимосвязанных и взаимоопределяющих.
Наше знание о мировоззрении средневекового человека ограничено той информацией, которую иногда удается извлечь из материальных источников, прежде всего - текстовых (через слово -написанное или передаваемое из уст в уста). Между тем, не менее важным оказывается выявление смыслов, не выраженных словом, а
находящихся «за ним». Методы исследования, разрабатываемые современной лингвистикой, связанные в том числе и с изучением КС, могут быть существенным подспорьем в этой сложной, но необходимой деятельности.
Литература
Аникин Д.В. Исследование языковой личности составителя «Повести временных лет» : дис. ... канд. филол. наук. Барнаул, 2004.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.
Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Собрание сочинений : в VII томах. М., 1997. Т. V.
Борисова И.Н. Русский разговорный диалог. Структура и динамика. М., 2005.
Верещагин Е.М. Церковнославянская книжность на Руси. М., 2001.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, рече-поведенческих тактик и сапиентемы. М., 2005.
Демин А.С. «Подразумевательное» повествование в «Повести временных лет» // Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 12. М., 2005.
Игумен Тихон (Полянский) Этические аспекты в антилатинских произведениях митрополита Никифора // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2007. № 3.
Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. М., 2000.
Конявская Е.Л. Авторское самосознание древнерусского книжника (XI -середина XV в.). М., 2000.
Королев А.С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-е - 70-е годы X века. М., 2000.
Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М., 2003.
Кузнецов И. В. «Слово о вере христианской и латинской» печерского игумена Феодосия как ранний памятник русской публицистики // Филологические науки. 2006. № 6.
Лекомцева М.И. Семантика некоторых риторических фигур, основанных на тавтологии (на материале «Похвального слова Кириллу-философу» Климента Охридского)//Структура текста. М., 1980.
Михайлов А.В. Реконструкция древнерусского менталитета в диахронии (проблематика структуризации) // Языковая семантика и образ мира. Казань, 1997. Т. 23.
ПадучеваЕ.В. Семантические исследования. М., 1996.
Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М.,
2001.
Повесть временных лет / подготовка текста, перевод и комментарии О.В. Творогова // Библиотека литературы Древней Руси. Том 1: XI-XII века. СПб., 2000.
Толочко П.П. Русские летописи и летописцы X—XIII вв. СПб., 2003.
