CC BY
33
Литература
Белова О.В. Русские народные исторические песни: появление, герои и определение. [Электронный ресурс]. URL: http://fb.ru/article/147024/russkie-narodnyie-istoricheskie-pesni-poyavlenie-geroi-i-opredelenie.
Задорожная Н.И. Какова роль песен в нашей жизни [Электронный ресурс]. URL: http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-59957.
Краткая характеристика жанра рэп. [Электронный ресурс]. URL: https://m.wikipedia.org/wiki/Рэп.
Ким Л.Г. Вариативно-интерпретационное функционирование текста. Томск, 2009. Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. Омск, 1999.
Кузьмина Н.А. Культурные знаки поэтического текста. [Электронный ресурс]. URL: http://www.omsu.omskreg.ru/vestnik/articles/y1997-i1/a074/article.html. Лотман Ю.М. Анализ поэтического теста. Л., 1972. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996.
Соколовский В.В. Влияние музыки на человека. [Электронный ресурс]. URL: http://gopsy.ru/psihologija/kak-muzyka-vlijaet-na-cheloveka.html.
Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М., 1977 [Электронный ресурс]. URL: http://www.twirpx.com/file/521978.
Чибисова О.В. Музыка как средство межкультурной коммуникации // Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2011. N° 3.
COOLIO LYRICS. Gangstar's paradise [Электронный ресурс]. URL: http://en.lyrsense.com/coolio/gangstas_paradise.
NINA SIMONE LYRICS. I put a spell on you [Электронный ресурс]. URL: http://en.lyrsense.com/nina_simone/i_put_a_spell_on_you_ns.
ЛЕТОПИСНЫЙ ЖЕНСКИЙ РЕЧЕВОЙ ПОРТРЕТ (НА МАТЕРИАЛЕ «ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ») (СТАТЬЯ 1)
В.С. Савельев
Ключевые слова: древнерусские летописи, устная речь, женский речевой портрет.
Keywords: Old Russian chronicles, oral speech, female speech portrait.
Одним из основных объектов изучения современной лингвистики является говорящий человек: в рамках различных научных направлений определяются многочисленные характеристики, выявляемые при соотнесении двух объектов -человека и его речи. Речь сама по себе представляет собой одну из
главных характеристик человека: установление особенностей использования средств языковой системы в речевой деятельности носителя языка позволяет говорить о языковой личности - понятии, введенном в научный оборот В.В. Виноградовым (см.: [Виноградов, 1980, с. 61, 90, 91]) и разработанным в первую очередь Ю.Н. Карауловым1, согласно которому «языковой личностью можно называть совокупность (и результат реализации) способностей к созданию и восприятию речевых произведений (текстов), различающихся а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности и в) определенной целевой направленностью» [Караулов, 2010, с. 245]. Деятельностный аспект изучения языковой личности привел исследователей к необходимости введения понятия речевой портрет, позволяющего сфокусироваться прежде всего на индивидуальных особенностях проявления языковой личности в конкретных коммуникативных условиях.
В трудах современных исследователей2 подчеркивается, что значительную роль в разработке понятия речевой портрет сыграла работа М.В. Панова3, создавшего на основе как устных, так и письменных речевых произведений фонетические портреты выдающихся личностей XVШ-XX веков, речь которых была ярко индивидуальной и в то же время отражала характерные особенности фонетического строя языка того времени, когда они жили, и той социальной группы, к которой они относились. Вполне очевидно, что полноценное описание исторической языковой личности в принципе вряд ли возможно в силу недостаточности материала исследования. Создание же речевого портрета, базирующееся на анализе дискурсивной деятельности говорящего, не подразумевает обязательной «завершенности», «законченности», свойственной моделям описания языковой личности4. Так, Т.М. Николаева, отвечая
1 См. также основополагающие для данного направления работы [Богин, 1980; Карасик, 2002; Седов, 2004].
2 См.:[Китайгородская, Розанова, 1995; Крысин, 2001; Гордеева, 2008; Варламова, 2015 ; Цзян Чжиянь, 2016].
3 См. репринтное издание [Панов, 2002].
4 Интересной иллюстрацией этой особенности речевого портрета является существование значительного числа научных работ, в качестве части названия включающих словосочетание «штрихи к речевому портрету»: О.А. Ярошенко «Штрихи к речевому портрету русского интеллигента» (Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. 2010. N° 3), И.В. Голубева, В.М. Войченко «Женщина третьего тысячелетия. Штрихи к речевому портрету» (Saarbrucken, 2011), Н.К. Иванова
на вопрос, нужно ли для создания речевого портрета1 «представлять эксплицитно все уровни и все факты языковой системы», говорит об избыточности такого подхода: «<...> Многие языковые парадигмы, начиная от фонетической и кончая словообразовательной, оказываются вполне соответствующими общенормативным параметрам и поэтому интереса не представляют. Напротив, важно фиксировать яркие диагносцирующие пятна» (цит. по: [Крысин, 2001, с. 91]).
Помимо вариативности избираемых в качестве «диагносцирующих пятен» признаков в работах исследователей обнаруживаются различия в определении того, чей именно речевой портрет создается. В частности, анализ «работ отечественных лингвистов» позволил О.Н. Варламовой установить следующие классифицирующие признаки объектов исследований: а) по количеству объектов - портрет единичной / коллективной языковой личности, б) по соотнесенности с действительностью -реальный / вымышленный объект, в) по уровню обобщения -релевантный / среднестатистический объект, г) по социальной локализации - личностный / институциональный объект, д) по характеру материала - звучащая речь / письменные тексты, е) по объему параметров исследования - полные характеристики речи на всех уровнях манифестации языковой системы / частичные характеристики речи на всех или большинстве уровней / селективные характеристики на некоторых или всех уровнях (см.: [Варламова, 2015, с. 26, 27]).
Особое значение в описании языковой личности и создании речевого портрета имеет тендерный аспект, связанный в числе прочего с установлением отличительных признаков, характеризующих женскую и мужскую речь. Гендерная лингвистика представляет собой активно развивающееся направление современной лингвистики, и существование многообразия различных научных точек зрения в этой области выглядит вполне естественным, однако неоспорим сам факт существования как отличительных признаков речи мужчин и женщин, так и стереотипных представлений носителей языка об этих отличительных признаках.
Одним из основных источников сведений об устной речи в Древней Руси является «Повесть временных лет» (далее - ПВЛ),
«Штрихи к речевому портрету персонажа романа Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом» (Филологические открытия. 2015. N° 3) и др.
1 В терминах Т.М. Николаевой - социолингвистического портрета.
герои которой участвуют в многочисленных диалогах, отражающих представление летописца о том, как говорит человек, играющий определенную социальную роль в определенных коммуникативных условиях. Как правило, говорящим героем ПВЛ является мужчина, однако обнаруживаются в летописи и такие диалогические фрагменты, в которых в качестве коммуникантов выступают женщины. В каких именно коммуникативных событиях они участвуют? Какие социальные роли играют? Какую информацию передают и какие коммуникативные цели преследуют? Свойственны ли летописной женской речи какие-либо отличительные признаки и, если они обнаруживаются, можно ли на их основе создать летописный женский речевой портрет? На эти вопросы мы
попытаемся ответить в нашей статье.
***
В ПВЛ обнаруживается 322 непереводных диалогических фрагмента, описывающих коммуникативные события (далее -КС)1, и только в 24 из них принимают участие женщины (7,5% от общего числа КС в ПВЛ), при этом в большинстве из них коммуникантом является княгиня Ольга (16 КС - 5% от общего числа КС в ПВЛ), все остальные женщины-коммуниканты - княжна Рогнеда, царевна Анна, княжна Предслава, мать князя Брячислава, Мария Яневая (жена тысяцкого Яна Вышатича), княгиня Анна (Янка) Всеволожая - участвуют не более чем в двух КС.
I. Кн. Ольга произносит все свои реплики будучи вдовствующей княгиней. Это ее положение - с одной стороны, действующего правителя, а с другой - вдовы, которая может выйти замуж, -определяет ее «двойной» коммуникативный потенциал в значительной части КС, в которых она участвует.
1. В 8 КС собеседниками кн. Ольги являются древляне.
1 Диалогический фрагмент - часть текста, включающая реплики персонажей, участвующих в коммуникативном событии («прямая речь»), а также рамочную конструкцию - слова повествователя, описывающего данное коммуникативное событие (называются коммуниканты, время и место диалога, причины, приведшие к началу коммуникации, коммуникативные цели собеседников, перлокутивный эффект, к которому привел диалог и т.п.).
Коммуникативное событие представляет собой «ограниченный в пространстве и времени, мотивированный, целостный, социально обусловленный процесс речевого взаимодействия коммуникантов. <...> Функция коммуникативного события определяется социально-ролевыми характеристиками участников, их целями, способами и социальными нормами взаимодействия. Эти параметры коммуникативного события формируют его жанр» [Борисова, 2005, с. 13, 30].
В 7 КС именно она владеет коммуникативной инициативой1, произнося первую реплику в диалоге. Примечательно, что почти все эти диалоги являются прескриптивными2 и во всех случаях кн. Ольга добивается желаемого перлокутивного эффекта: ее собеседники делают то, что она им велит. Рассмотрим наиболее примечательные из них.
(1) Ипов'кдаша Мл^, тко деревллнн прндоша, и въ^ва Мльга к сокгк ирче нмъ: (1.1) «Докргк, гостье, прнндоша ?» Иркоша древллн е: (1.2) «Придохомъ, кнлгннн». И рче нмъ Мльгл: (1.3) «Да глнте, что раА приросте скмо?» И ркоша деревллни: (1.4) «Посла мы Дере вьс^т %емлл, ркущи снце: «Мужа твоего оувнхомъ, влшеть во мужь твои, fкo волкъ, късхм//^ и гравл, а наши кнл^н доврн суть, е роспаслн суть Деревьскую %елмю. Да иди нашь кнл^ь /Иалъ!» - кгк во ему имл /Иалъ, кплцю деревьскому. Р"е же нмъ № лга: (1.5) «(1.5.1) Люва мн есть ргкчк ваша. Оуже мггк своего мужа н е кргксити. (1.5.2) Но /щю вы почтнтн наоутьр'кт пре1 людмн своими, а ньнгк идете в лодью св°ю и лл^ь те в лодьи величающеел. А%ь оутро пошлю по вы, вы же рчете: «Не &демь ни на конехъ, ни п'Ьшн идемъ, но понесете ны в лодьи», и въ^ьнесутъ вы в лодьи». И Спусти т в лодью (6453 / 945)3.
КС (1) состоит из 4 коммуникативных эпизодов (далее - КЭ)4.
Первый из них представляет собой интеракцию, состоящую из реплик (1.1) и (1.2), и является фатическим, что само по себе
1 В одном из этих КС (состоящем из нескольких коммуникативных эпизодов) коммуникативная инициатива переходит от одного коммуниканта к другому несколько раз.
2 Шесть диалогов являются прескриптивными (два из них помимо прескриптивных интеракций содержат фатические и информативные), один - информативным.
3 В качестве материала исследования используется текст ПВЛ, воспроизведенный в издании [Полное собрание русских летописей, 1908]. В разбивке текста на слова мы в основном следовали упомянутому изданию, производя при этом разбивку текста на предложения и используя пунктуационные знаки, отсутствующие в ПВЛ, в соответствии с современными нормами. В скобках после примера указывается год, под которым помещен цитируемый фрагмент (по принятому в ПВЛ византийскому летосчислению, ведомому от сотворения мира, и летосчислению от Рождества Христова).
4 Коммуникативное событие может состоять из нескольких коммуникативных эпизодов, основанием выделения которых является прежде всего завершенность отношений иллокутивного вынуждения (см. [Баранов, Крейдлин, 1992, с. 86, 87]). Зачастую при переходе от предшествующего коммуникативного эпизода к последующему перехватывается коммуникативная инициатива и/или меняется тип диалога (жанр общения).
примечательно: данный фрагмент - один из немногих примеров фатической коммуникации, представленных в летописи. Его включение в текст оказалось важным для летописца по той причине, что в нем кн. Ольга устанавливает такие межличностные отношения с собеседниками, которые впоследствии позволят ей осуществить свой план мести: называя убийц мужа гостями1, проявляя заботу о них2, она усыпляет их бдительность, подготавливая почву для дальнейших прескрипций.
Второй КЭ является информативным; он включает вопрос кн. Ольги (1.3) и ответ древлян (1.4), содержащий воспроизведение предложения, ради которого они и прибыли в Киев.
Произнося включенное в (1.4) предложение, древляне перехватывают коммуникативную инициативу: кн. Ольга должна ответить на сказанное согласием или отказом. И она отвечает на реплику собеседника, произнося пространную реплику (1.5), которую следует разделить на два речевых хода3: а) ответ на предложение древлян (1.5.1), б) предложение (1.5.2), от которого древляне не смогут отказаться, поскольку, во-первых, им собираются «оказать честь» и было бы странно с этим спорить и, во-вторых, следование прескрипции собеседника по сути является условием осуществления их прескрипции (1.4). Таким образом, произнося (1.5.2), кн. Ольга перехватывает коммуникативную инициативу и вынуждает собеседника сыграть роль в написанной и поставленной ею «пьесе», в которой собеседнику-«актеру» не предоставляется возможность импровизации: наутро он должен произнести те слова, которые уже «написаны» и сообщены ему4. И неслучайно в финальной сцене этой «пьесы» в информативном КС (2) задается вопрос, отсылающий поверженного собеседника к самому ее началу: (2) Ипрннесоша т на
1 «При этом Ольга несколько унизила древлян, указав на второстепенность ранга их посольства, - всего лишь «гости», а не полноценные послы (так, по договору Игоря с греками, «ношаху сли печати злати, а гостье - сребрени» - 47, под 945 г.)» [Демин, 2003, с. 27].
2 Именно так следует понять вопрос о том, как они добрались.
3 Одна реплика говорящего может включать несколько речевых ходов; например, в тех случаях, когда граница между коммуникативными эпизодами проходит не между репликами коммуникантов, а внутри одной реплики, последняя включает в себя как минимум два речевых хода, каждый из которых обладает определенной иллокутивной функцией.
4 Таким образом, третий КЭ является прескриптивным и включает интеракцию (1.4) и (1.5.1), четвертый КЭ начинается прескриптивным речевым ходом (1.5.2), а реакция на него является невербальной: последующие действия древлян показывают, что они согласились на предложение кн. Ольги.
дворъ къ Оль^'к. н, несъше т, и врннуша въ или/ н съ лодьею. И пр"ннкшн waга и рче нмъ: «Довьра ли вы v'Va ?» whh же ркоша: «Пуще мы Игоревы смерти» (6453 / 945) - слова кн. Ольги содержат намек на сказанное вчера, заставляя древлян понять, что за честь их на самом деле ожидала. Следует обратить внимание и на позу княгини: месть осуществилась, и ей необходимо, чтобы враг увидел ее торжество, - именно поэтому она должна приникнуть к яме.
В рассмотренном КС (1) обнаруживаются три рече-поведенческие тактики (далее - РПТ)1, которые кн. Ольга использует наиболее часто: РПТ «уклончивый ответ», РПТ «отложенное согласие» и РПТ «двусмысленное высказывание».
РПТ «уклончивый ответ» реализуется в (1.5.1): высказывание кн. Ольги содержит оценочное суждение «Люва мн есть р^чь ваша» и констатацию факта « Оуже лчгк своего мужа не кр^снтн». Оценка релевантности их произнесения в качестве ответа на предложение позволяет вывести импликатуру «Я согласна». Однако существенно, что это высказывание не содержит вербально выраженных взятых на себя обязательств: в случае необходимости говорящий будет иметь возможность утверждать, что он своего согласия не давал.
РПТ «отложенное согласие» реализуется в (1.5.1) и (1.5.2): соотнося два этих речевых хода, собеседник должен понять, что согласие, выраженное (1.5.1), «вступит в силу» только после выполнения им требований, изложенных в (1.5.2).
РПТ «двусмысленное высказывание» реализуется в (1.5.2): «честь», предлагаемая кн. Ольгой, может быть истолкована двояко - как описание почестей, воздаваемых послам, и как описание похорон2. Нельзя сказать, что в этом и других случаях княгиня обманывает своих собеседников: у них всегда остается возможность правильно истолковать ее двусмысленное высказывание. Однако ни в одном из случаев они не проявляют должной проницательности. По сути, каждый из ее «оппонентов» мог бы сказать про себя словами византийского императора «Переклюка л\л, Ufora», на практике убедившись, что она смыслена велмн.
1 О рече-поведенческих тактиках см. [Верещагин, Костомаров, 2005].
2 «Двойной смысл имеет и само передвижение посуху в ладьях: с одной стороны, это знак величайшей силы, знак гордости <...>, с другой - это, очевидно, знак смерти, обряд похорон <...>. Таким образом, внешне обещая воздать послам величайшие почести, затаенно, в прикровенной форме Ольга обрекает их на смерть» [Лихачев, 2007, с. 436].
Данная характеристика - «смысленность» - отмечается летописцем у нескольких героев, при этом имеется в виду не способность к мышлению, наличие разума вообще, а способность к быстрой и правильной оценке сложившейся ситуации и выбору правильного решения1. Так, кн. Болеслав, услышав оскорбление от вражеского воеводы Б(л)уда, не стал осыпать оппонента ответными оскорблениями, а обратился к своей дружине с такими словами, которые заставили воинов вслед за своим предводителем переправиться через Буг и разбить неприятеля. Именно поэтому летописец дает по сути «чужому» князю следующую характеристику: б'к во велнкъ и тлжекъ Болеславъ, тко нн на конн не моги С'кд 'кти, но rai не смысленъ (6526/ 1018) - «смысленность» позволила ему превратить мнимое поражение в диалоге в победу на поле брани.
Еще один пространный диалог между кн. Ольгой и древлянами имеет место во время осады:
(3) И CTOf Мльга л*кто цгкло, и не можаше в^лтн города, н оумыслн снце: посла къ городу, ркущн: (3.1) «(3.1.1) Чего хощете доскдгкти? (3.1.2) А вен ваши городи передашасл мнгк, и тлим по дань, и д'клаютъ нивы CßOf и ^емлго ев"го. (3.1.3) А вы хощете голодомъ н^меретн, не нмучисл по дань». Деревллне же рькоша: (3.2) «Ради выхомъ сл fAti по дань, но хощешн мьщатн мужа свое го», fe же имъ Мльга, тко:(ЪЗ) «(3.3.1) А%ъ оуже мьстнла еемь мужа ев" своег, когда придсГ къ Киеву, и второе, и третьее, еже когда творлху' тры^ъну мужю моему. (3 .3 .2) А оуже нех^щю ИЗмщ енит твори', нохощюдань иматн по молу и, смирившись с вами, пойду шплть». Ркоша же древллне: (3.4) «Чтохощешн оу нас?Радидаемъ и мед0" и скор°ю». Wna же ре имъ: (3.5) «(3 .5.1) Hhurk оувас н^ту меду,
1 Неслучайно в нескольких летописных фрагментах указывается, что герой был мудр и смыслен, то есть ему была свойственна полнота обладания своим умом: блхуть во мудр-k и смыслени. н нарнцнхусл полдне; «Ты кнл^ь ecu мдръ н смысленъ н не rrkcn %акона< >»(6494 / 986). То же клише часто используется и в переводных текстах: лг. н tri оуно нщн члкъ л\оудриих и смысленьР. и прнставн къ всей ¿¡емли бгипетьстк и. <... > (Быт. XLI, 33, четий текст; цит. по [Михайлов, 1908, с. 354]), в"6 во и та Сивоула ¿¡•Ьло смысльна и премоудра и многоу искоушеиию славна (Хроника Георгия Амартола, кн. 4, гл. 43; цит. по [Истрин, 1920, с. 145]), Кадмосъ же да дщерь свою Агав/и щл gxhw на. прнжн с нею сна нменемъ Пеньфеоуса, моужа смыслена пр'йдъ всЬмн моудра (Хроника Иоанна Малалы, кн. 2, гл. 13; цит. по [Истрин, 1994, с. 82]).
нн скоры, но м"ла оу васъ прошю: данте ли/ ИЗ двора по трн голувн н по трн воровьн. (3.5.2) А^ъ во не хощю тлжькы данн въ^ложнтн на васъ, тксГ мужь мон, но сего оувас прошю мала. (3 .5.3) Щнемоглн во ел есте въ ысад'Ъ. (3 .5.4) Да вдантемн се малое». Деревллне же радн выша, съвраша же $ двора по три голуви и по три воровьи и послаша къ Мль^Ж с поклон(6454 / 946).
Речевая партия кн. Ольги в КС (3) представляет собой один из главных летописных образцов того, как можно достичь победы при помощи слова.
Первую свою реплику (3.1) кн. Ольга начинает с негативного для древлян прогноза (3.1.1), выраженного косвенным речевым актом (далее - КРА): «ЧегохощетедосЬд'Ьтн?» = «Ничего хорошего вы не дождетесь». Далее в (3.1.2) она сообщает о том, как живут те древляне, которые ей сдались, и оказывается, что у них все хорошо. Перспективы же осажденных, описанные в (3.1.3), выглядят не столь благоприятными: если они не согласятся платить дань, их ожидает гибель. Вполне естественно, что (3.1.3) порождает импликатуру «Соглашайтесь платить дань!», и именно на эту прескрипцию и реагируют древляне, произнося (3.2): они согласны, однако их согласие имеет потенциальный характер, поскольку они опасаются мести княгини. Реплика (3.3) позволяет кн. Ольге развеять сомнения собеседника: в (3.3.1) она сообщает, что уже утолила жажду мести, а в (3.3.2) рассказывает о своих мирных намерениях. Обрадованные древляне в (3.4) интересуются тем, какую дань она хочет получить и даже предлагают ей мед и меха, но и в этом случае их ожидает «приятный сюрприз»: кн. Ольга не хочет брать предложенную «тяжкую» дань, но довольствуется малым. При этом в (3.5) сменяют друг друга: (3.5.1) - констатация бедственного положения древлян и предложение, «выгодное» для них, (3.5.2) - сообщение о мирных намерениях говорящего и повторение «выгодного» предложения, (3.5.3) - повторная констатация бедственного положения древлян в такой форме, которая говорит о сочувствии к ним говорящего, (3.5.3) - еще одно повторение «выгодного» предложения. Произнесение в (3.5) высказываний с совпадающим пропозитивным содержанием позволило княгине четырехкратно упомянуть мала/Мала, которого она просит, и эта просьба стала очередной двусмысленностью1,
1 О языковой игре с обозначением малой дани и имени древлянского князя Мала см. [Лихачев, 2007, с. 438].
которую древляне не смогли интерпретировать правильно, что в очередной раз привело их к гибели.
Рассказывая об остальных случаях общения с древлянами, летописец в 4 КС приводит только одну реплику - прескрипцию, произнесенную кн. Ольгой, а в нарративной части описывает перлокутивный эффект, который для княгини всегда оказывается положительным.
Следует обратить внимание на то, что и в этих репликах княгиня использует РПТ, позволяющие ей добиться того, чего она хочет: РПТ «двусмысленное высказывание» (4) «И^мывшесл, при дета къ мн'Ь» (6453 / 945) - оказание чести омовением ув. обряд обмывания мертвеца; РПТ «утаивание части информации» (5) «Ое о уже иду к вамъ, да пристроите меды мьногы оу города, ндеже оувнсте мужа моего, да поплачюсл надъ гровомъ ег н створю тры^ну мужю мое му» (6453 / 945) - не сообщается, что это будет тризна и по древлянам, (6) «Ое оуже сл есте покорил"Ь лчгк и моему д'Ьтатн, а идете в городъ, а т%ъ заоутра Соступлю С города и поиду в городъ свои» (6454 / 946) - не сообщается, что перед снятием осады кн. Ольга собирается поджечь город.
Также обращает на себя внимание то, что кн. Ольга крайне обстоятельно рассказывает своим собеседникам о причинах своих действий или действий, которые должны совершить они: это не просто прескрипции, а аргументированные прескрипции. Аргументы княгини убедительны, и ее собеседники не сомневаются в необходимости следования ее «распоряжениям»; см. КС (1), (3), (5), (6) и (7): (7) «Да аще мл право просите, то пришлите къ лмгк мужи нарочиты, да въ велице ^тн пойду ^а вашь кна^ь, еда не пустить менелю*екиевьсцни» (6453 / 945).
Как уже было сказано, только в одном КС коммуникативной инициативой владеют древляне, и в этом случае диалог является информативным, причем кн. Ольга дает собеседникам такой ответ, который их вполне удовлетворяет, а самой княгине позволяет осуществить ее план: (8) И ркоша деревллне къ М«Кд'Ь суть дру^'к наши, послахомъ по та?» №на жерче: «Идуть по мн'Ь
съ дружиною мужа моег». Итко оупишасл деревллне, повел'Ь штрок °мъ своп" пнтн на на, а сама ИЗиде прочь и потомъ повел'Ь штроко" сЬчн т (6453 / 945) - в диалоге кн. Ольгой реализуется РПТ
«двусмысленное высказывание» (имеются в виду воины, погибшие вместе с кн. Игорем).
2. В трех КС собеседником кн. Ольги является византийский император Константин. Каждый из этих диалогов является прескриптивным, причем коммуникативной инициативой в них владеет император. И в каждом из случаев кн. Ольге, интересы которой не совпадают с интересами собеседника, удается достичь нужного ей итога.
(9) И внд'квъ ю довру сущю лице" н смыслену велмн, н оуднвнс л цсрь разуму ет, вескдов? к нен н рекъ ен: (9.1) «Подобна есн цс р твова тн в город 'к сем ъ с нами». М/а же, ра^ум 'Ьвшн, и рчекъ цсрю: (9.2) «(9.2.1) Л^ъ погана есмь. (9.2.2) Да аще мл хощешн крстнтн, то крести /И/А самъ. (9.2.3) Лще лн - то не кр'щусл». И кр'тн ю цсрь с патрнархсГ(6463 / 955).
Высказывание императора (9.1) является иллокутивно полифункциональным1: с одной стороны, его иллокутивной функцией (далее - ИФ) является «оценочное суждение (похвала)», с другой -ИФ «предложение». Кн. Ольга, будучи смысленной, распознает, разумевши, вторую, «скрытую» ИФ и отвечает на предложение, используя ту же речевую стратегию, что и в (1.5)2. Первое ее высказывание (9.2.1) так же, как и высказывание императора, является иллокутивно полифункциональным: к ИФ «сообщение о настоящем» добавляется ИФ «отказ», выводимая из оценки релевантности произнесенного. Далее кн. Ольга прибегает к РПТ «уклончивый ответ» и «отложенное согласие»: (9.2.1) и (9.2.2) должны привести собеседника к выводу, что княгиня согласна выйти за него замуж, но при определенных условиях; при этом напрямую свое согласие княгиня не выражает, но предлагает ему выбрать один из двух возможных путей развития ситуации.
1 Иллокутивная полифункциональность - свойство высказывания, которое в процессе одного локутивного акта используется одновременно в нескольких иллокутивных функциях. Подробнее об иллокутивной моно- и полифункциональности см. [Савельев, 2016а].
2 «Если речевую стратегию понимать как совокупность речевых действий, направленных на решение общей коммуникативной задачи говорящего («глобального намерения», по ван Дейку), то речевой тактикой следует считать одно или несколько действий, которые способствуют реализации стратегии. Стратегический замысел определяет выбор средств и приемов его реализации, следовательно, речевая стратегия и тактика связаны как род и вид» [Иссерс, 2008, с. 109, 110].
После того как условие княгини оказывается выполненным, император вторично, но уже напрямую делает ей предложение:
(10) И по кр'щеннн прн^ва го цсрь н р'е еп: (10.1) «Хощю тл поп /лтн жеггкк Wna же р'е: (10.2) «(10.2.1) Како мл х01Иешн понлтн, а кр'кстнвъ мл самъ п нарекъ мл дщерь? (10.2.2) Л въ крстьтнгкхъ того н^ ¿¡акона, а ты самъ /гксп». Ирче цсрь: (10.3) «Переклюка мл, Шга!» (6463 /955).
Услышав ответ кн. Ольги, император восклицает: «Переклюка м л, Uhra!» - только теперь ему становится понятна стратегия, к которой прибегла его смысленная собеседница.
Еще один диалог с императором у кн. Ольги состоялся после ее возвращения домой, когда император прислал ей своих послов:
(11) И прнсла к нен цсрь гр'йцкын, глл, тко: (11.1) «Много дарнхъ тл. Ты же гла мн, тко: «Лще въ^вращюсл в Р>/, многы дары послю тн: челлдь, н воскъ, н с кору, н вот многы в помощь». W вещавши же, Ufara р'е къ поело": (11.2) «Лще ты, рцн, такс>ж постоншн оумене в ПочаннтксГ а%ъ в Оуду то тогда тн вдамъ». ИШпустн слы, сирекшн (6463 / 955).
Император напоминает княгине об обещании, данном ею; озвучиваются ее слова, и, казалось бы, нет никакой возможности от них отказаться. Однако и в этом случае княгиня добивается своего: она не отказывается от сказанного, но вносит уточняющее условие, напоминая о том, как именно в свое время ее одарили. Таким образом, с одной стороны, не произнося слов отказа, она находит возможность отказать, а с другой - дает собеседнику понять, что ее отказ связан с обидой на него1. Как и в (1.5) и (9.2), используется РПТ «отложенное согласие»: для того чтобы согласие «вступило в силу», собеседник должен выполнить условия, которые обессмыслят его просьбу (как в 1.5 и 9.2) или окажутся невыполнимыми (как в 11.2).
3. Стратегия, к которой прибегла кн. Ольга в диалогах с императором с целью избежать брака с ним, в то же время привела ее к крещению. И вот впервые на страницах летописи она обретает
1 «Ольга значительное время прожила в Царьграде, прежде чем была принята при дворе первый раз. Наша летопись неожиданно подтверждает это обстоятельство, передавая ответ Ольги послам Константина, требовавшего даров и войска. <...> Из этого неудовольствия Ольги следует, что она долго стояла на кораблях в гавани в ожидании приема при дворе» [Айналов, 1908, с. 305].
собеседника, который является для нее не врагом (как древляне) или оппонентом (как император), а духовным наставником. Два ее диалога с патриархом очень похожи друг на друга:
(12) Ипооучню патрнархъ (и/:гкргк ир'е ен:(12.1) «Бл^вна ты е сн в руськыхъ кнл^ехъ < >»■ И ¿¡апов'кда ен и>црковнемъ оустав'к, н (илмткгк и постк, н шмл'тнн н ц/въ^д^ржаннн т*кла 4та. Мна же, поклоннвшн главу, сто/аше, акн гува напа/а • ма, вннмающн оуче нью, н, покл0 ннвшнсл патриарху, ^лаше: (12.2) «Млтвамн твонмн, вл^ ко, да съхранена вуду ИЗсктн неприт^нены» (6463 / 955),
(13) Мна же, хотачн домовн, прндекъ патрнарху, клавиша прос лщн на домъ, нрче ему: (13.1) «(13.1.1) Лю*е мои поганн н снъ мон, (13.1.2) да вы мл Бъ съвлюлъ ИЗ вьслкого %ла». И рче патрнархъ: (13.2) «Чадо верное! Въ Xеа кр'кстнласл есн н въ Л*а кивлечесл <... >». Ивласловн ю патрнархъ, и иде с миром в землю свою и приде къ Кневу(6463 / 955).
В (12) описывается, как после крещения патриарх наставляет будущую святую; она же стоит, поклонивши главу. Упоминание позы кн. Ольги в данном случае неслучайно, как неслучайна любая деталь, описываемая в ПВЛ: грозная и коварная воительница предстает смиренной христианкой, целью которой является не победить своего собеседника, а не пропустить ничего из того, что он рассказывает - она внимает учению, впитывая слова патриарха как губка. Затем, поклонившись, княгиня просит собеседника о молитве за нее. Собираясь же домой, кн. Ольга обращается к патриарху с репликой (13.1), прося его о благословении.
В обеих репликах княгиня используют редкие в ПВЛ конструкции с частицей ДА, оформляющие высказывания с ИФ «сообщение о желаемом событии (положении дел) в будущем»: в (12.2) употреблена форма желательного наклонения, а в (13.1.2) -сочетание частицы ДА с формой сослагательного наклонения. При этом в обоих случаях княгиня не высказывает свои просьбы напрямую, но строит свою речь так, что модальность желательности объективизируется (я говорящего в (12.2) и (13.1.2) представлено как пациенс) и реплики звучат не только как просьбы, адресуемые патриарху, но и как непрямые молитвы, обращенные к Господу1.
1 О непрямых молитвах см. подробнее [Савельев, 2018].
4. В диалогах с сыном - кн. Святославом - кн. Ольга произносит слова, отражающие ее материнскую тревогу и христианскую любовь.
(14) Шко'к во Шга часто глше: (14.1) «(14.1.1) Л%ъ, сну, Ба по^н^ н раАюсл. (14.1.2) Лще н ты по^наешн Ба, то радоватн' начнешн». №нъ же не вннмаше того, глл: (14.2) «Како а%ъ %очю ннъ %аконъ шдннъ т%ъ прннлтн?Л дружнна мот сему см'кттн начнут'». №на же р'е ему: (14.3) «Лще ты кр'тншнсл, вен нмут то же творнт». №нъ же не послуша мтрн н творлше норовы поганьскыт (6463 / 955).
Беспокоясь о спасении сына, княгиня обращается к нему со словами, в которых проводит аналогию между своей жизнью -(14.1.1) - и тем, что мог бы сделать он - (14.1.2). Та же стратегия применяется кн. Ольгой и в (3.1): сопоставляется бедственное положение адресата и вполне приемлемое состояние дел тех древлян, которые ранее согласились платить дань. Однако выясняется, что сын, в отличие от отважной матери, боится показаться смешным в глазах дружины. Княгиня опровергает этот аргумент словами опытного правителя: подданные поступят так же, как их начальник. Однако неразумный сын не прислушивается к словам мудрой матери, и это единственный словесный поединок, в котором кн. Ольга терпит поражение.
(15) Р"е Отосл"въ къ мтрь своен н къ вотрсГ свонмъ: (15.1) «Не любо мн есть в Кнев'Ь жнтн, хочю и^тн в Перетславцн в Дунан <... >». И р'е ему мтн: (15.2.1) «Вндншн лн мл волну сущю, камо Хощешн $ мене?» - кгк во ра^вол'класл оуже. Р'е же ему: «(15.2.2) Погревъ мл, иди, аможехощешн». И по трехъ днехъ оумре №лга. И плакав по нен снъ ет, н внуцн ет, н лю*е вен плачемъ велики" н, не съше, погр'воша ю на л\гксгк (6477 / 969).
В КС (15) кн. Ольге удается убедить сына остаться с ней до ее смерти: в своей ответной реплике на сообщение кн. Святослава о намерении уйти в Переяславец княгиня вначале произносит (15.2.1) -иллокутивно полифункциональное высказывание, выраженное КРА, с ИФ «оценочное суждение» (= «Нельзя уходить от больной матери») и ИФ «просьба» (= «Не уходи!»), а затем в (15.2.2) прибегает к РПТ «отложенное согласие» (согласие, которое «вступит в действие», если он выполнит определенные условия).
5. Надо сказать, что кн. Ольга предпринимала попытки наставить своего сына неоднократно1, однако они ни к чему не привели. И тогда она обратилась к Господу с молитвой:
(16) Но ываче лювлше Млга сна своег Отослава, ркущн: «Вола Ежит да вуде' : аще Бъ въсхощеть помнловатн роду моего н %емлн Р^кые, да въ%лот нмъ на срлце швратнтг? къ Бу, ткоже н лчгк Бъ дарова» (6463 / 955).
Так же, как и в (12.2) и (13.1.2), молитва княгини является непрямой: она полагается на волю Божию, проявляя свое смирение. Однако существенно, что при этом, как указывает летописец, молитва ее имела постоянный характер2, и в конечном итоге все свершилось по ее молитвам: Русь стала христианской, а крестил ее пусть и не сын ее, но внук, воспитанный ею, - внук, для которого после предпринятого тщательного испытания вер финальным аргументом в пользу крещения стали слова бояр: (17) «Аще лнхъ вы %аконъ гр'кчкын, то не вы вава твот №лга прнтла кр'щеннт, тже вгк мудр'кншн вен' члвкъ» (6495 / 987).
Итак, на страницах летописи представлены такие штрихи речевого портрета кн. Ольги, которые позволяют прийти к однозначному выводу: княгиня является незаурядной языковой личностью, почти всегда достигающей своих коммуникативных целей. Одерживать «победы» в диалогах с разными собеседниками позволяют ей следующие ее качества: информированность (знание княжеского этикета, языческих ритуалов, христианского таинства крещения), продуманность речевых стратегий (на примере КС (1), (3) и (9) хорошо видно, что, вступая в диалог, кн. Ольга знает, в какую сторону его направить, чтобы достичь своей цели, скрывая ее при этом от собеседника), быстрая и точная реакция на речевые действия собеседника, умелое использование разнообразных РПТ, апелляция к чувствам и логике собеседника и удачная аргументация (в диалогах с древлянами, императором и отчасти с сыном она «угадывает» чаяния собеседника и выбирает такие аргументы, которые покажутся убедительными именно ему), следование моделям коммуникативного поведения, которые определенным образом маркируют социальную роль говорящего и при этом наиболее выгодную для него в данных
1 (14) МкеРво иЛлга частоглше<... >.
2 ()ерекиш. мол&шеС* сна н^а люди по вел дни н нощи(6463 / 955).
коммуникативных условиях (например, в диалогах с древлянами - не только «вдова», но и «великая княгиня»1).
Кн. Ольга часто использует «любимые» РПТ - «уклончивый ответ», «двусмысленное высказывание», «утаивание части информации», «отложенное согласие», а также речевые стратегии, которые можно назвать образцовыми, хрестоматийными. Обнаруживаются ли при этом какие-либо признаки того, что это именно женская речь? Безусловно, это касается «парадигмы» тех социальных ролей, в которых проявляется языковая личность княгини, и, как следствие, тематики диалогов, в которых она участвует: по отношению к древлянам она выступает как вдова и невеста, по отношению к императору - как невеста, по отношению к кн. Святославу - как мать, по отношению к патриарху и к Господу -как духовная дочь, ищущая заступничества и помощи. Но одновременно с этим во всех случаях она выступает в качестве великой княгини - властительницы, которую, по словам Н.М. Карамзина, «предание нарекло хитрою, церковь святою, история мудрою» [Карамзин, 1818, с. 205].
Что же касается собственно языковых признаков, то и перечисленные РПТ, и образцовые стратегии обнаруживаются также и в речи летописных персонажей-мужчин. Так, РПТ «уклончивый ответ» реализуется в ответе кн. Владимира на призыв греческого философа-проповедника креститься: (18) Он же р'е: «Лще хощешн шдесноую стати, то кр'тнсл». Въли^нмер же положи на ср1/(и свое", рекь: «Пождоу еще мало», хота испытати и> вс№ в^раР (6494 / 986); РПТ «двусмысленное высказывание» обнаруживается в КС (9), когда император произносит высказывание, которое можно воспринять и как похвалу, и как предложение; РПТ «утаивание части информации» обнаруживается в КС (1), когда древляне сообщают кн. Ольге о том, что хотят видеть ее своей княгиней, но умалчивают о том, что они собираются сделать с ее сыном, а ведь это обсуждалось ими перед отправкой посольства: (19) Ркоша же деревллн'Ь: «Ое кнацл р^каго оувихомъ. Понмемъ жену его Млгу кнл^ь свои /Иалъ, и От ослава, и створнмъ ему, акоже хощемъ» (6453 / 945); мученик Феодор Варяг прибегает к РПТ «отложенное согласие», притворно соглашаясь отдать сына «богам», ставя при этом невыполнимое
1 Принимая посольство древлян, «Ольга повела себя как великий киевский князь, принимающий посольство строго по этикету и тем самым соблюдающий свое княжеское достоинство» [Демин, 2003, с. 26].
условие: (20) Р'кша ему: «Дан сна свое', дамы н вмъ». №нъ же рче: «Лще суть в%н, то единого севе послють ва, да понмуть сна моего. Л вы чему перетеревуете нмъ?» (6491 /983). В речи летописных персонажей-мужчин встречаются, как и в речи кн. Ольги, намеки на слова, ранее звучавшие в диалоге1, апелляция к чувствам собеседника2, многочисленные примеры образцовых речевых стратегий (КС, в которых кн. Святослав обращается с воинской речью к дружине (6479 / 971), белгородцы убеждают печенегов снять осаду (6505 / 997), кн. Болеслав использует оскорбление, произнесенное противником, чтобы победить его (6526 / 1018), кн. Глеб разоблачает волхва (6579 / 1071) и др.). Мало того, именно в речи мужчин обнаруживаются высказывания, которые, если опираться на современные тендерные стереотипы, следовало бы назвать характерными для «женской» речи: (23) Iрче ему И^лславъ: «Брате, не тужи! Вндншн во, колко м лиг к сключн %ла ? Первое во, не выгнаша лн мене н именье мое ра^гравнша? П паки, кую вину створилъ есмь? Не изгнаста ли вы мене, врата сво/а? И не влуди ли по чюжнмъ земллмъ, им'Ьныа лншенъ выхъ, не створи %ла ннчтоже? <...>» (6586 / 1078), Шрополкъ же ндлше по немь, плачасл съ дружиною своею: «Мче, шче мои! Что есн вес печали пожП' на св-кт'к семь, многн напасти приемь (и люд'кн и (и вратыа свое/а? <... >» (6586 / 1078) - в речи же кн. Ольги не обнаруживается ни жалоб, ни сетования, ни плача.
Таким образом, гендерные характеристики речевого портрета кн. Ольги обнаруживаются исключительно в «парадигме» социальных ролей, в которых она выступает, и в тематике КС, в которых она участвует.
Что же касается речевой деятельности других летописных женщин-коммуникантов, то она будет рассмотрена нами в продолжении данной статьи.
Литература
1 Ср. (2) и (21) Ын'Ьма же рекшнма: «Нама вгн пов'Ьлають: неможешннама ствоонтн ннчтоже» <... > Шнь жеповел'Ь внтнш и поторъгатнврлд'Ь ею. Онма же внтыма н
врлд'Ьпоторглн'Ьпроагкпомъ, рченма Шнь: «Чтовамъ в£Ъмолвать?» (6579 / 1071).
2 ^ ^
Ср. (15.2.1) и (22) Ипослаша кн/ан'Ь къ Отославу, глюще: «<...> Лще тн не жаль «/
ть чнны свое/я, нмтрь, стары суща, н,уктн сво//?» (6476 / 968).
Айналов Д.В. Очерки и заметки по истории древнерусского искусства // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. 1908. СПб., 1908. Т. XIII.
Баранов А.Н., Крейдлин Г.Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // Вопросы языкознания. 1992. N° 2.
Богин Г.И. Современная лингводидактика. Калинин, 1980.
Борисова И.Н. Русский разговорный диалог. Структура и динамика. М., 2005.
Варламова О.Н. Место речевого портрета матери в типологии лингвоперсонологических описаний // Языки и литература в поликультурном пространстве. 2015. N° 1.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, рече-поведенческих тактик и сапиентемы. М., 2005.
Виноградов В.В. О художественной прозе // Избранные труды. О языке художественной прозы. М., 1980.
Гордеева М.Н. Речевой портрет и способы его
описания // Лингвостилистические и лингводидактические проблемы коммуникации. 2008. N 6.
Демин А.С. Семантика «Повести временных лет» // Демин А.С. О древнерусском литературном творчестве. Опыт типологии с XI по середину XVIII вв. от Илариона до Ломоносова. М., 2003.
Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. М., 2008.
Истрин В.М. Книги временные и образные Георгия Мниха: Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. Текст, исследование и словарь. Петроград, 1920. Т. I: Текст.
Истрин В.М. Хроника Иоанна Малалы в славянском переводе. Репринтное воспроизведение материалов В.М. Истрина. Подготовка издания, вступительная статья и приложения М.И. Чернышевой. М., 1994.
Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1818. Т. I.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград, 2002.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. Издание седьмое. М., 2010.
Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты М., 1999.
Кирилина А.В. Гендерные исследования в лингвистических дисциплинах // Гендер и язык. М., 2005.
Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Русский речевой портрет. Фонохрестоматия. М., 1995.
Крысин Л.П. Современный русский интеллигент: попытка речевого портрета // Русский язык в научном освещении. 2001. N° 1.
Лихачев Д.С. Комментарии // Повесть временных лет. СПб., 2007.
Михайлов А.В. Книга Бытия пророка Моисея в древнеславянском переводе. Вып. 4. Главы 37-50. Варшава, 1908.
Николаева Т.М. «Социолингвистический портрет» и методы его описания // Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики. М., 1991.
Панов М.В. История русского литературного произношения XVШ-XX вв. М., 2002.
Полное собрание русских летописей, изданное по Высочайшему повелению Императорскою Археографическою Комиссиею. Том второй. Ипатьевская летопись. Издание второе. СПб., 1908.
Савельев В.С. Древнерусские иллокутивно полифункциональные высказывания: сообщения о бывшем, настоящем и будущем (на материале «Повести временных лет») // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2016, N° 2.
Савельев В.С. Молитва в «Повести временных лет» (статья 2) // Известия Российской академии наук. Серия литературы и языка. 2018. Т. 77. N° 1.
Седов К.Ф. Дискурс и личность. Эволюция коммуникативной компетенции. М., 2004.
Цзян Чжиянь Речевой портрет драматических персонажей А.П. Чехова с позиций носителя китайской лингвокультуры (на материале пьесы «Дядя Ваня»): дисс... канд. филол. наук. М., 2016.
«ПОДГЛЯДЫВАЮЩИЙ ТОМ»: ВЛИЯНИЕ ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОЙ ИДИОМЫ НА СОВРЕМЕННОЕ МИРОВОЕ ИСКУССТВО И ЛИТЕРАТУРУ
Ю.А. Саитбатталова
Ключевые слова: лингвокультурология, идиоматические выражения, фразеология, постмодерн.
Keywords: linguoculturology, idiomatic expressions, phraseology, postmodern.
Неизменно частое использование фразеологизмов и идиом в повседневной жизни и художественной литературе, в том числе современной, свидетельствует о поистине неиссякаемом потенциале данных лингвистических единиц, что делает их совершенно особой составляющей любого языка. Зачастую идиоматические выражения, не теряя своей актуальности, находят весьма многогранное отражение в сфере искусства и литературы. Случается и так, что они приходят из одного («родного» для них) языка в другой, становясь частью межкультурной коммуникации. При этом совершенно очевидно, что история их происхождения и даже изначальное, «истинное» значение забываются со временем, стирая границы употребляемости. Выражение обретает новый лингвокультурологический контекст.
Идиома британского происхождения «peeping Tom», переводимая на русский язык буквально как «подглядывающий Том», обратила на себя наше пристальное внимание в ходе исследовательской работы над романом Грэма Джойса «Зубная Фея», который рассматривался нами как на языке оригинала, так и в переводе на русский язык. Разумеется, малознакомое фразеологическое сращение из иностранного языка, если только вы не являетесь его носителем, требует уточнения.
В Примечаниях к роману авторства переводчика В. Дорогокупли мы находим искомую информацию: «Согласно легенде, когда эта
