CC BY
73
^^^ [лингвистические заметки] В. С. Савельев
О СПОСОБАХ ОФОРМЛЕНИЯ ПРЯМОЙ РЕЧИ
В ДРЕВНЕРУССКОМ ТЕКСТЕ
(НА МАТЕРИАЛЕ «ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»)
Виктор Сергеевич Савельев
Кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова
Используя методы исследования современной лингвистики, автор статьи приходит к выводу, что одновременное употребление нескольких глаголов, вводящих в текст «Повести временных лет» прямую речь персонажей, не является избыточным, так как с их помощью летописец характеризует коммуникативное событие с разных сторон. Устанавливаются закономерности комбинирования глаголов, обусловленные их лексическими значениями и формальными характеристиками.
Using the methods of contemporary linguistics, the author of the article made a conclusion, that the concurrent use of several verbs, which have been used for introduction of direct discourse in the old Russian Chronicle «Повесть временных лет» (XII century) is not redundant because with the help of them the Cronicler defines a communicative occurrence from different sides. The patterns of combining verbs are established. They stipulate on lexical meaning and formal description.
Летописи являются бесценным источником сведений о мире Древней Руси. Окружающий мир отражается в языке, и когда этот мир исчезает, нам остается язык, реализованный в письменной речи уже ушедших — в созданных ими текстах. Существенную часть знаний об этом исчезнувшем мире исследователь может и должен почерпнуть из речи героев древних произведений. Но решить эту общегуманитарную задачу можно только научившись читать, т. е. «извлекать» из древнего текста ту информацию, которую «закладывал» в него автор, а это представляется невозможным без обращения к методам исследования современной лингвистики. К сожалению, значительные успехи, которых достигла русистика в области семантики и коммуникативистики, почти не находят отражения в исследованиях, посвященных истории языка1. Между тем некоторые из особенностей строения древних текстов, непонятные для историка языка, могут быть объяснены с помощью данных именно современной лингвистики. Одним из таких текстов является «Повесть временных лет» (ПВЛ) — «знаменитая летопись нача-
ла XII века, самое содержательное произведение о древнейшей истории Руси» [13: 585], «являющееся архивом, в котором хранятся следы погибших для нас произведений первоначальной нашей литературы» [2: 59].
Одной из особенностей жанрового своеобразия ПВЛ является включение в нее значительного количества высказываний, которые воспроизводят устную речь персонажей текста — исторических личностей, историю эту создающих. Существенно, что эта устная речь, происходящая из разных источников2, достигает читателя не непосредственно, а через автора письменного текста, который должен учитывать, что создаваемый им текст является письменным, а потому должен следовать правилам создания именно письменного текста. В частности, он должен не только воспроизвести «произнесенные» реплики, сохраняя только те характерные признаки их устной природы, которые выглядят уместными в письменном тексте3, но и рассказать об этих репликах: о том, кто их произнес, как произнес, почему произнес, зачем произнес, кому адресовал. Выполняя эту задачу, автор проявляет свою языковую личность, а значит, и свойственную ей индивидуальность. Итак, введение в письменный текст прямой речи (ПР) неизбежно связано с вербальной реализацией представления автора о структуре коммуникативного события (КС)4. Следовательно, изучив особенности введения в текст ПР, мы узнаем о том, какие представления о структуре КС имел древнерусский книжник.
Одной из особенностей оформления ПР в ПВЛ является то, что часто реплики персонажей вводятся в текст с помощью двух глаголов, один из которых используется в личной форме, а другой — в форме причастия (далее — финитно-причастная конструкция) (например, Поидоста поДънепру, идучи мимо, иу^реста на горе го-родокъ и къспрошаста. ркуще: «Чий се городъ?» (6370/862) — И отправились по Днепру, и, проплывая мимо, увидели на горе городок, и спросили, говоря: «Чей это город?»5). Каковы причины этого «дублирования»? На наш взгляд, использование финитно-причастных конструкций ни в коем случае нельзя признать избыточным: древнерусский
книжник употребляет финитно-причастные конструкции, вводящие ПР, для того, чтобы отразить структуру КС, описываемого в данном фрагменте текста.
Какие именно глаголы составляют пары при введении ПР? Один из них обязательно называет локутивный акт — сам акт говорения (гла-голати, рещи)6. Второй глагол характеризует одну из составляющих КС, представляющую особый интерес для автора:
- указывается действие, приводящее к возникновению канонической ситуации общения7 (И при^ка старейшину конюхомъ, ркя: «Кде есть конь мой, его же к^х^ постакилъ кормити и клюсти его?» (6420/912) — И призвал он старшего конюшенного, говоря: «Где мой конь, которого я приказал кормить и беречь?» — для того чтобы начать разговор, собеседники (князь и конюшенный) должны оказаться в одно время в одном месте);
- указывается, что коммуникация проходит не в канонической ситуации общения (Посла Олегъ к радимичем, ркя: «Кому дань даете?» (6393/885) — Послал Олег к радимичам, говоря: «Кому дань даете?» — Олег общается с радимичами не напрямую, а через посредников-послов);
- указывается, что стимулом для начала коммуникации послужило получение информации: сенсорной (Прикеде Янка митрополита Иоана скопьчину, егоже кидикше. людье кси рекоша: «Се мерткець пришелъ» (6598/1090) — Привела Янка митрополита Иоанна, скопца; его увидев, люди сказали: «Это мертвец пришел») или ментальной (И си слышакъ. Еолодимеръ рече: «Аще се истина Будет, поистине келикъ Богъ крестьянескь» (6496/988) — И, это услышав, Владимир сказал: «Если это правдой окажется, поистине велик Бог христианский!»);
- глагол указывает место речевого шага в диалоге, маркируя его начало (инициальные реплики) (И кле^е сотона у сердьце некоторым^ мужемъ, и начаша глаголати къ Дакыдо-ки Игорекичю, рекуще сице, яко: «Еолодимеръ сложилъся есть с Еасилкомъ на Скятополка инатя» (6605/1097) — И влез сатана в сердце некоторым мужам, и они стали наговаривать
Давиду Игоревичу, говоря так, что: «Владимир соединился с Васильком на Святополка и на тебя»);
- глагол указывает место речевого шага в диалоге, называя отношение произносимой реплики к предшествующей фразе (реактивные реплики) (И въпросишл колодникъ, глл-голюще: «Клко влсъ толкл силл и многое множество, не могосте ся противити, но воскорЬ покЬгостЬ?» Си же отвЬщевдху- гллголюще: «Клко можемъ китися с влми? Л дру^ии Ьздяху верху влсъ въ оружьи свЬтлЬ и стрлшни, иже помлглху влмъ?» (6619/1111) — И спросили пленников, говоря: «Как так вышло: у вас такая сила и вас так много, но вы не смогли сопротивляться и вскоре побежали?» Те же отвечали, говоря: «Как мы можем биться с вами? Ведь над вами ездили некие в оружии светлом, страх вызывающие, те, что помогали вам!»);
- указывается эмоционально-психологическое состояние говорящего, вызванное репликой собеседника и мотивировавшее его ответ (Длвыдъ же ... нлчл молвити нл£лсилкл, гллго-ля сице: «Кто есть укилъ крлтл твоего Ярополкл, л нын'Ь мыслить нл тя и нл мя и сложилъся есть с Еолодимеромъ? Дл промышляй си о своей головЫ» Святополкъ же смятеся умомъ. ре-кий: «бдл се прлво кудеть или лжл— не вЬдЬ» (6605/1097) — Давыд же ... начал наговаривать на Василька, говоря так: «Кто убил брата твоего Ярополка, а теперь злоумышляет против тебя и меня и соединился с Владимиром? Позаботься же о себе!» Святополк же пришел в смятение, говоря: «Правда это или ложь — не знаю»);
- эмоциональное состояние говорящего, вызванное репликой или действием собеседника (стимул), проявляется в звуковом жесте, сопровождающем произносимое высказывание (И се рекь, покл^л ему ^лпону, нл нейже кЬ нл-пислно судище Господне. Покл^ывлше же ему одесную прлведныл, въ веселии предъидущл в рлй, л ошуюю — грЬшныл, идущих въ муку. Еълодимер же, въздохнувь. рече: «Докро сим одесную, горе же сим ошуюю» (6494/986) — И, сказав это, философ показал Владимиру завесу, на которой изображено было судилище Господне, указал ему на праведных справа, в веселии идущих
в рай, а слева — грешников, идущих на мучение. Владимир же, вздохнув, сказал: «Хорошо тем, кто справа, горе же тем, кто слева»);
- глагол помогает описать материальные условия осуществления речевого акта: так, с помощью предмета вещного мира говорящий может совершить некий жест — невербальный знак, несущий информацию и «включаемый» в вербальную речь (И съсътупишлся нл поли нл Рожни. Исполчившимъся имъ окоимъ, £лсилькови же у^выси хрестъ. гллголя: «Сего еси цЬловллъ, се пръвое в^ялъ еси ^рлкъ очью моею, л се нын^ отъяти хощеши душю мою. И межи куди нлми хрестъ сий честный» (6605/1097) — И встретились в поле на Рожни. Когда подготовились к бою обе стороны, Василько поднял крест, говоря: «Его ты целовал, и вот сперва отнял ты зрение глаз моих, а теперь взять хочешь душу мою. Так будет между нами крест этот честный!»);
- указываются акустические особенности локутивного акта, имеющие отношение к рече-поведенческой тактике говорящего («повышение тона» способствует усилению воздействия на собеседника) (И слышлшл людье, яко в ТурийскЬ суть, и кликошл людье нлДлвыдл, рекуще: «Еыдлй, кого ти хотять. Лще ли, то предлмыся» (6605/1097) — И услышали люди, что в Турийске они, и кричали люди на Давыда, говоря: «Выдай, кого те хотят! Если же нет, то сдадимся!»);
- глагол называет иллокутивную функцию высказывания (И въпросишл колодникъ, гллголюще: «Клко влсъ толкл силл и многое множество, не могосте ся противити, но воскорЬ покЬгостЬ?» (6619/1111) — И спросили пленников, говоря: «Как так вышло: у вас такая сила и вас так много, но вы не смогли сопротивляться и вскоре побежали?»);
- иллокутивная функция высказывания объясняется через называние жеста говорящего (Си слышлвъ, Еолодимиръ плюну нл ^емлю. рекъ: «Нечисто есть дЬло» (6494/986) — Услышав это, Владимир плюнул на землю, сказав: «Нечисто это дело»);
- указывается иллокутивная функция косвенного речевого акта (КРА) (Нлутрия же кывшю, прислл Святополкъ, рекл: «Не ходи
от именинъ моихъ». Еасилко же отопреся, река: «Не могу ждати. бда кудеть рать дома»
(6605/1097) — Когда же настало утро, прислал Святополк, говоря: «Не уходи до именин моих». Василько же отказался, говоря: «Не могу ждать. Вдруг война случится дома» — Василько не отказывает брату напрямую, но объясняет причину своего подразумеваемого отказа; то, что Василько «оправдывается», должно привести Святополка к мысли, что ему отказано — тот же вывод делает и летописец, указывая, что Василько отопреся);
- иллокутивная функция КРА может быть раскрыта через описание отношения говорящего к словам собеседника (И начаша дума-ти дружина, Ратикорока чадь, съ кня^емь Еолодимерокъ о погуклене Итларекы чади. Еолодимеру же не хотящю сего сткорити, глаго-лющю ему: «Како могу се а^ъ сткорити, роте с ними ходикъ?» (6603/1095) — И стала думать дружина Ратиборова с князем Владимиром о по-гублении Итларевы чади. Владимир же не хотел этого делать, говоря: «Как могу это я сделать, дав им клятву?» — вопрос Владимира должен трактоваться как негативное суждение (Как могу это я сделать, дав им клятву? > Дав им клятву, я не могу это сделать);
- указывается иллокутивная функция реплики, состоящей из нескольких высказываний (Олегъ же посмеяся и укори кудесника, ркя: «То ть не прако молкять колъски, но ксе то лъжа есть. Конь умерлъ, а я жикъ» (6420/912) — Олег же посмеялся и упрекнул кудесника, говоря: «То всё неправду говорят волхвы, всё это ложь. Конь умер, а я жив» — первая фраза Олега представляет собой оценочное суждение (Кудесники лгут), вторая — констатацию факта (Я жив), подтверждающего оценочное суждение; в целом же князь произносит эту реплику для того, чтобы обличить (укорити) кудесников вообще и того кудесника в частности, который когда-то напророчествовал Олегу смерть от коня);
- казывается перлокутивный эффект, к которому стремится говорящий (Не кдасть ^ла ^а ^ло, но утеши и, рекъ ему: «блма же ты, крате мой, показа ко мне люкокь, укеде мя на столъ мой, нарекъ мя старейши секе, се а^ъ не помяну
^локы перкое. Ты мне еси кратъ, а я токе, и по-ложю глаку скою ^атя» (6586/1078) — Не воздал злом за зло, но утешил, сказав ему: «Так как ты, брат мой, показал мне любовь свою, возвел меня на стол мой, нарек меня старейшим себя, я не помяну прежнего зла. Ты мне брат, а я — тебе, и сложу голову свою за тебя»);
- указывается то, что достижение перлоку-тивного эффекта, к которому стремится говорящий, связано с нарушением коммуникативного постулата (Скятослак же ке начало кыгнанию кратню, желая колшая класти. Есеколода ко прельсти и, глаголя, яко: «И^яслакь скатается сь Есеслакомъ, мысля на наю. Да аще его не ка-рике, имать насъ прогнати». И тако к^остри Есеколода на И^яслака (6581/1073) — Святослав же был виновником изгнания брата, желая еще большей власти. Всеволода ведь он обманул, говоря, что: «Изяслав сговаривается со Всеславом, замышляя против нас. Если его не опередим, то нас прогонит». И так восстановил Всеволода против Изяслава — стремясь к достижению своих целей, Святослав обманывает Всеволода);
- указывается, к какому речевому жанру следует отнести пространную реплику говорящего (Еолодимиръ же кидикъ церкокь скершену, и кшедъ к ню и помолися Богу, глаголя: «Господи Боже! Приври с некеси и кижь. посети кинограда скоего и скерши, яже насади десница ткоя, люди сия нокыя, имже ократилъ еси сердца к ра^умъ, по^нати теке, истиньнаго Бога ...» (6504/996) — Владимир же, увидев построенную церковь и войдя в нее, помолился Богу, говоря: «Господи Боже! Взгляни с неба и увидь! Посети сад свой и сверши то, что насадила десница твоя, — людей этих новых, сердце которых ты обратил к истине познания тебя, истинного Бога ...»);
- всезнающий автор может воспроизвести «речь» персонажа, адресованную к самому себе (внутренний монолог) (Скятополкъ же окань-ный помысли к секе, рекъ: «Се уже укихъ Бориса. Леще како кы укити Глека?» (6523/1015) — Святополк же окаянный подумал, сказав: «Вот уже убил я Бориса. А еще как бы убить Глеба?»).
Итак, вводящие ПР глаголы позволяют автору летописи охарактеризовать как экстралин-
гвистическую ситуацию, побудившую говорящего вступить в общение (стимулы, приведшие к коммуникации; материальные условия коммуникации; наличие / отсутствие условий канонической ситуации общения), так и само коммуникативное событие (эмоционально-психологическое состояние коммуникантов; включенность в диалог невербальных знаков — жестов и акустических «эмотивов»; место речевого шага в диалоге; отношение к коммуникативным постулатам; иллокутивные функции прямых и косвенных речевых актов; перлокутивный эффект, к которому стремится говорящий; речевой жанр реплики)8.
Образуют ли рассмотренные сочетания глаголов некие единые комплексы? В научной литературе, начиная с А. А. Потебни, указывается на особый статус аппозитивной причастной формы — формы, переходной от причастия к деепричастию: «В причастии уничтожаются знаки его согласования с подлежащим (падеж, род, число). .Слово, бывшее причастием, или начинает тяготеть исключительно к сказуемому (если и прежде входило в состав сего последнего), или же еще впервые вовлекается в сферу притяжения сказуемого, если прежде не имело непосредственного отношения к нему» [23: 77]. Объясняется такое употребление необходимостью указать на тесную связь между действиями, называемыми (дее)причастием, и финитной формой: «Можно предположить, что деепричастные конструкции передают более тесные семантические отношения между дискурсивными единицами (клаузами), чем сочинительные» [15: 144]9. Таким образом, финитно-причастные конструкции, вводящие ПР, обладают как формальной, так и семантической связностью элементов, эти конструкции образующих: в большинстве случаев начинает конструкцию финитная форма глагола, называющего какую-либо характеристику КС, а вторым элементом является причастие, указывающее на ло-кутивный акт. Реже встречаются конструкции, в которых причастие предшествует финитной форме (Еь день ко Еьздвижения Есесллвъ. въ^-дохнувъ. рече: «О кресте честный! Понеже к токЬ вЬровлхъ, и^клви мя от ровл сего» (6576/1068) — Ибо в день Воздвижения Всеслав, вздохнув, сказал:
«О Крест честный! Так как верил я в тебя, избавил меня от рва этого!») или глагол, указывающий на локутивный акт, находится в препозиции (И рЬшл. посллвшеся кокня^ю: «Се половци ро-сулися по ^емли. Дл вдлй, княже, оружья и кони, и еще кьемся с ними» (6576/1068) — И сказали, послав к князю: «Вот, половцы рассеялись по земле. Дай, князь, оружие и коней, и еще будем биться с ними!»).
Анализируя способы оформления ПР в древних текстах, историки русского языка сосредоточивают свое внимание на описании союзов и форм лица, различающих прямую и косвенную речь [6: 374; 28: 266; 5: 482; 4: 9]. Господствует точка зрения, согласно которой древнерусский текст не знает специализированных способов оформления ПР, поскольку преимущественно эта связь в текстах бессоюзна, а редкое использование союза яко в сочетании с ПР (а не с косвенной речью) свидетельствует о неразвитости синтаксиса письменного текста. Между тем, на наш взгляд, в ПВЛ обнаруживается средство введения ПР. Устойчивость употребления финитно-причастной конструкции, вводящей ПР, указывает на ее особый статус: она осознается автором текста как средство, маркирующее начало ПР.
Следует заметить, что степень необходимости использования средства, указывающего на начало ПР, в древнем тексте выше, чем в тексте современном: графические особенности оформления древнего текста (отсутствие пробелов, знаков препинания) таковы, что поиск чужого слова и его истолкование (представление о коммуникативной цели говорящего, его эмоциональном и психологическом состоянии, которые в современном тексте могут быть выражены графически) осуществляются прежде всего через обращение к авторской речи, обрамляющей реплику персонажа. Способность глаголов, вводящих ПР, выполнить обе эти задачи (указать и истолковать чужое слово) делает использование союза избыточным, а потому неудивительно, что с развитием «текстовой техники» союз яко — изредка «вводящий» ПР в древнерусских текстах на правах коннектора, заполняющего объектную валентность, — получает иную фун-
кциональную нагрузку: становится средством введения косвенной речи.
Вместе с тем анализ ПВЛ показывает, что употребление финитно-причастной конструкции, будучи весьма частотным, не является абсолютным: встречаются вводящие ПР «одиночные» глаголы10 (напр.: И наидоша я комаре, седящая к лесехъ на горах, и ркоша комаре: «Платите намъ дань» — И пришли к ним, сидящим в лесах на горах, хазары, и сказали хазары: «Платите нам дань»), сочетания финитных форм (И укояшася греце и ркоша: «Несть се Олегъ, но скятый Дмитрий: посланъ на ны от Бога» (6415/907) — И испугались греки и сказали: «Это не Олег, а святой Дмитрий: послан на нас Богом»). Такое разнообразие связано, на наш взгляд, с тем, что для летописца было важно не только следовать определенному «грамматическому стандарту», но и, прежде всего, учитывать целесообразность использования конструкции: количество глаголов, вводящих ПР, зависит от того, насколько кратко или подробно необходимо описать КС. Так, «одиночные» глаголы чаще используются при введении реактивных реплик: поскольку КС уже охарактеризовано перед инициальной репликой, вводя реактивную реплику, необходимо лишь указать на то, что говорящий и собеседник поменялись ролями (см., напр.: И несоша комаре къ кня^ю скоему и къ старейшинамъ скоимъ и реша имъ: «Се нале^охомъ дань ноку». Они же реша имъ: «Откуду?» Они же реша имъ: «Е лесе на горахъ, надъ рекою Днепрьскою». Они же ркоша: «Что суть кдале?» Они же пока-^аша мечь— И отнесли хазары (дань) к князю своему и к старейшинам своим и сказали им: «Вот нашли дань новую». Те же сказали им: «Откуда?» Они же сказали им: «В лесах на горах, над рекою Днепром». Те же сказали: «Что дали? Они же показали меч»). Однако если КС имеет сложную структуру и, по мысли летописца, требует подробного истолкования, реактивные реплики также могут предваряться конструкциями с несколькими глаголами, характеризующими эти реплики.
Итак, степень сложности КС влияет на выбор вводящей ПР конструкции: чем более подробно автор хочет описать КС, тем большее ко-
личество глаголов он использует (напр.: Еолоди-меръ же се слыша, къ^рекъ на неко. и рече: «Лще ся скудеть се, имамъ креститися» (6496/988) — Владимир же это услышав, воззрев на небо, сказал: «Если это сбудется, я крещусь!» — называется стимул (получение информации: Еолодимеръ же се слыша), через упоминаемый жест указывается адресат (къ^рекъ на неко), свидетельствуется само говорение (рече); Еълодимеръ же слышакъ. якоятъестьЕасилкои ослепленъ.ужасасяи къс-плакася кельми и рече: «Сего не кыло есть у Русь-ской ^емли ни при дедехъ наших, ни при отцихъ нашихъ сякого ^ла» (6605/1097) — Владимир же услышав о том, что схвачен Василько и ослеплен, ужаснулся, разрыдался и сказал: «Не бывало на Руси ни при дедах наших, ни при отцах такого зла!» — описывается цепочка событий, приведших к говорению: стимул (новое знание: слышакъ) — психологическая реакция (ужаса-ся) — эмоциональная реакция (късплакася) — рациональная реакция (суждение, произносимое персонажем: рече). Характерно, что описание КС может содержать не только препозитивная по отношению к ПР конструкция, но и постпозитивная (напр.: И послуша его Скятополкъ и посла по Еасилка, глаголя: «Да аще не хощеши ждати до имянинъ моихъ, и прииди ныне, да целуеши мя, и поседимы кси с Дакыдомъ». Еасилко же окещася приити. не кедый лесть, юже кока-ше нань Дакыдъ (6605/1097) — И послушал его Святополк и послал к Васильку, говоря: «Если не хочешь ждать до именин моих, приходи сейчас, поцелуешь меня и посидим вместе с Давы-дом!» Василько же обещал прийти, не догадываясь об обмане, который задумал против него Давыд — в постпозитивной нарративной части указывается не только согласие Василька, но и то, что в предложении, обращенном к нему, содержался обман).
Таким образом, на начало ПР в ПВЛ указывает или «одиночный» глагол речи, или финитно-причастная конструкция, или конструкция, включающая большее, чем два, количество глаголов (при этом ее элементом часто оказывается финитно-причастная конструкция, занимающая контактное по отношению к ПР положение).
Выбор той или иной конструкции определяется желанием автора «прокомментировать» описываемое КС более или менее подробно. Репертуар используемых летописцем характеризующих КС глаголов свидетельствует о том, что его представление о КС оказывается удивительно близким тому, которое обнаруживается в современной научной литературе.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Редкими исключениями служат работы М. И. Леком-цевой [18], А. В. Михайлова [20], Е. М. Верещагина [8], В. Г. Костомарова [9], Д. В. Аникина [1], И. В. Кузнецова [17], игумена Тихона [26].
2 В многочисленных работах, посвященных ПВЛ, констатируется разнородность ее источников (устных легенд славянского и неславянского происхождения, переводных текстов разной жанровой природы), наличие нескольких текстовых пластов, восходящих к разным авторам и редакторам (см. работы И. И. Срезневского, А. А. Шахматова, В. М. Истрина, М. Д. Приселкова, Н. А. Мещерского, Д. С. Лихачева и многих других исследователей), что объясняет языковую гетерогенность летописи (см.: [12]). Тем не менее все это не отрицает возможности исследования ПВЛ как единого, цельного текста (см., напр.: [19; 24; 25; 27]).
3 На двоякую природу прямой речи в ПВЛ указывал В. В. Виноградов, писавший о том, что «хотя речи действующих лиц носят явные следы некоторой литературной обработки, все же словарь летописи насыщен терминами быта, живыми отголосками разговорной речи XII в.» ([10: 265]).
4 О коммуникативном событии см., напр., в: [3].
5 Примеры из ПВЛ даются по изданию [22]. Поскольку для целей данной статьи точное воспроизведение графики, орфографии и пунктуации ПВЛ по соответствующим спискам несущественно, графика и орфография примеров упрощены, произведена разбивка текста на предложения, пунктуационные знаки используются в соответствии с современными нормами. В скобках после примера указывается год, под которым помещен цитируемый фрагмент. Далее приводится его перевод.
6 История глаголов речи, вводящих ПР, описана в ряде работ (см.: [16; 21; 11; 14]).
7 Характерно, что данное действие, называемое автором, само по себе является речевым (князь посылает за конюшенным), а глагол, его называющий, указывает на КС, которое нет необходимости подробно описывать. Следует также обратить внимание на своеобразное преломление внеязы-ковой действительности в данном отрывке: «призывание» конюшенного и вопрос, адресованный ему, явно не одновременны, последовательность этих событий отражается в линейной структуре синтагмы (глагол, указывающий на более позднее событие, следует вторым), но не в таксис-ном употреблении глагольных времен (форма настоящего времени причастия указывает на одновременность дейс-
твий).Таким образом, можно предположить, что для книжника в этом случае важнее указать на «целостность» описываемого КС.
8 Глаголы, вводящие ПР, способны выражать и иные «характеристики» коммуникативного события, однако в рамках данной статьи они не рассматриваются.
9 См. также: [7: 356-358].
10 Такой способ оформления ПР характерен, прежде всего, для начальной части летописи. Чаще всего это глагол рсщи в форме аориста, ему предшествуют финитные формы глаголов, повествующих о событиях, приведших к коммуникации.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аникин Д. В. Исследование языковой личности составителя «Повести временных лет»: Дис. ... канд. филол. наук. Барнаул, 2004.
2. Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV века. СПб., 1868.
3. Борисова И. Н. Русский разговорный диалог. Структура и динамика. М., 2005.
4. Борковский В. И. О двух ярких синтаксических особенностях русских сказок // Изв. АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 38. М., 1979.
5. Борковский В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. М., 1963.
6. Булаховский Л. А. Курс русского литературного языка. Т. 2. Киев, 1953.
7. Вайс Д. Русские двойные глаголы: кто хозяин, а кто слуга? // Слово в тексте и в словаре. Сб. ст. к семидесятилетию акад. Ю. Д. Апресяна. М., 2000.
8. Верещагин Е. М. Церковнославянская книжность на Руси. М., 2001.
9. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, рече-поведенческих тактик и сапиентемы. М., 2005.
10. Виноградов В. В. Избр. труды. История русского литературного языка. М., 1978.
11. Гиппиус А. А. Рекоша дружина Игореви... К лингво-текстологической стратификации Начальной летописи // Russian Linguistics. Vol. 25. № 2. 2001.
12. Гиппиус А. А. Языковая гетерогенность и качество нарратива в «Повести временных лет» // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. № 3 (29). М., 2007.
13. Демин А. С. О художественности древнерусской литературы. М., 1998.
14. Камчатнов А. М. Форма аориста реме как знак цитации в древнерусских текстах // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. № 1 (15). М., 2004.
15. Кибрик А. А. Финитность и дискурсивная функция клаузы (на примере карачаево-балкарского языка) // Исследования по теории грамматики. 4. Грамматические категории в дискурсе. М., 2008.
16. Колесов В. В. Лексическое варьирование в литературном языке XVII в. // Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков. М., 1974.
17. Кузнецов И. В. «Слово о вере христианской и латинской» печерского игумена Феодосия как ранний памятник русской публицистики // Филологические науки. № 6 (2). М., 2006.
18. Лекомцева М. И. Семантика некоторых риторических фигур, основанных на тавтологии (на материале «Похвального слова Кириллу-философу» Климента Охридского) // Структура текста. М., 1980.
19. Лихачев Д. С. Текстология. СПб., 2001.
20. Михайлов А. В. Реконструкция древнерусского менталитета в диахронии (проблематика структуризации) // Языковая семантика и образ мира. Т. 23. Казань, 1997.
21. Отин Е. С. Модальные частицы чужой речи в древнерусском языке // Проблемы развития языка. Межвузовский научный сб. Вып. 1. Саратов, 1977.
22. Повесть временных лет (Подготовка текста, перевод и комментарии О. В. Творогова) // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. Х1-Х11 века. СПб., 2000.
23. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 2. Составные члены предложения и их замены в русском языке. Харьков, 1874.
24. Ранчин А. М. Вертоград златословный. М., 2007.
25. Ранчин А. М. Метод А. А. Шахматова и проблема единства текста Повести временных лет: о концепции С. Я. Сендеровича // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. № 3 (33). М., 2008.
26. Тихон (Полянский), иг. Этические аспекты в антилатинских произведениях митрополита Никифора // Там же. № 3 (29). М., 2007.
27. Шайкин А. А. Является ли Повесть временных лет целостным литературным произведением? // Там же. № 3 (33). М., 2008.
28. Якубинский Л. П. История древнерусского языка. М., 1953.
[хроника]
СЕМИНАР-СОВЕЩАНИЕ «ОБ УЧАСТИИ МАПРЯЛ, РОПРЯЛ И НАЦИОНАЛЬНЫХ АССОЦИАЦИИ РУСИСТОВ В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ФОНДА „РУССКИЙ МИР"»
(Геленджик, 9-11 сентября 2008 года)
9-11 сентября 2008 года в г. Геленджике Краснодарского края (Россия) состоялся семинар-совещание «Об участии МАПРЯЛ, РОПРЯЛ и национальных ассоциаций русистов в деятельности фонда „Русский мир"». Его организатором выступила Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы «МАПРЯЛ». В подготовке и проведении семинара совещания приняли активное участие Департамент по образованию и науке Краснодарского края и Кубанский государственный университет.
Семинар-совещание открыла президент МАПРЯЛ, президент РОПРЯЛ, президент СПбГУ, председатель попечительского совета фонда «Русский мир» Л. А. Вербицкая. На торжественном открытии семинара-совещания были зачитаны приветствия в адрес семинара от губернатора Краснодарского края А. Н. Ткачева, администрации г. Геленджика, исполнительного директора фонда «Русский мир» В. А. Никонова, ректора Кубанского университета М. П. Астахова.
Первое утреннее заседание 9 сентября было посвящено анализу эффективности мероприятий, проводимых в России по линии РОПРЯЛ и за рубежом по линии МАПРЯЛ. Во второй половине дня состоялся круглый стол «Деятельность МАПРЯЛ, РОПРЯЛ и фонда «Русский мир» в свете государственной языковой политики России». По докладу Л. А. Вербицкой, которая осветила вопросы сотрудничества МАПРЯЛ, РОПРЯЛ и фонда „Русский мир", выступили члены президиума МАПРЯЛ В. Г. Костомаров,
Л. А. Кудрявцева, Т. П. Млечко, Ю. Е. Прохоров, Л. Ши-пелевич, Е. Е. Юрков, члены правления РОПРЯЛ И. П. Лы-сакова, В. П. Абрамов, В. М. Шаклеин, В. А. Степаненко, И. В. Тяпкова, а также сотрудники фонда «Русский мир» А. К. Горшков и С. Л. Щербакова.
10 сентября участники семинара-совещания знакомились с учителями Краснодарского края, которые рассказали об опыте работы в многонациональных классах. Их деятельность и возможность использования их достижений в школах России и за рубежом стали предметом обсуждения на заключительном пленарном заседании 11 сентября.
После закрытия семинара-совещания состоялось совместное заседание Президиума МАПРЯЛ и Правления РОПРЯЛ, посвященное вопросам консолидации усилий и координации действий руководства обеих организаций.
Для участников семинара-совещания было организовано посещение достопримечательностей г. Геленджика. Кроме того, они смогли принять участие в конференции «Теория и практика подготовки учителя словесника — специалиста в области преподавания русского языка как неродного», которая проходила в те же сроки в г. Геленджике.
Проф. Л. В. Московкин, директор секретариата МАПРЯЛ
