CC BY
37
фразеологического значения эпизодность дискурсивной ситуации зачастую разрастается в своего рода сценарий или фрейм как пространственно-временную совокупность отдельных этапов или элементов» [6]. Данное положение применимо и по отношению к коммуникативно-прагматической ситуации, свойственной языку газеты. Преобразование фрейма в сценарий (скрипт) представляет собой когнитивную основу перевода семантической структуры знака из статики в динамику. Возможность трансформирования одной когнитивной структуры в другую творчески используется человеком в его коммуникативной деятельности. Фреймовые структуры проецируют лишь общую схему события, а сценарии «оживляют» соответствующие схемы факультативными смысловыми элементами, деталями, порождаемой коммуникативно-прагматической семантикой. Таким образом, актуализация ФЕ в контексте осуществляется посредством скриптов.
Фреймы являются единицами, организованными «вокруг» некоторого концепта, содержат основную, типическую и потенциально возможную информацию, которая ассоциирована с тем или иным концептом, имеют более или менее конвенциональную природу и поэтому могут определять и описывать то, что в данном обществе является «характерным и типичным». Именно в силу своей конвенциональности и социальной значимости фрейм как гибкая форма организации знания обладает высокой степенью вариабельности, необходимой для формирования им-ликациональной структуры фразеологического значения. Фразеологическое значение фиксирует в нашем сознании результаты интеллектуально-эмоционального отражения не столько мира предметов, сколько мира образного, эмоционального, психического, данного через призму «переживания» соответствующих ситуаций. Фразеологическое значение, таким образом, является особым элементом языкового сознания, который порождается особым лингвокреативным типом мышления. ФЕ приобретает то или иное фразеологическое значение в зависимости от окружающих ее лексических единиц, вступая в определенные отношения взаимозависимости с ними, претерпевая различного рода преобразования.
Итак, можно заключить, что преобразование фрейма представляет собой любое отклонение от общелитературной нормы, происходящее на высоком психолингвистическом уровне, обусловленное коммуникативными причинами (объективной коммуникативной потребностью в информативно-речевой деятельности индивида), эмотив-ными причинами (потребностью выражать свои чувства) и речевыми причинами (условиями контекста). Коммуникативная установка автора трансформированной фразеологической едини-
цы сопровождается конкретной целью и интенцией автора, прогнозирующего коммуникативный портрет будущего реципиента, включающий представление автора о личности реципиента, его концептуальной системе и тезаурусе личности.
Примечания
1. Карцевский, С. Об асимметричном дуализме лингвистического знака [Текст] / С. Карцевский // Звегинцев В. А. История языкознания Х1Х-ХХ вв. в очерках и извлечениях: в 2 т. М.: Просвещение, 1965. Ч. 2. С. 85-90.
2. Гумбольдт, В. О. О различии строения человеческих языков и его влияния на духовное развитие человечества [Текст] / В. О. Гумбольдт // Избранные труды по языкознанию: пер. с нем. М.: Прогресс, 1984. 397 с.
3. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность [Текст] / Ю. Н. Караулов. М.: Наука, 1987. 263 с.
4. Рыжкина, Е. В. Фразеологическая окказиональность в английском языке: когнитивно-коммуникативные аспекты [Текст] : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Е. В. Рыжкина. М., 2003. 24 с.
5. Гусейнова, Т. С. Трансформация фразеологических единиц как способ реализации газетной экспрессии: (на материале центр. газет 1990-1996 гг.) [Текст] : автореф. дис. . канд. филол. наук / Т. С. Гусейнова. Махачкала, 1997. 24 с.
6. Алефиренко, Н. Ф. Современные проблемы науки о языке [Текст] / Н. Ф. Алефиренко. М.: Флинта, Наука, 2005. 412 с.
О. А. Воронкоба
О СООТНОШЕНИИ ВНУТРЕННЕЙ ФОРМЫ ФРАЗЕМЫ И ВНУТРЕННЕЙ ФОРМЫ КОНЦЕПТА
Целью работы является раскрытие сущности внутренней формы фраземы и внутренней формы «фразеологического» концепта с когнитивно-семасиологической точки зрения. Теоретические и практические положения в работе имеют обоснование с позиций культурологии и когнитивной семантики.
The aim of the work is to reveal the essence of the inner form of the phraseological unit and the inner form of the phraseological concept from the cognitive-semasiological point of view. Theoretical and practical points of the work are based on the grounds of cultural science and cognitive semantics.
Введение
Поскольку внутренняя форма (ВФ) фраземы, в нашем понимании, является речемыслительной категорией, она по определению становится предметом исследования когнитивной фразеологии, которая занимается особым аспектом взаимодействия языка и мышления - использованием в познании знаков косвенно-производной номинации.
© Воронкова О. А., 2008
Научная новизна исследований в области когнитивной фразеологии определяется тем, что в ней в фокусе общей структуры системных исследований описывается континуум дискурсивного пространства фразем как синергетической совокупности гетерогенных смысловых полей. Каждому полю такого дискурсивного пространства соответствуют свои дифференциальные смыслы. Именно их синергетическим взаимодействием создается обобщённый, хотя и имплицитно представленный, смысл фраземосодержащего дискурса.
Одной из важнейших лингвокреативных категорий, находящихся в поле зрения когнитивной фразеологии, является концепт. В рамках этого направления можно выделить три основных фактора, определяющих понимание сущности «фразеологического» концепта. Первый фактор восходит к когнитивно-культурологической теории Ю. С. Степанова. Ученый рассматривает концепт как основную единицу культуры в ментальном мире человека. Ю. С. Степанов исходит из того, что русская культура - это ответвление, стадия культуры европейской, и поэтому концепты, или константные понятия, «схвачены», прежде всего, в момент их отделения от общеевропейского культурного фонда, или фона [1]. По мнению последователей Ю. С. Степанова, концепты в эпицентре коллективного языкового сознания, именно поэтому их исследование очень важно.
Если первый подход к пониманию «фразеологического» концепта прежде всего опирается на его культурологические основания, то доминантой второго служит когнитивная семантика. Потому сторонники этого подхода (Н. Ф. Але-фиренко, Л. Г. Золотых и др.) рассматривают «фразеологический» концепт как единицу когнитивной семантики.
Сторонники третьего подхода (Д. С. Лихачев, Е. С. Кубрякова и др.) считают, что концепт является результатом взаимодействия значения языкового знака с личным опытом человека, находящегося, однако, в рамках общей национальной ментальности. В некотором роде этот фактор объединяет в себе смысловое содержание двух предыдущих.
Как известно, существует множество дефиниций термина «концепт» (Ср.: Н. Ф. Алефирен-ко, А. П. Бабушкин, О. И. Быкова, В. И. Кара-сик, В. А. Маслова, И. А. Стернин, В. Н. Телия и др.). К выяснению специфики «фразеологического» концепта только приступают. Однако и здесь появились некоторые разногласия. И всё же ученые сходятся в одном: фразеологические концепты служат знаковыми опосредователями во взаимоотношении человека и культуры [2]. Концепт направлен на репрезентацию того, что уже существует в культуре, хотя как единица
когнитивной лингвокультурологии существует в свёрнутом виде, несколько преобразующим линг-вокультурологические реалии.
В работах, посвященных изучению концепта, выделено несколько основных признаков «фразеологического» концепта. В нашем понимании таковым его важнейшим признаком является ВФ, которая, надо полагать, сопряжена с ВФ объективирующей его фраземы.
Внутренняя форма фраземы и внутренняя форма концепта
А. М. Мелерович отмечает, что языковые знаки каждого уровня обладают особыми ВФ, которые соответствуют языковой сущности и способам представления соотносимых с ними денотатов [3]. Иными словами, благодаря ВФ языкового знака нашему языковому сознанию открывается суть познаваемого. «Фразеологический» концепт» служит «соединительным мостиком» между мыслительным образом, обладающим культурологической ценностью, и значением фразе-мы. Ср.: рус. всыпать по первое число кому -1. 'сильно наказать, отругать кого-л.'; 2. 'нанести жестокое поражение в бою, разгромить' (ВФ -'всыпать, наказать') и укр. на горixи (на кислич-ки, на бублики) дiстанеться, на кислички дiста-неться (буде, перепаде) - 'кого-л. сильно накажут' (ВФ - 'кислищ').
По нашему убеждению, ни одна единица языка не имеет таких прочных этимологических связей с концептом, как фразема. Не случайно А. П. Бабушкин делит концепты на лексические и фразеологические [4]. И фразема, и концепт являются выражением культуры, традиций, народного и личного опыта. Для обеспечения такого функционального родства необходима особая, внутренне обусловленная связь между ВФ концепта и фраземой. Такого рода генетической «пуповиной» как раз и выступает ВФ фраземы. Она, как двуликий Янус, одним своим ликом обращена к когниции, а другим - к косвенно-производным средствам языковой системы. Эта идея заключена, в частности, в определении ВФ языкового знака, данном Н. Ф. Алефиренко: «Внутренняя форма не сводится ни к концепту, ни к эмосеме, ни к этимологическому значению. Это своего рода речемыслительный кентавр, фокусирующий в себе один из признаков (разрядка наша. - О. В.) этимологического образа, модально-оценочный элемент эмосемы и отдельные смысловые гены концепта» [5]. Это общее определение ВФ, но уже в нем обнаруживается, на наш взгляд, одна из главных особенностей ВФ как лингвокогнитивной категории - ее признаков о с т ь .
Заметим, что и психологи, и логики, и линг-висты-когнитологи отмечают: роль признаков в
категоризации и концептуализации действительности переоценить невозможно. Если предположить, что ВФ фразем - это значимый для сознания носителей языка признак (признаки) фрагмента определенной денотативной ситуации, то можно говорить о семном статусе ВФ, если под семой понимать минимальный репрезентированный в языковой семантике признак наименованного предмета. Подтверждением этого может служит суждение Н. Ф. Алефиренко о том, что современная концепция национальной специфики фразеологических систем разных языков основывается на признании следующего: познание человеком действительности не зависит от его национальной и этнической принадлежности. При фиксации результатов познания в языке происходит определенное «упрощение» процесса познания. Результатом этого «упрощения» выступают «универсальные (разрядка наша. - О. В.) по своей природе минимальные единицы когнитивной системы - семы, а индивидуальность их комбинаций в каждом языке создает специфику их фразеологических систем и этнокультурный характер значений» [6]. Подтверждают столь важную роль признаковости ВФ для познания «невидимых сторон» жизни и психологи. Так, Б. Ф. Ломов считает, что, как правило, представление о том или ином объекте формируется в процессе его многократного восприятия. Благодаря этому происходит селекция признаков объекта, их интеграция и трансформация; случайные признаки, проявляющиеся только в некоторых единичных ситуациях, отсеиваются, а фиксируются лишь наиболее характерные [7]. Аналогичные суждения высказывают и другие ученые [ср.: В. Ф. Петренко, Р. Л. Сол-со, А. Р. Лурия].
Итак, можно утверждать, что способность извлекать значимые признаки из фрагментов познаваемого мира есть универсальная способность человеческого мозга. Если под ВФ фразе-мы понимать признак (признаки), то какова его природа, как происходит выделение сознанием этого признака (признаков) из всего многообразия признаков образа мира?
А. А. Потебня считает, что ВФ знака является формой упрощения мысли, без которой наше сознание не может «схватить» мысль. Здесь нужно вспомнить о том, что фразема - это знак косвенно-производной номинации, который обозначает известное множество реалий в рамках определенной денотативной ситуации. При этом признак, выраженный фраземой, становится доминантным, так как воспроизводится нашим сознанием при всяком удобном употреблении фра-земы. Например, именно благодаря обобщенному признаку ВФ (предельная, наивысшая степень проявления чего-либо) фраземы до (самых) пе-
ченок можно обозначать самые разные аспекты определенной денотативной ситуации.
Попытаемся понять, какую роль выполняет ВФ фраземы в процессах вербализации концепта и как ВФ фраземы соотносится с его ВФ. При этом нельзя забывать, что порождение фраземы, по мнению Ф. Джонсона-Лэрда, связано с процедурой вербализации ее ментальной модели. Исходной точкой процедуры понимания фраземы является ментальный процесс, направленный на конструирование, проверку или сохранение соответствующей ментальной модели [8]. Если так, то для начала необходимо рассмотреть саму цепочку механизма формирования образной семантики знаков вторичного наименования. Н. Ф. Але-фиренко предлагает следующий алгоритм, которым мы воспользуемся: универсально-предметный код > предметный остов > внутренняя форма > словесный образ. Это общая схема механизма образования семантики знаков непрямой номинации. А что предшествует универсально-предметному коду (УПК)?
Очевидно, что мысль зарождается не от другой мысли, а возникает в сфере наших побуждений, чувствований, т. е. там, где есть стимул для самой мысли. По мнению ученых, таким стимулом может быть мотив. Предположим, в качестве мотива к речепроизводству может быть потребность передать определенное представление о некотором явлении действительности. Это представление о реалии плюс субъективные знания, отношение, оценки определенным образом систематизируются в виде когнитивной структуры. Далее происходит развертывание замысла в определенную смысловую структуру типа «кто-то сделал что-то». Это информационное образование, еще не закрепленное в определенных словах и рассчитанное на задуманное воздействие: например оценка действий кого-либо. Вот здесь, как нам кажется, ВФ, вобрав в себя УПК и предметный остов, становится базой для формирования словесного образа. При этом на формулирующем этапе ассоциативно-смысловая структура получает лексическое и грамматическое оформление. Например, способность человека очень быстро передвигаться, бежать, мчаться приобретает предметный остов-образ, в пределах которого кодируется следующее схематичное содержание: «субъект может или будет передвигаться с большой скоростью». Это программа будущего предметного действия, но зрительный образ еще не сформировался, так как он развивается в дискурсивной деятельности вместе с выбором определенной речевой структуры. Ср.: во всю прыть, сломя голову, во весь дух, во все лопатки, что есть духу, что есть силы. Пока еще мысль словесно не оформлена, поэтому предметный остов на данном этапе остается её основным компо-
нентом, так как носитель языка знает, какое действие он совершит или способен совершить, но не может то, что знает, сформировать в зрительный образ. Желаемая реальность становится актуальной, когда возникает наглядно-чувственный образ, который проецирует словесный образ. На данном этапе предметный остов трансформируется во ВФ. А затем уже ВФ становится стимулом для формирования словесного образа. Здесь, как нам представляется, и следует искать точки соприкосновения ВФ фраземы и ВФ концепта.
Обратимся к примеру. Я кормлю собаку и иду, и вижу, прямо передо мною стоит телега; я к телеге и все в ней нашел - все мои кости! - Ну тут, конечно, скорей за работу? - Уж, разумеется! Я духом снял с головы Дарьи Николаевны капор, завязал в него кости и во всю прыть назад (Лесков Н. С.). Фразема во всю прыть означает 'очень быстро (бежать, ехать, мчаться)'. Стереотип ситуативно-деятельностной коммуникации этой фраземы - кто-то очень быстро передвигается - санкционирован в русском линг-вокультурном сознании. ВФ данной фраземы можно определить как 'идея стремительного передвижения'.
Фраземы во всю прыть, сломя голову, во весь дух, во все лопатки, что есть духу, что есть силы вербализуют концепт «Стремительность (движения)». У каждой из этих синонимичных фразем есть своя, «неповторимая» ВФ, которая обеспечивает фраземознаку тот или иной набор сем. Поскольку данные фраземы репрезентируют один концепт, можно предположить, что ВФ концепта значительнее и «масштабнее» ВФ фра-земы.
Какова же ВФ этого концепта? Мы уже упоминали о том, что Ю. С. Степанов в составе любого концепта выделяет три компонента, или три слоя: 1) основной, актуальный признак; 2) дополнительный или несколько дополнительных признаков, которые являются уже неактуальными; 3) ВФ, которая обычно уже не осознается носителями языка, но она запечатлена во внешней форме [9]. Причем ВФ концепта автор отождествляет с этимологией. Это явление наблюдается и в отношении к фраземе, и в отношении к концепту. Ю. С. Степанов помещает в один ряд «внутреннюю форму», «буквальный смысл», этимологию концепта.
Было бы более логичным не смешивать ВФ с этимоном, так как между этими категориями нет непосредственной взаимосвязи: «...главное отличие между внутренней формой и этимологией состоит в том, что последняя рассматривается преимущественно гипостазировано, безотносительно к синхронному состоянию лексического значения, в то время как внутренняя форма, будучи имманентно присущей каждому слову, для
носителя языка не всегда имеет скрытый характер, несмотря на возможное субъективирование её оттенков» [10]. В продолжение этого суждения добавим, что последняя категория - явление статичное, застывшее, а ВФ способна «жить», т. е. развиваться вслед за функциональным развитием фразеологического значения. Это справедливо и по отношению к концепту. Следует отметить, что чем больше развивается ВФ фра-земы, тем более отдаленной становится её этимология.
Этимон можно расшифровать, раскрыв этимологию фраземы, т. е. обратившись к начальному этапу ее функционирования в языке, в то время как ВФ обязательно и постоянно присуща единице языка на любом этапе своего развития, изменяясь вслед за изменениями, которые происходят в языковом знаке.
Проецируя эту мысль на систему координат, ВФ расположим на горизонтальной оси, а этимологию - на оси вертикальной. ВФ проявляется в синхронии, а этимон - в диахронии:
Синхронно-диахронная характеристика ВФ и этимона
Определить этимологию концепта «Стремительность (движения)» достаточно трудно, так как для этого нужны специальные исследования дописьменной истории концепта, который, очевидно, очень давно функционирует, так как характеризует интенсивность действия чего-либо. Но даже без точных сведений можно сделать предположение, что концепт на протяжении всего периода существования с изменением реалий обрастал новыми смыслами, оценками, поэтому ВФ концепта значительно изменилась с течением времени, а этимология всегда фиксирована, не может изменяться.
В данном случае можно говорить о том, что в сознании и психике человека на протяжении многих исторических эпох происходит скачок. Еще раз подчеркнем, что этимология концепта неизменна, а вот ВФ меняется на каждом этапе его эволюции, вслед за изменениями, происходящими в ядерной и периферийных зонах. Это как нельзя лучше показывает, что отождествление ВФ и этимона и ВФ концепта, по крайней мере, не корректно.
Заключение
Как показывает наше исследование, категория ВФ фраземы отличается от ВФ концепта масштабом, емкостью, несмотря на то что оба феномена очень близки. И концепт, и фразема аккумулируют этнокультурный и личный опыт, но все же первая категория шире понятия «фразема»: 1) один концепт может быть вербализован разными фраземами (в том числе и лексемами), у каждой из которых своя ВФ; 2) за каждым первичным фразеологическим значением стоит образ единичного явления, по отношению к которому данный словесный комплекс был первоначально употреблен в качестве окказиональной номинации, а концепт всегда характеризует целую этнокультуру, отражает содержание всей культурно-когнитивной деятельности народа. Также важно отметить, что одной из главных особенностей категории ВФ является её признаковый характер. Именно эта особенность даёт основание признать семный статус ВФ, который свидетельствует об универсальности категории ВФ в процессе когниции.
Примечания
1. Степанов, Ю. С. Константы: Словарь русской культуры [Текст] / Ю. С. Степанов. Изд-е 3-е испр. и доп. М.: Академический проект, 2004. С. 11.
2. Алефиренко, Н. Ф. Фразеология в свете современных лингвистических парадигм [Текст]: монография / Н. Ф. Алефиренко. М.: «Элпис», 2008. 271. С. 73.
3. Мелерович, А. М. Семантическая структура фразеологических единиц современного русского языка [Текст] / А. М. Мелерович, В. М. Мокиенко. Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2008. С. 62.
4. Бабушкин, А. П. Сходство концептуальных «фактур» фразеологических единиц разных языков [Текст] / А. П. Бабушкин // Слово - сознание -культура: сб. науч. трудов / сост. Л. Г. Золотых. М.: Флинта: Наука, 2006. С. 228-233.
5. Алефиренко, Н. Ф. Спорные проблемы семантики [Текст] : монография / Н. Ф. Алефиренко. М.: Гнозис, 2005. С. 136.
6. Алефиренко, Н. Ф. Фразеология в свете современных лингвистических парадигм. С. 74.
7. Ломов, Б. Ф. Когнитивные процессы как процессы психического отражения [Текст] / Б. Ф. Ломов // Когнитивная психология: материалы финско-совет-ского симпозиума; отв. ред. Б. Ф. Ломов, Т. Н. Ушакова, В. А. Барабанщиков. М.: Наука, 1986. С. 16.
8. Johnson-Laird, P. N. Mental Models: Towards a Cognitive Science of Language, Inference and Consciousness [Text] / P. N. Johnson-Laird. Cambridge (Mass.), 1983. S. 331-332.
9. Степанов, Ю. С. Указ. соч. С. 46.
10. Кияк, Т. P. Мотивированность лексических единиц (количественные и качественные характеристики) [Текст] / Т. Р. Кияк. Львов: Изд-во при Львовском ун-те издательского объединения «Вища школа», 1988. С. 12-13.
И. Ю. Грачева
МЕСТОИМЕНИЕ «МЫ» В АСПЕКТЕ ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКОВОГО МАНИПУЛИРОВАНИЯ СОЗНАНИЕМ
Работа посвящена исследованию возможностей употребления русского личного местоимения мы с точки зрения актуальной для современной лингвистики проблемы «языкового манипулирования сознанием». Рассматриваются разные виды референтных и нереферентных употреблений местоимения мы в качестве средства организации «манипулятивного дискурса» и в качестве приема «языковой демагогии».
The work investigates the opportunities of usage of Russian pronoun "my" ("we") in terms of actual for modern linguistics problem of "language manipulation with mind". The author considers various kinds of referential and non-referential usages of pronoun "my" ("we") as means of organization of "manipulative discourse" and as means of "language demagogy".
В лингвистике последних лет в рамках антропологического подхода на стыке когнитивной лингвистики, лингвокультурологии и психолингвистики формируется новое направление исследований, связанное с проблемой «языкового манипулирования сознанием» [1]. В лингвистической прагматике языковое манипулирование можно рассматривать как разновидность «некооперативного поведения» (нарушения принципа кооперации речевого общения), которое возникает в результате намеренно некорректного обращения говорящего с языком с целью повлиять на мировосприятие, систему ценностей и поведение адресата.
Местоимение МЫ, с его богатыми возможностями в сфере концептуализации и оценочной интерпретации действительности, имеет давние традиции использования в разных видах так называемой «манипулятивной коммуникации» [2], что в свою очередь связано с его вхождением в разнообразные приемы «языковой демагогии» [3].
В ряде наших работ были обоснованы три основных типа употребления местоимения МЫ с точки зрения его участия в референции: это первичные референтные (обозначающие лицо, участвующее в коммуникации, и какое-либо другое лицо), вторичные референтные (когда употребляется в значении какого-либо другого личного местоимения) и нереферентные (когда оно вообще не обозначает непосредственного участника коммуникации) [4].
С теоретической точки зрения использование местоимения МЫ в манипулятивной коммуникации не представляет собой какой-либо особый тип референтного или нереферентного употреб-
© Гранева И. Ю., 2008
