CC BY
11
ОТКЛИК НА ПОЛЕМИЧЕСКИЙ ДИСКУРС К МЕЖДУНАРОДНОЙ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ «НАЦИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ
И ПРАВОПОРЯДОК»
А.И. Лукьянов
О РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ И ПРАВОВОМ ГОСУДАРСТВЕ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЮРИСТА
В четвертом номере журнала «Философия права» за 2007 год, в колонке главного редактора, были опубликованы статьи П.П. Баранова и В.Ю. Верещагина «Русская православная государственность: миф или реальность?» и В.А. Бачинина «Русская православная церковь о правах человека». На обсуждение вынесены вопросы государственно-церковных отношений, ключевой роли православия в русской национально-культурной традиции, возрождения религиозной русско-православной самоидентификации как фактора, незаменимо важного для преодоления атрофии механизмов самозащиты и угрозы суверенитету, к которой нация подведена постсоветской политико-правовой модернизацией.
Публикации задуманы как приглашение к дискуссии в рамках более широкой темы «Национальная безопасность и правопорядок». Для П.П. Баранова и В.Ю. Верещагина слово «национальное» в приложении к русским неотделимо от православной самоидентификации и государственнической традиции. Положения, которые они отстаивают, могут быть сформулированы в вольном изложении следующим образом. Русская православная государственность - это не миф, но реальность, совершенно тождественная самому факту существования русского народа. Она совпадает с его самосохранением или, как пишут авторы, выживанием. Коль скоро русские еще не раздроблены собственной внутренней враждой и внешними силами «до состояния пыли», все еще существуют как организованная своим государством нация, ее идентичность, т.е. все то, что прошло испытание временем, сохранено в веках, должно быть понято и признано как традиция суверенного, «самодержавного» государственного быта. Православие стало русской национально-культурной традицией, а не просто вероисповеданием, для которого «нет ни эллина, ни иудея». Какими бы не были отношения православного вероисповедания и государства в их исторической стороне, для русских оно совершенно идентично аксиоматике патриотизма и государственни-
ческого мышления. Традиционализм самого многочисленного православного народа в таком его содержательном определении есть передаваемая из поколения в поколение, непреходящая ценность. Ее наследование скрепляет народ изнутри, образуя социокультурный код нации. Как таковой, он выкристаллизовался в испытаниях благодаря своей сопротивляемости переменам, разлагающему действию исторического времени сначала в виде богоборческого коммунизма, затем, уже в наши дни, -в облике якобы общечеловеческой ценности индивидуализма.
Вдохновляемая этими мотивами аргументация внешне направлена против позиции ученых, усматривающих в возрождении православия угрозу кле-рикализации. Но по большому счету доводы авторов в пользу благотворных последствий этого процесса излагаются в русле мировоззренческого противостояния традиционализма и фундаменталистского ответа незападных народов на глобализацию по-американски и на модернизационные процессы. Обе статьи представляют собой прекрасный пример контрнаступления на вестернизацию, идущего сейчас во многих частях мира, не только в России.
В исследовании вопроса, что есть Россия как национальное государство, не сводимое к механическому конгломерату субъектов Федерации, авторами найдена собственная ниша. Она «маркирована» сплетением в одном узле таких понятий, как государственная или традиционная религия русских, что синонимично традиционалистской трактовке русской православной государственности, и анализа светской природы демократического правового государства.
Традиционалистский подход к русской православной государственности есть прием, при помощи которого можно возвыситься как над формами правления династий, царствовавших некогда «милостью Божьей», так и над секуляризированными формами республиканского демократического правления. Такой подход предлагает нераздельную связь
русских эпох. Он заключает в себе энергетику максимального сближения устойчивых религиозного и государственнического критериев национальной идентичности и движет авторов к убеждению о необходимости осознанного превращения православия «в государственную религиозную традицию при сохранении светского характера государства». При этом подчеркивается, что стремление усилить авторитет «православия как основы комплексной идентификации русского народа, возвращение к органичным началам государственной жизни не означает формирования некоего нового мировоззренческого монополизма» (с. 12).
Подчеркнем: «понимание роли Церкви в обществе в качестве государственной или традиционной» не означает «формирования некоего нового мировоззренческого монополизма», оно вполне совместимо «с сохранением светского характера государства». Сентенция примечательна прежде всего тем, что русско-православную идентичность, этот столп всего строения русской идеи, предлагается закрепить в виде официальной, узаконенной и, надо полагать, значимой для государства, обязывающей его нормообразующей основы. Только таким путем можно приблизить конституционный строй страны к фактическому носителю суверенитета, русскому народу. В науке государственного (конституционного) права и в самой действующей Конституции РФ по этому существеннейшему вопросу оставлен пробел, до сих пор сохраняется фигура умолчания. Между тем речь идет о том, что сейчас с катастрофически запоздалым прозрением стали называть «суверенной демократией», - о национальной модели нашего правового государства.
Акцент в государственной стратегии формирования русской национальной идентичности - так иногда формулируется эта проблема - смещается на обсуждение совместимости этой стратегии со светским характером нашего государства. В исследование вовлекается принцип светскости, один из элементов современного конституционного строя. Такая направленность предполагает разработку понятий «правовое, светское государство», «народный суверенитет», «национальное государство или государство-нация». Эти понятия входят в предмет науки конституционного права. Мы попытаемся включиться в обсуждение темы, опираясь на данную науку и обозначая нашу позицию как точку зрения юриста.
Дважды в течение ХХ века, в его начале и в конце, русский и союзные с ним народы оказывались вовлеченными в тяжелейшие испытания, сопряженные для русских с колоссальными потерями. Повторная в этом веке смена государственной формы выпала на нашу долю. Содержание переживаемого
сейчас переходного периода включает в себя такие моменты, как поражение в «холодной войне» с либерально-капиталистическим Западом, слом советского государственного аппарата, отторжение тоталитаризма и ученическое подражание либеральной демократии, усвоение ее базовых институтов, прежде всего, принципов западного конституционализма. Последний предполагает возвышение прав и свобод личности в ранг установлений высшей юридической силы. В полном соответствии с положением французской Декларации прав человека и гражданина: не имеет конституции общество, в котором не обеспечена гарантия прав и не определено разделение властей (ст. 16), - российская Конституция спешит провозгласить: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью» (ст. 2). Затем Основной закон вменяет в обязанность государства обеспечение других ценностей, в том числе суверенитета страны, ее обороны (ст. 55, п. 3), во имя которых права и свободы могут быть ограничены. Высшая ценность в первоначальном смысле перестает быть в итоге безусловно руководящей, она становится подчиненной задачам защиты интересов и достоинства нации.
В рамках сложившейся юридической конструкции нашего государства это противоречие может быть разрешено при возникновении соответствующей потребности. Но каким метаюридическим ходом мысли, направленным на осознание самой иерархии ценностей, или аксиологии, значимой для конституционно-правового закрепления, может быть преодолено положение, при котором одно нор-моустановление исключает другое? П.П. Баранов, В.Ю. Верещагин и В.А. Бачинин в своих публикациях начали торить дорогу в этом направлении. Попытаемся предлагаемую нами статью построить как продолжение их начинания.
Творцы французской Декларации говорили: мы выразили то, что французы носят в своих сердцах. Было заявлено, что новая постмонархическая государственность Франции есть Etat-Nation - государство французской нации. Свобода, равенство и братство, будучи лозунговой формой прав и свобод, стали национальной идеей французов. Французы вдохновлялись ею в своих войнах под водительством Наполеона с монархиями континентальной Европы, сокрушив в итоге последние остатки Священной Римской империи.
Пример дает ключ к ответу на поставленный выше вопрос. Высшей значимостью, без указания на которую нет конституции национального государства, обладает ценность, ради которой нация готова идти на жертвы. Она невыводима из модной сейчас космополитической категории гражданского общества. Это - нрав или природа совершенно конкретной
нации, ее дух, сущность, с исчезновением которой исчезает и сам народ как коллективный субъект истории. Конкретнее - это достигнутая культурно-историческим развитием общность в чувстве и сознании собственного достоинства. У рабского народа нет достоинства. Оно неотделимо от независимого, суверенного, по необходимости государственного существования. С традиционалистской точки зрения, оно состоит в идентичности или преданности коллективной общности этнического (родовая генетическая связь, язык, обычаи, территориальное укоренение), религиозного и государственническо-го порядков.
Соотношение этих начал в их исторической динамике может быть построено по принципу их соподчинения, в зависимости от того, какая сторона названного триединства становится доминирующей. Этнический элемент приобрел расистское звучание в нацистской Германии. В советской России его сочленения с конфессиональными идентичностями были отодвинуты на задний план в сравнении с ценностью рабоче-крестьянского государства. Постсоветская эпоха требует объяснения, какие исторические комбинации традиционалистских начал востребованы современным ходом отечественной истории.
Так, из систематического, с учетом всего комплекса основных прав и свобод, толкования ст. 2 Конституции РФ можно сделать прямые выводы скорее об этнокультурном и этнорелигиозном нейтралитете декларированной высшей ценности, чем об обязанности государства защищать культурно-историческую идентичность русских, народа далеко не «французистого», - наряду, разумеется, с защитой особых идентичностей чукчей, ханты-манси и всех народов России. Защиты от «вестоксикации», втягивания в «открытое общество» и правовое царство пустоты, где, согласно традиционному западному философско-правовому канону, господствуют права и свободы автономного досоциального человека, «общечеловека»; в сравнении с ними (имеются в виду права первого поколения) наследие собственной истории народов, их национальное самоопределение представляются досадной помехой.
Если же мы обратимся к Конституции Греции, то уже из преамбулы узнаем: в наших руках - основополагающий политико-правовой документ православного народа. Конституция принята «Во имя Святой, Единосущной и Нераздельной Троицы». В ст. 3.1 определено, что господствующей в Греции религией является религия восточно-православной церкви Христовой. В ст. 3.2 содержится указание на то, что текст Священного Писания сохраняется неизменным. Официальный его перевод на какой-либо другой язык без разрешения Автокефальной церкви Греции и Великой константино-
польской церкви Христовой запрещается.
Нам не известно, чтобы Греция подвергалась какой-либо обструкции из-за того, что ее государственно-церковные отношения не соответствуют международным стандартам, что государство греков не является светским и правовым. В ее Конституции «прописаны» права и свободы, разделение властей. Но эти абстрактные атрибуты правового государства не препятствуют тому, чтобы способы обособления церковной власти над душами людей от политической или государственной власти, отделения церкви от государства и устроения государственно-церковных отношений были самыми разнообразными. Шаблон здесь недопустим. Светскость государства в христианском мире зависит от того, какая номинация христианства является доминирующей, каковы в каждом конкретном случае этнический состав и характер конфессионального разнообразия, какую политику находят предпочтительной - секуляризации, освобождения от церковного влияния или, напротив, содействия возрождению религии. Сочетание всех этих обстоятельств для каждой страны уникально. Определяется оно ходом национальной и мировой истории.
Если обратиться к постсоветской истории, то не составит большого труда определить вектор ее развития: от обезличенной в этнорелигиозном отношении социально-классовой идентификации «многонационального народа» с государством антикапиталистической диктатуры, Советами, т.е. от «советского народа» - к этнократиям, развалившим Советский Союз, расчленившим русских и едва не погубившим Российскую Федерацию советского образца. Современное правовое государство, если абстрагироваться от связанных с ним задач реставрации капитализма, востребовано необычайно обострившейся необходимостью сохранения государственного единства той части русских, которая проживала и проживает в пределах границ России. Коль скоро это удалось сделать, Россия должна быть признана государством русских.
Вопрос в том, как это выразить в конституционных формулировках, памятуя о силе разрушительного националистического умонастроения под лозунгом «Россия для русских». Частным аспектом этой проблемы и выступает вопрос, каким образом может быть совмещено конституционное определение светскости: «никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (ст. 14) - с признанием традиционной русской религии государственной, но не общеобязательной.
В западных странах существуют христианские политические партии - Христианско-демократиче-ская партия в Италии, Христианско-демократический союз в Германии и т.д. Верующие, будучи несомнен-
ными приверженцами клерикализма, позиционируют в такой форме свои программы участия во власти. В России создание партий по признаку религиозной принадлежности не допускается. Однажды была предпринята попытка сделать православие государственно значимой, но не обязательной религией путем непосредственного соединения ее с политикой. Сами иерархи и духовенство РПЦ открещиваются решительно и последовательно от такой роли православного вероисповедания. Но внецер-ковная общественность создала Православную партию. В регистрации этому объединению было отказано. Последовало обращение в Конституционный суд, который признал не противоречащими Конституции установления закона о выборах и закона о партиях, сделавшие невозможным перевод традиционной религии русского народа в идеологическое и вместе с тем совершенно не общеобязательное основание политического объединения, призванного бороться в числе других партий за политическую власть. Допускается ограничение политических прав гражданина по признаку религиозной принадлежности, несмотря на то, что ст. 19 Конституции формулирует прямой запрет на ограничение такого рода.
Позиция Конституционного суда объясняется уникальностью межэтнических и межконфессиональных отношений в России, их обострением. Тем не менее конкретная историческая ситуация в развитии светскости по-российски не исключает кон-ституирования русской этничности и признания государственной значимости традиционной религии русских. Сделать это можно путем внесения изменений в текст Основного закона. В развитие сказанного выносится на обсуждение ряд тезисов. Предложенные в них критические трактовки некоторых статей действующей Конституции имеют одну-единственную цель - незыблемость Основного закона. Бережное отношение к базовому правовому устроению государства и общества обеспечивается не одним только догматическим поклонением его букве. Не в меньшей степени важно доктри-нальное развитие его принципов. Известно, что в США решение проблемы стабильности и динамизма Конституции достигается при помощи 540 томов конституционных доктрин, прилагаемых к небольшому по объему основному тексту. Предложенные ниже тезисы опираются на определенную концепцию цивилизационного подхода. В них использованы идеи, уже высказанные в нашей научной литературе. Положение науки государственного права о том, что конкретная государственность есть прежде всего геополитическая реальность, организация власти у этноса или у совокупности этносов в их географически определенном местообитании, т.е. оценка территории и населения как основных конституи-
рующих элементов государства, - трактуется как своего рода «константная величина» предметного, объективного порядка, дополняющая духовную суть традиционализма. Территориальная - евразийская -укорененность и сохраняющаяся в веках этнорелигиозная идентичность и есть тот «плот времени», на котором русский народ и союзные с ним народы, оставаясь равными самим себе, плывут в потоке истории.
1. Самодержавно-имперская, советская тоталитарная и посттоталитарная, современная Россия - суть образы одного и того же преемственно воспроизводящегося прототипа - России как особого цивилизационно-государственного образования, православно-русского в своем ядре. Для сугубо юридического рассмотрения порядков властвования самодержавие, Советы и постсоветская Россия - суть типы государственного устройства, взаимоисключающие друг друга. Но при таком подходе утрачивается понимание преемственно воспроизводящейся работы веков, составляющей цивилизаци-онную специфику России.
Ее своеобразие отмечено необходимостью обеспечивать геополитический, правовой, экономический и культурный синтез восточно-христианской, мусульманской и ламаистской (части индо-буддист-ской) цивилизаций. Крупнейшие цивилизации в их «чистом виде» - это гигантские суперэтнические общности: западно-христианская, восточно-христианская (православная), мусульманская, индо-будди-стская, конфуцианско-даосская. Надэтнический синтез враждующих племен, обреченных на совместную жизнь историей, географией и экономикой, был организован мировыми религиями. В отличие от регулятивов локального действия, они предложили нормы, идеалы и запреты, одинаково обязательные для разных народов и разных классов. Для понимания России как цивилизационно-государственного образования важно признать кардинальный факт: в нашем сложившемся в течение веков этноконфес-сиональном разнообразии представлены частички всех великих цивилизаций. Исключение составляет только конфуцианско-даосская цивилизационная общность. Только она не имеет в России-Евразии территориального, поселенческого укоренения. Если о христианстве и исламе у нас знают все, то далеко не всем известно, что буряты, тувинцы и калмыки представляют ламаизм, одно из основных направлений буддизма. Екатерина Великая не без оснований считала себя покровительницей всех четырех мировых религий - христианства, мусульманства, буддизма и иудаизма.
Место расселения русских, таким образом, есть «хартленд», центральная часть мира, отмеченная непосредственным соприкосновением гетерогенных
цивилизационных образований. Сохранить себя как единую нацию русские могут только в том случае, если окажутся достойными своей роли объединителя народов, разобщенных этноконфессиональными идентичностями. Именно в этом и состоит государ-ствообразующая роль русских - предложить суперэтнический синтез этатистского плана, т.е. идентичность единой политической или гражданской нации, определяемой членством в государственно организованном обществе. Когда-то оно называлось Российской империей. Затем - Советским Союзом. И в наши дни неперерешаемым заданием для русских является восстановление, с согласия других коренных этносов России и в сотрудничестве с ними, государства, способного контролировать в бесконфликтном режиме евразийское пространство. Проживающие в нем народы необходимо вовлечь во властно-административную иерархию, единый хозяйственный уклад и правовое регулирование, сочетая унитарные начала единения с востребованными гарантиями обособления, в особенности в той их части, которая нацелена на сохранение сложившейся веками этнокультурной и религиозной дифференциации.
У нас нет иного выбора, кроме одного: создать обновленную жизнеспособную федерацию, чувствительную к этнокультурному и религиозному разнообразию народов и вместе с тем способную обуздать демонов феодального разобщения, местечкового и шовинистического национализма, агрессивных проявлений религиозного фундаментализма.
2. Опасность внутрицивилизационного раскола России-Евразии в 90-хгг. ХХв., наиболее остро выразившаяся в ослаблении славяно-тюркского союза, отказе идентифицировать себя с единым государством, была вызвана в значительной мере Советами как не вполне светской, но вполне идео-кратической системой государственного, т.е. общеобязательного, атеизма. Советы воспринимались малочисленными тюркско-мусульманскими и другими народами как государство русских, как власть обрусевшего «красного проекта». Пропаганда советской идентичности смешивалась с навязыванием ценностей преобладающего этноса, русских, несмотря на то, что этнорелигиозная идентичность самих русских подверглась этой же властью духовному погрому. Устранение угрозы внутреннего раскола по линии водораздела тюркско-мусульманского и славяно-православного ареалов было поставлено ходом истории в прямую связь с беспрепятственным возрождением двух ключевых этноконфессио-нальных делений, отождествляемых с православием у одних народов и исламом - у других. Необходимо было обеспечить простор для консолидации в данном отношении с тем, чтобы можно было объе-
диниться в этнически и конфессионально нейтральную гражданскую или политическую нацию под эгидой государства, свободного от какой бы то ни было обязательной для всех идеологии.
3. Российская Федерация должна быть светским государством, построенным на либерально-эгалитарном принципе индивидуальной свободы в вопросах веры и неверия, решительном отделении от государства всех конфессиональных объединений, их равенства перед законом. Такой тип организации власти создан впервые Западом и известен под именем государства правового. Либерально-демократическое, правовое государство, открытое плюралистической свободе убеждений, многобожию и безбожию, есть альтернатива ушедшей в историю власти одного вождя, единого плана, одной партии и одной идеологии. Решительный поворот постсоветского социума к «Востоку Христа» и Аллаха предполагает государственно-правовую организацию, способную обеспечить равную для православия, ислама, ламаизма и других конфессий свободу от смешения власти над помыслами и душами людей с властью политической, государственной, уполномоченной применять меры принуждения. Все конфессии должны быть равноудалены от этого соблазна. Только таким образом элементы традиционализма, ущемленные на предшествующем этапе, могут получить свободное развитие. И только так они сохраняются как преемственно воспроизводящиеся ценности, как связь поколений этнически определенных общностей. С этой стороны правовое государство не противостоит задачам сохранения России как особого цивилизационно-госу-дарственного образования. Напротив, оно является исторически необходимым модусом его существования.
Но из конституционной формы российского правового государства выпало православно-русское ядро, тождественное понятию русской православной государственности. Осталась терминологическая «шелуха» советских конституций - «многонациональный народ». Все-таки какой этнос выполняет роль государственной скрепы, гаранта устойчивости и порядка на всем, подчеркиваем, - на всем евразийском пространстве? И достаточно ли одно-го-единственного упоминания в Конституции о русских - только по случаю указания на государственный язык, если по численности, характеру расселения и культуре данный этнос есть единственный в пределах России геополитически значимый субъект, объемлющий собой раздельные субгосударственные образования в составе Федерации? В том числе, разумеется, и те, которые относятся к категории национально-территориальных субъектов?
4. В самом тексте Конституции необходимо
разделить, развести понятия «многонациональный народ», россияне, и «русские». Либерально-эгалитарный принцип, примененный в конституцион-но-правовомрегулировании межэтнического союза в целях сохранения этнокультурного и религиозного разнообразия страны, позволяет заменить смыслообраз «россияне как многонациональный народ» понятием полиэтнического согражданст-ва, гражданской или политической нации. Пункт 1 статьи 3 формулируется так: «Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». Словосочетание «является ее многонациональный народ» надлежит заменить другой формулой: «является русский народ, все ее народы как единая гражданская нация».
Понятие «многонациональный народ» устарело. Народ - это этнос, определяемый традиционалистскими критериями. Они могут быть максимально ослабленными, но они всегда пребывают в наличии, остаются, если использовать гегелевскую терминологию, наличным бытием, пока существует народ. Нация же - это задание для совместного существования этносов в рамках единого для них государства. Не всегда это задание выполняется хорошо. Различие между определенным в этнокультурном и религиозном отношении народом и нацией прекрасно понимали евразийцы первой волны, когда писали о россиянах как о «многонародной нации». О многонациональном народе можно рассуждать с каких угодно позиций, но только не с конституционно-правовой точки зрения. Этим термином заслоняется русский народ как фундамент всего государственного строения. Из нашей Конституции невозможно узнать о скрепляющей федерацию роли русских и о том, почему укрепление федеральных уз недостижимо без прочного единения самого крупного этноса. «Россияне» и «русские» совершенно неразличимы. Англоязычные «Russia» и «russian» означают «Россия» и «россиянин», но одновременно и русский тоже. Представителей нерусской части нашего населения это не устраивает. Русских - тоже. Англичанин, в полном соответствии с юморесками М. Задорнова, не может понять, почему быть одновременно лезгином и русским нельзя, а лезгином и россиянином - можно. Он мыслит в своей парадигме: «государственный» для него - значит «национальный», национальность есть государственни-ческая идентичность, определяемая гражданством. Он оперирует понятием этнически нейтральной гражданской или политической нации. Но в России общая государственническая идентичность комбинируется, сочленяется с идентичностью этнокультурной и религиозной. Так, в США в одно время был принят в санитарно-гигиенических целях закон об
обрезании. Для евреев и мусульман это было обычной процедурой. Но крайнюю плоть обрезали у всех лиц мужского пола - у детей из семей католиков и православных, у приверженных конфуцианству эмигрантов из Китая и у каких-нибудь бушменов, живо откликающихся на ритмы бубна, но оказавшихся, к несчастью, на тот момент членами гражданского общества Америки.
В России такие упрощенные решения невозможны. Признание, соблюдение и защита этничности есть для Российского государства высшая ценность. В конституционно-правовой институционализации этого положения мы видим выход из затруднений, которые возникают в связи с признанием традиционной религии русских государственной, но не общеобязательной. А именно:
5. Статья 2 Конституции должна включать в разряд высших ценностей все традиционные религии народов России, разумеется, в общей формулировке, без выпячивания православия, ислама и ламаизма. Статья может выглядеть так: «Человек, его права и свободы, суверенитет России, традиционные религии ее народов и накопленная в веках культура являются высшими ценностями. Защита их - обязанность государства». Таким образом, должно быть заявлено о социокультурной самобытности России как предела для процессов вес-тернизации, границы действию либерально-правового универсализма в его разрушительной ипостаси. К данному источнику русский народ припал для учреждения правового государства, но не для того, чтобы оставаться коленопреклоненным. Выпрямиться во весь рост затруднительно, пока нависает и гнетет чужебесие. Иван Солоневич говорил, что велика и обильна Россия, только мозгов своих у нее нет. После того, как с арены исчезла марксистски вышколенная гуманитарная интеллигенция, научная общественность, ориентированная на национальную культуру и в то же время свободная от изоляционистских заскоков, подает пока что слишком слабые признаки жизни. В теоретической юриспруденции, включая науку конституционного права, многомерный институт прав и свобод интерпретируется с переносом ударения на права первого поколения, с акцентом на свободу индивидуума от государства. На исторической родине такого толкования, либерально-индивидуалистического по своей сути, у народов Запада, Денницы-Вечерки, «под образом Полуденной Звезды», как выражались наши далекие предки, этот концепт родился в ожесточенной борьбе, с пролитием крови за свободу от папоцеза-ристского католицизма с его инквизицией и практикой сожжения на костре, «актами веры» (аутодафе; последнее аутодафе было совершено в Валенсии в 1826 г.). Образование светского государства
шло рука об руку с формированием наций. Имеются в виду процессы преодоления сословности, делений на разноплеменные сообщества и феодальные уделы путем подчинения всего населения исключительно государственно-правовым институтам, их верховенству по отношению к обычным, церков-но-католическим, феодально-манориальным и т.п. установлениям. Это было время, когда право частной собственности и требование равенства выдвигались на передний план всегда и неизменно вместе с правом на свободомыслие. Светская философия свободы, классический либерализм объявили естественным правом свободу человеческой личности (в редакции прав первого поколения). То есть, абсолютным идеалом, абсолютной ценностью, по отношению к которой приверженность к конкретной исторической идентичности представлялась прискорбным атавизмом.
Нелепо повторять эту выдумку в совершенно других условиях, толковать о высших ценностях в отрыве от живой ментальности и жаждущей признания этнонациональной идентичности. Сколько времени нам предстоит еще пожинать горькие плоды этого заблуждения? Не следует забывать, что индивидуалистическая идеология продвинута к нам победителями в «холодной войне». Этот товар сбывался под видом модернизационного проекта, предназначенного для того, чтобы освободить нас от архаики коллективных смыслов, от устойчивых групповых идентичностей, сфокусированных в традициях. Окончательная победа будет достигнута тогда, когда исчезнет, растворится без следа надатомарная реальность традиционалистских идентичностей и воцарится полная свобода атомизированных космополитов. И именно поэтому решимость защищать свою этнонациональную самобытность должна быть возведена в ранг обязательных для государства установлений Основного закона в тех взвешенных, как хотелось бы надеяться, формулировках, которые предложены выше.
Здоровые начинания постсоветской эпохи с легкостью обращаются в свою противоположность. Раскована хозяйственная инициатива. Она начала приносить свои первые плоды значительной части населения. Но из макроэкономических схем, технически необходимых для охвата хозяйственной деятельности в целом, невозможно заключить, каким образом на балансе макропоказателей сказываются сокращение численности населения, его вымирание, исчисляемое десятью миллионами. Это - экономи-
ческая свобода и экономика, безразличная к национальной трагедии. Далее. Духовное производство, нескончаемый труд ума, работа по культивированию чувств, поддержания верований и нравов освобождены от цензурирования и внешнего контроля. Для чего? Для того, чтобы в учебные классы и студенческие аудитории беспрепятственно проникал «осел, груженый золотом», подменяя образование куплей-продажей? Чтобы было расчищено место для превращения масс-медиа, особенно телевидения, в бизнес-модель по сбыту различных форм разврата и садизма?
Правовое государство должно стать преградой для этих дьявольских превращений, отрицающих его идеалы. В России такого государства пока что нет, как нет народа, нравственное развитие которого позволяло бы создать требуемую организацию власти. Есть только первые, безотлагательные шаги к формированию такой власти, к преодолению ситуации, при которой нравственное в собственном смысле совершенно устранено из ведения государства. И есть громоздкий аппарат, «механизм», «машина». В нем, как в автомашине, работает двигатель, вращаются шестеренки, крутятся колеса, и потребляется в гигантских количествах горюче-смазочный субстрат - взятки. Но продвижение к росту благосостояния для всех вряд ли заметно.
Никогда еще коллизия между тем, что есть, и тем, что должно быть, не достигала такой остроты. Чтобы не останавливаться на сущем сегодня, нужен идеал, образец совершенства. Для нации совершенно то государство, которое она считает своим. Обрести такое государство и национальное самосознание, восстановить его из руин исторической памяти, - эти обе задачи для русских складываются в одну. Причина - в разорванной связи времен. И хотя идеальное как таковое, или, что то же, мир эйдосов (от греч. еidos - вид сущего, образец совершенства) рождается как проектное видение реальности, как чаяния, обращенные в будущее, традиционалистский образ православного государства востребован в измерениях настоящего времени именно потому, что генетически он восходит к опыту прошлого. Из глубины веков черпает свою силу русское национальное самосознание, разорванное в ХХ в. классовой враждой. И только благодаря этому источнику оно может стать бесшовным и действенным.
Таков, на наш взгляд, ответ на вопрос о реальности традиционалистского образа русской православной государственности.
