CC BY
125
Б.Б. Сулейманов
Сулейманов Бигрузи Бухаринович — кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой теории и истории государства и права Северо-Кавказского филиала Российской правовой академии Министерства юстиции Российской Федерации (г. Махачкала)
О некоторых методологических аспектах юридической техники
Динамичность законодательства, утверждение правовых начал во всех сферах социальной жизни, низкая эффективность правовых актов и усиление научных разработок в сфере правотворчества предопределяют актуальность вопроса о юридической технике. Плюрализм в методологии, увеличение количества исследований в доктрине, которые отличаются различными выводами, порождают необходимость уточнения некоторых моментов в системе юридических наук.
В последнее время проведено множество конференций, круглых столов, защищены диссертации, изданы монографии и иные работы по юридической технике. Созданы центры юридической техники, появились учебники и учебные пособия. Между тем, многие вопросы юридической техники остаются спорными. Наиболее острыми и важными, по нашему мнению, являются вопросы о понятии, сфере применения и изучения юридической техники. По указанным моментам между учеными-правоведами наблюдаются существенные расхождения.
Наиболее известной и до недавнего времени устоявшейся позицией являлась позиция, согласной которой юридическая техника — это совокупность правил, приемов и средств разработки, оформления и систематизации правовых актов1. Или юридическая техника — это совокупность правил, приемов, специфических средств подготовки, оформления, публикации и систематизации нормативноправовых актов и иных юридических документов2. Хотя учеными приводились и несколько иные определения. Например, «юридическая техника — это выработанные на практике навыки, приемы и способы подготовки проектов нормативных правовых актов в законе»3. Иногда в значении юридической техники использовался другой термин — «законодательная техника». Известный правовед А.С. Пигол-кин отмечал, что «термин «законодательная техника» в определенной степени условен, поскольку в это понятие входит не только составление законопроектов, но и проектов всех иных нормативных актов. Однако он прочно вошел в обиход юридической науки»4.
Между тем, в научной литературе появились и другие точки зрения, существенно отличающиеся от приведенных выше. Наиболее радикальной представляется позиция известного теоретика права В.Н. Карташова. По его мнению, термин «юридическая техника» не совсем точен и не отражает всю сферу разработки и реализации права (юридической работы). Вместо юридической техники автор предлагает ввести другой термин — «юридическая технология»5. Юридическая технология состоит из трех частей: юридическая техника, юридическая тактика и юридическая стратегия. По его мнению, «юридическая технология — это разновидность деятельности компетентных органов, должностных и физических лиц, направленная на издание, толкование, реализацию, систематизацию и т. п.»6.
Однако такой подход, который, безусловно, является новым и интересным, имеет и некоторые «слабые» места.
Во-первых, не очень логично и лаконично звучит определение, которое предлагает В.Н. Карташов: «Это — основанная на определенных принципах, прогнозах и планах (стратегии) система мыслительных и внешне актуализированных действий и операций компетентных физических и должностных лиц (органов), связанная с изданием (толкованием, реализацией, систематизацией и т. п.) юридических решений (актов), в ходе которой оптимально используются необходимые ресурсы (материальные, трудовые, финансовые, организационные и т. п.), общесоциальные, технические и специальноюридические средства (техника), приемы, способы, методы и правила (тактика), процессуальные формы (стадии, производства и т. п.) и соответствующие типы, виды и подвиды контроля за деятель-
1 См.: Пучков О.А. Юридическая техника // Теория государства и права: Учебник для вузов / Под ред. В.М. Корель-ского и В.Д. Перевалова. — М., 2001. — С. 231.
2 См.: Морозова А.Л. Теория государства и права. — М., 2003. — С. 309.
3 Теория государства и права / Под ред. М.М. Рассолова. — М., 2004. — С. 396.
4 Марксистко-ленинская общая теория государства и права // Социалистическое право. — М., 1973. — С. 348.
5 Карташов В.Н. Юридическая техника или юридическая технология? Некоторые методологические аспекты исследования // Юридическая техника. — 2007. — №.1. — С. 16—24.
6 Карташов В.Н. О необходимости замены учебного курса «Юридическая техника» учебной дисциплиной «Юридическая технология» // Юридическая техника (специальный выпуск). — 2009. — № 3. — С. 31.
ностью субъектов и участников юридической практики»1. Как представляется, в определении нет законченного перечня элементов, хотя автор приводит тринадцать в качестве таковых2.
Во-вторых, концепция предполагает существенное изменение устоявшейся структуры теоретической юриспруденции. Например, стадии правоприменения, которые отражены во всех учебниках по теории государства и права (хотя, возможно, не всегда в трех стадиях)3, автор оценивает как «нонсенс»4. При этом В.Н. Карташов приводит другие, по его мнению, правоприменительные стадии:
1. Определение подведомственности.
2. Возбуждение юридического дела.
3. Подготовка дела к рассмотрению.
4. Разбирательство юридического дела.
5. Принятие решения.
6. Документальное оформление.
7. Оглашение решения (акта)5.
Даже поверхностный анализ позволяет заключить, что перед нами процессуальные стадии, которые предусмотрены несколькими отраслями российского права. Тогда напрашивается закономерный вопрос: целесообразно ли дублировать в юридической технологии (технике) значительный правовой материал, который будет изучаться в рамках нескольких процессуальных дисциплин? Также, как нам кажется, оглашение решения (акт), очевидно, не является такой стадией. Безусловно, в этом явлении (не стадии!) невозможно «выделить стадии помельче», о которых автор пишет в отношении всех предложенных стадий6.
В-третьих, В.Н. Карташов признается, что юридическая технология пока еще не сформировалась в относительно самостоятельную науку, и считает, что она должна изучаться в рамках такой фундаментальной дисциплины, как «Теория правовой системы общества», которую автор считает новой концепцией курса теории государства и права7. Как известно, «Теория правовой системы общества» является итогом многолетних исследований самого автора и, безусловно, может быть признана одним из крупных доктринальных достижений в сфере юридической науки последних десятилетий. Но признавать ее же научной или учебной дисциплиной весьма сложно хотя бы по той причине, что от научной концепции до научной дисциплины значительный шаг. Даже не очень подробный анализ правовой литературы показывает, что удачно разработанных научных концепций достаточно много в отечественной правовой литературе. Например, концепции правовой политики, правовой жизни, механизма правового регулирования, либертарного правопонимания и др. Поэтому вряд ли «Теория правовой системы общества» может заменить устоявшийся курс теории государства и права. Это более радикальный шаг, чем те, которые предлагают известные оппоненты (В.Е. Чиркин, Б.А. Страшун, И.Ю. Козлихин и др.) устоявшейся научной дисциплины под названием «Теория государства и права».
В-четвертых, автор достаточно критично относится к некоторым научным теориям, которые разрабатывались теоретиками права. Например, он не принимает распространенный в правовой науке подход к определению эффективности права как соотношения между фактическим результатом действия правовых актов и теми социальным целями, для достижения которых эти акты были приняты8. По его мнению, речь идет всего лишь об эффективности «конечного продукта»9. А в целом проблема эффективности юридической технологии (правотворческой, законодательной, правоприменительной, судебной и др.), по мнению автора, даже не затрагивается, «поскольку действительно является достаточно сложной и требует приложения усилий коллективов самых разнообразных ученых»10.
По нашему мнению, упрек известного ученого не совсем справедлив. Если вспомнить наиболее продуктивный период разработки теории эффективности права, то мы увидим, что и тогда указанной проблемой занимались коллективы ученых и, прежде всего, «московские» (В.Н. Кудрявцев, В.И. Никитин, В.В. Глазырин и др.) и «ленинградские» (Л.С. Явич, А.С. Пашков, Л.И. Спиридонов и др.) школы.
1 Карташов В.Н. Юридическая техника или юридическая технология? Некоторые методологические аспекты исследования // Юридическая техника. — 2007. — № 1. — С. 17.
2 См. там же.
3 Отдельные авторы выделяют и четыре, и пять. Например: Проблемы теории государства и права: Учебник / Под ред. В.М. Сырых. — М., 2008. — С. 327—332 (автор главы — Е.Л. Ковалева).
4 См.: Карташов В.Н. Юридическая техника или юридическая технология? Некоторые методологические аспекты исследования // Юридическая техника. — 2007. — № 1. — С. 21.
5 См. там же.
6 См. там же.
7 См.: Карташов В.Н. О необходимости замены учебного курса «Юридическая техника» учебной дисциплиной «Юридическая технология» // Юридическая техника (специальный выпуск). — 2009. — № 3. — С. 34.
8 См.: Карташов В.Н. Юридическая техника или юридическая технология? Некоторые методологические аспекты исследования // Юридическая техника. — 2007. — № 1. — С. 22.
9 См. там же. — С. 23.
10 Там же.
И даже при этих условиях не сформировалась общепринятая теория эффективности права. Что же касается другого упрека автора в том, что юридическая наука не изучала эффективность юридической технологии, то и он не достигает своей цели. Ведь структура юридической технологии, предложенная В.Н. Карташовым, еще не устоялась в научной литературе, следовательно, не могла стать предметом исследования. При этом очевидно, что проблемы эффективности права нуждаются в серьезном изучении с учетом современных методологических установок. Так, вне серьезных исследований остался вопрос об эффективности правовой системы в целом. Предложенные же автором критерии эффективности юридической технологии представляются не очень четкими, а некоторые — пересекающимися. Например:
— оптимально удовлетворить потребности и интересы людей, их коллективов и организации, государства и общества в целом в соответствии с назначением конкретного нормативного правового акта;
— достижение поставленных в том или ином аспекте целей с помощью минимальных затрат (материальных, временных и др.);
— быть оптимальной мерой полезности и ценным в каждой социально-правовой ситуации;
— надежно обеспечивать самозащиту и защиту (охрану и т. п.) прав, свобод и законных интересов граждан, их коллективов и организаций и др.1
Эти и другие моменты, по нашему мнению, позволяют утверждать, что юридическая технология нуждается в дополнительном обосновании и, самое главное, обосновании ее как системного правового явления.
К этим недостаткам можно отнести и те недостатки, или сомнения, на которые указывают и другие исследователи. Так, по мнению известного правоведа Т.В. Кашаниной, в юридическую технологию включены не очень сочетаемые детали, в частности, компьютеры и правовые конструкции, которые никак не связаны друг с другом; а юридическая тактика и юридическая стратегия относятся к иным явлениям, чем средства, включенные в юридическую технику. Их, по словам ученого, можно назвать «подходами при проведении юридической работы в зависимости от того, какая цель ставится: ближайшая или дальняя2. К.Е. Величко замечает, что в структуру юридической технологии включены заимствованные из криминалистики и преобразованные с учетом специфики юридической технологии институты тактики и стратегии3.
Другой дисциплиной, которую предлагают в научной литературе, является нормография. Одним из ее авторов является Ю.Г. Арзамасов. По его мнению, термин «юридическая техника» нечетко отражает все особенности, аспекты данного понятия, значение всех его средств и правил в различных сферах многообразной юридической деятельности4. Исходя из этого, отмечается условность использования этого термина юристами. Юридическая техника относится к числу собирательных понятий: оно содержит правила, которые необходимо соблюдать при подготовке не только нормативных правовых документов (актов и договоров), но и актов официального толкования и актов применения права5. Из этого автор предполагает, что необходимо «заниматься профессиональной разработкой проектов нормативных правовых актов.
Во-первых, уяснить саму сущность нормотворчества, его функции, способы, виды.
Во-вторых, владеть как теоретическими знаниями нормотворческой техники, так и практическими навыками подготовки качественных нормативных актов»6.
При этом Ю.Г. Арзамасов специально отмечает, что особое значение следует уделять теоретическим положениям, разработанным и признанным как современными исследователями, так и учеными прошлых эпох, например, Ф. Бэконом, Р. Иерингом и др.7 Это означает, что нормотворчество состоит, вернее, будет состоять не только из прикладных моментов, но и из теоретических положений, составляющих науку8. Далее автор отмечает, что сегодня объективным фактом является то, что уже очевидно просматривается тенденция формирования системы прикладных наук не только для отраслевых юридических наук, но и для общей теории государства и права. В качестве примера ав-
1 См.: Карташов В.Н. Юридическая техника или юридическая технология? Некоторые методологические аспекты исследования // Юридическая техника. — 2007. — № 1. — С. 22, 23.
2 См.: Кашанина Т.В. Юридическая техника: Учебник. — М., 2007. — С. 78.
3 См.: Величко К.Е. Структура и содержание юридической технологии // Правотворчество в Российской Федерации: проблемы теории и практики: Сборник научных статей: Материалы научно-практической конференции, состоявшейся 13—16 апреля 2009 года в Российской академии правосудия / Отв. ред. В.М. Сырых, М.А. Занина. — М., 2010. — С. 349.
4 См.: Арзамасов Ю.Г. Организационные и дидактические проблемы преподавания курса «Нормография»: теория и методология нормотворчества // Юридическая техника. — 2009. — № 3. — С. 62.
5 См. там же.
6 Там же.
7 См. там же.
8 См. там же. — С. 63.
тор приводит правовую компаративистику, правовую герменевтику, правовую конфликтологию. При этом важное место в данном списке должна занять нормография — наука о правовой природе правотворческой деятельности и юридической технике1. Автор особо указывает на то, что «нормография — это не просто совокупность технологии подготовки нормативных актов, поскольку у нее есть свой предмет и метод»2.
Между тем, не все выводы автора представляются обоснованными и убедительными. Считаем, Ю.Г. Арзамасов не уверен в том, что нормография «доросла» до науки. Это видно хотя бы из того, что он говорит о ней в будущем времени. При этом автор говорит о нормографии как о части юридической техники. Можно предположить, что ученый считает нормографию частью уже сложившейся научной дисциплины юридической техники. Спорным представляется и процесс формирования новых прикладных дисциплин. Если сравнительное правоведение и правовую конфликтологию многие ученые с некоторыми оговорками признают отраслями юридического знания, то правовая герменевтика даже как метод правовой науки наталкивается на основательные возражения3. Но при этом ситуация с нормографией несколько иная, чем, например, со сравнительным правоведением. Если сравнительное правоведение возникло как метод, признаваемый почти всеми учеными, разрабатывалось известными специалистами различных отраслей права (истории, филологии), результативно использовалось при изучении множества проблем, то нормография таких предпосылок не имеет. Более того, последняя предлагается в какой-то степени как альтернатива существующей дисциплины — юридической техники. При этом автор не раскрывает предмет и метод нормографии, а только лишь говорит об их наличии. Ученый связывает нормографию с механизмом правового регулирования. Он пишет, что если придерживаться традиционной точки зрения, согласно которой механизм правового регулирования состоит из правовых средств, то к последним следует отнести и различные технологии по созданию правовых документов (нормативных, интерпретационных, индивидуальных). Нормотворчество, или как его еще называют, правотворческая деятельность (в этом проявляется суть данного вида юридической деятельности), играет «первую скрипку» в действии МПР, поскольку выступает начальным этапом в самом процессе правового регулирования. Используя телеологический подход к рассматриваемой проблеме, можно сделать следующий вывод: задачей минимум нормотворческой деятельности является создание соответствующего нормативного документа, направленного на регулирование конкретных отношений, а задачей максимум — упорядочивание общественных отношений, установление правопорядка и прочного режима законности4. Можно заметить, что задача максимум ничем не может помочь нормографии, чтобы она стала наукой. Далее автор продолжает: «Как было сказано выше, «правотворчество» можно рассматривать и как составную часть МПР, без которого не появится на свет норма права, направленная на регулирование различных отношений в обществе»5. Безусловно, именно через правотворчество «получает жизнь» нормативно-правовой акт. Но при этом следует иметь в виду и то, что правовые нормы могут содержаться и в иных источниках права, в частности, в обычаях, нормативных договорах и прецедентах.
Еще более спорными представляются принципы нормотворчества, которые приводят авторы пособия. Они отмечают, что принцип научности предполагает, что нормодатель обязан учитывать разные взгляды и теории, которые, несомненно, могут оказать существенную помощь в правовом регулировании общественных отношений. Это и теория естественного права, и социология юриспруденции, и историческая школа права, и теологическая теория права. Думается, что авторы значительно упрощают проблему. Безусловно, при исследовании тех или иных явлений, в том числе правовых, надо использовать множество подходов, методов. Но при этом следует помнить, что механическое сочетание различных теорий может привести к эклектике. Так, известный цивилист В.Ф. Яковлев отмечает, что одним из решающих средств совершенствования законодательства является использование концептуального подхода к сфере нормотворчества, то есть обработка концепции, в первую очередь, важнейших актов. По его словам, «Г ражданскому кодексу России в этой части «повезло» в том, что он был создан небольшой группой ученых исследовательского центра частного права»6. Как нам кажется, ученый рассматривает наличие только одной концепции, безусловно, как положительный момент. Ущербно и следующее утверждение: «Нормодатель в своей деятельности не должен отдавать пред-
1 См.: Нормография: Учебно-методическое пособие / Под ред. Ю.Г. Арзамасова. — М., 2007. — С. 7.
2 Арзамасов Ю.Г. Организационные и дидактические проблемы преподавания курса «Нормография»: теория и методология нормотворчества // Юридическая техника. — 2009. — № 3. — С. 62.
3 См.: Сырых В.М. Герменевтический круг как методологический тупик // Современные методы исследования в правоведении / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. — Саратов, 2007. — С. 195—135.
4 См.: Нормография: Учебно-методическое пособие / Под ред. Ю.Г. Арзамасова. — М., 2007. — С. 25.
5 Там же. — С. 27.
6 Занин М.А. Правотворчество в Российской Федерации: проблемы теории и практики // Правотворчество в Российской Федерации: проблемы теории и практики: Сборник научных статей: Материалы научно-практической конференции, состоявшейся 13—16 апреля 2009 года в Российской академии правосудия / Отв. ред. В.М. Сырых, М.А. Занина. — М., 2010. — С. 554.
почтение какой-либо теории или направлению, нарочно отличая от других»1. Наверное, будет справедливым отметить, что законодатель не должен быть ограничен в выборе средств и методов правотворческой деятельности. При этом для составления большинства правовых актов необходимы правила и приемы позитивистской теории, которая, конечно же, должна основываться на естественноправовых ценностях.
Из материала пособия видно, что авторы указывают на два подхода к законодательной технике: узкий и широкий. Представители узкого подхода основываются на том, что под законодательной техникой понимается система правил, приемов и средств подготовки совершенных по форме и содержанию нормативно-правовых актов, смысл которых будет понятен каждому. Сторонники же широкого подхода под законодательной техникой понимают учение о законодательной системе, ее структуре, формах и методах правотворчества и официального толкования права2.
Далее авторы переходят к одному из основных выводов: «На сегодняшний день актуальным вопросом является сосредоточение в рамках отдельной науки системы научно-обоснованных знаний не только о правилах, приемах и средствах юридической техники, но и о подготовке и принятии нормативных актов, методах и принципах правотворчества, которые и составляют предмет самостоятельной науки — нормографии»3. При этом остается одно, самое главное — систематизировать их в предмет объявленной науки и обосновать: почему же они должны входить в нормографию, а не в юридическую технику.
Подводя итог вышесказанному, можно отметить, что многие аспекты предложенных авторами подходов в сфере юридической техники остаются спорными. Для формирования указанной прикладной юридической науки нужны не простые методологические обоснования.
1 См.: Нормография: Учебно-методическое пособие / Под ред. Ю.Г. Арзамасова. — М., 2007. — С. 40.
2 См. там же. — С. 43.
3 Там же. — С. 46.
