CC BY
112
УДК 821.161.1.09"20"
Шаваринская Светлана Руфимовна
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
О ЕДИНСТВЕ ОБРАЗНЫХ СИСТЕМ РОМАНОВ «ПОДРОСТОК» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО И «АННА КАРЕНИНА» Л.Н. ТОЛСТОГО В РЕЛИГИОЗНО-НРАВСТВЕННОЙ СФЕРЕ
В статье речь идет о типологической общности персонажей романов «Подросток» Ф.М. Достоевского и «Анна Каренина» Л.Н. Толстого. Путем сопоставления образной системы произведений в области религиозно-нравственной открываются глубинные связи творчества Достоевского и Л. Толстого в период 1870-х годов. Анализируя характерные особенности проявления религиозного чувства у действующих лиц романов, автор предлагает оригинальную систему типизации. Многочисленные сцепки, текстовые переклички демонстрируют многообразные связи творчества писателей, которые, безусловно, обеспечены не только идейно-тематическим содержанием, но и присущим обоим авторам сознанием богоизбранничества художника слова. Писателей «роднит» стремление объективно отразить окружающую их действительность, «злобу дня», благодаря чему читатели получают общее представление о религиозно-нравственном состоянии современного Достоевскому и Л. Толстому российского общества. Действительность такова: живая вера сохранилась лишь в среде простого люда, а в дворянской и разночинной распространились яд неверия и разлагающие «новые» учения. Именно это, наряду с иными факторами, и обеспечило менее чем через полвека торжество позитивизма, а затем и революционного движения в России.
Ключевые слова: Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, общность, типология, связи, переклички, религия, нравственность, общество.
Говоря о типологической общности персонажей «Подростка» и «Анны Карениной» отметим, что речь идет о единстве, обусловленном тончайшими сцепками между образными системами романов в религиозно-нравственной сфере. Типологические связи произведений объясняются хронологической близостью написания и публикаций, обращенностью авторов к «злобе дня» 1870-х годов. Генетическую общность обеспечивает и то, что Достоевский и Толстой не только соотечественники и писатели-современники, но и художники, личность и творчество которых сформированы в условиях единых религиозных ориентаций окружающего социума (в социокультурной «колыбели» православия), следовательно, контакты романов - явления объективного характера. Путем сопоставления произведения одного великого писателя с равновеликим творением его современника попытаемся приблизиться к постижению их глубинной сущности, отметив, что мотив поиска (обретения) веры свойственен обоим романам.
В «Подростке» и «Анне Карениной» почти отсутствует описание религиозных обрядов, современники писателей жили в условиях естественного соприкосновения с религией и какие-либо подробности были излишни. Но образ церкви играет в романах роль направляющего вектора религиозного развития героев, ассоциативная нагрузка его меняется с учетом многозначности понятия. Количество употреблений слова «церковь» и однокорен-ных ему слов в «Подростке» и «Анне Карениной» составляет 17 к 61 соответственно.
У Достоевского «церковь» употребляется 16 раз в значении храма («Венчание, вы знаете, произойдет здесь же в церкви...» [1, т. 13, с. 335].) и единожды в значении всеобъемлющем, как общество
верующих в Иисуса Христа, соединенных любовью и водимых Святым Духом: «Ты, милый, церкви святой ревнуй, и аще позовет время - и умри за нее...» [1, т. 13, с. 330].
В романе Толстого «церковь» упоминается 61 раз, при этом широко представлена семантика слова. В значении храма: «Молодая жена его <.> была в церкви с матушкой.» [2, т. 18, с. 139]. Романист, передавая глубину чувств Левина во время венчания, использует олицетворение: «"О еже ни-спослатися им любве совершенней, мирней и помощи, Господу помолимся", - как бы дышала вся церковь голосом протодьякона» [2, т. 19, с. 19]. Встречается слово «церковь» и в значении религиозной организации («.Она находилась в дружеских связях с самыми высшими лицами всех церквей и исповеданий» [2, т. 18, с. 231]); используется в значении общества верующих («Его поразила сначала мысль о том, что постижение божественных истин не дано человеку, но дано совокупности людей, соединенных любовью, - церкви» [2, т. 19, с. 370]; «.Я <.> волею-неволею соединен с другими людьми в одно общество верующих, которое называют церковью» [2, т. 19, с. 398]).
У Достоевского образ церкви как дома Божьего прочно связан с образом матери (воспоминания о детских впечатлениях в деревенской церкви или о красной церкви у пансиона Тушара, под звон колоколов которой мать приходит и, крестясь на которую, уходит), с глубинными личностными переживаниями - присутствие Аркадия на отпевании Макара Долгорукова в кладбищенской церкви.
У Толстого же образ церкви сопряжен с идиллической семейной картиной: Дарья Александровна с детьми на причастии, венчание Левина и Кити. В романе Толстого отражена и роль Церкви в обществе (губернатор и дворяне едут в собор
86
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова «jij- № 3, 2015
© Шаваринская С.Р., 2015
О единстве образных систем романов «Подросток» Ф.М. Достоевского и «Анна Каренина» Л.Н. Толстого..,
после выборов). Сам образ Церкви созидателен по сути, а в тексте Толстого и противопоставлен разрушительной тенденции развития сюжета. Звон колоколов раздражает Анну, влекомую маниакальной идеей: «Зачем эти церкви, этот звон и эта ложь?» [1, т. 19, с. 340-341].
Обращаясь к характерным особенностям проявления религиозного чувства у действующих лиц романов, заметим, что обоим писателям был известен пример «новозаветной типизации» - притча о сеятеле и семени (Матф. 13:1-23; Марк. 4:1-20; Луки 8:4-15). Наложим евангельскую схему на образную систему обоих романов, двигаясь от общего к частному и наоборот.
Сердца героев в романах Толстого и Достоевского по отношению к вере можно разделить на 4 группы. К первой относятся персонажи легкомысленные, неверующие (Стива Облонский, Анна Каренина, Вронский, художник Михайлов, мужик Прохор; Крафт, Ламберт, Стебельков, компании гг. Дергачевых и рябого, Тришатов, самоубийца Оля, князь Серёжа, старый князь Сокольский). Их сердца подобны дороге, добрые семена на которой склевали птицы (похитил лукавый). Ко второй группе отнесем страстных, но непостоянных героев - Николая Левина и Андрея Петровича Версилова, сердца которых подобны каменистой почве, на которой солнце (трудности, искушения, гонения) иссушило семена веры. В третью группу войдут герои суетливые, внешняя вера которых прикрывает внутреннюю неблаговидность, их сердца подобны почве, давшей быстрые всходы, заглушенные разросшимся тернием. Это графиня Лидия Ивановна, мадам Шталь, предводитель Сви-яжский; Анна Андреевна, генеральша Ахмакова и аббат Риго. Наконец, к четвертой категории отнесем героев, принесших в разной степени плоды веры (старичок священник, Щербацкие, Львовы, Кити, Варенька, Матреша, Фомич, Фоканыч, мужики у Левина; Макар Иванович, Софья Андреевна, Мария Ивановна и Николай Семенович, Лиза), сердца их подобны доброй почве, давшей урожай в 30, 60 и даже 100 крат.
Интересно, что представители высшего общества встречаются во всех четырех группах: 1) абсолютно нерелигиозные и неверующие люди; 2) страстные, но непостоянные; 3) верующие «на показ» или «особенно»; 4) пытающиеся верить и жить по-христиански. Герои же из народа условно делятся на верующих и нет, именно эти категории и являются наиболее значительными по численности.
Заметим, что ряд героев сложно типизировать, образы же Алексея Александровича Каренина и Константина Левина представлены у Толстого в динамике развития религиозного чувства.
Среди «неверующих» персонажей в «Анне Карениной» единожды упоминается герой из народа
Прохор, который «Бога забыл и на те деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь купить, пьет без просыпу и жену избил до смерти...» [2, т. 18, с. 102]. В безрелигиозной компании оказывается и талантливый бедный художник Михайлов, изобразивший Христа евреем и «человекобогом». В основном же это представители высшего общества.
Показательны образы Стивы Облонского и старого князя Сокольского, которых к отрицанию толкает «широкость» натуры. Оба не равнодушны к женщинам, а религиозные вопросы интересуют их в той мере, в какой соответствуют личным наклонностям. Легкомысленному Стиве вера не нужна, ведь жить и так весело. Он примыкает к либеральному направлению, прикрывающему «идейно» его многочисленные слабости: «Либеральная партия говорила, или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить было бы очень весело» [2, т. 18, с. 9]. В «Подростке» старичок-князь Николай Сокольский благородно готов жениться на собственной крестнице. Он явно религиозен, но: «Преимущественно мы говорили о двух отвлеченных предметах - о Боге и бытии его <.> и об женщинах. Князь был очень религиозен и чувствителен. <...> Но вдруг на него находило - и он вдруг начинал сомневаться в бытии Божием и говорил удивительные вещи.» [1, т. 13, с. 24. - Курсив мой. - С.Ш.].
Налицо переклички, позволяющие воспринимать пародийный образ старого князя в качестве логического развития (к старости) образа Стивы у Толстого.
Формальное отношение к религии Анны усиливается к финалу романа: «Она (Анна. - С.Ш.) беспрестанно повторяла: "Боже мой! Боже мой!" Но ни "боже", ни "мой" не имели для нее никакого смысла. Мысль искать своему положению помощи в религии была для нее, несмотря на то, что она никогда не сомневалась в религии, в которой была воспитана, так же чужда, как искать помощи у самого Алексея Александровича. Она знала вперед, что помощь религии возможна только под условием отречения от того, что составляло для нее весь смысл жизни.» [2, т. 18, с. 304. - Курсив мой. -С.Ш.]. Вронский также не способен к духовной жизни. По отношению к Каренину, вознесшемуся духовно у постели умирающей Анны, он находится в «нагнутом, невыпрямленном состоянии» [2, т. 18, с. 436. - Курсив мой. - С.Ш.] души, не случайно за этим следует и попытка самоубийства.
В «Подростке» категория «неверующих» пополняется самоубийцами Крафтом и Олей, компаниями неблагонадежной и даже преступной молодежи. Мотив вероискания свойственен Ле-
вину и Аркадию Долгорукому. Герой Толстого на протяжении романа условно движется от неверующих к верующим. Испытав в юности религиозный подъем, он мучим «неверием», а позднее осознает, что «ошибался, предполагая <...> что религия уж отжила свое время и что ее более не существует. Все хорошие по жизни близкие ему люди верили. И <...> девяносто девять сотых русского народа, весь тот народ, жизнь которого внушала ему наибольшее уважение, верили» [2, т. 19, с. 368-369].
Автор указывает на типичность отсутствия у героя твердых религиозных убеждений: «Левин находился в отношении к религии, как и большинство его современников, в самом неопределенном положении. Верить он не мог, а вместе с тем он не был твердо убежден в том, чтобы все это было несправедливо...» [2, т. 19, с. 5. - Курсив мой. - С.Ш.].
Переворот в душе героя совершают роды Кити. Левин молится от всего сердца:
«- Господи, помилуй! прости, помоги! - твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь, в эту минуту, он знал, что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он знал в себе, нисколько не мешают ему обращаться к Богу. Все это теперь, как прах, слетело с его души. К кому же ему было обращаться, как не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?» [2, т. 19, с. 286. - Курсив мой. - СШ].
Но Левина не удовлетворяет вера «корыстная», истину он ищет в богословских сочинениях, а разочаровавшись, допускает и мысли о самоубийстве.
Возрождение приходит через слова мужика о Фоканыче, который «живет для души, по правде, по-Божью» [2, т. 19, с. 376]. Левин вдруг ощущает «твердое, несомненное и ясное (ясное ли? - СШ.) знание» [2, т. 19, с. 377]. Герой понимает, что «любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно» [2, т. 19, с. 379]. Убежденный, что главное в вере добро, примитивизируя церковное учение, он объявляет эту истину «главным, постоянно проявляющимся на земле чудом» [2, т. 19, с. 381]. Личные ощущения у героя являются мерилом истины.
Но «истины», открытые в экзальтации любимым персонажем автора «Анны Карениной», не могли оставить безучастным Достоевского, ответившего Толстому на страницах «Дневника писателя»: «.Книжку эту я все-таки считаю вовсе не столь невинною.» [1, т. 25, с. 203]. Замечая, что каждый чтит добро «ужасно по-своему», Достоевский интерпретирует мысли Левина (Толстого). Со свойственным ему сарказмом Достоевский проецирует дальнейшее развитие веры Левина: «Одним словом, сомнения кончились, и Левин уверовал, -во что? Он еще этого строго не определил, но он уже верует. Но вера ли это? Он сам себе радостно
задает этот вопрос: "Неужели это вера?" Надобно полагать, что еще нет. Мало того: вряд ли у таких, как Левин, и может быть окончательная вера. А веру свою он разрушит опять, разрушит сам, долго не продержится: выйдет какой-нибудь новый сучок, и разом всё рухнет. Кити пошла и споткнулась, так вот зачем она споткнулась? <.> если нет Промысла, то как же я могу верить в Бога, и т. д. и т. д. Берите прямую линию и пустите в бесконечность. Одним словом, эта честная душа есть самая праздно-хаотическая душа.» [1, т. 25, с. 205-206].
Душевные искания Аркадия Долгорукого перекликаются с исканиями Константина Левина, но и расходятся с ними. У Левина любовь к ближнему становится самоцелью и самоценностью. У Подростка «ротшильдовская идея» разбивается в прах при появлении Риночки, но душа ищет высшего подвига, не исчерпывающегося земной любовью. Левин, «принимающий веру от мужика», её домысливает, подгоняет под собственное рационалистическое восприятие мира; Подросток же решает следовать путем благообразия, завещанным странником Макаром. Приближение и взаимное отталкивание персонажей в итоге обеспечивает то, что с народной почвой (душой и верой) соприкасается не столько персонаж Толстого, сколько герой Достоевского.
Самой малочисленной является вторая группа искренних и страстных, но непостоянных персонажей, сердца которых уподоблены камню, на котором солнце (трудности, искушения, гонения и проч.) спалило семена веры. Трагичен образ брата Левина Николая, неверие которого произошло «потому, что шаг за шагом современно-научные объяснения явлений мира вытеснили верования...» [2, т. 19, с. 68. - Курсив мой. - С.Ш.].
У Достоевского уникальным носителем «двойного сознания» является Версилов, о котором Васин говорит: «.Многие из очень гордых людей любят верить в Бога, особенно несколько презирающие людей. <.> Они (сильные люди. - СШ.) выбирают Бога, чтоб не преклоняться перед людьми <.>. Из них выходят <.. >горячо желающие верить; но желания они принимают за самую веру. Из этаких особенно часто бывают под конец разочаровывающиеся» [1, т. 13, с. 51-52. - Курсив мой. - СШ. ]. Отец Подростка исповедует любовь «сквозь зубы»: «- Друг мой, любить людей так, как они есть, невозможно. И однако же, должно. И потому делай им добро, скрепя свои чувства, зажимая нос и закрывая глаза (последнее необходимо). <.> Люди по природа своей низки и любят любить из страху; не поддавайся на такую любовь и не переставай презирать. Где-то в Коране Аллах повелевает пророку взирать на "строптивых" как на мышей, делать им добро и проходить мимо, -немножко гордо, но верно. Умей презирать даже и тогда, когда они хороши, ибо всего чаще тут-то
О единстве образных систем романов «Подросток» Ф.М. Достоевского и «Анна Каренина» Л.Н. Толстого..
они и скверны. О милый мой, я судя по себе сказал это! <.> Любить своего ближнего и не презирать его - невозможно'» [1, т. 13, с. 174-175. - Курсив мой. - С.Ш. ]. Воспитатель Подростка говорит о Версилове: «Он без всякой религии, но готов почти умереть за что-то неопределенное, чего и назвать не умеет, но во что страстно верует, по примеру множества русских европейских цивилизаторов петербургского периода русской истории» [1, т. 13, с. 455].
Сравним описание религиозного подъема Николая Левина и Версилова.
«Анна Каренина» (Часть первая, гл. XXIV. Левин думает о брате). «Вспоминал он, как брат в университете и год после университета <.> жил как монах, в строгости исполняя все обряды религии, службы, посты и избегая всяких удовольствий, в особенности женщин; и потом как вдруг его прорвало, он сблизился с самыми гадкими людьми и пустился в самый беспутный разгул. <...> Когда Николай был в периоде набожности, постов, монахов, служб церковных, когда он искал в религии помощи, узды на свою страстную натуру, никто не только не поддержал его, но все, и он сам, смеялись над ним. Его дразнили, звали его Ноем, монахом; а когда его прорвало, никто не помог ему, а все с ужасом и омерзением отвернулись» [2, т. 18, с. 90].
«Подросток» (Часть первая, гл. первая, III. Из разговора кн. Сокольского с Подростком). «.Он тогда пристал ко всем нам, как лист: что, дескать, едим, об чем мыслим? <.> Особенно меня любил Страшным судом пугать <...>. Веришь ли, он держал себя так, как будто святой, и его мощи явятся. Он у нас отчета в поведении требовал, клянусь тебе! Мощи! <...> Светскому человеку даже и неприлично <...>. Он вериги носил» [1, т. 13, с. 3132. - Подчеркивание мое. - С.Ш. ].
Явные совпадения обеспечены как смысловым сходством, так и употреблением слов одного семантического поля. Текст Достоевского как бы иллюстрирует текст Толстого. В первом фрагменте используется форма внутреннего монолога, во втором - прямая речь, но в обоих случаях это - взгляд со стороны. Страстные натуры героев влекомы к духовным подвигам. Версилов ведет себя будто святой и как неофит, перешедший в католичество, миссионерствует. Такой «скачок» в святоотеческой традиции именуется «прелестью», герои на вершине долго удержаться не могут, но как реагируют окружающие (!): смеются, считают человека сумасшедшим.
У персонажей третьей группы, сердца которых похожи на всходы, заглушенные тернием (суетой), благочестие показное. Толстой с тонким сарказмом описывает религиозно экзальтированных женщин света. Графиня Лидия «все сердится, все у нее враги и все враги по христианству и добродетели» [2, т. 18, с. 115], при этом она поучает Алексея Алек-
сандровича: «...ктоунижает себя, тот возвысится» [2, т. 19, с. 80]. Ей «утешительно было думать, она почти обратила его в христианство, то есть из равнодушно и лениво верующего обратила его в горячего и твердого сторонника того нового объяснения христианского учения, которое распространилось в последнее время в Петербурге» [2, т. 19, с. 81].
Лишь незначительные детали позволяют догадаться о двуличии благочестивейших женщин.
Графиня Лидия Ивановна
«Надо благодарить Его и просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, - сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию» [2, т. 19, с. 80. -Курсив мой. - С. Ш.].
Графиня Лидия («блаженно улыбаясь»):
«- Трудиться для Бога, трудами, постом спасать душу, - с гадливым презрением сказала графиня Лидия Ивановна, - это дикие понятия наших монахов. Тогда как это нигде не сказано. Это гораздо проще и легче [2, т. 19, с. 314. - Курсив мой. -С. Ш.].
Авторский комментарий к репликам персонажа выстроен по принципу нарастающей градации -маска сорвана! Налицо дикая гордыня и пренебрежение к отеческой вере.
Мадам Шталь
«- Да, Бог дает крест и дает силу нести его. Часто удивляешься, к чему тянется эта жизнь. С той стороны! - с досадой обратилась она к Вареньке, не так завертывавшей ей пледом ноги» [2, т. 18, с. 244. - Курсив мой. - С. Ш.].
Кто-то считает её честолюбицей, кто-то «высоконравственным существом» [2, т. 18,с. 231]. Князь Щербацкий: «.Знаю только, что она за все благодарит Бога, за всякое несчастие, и за то, что у ней умер муж, благодарит Бога. Ну, и выходит смешно, потому что они дурно жили» [2, т. 18, с. 242. -Курсив мой. - С. Ш.].
«Никто не знал, какой она религии - католической, протестантской или православной; но одно было несомненно - она находилась в дружеских связях с самыми высшими лицами всех церквей и исповеданий» [2, т. 18, с. 231. - Курсив мой. - С.Ш. ].
Автор показывает героинь сквозь призму восприятия других персонажей, ведь состояние души отражается во внешнем облике. Незначительные детали (поднятые или закрытые глаза, блаженная улыбка, высокопарные слова), мимолетные штрихи, подмеченные собеседником («гадливое» выражение у графини Лидии, фальшь, любоначалие и скрытность мадам Шталь), помогают увидеть в человеке главное.
Значительную группу составляют персонажи, принесшие в разной степени плоды веры. Это люди разных сословий, целые семьи, молодые
и пожилые люди. Добродетельные героини Толстого и Достоевского - это девушки и женщины деятельной любви и горячего сердца. Кити, избрав духовную жизнь, меняется: она мечтает «отыскивать несчастных, помогать и, сколько можно, раздавать Евангелие, читать Евангелие больным, преступникам, умирающим» [2, т. 18, с. 236-237].
Сопоставим эпизоды о Вареньке и Софье Андреевне.
Толстой: «Кити видела, что она всегда занята: или она уводит с вод детей русского семейства, или несет плед для больной и укутывает ее, или старается развлечь раздраженного больного, или выбирает и покупает печенье к кофею для кого-то» [2, т. 18, с. 227].
«Варенька, одинокая, без родных, без друзей, с грустным разочарованием, ничего не желавшая, ничего не жалевшая, была тем самым совершенством, о котором только позволяла себе мечтать Кити. На Вареньке она поняла, что стоило только забыть себя и любить других, и будешь спокойна, счастлива, прекрасна» [2, т. 18, с. 236. - Курсив мой. - С.Ш.].
Достоевский: «Выслушав меня теперь, она улыбнулась мне как ребенку:
- Христос, Аркаша, всё простит: и хулу твою простит, и хуже твоего простит. Христос - отец, Христос не нуждается и сиять будет даже в самой глубокой тьме...» [1, т. 13, с. 215. - Курсив мой. -С.Ш.].
В пансионе Тушара: «Она вскинулась и заторопилась:
- Ну, Господи... ну, Господь с тобой... ну, храни тебя ангелы небесные, Пречестная Мать, Николай-угодник... Господи, Господи! - скороговоркой повторяла она, всё крестя меня, всё стараясь чаще и побольше положить крестов, - голубчик ты мой, милый ты мой! Да постой, голубчик...» [1, т. 13, с. 272. - Курсив мой.- СШ.].
Обе героини - из народа, обеих отличают деятельная любовь и вера. Но у Толстого они угадываются по деланию и окружению Вареньки, а у Достоевского о христианском смирении Софьи Андреевны свидетельствуют и её жизнь, и слова, и жесты. Варенька изображена в потоке обезли-
ченной любви (поэтому и счастлива), мать же Подростка олицетворяет любовь личностную, всегда сопряженную со страданием.
О наличии сквозных типологизирующих контактов между системами персонажей романов позволяет говорить и их восприятие церкви, специфичное для каждой категорий. Герои 4-й группы (дорога) воспринимают Церковь только внешне, как здание. Персонажи 3-й группы (тернии) воспринимают Церковь как религиозную организацию. Для ищущих типов 2-й группы (камень) Церковь есть образ мысли и жизни, позволяющий выйти за границы обыденного. Наконец, для героев 1-й группы (добрая почва) Церковь выступает в значении вневременного и бескорыстного единства Бога и любящего человечества, то есть в своей сакральной сущности.
Взаимоотношения сравниваемых произведений довольно сложны, их многообразные связи обеспечены не только идейно-тематическим содержанием, но и присущим обоим авторам сознанием богоизбранничества художника слова. Писателей «роднит» стремление объективно отразить современную им жизнь, благодаря чему мы имеем общее представление о религиозном состоянии российского общества 1870-х годов, когда живая вера сохранилась лишь в среде простого люда, а в дворянской и разночинной распространились яд неверия и разлагающие «новые» учения. К отеческой веро-учительной традиции общество относилось формально, церковные обязанности воспринимались как скучная необходимость, явственно проступила разрушительная для нравственности и духовности человека роль науки. Эти явления, наряду с иными факторами, активно готовили почву для победы сначала позитивизма, а затем и революционного движения в России уже менее чем через полвека после публикации романов «Подросток» и «Анна Каренина».
Библиографический список
1. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. -Л.: Наука (Ленинградское отделение), 1972-1990.
2. Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: в 90 т. - М.: Худ. лит., 1928-1958.
