CC BY
8студенты платили ей почти детской привязанностью.
Каждый вправе спросить: к чему же все-таки весь этот предыдущий разговор? Прежде всего захотелось еще раз вспомнить, удержать в уже ненадежной памяти образы дорогих сердцу людей, с
которыми столкнула судьба и попутно поразмышлять о бесконечном многообразии путей, ведущих к разгадке тайны настоящего чуда природы — человеческого голоса.
© Грибков Н. Б., 2016
Стразов С. П.
О ДОРОГОМ УЧИТЕЛЕ
Статья ученика О. С. Виноградовой, композитора и пианиста С. П. Стразова, посвящена анализу педагогических принципов ее фортепианной школы.
Ключевые слова: О. С. Виноградова, С. П. Стразов, фортепианная школа, педагогические принципы
История моего знакомства и общения с Ольгой Семеновной Виноградовой (19232004) началась в июне 1960 года.
В Ивановском музыкальном училище шли последние приготовления к государственным экзаменам. Для выпускников они были полны волнений и переживаний. Мне, как выпускнику сразу двух отделений — фортепианного и теоретического, приходилось волноваться вдвойне. Незадолго до экзаменов в училище прошел слух, что председателем экзаменационной комиссии у пианистов и музыковедов будет кандидат искусствоведения, выпускница Московской консерватории, ученица выдающихся педагогов Москвы (профессоров К. Н. Игумнова и Я. В. Флиера) и Нижнего Новгорода (Н. Н. Полуэкто-вой) — О. С. Виноградова. Для учеников
музыкального училища провинциального города отчитываться перед музыкантом такого уровня — великая честь и большая ответственность.
Первая встреча с О. С. Виноградовой произвела на меня большое впечатление. Ее эрудиция, великолепное знание предметов теоретического и музыкально-исторического циклов, методики преподавания меня просто потрясли. О. С. Виноградова отметила мое выступление отличной оценкой и сказала, что сможет взять меня в свой класс (в случае успешной сдачи вступительных экзаменов в консерваторию). Взвешивая свои шансы и выбирая между композицией и фортепиано, я твердо решил тогда поступать в консерваторию как пианист.
Следующая встреча произошла летом того же года в стенах Горьковской консерватории, в период сдачи вступительных экзаменов. Встретив меня в коридоре и узнав во мне выпускника Ивановского училища, О. С. поинтересовалась о моих планах. Я сказал, что приехал поступать на фортепианный факультет. О. С. выразила крайнее удивление и сказала, что на специальное фортепиано мне нет смысла поступать. На мое робкое напоминание о поставленной ею отличной оценке на госэкзаменах О. С. строго сказала: «Я поставила отлично за вашу музыкальность, но играть Вы не умеете».
9 "
> л
По совету О. С. Виноградовой я сдал вступительные экзамены на отделение композиции, и был зачислен в класс профессора А. А. Нестерова. С ним я поделился своим горячим желанием заниматься специальным фортепиано. Неимоверных усилий, как оказалось, стоило А. А. Нестерову добиться решения руководства консерватории об определении меня в класс О. С. Виноградовой. Обрадованный успешным решением вопроса, я отправился на встречу с моим будущим педагогом. Первое, что мне было сказано: «Я соглашусь заниматься с Вами при условии, что Вы будете относиться к занятиям фортепиано, как к специальности». Эти слова заставили меня о многом задуматься.
При следующей встрече О. С. спросила меня, что я играл раньше из технически сложных произведений. Я перечислил ряд произведений, которые считал весьма сложными. Мой ответ ее совсем не удовлетворил. «Понятно, что Вы ничего не играли».
Первые сочинения, которые мне задала Виноградова, были «Парафразы» Листа на темы из оперы Верди «Риголетто» и 26-я соната Бетховена. Эти произведения я должен был подготовить к зимней сессии. Находясь в радостном, окрыленном состоянии, я побежал в библиотеку за нотами и выучил оба произведения за два-три дня. Каково же было мое удивление, когда, придя на урок, я узнал, что О. С. не будет со мной заниматься. Недели две-три я слышал неизменную фразу: «Сегодня урока не будет». Я терпеливо ждал, понимая, что педагог очень занят с другими студентами. Как оказалось впоследствии, это было своеобразное испытание, которое устроила мне Ольга Семеновна.
Спустя почти месяц у меня состоялся первый урок с О. С. Виноградовой. Я запомнил его на всю жизнь...
Здесь я позволю себе небольшое отступление. С юных лет я был увлечен игрой на фортепиано. Думаю, что этому во многом способствовала зародившаяся с детства необыкновенная любовь к музыке. В инструменте я всегда видел и слышал соратника, собеседника, друга. Игра всегда
с-'
возбуждала во мне музыкальную фантазию. Для меня это было счастливое времяпрепровождение. Я подбирал по слуху любую понравившуюся мне музыку, часами импровизировал. Постоянно играл на школьных вечерах, участвовал в смотрах самодеятельности, выступал на областном радио. Обучение же в музыкальной школе по классу фортепиано, как ни странно, зародило во мне необъяснимый страх перед роялем, который с годами не проходил, а лишь усиливался. Позднее я стал понимать, что это был результат неверного, но распространенного в то время педагогического подхода — своеобразной системы запретов, акцентирующей внимание на том, как не надо играть...
...Я сыграл «Парафразы» Листа и услышал: «Ну что ж, начнем с конца. Какой нюанс поставил автор в последних тактах?». «Два форте», — ответил я. «Вот и сыграйте мне два форте». Я сыграл. «Ну и как Вы считаете, это два форте?» Я собрал все силы и сыграл как можно громче. После этого О. С. села сама за рояль и спокойно сказала: «Два форте играется так» Мне показалось, что на меня обрушился целый шквал звучания. От неожиданности я потерял дар речи, а потом робко спросил: «Разве можно так играть?» «По крайней мере, надо уметь так играть, — был ее ответ. — Сядьте и попробуйте сыграть так же».
Урок, начавшийся в 16 часов, окончился около одиннадцати вечера. Все ученики О. С., которые приходили в этот день по расписанию, садились и наблюдали, как она занималась со мной. А О. С. только приговаривала: «Смотрите, какие у него замечательные руки, а он совершенно не умеет ими владеть!» Все, что бы ни показывала мне О. С., я с большим старанием копировал. Это приводило ее в восторг, и она увлеченно показывала мне все новые и новые приемы игры, добиваясь нужного результата. Так начался напряженный педагогический труд по воспитанию пианистических навыков, которых мне так недоставало.
Однажды О. С. Виноградова сказала мне: «Вы знаете, я ведь делаю не свою
К юбилею Нижегородской консерватории
<3
работу. Этому Вас должны были научить раньше». И тут же добавила: «Не расстраивайтесь, что Вас ничему не научили. Скажите спасибо, что не испортили». Я понял, что мне необыкновенно повезло: такого педагога не каждый встречает на своем пути.
Я занимался с большим рвением: с шести утра садился за рояль, играл часа три, шел на занятия, а затем на урок к Виноградовой. После него я продолжал заниматься самостоятельно до закрытия консерватории. Каждое новое сочинение я сразу учил наизусть, так как О. С. на первом же прослушивании отбирала ноты. Она знала неимоверное количество способов проверки знания текста, которыми «выуживала» все слабые места в, казалось бы, хорошо приготовленной работе.
Почти ежедневные уроки, длившиеся часа по два-три, были уникальной педагогической работой. О. С. бережно, терпеливо добивалась качества игры и, что самое главное, приучала пианистов к рутинной работе, без которой не добьешься, невозможно добиться качественного результата. Приходилось поражаться, насколько она была изобретательна в подборе методов обучения, приемов работы над технически трудными эпизодами.
Ни один урок О. С. Виноградовой не обходился без упоминания о К. Н. Игумнове. По разным поводам, будь то работа над целым произведением или отдельными мельчайшими его деталями, она не раз говорила: «В этом случае Игумнов делал так».
Виноградова много рассказывала мне из истории пианизма. По существу, все необходимые знания по истории фортепианного искусства и методике преподавания я получил на уроках фортепиано в живом общении с педагогом.
О. С. не раз говорила мне, что нужно довести все движения до автоматизма, а затем разбить этот автоматизм для того, чтобы научиться управлять каждым моментом движения, делать его осмысленным. Это было эффективным способом воспитания двигательных навыков, выработки самостоятельности правой и левой руки. Переиграв много технических упраж-
нений и этюдов на развитие левой руки, я стал дополнительно придумывать для себя специальные спортивные задания, развивающие координацию движений. К слову сказать, впоследствии мне неожиданно пригодились навыки владения левой рукой, когда я сломал правую...
Великая заслуга Виноградовой в том, что она способствовала формированию навыков структурного мышления, научила выразительному интонированию на фортепиано. Умение мыслить интонационно, мотивно, насыщать интонированием все голоса, все линии музыкальной фактуры сочинения О. С. считала непременным условием художественного исполнения, свойственного русской пианистической школе. Относиться к каждой сыгранной ноте «как бы расставаясь с ней, с болью в сердце», доносить каждый звук до слушателя в последнем ряду зала — творческая установка О. С., опровергающая какие-либо упреки в излишней сухости и математическом расчете, которые приходилось иногда слышать от людей, недостаточно знавших ее.
Уже через полгода занятий с О. С. я по-новому ощутил себя на сцене: исчезла прежняя скованность, боязнь рояля, публики в зале. Я впервые почувствовал уверенность в себе, свободу владения инструментом, наслаждение играть на сцене перед заполненным залом.
О. С. Виноградова всегда аккомпанировала ученикам своего класса фортепианные концерты, играла партию второго рояля — для учеников это был образец исполнительства. Какой бы сложности не было произведение, она не пропускала ни одной ноты оркестровой партии, не прибегала к упрощенным редакциям, абсолютно точно играла авторский текст. О. С. всегда добивалась от ученика великолепного знания партии оркестрового сопровождения.
Поначалу мне было трудно выдерживать такое соперничество. Позже я осмелел, появился своеобразный «спортивный» азарт. Увлекаясь возможностью соперничать с педагогом, я пытался на ходу менять трактовку отдельных эпизодов сочинения, неожиданно изменять темп.
Музыкальное образование и наука № 2 (5) 2016
«
При этом всегда поражался ее гибкости и чуткости, с какой она следовала за мной, как за солистом. Для меня это было высшим наслаждением — играть с О. С. Виноградовой.
Когда впоследствии мне приходилось играть концерты с оркестром, я невольно вспоминал аккомпанемент Виноградовой, и могу твердо сказать, что такого идеального «оркестра», каким была О. С., я более не встречал.
!>
Педагогические приемы О. С. Виноградовой очень помогли мне и многое подсказали в моей последующей творческой и педагогической работе.
В память о годах учебы в ее классе, о радости общения с ней, о времени совместного творчества я посвятил О. С. Виноградовой свое фортепианное сочинение — Сонату ля минор.
© Стразов С. П., 2006
К юбилею Нижегородской консерватории
Колесников В. С.
ФЕНОМЕН С. В. ПОЛЯКОВОЙ
В статье рассказывается о деятельности замечательного педагога-пианиста Софии Валериановны Поляковой — преподавателя специального фортепиано Горьковской-Нижегородской государственной консерватории им. М. И. Глинки с 1947 по 1994 год. Учитель с большой буквы, она вызывала восхищение учеников и коллег не только как музыкант, но и как человек, наделенный благородными душевными качествами.
Ключевые слова: В. С. Полякова, С. Г. Тигранова, нижегородская фортепианная школа
В 2013 году исполнилось 100 лет со дня рождения Софии Валериановны Поляковой — замечательного, интереснейшего педагога Нижегородской консерватории. Сегодня ее бывшие студенты — успешные педагоги и исполнители. В их числе лауреаты и дипломанты международных и всероссийских конкурсов, профессора, доценты, имеющие ученые степени и удостоенные почетных званий.
В своей известной книге Г. Г. Нейгауз высказал мысль о том, что все советские педагоги учат одному и тому же (или, лучше сказать, идут в одном направлении). Конечно, София Валериановна, пройдя отличную выучку и в Нижнем Новгороде, и в Москве1, умела делать все, «что полагается» советскому педагогу, то есть строго работать с текстом, не допускать произвола и т. д. Для советских педагогов это само собой разумеется. Речь пойдет о том, что ее отличало, как педагога, от других.
София Валериановна быстро выработала свою линию преподавания. Уже при первой встрече в училище она удивила
меня тем, что указала в нотах место, где я сбился, — прежние учителя, а у меня их было четыре или пять, никогда этого не делали, предоставляя самому искать такты, где я путался. Мне это очень понравилось. Сейчас я понимаю, что такой штришок был проявлением человеческой доброты и педагогической чуткости. Но ведь слова педагога вряд ли попадут в цель, если за этим не чувствуется искренности, настоящей доброты.
