CC BY
50
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 2
К.Э. Слабких
О ДАНТОВСКОЙ НУМЕРОЛОГИИ В «CINQUE» А. АХМАТОВОЙ
Данная статья иллюстрирует на отдельных примерах отличительные особенности лирического мироощущения А. Ахматовой в межтекстуальной коммуникации. В центре сопоставительного подхода - подобие выразительных средств и авторской стилистики - от литературоведческих приемов, общих фраз, цитат вплоть до общности авторской концепции художественного пространства, сходным образом представленной в «Божественной комедии» Данте и лирическом цикле А. Ахматовой.
Ключевые слова: лирическая героиня, литературный контекст, «Божественная комедия», концепция пространства и времени, сюжет.
This article illustrates with particular examples how distinctive peculiarities of Akhmatova's lyrical perception of the world function in extra-textual communication. The contrastive approach centres around the similarity of expressive means and the author's stylistics ranging from purely literary means, shared phrases, quotations up to the community of the conception of artistic and aesthetic space, similarly represented in Dante's Divine Comedy and Akhmatova's lyric cycle.
Key words: lyric heroine, literary context, Divine Comedy, conception of space and time, plot.
Цикл «Cinque» («пять» по-итальянски) - миниатюра из пяти стихотворений, созданных с ноября 1945 по январь 1946 г. и объединенных единой лирической темой, архетипически восходящей к излюбленному ахматовскому сюжету «Божественной комедии» -встрече Данте и Беатриче: «...явление Б<еатриче> в ХХХ песне "Чис<тилища>" - это явление навеки, и до сих пор перед всем миром она стоит под белым покрывалом, подпоясанная оливковой ветвью, в платье цвета живого огня и в зеленом плаще»1. В полном объеме воссоздается райский универсум, ощущение безграничного небесного простора и бесконечного света, исходящего от Перво-двигателя - розы Эмпирея, невесомости фигур, вопреки законам земного притяжения, - хрупких, прозрачных, превратившихся в бесплотные тени («Так, отторгнутые от земли, // Высоко мы, как звезды, шли» - 2/1, 111), полета над бездной мироздания («Истлевают звуки в эфире, // И заря притворилась тьмой» - 2/1, 112).
В песне второй «Рая» фигуры Данте в лунном сиянии и парящей в небе, как святой лик, Беатриче - двойника лирической
1 Ахматова А. Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1998. С. 7. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы в скобках.
героини - готовы предаться небесному полету в поисках Царствия Божия («Врожденное и вечное томленье // По божьем царстве мчало наш полет, // Почти столь быстрый, как небес вращенье»2), достигая стихийной свободы и легкости ветра («И под ветер с незримых Ладог...» - 2/1, 112).
Образ «ночного разговора» во втором стихотворении цикла, одухотворенного и «расцвеченного» всеми цветами радуги («В легкий блеск перекрестных радуг // Разговор ночной превращен» - там же), заимствован, вероятно, из «Песни двадцать четвертой» дантовского «Рая» («Скакнув пером, я не пишу об этом; // Для этих складок самые мечты, // Не только речь, чрезмерно резки цветом» [Данте Алигьери. Рай. Песнь XXIV, 471]).
Диалог двух родственных душ, обретающих бессмертие через посредника - звездный универсум («полночные звезды») - в ахма-товском стихотворении «Во сне» (1946) из цикла «Шиповник цветет» находит себе соответствие и в доктрине Данте о бессмертии души, и в философии Тимея, утверждавшего, что «всякая душа взойдет опять // К своей звезде, с которой связь порвала, // Ниспосланная тело оживлять» [Данте Алигьери. Рай. Песнь IV, 370]. Согласно учению Платона, выраженного в диалоге «Тимей», души «до своего воплощения, обитают на звездах, куда и возвращаются после смерти человека» [Данте Алигьери, 1982: 597].
В раннем ахматовском «Все души милых на высоких звездах.» (1921) вновь воссоздается дантовский звездный универсум - восьмое небо («небо звезд») - образно погруженный в земной рай «царскосельской идиллии», а ставший «сквозным» образ желанной встречи двух влюбленных в небесной «отчизне» в стихотворении «Ты стихи мои требуешь прямо.» (1963) из цикла «Шиповник цветет» соответствует приюту праведных душ у Данте: «А эта малая звезда - приют // Тех душ, которые, стяжать желая // Хвалу и честь, несли усердный труд» [Данте Алигьери. Рай. Песнь VI, 382].
Образ героини цикла, которая «видит себя так, будто она идет, "как с солнцем в теле", "чудеса творя"» [Кормилов, 2000: 105], восходит к одухотворенному, озаренному светом радости образу Беатриче в пятой песне «Рая» («Такая радость в ней зажглась, едва // Тот светоч нас объял, что озарилась // Сама планета светом торжества» [Данте Алигьери. Рай. Песнь V, 377]).
Особое значение приобретают дантовские аллюзии и реминисценции. Последняя строка стихотворения «Другая песенка» (1956) из примыкающего к «Cinque» по тематике цикла «Шиповник цветет» («Мы же, милый, только души // У предела света» - 4, 375) - почти
2 Данте Алигьери. Божественная комедия. Рай. Песнь вторая / Пер. с итал. М. Лозинского; Вступ. ст. К. Державина. М., 1982. С. 360.
дословная цитата из перевода «Божественной комедии» Данте: «Я долетел до чудного предела, // Привлекшего глаза и разум мой...» [Данте Алигьери. Рай. Песнь II, 361]. Имеется в виду образная отсылка к Солнцу Ангелов или первому хороводу мудрецов, излучающему дивное огненное сияние и упомянутому в десятой песне «Paradiso». Однако у Ахматовой этот образ приобретает более широкий смысл: под «пределом света» может подразумеваться любая планета из девяти райских небес дантовской системы мироздания, излучающее сияние Создателя.
«Cinque», построенный как диалог двух душ «у предела света», которые тянутся к некоему высшему гнозису (Знанию), божественной любви, подчиняющей себе все обители небесного царства, отражает комплекс ницшеанских мотивов в лиро-эпосе Ахматовой: «В навсегда онемевшем мире // Два лишь голоса: твой и мой» (2/1, 112). А. Най-ман справедливо считает, что ахматовский «Cinque» - суггестивный сгусток бессмертного творения Данте и находит в его тексте еще одного двойника героини цикла: «Это межзвездный космос, который до какой-то степени проецирует на себя и своеобразно концентрирует в себе космос "Божественной комедии" <...>. Наконец, Сорделло, центральный и сквозной персонаж Песней VI-VIII "Чистилища", герой одноименной поэмы Браунинга, - еще один изгнанник, но главное, возлюбленный и похититель знаменитой Куниццы да Рома-но, "полумонахини-полублудницы", еще одного зеркала лирической героини Ахматовой» [Найман, 2008: 186].
Бессмертный творческий дух, отправляющийся в странствие «путем всея земли» в поисках нравственного Абсолюта, Истины Господнего Слова («То жажда в нас должна вспылать огнем // Увидеть Сущность, где непостижимо // Природа наша слита с божеством» [Данте Алигьери. Рай. Песнь II, 361]), заключенных в простых человеческих чувствах, в том числе беспредельной любви, способной преодолеть время и пространство, достигает вершин индивидуализации. Аналогично и в стихотворении «В раю» Цветаевой лейтмотив таинственной «невстречи» двух любящих душ, ставший рефреном ахматовского лиро-эпоса и, в частности, цикла «Cinque», развивается фортиссимо: «Ни здесь, ни там, - нигде не надо встречи, // И не для встреч проснемся мы в раю!» [Цветаева, 2005: 31].
В песне IX «Рая» упоминается предсказание блаженного духа «Questo centesim'anno ancor s'incinqua...» («Упятерится этот сотый год.») о прославленном поэте Фолько Марсельском - «драгоценном самоцвете», которого «вторая жизнь вослед за первой ждет» [Данте Алигьери. Рай. Песнь IX, 395]. Неологизм «упятерится», означающий «умножится в геометрической прогрессии», применительно к биографии Ахматовой служит, вероятно, указанием на бессмертие
7 ВМУ, филология, № 2
ее славы, подменившей личное счастье, а также на роковые последствия встречи с И. Берлином - адресатом «Cinque» - повлекшие за собой цепь десятилетних преследований, о которых Ахматова скажет впоследствии в «Поэме без героя» («За тебя я заплатила // Чистоганом, //Ровно десять лет ходила //Под наганом...» - 3, 200-201), т.е. «дважды по пять лет».
Дантовская нумерология определяет не только композиционное построение цикла «Cinque», состоящего из пяти стихотворений, но и содержательный план, высвечивая его глубоко биографические и образно-символические контексты. Примечателен и тот факт, что число «десять», кратное «двум» и «пяти», упомянуто в связи с описанием движения небесного хоровода восьмого звездного неба в Canto XXVII «Paradiso»: «Движенье здесь не мерят мерой взятой, // Но все движенья меру в нем берут, // Как десять - в половине или в пятой» [Данте Алигьери. Рай. Песнь XXVII: 488].
Немаловажно и то, что название цикла «Cinque» (итал. «пять») коррелирует с конечным числом первой встречи с И. Берлином, состоявшейся 16 ноября 1945 года, а главное - с количеством «дарственных надписей А. Ахматовой - И. Берлину (их в совокупности тоже пять):
- на сб. «Четки» (СПб., 1914): «И.Б. от А.А. 1945 <!>. 4 янв. (в день его отъезда)». - Музей А.А. Инв. № 3208.
- на сб. «Белая стая» (Изд. 4-е. Берлин, 1923): «И. Берлину, которому я ничего не говорила о Клеопатре. - Ахм. 4 янв. 1945 <!>». - Там же. Инв. № 3212.
- на сб. «Подорожник» (Пг., 1921): «И. Берлину - дружески -А. Ахматова. 4 янв. 1945 <!>. Ленинград». - Там же. Инв. № 3209.
- на сб. «Anno Domini MCMXXI» (Пг., 1921):
«В дверь мою никто не стучится, Только зеркало зеркалу снится, Тишина тишину сторожит.
4 янв. 1945 <!>. А.» - Там же. Инв. № 3211.
- на сб. «Из шести книг» (Л., 1940): «И. Берлину - в знак уважения и сердечной приязни. 4 янв. 1945 <!>. Анна Ахматова ». На с. 6 рукой А.А. вписано стих. «Истлевают звуки в эфире.» («Cinque». 2) с датой: «1945, дек. Фонтанный дом». - Там же. Инв. № 3213.
Во всех пяти дарственных надписях А.А. по ошибке вместо наступившего 1946 г. указала прошедший 1945-й» [Черных, 2008: 399].
Думается, что это не «ошибка», а строго продуманный композиционный ход, призванный акцентировать именно 1945 год, первую
версию цикла, навеянного, по словам И. Берлина, «предыдущей
« 3
встречей» .
3 Воспоминания об Анне Ахматовой. М., 1991. С. 448.
Помимо приведенных сопоставлений, необходимо обратить внимание и на символику райского универсума, в полной мере представленного в ахматовском «Cinque». В основе ее - сакральное число «пять». Указанная в песне XVIII «Божественной комедии» пятая ступень Рая («пятый из порогов») - обитель Муз, бескорыстных (справедливых) творцов и источник поэтического вдохновения - так или иначе имеет отношение и к судьбам Ахматовой (знаменитого поэта), И. Берлина (блестящего дипломата), и к метафизической встрече душ, озаренных творческим вдохновением и безгрешным ликованием: «На пятом из порогов, - начал он, - // Ствола, который черпал жизнь в вершине // Всегда в плодах и листьем осенен, // Ликуют духи, чьи в земной долине // Столь громкой славой прогремели дни, // Что муз обогащали бы доныне» (Данте Алигьери. Рай. Песнь XVIII: 441).
Данное предположение подкрепляется не случайно упомянутым в стихотворении «Сон» из цикла «Шиповник цветет» образом Марса - небесной звезды, предсказавшей скорую встречу героини с адресатом цикла (И. Берлином), так как в соответствии с дантовскими представлениями об устройстве небесного Рая именно Марс среди остальных планет системы Птолемея олицетворяет собой пятое небо, описанию которого посвящены песни XV-XVIII «Paradiso» (первое небо - Луна, второе - Меркурий, третье - Венера, четвертое - Солнце, пятое - Марс, шестое - Юпитер, седьмое - Сатурн, восьмое - небесный свод, не имеющий аналогов, и девятое - Эмпирей, Перводвигатель, обитель божества).
Кроме того, в песнях десятой, тринадцатой и четырнадцатой, а также в примечаниях М. Лозинского неоднократно встречается указание на образ души библейского царя Соломона, «скрытой в пятом блеске среди двенадцати мудрецов первого хоровода» [Данте Алигьери, 1982: 609] - хоровода Солнца: «Тот пятый блеск, прекраснее, чем каждый // Из нас, любовью вдохновлен такой, / Что мир о нем услышать полон жажды» (Данте Алигьери. Рай. Песнь X, 402). Очевидно, воссоздавая в «Cinque» отвлеченно-метафизический образ всечеловеческой Любви, той, что «движет Солнце и светила», Ахматова ориентировалась на описание «самого дивного из светил» пятого круга - пламя, окружающее Соломона. Об этом красноречиво свидетельствует эпиграф из Бодлера, предпосланный циклу, - «Autant que toi sans doute, il te sera fidele // Et constant jusqu'a la mort». Baudelaire** («Как ты ему верна, тебе он будет верен и не изменит до конца». Пер. мой. - К.С.).
Особое значение в мифопоэтике названия лирической миниатюры приобретает датировка. Большинство стихотворений из цикла «Шиповник цветет», примыкающих по содержанию к «Qnque»,
датировано 1956 г., спустя десять лет после последней встречи А. Ахматовой и И. Берлина (известно, что 5 января 1946 г. И. Берлин вновь посетил поэта в Фонтанном Доме). Действительно, год последней встречи (1946) увековечился, дважды «упятерился» в памяти Ахматовой и в поэтическом шедевре «Шиповник цветет» с разницей в десять лет, о которых она позже напишет в «Поэме без героя».
Январем 1946 г. датируются два последних стихотворения цикла «Cinque», а образ «январской тьмы» может соотноситься с январем в песне XXVII «Божественной комедии» («Но раньше, чем январь возьмет весна.» [Данте Алигьери. Рай. Песнь XXVII, 489]), т.е. с пророчеством Беатриче о скором приближении весны (по юлианскому календарю) вслед за январем и о пришествии «вихря» - «грядущего избавителя человечества», несущего с собой «неизреченный свет», ниспосланный на землю - «незримого зарева» заключительного стихотворения «Cinque», образ которого, однако, сопряжен с бесовскими мотивами Вальпургиевой ночи («И какое кромешное варево // Поднесла нам январская тьма? // И какое незримое зарево // Нас до света сводило с ума?» - 4, 302).
Более того, как считает Н. Гончарова, «первоначальный вариант издания "Cinque", вошедший в книгу "Избранные стихи. 1910-1946 гг."» (М.: Правда, 1946), имел следующий эпиграф: «Пять роз, обрученных стеблю. Анненский»» [Гончарова, 2000: 250]. Этот семантически нагруженный эпиграф объясняет символику числа «пять» в названии цикла, а также устанавливает традиционную дихотомию «учитель-ученик» в общем контексте ахматовского творчества. Анненского Ахматова всегда считала своим учителем, но в данном случае она сама является учителем («стеблем») для своих учеников («роз»), подобно реке, разделенной на пять потоков, или растению, породившему пять соцветий. Образная символика снова погружается в конкретно-биографический план. Известно, что Ахматова написала цикл из трех стихотворений, соответственно названных «розами», посвятив их в отдельности каждому из молодых дарований: «Последняя роза» адресована И. Б<родск>ому («Вы напишете о нас наискосок»), «Пятая роза» («Звалась Soleil ты или Чайной.») - Д. Б<обыше>ву, «Запретная роза» - А. Н<айману>. Под остальными «розами» аллегорически подразумевались Е. Рейн -близкий друг Ахматовой и И. Берлин - непосредственный адресат «Cinque» и «Шиповник цветет».
Таким образом, художественная образность «Cinque» определяется его «прототекстом» - «Divina Commedia» Данте, многочисленные аллюзии и отсылки к которой пронизывают текст ахматовского цикла, а также дантовской нумерологией и числовой символикой. 100
Список литературы
Воспоминания об Анне Ахматовой. М., 1991.
Гончарова Н.Г. «Фаты либелей» Анны Ахматовой. М.; СПб., 2000.
Кормилов С.И. Поэтическое творчество Анны Ахматовой. М., 2000.
Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой. М., 2008.
Черных В.А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. М., 2008.
Источники
Ахматова А. Собр. соч.: В 6 т. М., 1998.
ДантеАлигьери. Божественная комедия / Пер. с итал. М. Лозинского; вступ.
ст. К. Державина. М., 1982. ЦветаеваМ. Долг повелевает - петь. Стихотворения и поэмы (1908- 1941). М., 2005.
Сведения об авторе: Слабких Ксения Эдуардовна, аспирант кафедры истории русской литературы ХХ-ХХ1 веков филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. Е-шаШ edit@philol.msu.ru
