CC BY
65
Т.А. Аникеева
НЕОПУБЛИКОВАННАЯ РУКОПИСЬ ТУРЕЦКОЙ «ПОВЕСТИ О КАДИИ И ВОРЕ»
Жанр народной повести (На1к Ыкаувзг) долгое время, вплоть до середины XX в., являлся неотъемлемой частью турецкой городской культуры. Это некогда бытовавший исключительно в устной форме, а впоследствии и записанный прозаический текст новеллистического или фантастического содержания с поэтическими фрагментами. Одной из особенностей этого жанра является его существование одновременно как в устном, так и в письменном виде, что делает его пограничным между литературной традицией и фольклором.
Говоря о книжном бытовании городской повести, мы подразумеваем записи различных версий сюжетов хикайатое, поначалу рукописные, а затем и печатные издания текстов, осуществленные в XIX в. в виде литографий и типографским способом и рассчитанные на широкий круг читателей, прежде всего в городах. Что же касается параллельного устного бытования городской повести, то исполнение хикайатое было распространено, например, в Стамбуле в самом начале XX в. ив 1910-1920-х годах1. В 1950-е годы, по сведениям В. Эберхарда, исполнение городской повести на юго-востоке Турции все еще могло конкурировать с печатной литературой и кинематографом2. В маленьких городках Анатолии, по данным И. Башгёза, искусство меддаха-ска-зителя (то есть исполнителя повестей) сохранялось вплоть до 60-70-х годов XX в3.
Рукописные варианты городских повестей были широко распространены на территории всей Турции и Закавказья вплоть до конца XIX в. По всей видимости, изначально они представляли собой так называемые «сказительские либретто», являвшиеся обязательным элементом механизма передачи устной традиции: усвоение традиционных формул, структуры довольно большого объема текста происходит у сказителя или его ученика не только по памяти. В качестве примера можно привести рукописи народных повестей, относящиеся преимуще-
ственно к концу XVIII в. и хранящиеся в собрании Института восточных рукописей РАН: Арзу ее Канбар (1779 г.), Исмаил-шах (конец XVШ-XIX в.), Тахир ее Зухра (1266 г.х.), Фархад ее Ширин (1757— 1758 гг.)4. Кроме того, нельзя не упомянуть собрание рукописей турецких народных повестей Российской национальной библиотеки (РНБ)5.
Что касается печатных изданий текстов, то техника литографирования ^а^Ьазтазг), существенно более дешевая, чем типографская печать, получила особенно широкое распространение в начале XIX в. Первые литографии возникли в Стамбуле - как, например, основанная при поддержке Хюсре-ва-паши знаменитая литография Анри Кай-оля6. Популярность литографирования оказала сильнейшее влияние на бытование народных повестей. В результате большинство изданий текстов турецкой народной повести первой половины XIX в. осуществлено в технике литографии. Рост грамотности среди населения, развитие книгоиздания, увеличение тиражей печатных изданий -все это в конечном счете не могло не привести к падению интереса не только к рукописному искусству, но и к искусству сказителя, тесно связанному с переписыванием повестей и созданием упомянутых «скази-тельских либретто». В своей статье, относящейся к 1910 г., спустя почти век после начала реформ, В.А. Гордлевский пишет о стамбульских меддахах: «В новом укладе жизни меддахи представляют уже анахронизм. Их рассказы отлились в однообразные, жалкие стереотипы, и даже внимание непритязательной публики в Константинополе по мере приближения рамазана к концу все более и более ослабевает. Невольно меддахи грустят о невозвратных временах, когда на сеансах кофейни битком бывали набиты слушателями»7.
Одной из характерных особенностей турецкой городской повести является определенная разница в типах ее сюжетов, обу-
словленная различным происхождением повестей. Исследователи турецкого фольклора (П.Н. Боратав, Ф. Тюркмен, В. Эбер-хард) выделяют два их основных типа: так называемые «героические» (kahramanlik) и «романические», то есть повести «любовного» содержания (sevgi). Х.Г. Короглы же разделяет жанр турецкой городской (народной) повести на две категории: «повести книжного происхождения и заимствованные непосредственно из устного фольклора»8. К первому типу, как правило, относят цикл рассказов (так называемых кол9) прозаической версии известного на Кавказе, Ближнем Востоке и в Средней Азии огуз-ского эпического сказания о Кёроглу, получившей широкое распространение в Малой Азии10, а также ряд других сюжетов, как, например, «Ильбейлиоглу» («ilbeylioglu»), повесть о Шах-Исмаиле («§ah-Ismail»), «Бей Бёйрек» («Bey Boyrek»), «Джелали-бей и Мехмед-бей» («Celali Bey ile Mehmet Bey»), «Кирманшах» («Kirman§ah»). Большинство этих повестей генетически связано с устной эпической традицией. Так, «Дже-лали-бей и Мехмед-бей» и «Кирманшах» продолжают сюжетные линии турецкого цикла «Кёроглу», при этом не входя в сам цикл повестей о Кёроглу, насчитывающий 24 рассказа11; а повесть «Бей Бёйрек», также довольно широко известная в Турции, в сюжетном плане связана со сказаниями, составляющими огузский книжный эпос «Книга моего деда Коркута» («Китаб-и де-дем Коркут»).
Ко второму, «романическому», типу городских повестей принято относить те повести, в основе которых лежит сюжет, повествующий либо о жизни ашика-поэта, его любви и обретении им поэтического дара, либо о любви трагической (в основном). Повести героического типа восходят, как правило, к устному эпосу, иногда - к рассказам о реальных событиях. Так, П.Н. Боратав пишет о том, что герой народной повести «Ильбейлиоглу», согласно некоторым историческим сведениям, был беем известного в свое время племени12. «Романический» тип народных повестей интересен в первую очередь тем, что опирается не столько на ранее бытовавший устный фольклор, сколько на книжные источники и
на литературную средневековую персидскую или арабскую традицию. В качестве примера можно привести бытовавшие в Турции повести «Лейла и Меджнун», «Фер-хад и Ширин». Эти сюжеты пришли в турецкий фольклор из произведений Низами Гянджеви («Хусрау и Ширин»), Амира Хосрова Дехлеви (поэмы «Ширин и Хусрау», датированные 1299 г., «Маджнун и Лайли», являющиеся откликами на соответствующие произведения Низами), Абдер-рахмана Джами («Лайли и Маджнун»). Существует предположение, что грамотные сказители заимствовали данные сюжеты из классической литературы, а потом они прошли этап «фольклоризации» на родном языке рассказчика. Также к «романическим» повестям относятся, например, «Эм-рах и Сельви», «Тахир и Зухра», которые выделяются ярким местным колоритом и не имеют первичного источника в виде литературного произведения.
Некоторые повести включают в себя различные эпизоды, обнаруживающие явное сюжетное родство со сказкой (такие повести выделяются в особую категорию «обрамленных» повестей - так называемых двтдвУвИ Ыкаув1вг). Известная турецкая повесть «Шахмеран», например, содержит повествование о пещере пророка Сулеймана, рассказ о стране обезьян и стране муравьев - то есть сюжеты, широко распространенные в сказочном фольклоре Ближнего Востока (см., к примеру, и повесть о Сейфиль-мулюке, чей сюжет перешел в турецкий фольклор из «Тысячи и одной ночи»). Таким образом, достаточно часто можно встретить включение сказочных эпизодов в текст городской турецкой повести. Впрочем, у исследователей нет единого мнения на этот счет. Зачастую источниками сюжетов некоторых повестей являются известные сказочные циклы: в таком случае повесть представляет собой как бы отдельный эпизод из этого цикла.
Рукопись «Повести о кадии и воре» из частного собрания13 представляет собой один из вариантов рассказа, относящегося к самому известному на Ближнем Востоке сказочному циклу - «Тысяча и одна ночь»: вор при помощи хитрости грабит кадия Багдада. Так как этот сказочный
сюжет генетически связан с «Тысяча и одной ночью», закономерно, что он является одним из весьма распространенных в турецком и персидском фольклоре - так, известно несколько персидских версий данной сказки14.
Рукопись переплетена в тетрадь. Формат небольшой: размер текста 7,5x14 см. Бумага плотная. 19 листов.
Текст написан черными и красными чернилами, почерком рик’а; 13 строк на странице.
Дефекты: на последних четырех листах текст размыт, отсутствует конец сочинения. Пагинации страниц нет, есть кустоды. Украшения и рисунки в тексте отсутствуют. Подпись переписчика, место и дата переписывания отсутствуют.
Начало рукописи:
В тексте повести присутствуют стихотворные строки, начало бейтов выделено красными чернилами.
Известны еще несколько списков данной повести, которые хранятся в Берлинской государственной библиотеке (HaramI ile Baghdad qadlsinin serguzestisidir) и библиотеке Братиславского университета (описан в каталоге библиотеки: KadI ile ogru, № 50915), а также в рукописном отделе Института восточных рукописей РАН. Здесь находится относимый Л.В. Дмитриевой к XVIII в. список под № 2031, озаглавленный «Хикайат-и кази ма4_угр_и»16, а также рукописная версия данной сказки, датированная не позднее 1852 г. № 2030, озаглавленная «Каз_и ва угр_и»17. Кроме того, данный текст был издан в Турции литографским способом также ориентировочно во второй половине XIX в., его экземпляр хранится в Центре восточной литературы Российской государственной библиотеки (Hikaye-i ugru ile qadi, б.м., б.г., на полях издания - богословское сочинение «Наставления Божьего посланника»).
По своему содержанию «Повесть о кадии и воре» может быть отнесена к турецким повестям бытового, приключенческого содержания, распространенным пре-
имущественно в городской среде, так же, как и, например, описанная О.В. Васильевой «Повесть о Сефер-бей-заде» из собрания РНБ18. Как уже было сказано, вопрос о соотношении сказки и повести-хикайата является одним из важнейших в изучении турецкого фольклора и литературы; включение сказочных эпизодов в текст народной турецкой повести можно встретить довольно часто.
Несомненно, неопубликованная рукопись повести свидетельствует о том, что литографирование и типографская печать, получившие массовое распространение в Турции в XIX в., еще не окончательно вытеснили рукописную традицию так называемых «сказительских либретто», создававшихся как для запоминания текста самим меддахом-рассказчиком, так и для прочтения вслух публике. Безусловно, рукопись нуждается в дальнейшем исследовании в контексте турецкой литературной и фольклорной традиций, а также в публикации. Существование рукописных вариантов (а позднее - изданных типографским способом и литографий) повестей одновременно с устной повествовательной традицией является необходимым условием существования турецкой народной повести как жанра, и, соответственно, изучение и публикация их представляют собой особый интерес для филологов и литературоведов.
Литература
1. Гордлевский В.А. Стамбульские меддахи. Он же. Из настоящего и прошлого меддахов Турции // Избранные сочинения. Т. 2. Язык и литература. М., 1961.
2. Дмитриева Л.В. Каталог тюркских рукописей Института востоковедения Российской академии наук. М., 2002.
3. Горяева Л.В. Соотношение устной и письменной традиций в малайской литературе: жанры «черита пенглипур лара» и хи-кайат. М., 1979.
4. Короглы Х.Г. Турецкая народная повесть // Эмрах и Сельви. Необыкновенные приключения Караоглана и другие турецкие народные повести. М., 1982.
5. Каррыев Б.А. Эпические сказания о Керр-оглы у тюркоязычных народов. М., 1968.
6. Туманович Н.Н. Описание персидских и таджикских рукописей Института востоковедения АН СССР. Вып. 6. Фольклор (занимательные рассказы и повести). М., 1981, №1 (54).
7. Щеглова О.П. Каталог литографированных книг на персидском языке в собрании ЛО ИВ АН СССР, I-II. М., 1975.
8. Васильева О.В. «Повесть о Сефер-бей-заде» и «Рассказ о Яхья-челеби и шейхе Абу-л-Хиййаре в Ускюдаре»: к вопросу о жанре стамбульского хикайата // Османская империя: события и люди. Сборник статей к 70-летию Ю.Н. Петросяна. М., 2000.
9. Eberhard W. Minstrel Tales from Southeastern Turkey. Berkeley, 1955.
10. Ba§goz I. Turkish Folklore and Oral Literature. Bloomington, 1998.
11. Vasilyeva O.V. Oriental Manuscripts in the National Library of Russia // Manuscripta Orientalia: International Journal for Oriental MS Research. SPb.-Helsinki. 1996, vol. 2, No. 2.
12. Vasilyeva O.V. The National Library of Russia: New Acquisitions of Oriental Manuscripts in 1992-1996 // Manuscripta Orientalia: International Journal for Oriental MS Research. SPb.-Helsinki. 1996, vol. 2, No. 4.
13. History of the Ottoman State, Society and Civilization. Vol. 2. Istanbul, 2002.
14. Boratav P.N. 100 soru’da turk folkloru. Istanbul, 1973.
15. Boratav P.N. Halk hikayeleri ve halk hikayeciligi. Ankara, 1946.
16. Arabische, Turkische und Persische handschriften der universitatsbibliothek in Bratislava. Bratislava, 1961.
Примечания
1 См.: Гордлевский В.А. Стамбульские меддахи // Избранные сочинения. Т. 2. Язык и литература. М., 1961, с. 332-338; он же. Из настоящего и прошлого меддахов в Турции // Там же, с. 300-313.
2 Eberhard W. Minstrel Tales from Southeastern Turkey. Berkeley, 1955.
3 Ba§goz I. The Tale-singer and His Audience: An Experiment to Determine the Effect of Different Audi-
ences on a Hikaye Performance // Turkish Folklore and Oral Literature. Selected Essays of ilhan Ba^goz. Ed. By Kemal Silay. Bloomington, 1998, p. 76-77.
4 Дмитриева Л.В. Каталог тюркских рукописей Института востоковедения Российской академии наук. М., 2002, с. 454-479.
5 См.: Vasilyeva O.V. Oriental Manuscripts in the National Library of Russia // Manuscripta orientalia: International Journal for Oriental MS Research. SPb.-Helsinki, 1996. Vol. 2, № 2, June, p. 19-35; Vasilyeva O. V. The National Library of Russia: New Acqusitions of Oriental Manuscripts in 1992-1996 // Manuscripta Orientalia: International Journal for Oriental MS Research. SPb.-Helsinki, 1996. Vol. 2, № 4, p. 35-47.
6 См.: History of the Ottoman State, Society and Civilization. Vol. 2. istanbul: IRCICA, 2002, с. 152154; Gergek Selim NUzhet. Turk Matbaaciligi. istanbul, 1939, с. 24-25.
7 Гордлевский В.А. Из настоящего и прошлого меддахов в Турции, с. 308. Кроме того, необходимо отметить, что сходный процесс привел к совершенно обратному результату в другой части света - на Малайском архипелаге, где популярность техники литографирования способствовала развитию сказительского искусства: «Качественно новый этап существования жанра (то есть хикайата, повестовательного жанра в малайской традиционной словесности. - моё.) связан с широким распространением литографированных изданий текстов хикайатов. Рост грамотности способствует дальнейшему расширению социальной сферы распространения хикайатов, их демократизации... Следует отметить исключительную популярность этого жанра народного творчества, до сих пор продолжающего свое существование, несмотря на растущую конкуренцию радио и кинематографа» (Горяева Л.В. Соотношение устной и письменной традиций в малайской литературе: жанры «черита пенглипур лара» и хикайат. М., 1979, с. 24-25).
8 Короглы Х.Г. Турецкая народная повесть // Эмрах и Сельви. Необыкновенные приключения Караоглана и другие турецкие народные повести. М., 1982, с. 8.
9 См.: Каррыев Б.А. Эпические сказания о Кёр-оглы у тюркоязычных народов. М., 1968, с. 80.
10 См., например, следующие издания повестей: Koroglu ile Selma, 1959; Koroglu masali. istanbul rivayeti, 1939; Me^hur Koroglu (hikayesi), 1923; Me^hur Koroglu, 1201 (1888). Два издания повести о Кёроглу, получившие распространение в Турции, были упомянуты Б.А. Каррыевым (Каррыев Б.А. Указ. соч., с. 88-89).
11 Boratav P.N. 100 soru’da turk folkloru. istanbul, 1973, s. 55.
12 См.: Boratav P.N. Halk hikayeleri ve halk hikayeciligi. Ankara, 1946, s. 33
13 Рукопись была приобретена И.В. Зайцевым в 2006 г. в Стамбуле на книжном рынке Саххафлар Чаршысы у антиквара Ибрахима Манава.
Персидские рукописные и печатные вер -сии этой сказки см., например (цит. по: Дмит-риееаЛ.В. Указ. соч., с. 466): Туманоеич Н.Н. Описание персидских и таджикских рукописей Института востоковедения АН СССР. Вып. 6. Фольклор (занимательные рассказы и повести). М., 1981, № 1 (54); Щеглоеа О.П. Каталог литографированных книг на персидском языке в собрании ЛО ИВ АН СССР, Ы! М., 1975, № 1678 и др.
5 См.: Arabische, Turkische und Persische hand-schriften der universitatsbibliothek in Bratislava. Bratislava: Die universitatsbibliothek, 1961. S. 369-370.
16 ДмитриеваЛ.В. Указ. соч., с. 466.
17 Там же.
18 Васильева О.В. «Повесть о Сефер-бей-заде» и «Рассказ о Яхья-челеби и шейхе Абу-л-Хиййаре в Ус-кюдаре»: к вопросу о жанре стамбульского хикайата // Османская империя: события и люди. Сб. ст. к 70-летию Ю.Н. Петросяна. М., 2000, с. 64-83.
