CC BY
23
Волынский Александр Фомич Данильян Элина Сергеевна
Научно-техническое обеспечение уголовного судопроизводства -это не только судебная экспертиза
Рассматривается процесс возникновения и становления в России экспертно-криминалистиче-ской и судебно-экспертной деятельности. Анализируются последствия идеологизированных узковедомственных подходов к совершенствованию их организации и правового регулирования. Отмечаются факторы, обусловившие абсолютизацию судебно-экспертной деятельности и искажение вектора развития экспертно-криминалистической деятельности в экспертно-криминали-стических подразделениях системы МВД России вопреки положениям Федерального закона «О полиции». Делается вывод о необходимости разработки концепции формирования общей государственной (надведомственной) системы научно-технического обеспечения уголовного судопроизводства, определяются принципы такой системы.
Ключевые слова: криминалистическая регистрация, экспертиза, Министерство юстиции, судебно-экспертные учреждения, полиция, экспертно-криминалистические подразделения, заключения специалиста, дискуссии, разрушительные решения, концепция, принципы, научное исследование.
Scientific and technical support of criminal legal proceedings is not only judicial examination
The article examines the process of emergence and establishment of forensic and forensic expert activities in Russia. The consequences of the ideological bureaucratic approaches to improve their organization and legal regulation are analyzed. The factors contributing to the total forensic expert activities and the distortion of the vector of development of the forensic activities in the forensic units of the interior Ministry of Russia are recognized, contrary to the position of the Federal Law "On Police". It is concluded that it is necessary to develop a concept for the formation of a General state (supranational) system of scientific and technical support for criminal proceedings, and the principles of such a system are defined.
Keywords: forensic registration, expertise, Ministry of Justice, forensic expert institutions, police, forensic units, expert opinions, discussions, destructive decisions, concept, principles, scientific research.
Статистические данные ежегодно свидетельствуют о крайне низкой раскрываемости преступлений в нашей стране. Практически каждое второе преступление остается нераскрытым, заметил Президент России В.В. Путин, выступая на коллегии МВД России 28 февраля 2019 г.
Изменились (не к лучшему) эти показатели деятельности правоохранительных органов и в 2020 г. Из 563204 зарегистрированных тяжких и особо тяжких преступлений раскрыто 216017 (40,9%), их раскрываемость снизилась [1].
Разумеется, причин тому огромное множество - как внешне-, так и внутрисистемных. Однако, поскольку XXI в. уже заявил о себе невероятными достижениями в науке и технике, в информационных и цифровых технологиях, кстати, с успехом осваиваемых преступностью, представляется необходимым посмотреть на эту проблему прежде всего в контексте организационного и правового обеспечения использования таких достижений в
практике раскрытия и расследования преступлений.
Краткая историческая справка. Заимствование достижений естественных и технических наук и реализация их возможностей в указанных целях всегда рассматривались как одна из основных задач криминалистики, в систему знаний которой изначально входили экспертно-криминалистический и судебно-экспертный виды деятельности (ЭКД и СЭД).
Это было предопределено введением в России антропологической (1890 г.), а затем и дактилоскопической (1906 г.) регистрации, которые осуществлялись вначале в местах лишения свободы, находившихся в ведении Министерства юстиции. При этом сотрудники регистрационных бюро, естественно, проводили сравнительные (идентификационные) исследования регистрируемых объектов. По существу, это были первые криминалистические (судебные) экспертизы, выполняемые в государственных учреждениях.
50
Спустя почти два десятилетия дано было понять, что криминалистическая регистрация -это средство прежде всего раскрытия преступлений, и она была передана в ведение органов полиции (1908 г.). Для повсеместного ее осуществления была создана довольно широкая сеть территориальных регистрационных бюро, сотрудники которых, кроме того, привлекались для участия в осмотрах мест происшествия и оказания технической помощи при производстве иных следственных действий [2, с. 476-484.].
Следует заметить, что практически в то же время (1893 г.) была организована первая в России государственная судебно-фотографи-ческая лаборатория при прокуроре Санкт-Петербургской судебной палаты, которая в 1912 г. преобразована в кабинет научно-судебной экспертизы при том же ведомстве. Однако это учреждение оставалось в России фактически в единственном числе и не могло сколь-нибудь значимо влиять на судебно-экспертную практику [3].
Тем не менее, по примеру именно этого кабинета уже в советское время в Центророзы-ске создается кабинет судебной экспертизы (1919 г.), который буквально через год преобразован в научно-технический отдел (НТО) с включением в него указанного кабинета, криминалистической регистрации и музея. Аналогичные НТО стали создаваться в органах милиции всех регионов страны, в том числе с 1924 г. -всех союзных республик.
Следует заметить, что практически в это же время были созданы кабинет судебной экспертизы в Харькове (1923 г.), Институт криминалистики и судебной экспертизы в Минске (1929 г.), криминалистические лаборатории для учебных целей в ряде юридических вузов (Москвы, Ленинграда, Саратова), которые иногда выполняли судебные экспертизы для судов и органов прокуратуры. В 1944 г. организована Центральная криминалистическая лаборатория Наркомюста СССР, но в 1946 г. ее передают в состав Всесоюзного института юридических наук, а в 1962 г. на ее базе создается Центральный НИИ судебных экспертиз -головное учреждение в системе созданных к тому времени в стране (более 40) судебно-экспертных институтов (в некоторых союзных республиках) и лабораторий. В настоящее время это Российский федеральный центр судебных экспертиз (РФЦСЭ).
Так завершился период зарождения (заметим, из одного источника) и, скорей, стихийного, непланомерного развития с ориентацией в основном на ситуативно возникающие задачи практики раскрытия и расследования
преступлений экспертно-криминалистического и судебно-экспертного видов деятельности, а соответственно, системы экспертно-кримина-листических подразделений (ЭКП) милиции (полиции) и системы судебно-экспертных учреждений (СЭУ) Минюста России [4].
Бесплодные дискуссии, ошибочные решения. Завершающий период становления системы СЭУ приходится на время проводившейся в стране идеологизированной кампании «разоблачения культа личности и борьбы с его последствиями» (конец 50-х - 60-е гг. прошлого века). В этих условиях НТО милиции, прямо скажем, огульно и голословно обвинялись в нарушениях «социалистической законности» и даже в причастности к репрессиям 30-х гг. Серьезно обсуждались предложения вообще запретить производство судебных экспертиз в правоохранительных органах.
И, тем не менее, законодатель ограничивает их деятельность, приняв дополнение к ст. 67 (п. 3а) УПК РСФСР, запрещавшее назначать экспертизы лицам, участвовавшим в осмотре места происшествия по тому же уголовному делу (1966 г.).
Заметим, что в то время МВД СССР было ликвидировано (1960 г.), а в созданных республиканских министерствах охраны общественного порядка НТО милиции были расформированы, часть их сотрудников «укрыли» в оперативно-технических отделах (ОТО) вместе с инженерами по связи.
Никто в то время не говорил, что эксперты НТО милиции по определению не могли участвовать в репрессиях, которые осуществлялись по идеологически мотивированным причинам и в отношении определенных социальных групп населения (бывших царских офицеров, попов, кулаков, троцкистов и т.п.). Для их установления не требовались ни экспертизы, ни эксперты. К тому же следовало учитывать, что началу репрессий предшествовало создание НКВД СССР (1934 г.), в котором было два основных главных управления - государственной безопасности и рабоче-крестьянской милиции. Штатная численность сотрудников по линии первого кратно превосходила ее во втором. Из общего количества граждан, приговоренных к смертной казни в 1937-1938 гг. так называемыми «тройками», в состав которых представители милиции не входили, меньше девяти процентов было по делам, подследственным милиции (бандитизм, убийства, вооруженные разбои и т.п.) [5].
Теперь это стало достоянием гласности, и об этой трагической странице истории нашей страны и ее правоохранительных органов можно было бы не вспоминать, если бы эта «стра-
51
ница» не использовалась «борцами с культом личности» тогда в качестве основного аргумента в обосновании явно ошибочных, а по результату даже разрушительных организационных и правовых решений в отношении НТО милиции и если бы до сих пор их деятельность в то время не представлялась иногда в научной литературе с тех же ошибочных обвинительных позиций [6, с. 121-143] и не использовалась по-прежнему при анализе и оценке современных проблем организации деятельности СЭУ Минюста России и ЭКП МВД России.
Возникшие по этой причине 60 лет назад межведомственные противоречия с одной стороны правоприменителей (Министерство юстиции, Генеральная прокуратура, Верховный Суд СССР), а с другой - правоохранителей (МВД, КГБ СССР) остаются «неразрешимыми» до сих пор, по существу став барьером на пути рационального решения организационных и правовых проблем не только СЭД и ЭКД, но и в целом научно-технического обеспечения уголовного судопроизводства, начиная от раскрытия и расследования преступлений.
Прежде всего этим можно объяснить тот факт, что подготовленный и рассмотренный Государственной Думой Российской Федерации в первом чтении в 2013 г. проект нового федерального закона о судебно-экспертной деятельности до сих пор не принят. А в нем предлагается им-плементировать положения резолюции Комиссии ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию «О судебно-экспертной деятельности», что уже сделали практически все бывшие советские республики, в том числе союзные России государства - Республика Беларусь и Казахстан [7].
Суть проблемы. При наличии ряда проблем, требующих компромиссного подхода правоприменителей и правоохранителей к их решению, пожалуй, ключевое значение, судя по содержанию дискуссий, сохраняется еще с 60-х гг. прошлого века за проблемой процессуальной независимости судебного эксперта, исключающей его службу в правоохранительных органах. При этом следует понимать, что проблема процессуальной независимости судебного эксперта, да и в целом судебно-экспертной деятельности приобрела в нашей стране в настоящее время не только организационно-правовую, но и политико-правовую значимость. Ее следует рассматривать в контексте принципа независимости суда и с учетом международных стандартов, определяющих место и роль судебного эксперта не только в уголовном, но и в гражданском судопроизводстве. Более того, в условиях глобализации международных отношений, когда судебная экспертиза
стала средством доказывания в разрешении международных экономических споров, установления обстоятельств военных конфликтов, решения вопросов экстрадиции лиц, виновных в совершении преступлений, соблюдение международных требований, предъявляемых к судебному эксперту и к его деятельности, стало обязательным условием [8].
Именно на эти обстоятельства обращают внимание правоприменители, доказывая недопустимость производства судебных экспертиз (именно судебных) в ЭКП правоохранительных органов. Однако при этом ими не предлагаются иные, компромиссные варианты решения проблемы научно-технического обеспечения деятельности правоохранительных органов по раскрытию и расследованию преступлений, не обращается внимание на предписание Федерального закона от 7 февраля 2011 г. № З-ФЗ «О полиции», определяющего одним из основных направлений ее деятельности «осуществление экспертно-криминалистиче-ской деятельности» (п. 12 ст. 2). Так возникает вопрос о сходстве и различии СЭД и ЭКД и необходимости их разграничения на законодательном уровне. В этом отношении пока не сказала свое слово наука - ни криминалистика, ни экспертология; скромненько помалкивают и ученые ЭКЦ МВД России.
Абсолютной независимости судебного эксперта нет и быть не может, в условиях личностных, общественных, да и правовых отношений она просто недостижима. Все люди зависимы от кого-то или от чего-то. В конечном счете эксперты СЭУ Минюста России так же зависимы, как и эксперты ЭКП полиции, от своих руководителей, от коллег и друзей, наконец, от того, кто дает им работу, кто оплачивает их труд. Следовательно, их ведомственная принадлежность здесь не имеет принципиального значения. К тому же не следует исключать, что экспертный вывод может находиться в прямой зависимости от суммы гонорара [9]. А по существу, независимость судебного эксперта обеспечивается его личной ответственностью и порядочностью, его профессиональной подготовкой и компетентностью, наконец, возможностью проведения альтернативной экспертизы, в том числе назначаемой по инициативе адвокатов.
Принцип процессуальной независимости судебного эксперта, законодательно определяемый как одно из важнейших требований, предъявляемых к организации судебно-экспертной деятельности (Федеральный закон от 31 мая 2001 г. № 73-Ф3), выступает в качестве своеобразной гарантии объективности и справедливости судебного решения (приговора) независимого суда. Но при этом возникает во-
52
прос от обратного: а необходимо ли декларировать этот принцип и формально требовать его соблюдения при исследовании доказательств в процессе раскрытия и расследования преступлений, когда зачастую еще не установлено лицо, подозреваемое в совершении преступления, ему не предъявлено обвинение и еще не ясно, в чьих интересах эксперт может проявлять заинтересованность? И почему в таких случаях должны назначаться непременно судебные экспертизы, а, например, не научно-технические исследования специалистов (по опыту стран Евросоюза) или просто «экспертизы»?
Иначе говоря, как нам представляется, следовало бы разнообразить формы использования специальных знаний, связанные с исследованием доказательств, но не приспосабливать судебную экспертизу ко всем стадиям уголовного процесса с его принципами и заформализованными требованиями к порядку назначения. В конечном итоге это положительно и самым непосредственным образом скажется на оперативности действий следователя, на сроках расследования уголовных дел; позволит сократить формально дублируемые исследования доказательств, а следовательно, неразрешимые расходы материальных и денежных средств. При этом формы использования специальных знаний при исследовании доказательств следовало бы определить, исходя из задач и организационно-тактических особенностей их решения на определенных этапах расследования преступлений.
Впрочем, в дискуссиях по этому вопросу представители правоохранителей предлагают «оставить все, как есть». Действительно, было же 160 лет «как есть», и почему бы ему не «оставаться далее»? И это несмотря на коренные изменения в нашем обществе и государстве, произошедшие за это время, особенно в последние десятилетия. Несмотря на грандиозные достижения науки и техники, особенно в сфере информационных технологий и цифро-визации социально-экономических отношений; несмотря на программные установки по формированию электронного судопроизводства, предлагающего создание качественно иной системы его научно-технического обеспечения, а не только совершенствование организации СЭД; наконец, несмотря на негативные изменения в нашей стране преступности, которая порой с большим успехом, чем правоохранительные органы, осваивает современные достижения науки и техники, модернизируя свою преступную деятельность.
Если «оставить все, как есть», фактически проигнорировав международные правовые
акты, определяющие требования, предъявляемые к организации судебно-экспертной деятельности, значит, надо понимать, что это не добавит авторитета и нашему уголовному судопроизводству и доверия к нему со стороны других стран. Более того, может породить конфликтные ситуации при решении вопросов экстрадиции лиц, совершивших преступления в нашей стране и скрывающихся за рубежом [8].
Следует заметить, что инертное отношение к этой ситуации проявляют и правоохранители. Во всяком случае, не замечают ее или делают вид, что ее нет. Своеобразное отражение это нашло в федеральной целевой программе «Развитие судебной системы России на 2013-2020 годы», утвержденной постановлением Правительства РФ от 27 декабря 2012 г. №1406 (в редакции от 3 октября 2018 г.), в которой речь идет о модернизации СЭД, осуществляемой только государственными СЭУ Министерства юстиции России, а СЭУ других ведомств даже не упоминаются. Другой пример: при Правительстве России создана межведомственная комиссия для поиска выхода из тупикового положения, сложившегося в отношении проекта федерального закона, опять же, только о судебно-экспертной деятельности. Хотя очевидно, что в такой же законодательной регламентации нуждается и экспер-тно-криминалистическая деятельность.
Иначе говоря, возникшее много десятилетий назад межведомственное противостояние по вопросам СЭД и ЭКД до сих пор доминирует в поиске оптимального решения проблем их организационного и правового обеспечения. Прежде всего этим объясняются затянувшиеся в России разработка и принятие упомянутого федерального закона. Очевидно, что в современных условиях жизни нашего общества, в условиях революционных достижений в развитии науки и техники необходим концептуально иной, не разноведомственный, а общегосударственный подход к формированию в целом системы научно-технического обеспечения уголовного судопроизводства, включая СЭУ и ЭКД. При этом очень важно понять, что не следствие и суд существуют для ЭКД и СЭД, а с точностью наоборот, что в форме судебной экспертизы, как правило, исследуется в основном то, что обнаружено, изъято и исследовано в порядке ЭКД. Только так можно будет рассчитывать на освоение современных достижений науки и техники в интересах уголовного судопроизводства, включая деятельность правоохранительных органов по раскрытию и расследованию преступлений.
Поиск возможностей решения проблемы. В апреле 2017 г. Генеральная прокуратура Рос-
53
сии направила письмо в Совет безопасности России с предложением рассмотреть вопрос об имплементации положений указанной выше резолюции комиссии ООН в законодательство России.
Однако приведенные в этом письме статистические данные за 2015-2016 гг. о заключениях судебных экспертов, признанных недопустимыми доказательствами, о количестве взаимоисключающих выводов, о лицах, незаконно осужденных «на основании ошибочных выводов», были представлены предвзято, тенденциозно, без детального анализа. Не были указаны виды судопроизводства (уголовное, гражданское, арбитражное), виды проведенных судебных экспертиз и, что особенно важно, в каких судебно-экспертных учреждениях (государственных, частных и какого ведомства) они проводились. Но в итоге отмечалось, что «эксперты МВД России и других правоохранительных ведомств подчиняются как органам, назначившим экспертизу, так и другим участникам, заинтересованным в исходе дела». Из этого небесспорного суждения следовал вывод 60-летней давности о необходимости запретить правоохранительным министерствам и ведомствам проводить судебные экспертизы и сосредоточить эту деятельность исключительно в СЭУ Минюста России, а также в частных судебно-экспертных организациях.
Однако, что и следовало ожидать, эта идея не нашла понимания и поддержки со стороны представителей правоохранительных ведомств, в том числе участников заседания межведомственной комиссии по общественной безопасности Совета безопасности России, состоявшегося в марте 2018 г. Более того, на этом заседании было принято решение законодательно разрешить производство судебных экспертиз в Следственном комитете России, которое нашло свою реализацию в Федеральном законе от 26 июля 2019 г. № 224-ФЗ. Заметим, решение очень даже правильное, хотя несколько запоздалое, если учесть, что Следственный комитет как самостоятельное ведомство, призванное раскрывать тяжкие и особо тяжкие преступления, действует с 2011 г.
Судя по всему, сработала «прививка» от разрушительных организационных и правовых решений в отношении НТО милиции, полученная в «борьбе с последствиями культа личности». Иначе говоря, дано было понять, что «разрушать - не строить», разрушать можно быстро, а восстанавливать приходится десятилетиями и не всегда в лучшем виде. Таким образом, проблема организации СЭД и ЭКД в нашей стране остается по-прежнему в ожидании своего решения. А объяснение тому сле-
дует искать не только в истории их зарождения и развития в России, но и в современном состоянии нашего общества, в особенностях его либерализации и демократизации с позиций безоглядного, порой некритического восприятия опыта «цивилизованных» стран [10], его огульного восприятия [11].
Вспомним один показательный в этом отношении эпизод. На конференции в Академии управления МВД России выступал референт Правого управления Администрации Президента России (фамилию не указываем умышленно), который положительно оценивал созданные в нашей стране полисистемы правоохранительных органов, вместо ранее существовавшей моносистемы (МВД-КГБ). В переданной ему записке был задан вопрос: «Насколько оправдано дробление системы правоохранительных органов на множество организационно обособленных ведомств в то время, когда преступность демонстрирует невероятную организованность, вооруженность и расширение международных связей?». Ответ последовал краткий, но о многом говорящий: «В США действует пятнадцать разных правоохранительных ведомств и, как мы видим, неплохо справляются».
Он, конечно, не мог не знать, что в этой стране иная правовая система, что все правоохранительные органы вне зависимости от ведомственной принадлежности действуют по законам, определяющим правила так называемого полицейского расследования, непосредственно реализуя возможности гласных и негласных методов и технических средств получения розыскной и доказательственной информации. При этом законом не ограничивается право полиции проводить экспертные исследования доказательств и использовать их результаты в установлении лиц, подозреваемых в совершении преступлений, и в доказывании их вины.
Отдельные элементы полицейского расследования в определенной мере реализуются в уголовном процессе стран Евросоюза, например, кроме судебной экспертизы, в них признается средством доказывания научно-техническое исследование специалиста полиции, в некоторых странах организационно разграничены функции научной полиции (экспертов) и технической полиции (специалистов).
Аналогичная система организации деятельности специалистов (следователей-криминалистов) и судебных экспертов формируется в настоящее время в Следственном комитете России после предоставления ему права производства судебных экспертиз. А в ЭКП МВД России сохраняется исторически 100 лет назад
54
сформировавшаяся система организаций деятельности их сотрудников, в которой функции судебного эксперта и специалиста совмещены в одном лице, система, в которой не без связи с этим абсолютизирована СЭД явно в ущерб ЭКД, а фактически искажен вектор ее развития и практической деятельности ЭКП ОВД.
Почему, когда и как это произошло. Несмотря на исторически обусловленные, прямо скажем, разрушительные организационные и правовые решения в отношении НТО милиции (ныне ЭКП полиции), они восстанавливались, развивались и представляют в настоящее время довольно мощную по численности и по своему научному потенциалу систему. Это само по себе свидетельствует о востребованности ЭКД практикой раскрытия и расследования преступлений. Ее осуществление законодательно признано одним из основных направлений деятельности органов полиции.
Однако вот парадокс: ученые ЭКЦ МВД России до сих пор даже не пытаются научно обосновать понятие, содержание, предмет этой деятельности, сформулировать систему решаемых ею поисково-познавательных и экспертно-исследовательских задач. Естественно, возникает вопрос: как можно организовать деятельность и обеспечивать научно-методическое руководство ею, если нет о ней однозначного представления?
Впрочем, судя по многочисленным методичкам и иным публикациям, упрекать ученых ЭКЦ МВД России в полной научной беспомощности нет оснований. Их участие отмечено даже в подготовке учебников [12], ими периодически проводятся научно-практические конференции, но опять же с явно выраженным пристрастием к проблемам судебной экспертизы. Наглядным свидетельством тому стала конференция, посвященная 100-летию экспертно-криминалистической службы (ЭКС) МВД России, на которой ЭКД, проблемам ее организации и правого обеспечения не было посвящено ни одного выступления, не говоря уже о докладах на пленарном заседании. Создается впечатление, что в ЭКЦ МВД России не видят или не желают видеть различия между ЭКД и СЭД, в частности, по их назначению, решаемым задачам, организационно-тактическим особенностям их решения и использования получаемых при этом результатов в раскрытии и расследовании преступлений.
Между тем СЭД - это в основе своей ла-бораторно-исследовательская деятельность. Она осуществляется, в отличие от ЭКД, прямо скажем, в тепличных условиях, по конкретно определенному заданию в отношении заведомо представленных объектов, с использова-
нием заранее разработанных методик и ими рекомендуемых технических средств. В определенном смысле это завершающаяся стадия исследования доказательств в уголовном судопроизводстве с использованием специальных знаний. Именно поэтому судебная экспертиза обременена различными условностями и формальными требованиями, включая процессуальную независимость судебного эксперта. Однако при всем ее значении как средства доказывания судебная экспертиза находится в прямой зависимости от результатов ЭКД.
ЭКД в значительной ее части осуществляется в полевых условиях, начиная с осмотров мест происшествий. При этом приходится решать задачи со множеством неизвестных в отношении следов преступлений с учетом разнообразия механизма их следообразования и природы происхождения, используемых для их обнаружения и изъятия различных по функциональному назначению и конструктивным особенностям технических средств. А самое главное, при этом решаются комплексные аналитические задачи о причинно-следственной связи таких следов с событием преступления, о механизме их образования, об обстоятельствах совершения преступления и лицах, его совершивших. Не случайно место происшествия в криминалистике зачастую рассматривается как объект экспертного исследования, а не только как объект следственного осмотра [13]. Причем если разобраться в деталях, то исследование места происшествия представляется как одна из наиболее сложных и трудоемких «экспертиз». Для ее проведения требуется не узкоэкспертная, а универсальная криминалистическая подготовка и основательная целевая специализация. Для успешного исследования места происшествия мало что-то знать и даже кое-что уметь (произвести фотосъемку, залить гипсом след обуви, найти и изъять след пальца и т.п.), его необходимо чувствовать и воспринимать аналитически. А это дается только практикой, только опытным путем.
Именно поэтому лица с естественным и техническим образованием, принятые на работу в ЦНИКЛ МВД СССР (1978-1984 гг.), направлялись на стажировку в ЭКП (в то время ОТО) ГУВД г. Москвы на 2-3 месяца. Более того, затем они нередко привлекались (с выездом в командировки) и успешно действовали при раскрытии и расследовании таких тяжких преступлений, как убийство четырех человек в ресторане села Эльхатово (Северная Осетия), пожар в универмаге г. Краснодара, вооруженное нападение на дежурную часть в Краснодарском крае и др.
55
По данным ряда исследователей этой проблемы, специалистами ЭКП ОВД изымается на местах происшествий в среднем один из трех-четырех возможных следов преступления. Так в современных условиях проявила себя сложившаяся более века назад система организации ЭКД в ОВД, в которой совмещены функции экспертов и специалистов-криминалистов. За это время актуализировались проблемы исследования самых разнообразных материалов и изделий, для проведения которого требовались эксперты с естественным и техническим образованием. Уже к середине 80-х гг. прошлого века они составляли около 42% от общей численности сотрудников ЭКП ОВД, в настоящее время их две трети. Это экс-перты-узкопредметники, которые освоили по профилю своих знаний методики исследования отдельных видов доказательств и с успехом проводят соответствующие экспертизы. Однако на уровне ЭКЦ МВД, ГУВД, УВД они зачастую не имеют правовой и специальной криминалистической подготовки, системного, непрерывно накапливаемого опыта работы на местах происшествий, поскольку участвуют в их осмотрах от случая к случаю (по графику дежурства). Опрос экспертов ЭКП ОВД свидетельствует, что участие в осмотре места происшествия ими расценивается как дополнительная и нежелательная нагрузка к их основной служебной обязанности, в качестве которой ими рассматривается выполнение экспертиз.
Положение осложняется отсутствием реальных стимулов для качественного выполнения этой деятельности. А меры дисциплинарного характера, принимаемые в целях повышения ее эффективности, приводят к результатам, обратным желаемым с точки зрения интересов следствия. Зачастую на месте происшествия изымаются объекты, не имеющие отношения к преступлению, или, что еще хуже, следы, оставленные самими специалистами. И, тем не менее, отдавая должное сотрудникам ЭКП ОВД, следует признать, что они в меру своих возможностей и личной инициативы, не благодаря, а вопреки политике ЭКС МВД России достойно реагируют на повседневные потребности следственной практики, участвуя в раскрытии и расследовании преступлений. Причем они более проникновенно понимают и острей воспринимают реальные проблемы ЭКД и СЭД.
Новые задачи требуют новых подходов к их решению. К настоящему времени создалась ситуация, когда объективно проявляется необходимость решать организационные и правовые проблемы СЭД и ЭКД, не противопоставляя их с узковедомственных позиций,
а системно, с ориентацией на формирование общей государственной системы научно-технического обеспечения уголовного судопроизводства, начиная от раскрытия и расследования преступлений.
При этом очень важно понять, что реализация возможностей такой системы в правоохранительных министерствах и ведомствах имеет свои особенности, обусловливаемые предметом их деятельности и видами преступлений, которые они призваны выявлять, раскрывать и расследовать (налоговые, таможенные, общеуголовные и т.п.). Этим же предопределяется необходимость специализации экспертов и специалистов, причем не только предметной, но и линейной. Разумеется, их объединяют общие требования уголовно-процессуального законодательства, регламентирующего порядок назначения и производства судебных экспертиз и исследований специалиста.
Следует заметить, что такое отношение к исследованию места происшествия, да и в целом к ЭКД, формировалось постепенно, причем, как ни странно, при поддержке руководителей ЭКС МВД России. Еще в 1988 г. В.А. Снетков (в то время начальник ЭКУ МВД СССР) писал, что применять технику в ходе оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий могут с успехом сами оперативные работники, следователи, дознаватели. В связи с этим профильными функциями ЭКС являются производство экспертиз и исследований, ведение криминалистических учетов [14]. Позже его преемники по должности, кстати, выросшие в служебном отношении из числа экспертов, с удовольствием восприняли эту установку, которая в конечном итоге во многом предопределила искажение вектора развития ЭКС МВД России, привела к абсолютизации СЭД в ущерб ЭКД.
Обращает на себя внимание возросшая в настоящее время значимость государственных СЭУ Минюста России и Минздрава России, хотя они также нуждаются в совершенствовании организации и улучшении технического оснащения. Однако, судя по всему, СЭУ Минюста России никогда не достигнут такого уровня развития, когда смогут взять на себя весь объем экспертиз, проводимых в стране по уголовным делам. Уже это обстоятельство обусловливает необходимость законодательно:
а) признать право производства судебных (именно судебных) экспертиз в правоохранительных министерствах и ведомствах, не обращая внимание на международные правовые акты по организации судебно-экспертной деятельности, в том числе в части, касающейся принципа процессуальной независимости судебного эксперта, либо
56
б) определить, наряду с судебной экспертизой, иные организационно-правовые формы исследования доказательств, например исследование специалиста, но в более содержательном и конкретном изложении порядка его назначения, по сравнению с тем, как регламентируется это в УПК РФ в настоящее время. В пользу такого решения данной проблемы свидетельствует опыт стран Евросоюза, а теперь уже и многих бывших советских республик.
Представляется, что дифференциация организационно-правовых форм исследования доказательств позволит найти выход из тупиковой ситуации, сложившейся в отношении проекта федерального закона о СЭД в результате сугубо ведомственного, бескомпромиссного подхода правоохранителей и правоприменителей к проблемам организации научно-технического обеспечения уголовного судопроизводства, включая СЭД и ЭКД.
В дискуссиях по этому поводу иногда высказываются демагогические суждения об экспертизе «первого и второго сорта». А на самом деле речь идет о необходимости учитывать специфику задач, решаемых на разных этапах расследования преступлений, и обусловливаемых ими организационно-тактических особенностей использования возможностей специалиста в их решении. При этом следует учитывать, что на каждом последующем этапе расследования не только добываются новые доказательства, но и проверяются добытые ранее на предыдущих этапах, разумеется, с определенным ужесточением формальных требований к организации «проверочных» действий.
В этом отношении поучительным представляется суждение известного российского процессуалиста И.А. Фойницкого, который еще в 1898 г. писал, что «успех дознания обеспечивается всего более возможностью проводить его быстро и безостановочно, поэтому установление разных формальных требований в этой стадии было бы не только бесполезно, но и вредно для интересов уголовного правосудия» [15, с. 404]. А это, как правило, первый этап расследования, в результате которого выявляются преступления, устанавливаются обстоятельства их совершения и лица, подозреваемые в их совершении. Так раскрываются преступления по горячим следам, так создаются основы для дальнейшего успешного расследования.
Наряду с правовыми проблемами ЭКД и СЭД, все более значимо заявляют о себе проблемы организации этих видов деятельности. Некоторые из таких проблем инициируются в связи со структурными преобразованиями системы правоохранительных министерств и
ведомств нашей страны (создание их полисистемы вместо ранее существовавшей моносистемы); другие достались «по наследству» от прошлого времени. В частности, это совмещение в одном лице функций эксперта и специалиста в ЭКП ОВД системы МВД России, что крайне негативно влияет на их профессиональную специализацию и результативность деятельности как специалистов и на производительность, эффективность труда как экспертов. Это сосредоточение значительных сил и средств, осуществляющих ЭКД и СЭД в одном ведомстве.
В связи с этим возникает и вопрос о территориальном размещении в стране разноведомственных СЭУ и ЭКП, для технического оснащения которых и обеспечения их деятельности требуются огромные денежные средства. Самый простой, но не самый рациональный способ решить эту проблему - создать единую государственную судебно-экспертную службу по примеру Республики Беларусь или передать все СЭУ в ведение Минюста, как в Казахстане. Но необходимо признать, что экспертиза существует для следствия, а не наоборот, и вспомнить, почему в свое время организованная в Минюсте России криминалистическая регистрация все-таки была передана в ведение полиции вместе с экспертным исследованием регистрируемых и других доказательств.
Не раскрывают должным образом свои потенциальные возможности в формировании системы научно-технического обеспечения уголовного судопроизводства, начиная от раскрытия и расследования преступлений, и науки уголовно-правового блока. Криминалистика после отпочкования от нее теории ОРД и СЭД, включая криминалистическую экспертизу, пока не смогла осознать и освоить в новом «обедненном» состоянии свою интеграционную роль как науки о раскрытии и расследовании преступлений.
ОРД и СЭД, приобретшие самостоятельность в результате «научного сепаратизма», увлеченно исследуют, что объяснимо, основы своих теорий: предмет, система, задачи, методы и т.п., но меньше всего обращают внимание на предмет той практической деятельности, к которой они как прикладные науки должны «прикладываться». В рассматриваемом случае это научно-техническое обеспечение уголовного судопроизводства в самом широком смысле данного понятия, включая дознание и предварительное расследование преступлений, предполагающих реализацию возможностей как ЭКД, так и СэД [16].
Во многом по этой причине и оказалась подзабытой экспертно-криминалистическая деятельность, проявилась абсолютизация судебно-
57
экспертной деятельности. При этом в ЭКЦ МВД России вопреки предписанию Федерального закона «О полиции» осуществляют научно-методическое руководство деятельностью, о понятии и содержании которой не имеют научно осмысленного, четкого представления, а в вузах МВД России готовят судебных экспертов, реализуя соответствующий государственный стандарт, но не специалистов (экспертов)-кри-миналистов. Как говорится, круг замкнулся.
Заключение. Успешно решать обозначенные выше и им подобные проблемы ЭКД и СЭД разрозненно, с позиции узковедомственных представлений или корпоративных интересов, вне общей системы научно-технического обеспечения уголовного судопроизводства в настоящее время невозможно. Опыт прошлого свидетельствует, что при этом весьма велик риск ошибочных и даже вредных для следственной практики организационных и правовых решений. Необходима разработка концептуально нового подхода к формированию государственной системы научно-технического обеспечения раскрытия и расследования преступлений, включая ЭКД и СЭД.
При этом очень важно в порядке межведомственного соглашения, а возможно, и на уровне правительства страны определить концептуально важные требования (принципы), которым должна соответствовать такая система. Основные из них:
1. Состояние преступности в России за январь - декабрь 2020 года. М, 2021.
2. Белкин Р. С. История отечественной криминалистики. М., 1999.
3. Крылов И. Ф. Судебная экспертиза в уголовном процессе. Л., 1963.
4. Кулагин Л. Г. К истории развития учреждений судебной экспертизы в СССР // Экспертная практика. 1968. № 2.
5. Аргументы и факты. 2017. № 39.
6. Сокол В.Ю. Кризис отечественной криминалистики. Краснодар, 2017.
7. Волынский А.Ф. Республика Беларусь реформировала систему судебно-экспертных учреждений. А Россия? // Теория и практика судебной экспертизы в современных условиях: материалы V Междунар. науч.-практ. конф., г. Москва, 22-23 янв. 2015 г. М., 2015. С. 119-124.
8. Хазиев Ш.Н. Теоретические основы организации международного сотрудничества в области судебно-экспертной деятельности: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2017.
9. Хрусталев В.Н. Заинтересованность эксперта в деле - основная проблема судеб-
законность - безусловное соблюдение законом установленного порядка осуществления ЭКД и СЭД;
прагматизм - ориентация на решение реально существующих и ситуационно (поэтапно) проявляющихся проблем практики раскрытия и расследования преступлений;
экономичность - системно осмысленное решение вопросов о территориальном размещении ЭКП и СЭУ, их оснащении дорогой исследовательской техникой;
рационализм - исключение формального дублирования исследования доказательств, организация СЭУ при (на базе) профильных вузов;
альтернативность - возможность повторного, в том числе иноведомственного исследования доказательств как средства, гарантирующего обоснованность и достоверность их результатов;
законодательное признание инструментальных исследований специалистов в качестве средства доказывания;
межведомственная согласованность, классификация и стандартизация методик исследования доказательств.
Для разработки такой концепции научно-технического обеспечения уголовного судопроизводства, включая ЭКД и СЭД, следовало бы организовать межведомственное научное исследование.
1. The state of crime in Russia in January -December, 2020. Moscow, 2021.
2. Belkin R.S. History of Russian forensic science. Moscow, 1999.
3. Krylov I.F. Forensic examination in criminal proceedings. Leningrad, 1963.
4. Kulagin L.G. On the history of the development of forensic institutions in the USSR // Expert practice. 1968. No. 2.
5. Arguments and facts. 2017. No. 39.
6. Sokol V. Yu. The crisis of domestic forensic science. Krasnodar, 2017.
7. Volynsky A.F. The Republic of Belarus has reformed the system of forensic institutions. And Russia? // Theory and practice of forensic examination in modern conditions: proc. of the V Intern. sci. and practical conf., Moscow, January 22-23, 2015. Moscow, 2015. P. 119-124.
8. Khaziev Sh.N. Theoretical foundations of the organization of international cooperation in the field of forensic expertise: diss. ... Dr of Law. Moscow, 2017.
9. Khrustalev V.N. The interest of an expert in a case is the main problem of forensic examination in the post-Soviet space // Discussion issues of
58
ной экспертизы на постсоветском пространстве // Дискуссионные вопросы теории и практики судебной экспертизы: материалы Междунар. науч.-практ. конф., 26-27 окт. 2017 г. М, 2017.
10. Ищенко Е.П. Реформой правит криминал? М, 2013.
11. Волынский А.Ф. Уроки исторического опыта использования опыта других стран в борьбе с преступностью // Общество и право. 2016. № 3. С. 138-142.
12. Тушканова О.Н. Расследование преступлений в сфере компьютерной информации // Криминалистика: учеб. / под ред. А. Ф. Волынского и В. П. Прорвича. М., 2008. Гл. 44.
13. Ткач В.Ю. Место происшествия как объект криминалистического исследования (проблемы научно-технического и методического обеспечения): дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2015.
14. Снежков В.А. Проблемы повышения эффективности экспертно-криминалистиче-ской службы (в период 1984-1991 гг.) // 85 лет Экспертно-криминалистической службы органов внутренних дел России: сб. ст. М., 2004.
15. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Изд. 2-е. СПб., 1898. Т. 2.
16. Волынский А.Ф. Предмет криминалистики и «научный сепаратизм»: последствия, пути преодоления // Научные труды Академии управления МВД России. 2017. № 1.
the theory and practice of forensic examination: proc. of the Intern. sci. and practical conf., Oct. 26-27, 2017 Moscow, 2017.
10. Ishchenko E.P. Is the reform ruled by criminal? Moscow, 2013.
11. Volynsky A.F. The lessons of the historical experience of using the experiences of other countries in the fight against crime // Society and law. 2016. No. 3. P. 138-142.
12. Tushkanova O.N. Investigation of crimes in the field of computer information // Criminalistics: textbook / ed. by A.F. Volynsky and V.P. Prorvich. Moscow, 2008. Ch. 44.
13. Tkach V. Yu. The scene of the incident as an object of forensic research (problems of scientific, technical and methodological support): diss. ... Candidate of Law. Volgograd, 2015.
14. Snezhkov V.A. Problems of increasing the efficiency of the forensic service (in the period 1984-1991) // 85 years of the Forensic service of the internal affairs bodies of Russia: coll. of papers. Moscow, 2004.
15. Foinitskiy I.Ya. Criminal procedure course. 2nd ed. St. Petersburg, 1898. Vol. 2.
16. Volynsky A.F. The subject of criminalistics and «scientific separatism»: consequences, ways of overcoming // Scientific works of the Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2017. No. 1.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
Волынский Александр Фомич, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, заслуженный юрист Российской Федерации, профессор кафедры криминалистики Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, профессор Московской академии Следственного комитета России; тел.: +79067752948;
Данильян Элина Сергеевна, кандидат юридических наук, доцент, начальник кафедры криминалистики Краснодарского университета МВД России; e-mail: foxelina@mail.ru
INFORMATION ABOUT AUTHORS
A.F. Volynskiy, Doctor of Law, Professor, Honored Scientist of the Russian Federation, Honored Lawyer of the Russian Federation, Professor of the Department of Forensic Science of the Kikot Moscow University of the Ministry of the Interior Russia, Professor of the Moscow Academy of the Investigative Committee of Russia; ph.: +79067752948;
E.S. Danilyan, Candidate of Law, Associate Professor, Chief of the Department of Forensic Science of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: foxelina@mail.ru
59
