CC BY
97
Вячеслав Николаевич Фешкин
НАУЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ М. К. ЛЮБАВСКОГО В БАШКИРИИ
Судьба академика М. К. Любавского неразрывно связана с репрессиями, которые сыграли большую роль в политической жизни всего государства.
«Академическое дело» или «Дело историков», начавшееся в 1929 г.. стало для исторической науки в России сложным испытанием. По этому делу было осуждено большое число ученых не только Москвы и Ленинграда, но и других городов Советского Союза. Это была всесоюзная акция. Целью ее организаторов стало, прежде всего, устранение ученой прослойки, которая не отвечала идеологическим требованиям нового общественного строя. Другой целью власти было установление полного контроля над Академией наук, являвшейся на тот момент одним из относительно «независимых» учреждений.
Еще в середине 1928 г. группа ученых и Государственное русское географическое общество выдвинули М. К. Любавского кандидатом в действительные члены Академии наук СССР. Однако бюро секции научных работников Ленинграда высказалось против избрания М. К. Любавского под предлогом, что его труды по истории Великого княжества Литовского носили якобы абстрактно-догматический характер. Тем не менее, на Общем собрании Академии наук СССР 12 января 1929 г. М. К. Любавский был избран действительным ее членом по Отделению общественных наук. На том же собрании не набрали необходимое количество голосов ученые-марксисты1.
Арестован был М. К. Любавский 9 августа 1930 г. за четыре дня до своего семидесятилетия, предварительно лишившись звания академика. Вместе с ним были арестованы и сосланы в провинциальные города Советского Союза такие известные представители исторической науки, как С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле, С. Ф. Рождественский, Ю. В. Готье, С. В. Бахрушин, В. И. Пичета, С. А. Лобанов и другие.
По прибытии М. К. Любавского в Уфу в 1931 г. начинается новый этап его жизненного и творческого пути. Академик, приехав в Башкирию, оказался в такой обстановке, которая позволяла ему и дальше заниматься исследованиями. Прежде всего, это было связано с развитием культуры, образования и науки на периферии. В БАССР были открыты такие учреждения, как Башкирский государственный педагогический институт имени Тимирязева (1929 г.), Башкирский сельскохозяйственный институт (1930 г.), Башкирский медицинский институт (1932 г.), что стало для автономной республики огромным рывком вперед.
В рассматриваемый период предпринимались первые шаги по созданию специализированных научных учреждений, прежде всего, в гуманитарной сфере. Первоначально научной разработкой проблем культурного развития в БАССР занималось созданное еще в 1922 г. Общество по изучению Башкирии. В 1930 г. при Совнаркоме республики организован комплексный Башкирский научно-исследовательский институт (БНИИ), который должен был заниматься, в первую очередь, проблемами развития народного хозяйства и культурной жизни республики. На него возлагалась также ответственная работа по подготовке научных кадров. В составе института имелся социально-культурный отдел, в который 5 сентября 1931 г. М. К. Любавский был устроен на работу в качестве научного сотрудника.
В 1932 г. на базе данного учреждения организован Башкирский научно-исследовательский институт национальной культуры (БашНИИ национальной культуры)2. Сотрудники БНИИ были переведены во вновь учрежденный институт. Так, в приказе института от 20 марта 1932 г. было написано: «Числящегося научным сотрудником соц[иально]-культ[урного] сектора БНИИ историка Любавского перевести временно научным сотрудником БашНИИ нацкультуры»3, а 22 июля Любавскому было поручено «приступить к разработке темы “Землевладения и землепользования у башкир в XIX веке” в связи с историей аграрных отношений в Башкирии»4.
Очевидно, в рассматриваемый период встал вопрос об организации в БашНИИ национальной культуры сектора истории, в котором академик принял активное участие, поскольку он, как бывший ректор ведущего университета России, был наиболее компетентным в административно-организационных вопросах. Кроме сектора истории, для разработки вопросов в гуманитарной сфере были созданы также сектор языка и литературы,
сектор периодической печати и библиографии, сектор искусствознания и сектор нацменьшинств.
М. К. Любавский сразу занял ведущее место в институте и в новообразованном секторе истории. Об этом говорит и то обстоятельство, что ему с 22 апреля был начислен оклад в размере 275 рублей, тогда как ученый секретарь А. Чанышев получал 250 рублей, заведующий отделом искусств С. Х. Габяши — 300 рублей, а директор института М. А. Солянов — 350 рублей5. Такое близкое уравнивание с администрацией научного учреждения М. К. Любавского дает основание говорить об очень высоком статусе его в штате БашНИИ национальной культуры. Очень деятельный по натуре, имевший харизматические черты характера М. К. Любавский становится центральной фигурой в коллективе института. В тематических планах института до 1935 г. его фамилия встречается чаще других.
В начале 1932 г. М. К. Любавский приступил к разработке следующих тем: «История башкирских восстаний в XVII и XVIII вв.», «Землевладение и землепользование в Башкирии в XVII, XVIII и XIX вв.»6
Темы для своих работ ученый подбирал и, вероятно, даже формулировал сам, так как они были в некоторой степени близки его предыдущим трудам, продолжали и дополняли исследования по колониальной политике российского государства.
Сохранился отчет М. К. Любавского о его работе в январе-апреле 1933 г. Им было просмотрено 580 документов объемом 20-25 листов каждый, то есть в день он прорабатывал до полутораста страниц. Результатом этой работы стал ряд статей и два сборника7.
На самом первом этапе научной деятельности М. К. Любавского в БашНИИ национальной культуры происходит адаптация ученого в новых условиях и начинается первоначальный сбор материалов для будущих работ по дореволюционной истории Башкирии. Связи его с московскими научными кругами сохранялись в полном объеме. Так, его пригласила к сотрудничеству редакция «Большого советского географического атласа мира», находившаяся в Москве, однако в Уфе по причине недостатка необходимых карт и литературы такое сотрудничество пришлось свернуть. Активно велась переписка академика с учеными, оставшимися в Москве. Ему советовали подать прошение о помиловании и разрешении вернутся в столицу, но М. К. Любавский отвергал такие предложения, обосновывая их тем, что он не может себе позволить просить о прощении тех действий, которые он не совершал8.
Таким образом, М. К. Любавский поднял серьезную тему уже в первые годы пребывания в Башкирии (1931-1933 гг.). Своими исследованиями ученый направил деятельность сектора истории БашЛИИ в русло академической науки, придав ему высокий статус научного учреждения.
Активная деятельность М. К. Любавского в БатИИИ национальной культуры продолжилась и в 1934 г. Ученый уже привлекается к массовым мероприятиям учреждения. БатИИИ национальной культуры, перестраивая свою работу на основе решений XVII партийного съезда, подготовил ряд научно-популярных докладов и бесед среди широких масс трудящихся Башкирии.
Выезжая с докладами в районы Башкирии, группа ученых института вела тем самым просветительскую работу среди простого населения. Это лишний раз характеризует М. К. Любавского не как кабинетного ученого, а как активного и открытого для широких кругов исследователя. Выступал он с лекциями о вотчинном праве башкир, их происхождении, размеры и эксплуатация в XVII, XVIII и XIX вв. Затронул он и вопрос происхождения родовых и национальных групп в Башкирии. Вместе с ним выезжали в служебные командировки директор БатИИИ национальной культуры Г. С. Амантаев, писатель А. Чанышев с лекциями о национальной литературе и языкознании, народный артист республики Г. Альмухаметов с целью ознакомления населения с музыкальной культурой и проведения музыкально-этнографических вечеров и другие9.
К этому времени М. К. Любавский получал оклад в 400 рублей, и, как работнику первого разряда, ему был установлен четырехчасовой рабочий день, тогда как для остальных рабочий день длился шесть часов10. В институте ученый считался наиболее ценным сотрудником, поскольку он занимался и организационными вопросами. Сохранилось несколько заявлений, нечетких, написанных карандашом на обратной стороне «Материалов к работам по истории Башкирии (конспекты и выписки, копии документов)», где Любавский «просит заключить прямой договор... направления на учебу в 1-й МГУ по командировке Башнаркомпроса Амирва Д. Г. .»11 По всей вероятности, это были черновые варианты заявлений. № исключено, что М. К. Любавский, помогая сотрудникам командироваться в Москву, сам не раз выезжал в столицу в надежде попасть в архивы, встретиться со знакомыми, но главной целью было — ходатайствовать о своей реабилитации.
В 1934 г. начиналась ощутимая идеологизация деятельности института. В это же время у М. К. Любавского возникли проблемы в связи с его социальным статусом ссыльного. Еще в 1932 г. в постановлении Бюро обкома ВКП(б) о работе Башкирского института национальной культуры отмечалось, что, разрабатывая основные проблемы культурной революции, институт должен строить свою работу на основе борьбы за генеральную линию партии12.
Письмо Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма»13 становится основной директивой при выполнении планов научно-исследовательской работы института. Письмо генсека впервые было опубликовано в конце октября 1931 г. и создало новую убийственную ситуацию для общественных наук, прежде всего для истории. Именно оно положило начало внедрению в общественное сознание сталинских идей в области истории в качестве основы методологии исследований. На основании положений этого письма Сталина академик М. Н. Покровский в речи 1 декабря 1931 г. прямо выдвинул тезис об отказе от «объективной науки» в науке «большевистской»14.
Вмешательство государства в работу института негативно сказалось и на положении М. К. Любавского. 31 декабря директором института Амантаевым был издан приказ об освобождении научного сотрудника по истории М. К. Любавского от занимаемой должности15.
Однако впоследствии он все же продолжил работать, но на договорных условиях. Было заключено три договора на выполнение таких тем, как «Вотчинники башкиры и их припущенники XVIII-XIX вв.», «История земледелия башкир» и «Исторические справки по архивным материалам: помещики-мусульмане и крепостные Башкирии в XVIII-XIX вв.»16
Ни одно исследование, написанное М. К. Любавским за все время пребывания в Уфе, не опубликовано, за исключением работы «Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века»17, которую он начал еще в Москве и собирал материал несколько лет. Труд этот прошел огромный путь от идеи его создания до окончательного завершения и публикации. Основу ее составляют все исследования, которые ученый проводил в области истории колонизации и исторической географии России.
Так, в одном из писем к знакомым М. К. Любавский говорит: «за годы пребывания в Уфе я кончил работу, составляющую вторую часть моего труда “Образование государственной территории великорусской народ-
ности”: образование государственной территории ^вгорода и Пскова с Москвой. Работа с соответствующею картою сдана была в Академию наук». Он переделал свой курс по исторической географии. Прежний текст подвергался исправлению и дополнению, ученый дописал новые главы о колонизации великорусского центра, Hовгородской территории, Швороссии, Башкирии, Предкарпатья, киргизских степей. Процесс колонизации иллюстрировался картами18. Глава о Башкирии в этой работе была полностью задумана и составлена автором в Уфе, так как в ней использованы сведения из уже написанной монографии Любавского «Очерк башкирских восстаний в XVII и XVIII вв.»19 № надеясь увидеть рукопись напечатанной в СССР, Любавский перевел ее на английский язык с помощью знакомой. Однако судьба этого перевода неизвестна20. Вероятнее всего, он передал или отослал ее по почте знакомым ученым в Москву, где, как он думал, было больше шансов на публикацию. № он недооценил работу органов государственной безопасности, поскольку мимо них такие замыслы, как передача переводных текстов политически ненадежными людьми, не проходили. И скорее всего, рукопись была просто изъята и помещена в закрытый спецархив. Русский текст «Обзора истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века» был отправлен директору Института истории Академии наук СССР М. H. Лукину, но после его ареста очутился в завале ненужных бумаг. Во время эвакуации 16 октября 1941 г. ее уже намеревались уничтожить, однако дочь М. К. Любавского В. М. Ливанова, вернувшаяся из ссылки, спасла этот рукописный мате-риал21. Усилиями уже внучки ученого Т. Г. Ливановой в 1996 г. монография, наконец, была издана. Остальной массив исследований, созданных в Уфе, так и остался в виде машинописных и рукописных текстов.
О жизни М. К. Любавского в Уфе вне стен института известно немного в связи с изъятием репрессивными органами его воспоминаний после смерти ученого22. № некоторую информацию нам дают исследования краеведа Ю. Узикова и свидетельства П. Егорова. Кандидат медицинских наук П. Егоров утверждает, что в детстве ему приходилось видеть М. К. Любавского: «Будучи сосланным на поселение в Уфу в начале 30-х годов, Любавский нашел приют в семье Столовых, глава которой, Михаил Hиколаевич, был врачом-хирургом (жена врача, Столова О. И., работала в БашИИИ счетоводом-секретарем). Мой отец, Александр Дмитриевич Егоров, был врачом-отоларингологом. Они дружили семьями и, таким образом, в орбиту этой дружбы был вовлечен и Матвей Кузьмич.
Я помню его в нашем доме. Он всегда был в центре внимания и вел оживленные разговоры. В его внешности была одна особенность — черный кружок, закрывающий глаз — печальный результат неудачной охоты...
У Матвея Кузьмича в Уфе было несколько экземпляров его монографии «История западных славян» в очень дешевом издании. Он раздарил их своим знакомым, в том числе известному краеведу П. Ф. Ищерикову»23.
Нужно сказать, что М. К. Любавский, несмотря на свой статус политически не надежного, довольно активно общался с представителями местной интеллигенции и даже в некоторых случаях пытался помочь. На оборотной стороне «Материалов к работам по истории Башкирии (конспекты, выписки и копии документов)» частично сохранилось заявление, написанное карандашом, почерком М. К. Любавского: «В ОГПУ В правлен[ие]. Жилищного треста <...> Представляя при сем кто <...> Договора заключенного мною <...> с гражданином Матвеем Кузьмичем Любавским, занимавшим комнату № 2 в квартире № 4 дома № 11 по Большому Николо-Пискаревскому переулку, прошу в порядке обмена предоставить эту комнату вместе с лучшим моим сотрудником «Крестьянской газеты», матерью и дочерью. При сем <...> Представляю <...> в правление треста № <.>»24 Вероятно, ученый желал улучшить свое жилищное положение в результате обмена московской жилплощади на уфимскую, одновременно помогая некой семье сотрудницы газеты выехать в Москву. Это говорит о наличии у ученого сил, о стремлении к активизации своей деятельности в Уфе.
Проживал ученый на улице Ленинская, д. 55, кв. 2. Сегодня это улица Зенцова. Квартирой под номером два называется перекрытая деревянной перегородкой комната, которая и послужила ему последним пристанищем. 5 ноября 1935 г. Управление НКВД по Башкирской АССР выдало Любавскому справку об освобождении его из ссылки. Но проживание М. К. Любавского в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик было запрещено. Старый ученый еще долго и безуспешно добивался своей реабилитации или хотя улучшения условий его жизни, но это в те годы было нереально, и, не выдержав психологической нагрузки, здоровье Любавского окончательно подорвалось. В 1936 г., 22 ноября, в 4 часа утра он умер25.
По свидетельству Егорова, «похороны его были очень скромными. В них приняли участие всего шесть человек. Кроме моего отца и доктора
Столова, был еще врач-хирург Д. А. ^кольский, часто навещавший Матвея Кузьмича на его квартире. Остальных участников похорон я не знал. Первоначально на могиле на Сергиевском кладбище был установлен деревянный крест с деревянной же табличкой». Впоследствии деревянный крест был заменен каменным надгробием. Объясняется это тем, что после II Мировой войны в Уфу приезжала делегация из Чехословакии, и они пожелали увидеть могилу М. К. Любавского, который считался крупным специалистом по западным славянам. В итоге Министерство культуры позаботилось о благоустройстве могилы великого ученого»26.
По окончании сроков ссылок некоторым оставшимся ученым разрешили вернуться к прежней работе: в 1932 г. скончался фактический диктатор в исторической науке М. H. Покровский, а еще через год вышло постановление ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров СССР «О преподавании гражданской истории в школах СССР», за которым последовали другие постановления, напрямую осуждавшие историческую концепцию Покровского и его школы27.
После 1956 г. в индивидуальном порядке было реабилитировано лишь несколько человек. Полная реабилитация имела место только в 1966-1967 гг. Почти для всех осужденных она стала посмертной28. В августе 1967 г. дело по обвинению М. К. Любавского об участии в «контрреволюционном заговоре» было пересмотрено Военной коллегией Верховного суда СССР, и ученого реабилитировали посмертно. В сентябре этого же года ввиду того, что Матвей Кузьмич Любавский был реабилитирован, Президиум Академии наук принял постановление: «Восстановить Любавского М. К. в списках действительных членов АИ СССР». Президент Академии наук М. В. Келдыш в личном письме обратился к дочери М. К. Любавского В. М. Ливановой со следующими словами: «Сохранение творческого наследия Вашего отца является не только признанием его больших заслуг перед отечественной наукой, но имеет серьезное значение для дальнейшего глубокого изучения проблем истории России, чему посвятил свою жизнь крупный ученый страны — академик Матвей Кузьмич Любавский»29.
1 Горяинов А. Н. Еще раз об «Академической истории» // Вопросы истории. 1990. № 1. С. 181.
2 Сулейманова Р., Исянгулов Ш. Он родился в далеком 32-м. К 75-летию Института истории, языка и литературы УНЦ РАН // Вечерняя Уфа. 2006. 27 июня.
3 НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1. Л. 3 об., 4.
4 Там же. Л. 14 об.
5 Там же. Л. 6, 7, 12, 28, 31.
6 Там же. Оп. 9. Д. 15. Л. 2.
7 Узиков Ю. Он закончил свою жизнь в Уфе. Последние страницы жизни известного ученого // Уфа. Страницы истории: Сб. статей. Уфа, 2003. С. 106-107.
8 ИвановЮ. Ф. М. К. Любавский—выдающийся ученый и педагог // Вопросы истории. 2001. № 10. С. 159.
9 ЦГИА РБ. Ф. Р-798. Оп. 1. № П. П. 3098. Л. 111-118, 122-128.
10 НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1. Л. 12, 28, 31.
11 НИОР РГБ. Ф. 364. Карт. № 8. Ед. хр. 14.
12 ЦГАОО РБ. Ф. 365. Д. 870. Оп. 1. Л. 71, 71 об.
13 Сталин И. В. Полн. собр. соч. М., 1951. Т. 13. С. 84-102.
14 Горская Н. А. Русская феодальная деревня в историографии XX века. М., 2006. С. 146.
15 НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 12. Л. 16 об.
16 ЦГАОО РБ. Ф. 207. Оп. 19. Д. 23. Л. 1, 2, 52; НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 1.
Д. 15. Л. 6.
17 Любавский М. К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века. М., 1996.
18 Иванов Ю. Ф. М. К. Любавский — выдающийся ученый и педагог. С. 160.
19 НИОР РГБ. Ф. 364. Карт. 5. Ед. хр. 1-3.
20 Иванов Ю. Ф. М. К. Любавский — выдающийся ученый и педагог. С. 160.
21 Там же.
22 Там же.
23 Егоров П. Его знала Европа // Вечерняя Уфа. 1991. 28 января.
24 НИОР РГБ. Ф. 364. Карт. 8. Ед. хр. 14.
25 Иванов Ю. Ф. М. К. Любавский — выдающийся ученый и педагог. С. 159.
26 Егоров П. Его знала Европа // Вечерняя Уфа. 1991. 28 января.
27 Артизов А. Н. М. Н. Покровский: финал карьеры — успех или поражение? // Отечественная история. 1998. № 1. С. 40.
28 КривошеевЮ. В., Рисинская Т. А. М. К. Любавский и его курс исторической географии России // Любавский М. К. Историческая география России в связи с колонизацией. СПб., 2000. С. 14.
29 Дегтярев А. [Я.] Предисловие // Академик М. К. Любавский и Московский университет. М., 2005. С. 8.
Информация о статье:
Автор: Фешкин Вячеслав Николаевич, кандидат исторических наук, ассистент Исторического факультета, Башкирский государственный университет, г. Уфа, Республика Башкортостан, Российская Федерация, [email protected] Название: Научная деятельность М. К. Любавского в Башкирии.
Аннотации: В статье речь идет об уфимском периоде жизни М. К. Любавского. Автор анализирует исследовательскую деятельность ученого, а также его заслуги как организатора науки в Башкирии. Кроме того, внимание уделяется бытовым аспектам ссылки, в которую он был отправлен в результате «Академического дела».
Ключевые слова: историография, «Академическое дело», история Башкирии. Information about the article:
Author: V. N. Feshkin
Title: Research activities of M. K. Lyubavskiy in Bashkiria.
Summary: The paper is devoted to Ufa period of M. K. Lyubavskiy’s life. The author analyses the research activity of the scholar and his merits as the science manager in Bashkortostan. Besides, some attention is paid to the mundane dimension of the exile, to which he was sentenced after the «Academic Case».
Key words: historiography, the «Academic case», M. K. Lyubavskiy, the history of Bashkortostan.
