CC BY
21УДК 94
МОСКВА И ТАТАРСКИЙ МИР - ДОНОРЫ И РЕЦИПИЕНТЫ
РЕЦЕНЗИЯ НА: РАХИМЗЯНОВ Б.Р. МОСКВА И ТАТАРСКИЙ МИР: СОТРУДНИЧЕСТВО И ПРОТИВОСТОЯНИЕ В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН, XV-XVI вв.
СПб.: Евразия, 2016. 396 с.
© 2017 г. А.В. Беляков
В рецензируемой работе Б.Р. Рахимзянова ставится важный вопрос, еще не нашедший своего однозначного решения: «было Московское государство внешним или же внутренним игроком в системе наследников Улуса Джучи?» Автор акцентирует свое внимание на «мирном» сосуществовании государств, возникших на постордынском пространстве. Он говорит о столь большой степени вовлеченности Москвы и тюркских государств в дела друг друга, что порой исследователи затрудняются с определением степени их суверенности. Однако методика, применяемая исследователем, вызывает ряд вопросов.
Ключевые слова: Б.Р. Рахимзянов, Русское государство XV-XVI вв., тюркские государства, внешняя политика.
Очередная монография Б.Р. Рахимзянова, «Москва и татарский мир: сотрудничество и противостояние в эпоху перемен, XV-XVI вв.», посвящена более чем важной проблеме - природе и эволюции взаимоотношений между Великим княжеством Московским и татарскими государствами, наследниками Золотой Орды. В последнее время данной тематике было посвящено значительное количество исследований. Но несмотря на это, здесь остается еще много белых пятен. Один из центральных и «неудобных» вопросов, на который по ряду причин так и не был получен однозначный и аргументированный ответ, сформулирован автором следующим образом: «было Московское государство внешним или же внутренним игроком в системе наследников Улуса Джучи (насколько нечингисидская Москва была включена в систему всех наследников распавшейся империи - Улуса Джучи)?» (с. 10)1. Данное обстоятельство не могло оставить без внимания рассматриваемую нами работу. Однако было непросто приступить к написанию этой рецензии. И причины здесь в следующем. После прочтения обсуждаемой монографии остается странное послевкусие. Книга оставляет очень противоречивые впечатления. Попытаемся разобраться, с чем это связано.
На первых страницах автор знакомит нас с целью представленного на суд читателей труда: «Я не видел своей задачей выявление и вынос на суд читателя каких-либо принципиально новых фактов и источников. Свою миссию я видел в акцентации - привлечении взора читателя к тем явлениям, которые, не смотря на свою принципиальность для проблематики, не получили должного внимания в историографии» (с. 11).
Далее исследователь предложил свой собственный взгляд на историографию вопроса. Все работы предшественников он разделил на: 1) концептуальные; 2) фактографические; 3) изыскания, позволяющие выяснить отдельные аспекты тематики; 4) статьи, освещающие различные нюансы темы.
Данный подход вызывает ряд вопросов. В первую очередь, по каким принципам внутри данной схемы распределены рассматриваемые исследования. Предположим, что предложенная схема работает по принципу матрешки. В таком случае концептуальность должна автоматически включать в себя все остальные разделы. Однако европейские (в широком понимании этого слова) исследования по этой тематике при всей их концептуальности зачастую трудно назвать фактографическими. К тому же подавляющее большинство анализируемых работ отечественных исследователей правильнее было бы отнести к третьей группе, при том что они, как правило, очень фактографические. Странно выглядит разделение работ В.В. Трепавлова на концептуальные и изыскания позволяющие выяснить отдельные аспекты тематики. Тем более что исследование В.В. Трепавлова о Кучумовичах более чем фактографичное [Трепавлов, 2012].
1 Здесь и далее ссылка на листы обсуждаемой книги.
Показателен и отбор литературы. За бортом обзора оказались именно те исследования, которые явно противоречат концепции автора. Дабы не быть голословными, приведем один пример, это исследование М.В. Моисеева о дани и поминках [Моисеев, 2011; Моисеев, 2016]. Впрочем, со второй работой автор действительно мог быть не знаком, она вышла в год выхода монографии. А ведь по классификации Б.Р. Рахимзянова данные исследования следовало бы отнести к концептуальным. То же самое относится к работам, опровергающим существование в Казани так называемых проногайских и промосковских групп (с. 93.) [Моисеев, 2012]. Впрочем, подобный подход к отбору литературы был отмечен у автора и в его первой монографии [Зайцев, 2010, с. 194]. Принципиальное игнорирование ряда работ отдельных исследователей можно объяснить их принадлежностью, по классификации Б.Р. Рахимзянова, к «московско-рязанским коллегам» [Рахимзянов, 2012, с. 118]. По крайней мере именно так это выглядит. Данный факт можно объяснить нежеланием автора вступать в полемику и доказывать свою правоту. Построить свою концепцию игнорируя «неудобные» исследования значительно проще.
Несколько странными выглядят нападки Б.Р. Рахимзянова на монографию автора этих строк: «Количество материала, проработанного для написания монографии, впечатляет читателя. Однако его переработка и анализ уже не столь блестящи, о чем указывалось в рецензии В.Д. Назарова на книгу» (с. 30). Обратимся к словам В.Д. Назарова из рецензии: «книга А.В. Белякова - важное событие в современной россике и тюркологии, она фундаментальна по собранному материалу, логична в постановке проблем, в определении иерархии исследовательских вопросов. Намеченный автором план в книге в немалой мере реализован и с целым рядом его существенных выводов следует согласиться» [Назаров, 2013, с. 21]. Оставим это на совести Б.Р. Рахимзянова. В данном случае нам интересен приведенный пассаж тем, что он показывает, как, зачастую, выстраивается доказательная база исследователя. Он просто ссылается на авторитеты, не прибегая к собственной оценке того или иного явления. При этом фразы могут быть вырваны из общего контекста и, как мы увидим ниже, даваться даже без ссылки на источник информации. Очень удобная позиция, позволяющая при желании уйти от неудобной дискуссии.
В ряде случаев автор особо отмечает тот факт, что тот или иной исследователь стоит «на позитивистских позициях» (с. 30). Однако это можно и нужно сказать о большинстве авторов из историографического обзора. Сам Б.Р. Рахимзянов также не чужд этому направлению. Хотя ряд его методологических построений, перекочевавших на страницы монографии из более ранних работ, по замечанию И.В. Зайцева, порой ближе к «метафизике», хотя автор и пытается представить себя как неопозитивиста [Рахимзянов, 2009, с. 9; Зайцев, 2010, с. 193]. Скорее всего, это делается для того, чтобы быть ближе к «западной науке», к которой он себя причисляет. Данный факт является своеобразной «родовой травмой» в судьбе автора как историка. Отсюда, по-видимому, и постоянно проскальзывающее название Московского (Русского) государства как «Московии». Так ее называли исключительно на Западе.
Странно читать у человека, который считает себя специалистом по посольским книгам, что этот вид источника «также иногда называют «статейными списками»« (с. 13). В особенности если учесть, что автор знаком (по крайней мере, ссылается на него) с исследованием Н.М. Рогожина о посольских книгах конца XV - начала XVII в. [Рогожин, 1994]. Это, однако, объясняется формой подачи ссылок на архивные материалы, применяемой исследователем: «Зайцев И.В. Астраханское ханство. М., 2004. С. 106. Автор ссылается на: РГАДА. Ф. 123. Оп.1. Ед.хр.7. Л. 1об. 5об.» (с. 265, сноска 323) или же «РГАДА. Ф.123. Оп.1. Ед.хр.6. Л.163. Цит. по: Зайцев И.В. Шейх-Ахмед - последний хан Золотой орды (Орда, Крымское ханство, Османская империя и Польско-Литовское государство в начале XVI в.) // Зайцев И.В. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (нач. XV - пер. пол. XVI вв.). М., 2004. С. 112» (с. 260, сноска 265). В научной литературе примеры подобных двойных отсылок, как правило, используются в тех случаях, когда у автора имеются обоснованные данные о неправильном прочтении или же интерпретации документа. Но в данном случае мы склонны считать, что автор не смотрел архивные дела. Он позаимствовал архивные ссылки дабы придать большую академичность своему сочинению.
В работе содержится значительное количество мелких недочетов и неточностей. Так, рассматривая, чем на самом деле являлись «поместья», предоставляемые татарским выходцам, автор ссылается на авторитет В.В. Трепавлова, но не дает на него ссылки (с. 102). Город Касимов (Городец Мещерский) с легкой руки автора оказался основан в середине XV в. (с. 91). Остается спросить: специально для царевича Касима или же им самим? Но доказательств, подкрепляющих данное утверждение, не приведено. Непонятно, на основании каких данных делается вывод о том, что в на-
чале XVI в. Кашира была значительно крупнее Юрьева-Польского (с. 104). Автор, не перепроверяя чужие сведения, поселяет в 1539 г. в г. Темникове астраханского царя Дервиш-Али (с. 113). При этом допускает двойную ошибку. Его предшественники относили данное событие к 1549 г. Да и ссылались при этом на сведения к нашему времени уже опубликованных русско-ногайских посольских книг. Это показывает, как Б.Р. Рахимзянов работал с данной группой источников. Как, впрочем, и с писцовыми книгами. На самом деле этот список замечаний можно продолжить. Мы не видим необходимости заострять внимание на них. Но тот факт, что постепенно их количество переходит в качество, отметить необходимо. Причина этого кроется в некритичном отношении к заимствованным текстам и недостаточном владении материалом. Но здесь, как мы уже отметили, автор обезопасил себя, заявив, в самом начале, что не собирается вводить в научный оборот новых фактов и источников.
В отдельных случаях мы можем зримо наблюдать «кухню» автора. Так, он дважды обращается к проблеме отождествления «Новгорода на Оце». Первый раз: «Местом дислокации был выбран «Новый Городок» (на Оке) и его окрестные территории. Скорее всего, этим «Новым городком» была Елатьма, входившая в состав территории Мещеры - Касимовского ханства, возникшая незадолго до пожалования ее Муртазе (на это указывает название - «Новый городок»)» (с. 87). Второй раз: «В 1473 г. «Новгородом на Оце с многими волостьми» был пожалован султан Муртаза бин Мустафа, скорее всего, внук хана Улуг-Мухаммеда бин Ичкеле-Хасана. В.В. Вельяминов-Зернов считает, что это Новый Ольгов городок. П.Н. Черменский видит в нем Елатьму, он же - Андреев городок Каменный. Следует отметить, что города с подобным названием встречаются достаточно часто. Можно предположить еще одну локализацию: «Новый Городок на Оце» в устье реки Про-твы (спорная территория на границе Московского и Рязанского княжеств» (с. 154).
Побоимся надоесть читателю длинными цитатами, но приведем еще одну: «В 1473 г. «Новгородом на Оце с многими волостьми» был пожалован царевич Муртаза б. Мустафа, скорее всего, внук хана Улуг-Мухаммеда б. Ичкеле-Хасана. В.В. Вельяминов-Зернов считает, что это Новый Ольгов городок. П.Н. Черменский видит в нем Елатьму, он же Андреев городок Каменный. Следует отметить, что города с подобным названием встречаются достаточно часто. Можно предположить еще одну локализацию: «Новый Городок на Оце» в устье реки Протвы (спорная территория на границе Московского и Рязанского княжеств» [Беляков, 2011, с. 284-285]. Данная фраза, однако, как мы видим, принадлежит не Б.Р. Рахимзянову. Но ссылка на заимствование в его работе отсутствует. При желании количество подобных примеров мы можем увеличить. При этом здесь обнаружатся заимствования из работ В.В. Трепавлова, М.В. Моисеева, А.В. Виноградова и целого ряда других исследователей. В случае с А.В. Беляковым подобные «совпадения» обнаружить несколько легче, так как в ряде случаев структура подачи материала рецензируемой и его книг явно совпадает, но приведена в несколько сжатом виде и в ряде мест со значительными добавлениями (с. 35-118, 144-154 и др.) [Беляков, 2011, с. 50-80, 265-292 и др.]. Это наблюдение объясняет следующую фразу исследователя: «В данном случае выводы А.В. Белякова входят в серьезный диссонанс с материалами аутентичных источников по периоду» (с. 30). Получается, Б.Р. Рахимзянов поправил ряд авторов, правда, забыл оповестить об этом читателя. Из-за объемов заимствования, точности передачи текста и главному объединяющему признаку представителей всех национальностей - человеческой лени, рискнем предположить, что автор также поступил некорректно по отношению к производителям сканирующей и распознающей текст технике, не поставив на обложке название используемой им модели рядом со своей фамилией. Здесь мы также вправе задать вопрос не только о заимствованных текстах, но и заимствованных ссылках.
Теперь мы можем подвести промежуточные итоги. Перед нами в значительной степени нарезка из одного - двух десятков текстов разной степени переработанности с позаимствованными ссылками.
Настало время обратиться к идеям, которые выдвигает автор.
I. Институт «юртов», якобы перенятый Москвой в Степи. «Юрт был уникален тем, что позволял встраивать выезжих из позднезолотоордынских государств татар в московское общество и государство, не меняя ничего в их структуре» (с. 143).
К данному тезису есть несколько вопросов. Под юртами в данном случае автор понимает жалованные Чингисидам города с волостями. Но почему корни этого явления следует искать в Степи,
автор не объясняет. А ведь пожалование за службу городов было известно в русских землях еще до прихода монголов. Более того, мы вправе говорить, что это явление типично для большей части Евразии.
Нельзя говорить и о том, что расселение служилых татар среди русского населения, занимающегося земледелием, не повлияло на их формы хозяйствования и жизни. На примере Восточной Мещеры мы видим как медленно, но верно происходит срастание форм хозяйствования мордвы и татар с типичным русским землепользованием [Приправочный, 2015]. Б.Р. Рахимзянов в своей монографии не затрагивает проблему хозяйствования. Его более волнует правовой статус и налоговые права. При этом он постоянно забывает, что в подавляющем большинстве случаев Чинги-сидов селили на территориях с явно преобладающим русским населением. С высокой долей вероятности можно утверждать, что даже русских служилых людей в этих уездах было как минимум не меньше служилых татар. Подобную же картину мы видим и в Романовском уезде. Более того, документы постоянно фиксируют постепенную смену веры тюркских поселенцев в таких регионах.
Неким исключением является только Мещера. Однако мы не можем распространять территорию «царства» на весь регион. Он был значительно меньше. Безусловно, следует учитывать тот факт, что это пограничные территории. В этом Б.Р. Рахимзянов прав. Однако, они были значительно более сложными, нежели их описывает автор. Формат рецензии не позволяет нам подробно остановиться на процессах, протекавших здесь во второй половине ХУ-ХУ1 вв. При этом необходимо отметить, что даже при учете скудной базы источников имеется возможность хотя бы в общих чертах установить, как развивались события в этом регионе. Главное - не исходить из заранее заданных установок, таких, к примеру, как территория Касимовского «царства».
II. Москва как часть политической системы Степи.
По этому вопросу автор привел большое количество цитат из документов, которые по его мнению должны доказать читателю что в ХУ-ХУ1 вв. в Москве прекрасно разбирались в ситуации на просторах Дешт-и Кипчака и, более того, составляли с ним единое целое.
Действительно, благодаря крымским и ногайским посольским книгам мы знаем, что русские дипломаты хорошо ориентировались в хитросплетениях сил, влияющих на принятие тех или иных решений в Бахчисарае или же в ногайских степях. Если бы исследователь работал не только с опубликованными источниками, ему было бы понятно, откуда московскому государю было известно об упрашивании наследником крымского престола своего отца не идти на «московские украины». Об этом в своих посланиях сообщал сам наследник, как впоследствии будут писать его дети и внуки, а также аталыки, карачи и иные лица, причастные к принятию политических решений в Крыму. Это была общая форма выклянчивания для себя очередных поминков, а не «всевидящее московское око» (с. 206). В Москве это прекрасно понимали и принимали предложенные условия игры. В случае несоблюдения интересов русской стороны поминки подобным просителям резко сокращались или даже приостанавливались.
Что касается тезиса о понимании большинства процессов, протекавших на просторах степи, то он, по нашему мнению, очень спорен. Приведем только два примера, которые должны наглядно показать, что в Москве в целом очень поверхностно представляли себе восточные реалии. 1) Русская посольская документация ХУ1-ХУ11 вв. отличается очень плохой разработанностью восточной титулатуры. 2) В Москве не понимали всех сложностей взаимоотношений как между отдельными Чингисидами, так и между конкретными государственными образованиями постордынского мира и царями и царевичами из той или иной династии. Отсюда стремление выстроить внутреннюю иерархию Чингисидов и настойчивое стремление «осчастливить» казанцев, послав к ним в качестве царя самого «честного» представителя рода из их заклятых врагов «Темиркутлуевых царевых детей» (Шах-Али б. Шейх-Аулеар, Джан-Али б. Шейх-Аулеар).
III. Неравноправие между Москвой и татарским миром.
Данный раздел, по нашему мнению, является главным во всей монографии. Все предшествующие страницы должны были логично подвести читателя к мысли о том, что Россия оставалась татарской данницей до 1700 г. Здесь трудно вступать в спор с автором. И проблема не в аргументах, приводимых Б.Р. Рахимзяновым, а в дефинициях. Прежде чем вести спор требуется дать четкие определения дани, поминков, жалования и целому ряду иных терминов. При этом все стороны должны их безусловно принять. В противном случае всегда останется место для тех или иных спе-
куляций путем жонглирования цитатами из источников. Впрочем, это замечание следует отнести и к иным разделам рецензируемой книги.
Остается ответить на самый важный вопрос: а стоило ли читать данное произведение, и если да, то для чего? Здесь следует согласиться с тем, что при всех своих слабостях и недочетах прочтение данной монографии, по крайней мере, для автора этих строк, было полезно. Почему? Дело в том, что как ни странно, Б.Р. Рахимзянов справился с поставленной перед собой задачей: «акцентации - привлечении взора читателя к тем явлениям, которые, несмотря на свою принципиальность для проблематики, не получили должного внимания в историографии». Рассматриваемая книга стала своеобразной лакмусовой бумажкой, позволяющей выявить наиболее проблемные места в изучении русско-тюркского взаимодействия в XV-XVI вв. А это, в первую очередь, проблема дани. Без однозначного ее решения продуктивного движения вперед невозможно. Это, если хотите, «основной вопрос» во взаимоотношении России и тюркского мира. Не менее важна и проблема тюркских анклавов, «юртов», на территории Московского государства XV-XVII вв. Этот вопрос «возник» в 60-е гг. XIX в., когда «на кончике пера» В.В. Вельяминова-Зернова родилось «Касимовское царство». Уже во второй половине XX в. оно окончательно институализировалось и превратилось в удел - «государство» - юрт. Автор этих строк уже отмечал тенденцию, впервые проявившуюся в околонаучных публикациях рубежа XX-XXI вв., по превращению всех городов, «жалуемых» Чингисидам, в подобные юрты - царства. Рецензируемая книга стала моментом официального рождения этих образований. Рискнем предположить, что следующим шагом станет «обнаружение» протогосударственных тюркских образований в Новгородском и Коломенском уездах, Рязанском княжестве (бордаковские татары). Главное, чтобы появился исследователь, по возможности подробно освятивший эти явления. А интерпретаторы найдутся. И спорить с ними будет нельзя. Ведь спорить можно с фактами.
Поэтому, как это ни странно звучит, «московско-рязанские коллеги» и некоторые примкнувшие к ним заинтересованные лица должны с благодарностью принять данное сочинение. Б.Р. Рахимзянов показал, что их труд не пропал даром. Их читают, даже тогда, когда пытаются особо не афишировать данный факт. Мы получили сигнал о том, что идем в правильном направлении. А далее... История нас рассудит.
ЛИТЕРАТУРА
1. Беляков А.В. Чингисиды в России XV-XVII веков: просопографическое исследование. Рязань: Рязань. М!р, 2011. 512 с.
2. Зайцев И.В. Новые книги об исламе в восточной Европе // Pax islamica. 2010. №1 С. 192-194.
3. Моисеев М.В. «Казанский вопрос» в русско-ногайских отношениях конца XV - первой половине XVI столетий // Средневековые тюрко-татарские государства. Казань, 2012. Вып. 4. С. 107-112.
4. Моисеев М.В. Посольские дары - «поминки» в контексте взаимоотношений России с постордынскими государствами: проблемы изучения // От Смуты к Империи. Новые открытия в области археологии и истории России XVI-XVIII вв. М.; Вологда: Древности севера, 2016. С. 163-171.
5. Моисеев М.В. Эволюция и содержание посольских даров - «поминков» в Русско-Ногайских отношениях XVI века // Локус: люди, общество, культуры, смыслы. 2011. №4. С. 17-31.
6. Назаров В.Д. Рюриковичи и Чингисиды. Проблемы взаимоотношений в преломлении источников / Чингисиды в России: «золотой род» после падения Золотой Орды // Российская история. 2013. № 3. С. 11-21.
7. Приправочный список с дозорной книги города Темникова и Темниковского уезда 1613/1614 г. / Сост. М.М. Акчурин, А.В. Беляков. Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2015. 220 с.
8. Рахимзянов Б.Р. Касимовское ханство (1445-1452 гг.). Очерки истории. Казань: Татарское книжное издательство, 2009. 207 с.
9. Рахимзянов Б.Р. Третья международная научная конференция серии «Средневековые тюрко-татар-ские государства» // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2012. №2. С. 117-120.
10. Рогожин Н.М. Посольские книги России конца XV - начала XVII в. М.: ИРИ РАН, 1994. 234 с.
11. Трепавлов В.В. Сибирь после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш. М.: Восточная литература, 2012. 231 с.
A. V. Belyakov
MOSCOW AND THE TATAR WORLD: DONORS AND RECIPIENTS
REVIEW ON: RAKHIMZIANOV B.R. MUSCOVY AND THE TATAR WORLD: COOPERATION AND CONFRONTATION IN THE AGE OF CHANGE, 15th - 16th CENTURIES.
St. Petersburg: Evraziya, 2016. 396 p.
The reviewed work of B.R. Rakhimzianov has raised the important question which did not find the unambiguous solution yet: «Was the Moscow state an external or an internal player in the system of successors of Ulus of Juchi?» The author focuses his attention on «peaceful» coexistence of the states which arose on the post-Horde space. He writes about such a deep degree of the involvement of Moscow and the Turkic states in affairs of each other that sometimes researchers are at a loss with definition of degree of their sovereignty. However the technique applied by the researcher causes a number of questions.
Keywords: B.R. Rakhimzianov, Russian state of the XV-XVI centuries, Turkic states, foreign policy.
Сведения об авторе:
Беляков Андрей Васильевич - кандидат исторических наук, научный сотрудник, Институт российской истории Российской академии наук (г. Москва); feb@ru.ru
Belyakov Andrey - Candidate of Historical Sciences, Research Fellow, Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences (Moscow)
