CC BY
81
лагающегося права позитивного. Но подобный метод не применим к теории Гоббса по причине того, что для него «естественное право» обнаруживает содержание не через оппозицию к праву действующему. Та связь этих понятий, на которые указывает Гурвич, т.е. тенденция дуализма в праве, здесь отсутствует.
На основании вышесказанного, необходимо установить, что две категории права (естественное и позитивное) у Т. Гоббса неверно трактовать как две противоположные друг другу сферы — должного и сущего, где закон черпает свои основания в велениях природного разума. Общераспространенная модель не применима вопреки распространенному подходу к анализу школы естественного права, который можно найти во многих классических трудах теории и философии права. Так И.А. Покровский, обращаясь к проблеме сущности естественного права, упрощал проблему естественного правопонимания и не задавался вопросом о многозначности данной категории. И.А. Покровский писал, что «праву действующему и положительному, которое считается продуктом произвольного человеческого установления, противополагается право естественное, представляющееся отражением абсолютного мирового разума»1.
Подводя итоги вышесказанному, следует заключить следующее. «Естественное право» в концепции Т. Гоббса обретает свое значение во взаимодействии с человеческим разумом и является способом выхода из состояния войны всех против всех. То есть оно функционально в первую очередь и только в «естественном состоянии». Так Г. Гурвич одним из первых точно устанавливает содержание «естественного права» у Т. Гоббса: «Так, Гоббс, а затем и Спиноза отождествляли естественное право с природной силой»2. В то же время право в государственном состоянии становится формально определенной моралью. Другими словами, позитивное право у Гоббса можно определить как сферу определения статусов, закрепляющих искусственное различие между людьми. Будучи условным по своему содержанию, действующее право для Гоббса раскрывается в логике нормативизма.
1 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 2001. С. 61.
2 Гурвич Г.Д. Указ. соч. С. 296.
Токарев В.А.,
аспирант Самарского муниципального университета Наяновой
МОНТЕСКЬЕ И ПОРТАЛИС: КОНЦЕПЦИЯ И ПРАКТИКА ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ
Теоретической основой европейских правовых реформ конца XVIII— начала XIX в., результатом которых стало появление Декларации прав человека и гражданина, французских конституций, кодексов эпохи Наполеона, послужили представления философов века Просвещения о законодателе и законодательной политике. В этот период, предшествовавший знаменитым преобразованиям, происходит первое в эпоху Нового времени концептуальное осмысление идеи законодателя, обозначенное в трактатах Монтескье, а затем и в трудах физиократов, Дидро и Руссо. Представляя в 1804 г. окончательный вариант проекта Гражданского кодекса французов, один из его авторов, видный знаток римского права Ж.-Э.-М. Порталис, постоянно обращается в своей речи, подводящей итог работе кодификационной комиссии, к этой идее, обнаруживая глубокое понимание концепции законодательной политики Монтескье.
По мнению Порталиса, законы представляют собой не простые акты власти, как это может показаться на первый взгляд, а особые «постановления мудрости, справедливости и разума»1. Приступая к своим реформам, законодатель не должен упускать из вида то существенное обстоятельство, что именно законы создаются им для людей, но никак не наоборот. Поэтому ему всегда следует тщательно сообразовывать проводимые им преобразования с характером и привычками того или иного народа. Автор ФГК советует законодателю соблюдать, насколько это возможно, умеренность при введении в правовую материю очередных новелл, поскольку за их очевидными достоинствами могут скрываться серьезные недостатки, обнаруживающие себя лишь в процессе реализации норм на практике. Следовательно, в некоторых случаях разумнее, говоря словами Порталиса, «предпочесть хорошее, если возникают сомнения в лучшем»2, т.к. средства исправления укоренившихся пороков человеческой природы иногда рискуют стать причиной появления новых.
Самой природой положены незыблемые пределы абсурдному, как это подчеркивает французский юрист, стремлению законодателя изменить ее в соответствии с идеалами метафизического рационализма. Сторонники последнего настоятельно требуют этих изменений, не замечая, что критерии
1 Projet de code civil presente par la commission nominee par le gouvernement le 24 thermidor an 8. Discours preliminaire de Portalis // Remy D. Legistique. L'art de faire les lois. P., 1994. P. 17.
2 Ibid. P. 17.
абсолютизирующего разума не всегда уместны там, где необходим разум ре-лятивизирующий. Некоторые общественные отношения, нуждающиеся в преобразованиях, поддаются, как полагает Порталис, лишь относительному улучшению, и мудрому законодателю никогда не следует забывать об этом. Вместо того чтобы проводить перманентные реформы с целью довести моральную природу индивида до совершенства, ему необходимо предложить людям новые основания соблюдать уже существующие законы.
Но история человечества, как это с сожалением констатирует знаток римского права, способна представить нам в лучшем случае два или три примера действительно мудрых и справедливых законодательных актов. Стараясь найти этому разумное объяснение, Порталис приходит к любопытному выводу, почти буквально повторяющему мысль Монтескье, высказанную им в предисловии к его знаменитому трактату. «В конце концов, — заключает Порталис, — предлагать подобные преобразования могут только те, кому посчастливилось родиться для проникновения всей организации государства одним гениальным взглядом и под влиянием своего рода внезапного озарения»1.
Как замечают, комментируя эту мысль, зарубежные исследователи политических и правовых идей французского просветителя, многочисленные критики неоднократно упрекали его за созданный им образ мифического законодателя, находящегося вне времени и пространства и способного безошибочно определять самую суть моральных и физических факторов 2. В то же время вопрос о причинах возникновения и формирования именно такого образа в рамках концепции законодательной политики Монтескье оставался открытым.
Ответ на него становится, на наш взгляд, очевидным, если принять во внимание, что просветитель познал политическую и правовую реальность в их тотальности. В предисловии к «Духу законов» он замечает, что в его трактате бессмысленно искать крайности, которые составляют характерную особенность современных ему сочинений. По его мнению, они появляются в трактатах вследствие того, что ум их авторов сосредотачивается исключительно на одной стороне предмета, игнорируя все остальные. Напротив, «при известной широте взгляда все крайности исчезают»3.
Чтобы не оставалось сомнений в тотальном характере предпринятого Монтескье исследования политической и правовой реальности, достаточно взглянуть на структуру его главного трактата. От первой книги, посвященной законам вообще («Закон, говоря вообще, есть человеческий разум...»),
‘Ibid. Р. 18.
2 См. подробнее: Benrekassa G. Montesquieu. P., 1968. P. 55.
J Montesquieu. De l'Esprit des lois // Montesquieu. Euvres completes. 1964. P. 529.
он последовательно переходит к анализу отношений между ними и отдельными сторонами общественной жизни («...а политические и гражданские законы каждого народа должны быть не более как частными случаями приложения этого разума»)1. Причем перед читателем «Духа законов» разворачивается не только поражающая воображение обширная картина правовой и политической системы, где каждый отдельный элемент тесно связан с другим элементом, а все вместе они как следствия вытекают из некоторых общих принципов. Монтескье также рассматривает эти системы в их временном развитии, тем самым вписывая их в непрерывную историю человеческого рода.
Не случайно поэтому, что последние книги его трактата были посвящены феодальному праву, которое казалось наиболее неразумным просвещенным современникам французского просветителя. Критикуя средневековые законы и обычаи, они подходили к их исследованию с точки зрения метафизического рационализма, препятствовавшего познанию системы феодального права в ее целостности. В результате эти критики, по выражению Монтескье, впадали в крайности, т.к. не могли охватить предмет своего исследования во всей его полноте.
Следующим шагом вслед за познанием политического и правового мира в их тотальности и историческом развитии неизбежно должна была стать постановка вопроса о законодателе, создающем адекватную им модель. Справиться с этой задачей, по мысли Монтескье, мог лишь такой законодатель, который способен одним взглядом гения проникнуть всю жизнь человеческого общества в ее целостности и многообразии проявлений. Так в его концепции возникает почти мифический образ — Legislateur, стоящий над временем и пространством. У Монтескье в книге XXIX «Духа законов» есть любопытная оговорка, на которую если и обращают внимание, то лишь для того, чтобы в очередной раз указать на умеренный характер его политикоправовых взглядов. «Я уже сказал, что дух умеренности должен быть духом законодателя, — начинает он эту книгу, посвященную способу составления законов, — и мне кажется, все это сочинение написано мною лишь с целью доказать эту мысль»2 [курсив наш. — В.Т.]. Так «De l'Esprit des lois» становится «De l'Esprit du legislateur», т.е. «Духом законодателя», создающего эти законы, сообразуясь, в свою очередь, с духом умеренности.
Анализ текстов ранних произведений Монтескье позволяет сделать вывод о том, что в основе его концепции лежит предпринятая философом попытка синтезировать параллельно развивавшиеся на всем протяжении
1 Оригинальный взгляд на структуру «Духа законов» представлен в следующей работе: EhrardJ. L'Esprit des mots. Montesquieu enlui-meme etparmilessiens. Geneve, 1998. Pp. 179—193.
2 Montesquieu. De l'Esprit des lois // Ibid. P. 749.
XVI и XVII столетий естественно-правовое и реалистически-эмпирическое направления мысли. Первое из них было представлено в учебниках по общей теории права, написанных в духе школы естественного права. Реалистически-эмпирическое течение мысли, продолжая традицию, идущую от Макиавелли, находило свое отражение в обширной литературе о государственном интересе. Ее авторы — Боккалини, Габриэль Ноде и герцог де Роган — обращались к исследованию приемов и правил т.н. «политического искусства» и рассуждали о проблемах реальной политической деятельности во всех ее формах, когда правители, стремясь удержать власть, не пренебрегают ничем и не стесняются в выборе средств.
Приступая в начале двадцатых годов XVIII века к работе над небольшой статьей «De la politique» («О политике»), опубликованной лишь спустя полтора столетия, Монтескье знакомится с трудами своих предшественников и обнаруживает в них очевидные недостатки. Если представители школы естественного права, рассуждая о вневременном разуме, обходили молчанием многообразие проявлений действительной жизни, то авторы трактатов об искусстве управления государством рассматривали общественную жизнь, по мнению Монтескье, слишком поверхностно. В его памяти были еще свежи и собственные впечатления от последних лет правления Людовика XIV и эпохи Регентства. Именно тогда будущий автор «Духа законов» мог наблюдать превозносимое авторами учебников XVII столетия искусство управления государством в действии, а также его последствия.
К этому времени сам молодой ученый уже успел представить на суд Бордосской академии наук свою «Диссертацию о различии склонностей» (1717), объясняя в ней отличительные черты характеров различных народов влиянием на них солнца, воздуха и потребляемой ими пищи. Позже, вернувшись из длительного путешествия по Европе, предпринятого им в 1728—1732 гг., он вернется к этому вопросу в своем «Рассуждении о причинах, способных влиять на умы и характеры».
Рассматривая в нем процесс воздействия климата на характер народов с позиций психологического сенсуализма, Монтескье полагает, что все душевные порывы происходят от присущей человеку способности чувствовать. Характер этой чувствительности находится в прямой зависимости от степени гибкости волокон головного мозга. Жаркий или холодный воздух, воздействуя на эти «струны музыкального инструмента» (cordes d'un instrument de musique), определяет, в конечном счете, физическую и моральную организацию индивида. Прочие природные факторы, такие, к примеру, как влажность, способствуют, по мысли французского просветителя, закреплению уже сформировавшихся черт национального характера ‘. Развивая по-
1 Montesquieu. Essai sur les causes qui peuvent affecter les esprits et les caracteres // Ibid. P. 485.
14
ложения климатической теории Аристотеля, Бодена и английского медика Арбютно, он разделяет мир на три географические зоны: Северную Азию, Южную Азию и Африку и, наконец, Европу. Как и в своей «Диссертации о различии склонностей», Монтескье подробно описывает в «Рассуждении о причинах» особенности темпераментов разных народов, их населяющих: грубых и упрямых северян, страстных и впечатлительных южан. Он размышляет здесь о различиях между мужчиной и женщиной, о роли питания и влажности в формировании характера, о ветрах, приносящих в Италию вместе с горячим воздухом Африки гнетущее ощущение беспокойства.
В этих ранних работах Монтескье проявляет живой интерес исследователя к индивидуальности и разнообразию и вместе с тем его стремление обнаружить скрытые от поверхностного взгляда причины каждого отдельного явления. Проводя собственные опыты и необходимые наблюдения, Монтескье, по удачному выражению Ж. Эрара, инстинктивно становится на сторону точного научного исследования, критически воспринимая многие псевдонаучные достижения своей эпохиПоэтому, признавая в самом начале своей статьи «О политике» всю бесполезность осуждения т.н. «политического искусства» с позиций морали, он предлагает более веский, на его взгляд, аргумент в споре со сторонниками подобного «искусства». Французский просветитель замечает, что в каждом человеческом обществе формируется некоторый общий характер, или «универсальная душа», с таким образом мыслей, который является результатом цепи бесконечных причин, из века в век разветвляющихся и комбинирующихся между собой. Их значительный комплекс определяет, по мнению Монтескье, все действия правителей, обесценивая тем самым значение их интриг и козней. Если в какой-либо исторический период был задан и воспринят определенный способ поведения, то он один господствует вплоть до своего полного уничтожения. «Все, что могут делать или представлять себе владыки, магистраты или народы, — пишет Монтескье в этой статье, — пусть они, как им кажется, противятся данному способу поведения или следуют ему, всегда соотносится с ним»2. Поскольку в эпоху, когда создавалась статья «О политике», господствовал, по мнению ее автора, дух повиновения государям, действовавший непосредственно в их интересах, постольку любой их поступок в конечном итоге приводил к одному и тому же результату.
Французский просветитель обнаруживает, таким образом, значительный комплекс причин, обуславливающих функционирование механизма государственной власти. В результате ее тайна, о которой так много писали на всем протяжении XVI—XVII вв., оказалась раскрытой. Представлявше-
1 См. подробнее: Ehrard J. L'idee de nature en France dans la premiere moitie du XVIIIe sie-cle. P., 1994. P. 720.
2 Montesquieu. De la politique // Ibid. P. 172.
еся недоступным для непосвященных умов искусство управления государством удалось подчинить некоторой вышестоящей силе и, что не менее важно, объяснить с ее помощью все поступки правителей и их подданных. Но и теперь, как и в случае с исследованиями влияния температуры воздуха на нравы и характеры народов, проводимыми Монтескье, переворот, совершенный им в политической науке того времени, был всего лишь промежуточным этапом в развитии его собственных представлений о государстве и праве.
Идеи, заключенные в его статье «О политике», незримо вплетаются в ткань текста «Духа законов», уже в предисловии к которому его автор рассуждает о некоторых «общих началах», подчиняющих себе все частные случаи. Действующие в человеческой истории моральные и физические факторы, образуя внутренне связанную систему, обуславливают, как полагает Монтескье, возникновение конкретных политических и правовых институтов. На первый взгляд эти институты могут показаться лишь следствиями фантазии людейТогда как, по мнению французского просветителя, политический и гражданский закон любого народа должен быть частным случаем приложения человеческого разума, но обязательно сообразованным, как это подчеркивает Монтескье, с разнообразными факторами2.
Избранный философом метод исследования отдельных, скрытых от поверхностного взгляда связей нередко приводит, по нашему мнению, к их восприятию как своего рода механизмов, из которых законодатель, подобно опытному механику, последовательно конструирует модель, адекватную правовой реальности. Вследствие подобного механицизма в трактате появляются выводы, поражающие даже самых благосклонных его читателей. Так, основываясь на положениях все той же климатической теории, часто критикуемой в эпоху Просвещения, автор «Духа законов» обнаруживает разумные, по его мнению, основания перманентного рабства, процветающего в восточных деспотиях, или подчиненного положения одних народов по отношению к другим.
Но в этих же главах трактата, посвященных проблеме взаимоотношений между социальными институтами и климатом, французский просветитель советует законодателю, учитывая воздействие физических факторов на характер человека, противопоставлять их негативному влиянию создаваемые им законы, восстанавливающие естественную мораль в ее правах. Внимательно наблюдая за реформами, проводимыми в России Петром I, философ приходит к заключению, что этим преобразованиям следует положить определенные границы, содержащиеся в т.н. «общем духе» каждой нации,
1 Montesquieu. De l'Esprit des lois // Ibid. P. 529.
2 Ibid. P. 530.
т.е. в самих основах действительной жизни. Проявляя неподдельный интерес исследователя к окружающему его многообразию и индивидуальности, он предлагает законодателю относиться к ним с особой осторожностью и сообразовывать свои реформы с «общим духом» народа, предоставляя ему самому изменять свои обычаи там, где законы оказались бы излишни По мысли французского просветителя, искусство законодателя заключается в его умении вписать жизнь человеческого общества в незыблемую рамку, определенную комплексами как физических, так и моральных причин.
В этих размышлениях Монтескье со всей очевидностью обнаруживается внутренне не всегда совершенный компромисс между натурализмом и рационализмом, только в пределах которого в век Просвещения был возможен синтез естественно-правового и реалистически-эмпирического направлений мысли. Испытав на себе влияние философии сенсуализма Дж. Локка, автор «Духа законов» совершает переход от метафизического рационализма к рационализму эмпирическому. Он предлагает собственную интерпретацию свободы законодателя как осознанной необходимости, открывая тем самым путь историческому мышлению, обратившему свое внимание на понятия индивидуальности и развития, а также новой теории права, отличной от метафизических учений школы естественного права.
Обратившись в своей вступительной речи к образу мифического законодателя, заимствованному им у Монтескье, Порталис замечает далее, что в деспотических государствах, где правителю принадлежит все имущество его подданных, не существует ни частной собственности, ни свободы. Там возникает необходимость не столько в законах, сколько в судьях и палачах, карающих за неповиновение деспоту. Но в тех странах, где индивиды обладают гражданскими и политическими правами, а их имущество находится под надежной защитой, законодатель вынужден, принимая во внимание все разнообразие общественных отношений, регулировать их через посредство создаваемых им законов. «Отсюда возникает, — развивает свою мысль Порталис, — та скрупулезная предусмотрительность, которая обнаруживает себя в кодексах цивилизованных наций, умножая частные случаи и, кажется, представляя собой искусство самого разума»2.
Тем не менее, будучи членом комиссии по выработке проекта такого кодекса, он предвидит возможные неблагоприятные последствия чрезмерного нормирования различных сторон общественной жизни. Кроме того, сами потребности человеческого общества так изменчивы, интересы инди-
1 Ibid. P. 648.
2 Projet de code civil presente par la commission nommee par le gouvernement le 24 thermidor an 8. Discours preliminaire de Portalis // Ibid. P. 18.
видов разнообразны, а общение между ними носит настолько активный характер, что законодатель, по справедливому замечанию Порталиса, просто не в состоянии позаботиться обо всех проявлениях действительной жизни. Но даже в тех из них, на которые он обращает свое внимание, скрывается множество нюансов, нередко ускользающих от его взгляда. Способность определить в каждом эмпирическом явлении заключенные в нем принципы, наиболее полно отвечающие требованиям общественного блага, и облечь их затем в правовую форму, составляет, по мысли Порталиса, особую науку, которую законодателю необходимо постигнуть прежде, чем приступать к проведению реформ.
Концептуальное осмысление природы законодателя и законодательной политики, предпринятое Монтескье, переступило, таким образом, границы века Просвещения, оказав непосредственное влияние на представления о правовых реформах не только философов-просветителей, но и юрис-та-практика, ставшего законодателем.
Занин С.В.,
кандидат исторических наук, профессор, зав. кафедрой теории и истории государства и права Самарского муниципального университета Наяновой
ИДЕАЛ «ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ МОНАРХИИ»
ВО ФРАНЦУЗСКОМ ПРОСВЕЩЕНИИ НАЧАЛА 50-х гг. XVIII в.
Политическая мысль французского Просвещения 50-х гг. XVIII в. стремилась к созданию светской политической науки, имея своей предшественницей сочинения юристов «школы естественного права». Один из самых знаменитых ее представителей в XVII в. Самюэль Пуфендорф считал, что науке «естественного права следует абстрагироваться от соображений, которые вытекают из Священного Писания»1. В XVIII в. эта традиция светской политической науки обратила на себя внимание мыслителей французского Просвещения. «Литературная корреспонденция», издававшаяся в это время журналистом Ф,-М. Гриммом, приветствовала публикацию трактата о государственном праве женевского юриста Жана Бюрламаки, отмечая в качестве основного достоинства этого произведения «свободное рассмотрение вопроса о взаимоотношении религии и суверенной власти»2.
1 Samuelis Pufendorfii De officio hominis et civis secundum legem naturalem libri duo. Francoforti et Lipsiae, MDCCLIII. Prefatio auctoris.
2 Correspondence litteraire de Grimm, Raynal etc. Ed. M Tourneaux. Paris, 1876. T. 2. Fevrier
1751.
Аналогичные идеи высказывались в трактате «О Духе Законов» Монтескье, опубликованном в 1748 г. в Женеве. Он открывался «Предуведомлением», в котором его автор отмечал, что под «добропорядочным человеком» (hon-nete homme) нужно понимать не христианина, а человека, обладающего «политическими добродетелями». Трактат содержал решительную критику божественного происхождения суверенной власти По мнению Монтескье, «мораль и политика должны быть светскими»2. Абстрагируясь от теологических концепций в политике, он ставил во главу угла анализ институтов общества и позитивного права, механизма их практического функционирования3.
По Монтескье, каждой форме правления соответствуют нравственные устои общества (ressorts), которые поддерживаются «конституционным механизмом»4. В соответствие с этой точкой зрения, он характеризовал и свой идеал монархии. Он полагал, что «честь» должна «приводить в движение все части политического организма в монархическом государстве и связывать их этим действием, чтобы каждый содействовал общему благу, считая, что поступает ради своей частной пользы (interet)»5. Безусловно, в этих рассуждениях не было места теологии. Согласно Монтескье, искусство законодателя состоит в том, чтобы направлять поступки людей в нужное русло. «В хорошо устроенной монархии, — писал Монтескье в заметках для себя, — подданные чувствуют как рыбы в большой сети. Они плавают без принуждения, считая себя свободными, а между тем они пойманы»6. Поэтому в его учении свободный поступок человека тождествен поступку в соответствии с предписанием закона: «Свобода есть то, что позволяет делать закон» и установленный им «порядок»7.
Каков конституционный механизм функционирования такой монархии? Монтескье указывал на «смешанное правление», которое представлялась ему то «в виде английской системы разделения властей, то в виде французской системы равновесия опосредующих организмов государства». Но, при всем различии этих примеров, он стремился к тому, чтобы с помощью «конституционных средств... защитить права каждого против любых форм произвола», установив своего рода рамки, в которых должно действовать государство 8. Монархический идеал Монтескье состоял в устройстве государства, в котором «равновесие организмов» обеспечивает невмешатель-
1 Montesquieu Ch.-L.De Secondat. Considerations sur les grandeurs et la decadence des remains. XXII// Oeuvres completes de Montesquieu. Paris, 1964. P. 483. Groethuysen B. La philosophie de la Revolution franfaise. Paris, 1964. P. 34 et sq.
2 MometD. Les origines intellectueles de la Revolution franfaise. Paris, 1951. P. 7.
J EhrardJ. Politique de Montesquieu. Introduction. Paris, 1963. P. 38.
4 EhrardJ. Politique de Montesquieu. P. 33.
5 Montesquieu Ch.-L. De l'Esprit des Lois. L. Ill, Ch. 7 //Oeuvres completes de Montesquieu. P. 538.
6 Ibid. P. 118.
7 Staribinski J. Montesquieu. Paris, 1991. P. 36.
E EhrardJ. Politique de Montesquieu. P. 33—36, 38.
