CC BY
76
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. Ля 29 (210).
Филология. Искусствоведение. Вып. 47. С. 71 77.
3. Я. Карманова
М0НАДНЛЯ СУЩНОСТЬ СЛОВА
Явленность феноменологических начал во внутренней форме слова позволяет усматривать в нем монадную сущность. Как монада слово (про)являет себя через системный ряд принципов, категорий и признаков монадности: перцептивность, рефлексивность, эволюци-онность. динамичность, диалектичность, энергийность и др.
Ключевые слова: рефлексия, монада, внутренняя форма слова, рефлексивный вектор, рефлексивность, речемыслительный континуум, восприятие, внутренний импульс, смысл,
смысловая энергия.
«Этот мир как такой (т. е. внешний и вещественный) бесспорно есть только видимость, а не действительность» [17. С. 416-424]. Внешность слова не является его истинной действительностью. Слово есть феномен (от греч. рЬатотепоп - являющееся). В феноменологии Э. Гуссерля феномены представляют собой глубинные данности человеческого сознания, которые имманентны ему. По М. К. Мамардашвили, феномен - это «такое явление, которое дано нам в какой-то материальной форме, и одновременно внутри своей же материальной формы, не требуя никаких опосредований, само о себе говорит» [12. С. 9]. Слово не существует вне сознания и вне речемыслительного континуума человека, и в своей истинной феноменологической сущности оно должно пониматься в его явлен-ности в сознании или сознанию человека, и к нему применимо феноменологическое описание. Понимание и интерпретация содержания внутренней формы слова возможны лишь в феноменологической парадигме, т. е. в терминах, понятиях и категориях деятельности сознания. Внутренняя форма слова является проекцией актуализованных в процессе речемыслительной деятельности актов, функций, состояний и модусов сознания. Явленность феноменологических начал во внутренней форме слова позволяет усматривать в нем монадную сущность.
Со времен античной философии понятие монада (от греч. топаз - единица, единое) понимается в качестве исходного мирообьясня-ющего принципа и конститутивного элемента бытия (Пифагор, Платон, Николай Кузанский, Дж. Бруно, Лейбниц, Э. Гуссерль, А. Ф. Лосев и др.). Монада определяется как нематериальная самостоятельная и деятельная единица бытия, духовная субстанция и психическая
сущность. В монадологии Г. Лейбница монады предстают как простейшая психически активная субстанция, не имеющая частей и не распадающаяся на части, а также как «метафизические точки» и «духовные единицы бытия», наделенные целым рядом определяющих свойств (общих и конкретных), отличающих одну монаду от другой и реализующих заложенную в них программу [8]. В философской концепции П. Флоренского человек наделен статусом Я-монады, а сама монада предстает как «мнош-единая су щность» [19. С. 3251. Монадная сущность слова проявляется через целый ряд имманентных онтологических принципов, категорий и свойств монадности.
К основополагающим свойствам монад Лейбниц относил перцепцию как смутное неосознаваемое восприятие и представление в сознании какого-либо содержания и апперцепцию как ясное и отчетливое, осознанное видение душой этого содержания. Как истинная первооснова речемыслительного универсума и универсума языкового существования человека слово обладает онтологической имманентной способностью восприятия и представления окружающей действительности, которая проявляется во внутренней форме слова с разной мерой ясности, четкости и определенности и во всем объеме человеческой мысли. Эта способность обнару живает себя вовне в (разно-/много-)образии (мета) смыслового потенциала слов в дискурсе, в широком спектре разновидностей слов, в стилистическом и риторическом аспектах их употребления в дискурсе. Слово является самоорганизующейся нелинейной, незамкнутой, открытой к восприятиям сущностью. Это - структура дискурса, «по-своему, единственно ей свойственным образом воспри-
нимающая. отражающая и создающая в себе мир» [3. С. 273].
В монадологии Лейбница определенную роль играют малые восприятия: «...действие малых восприятий гораздо более значительно, чем это думают Именно они образуют те, не поддающиеся определению вкусы, те образы чувственных качеств, ясных в совокупности, но не отчетливых в своих частях, те впечатления, которые производят на нас окружающие нас тела...» [8. С. 54]. В речемыслительном континууме человека малые восприятия находят свое выражение, в частности, в суффиксальной парадигме языка, представляющей один и тот же предмет в различных ракурсах и нюансах (уменьшительность, у величитель-ность, оценочность, экспрессивность, ласка-тельность, пренебрежительность и т. д.), например, дочь - дочка - доченька - дочурка
- дочурочка - дочушка; береза - березка - березонька - березушка.
По Лейбницу', «всякая монада есть живое зеркало, наделенное внутренним действием, воспроизводящее универсум со своей точки зрения и упорядоченное точно так же, как сам универсум» [8. С. 405]. Лейбниц считал, что в монаде «... все рождается из её собственных источников, путем полной самопроизвольности в отношении к ней самой и, однако, при полном соответствии с внешними вещами. <...> В них есть самодовление, которое делает их источником их внутренних действий и, так сказать, бестелесными автоматами», причем все изменения в монадах «исходят из внутреннего начала, так как внешняя причина не может иметь влияния внутри монады» [8]. В соответствии с «принципом достаточного основания», сформулированным Лейбницем («ничто не происходит без достаточного основания»), онтологическим имманентным основанием существования и функционирования (мета)смысловой матрицы слова является рефлексивность сознания и, соответственно, рефлексивность слова, поскольку слово является непосредственной функцией и структу рной единицей сознания. Рефлексия представляет собой направленную энергию сознания (рефлексивные токи сознания), актуализующую движение в смыслах и к смыслам (понимание), и является онтологическим имманентным свойством сознания. Как монадная су щность слово способно проявлять свою активность в речемыслительном контину уме, поскольку обладает некоторым
внутренним импульсом, который обеспечивает его жизненную силу.
Рефлексивность - энергийная категория и энергийно-подвижная реальность слова. Рефлексивность слова предполагает его способность осу ществлять смысловые движения и изменять свою (мета)смысловую матрицу в соответствии с целями и контекстом коммуникации. Именно рефлексивность слова является тем движущим принципом, внутренним импульсом слова и той «изначальной силой», которая обеспечивает все внутренние процессы в жизни и функционировании слова-монады. Рефлексивность слова предполагает способность слова к саморастождествлению, самонастройке или самокорректировке своей (мета)смысловой матрицы относительно широкого спектра онтологических составляющих речемыслительной деятельности человека, в результате чего матрица может изменять свою конфигурацию, обретая или утрачивая векторы мысли (рефлексивные векторы). Процесс коммуникации осуществляется в контексте непрерывных рефлексивных движений и пульсаций внутри (мета)смысловых матриц при непрерывной ориентации и фоку сировке слова относительно различных структур, полей, центров, состояний и модусов сознания.
Рефлексивность слова предполагает его энергийность. Понимание энергийной природы слова возможно через энергийное понимание его смыслов, или смысловую энергию. По Плотину, энергия - полнота смысловых сил. А. Ф. Лосев определяет энергию как «соотнесенность смысла во всех его видах» [10. С. 36]. «Энергия сущности есть смысловая изваянность сущности, неотделимая от самой сущности, но отличная от нее» 19. С. 1881. Смысловая энергия, обусловленная движением рефлексии в смыслах и к смыслам в нейросети мозга, составляет жизненное содержание слова. Онтологической имманентной функцией слова в речемыслительном континууме является стремление (вы-)(про-)явить свою «гэнергийно-смысловую» сущность (термин А. Ф. Лосева), и потенциал смысловой энергии может варьироваться в широких пределах. По А. Ф. Лосеву, энергийная сущность слова явлена как ноэтическая энергема [9. С. 76], и художественная форма «струится» своими смысловыми энергиями». Таким образом, внутренняя форма слова предстает в контексте энергии мысли или смысловых энергий, стихии смысловых энергий, векто-
ров смысловой энергии, разных потенциалов смысловой энергии, в ее способности образования новых смыслов, разрастания смыслов и образования смысловых связей и отношений. Энергия сознания перераспределяется не равномерно по всему полю (мета)смысловой матрицы слова, а избирательно, что определяет нелинейные свойства слова. Качество и диапазон смысловых трансформаций во внутренней форме слова может варьироваться в широких пределах.
(Мета)смысловая матрица формируется в нейросети мозга через образование, пере-структуризацию и перезагрузку рефлексивных векторов относительно смыслового ядра слова (денотат), которые поддерживаются энергетически. Таким образом осуществляется самоструктурированис (мета)смысловой матрицы слова и реализуется синергетический принцип «единство через разнообразие». Не поддерживаемые энергетически рефлексивные векторы во внутренней форме слова угасают, при этом инициированные изнутри спонтанные изменения не разрушают сущностное единство слова-монады, а амплитуда изменений является показателем его активности. «В простой монаде есть множественность, источник внутреннего действия, это - нечто единое, беспредельное, принципиально неделимое, обессмысливающее представление "часть - целое’5» [18. С. 208]. (Мета)смысловая матрица слова может варьироваться от предельно простой до сложноорганизованной. «Внутренняя форма находит себе “выражение”, но не имеет своей постоянной 'внешности”» [23. С. 83].
Активность, перезагрузка и переструкту-ризация внутренней формы слова проявляется в слове, в частности, через его капитализацию. являющуюся фактором изменения внутренней формы слова, например: «человек» уэ «Человек». Активность слова проявляется также через параметры динамичности, напряжения и интенсивности. Лейбниц отмечал, что «...в простой субстанции должна существовать множественность состояний и отношений, хотя частей она не имеет» [8. С. 414]. Слово отвечает и этому принципу монадно-сти. «Значения напряжения и интенсивности некоторых элементов языкового мышления выступают наиболее выразительно в области семантики, как со стороны интеллектуальной, умственной, внечувственной, так и, прежде всего, с чувственной стороны. Некото-
рые ассоциации внеязыковых представлений с представлениями языковыми надо считать с этой точки зрения особенно сильными, выпуклыми, выпирающими, а в определенных условиях общественной жизни - даже взрывающимися» [1. С. 323]. В следующем высказывании Л. С. Выготского в предисловии к книге «Мышление и речь» (1982) очевиден метасмысл интенсивности и напряженности мысли: «Настоящая работа представляет собой психологическое исследование одного из труднейших, запутаннейших и сложнейших вопросов экспериментальной психологии вопроса о мышлении и речи».
Развитие монад происходит в соответствии с принципом непрерывности, присущим всем монадам. «Я принимаю также за бесспорную истину, что всякое сотворенное бытие - а следовательно, и сотворенная монада - подвержено изменению и даже что это изменение в каждой монаде беспрерывно» 18. С. 413—429|. Как монадная сущность слово может характеризоваться по параметрам непрерывности, эволюционное™ и развития. Свидетельством реашзации принципа непрерывности в слове, связанной со значительными смысловыми подвижками и сдвигами, может служить слово ‘силлогизм’. «На древнегреческом языке “5у110§05,! означает “беседа”, то есть не то, что мы сейчас называем логической цепочкой доказательства, “силлогизмом”» [16. С. 30]. Очевидно, что такие драматические смысловые сдвиги во внутренней форме слова возможны лишь в эволюционнохм контексте, непрерывности и длительности.
Лейбниц отождествлял саморазвитие монад с ростом их самопознания. Стремление
- еще одно основное метафизическое свойство монады, выражающееся в направленности к достижению цели и обусловливающее динамические аспекты в жизнедеятельности монад. Лейбниц связывал стремление с духовностью. называя духовность стремлением |8. С. 373—3751. Являясь онтологическим имманентным внутренним импульсом, стремление обеспечивает качественную бесконечность смысловых актуашзаций слова, поскольку' способно передавать все движения, связи и отношения мыслей. Феноменологический анализ внутренней формы одного и того же слова относительно разных исторических срезов в жизни общества позволяет усмотреть изменения и смысловые подвижки в его содержании. Например, рабфак во времена
А. С. Макаренко у в рабфак в современном представлении, перестройка в ее изначальном понимании в 80-е годы уэ перестройка в настоящее время, ширять в значении "ничем не стесняемой свободы' и ’высоко и привольно летать" во времена А. А. Потебни у в ширять в современной действительности, когда слово связывается с наркотической зависимостью, и т. д. Таким образом, слово-монада стремится передать (у-)стремления языковой личности, времени, истории, социума.
Применительно к монадам Лейбниц сформулировал принцип индивидуации. который в философии также называется принципом многоразличия и дифференцированное™: «...Каждая монада необходимо должна быть отлична от другой. Ибо никогда не бывает в природе двух существ, которые были бы совершенно одно как другое и в которых нельзя было бы найти различия внутреннего или же основанного на внутреннем определении» [8. § 9]. Как монадная сущность слово принципиально никогда не бывает тождественно себе - смысловая определенность слова относительна. (Мета)смысловая матрица слова характеризуется уникальностью своих актуализаций относительно каждой ситуации или контекста. Одно и то же слово (про)являет в каждом конкретном контексте, в каждой конкретной ситу ации и в каждый данный момент («здесь-и-сейчас») уникальную совокупность (мета)смысловых рефлексивных векторов. Принцип индивидуации реализуется в заглавии одного из разделов книги Г. Хакена «Хаос, хаос, хаос», в котором сам автор отмечает смысловую нетождественность этих слов [22. С. 203].
Монада, по Лейбницу, - это «малый мир» или «сжатая вселенная», и в ней специфическим образом заключены тотальные свойства мира и вселенной через масштабную инвариантность или фрактальность, самоподобие и всеобщую согласованность. В частности, фрактальность обнаруживает себя в ряде пословиц и поговорок: «Каков поп, таков и приход», «Один за всех, и все за одного»; в стихах («Дом, который построил Джек»); в стилистических приемах (метонимия, синекдоха) и др.
В уюнадологии Лейбница монада является предельным выражением идеи системности, и она постигается через ее место в системе отношений, но и система определяется через монаду. Каждая монада представляет собой
свой особый мир, в котором отражаются другие монады. Как монадные сущности слова способны всту пать в отношения, «общаться» дру г с другом, отражаться друг в друге и связываться между собой. В качестве примера могут служить так называемые «слова-бумажники» (метафора Делеза), являющиеся двусмысленными знаками, содержание которых строится на основе синтеза и дизъюнкции, т. е. на основе «дизъюнктивного синтеза», и предполагает разные прочтения («бифуркационный выбор»), когда слово «раскрывается» навстречу бесконечным предикатам, утрачивая свой единый смысловой центр. Например: Расссрль’ - слово, построенное на синтезе двух онтологических текстов, стоящих за именами ‘Рассел’ и ‘Гуссерль’ |11. С. 239], или ‘катастройка’ (катастрофа + перестройка). Понимание таких стру ктур предполагает интерпретацию затоженных в них смыслов, при которой «человек не механически считывает, а творчески распаковывает континуум смыслов...» [13. С. 14].
Лейбниц относил монады к «духовным единицам бытия». Слово также может быть отнесено к духовным единицам речемыслительного континуу ма, и можно говорить о духовности слова в той мере, в какой сама языковая личность является таковой. Существуют слова «положительной направленности духа» и «отрицательной направленности духа» (термины Н. А. Бердяева). Употребление мата в речи свидетельствует о «низко-сти» духа личности, поскольку неформальная лексика ассоциируется с асакральностью и нелегитимностью определенных понятий в социуме. К словам «положительной направленности духа» могут быть отнесены ‘Бог’, ’Родина’, ‘образование’, ‘любовь’, ‘.хлеб’, ’книга", цветок’ и др. В высказывании Эпикура: «Имей всегда в своей библиотеке новую книгу, в погребе - полную бутылку, в саду
- свежий цветок», - очевидно осознавание духовного начала слов ’книга’, ‘бутылка’, ’цветок’. Этот же пример свидетельствует об относительности духовного начала в содержании слов (например, ‘бутылка’).
Монадам присущ темпомир. Темпомир -это автономный событийный фрагмент мира, онтологичсскиУ1и конструктами которого являются время, динамика, интенсивность, темп, пространство, энергия, информация и др. Понятие темпомира базируется также на констру ктах системы и иерархии, и к нему
применимы все конструкты синергетики. В философии и психологии существу ет понятие 'темпомир личности’, характеризующееся по параметрам собственного темпа, (био)ритма, жизненной энергии, деятельности, деятельности сознания и т. д. Каждая языковая личность живет в своем собственном уникальном темпомире, и каждое ее слово как онтологическая имманентная единица сознания и автономный фрагмент речемыслительного континуума обнаруживает вовне свой особый нелинейный темпомир, характеризующийся специфическими пространственновременными представлениями, собственным внутренним ритмом, темпом развития, скоростью восприятия, динамичностью, эволю-ционностью, пульсацией смысловой энергии и «энергийно-смысловым» потенциалом. К специфическим синергетическим параметрам темпомира слова могут быть отнесены смысловые флуктуации, смысловая бифуркация, ветвление и разрастание смыслов, смысловая энтропия, смысловая диссипация, смысловой хаос и др. Медленный темпомир обнаруживают автоматизмы, т. е. устойчивые языковые структуры с отрефлектированной внутренней формой. Оригинатьные риторические и стилистические структуры свидетельствуют об убыстренном темпомире сознания и, включаясь в сознание языковой личности, способны приводить энергию мысли в действие. Например, высказывание Гертруды Стайн: «А rose is a rose is a rose is a rose», - предполагает смысловое становление, связанное с обращением к прошлому опыту переживаний, транс-цендированием, прорывом к новым смыслам и переживанием сущности сказанного.
Темпомир - относительный конструкт, и с ним могут быть связаны подъемы и спады различных параметров темпомира и различные трансформации духа. «Вообще говоря, ничто не исчезает, но все продолжает гореть в ином, медленном и мало ощутимом для нас темпомире» [7. С. 50]. Сознание имеет сложную иерархическую организацию, способную соорганизовывать разные темпомиры. Настоящее, Прошедшее и Будущее могут пониматься в психологическом смысле. Б. Рассел писал: «‘'Настоящее7’ и “прошедшее” являются первичными психологическими терминами в том смысле, что включают различные причинные связи между говорящим и тем, что он говорит» [15. С. 123]. Субъективная система координат «здесь-сейчас-я» обусловливает
отражение динамики и интенсивности психических состояний языковой личности во внутренней форме слова. Как отмечает П. Рикёр, истина заключается в том, что мы «сами есть тут-бытие», и «отныне “тут-бытие” может выдавать себя за творца языка» [14. С. 360]. Б. Рассел писал: «"Я-сейчас” обозначает множество событий, а именно все те события, которые происходят со мной в данный момент» [15. С. 1241. К. Бюлер говорит о системе координат субъективной ориентации «здесь-сейчас-я», во власти которой находятся и всегда будут находиться все участники общения, как об «указательном поле языка в непосредственном общении», связывая ее с «пластичностью смысловых сфер». Фиксация в субъективном опыте структур пространства, времени и скорости изменения психических состояний осуществляется в соответствии с личностными или жизненными смыслами [2. С. 95, 136].
Язык представляет собой, по В. Гумбольдту, «особую область бытия, реализующуюся всегда только в сиюмину тном мышлении» [4. С. 83]. Внутренняя форма слова существует и формируется в рефлексивном континууме переживаемого времени и переживаемого пространства в условиях разной интенсивности психических состояний. Мозг как самоорганизующаяся система вырабатывает соответствующие состоянию языковой личности пространственно-временные паттерны. Как отражение психических состояний переживаемого времени и пространства, по В. С. Соловьеву, «... слово есть и надвременное и над-пространственное». Концепция субъективного (психологического) времени восходит к Св. Августину и исходит из понимания времени в контексте имманентных состояний и переживаний души. Пространственновременная реальность имеет смысловое измерение, которое осуществляется каждой языковой личностью в каждой конкретной ситу ации, когда пространство и время могут обретать статус событийных категорий. Человеческий разум «изобрел» широкий спектр риторических и стилистических возможностей для отражения и выражения всех психических состояний и переживаний человека, в частности через образность. В. П. Зинченко считает, что «слово, образ и действие имеют не только свои постоянные времени, они творят свое время, реорганизуют его»; «поэтому перед человеком всегда стоит рефлексивная
задача дифференциации им самим порожденной реальности, в том числе собственных образов пространства и времени, от действительности». «В образе, по сравнению со словом и действием, происходит максимальная концентрация времени» [5. С. 20-46].
По данным экспериментальной психологии, у человека, испытывающего положительные эмоции, субъективное течение времени убыстряется, при отрицательных эмоциональных переживаниях происходит субъективное замедление времени. Соответственно, можно говорить о «трагическом ускорении ду ши» и «трагическом замедлении души». В феноменологической концепции времени преодолевается противоречие между субъективным и объективным временем, и время предстает во всех его ипостасях. «Временность обнажается как смысл собственной заботы» [21. С. 326]. Феномен «трагического замедления души» с образованием субъективных пространственно-временных представлений описан у К. Воннегута: «В теплушке одни вставали с пола, другие ложились. Билли тоже собрался лечь. Славно было бы поспать. В вагоне было темным-темно, снаружи - та же темнота. Вагон, казалось, шел со скоростью не более двух миль в час. Ни разу поезд не ускорил ход. Много времени проходило между одним стыком рельса и другим. Раздавался стук, потом проходил год, и раздавался следующий стук» (К. Воннегут «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей»). Еще один пример из Гоголя: «Дама везла только что услышанную новость и чувствовала побуждение непреодолимое скорее сообщить ее. Всякую минуту выглядывала она из окна и видела, к несказанной досаде, что все еще остается полдороги. Всякий дом казался ей длиннее обыкновенного; белая каменная богадельня с узенькими окнами тянулась нестерпимо долго, так что она наконец не вытерпела не сказать: “Проклятое строение, и конца нет”» (Н. В. Гоголь «Мертвые души»).
Как монадная сущность слово способно охватить всю (без исключений) парадигму состояний, переживаний, чувств и ощущений языковой личности: «вневременное зияние между двумя моментами времени» (М. М. Бахтин); мегамиг (В. Л. Рабинович); дантовское стояние времени; персонифицированное время; экстатические модусы времени как то, что бытует вне себя (М. Хайдег-
гер); «акт когито» как момент привилегиро-вания настоящего, истинное время, связное время, вертикальное время (М. К. Мамар-дашвили) и др. М. Хайдеггер считает, что, поскольку «учение о значении укоренено в онтологии здесьбытия», необходимо переориентировать языкознание на «онтологически более изначальные фундаменты» 120. С. 291. Темпомиры вырабатывает сам человек под влиянием внутренних ментальнорефлексивных ритмов.
По Лейбницу, каждая монада находится на определенной стадии своего развития, и потому, с одной стороны, детерминирована своим прошлым, а с другой - «беременеет» будущим. Слово-монада способно являть вовне встречу или «касание темпомиров». В своих воспоминаниях Марина Влади о В. Высоцком пишет: «А потом ты сидишь за столом, будто зачарованный белым сиянием лампы. Вдруг взрыв страшнейших проклятий. Есть! Ты нашел! <... > И под утро <... > ты, торжествуя, читаешь мне труд твоей ночи». Здесь очевидно живое симультанное восприятие и ощущение прошлого. Другой пример соотнесения темпомиров в слове ‘Ушел!’ в его повелительной функции. Здесь очевидно сопряжение настоящего и будущего с прошедшим, обусловленное психологическим контекстом и причинно. Особый темпомир слова формируется как функция синергии разнонаправленных временных векторов мысли и как стихия смысловых энергий, связанная с образованием специфических смысловых связей и отношений. «Слово очерчивает границей смысловой определенности взаимодействие и взаимообщение смысловых энергий разных онтологических планов и приводит к определенности эту энергийную событийность. Это обстоятельство требует анализа энергийной природы слова» [6].
Концепция темпомира слова до сих пор не разрабатывалась, хотя в ней может заключаться ответ на многие проблемные вопросы лингвистики, поскольку истинная действительность слова проявляется также через параметры его темпомира. Как монадная сущность слово отражает внутренний мир человека. Принцип монадности является универсальным и основополагающим для философии языка, философии языковой личности и философии языкового существования человека.
Список литературы
1. Бодуэн де Куртенэ, И. А. Избранные труды по общему языкознанию. Ч. 2. М. : Изд-во Акад. наук СССР, 1963. 391 с.
2. Бюлер, К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М. : Прогресс, 1993. 528 с.
3. Виноградов, В. В. История слов. М. : ТОЛК, 1994. 1138 с.
4. Гумбольдт, В. фон. Избранные труды по языкознанию. М. : Прогресс, 2000. С. 35-298.
5. Зинченко, В. П. Живое время (и про-странство)втечениифилософско-поэтической мысли // Вопр. философии. 2005. № 5. С. 2046.
6. Карпицкий, Н. Н. Присутствие и трансцендентальное предчувствие. Томск : Изд-во Том. ун-та, 2003. 192 с.
7. Князева. Е. Н. Жизнь неживого с точки зрения синергетики / Е. Н. Князева, С. П. Кур-дюмов // Синергетика. Т. 3. М. : МГУ, 2000. С.39-61.
8. Лейбниц, Г. В. Монадология // Лейбниц, Г. В. Сочинения : в 4 т. Т. 1. М. : Мысль, 1982. 636 с.
9. Лосев, А. Ф. Философия имени. М., 1997. 255 с.
10. Лосев, А. Ф. Форма - Стиль - Выражение. М. : Мысль, 1995. 944 с.
11. Мамардашвили, М. К. Картезианские размышления. М.: Прогресс ; Культу ра, 1993. 352 с.
12. Мамардашвили. М. К. Необходимость себя. Лекции. Статьи. Философские заметки. М. : Лабиринт, 1996. 432 с.
13. Налимов, В. В. Разбрасываю мысли. В пути и на перепутье. М. : Прогресс-Традиция, 2000. 344 с.
14. Рикёр, П. Конфликт интерпретаций : очерки о герменевтике. М.: Academia - Центр ; Медиум, 1995. 415 с.
15. Рассер, Б. Искусство мыслить. М. : Идея-Пресс ; Дом интеллектуал, кн., 1999. 240 с.
16. Розеншток-Хюсси. О. Язык рода человеческого. М. ; СПб. : Университет, кн., 2000. 607 с.
17. Соловьев, В. С. Безусловное начало бытия. М. : ДеКА. 2004. ЗЗЗ’с.
18. Тарасенко. В. В. Фрактальная геометрия природы // Синергетическая парадигма. Многообразие поисков и подходов. М. : Прогресс-Традиция, 2000. С.191-214.
19. Флоренский, П. У водоразделов мысли. Т. 2. М. : Правда, 1990. 447 с.
20. Хайдеггер, М. Работы и размышления разных лет. М. : Гнозис, 1993. 464 с.
21. Хайдеггер, М. Бытие и время. М. : Ad Margincm, 1997. 451 с.
22. Хакен. Г. Принципы работы головного мозга : (Синергетический подход к активности мозга, поведению и когнитивной деятельности). М. : ПЕР СЭ, 2001. 351 с.
23. Шлет. Г. Вну тренняя форма слова. М. : Гос. Акад. худож. наук, 1927. 217 с.
