CC BY
76
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 39 (177).
Филология. Искусствоведение. Вып. 38. С. 76-84.
З. Я. Карманова
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ КОНТЕКСТА
Несмотря на всеобщее признание контекста в качестве онтологической категории дискурса, проблема контекстуальной обусловленности слова дискурса остается нерешенной. Контекстуальная реальность должна рассматриваться в ее преломленности в сознании языковой личности (феноменологический подход) Она неоднородна (радикальные и нерадикальные реальности, а также разные степени реальностей) и находит свое отражение и выражение во внутренней форме слова дискурса через явленные в ней векторы мысли. Языковая личность в ее феноменологической сущности является первичным значимым радикальным контекстом речемыслительной деятельности.
Ключевые слова: феноменология сознания, радикальные и нерадикальные типы контек-
ста, феноменология внутренней формы.
Траектория мысли является функцией онтологии языковой личности, которая мыслима лишь в определенных условиях, обстоятельствах или ситуации своего существования. Языковая личность, изъятая из определенных условий своего существования в каждый конкретный момент, так же как слово, изъятое из контекста содержания сознания языковой личности, - нонсенс. В основании коммуникации лежит контекст. Коммуникативной максимой дискурса является принцип адекватной ориентации языковой личности в каждой конкретной ситуации и обстоятельствах развертывания дискурса. Фактор конкретной заданности, многообразия актуализаций и имманентности контекста совершенно игнорируется в семантических анализах слова дискурса.
Все традиционные определения контекста в лингвистике являются формальными и абстрагированными, в силу чего все его проявления в дискурсе не «вписываются» в семантическую структуру слова. Например. контекст понимается как условия конкретного употребления языковой единицы в речи (письменной или устной), её языковое окружение, ситуация речевого общения, языковое окружение, в котором употребляется конкретная единица языка в тексте; или как совокупность лексических единиц, в окружении которых используется конкретная единица текста. Экстралингвистический контекст понимается как определенная система отсчета, обстановка, время и место, к которым относится высказывание, а также факты реальной действительности, знание которых помогает рецептору правильно интерпретировать значения
языковых единиц в высказывании. В более широком значении контекст понимается как среда, в которой существует объект. В других, более узких определениях контекст предстает как относительно законченный отрывок письменной или устной речи (текста), общий смысл которого позволяет уточнить значение отдельных входящих в него слов, предложений и т. п. Однако, несмотря на многообразие определений и представлений о контексте, нельзя не отметить, что всем им недостает стержневого универсального конструкта, который позволил бы определить: 1) характер контекстуально обусловленного содержания во внутренней форме слова; 2) удельный вес контекстуально обусловленного содержания во внутренней структуре слова дискурса или степень и меру насыщения слова контекстуально обусловленными векторами мысли; 4) специфику контекстуальных «следов» во внутренней форме слова и т. д. Необходимо понять внутренние механизмы преломления слова дискурса в каждом конкретном контексте.
В существующей литературе разграничивается внешний и внутренний (психологический) контекст (Ч. К. Огден и И. А. Ричардс). Однако такое разграничение обнаруживает существенный недостаток: в нем заключена редукция феноменологии любого акта познания, а именно преломленность в сознании языковой личности всех контекстуальных факторов, сопровождающих развертывание дискурса. «То, что мы называем объективной реальностью, - не внешняя реальность, по отношению к которой субъект ее познающий занимает внешнюю позицию (будь то созерцаю-
щий философ, испытатель-экспериментатор, или интерпретатор). Это реальность, в которой теряются дуализмы материи и сознания, субъекта и объекта, внешнего и внутреннего. Это реальность-процесс, в котором человек с его когнитивным аппаратом и нормами деятельности - звено и участник эволюции. Поэтому, то, что человек называет реальностью не внешняя реальность, и в то же время не внутренняя, не ментальная конструкция, это реальность, образующаяся на границе внутреннего и внешнего, на пересечении»1. В феноменологической концепции контекст понимается как онтологические рамки речемыслительной деятельности человека, преломленные в сознании языковой личности, т. е. все условия и обстоятельства развертывания дискурса рассматриваются в их явленности сознанию и преломленности сознанием языковой личности. Языковое сознание - «это та призма, сквозь которую человек смотрит на мир»2.
Перенос проблемы контекста и контекстуальной обусловленности слова дискурса в феноменологическую плоскость означает признание актуализации или наличия во внутренней форме слова дискурса определенных представлений (= векторов мысли или рефлексивных векторов), сориентированных относительно условий, обстоятельств и ситуации развертывания речемыслительной деятельности. Контекст - эта та реальность, которая в значительной мере диктует и предопределяет отбор векторов мысли (= рефлексивных векторов) в сознании языковой личности, участвуя таким образом в формировании конфигурации внутренней формы слова в соответствии с обстоятельствами или ситуацией развертывания дискурса. Сознание языковой личности «считывает» коммуникативно и ситуационно обусловленные векторы и проецирует их на внутреннюю форму слова. Формирование внутренней формы слова, так же как восприятие, понимание и интерпретация слова, всегда обусловлены контекстом, который может быть явным или неявным, однозначным или многоаспектным, широким или узким. Актуализация содержания контекста во внутренней форме слова осуществляется через включение соответствующих векторов мысли под влиянием целого ряда экстралинг-вистических факторов. Если исходить из того, что контекст является онтологическим имманентным условием выбора, корректировки и
фильтрации векторов мысли во внутренней форме слова, то можно предположить, что по содержанию внутренней формы слова дискурса, т. е. его (мета)смысловой структуре, можно моделировать контекст развертывания дискурса, и раскрытие содержания контекста должно осуществляться по линии перевода содержания слова на язык интеллекта. И наоборот, по контекстуальной информации возможно выстраивание и моделирование (мета) смысловой конфигурации внутренней формы слова.
Контекстуальная реальность неоднородна. Можно говорить о сложном комплексе реальностей. По мнению Х. Ортега-и-Гассет, различаются радикальные и нерадикальные типы реальностей и можно говорить о разных степенях реальности, при этом под реальностью понимается «все, с чем я вынужден считаться». Радикальная реальность для каждой личности, по определению Х.Ортега-и-Гассет,
- это собственная ее жизнь, и ей явлена «бескрайняя перспектива отличных от нее реальностей» - нерадикальные типы реальностей (например, жизнь другого)3. Дискурс развертывается по принципу адекватной ориентации языковой личности в каждой конкретной ситуации и обстоятельствах. Отсюда вывод: «говорить - значит употреблять определенный язык.. ,»4. Такая корректировка очевидна в следующем высказывании Н. Гумилева: «О своей любви мы можем рассказывать любимой женщине, другу, на суде, в пьяной компании, цветам, Богу»5. Х. Ортега-и-Гассет связывает ситуации такого плана, когда одна и та же реальность «расщепляется на множество отличных друг от друга реальностей» и рассматривается с разных точек зрения, с понятиями «духовная дистанция» и «шкала духовных дистанций». В этой шкале степень близости того или иного события соответствует степени затронутости чувств этим событием; степень же отдаленности, напротив, указывает на степень нашей независимости от события. Соответственно, различаются «живая реальность» и «созерцательная реальность»6. Каждая из реальностей диктует свой выбор векторов мысли, явленных во внутренней форме слова.
Языковая личность в ее феноменологической сущности является первичным значимым радикальным контекстом речемыслительной деятельности. «Потому что, будучи человеческими существами, мы неизбежно
вынуждены смотреть на Вселенную из того центра, что находится внутри нас, и говорить о ней в терминах человеческого языка, сформированного насущными потребностями человеческого общения. Всякая попытка полностью исключить человеческую перспективу из нашей картины мира неминуемо ведет к бессмыслице»7. Это - индивидуальноличностный контекст и индивидуальноличностное (само)выражение человека в слове дискурса. К индивидуально-личностным характеристикам индивида относятся: когнитивные процессы и свойства интеллекта, индивидуально-психологические особенности, активность и специфика саморегуляции, система Я, возрастные и гендерные характеристики, динамика психических состояний и пр.8 Индивидуально-личностный контекст предполагает актуализацию ряда личностноориентированных векторов мысли во внутренней форме слова. В концепции личностного М. Полани характеризует личностное как то, что «не есть ни субъективное, ни объективное»: «Поскольку личностное подчинено требованиям, которые оно само признает как нечто от него независимое, оно несубъективно; но поскольку оно есть действие, руководимое индивидуальными страстями, оно и необъективно. Оно преодолевает дизъюнкцию между субъективным и объективным»9.
Понятия «субъективное время» и «субъективное пространство» заключают в себе момент преодоления дизъюнкции между субъективным и объективным. Факты экспериментальной психологии свидетельствуют, что у человека, испытывающего положительные эмоции, субъективное течение времени убыстряется; при отрицательных эмоциональных переживаниях наблюдается субъективное замедление времени. Соответственно, можно говорить о «трагическом ускорении души» и «трагическом замедлении души». Феномен «трагического замедления души» описан у К. Вонненгута: «В теплушке одни вставали с пола, другие ложились. Билли тоже собрался лечь. Славно было бы поспать. В вагоне было темным-темно, снаружи - та же темнота. Вагон, казалось, шел со скоростью не более двух миль в час. Ни разу поезд не ускорил ход. Много времени проходило между одним стыком рельса и другим. Раздавался стук, потом проходил год, и раздавался следующий стук»10. К. Бюлер говорит о «пластичность смысловых сфер» и о системе координат
субъективной ориентации «здесь-сейчас-я», во власти которой находятся и всегда будут находиться все участники общения11.
Индивидуально-личностный кон-
текст коррелирует с понятием ментальнорефлексивный подчерк языковой личности, который характеризуется по параметрам неповторимости и уникальности, так же как отпечатки пальцев каждого человека. Корректировка внутренней формы слова дискурса с учетом ментально-рефлексивного подчерка языковой личности является важным онтологическим имманентным фактором коммуникации. Как отмечает Н. Бехтерева, при исследовании мозговой организации вербального творчества «.никакие высокие технологии сегодняшнего и завтрашнего дня не спасут от некоторого разнообразия в результатах в связи с индивидуальными вариациями стратегий и тактик мозга в “свободном полете” творчества, при решении задач, регламентированных (если!) только желанным результатом»12. Индивидуально-личностный контекст включает также стиль мышления, характерный для каждой отдельной языковой личности. «Стиль мышления - это открытая система интеллектуальных стратегий, приемов, навыков и операций, к которым предрасположена личность в силу своих интеллектуальных особенностей и ментального опыта, строения и функционирования мозга, системы ценностей, мотивации, темперамента и характера»13. Сформированный стиль мышления является интеллектуальным ресурсом личности и может служить индикатором уровня интеллектуальной зрелости и креативности. Профили стилей мышления (чистый стиль, комбинированный стиль, «плоский», прагматический, рационалистический стиль, аналитический и синтетический, реалистический и идеалистический и др.) являются ресурсом, участвующим в формировании конфигурации внутренней формы слова дискурса.
Согласно К. Юнгу, в психике индивида может доминировать одна из функций - экс-травертированное или интровертированное мышление14. Если исходить из факта принадлежности языковой личности к разным типам темперамента (интроверт vs экстраверт), которые являются типами темперамента с постоянными характеристиками схем ментально-рефлексивного действования, то во внутренней форме слова должны проявляться специфические векторы, отражающие
данные типы языковой личности. Экстраверт
- это тип личности, поведение который ориентировано вовне, на внешний мир и на окружающих. Типичный экстраверт, по Г. Айзенку, общителен, активен, уверен в себе, оптимистичен, импульсивен, имеет широкий круг знакомств и слабый контроль над своими эмоциями и чувствами, предпочитает социальные и практические аспекты жизни погружению в мир воображения и размышлений, легко самовыражается и целеустремлен. Ему необходимо внимание со стороны окружающих и участие в публичных выступлениях и мероприятиях. Его мнение подвержено влиянию общественного мнения. Экстраверт реализует себя посредством внешних стимулов. Соответственно, индивидуально-личностный контекст экстравертного типа и присущий ему экстериоризационный модус порождают ожидание во внутренней форме слова дискурса экстенсивного, эпифеноменального, реконструктивного, абстрагирующего, коммуникативного, интенционального (широкого диапазона актуализаций), эмоционального и др. векторов мысли.
Интроверт - это тип личности, ориентированный вовнутрь, на свой внутренний мир, с выраженным развитием «Я», памяти и воображения. Для него характерно стремление к одиночеству и внутренним размышлениям и переживаниям, творчество и наблюдение за процессом. Его поведение определяется внутренними факторами. Это мечтатель и фантазер, далекий от реальности, но отличающийся сосредоточенностью, стойкостью, упорством и независимостью. У него на все свое собственное мнение, он не умеет налаживать отношения, зажат и пассивен, не умеет добиваться целей. Внешний мир быстро вводит его в состояние перевозбуждения и апатии. Типичный интроверт реализует себя посредством внутренних источников активности. Соответственно, индивидуально-личностный контекст языковой личности интровертного типа предполагает актуализацию следующего ряда личностно-ориентированных векторов мысли во внутренней форме слова: интроспективный, эмпатический, категоризующий, интенсивный, трансцендентный, аксиологический, критический, ретроспективный, аналитический, конструктивный, при активном «включении» интеллектуальных чувств, воли, внимания, чутья (в том числе языкового) и интуиции, воображения, интериориза-
ции («вращивание» смыслов, по Л. С. Выготскому), памяти и др.
Система Я (самость) актуализуется через личностные метасмыслы эгоизма и эготизма во внутренней форме слова. Эготизм - преувеличенное мнение о себе, преувеличенное чувство значения своей личности и своих достоинствах (Большой Российский энциклопедический словарь). Эготизм является проявлением эгоцентризма личности и в речемыслительной деятельности проявляется в стремлении человека говорить о себе, «выпячивать свое Я». Высокий уровень эготизма свидетельствует об озабоченности человека своей персоной, своего Эго. Существует методика определения коэффициента эготизма (Кэ) в речи, где показателем эготизма являются предложения, в которых выражено стремление испытуемого говорить о себе. Коэффициент эготизма подсчитывается по формуле через отношение количества предложений эготического характера (Сэ) к общему количеству предложений, сказанных испытуемым во время беседы с партнером (Со). Полученный коэффициент эготизма интерпретируется по определенным ориентировочным шкалам, определяющих его уровень (высокий, средний, низкий)15. Так, например, в следующем высказывании проявляется высокий уровень эготизма: «Я помню, как я строил коммунизм: я искренне верил, что я могу построить коммунизм, у меня даже уши опухали, я все время там гонялся за горизонтом, хватал коммунизм за ноги, добивался каких-то результатов» («Итоги» от 3 марта 1998). Можно предположить, что внутренняя форма слова дискурса также находится под влиянием других темпераментных особенностей человека или психологических типов (сангвиник, флегматик, холерик, меланхолик). Интересно исследовать корреляции между внутренней формой слова дискурса и данными особенностями темперамента языковой личности. К контекстуальным факторам развертывания речемыслительной деятельности может также быть отнесен возрастной фактор языковой личности.
Как отмечает Ю. А. Сорокин, речевому поведению присуща «гендерная маркировка», что позволяет говорить о двух модусах
- феминолекте и маскулинолекте, каждый из которых имеет свою специфику. В частности отмечается, что женская речь более конкретна, эмотивна и тропологична, чем речь
мужчин. Феминолект обнаруживает предрасположенность использованию качественных прилагательных и прилагательных в превосходной степени, глаголы пассивного залога, конкретные существительные, союзы и наречия. Синтаксическая цепочка эллиптична, и для нее характерна инвективная лексика. Ма-скулинолект соотносится с клишированными инвективными высказываниями, абстрактными существительными, глаголами активного залога и переходными глаголами, прецедентными текстами. Синтаксисическая цепочка маскулинолекта континуальна, аддитивна и усложнена, и в ней больше императивности, вопросительности и отрицательности, чем у феноминолекта16. «Мужская позиция и «женская позиция» прослеживается также в оценках: «мужская позиция» характеризуется отрицательной аксиологической интерпретацией, «женская позиция» - положительной17. Как отмечает И. А. Стернин, женщины склонны повышать стилистический ранг слова18.
Говоря о контексте, нельзя не учитывать этнопсихолингвистический фактор. По Н. А. Бердяеву, homo sapiens входит в человечество не как человек вообще, а только как «человек национальный». По мнению Л. С. Лурье, все представители одного этноса обладают сходным менталитетом, понимаемым как «совокупность сознательных и бессознательных установок, сопряженных с этнической традицией»19. Соответственно, внутренняя форма слова дискурса не может не быть национально маркированной. В слове отражается национальный дух или этническая картина мира. Национально-специфические особенности во внутренней структуре слова обусловлены национально-культурной спецификой языкового сознания человека20. Отличительной особенностью содержания языкового сознания испанцев является идея личности, в то время как в русском языковом сознании человек представлен как обезличенная, абстрактная, приближающаяся как местоимению «он» сущность (Ю. Н. Караулов). Русский менталитет характеризуется значительной рефлексивностью, что находит ярчайшее отражение в работах Ф. М. Достоевского. Слово рефлексивно-маркированного дискурса способно будить рефлексию, возбуждать мысль и провоцировать движение рефлексии в смыслах и к смыслам (понимание). А. Вежбицкая отмечает значительную эмоциональную маркированность русского дискурса.
Как отмечает Н. Д. Арутюнова, в русской ментальности понятие «дорога» играет большую роль, чем в европейской культуре. Соответственно, во внутренней форме этого слова можно прогнозировать большее количество рефлексивных векторов. Например: «Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога!» (Н. В. Гоголь «Мертвые души»). Слово «дорога» воспринимается как преодолевшая «порог» или предел «овещест-вленности» сущность и обнаруживает (мета) смысловую перспективу. В нем отсутствуют «твердые» или готовые смыслы, заключен определенный смысловой глобализм и ощущается мощный «энергийно-смысловой потенциал» (по А. Ф. Лосеву). Оно символично, а в символе, по точному определению С. С. Аверинцева, есть «теплота сплачивающей тайны». Оно ассоциируется с надеждами, ожиданиями, переживаниями, что делает его событийным в жизненном контексте любого человека. В феноменологическом контексте можно говорить о наличии значительного ряда векторов мысли или рефлексивных векторов в его внутренней форме: трансцендентный (выход за пределы непосредственно данного), интроспективный, интенциональ-ный, Интенциональный (с большой буквы, по Дж. Серлю: привлекательное, значимое, полезное, необходимое, существенное), кате-горизующий, ретроспективный, абстрагирующий, экстенсивный, аксиологический, гносеологический и др. Оно также сопряжено с эмоциональным подъемом, интересом, воображением, ассоциациями, воспоминаниями и т. д. Наличие множества векторов мысли во внутренней форме данного слова делает его событийным, словом с высокой смысловой синергией.
По мнению некоторых авторов, «специфическое и неотъемлемое свойство явлений сознания определяется качеством субъективной реальности»21, и интеллект в общем смысле слова - это сгусток жизненного опыта каждого индивида и, в значительной степени, - всех его предшествующих поколений22. Наличный жизненный опыт языковой личности, несомненно, накладывает отпечаток на конфигурацию внутренней формы слова дискурса. «Переживания, мыслительные действия, сопровождающие усвоение слов, в свернутой или отрывочной форме могут сохраняться в логогенных структурах и служить своего рода “семантическими метками”»23. Описа-
ние механизма формирования маркированных жизненным опытом «семантических меток» во внутренней форме слова можно найти у К. Паустовского: «В это лето я узнал много нового - на ощупь, на вкус, на запах - много слов, бывших до той поры хотя и известными мне, но далекими и непережитыми. Раньше они вызывали только один обычный скудный образ. А вот теперь оказалось, что в каждом таком слове заложена бездна живых образов <...> Я, конечно, знал, что есть дожди моросящие, слепые, обложные, грибные, спорые, дожди, идущие полосами - полосовые, косые, сильные откатные дожди и, наконец, ливни (проливные) <...> Но одно дело знать умозрительно, а другое - испытать на себе и понять, что в каждом из них заключена своя поэзия, свои признаки, отличные от признаков других дождей. Тогда все эти слова, определяющие дожди, оживают, крепнут, наполняются выразительной силой. Тогда за каждым таким словом видишь и чувствуешь то, о чем говоришь, а не произносишь его машинально, по одной привычке...» (К.Паустовский. «Золотая роза»).
Внутренняя форма слова способна пере-структурироваться и перезагружаться в зависимости и с учетом контекстуальных условий развертывания дискурса как по линии сужения и ограничения, так и по линии расширения. Эту способность слова отмечает У. Эко: «Только в контекстуальных взаимоотношениях обретают означающие свои значения; именно и только в контексте оживают они, то проясняясь, то затуманиваясь; отсылая к какому-то значению, которое - и так бывает сплошь и рядом - оказывается не последним, предполагая очередной выбор. Если я меняю что-то одно в контексте, все остальное приходит в движение»24. Контекстуальные параметры выполняют функцию смыслопорождения и смыслоразличения.
Контекст может проявляться через социальные, религиозные, политические, идеологические, моральные, этические и др. представления. Индивидуальный опыт человека включает трансформированный общественный опыт (А. Н. Леонтьев, С. Л. Рубинштейн). «Общественные формы жизни заставляют мозг работать по-новому, приводят к возникновению качественно новых функциональных систем»25. Соответственно, можно говорить о социальной составляющей интеллекта языковой личности, т. е. о способности созна-
ния к познанию социальных явлений, и о социальной компетентности. Некоторые авторы говорят о социальном интеллекте, под которым понимают знания, умения или навыки, приобретенные в течение жизни, связанные с познанием людей и социальных ситуаций. В своей структурно-динамической теории интеллекта Д. В. Ушаков отмечает, что структура интеллекта человека не представляет собой инварианта, а является результатом сил, действующих на формирование интеллекта на протяжении всего жизненного пути человека. Социальный интеллект - личностная черта, определяющая успешность социального взаимодействия26.
В теории социальных представлений французского социального психолога С. Москови-чи социальные представления рассматриваются как канал между индивидом и реальностью, которая оказывает на него влияние помимо его сознания. Такие представления
- особая форма обыденного коллективного знания, усваиваемого отдельным индивидом. С. Московичи выделил следующие функции социального сознания: сохранение стабильности и устойчивости структуры сознания, детерминация поведения, интерпретация реальности; адаптация новой информации к уже имеющейся системе социальных представлений, опосредование и регуляция существующих отношений, «смысловой синтез»27.
К. А. Абульханова отмечает, что социальное мышление языковой личности формируется и раскрывается, прежде всего, через потребность личности как субъекта соот-нестись с социальной сферой. Социальные представления - это та сфера социальной действительности, которую данная личность охватывает своим сознанием и действием, в которой проходят этапы ее жизненного пути, самоосуществления, общения с другими людьми. Социальные представления у личности возникают не только в силу ее непосредственного контакта с действительностью, но она черпает их из общественного сознания28.
Социальный контекст представляет собой особое измерение или особую систему координат слова дискурса. По мнению Х. Ортега-и-Гассет, язык обнаруживает признаки социальной реальности, и в нем наиболее очевидно проступает социальное бытие и социальный обычай29. Способность речи служить специальным видоспецифическим инструментом «отчета» об общественном сознании
человека отмечается и другими авторами30. В социолекте, т. е. социально маркированной подсистеме языка, выбор языковых структур и правил речи определяется той или иной социальной общностью.
Л. С. Выготский и А. Р. Лурия указывали на необходимость учета культуры как фактора, определяющего когнитивные процессы в мозге человека. Поскольку «субъект коммуникации всегда есть и субъект языка, и субъект культуры», то есть можно говорить о «культуре оязыковленной, овнешнен-ной в знаках языка», исходя из того, что «по своей сути культурное пространство есть форма бытования культуры в сознании ее представителей»31. В. В. Телия также рассматривает знаки языка как тела знаков языка культуры32. Формирование (мета)смысловых матриц слов зависит от того, в какой культуре проходит стадия их филогенеза и онтогенеза. Культурная маркированность слова обнаруживает себя вовне через явленные в нем специфические прототипы, образность, эталоны, метафоричность, символы и т. д. Культурно-детерминированные векторы мысли в слове являются особыми признаками отношений языковой личности с социальной средой. Культурный аспект может проявляться в слове через мироосознание, мировосприятие и мироощущение языковой личности. Культурное пространство может быть представлено в слове через определенную совокупность векторов мысли, отражающих характерологические черты культуры общества и человека, как например, в названия городов Оксфорд, Кембридж, Гейдельберг и Гёттинген, которые за длительную историю своего существования «обросли» мощной (мета)смысловой «аурой»: «.во время Второй мировой войны Оксфорд был хорошим местом для рождения: немцы согласились не бомбить Оксфорд и Кембридж при условии, что англичане не будут бомбить Гейдельберг и Гёттинген. Жаль, что такое цивилизованное соглашение не распространялось на другие города»33.
Употребление ненормативной вульгарной лексики является свидетельством социального неблагополучия, отсутствия культуры и «отрицательной направленности духа» (термин Н. А. Бердяева) у говорящих.
Внутренняя форма слова может заключать в себе идеологическую и политическую составляющие, которые предопределяются соответствующими идеологией и политикой в
обществе. У. Эко пишет: «Слово “нация” отсылает нас к определенному комплексу нравственных и политических убеждений, и это так, потому что сам способ именования связан с образом мыслей и конкретными представлениями об обществе и государстве <.> и так это потому, что определенные способы языкового выражения отождествлялись с определенным мировоззрением. Идеология формирует предпосылки для риторики. <...> претворяясь в знаки, идеология формирует область значений, набор определенных означаемых, соответствующих тем или иным означающим». Идеологические векторы очевидны в следующем высказывании У. Эко: «Рабочий должен быть на своем месте» может быть дешифрована в двух ключах, революционном и консервативном, в зависимости от идеологии адресата34.
Жизнь человека, его понимание и восприятие действительности во многом определяются религиями. В следующем высказывании У. Эко отмечает наличие идеологических установок и идеологических ожиданий в структуре слова «корова» для жителей Индии: «.для того чтобы определить значение слова “корова”, житель Индии, как и мы, укажет на корову, но для него значение этого слова неизмеримо богаче, чем для нас <.> когда я слышу “корова”, мне приходят в голову образы выгона, молока, крестьянской заботы, деревенская тишина, мычание (а индиец к тому же при этом вспомнит о ритуале, испытывает чувство почтения и религиозного пиетета)»35.
Любая коммуникация развертывается в условиях поликонтекстуальности. Поликон-текстуальность понимается как встраивание большого массива разнообразной дополнительной метасмысловой информации, которая органически вписывается и интегрируется в дискурс, в значительной мере определяя его содержание слова, в результате чего слово дискурса формируется как многослойная многовекторная структура. Совершенно очевидно, что в высказывании Р. Киплинга «Запад есть запад, восток есть восток» первые структурные компоненты «запад» и «восток» репрезентируют гносеологические векторы, в то время как вторые заключают в себе указание на разные социальные, культурные, этнопсихологические, идеологические, религиозные реальности. В высказывании «Восток
- дело тонкое» слово «восток» обнаруживает
смысловую двуплановость (языковая игра vs рефлексивная игра), при которой происходит аккумулирование векторов гносеологического, социально-культурного, идеологического, этнопсихологического и религиозного плана.
Таким образом, контекст представляет собой особое измерение или особую систему координат дискурса. Контекст регулирует и корректирует актуализацию векторов мысли во внутренней форме слова в процессе развертывания дискурса, приводя ее к соответствию и требованиям реальной ситуации. Игнорирование фактора контекстуальной обусловленности внутренней формы слова дискурса в широком диапазоне актуализаций контекста, так же как неправильное или неточное считывание контекста, способно привести к различного рода деформациям в восприятии, понимании и интерпретации слова дискурса. Фактор имманентной онтологической задан-ности контекста игнорируется в современных лингвистических анализах. Изучение контекста в его феноменологической сущности, т. е. в его явленности сознанию языковой личностью, позволит найти ответ на самую актуальную для современной лингвистики проблему - проблему значения слова.
Примечания
1 Черникова, Д. В. Истина в когнитивной науке / Д. В. Черникова, И. В. Черникова // Третья междунар. конф. по когнитив. науке : тез. докл. : в 2 т. М. : Худож.-издат. центр, 2008. Т. 2. С. 519.
2 Лурье, С. В. Историческая этнология. М. : Аспект-пресс, 1997. С. 221.
3 Ортега-и-Гассет, Х. Избранные труды : пер. с исп. М. : Весь мир, 2000. С. 546.
4 Там же. С. 654.
5 Гумилев, Н. Анатомия стихотворения // Дракон : альм. стихов. Пг., 1921. С. 69.
6 Ортега-и-Гассет, Х. Дегуманизация искусства. Бесхребетная Испания. М., 2008. С. 22-23.
7 Полани, М. Личностное знание : На пути к посткритической философии. М. : Прогресс, 1985.С. 20.
8 Прохоров, А. О. Пространственно-временная организация образа психического состояния // Третья междунар. конф. по когнитив. науке : тез. докл. С. 421.
9 Полани, М. Личностное знание. С. 299304,312-326.
10 Вонненгут, К. Бойня номер пять, или Крестовый поход детей : роман : пер. с англ. СПб. : Азбука-классика, 2006. С. 92.
11 Бюлер, К. Теория языка. Репрезентативная функция языка : пер с нем. М. : Прогресс, 1993. С. 95, 136, 322.
12 Бехтерева, Н. Магия творчества и психофо-зиология. Факты, соображения, гипотезы. М. : РАН, Ин-т мозга человека, 2006. С. 10.
13 Киреева, Н. Н. Стили мышления как индикатор интеллектуальной зрелости / Н. Н. Киреева, О. К. Карпухина // Вторая междунар. конф. по когнитив. науке : тез. докл. : в 2 т. СПб. : Филол. фак. СПбГУ, 2006. Т. 2. С. 632.
14 Юнг, К. Психологические типы. СПб. : Азбука, 2001; Айзенк, Г. Исследования человеческой психики / Г. Айзенк, М. Айзенк. М. : Эксмо-Пресс, 2001.
15 Пашукова, Т. И. Практикум по общей психологии : учеб. пособие для студентов пед. вузов / Т. И. Пашукова, А. И. Допира, Г. В. Дьяконов. М. : Ин-т практ. психологии, 1996.
16 Сорокин, Ю. А. Феминолект и маскулино-лект : модусы существования // Психолингвистика в XXI веке : результаты, проблемы. Перспективы : тез. докл. М. : Эйдос, 2009. С. 47-51.
17 Китайгородская, М. В. Русский речевой портрет / М. В. Китайгородская, Н. Н. Розанова. М., 1995. С. 95.
18 Стернин, И. А. Функциональный компонент значения слова в языковом сознании // Язык. Сознание. Культура : сб. ст. М. ; Калуга : Эйдос, 2005. С. 70.
19 Лурье, С. В. Историческая этнология. С. 45.
20 Уфимцева, Н. В. Глобализация и языковое сознание // Языковое сознание : устоявшееся и спорное. М. : Ин-т языкознания РАН, 2003.
21 Дубровский, Д. И. Проблема «Сознание и мозг» : возможности теоретического решения // Третья междунар. конф. по когнитив. науке : тез. докл. С. 514.
22 Судаков, К. В. Системные основы интеллекта. иЯЬ : www.keldysh.ru/pages/BioCyber/ ЯТ/Рар1п£^Ыако'v.htm.
23 Ушакова, Т. Н. Когнитивная парадигма в психолингвистике // Языковое сознание : парадигмы исследования : сб. ст. М. ; Калуга : Эйдос, 2007. С. 5-23.
24 Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб. : Симпозиум, 2004. С.100-101.
25 Лурия, А. Р. Язык и сознание. М. : Изд-во МГУ, 1979. С. 76.
26 Ушаков, Д. В. Социальный интеллект как вид интеллекта // Социальный интеллект : теория, измерение, исследования. М. : Ин-т психологии РАН, 2004. С. 11-28.
27 Moscovoci, S. On social representation // Social Cognition : Perspectives on everyday life / ed. by J. P. Forgas. L. : Academic Press, 1981; Московичи, С. Социальные представления : исторический взгляд // Психол. журн. 1995. № 1. С. 3-18; № 2. С. 3-14.
28 Абульханова, К. А. Социальное мышление личности // Современная психология : состояние и перспективы исследований. Ч. 3. Социальные представления и мышление личности. М. : Ин-т психологии РАН, 2002. С. 88-103.
29 Ортега-и-Гассет, Х. Избранные труды. С. 659.
30 Компьютер, мозг, познание : успехи когнитивных наук. М. : Наука, 2008. С. 150-151.
31 Красных, В. В. : 1) Система координат линг-вокультуры сквозь призму homo loquens // Язык. Сознание. Культура : сб. ст. М. ; Калуга : Эйдос, 2005. С. 61-62; 2) Homo loquens и система координат культуры // Языковая личность : Текст. Словарь. Образ мира. М., 2005.
32 Телия, В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.
33 Хокинг, С. Черные дыры и молодые вселенные. СПб. : Амфора, 2004. С. 8.
34 Эко, У. Отсутствующая структура. С. 138, 140.
35 Там же. С. 68, 71.
