CC BY
92
З. Я. Карманова
ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА КАК ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
В статье предлагается оригинальное решение проблемы значения слова на основе феноменолого-диалектической модели внутренней формы слова, в рамках которой слово рассматривается в контексте ментально-рефлексивного домейна языковой личности во всем многообразии его рефлексивных актов, состояний и модусов и их взаимодействий. Значение слова понимается как (мета)смысловая матрица, формируемая говорящим относительно слова процессе коммуникации.
Значение слова - одна из сложнейших проблем лингвистики. Существует огромное множество определений значения слова, но ни одно из них не является исчерпывающим и не объясняет всей глубины и многообразия значений слова дискурса. Невозможность адекватного определения значения слова обусловлена тем фактом, что семантика не имеет надежных инструментов анализа и описывает языковые данности как бы наблюдая их извне, пренебрегая внутренней стороной языковых знаков. Оно должно распространяться как на простое, предметно направленное слово, так и на слово, пронизанное осмыслениями ритора. В своей книге «Проблемы поэтики Достоевского» М. М. Бахтин дал определение простого слова: «Простое предметно направленное слово знает только себя и свой предмет, которому оно стремится быть максимально адекватным». Как объектное слово с четко очерченным предметно-смысловым содержанием оно является последней смысловой инстанцией в пределах данного контекста. «Объектное слово звучит так, как если бы оно было прямым одноголосым словом». Оно выражает готовые мысли и живет в замкнутом монологическом контексте («монологический реализм»), не предполагающем активное становление смыслов. Для слов данного регистра применим следующий ряд бахтинских определений: слово «без оглядки», «без лазейки», «без внутренней полемики», «сухое осведомительное», «протокольное», «твердое», «нерасколотое», «неизображающее слово», «очное слово», «уже сказавшее свое», «слово среди слов», сообщающее о мире вещей и людей бесстрастно и незаинтересованно, а также непреломленное, «ненаселенное», «безголосое», чужое, отрешенное, монологически-замкнутое, не ждущее ответа, «раз и навсегда определяющее слово». Ритор не раскрывается в слове, это слово с твердыми смысловыми акцентами и контурами, и за ним «нет кругозорного избытка и перспективы»1.
Объектному слову противостоит субъектное слово или риторически и стилистически маркированное слово, пронизанное разнообразными интенциями, осмыслениями и переживаниями ритора и представляющее собой своеобразную (мета)смысловую стихию. Оно живет жизнью мысли, и «тончайшие изгибы мысли вторятся в изгибах слововыражения»2. Такое «населенное» слово (термин М. М. Бахтина) актуализует в речи мельчайшие разветвления и расслоения мысли и при восприятии предполагает усмотрение этих ветвлений и пластов мысли со стороны риторанта. Оно характеризуется смысловыми глубинами,
принципиальной незавершенностью и открытостью для осмысления и понимания и поэтому его значению нельзя дать завершающее определение. Ощущение значительного внутреннего смыслового потенциала, создаваемое риторическим словом, позволило М. М. Бахтину говорить о «слове с камешком в чужой огород», о «слове со шпильками», о «словесных оглядках», оговорках, словесных выпадах,
о слове-намеке, о «слове с лазейкой», которые оставляет за собой право изменять свои смыслы. Все эти (мета)смысловые грани слова, актуализуемые в слове дискурса, не находят отражения в существующих концепциях значения слова.
Слово дискурса может отражать объективирующее отношение и субъективирующее отношение языковой личности к предмету мысли, и эти отношения могут рассматриваться как разные модусы восприятия, осмысления и понимания предмета речи в языковом сознании человека. Объективирующее отношение выражается в практическом отождествлении означающего и означаемого, при котором мыслимый предмет воспринимается как отвлеченный, не задевающий внутренний мир языковой личности. В нем схватывается лишь общее и потому всегда остается отчужденность и безличность. Объективированное слово также имеет определенную ценность (научную, жизненную или житейскую), но оно лишено живого смысла - конструкта духа и творчества. Субъективирующее слово соотносится с внутренним миром человека и способно выражать неизмеримо больше, чем простое слово.
В процессе коммуникации языковая личность осуществляет множественные мыслительные трансакции по соотнесению мысли и слова и становлению мысли в слове и слова в мысли, и риторическое слово способно отражать и передавать векторы мысли, напряжение и динамику мысли, все (разно)(много)образие актов, состояний и модусов рефлектирующего и мыслящего сознания языковой личности. Г. Гийом писал: «Нет слова, а есть чрезвычайно сложный генезис слова, или лексигенез»3. Языковые факты являются «видимыми следами мыслительных операций», периферической системой фиксации мысли и готовыми механизмами, которыми располагает мышление для перехвата того, что в нем развертывается. Язык как системное целое охватывает всю протяженность мыслимого. «Мир, с которым мы вступаем в контакт в лингвистике, - это внутренний мир, это - мир мыслей, формируемый в нас нашими представлениями»4. Значение - это способ описания мыслимого объекта относительно каждой данной дискурсной ситуации во всем многообразии его представлений в языковом сознании человека. Это - признание, вслед за Э. Сепиром, того факта, что «в языке властвует мышление»5. В слове властвует мысль. Заключение в скобки внутреннего ментально-рефлексивного мира языковой личности означает выхолащивание или деформирование значения слова дискурса. Значение риторического слова не тождественно именованию, оно устанавливается феноменологически и должно получить свое феноменологическое объяснение. Все предыдущие попытки в лингвистике дать определение значения слова сводились к попытке дать детерминистскую картину, трактуя значение слова как замкнутое на себя целое и возводя его таким образом в абсолют, при этом отрицается его фундаментальная интенция - «выходить за
6 т-,
свои пределы, исчезать в том, что оно имеет в виду» . В существующих определениях значения слова нет места смысловым оттенкам и различиям, смысловым флуктуациям, смысловой энтропийности и т. д., в силу чего слово предстает закостенелым и лишается своего основного параметра -(мета)смысловой пластичности. Совершенно очевидно, что стремление к строгой и завершающей определенности значения слова заведомо не может быть плодотворным. Оставаясь в пределах традиционной лингвистики с ее формальными, абстрактно-лингвистическими понятиями, категориями и определениями, невозможно постичь подлинное значение риторического слова («живое слово живого человека», по М. М. Бахтину), поскольку оно в эти строгие
рамки не укладывается. Как особая эйдетическая сущность значение слова может заключать в себе самые разные ментальные проекции относительно мыслимого предмета и его невозможно представить вне его связанности с субъектом мысли.
Как область сущностей, феноменология изучает «явленность бытия сознанию» и ставит перед собой задачу раскрыть мир, обнаружить таинство мира и таинство разума7. Сущностными моментами феноменолого-диалектического метода исследования языковых и риторических структур являются: не
декларированное, а реальное признание нераздельности объекта и субъекта познания, слова и мысли, речи и мышления, т. е. признание глубинного внутреннего (мета)смыслового (энергийно-смыслового, по А. Ф. Лосеву) потенциала риторического слова, признание риторических структур в качестве непосредственных «ментальных проекций» и моментов непосредственного «перехвата» (термин Г. Гийома) ментальных сущностей. Феноменолого-
диалектический метод снимает все ограничения на линейность, статичность и закрытость слова и позволяет «вскрыть форму» слова (термин Гегеля) и осуществить «принцип раздвижения пределов», заключающийся в постепенном раскрытии в интерпретирующем анализе смыслового контекста языковой данности . Феноменолого-диалектический метод, строящийся на категориях сущего, становления и смысловой энергии, позволяет понять значение слова с позиций эйдетика при установке на усмотрение в нем ментальных сущностей и ментально-рефлексивных векторов мысли.
Как феноменологическая сущность значение риторического слова должно быть определено через сущности языкового сознания (всеобщие универсальные структуры сознания), механизмы и акты сознания, внутренние движения сознания, энергию сознания и энергию мысли, содержание сознания, отношение к трансцендентному, рефлексию и понимание, поскольку слово обретает свое значение, или (мета)смысловые параметры, соразмерно актуализуемым в момент речи актам, состояниям и модусам сознания относительно мыслимого предмета или явления. В феноменологическом аспекте значение слова коррелирует с понятием внутренней формы слова и соотносимо с понятием эйдоса. В широком понимании внутренняя форма слова представляет собой совокупность (мета)смысловых представлений, которые возникают при произнесении слова. В. В. Виноградов отмечал, что «слово является одновременно и знаком мысли говорящего и признаком всех прочих психических переживаний, входящих в задачу и намерение сообщения». В силу сложности внутренней структуры слова лингвисты избегают давать определение слова или исчерпывающее описание его структуры, ограничиваясь указанием лишь некоторых внешних (фонетических) или внутренних (грамматических или лексико-семантических) признаков слова, и «следует глубже вникнуть во все элементы смысловой структуры слова», поскольку значение слова далеко не совпадает с его предметной соотнесенностью9. В различных ситуациях дискурса обозначающее стремится выйти за рамки, обозначенные обозначаемым, обретая новые или иные (мета)смысловые параметры.
Лингвистика должна заниматься смысловым измерением слова, поскольку только так можно ощутить, «неповторимое событие слова» (М. М. Бахтин), и (мета)смысловой анализ внутренней формы слова, который, по мнению М. М. Бахтина, выпал из филологической науки10, должен составлять сущность феноменологического описания риторического слова. Внутренняя форма слова является необходимым расширением понятия значения риторического слова,
поскольку только связав значение слова с его внутренней формой, можно постичь значение риторического слова во всей его полноте и глубине в различных ситуациях дискурса.
К проблеме внутренней формы слова обращались многие видные философы и лингвисты (В. Гумбольдт, К. П. Зеленецкий, И. А. Бодуэн де Куртенэ, Н. Я. Марр, А. А. Потебня, П. Флоренский, Г. Г. Шлет, В. В. Виноградов,
А. Ф. Лосев, М. М. Бахтин, Г. Гийом, Ю. М. Лотман, Л. Витгенштейн, Ж. Деррида и др.). До настоящего времени проблема внутренней формы слова частично и несколько односторонне и дискретно решалась в рамках проблемы многомерности слова (В. П. Григорьев, С. А. Мегентесов, Д. И. Руденко, Ю. И. Сватко, Ю. С. Степанов и др.). Ряд компонентов, различаемых в структуре языка разными авторами (сема, наррема, прагмема, идеологема, классема, эмоционема, экспрессема, креатема, эвристема, лингвоперсонема и др.), не объясняют всего разно(много)образия (мета)смысловых актуализаций слова в различных ситуациях и контекстах дискурса. Однако нет полной ясности в основаниях действующих лингвистических и филологических подходов и концепций и пришла пора решать проблему значения слова или внутренней формы слова во всем (много)(разно)образии его смысловых актуализаций в дискурсе. Это должно стать самым активным из всех направлений лингвистики. Пришло время реального открытия внутреннего «строения» слова, т. е. «истинной действительности, которая скрывается за внешней оболочкой видимой действительности» слова11.
Несмотря на признание современной лингвистикой нераздельной связанности языка и мышления, слова и мысли, предложенные концепции не способны объяснить феноменологическую сущность значения слова, синкретичное знание о внутренней форме слова не сложилось, поскольку «...не было найдено того поворота, который позволил бы понять языковую стихию в ее внутреннем замысле»12. Риторическое слово в своей действительной, феноменологической сущности, как функция непрерывного творчества мышления человека представляет собой «феноменологическое поле», или (мета)смысловую матрицу, отражающую сущности языкового сознания человека относительно мыслимого предмета, и является конвариантным аналогом процессов, состояний и модусов языкового мышления в нейросети мозга. Метасмысловая матрица, по определению М. К. Мамардашвили, - это нахождение себя в восприятии объекта, «т. е. качество моего способа видения мира»13. (Мета)смысловая матрица способна включаться в системную модель интеллекта другой языковой личности, и при восприятии слова дискурса происходит считывание его (мета)смысловой матрицы, которое актуализуется через (ре)конструирование векторов мысли, выраженной в слове ритором.
Если понимание значения слова должно исходить из внутренних оснований языковой личности, т. е. во всем «объеме человеческой мысли», то необходимо проникнуть в то средостение, где мысль входит в сцепление со словом и понять глубину внутренней формы слова в ее отношении к деятельности языкового сознания. В работах многих авторов утверждается некий ментальный конструкт, который формирует семантическую формулу слова («внутренние основания» и «зажигающее жизненное начало», «внутренняя сила» у В. Гумбольдта,
«рефлексия» у П. Рикера, «собственные начала» у К. П. Зеленецкого,
«психические обертоны» у У. Джеймса, «внутренний органон» у С. С. Хоружего и др.). Инвариантным параметром данного ряда является рефлексия, которая
представляет собой имманентную онтологическую способность языковой личности, определяющую всю его системоречемыследеятельность. Рефлексия проявляется в речемыслительной деятельности в виде направленных энергийно-смысловых векторов мыслящего сознания. Концепт рефлексии как ключевое понятие системоречемыследеятельности языковой личности признается онтологическим и синергетическим фокусом феноменолого-диалектической модели внутренней формы слова, и, соответственно, метаязыка анализа слова дискурса. В коммуникативной практике языковая личность реализует себя по множеству рефлексивных актов, состояний и модусов сознания и бесконечному множеству их сочетаний. Многообразие проявлений риторического слова в дискурсных ситуациях объясняется характером развертывания, динамикой и участной мерой рефлексии, а также ее структурными составляющими.
Признание «рефлексивности» риторического слова является «поворотным моментом» в решении проблемы значения слова, поскольку «рефлексивность» связывает слово с его внутренним замыслом. Внутренняя форма дискурсного слова заключает в себе определенную информацию о том ментальнорефлексивном событии, которое происходит в момент его порождения в сознании языковой личности. Как справедливо замечает П. Рикёр, лингвистический анализ трактует значение слова как замкнутое на себя целое, возводя его в абсолют; «семантическое выяснение остается “повисшим в воздухе” до тех пор, пока семантический подход не будет связываться с рефлексивным» и не наступит осознание, что семантическое ядро - «это определенная архитектура смысла». П. Рикёр предлагает трансформировать семантическую проблематику через открытие нового измерения значения слова - «истолкование текста сознания». «Язык как значащая система требует соотнесения с существованием» через рефлексию, т. е. через «связь между пониманием знаков и самопониманием,
14
поскольку «именно через самопонимание мы имеем шанс познать сущее» .
В. А. Лефевр отмечает, что рефлексивный анализ произведений художественной литературы «может стать одним из средств филологического анализа»15.
Для осуществления такого анализа слова дискурса необходим специальный метаязыковой аппарат, который был бы связан с внутренними (ментальнорефлексивными) механизмами развертывания речемыследеятельности языковой личности и позволял описывать жизнь слова во всех его разнообразных проявлениях в дискурсе (в том числе спонтанных, случайных и стохастических). Исходя из того, что метаязыковой конструкт анализа и описания внутренней формы риторического слова должен быть функцией риторики и интеллекта, в качестве такого конструкта вводится «рефлексема» (Я-вектор), в названии которой заложен синергетический метасмысл соорганизации мысли и слова. Как явленные (мета)смысловые сущности слова дискурса рефлексемы показывают, носителем каких параметров или сущностей сознания языковой личности является та или иная языковая или риторическая структура дискурса. Каждое слово дискурса актуализует определенный набор рефлексем, и совокупный (мета)смысловой потенциал слова может варьироваться от крайне сниженного до крайне высокого, соответственно, различаются слова с низкой синергией и слова с высокой синергией. Слово с высокой синергией (слово-событие или слово-поступок) зарождается в активном сознании как результат соорганизации множества разных векторов рефлексии. Рефлексемы могут служить инструментом интерпретационного рефлексивного анализа слова дискурса и критерием оптимальности дискурса. Истолкование «текста сознания»
относительно данного слова дискурса возможно на основе феноменологической рефлексии, которую Гуссерль определял как «ту рефлексию, в которой нам становится доступно психическое в его собственной сущности, причем рефлексия, которая мыслится в качестве осуществляемой в теоретических интересах и которая последовательно проводится, так, что подвижно-текучая специфическая жизнь Я, жизнь сознания не только поверхностно осматривается, но эксплицируется в созерцании в соответствии со своими собственными существенными составными частями и, как мы уже говорили, во всех горизонтах»16. В процессе рефлексивного анализа интерпретатор, осознающий себя в риторической стихии конкретной дискурсной ситуации, осуществляет разнообразные мыслительные трансакции в собственном поле сознания относительно сказанного слова, выстраивая (мета)смысловую матрицу, отражающую его восприятие, понимание и эстетическое переживание объекта речи, т. е. качество его внутреннего видения дискурсного слова. Г. Гийом подсказал «методику позиционной лингвистики», заключающуюся в «перехвате» и векторном представлении внутреннего потенциала слова с помощью поперечных сечений, воспроизводящих мыслительные структуры, заметив, что мышление не имеет другого способа самопознания, кроме срезов в процессе собственной деятельности17. В развитие идей Г. Гийома, внутренняя форма риторического слова может быть представлена (мета)смысловой матрицей определенной конфигурации, в которой акты представления языковой личности относительно мыслимого предмета выражаются через рефлексивные векторы, считываемые языковой личностью «мысленным видением» (термин Г. Гийома). В широком смысле значение слова понимается как определенная совокупность рефлексивных представлений о мыслимом предмете, которые закладываются в слово ритором и считываются риторантом при восприятии. Совокупность актуализуемых в слове (мета)смысловых векторов может быть представлена через «риторический планшет».
Для реконструкции и анализа внутренней формы слова и понимания его значения в дискурсе предлагается системная феноменолого-диалектическая модель внутренней формы слова, строящаяся на признании рефлексивного существования личности, рефлексивности риторического слова и законов рефлексивного поглощения слова при его восприятии и позволяющая эксплицировать (мета)смысловые матрицы самых разных риторических структур дискурса во всем многообразии (мета) смысловых конфигураций их внутренней формы. Языковое сознание с его различными состояниями, модусами и структурными рефлексивными актами вводится как (мета)смысловое измерение внутренней формы слова. Поскольку языковое сознание являет собой сложную многомерную интеллектуальную структуру с множеством «систем координат», и «течение речи не только соответствует содержанию сознания, но и соответствует ему на различных уровнях»18, любая однозначность и одномерность в описании смыслового потенциала слова не могут быть истинными. П. Флоренский различал несколько концентров во внутренней форме слова (семеме), понимая под концентрами последовательные проявления или откровения духа человека, по которым наше сознание «как бы по нарезкам винта» ввинчивается в семему: «Сила действия слова, со стороны его семемы, - в спиральном его строении, почему слово втягивает, всасывает в себя и затем подчиняет»19. В свете сказанного, феноменолого-диалектическая модель внутренней формы слова строится вокруг следующих четырех модулей.
Модуль 1. Данный модуль представляет собственно смысловые параметры или векторы рефлектирующего сознания во внутренней форме слова. Поскольку в процессе коммуникации языковая личность реализует себя по множеству степеней свободы рефлексии, к рефлексемам этого уровня могут быть отнесены следующие: Я(эпифеноменальная); ^ретроспективная); Я(проспективная); Я(экс-тенсивная); ^интенсивная); Я(трансцендентная); Я(интроспективная); Я(эмпати-ческая); Я(методологическая); Я(критическая); Я(категоризующая); Я(аксиологи-ческая); ^воспроизводящая или имитационная); ^реконструктивная); ^конструктивная); Я(гносеологическая); Я(интенциональная); Я(Интенциональная, с большой буквы, по Дж. Серлю); Я(лингвистическая); Я(коммуникактивная); Я(гипотетическая); Я(абстрагирующая); ^аналитическая); Я(синтетическая или синтезирующая) и др.
Модуль 2. В активном рефлектирующем сознании языковой личности в соотнесении встановлении мысли в слове участвуют также несобственно смысловые параметры, или операциональные эгореференциальные параметры языкового сознания, являющиеся актуализациями рефлексии на (пред-)(под-) (до-)сознательном уровне, с которыми также соотносится слово дискурса: г(интеллектуальные чувства, эмоции), г(воображение), г(внимание), г(интерес), г(память), г(воля), г(интериоризация), г(экстериоризация), г(ассоциации),
г(языковая интуиция, языковое чутье) и др.
Модуль 3. Если под внутренней формой слова понимать всю полноту смыслов и метасмыслов, то внутренняя форма слова должна включать также рефлексемы, выражающие отношение к ценности бытия языковой личности и заключающие в себе два вектора в ценностной шкале человека - «положительную направленность духа» и «отрицательную направленность духа» (по
Н. А. Бердяеву). Как отмечает Г. Риккерт, «царство ценностей и значения» является «положительным фундаментом» субъекта и именно благодаря системе ценностей понятие смысла теряет присущую ему с виду безжизненность20. Поскольку ценностные ориентиры являются опорами рефлексивной деятельности человека, необходимо говорить о «ценностном профиле слова» (термин
А. А. Залевской), который выражается во внутренней форме слова через следующий рефлексемный ряд: г(доброе - злое); г(хорошее - плохое); г(истинное
- ложное); г(значимое - несущественное); г(высокое - низкое); г(величественное -низменное); г(полезное - вредное); г(правильное - неправильное); г(приемлемое -неприемлемое); г(привлекательное - отталкивающее); г(искреннее - неискреннее); г(добродетельное - порочное); г(гармоничное - негармоничное); г(красивое -безобразное); г(благородное - низкое); г(целесообразное - нецелесообразное); г(моральное - аморальное); г(качественное - некачественное); г (честное -бесчестное); г (уместное - неуместное); г (необходимое - ненужное) и др.
Все рефлексемы объединяет наличие функционального инварианта: это -отношение «Я»-включенности языковой личности в стихию дискурса. Общий рефлексемный состав во внутренней форме слова может быть обедненным или насыщенным, простым (например, научно-технические тексты) или сложным (художественные тексты), достаточным, недостаточным или избыточным. Он отражает динамику, напряженность и энергию речемыслительных процессов в процессе коммуникации. Конфигурации рефлексем, актуализуемые в слове
дискурса, могут характеризовать риторический почерк языковой личности по признакам индивидуальности и неповторимости.
Интегрированно проявленная энергия совокупности (мета)смысловых векторов в слове образует его (мета)смысловую «ауру» или «рефлексиосферу». Это - эффект полифонии (по М. М. Бахтину) слова с устоявшейся осложненной внутренней формой. Именно в рефлексиосфере заключена идея силы, мощи, энергии, эффективности и (воз)действенности риторического слова. К словам с насыщенной «рефлексивной аурой» могут быть отнесены: «Бог», «Москва», «Русь», «береза» и т. д., чем, в частности, объясняется частотность их употребления в поэзии.
Москва. как много в этом звуке Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Развитая рефлексиосфера может отражать сложнейшую и тончайшую сеть (мета)смысловых векторов во внутренней форме слова. Эйдетическая сущность слова обусловлена мерой «сгущения» мысли в слове, создающей эффект энергии, напряженности и силы слова. Как показывает анализ, реконструкция внутренней формы слова возможна и плодотворна, поскольку восприятие слова состоит в считывании (мета)смысловых векторов слова (Модули 1, 2, 3), актуализуемых в каждой конкретной ситуации и контексте. В письме к известному французскому поэту Полю Элюару автор письма в стремлении более полно выразить свое мятежное, не поддающееся однозначному выражению состояние души прибегает к «раздвижению пределов» (термин Г. Шпета) слова «душа», увеличивая таким образом объем понятия «душа»21.
«Я твоя навсегда, полностью, тебе принадлежит моя душааа, мое тело, мой ум. Когда ты рядом, я чувствую себя сильной, уверенной в своих мыслях и поступках. В разлуке с тобой я становлюсь страдающей вещью. Исчезает моя светлая душааааааа, и вместо нее остается черная или мрачная дыра»
Семантический ряд «душа - душааа - душааааааа» представляет собой оппозицию внутренних форм одного слова, каждый член которой имеет свой специфический набор рефлексем, передающих ньюансы и различия в динамике и напряженности состояний сознания автора.
«Душа» - Я(эпифеноменальная);
«душааа» - Я(экстенсивная)*; Щинтенциональная)*, Я(Интенциональная)* (по Дж. Серлю), Я(интроспективная)*; г(эмоции)**, г(внимание)**, ^воображение)**, г(ассоциации)**, г(интериоризация)**, г(интерес)** и др.;
душааааааа - Я(экстенсивная)***, Я(интенциональная)***, Я(Интенцио-нальная)***, Я(интроспективная)***, г(эмоции)***, г(внимание)***, ^воображение)***, г(ассоциации)***, г(интериоризация)*** и др.
Употребление слова «очи» вместо «глаза» изменяет всю систему представлений, поскольку имеет более развитую внутреннюю форму. Можно предположить, что явленная в слове образность представляет собой разветвленную сеть рефлексивных векторов во внутренней форме слова. Например:
Глаза: Я(эпифеноменальная);
Очи: (1) Я(экстенсивная); ^интенсивная); Я(интроспективная); Я(аксиоло-гическая); Я(интенциональная); Я(Интенциональная с большой буквы, по Дж. Серлю); Я(трансцендентная); Я(абстрагирующая); (2) г(эмоциональная);
г(воображение); г(ассоциативная); г(интериоризация); г(интерес); г(внимание); (3) г(возвышенное); г(значимое); г(привлекательное); г(красивое).
(Мета)смысловая структура внутренней формы слова находится в непосредственной связи с интеллектуальной и эмоциональной жизнью людей и неоднородна на разных стадиях развития общества. В концепции слова А. А. Потебни отмечается динамичность и диалектичность внутренней формы слова: слово как представление текущих состояний мысли служит точкой опоры или местом прикрепления разнообразных признаков (представлений), и жизнь слова состоит в расширении, сгущении, размывании, утрате и возникновении новых представлений в его внутренней форме22. Смысловые трансформации во внутренней форме слов могут затрагивать различные модули по линии редукции, прогрессии и регрессии, обусловливая значительные рефлексивные сдвиги в восприятии и понимании. А. А. Потебня пишет: «Высокое летание птиц имеет смысл ничем не стесняемой свободы; рус. ширять, парить значит не только
23
высоко, но и привольно летать» .
Совершенно очевидно, что внутренняя форма слова «ширять» претерпела кардинальные изменения главным образом по линии Модуля 3, сменив положительную направленность духа в своем значении на отрицательную, и в настоящее время данное слово, полностью утратившее высокий смысл «ничем не стесняемая свобода», связывается с наркотическим опьянением. Интересна диалектика внутренней формы слова «рабфак»: от слова-события, слова с высокой синергией смыслов до несобытийного, простого слова с практически «выхолощенной» внутренней формой за исторически короткий промежуток времени. «В то время слово “рабфак” обозначало совсем не то, что сейчас обозначает. Теперь это просто название скромного учебного заведения. Тогда это было знамя освобождения рабочей молодежи от темноты невежества. Тогда это было страшно яркое утверждение непривычных человеческих прав на знание, и тогда мы все относились к рабфаку, честное слово, с некоторым умилением»24.
Утрата словом своего внутреннего смыслового потенциала обусловлена его способностью соорганизовываться с событиями жизни людей. «В то время», по
А. С. Макаренко (конец 20-х годов), слово несло в себе мощные положительные метасмыслы, поскольку оно онтологически было связано с оптимистичесими ожиданиями в изменении образовательного, социального и индивидуального статуса человека. Соответственно, во внутренней форме слова «рабфак» «в то время» можно выделить следующие рефлексемы Модуля 1: Я(проспективная); Я(экстенсивная); Я(трансцендентная); ^интенсивная); Я(аксиологическая);
^конструктивная); Я(интенциональная); Я(Интенциональная, с большой буквы, по Дж. Серлю); Я(гносеологическая); Я(категоризующая) и др. Расширение внутренней формы этого слова происходило за счет значительного рефлексемного ряда Модуля 2, поскольку оно было сопряжено с высоким эмоциональным настроем и подъемом (г-эмоциональная), с огромным интересом (г-интерес), с положительными ассоциациями (г-ассоциативная), с устремленными в будущее жизненными представлениями (г-воображение), с осознанным и внутренне прочувствованным отношением (г-интериоризация) и (г-интеллектуальные чувства) и т. п. Более того, слово «рабфак» «того времени» соотносилось в сознании людей с целым рядом позиций в ценностной шкале: г«духовная красота», недобро», г«радость», г«польза», г«значимость», непривлекательность», г« необходимость» и другие рефлексемы Модуля 3. Именно в наличии разветвленной векторной сети, надстраиваемой над денотатом, заключена
феноменология слова «рабфак» - слова-события, слова с высокой синергией. «Теперь», по А. С. Макаренко (30-е годы), фиксирует эпифеноменальное понимание слова «рабфак». Векторная, энергийно-смысловая надстройка слова практически полностью редуцирована, при этом сужение затронуло все три модуля его внутренней формы и в наибольшей степени - Модуль 3, поскольку полностью утрачена духовная «аура» и соответствующие метасмыслы: «высокое назначение», «высокое стремление» и «высокие порывы», «высокие чувства» и высокий интерес» и т. д. В настоящее время, в начале XXI века, мы наблюдаем абсолютную редукцию внутренней формы слова «рабфак».
Развитая, мощная рефлексиосфера слова характеризуется высокой смысловой устойчивостью и сопротивляется вторжениям в ее внутреннюю форму извне. Попытки «расшатать» и деформировать внутреннюю форму слов с мощной рефлексиосферой, ставших словами с высокой синергией, вызывают отторжение. В качестве примера могут служить следующие слова-«мутанты», задуманные автором для описания будущего России: хлебеда, фелософия, абразование, ринессанс и др. (Т. Толстая. «Кысь»). Слова этого ряда нарушают сакральный смысл понятий «хлеб», «философия», «образование», «ренессанс», в которых отложились представления о добре, полезности, значимости, необходимости, целесообразности, красоте, нравственности, гармонии и др. Малые флуктуационные возмущения приводят к восприятию с обострением, изменяя перспективу понимания слов и «включая» рефлексию над деформированными понятиями. Во внутренней форме этих слов доминатным является вектор интенциональности, провоцирующий феноменологический поворот понимания и перестройку сущностных представлений относительно исходных слов. При этом происходит переход от внешнеобъективных представлений к внутреннесубъективным, при котором формируется переживание утраты «духовных» векторов (г-интеллектуальные чувства, эмоции), включается воображение и наступает фаза осмысления. Формирующиеся представления являются трансцендентными по отношению к общепринятым представлениям. Незначительные флуктуации становятся пороговыми для восприятия и порождают внутреннее неприятие и возмущение, поскольку вблизи мощной рефлексиосферы они становятся бифуркаторами, способными изменить положительную направленность духа на отрицательную, приводя к кардинальным изменениям в рефлексиосфере слов. Наступает момент расслоения смыслов слова, при котором считываются векторы выраженной Интенциональной (с большой буквы, по Дж. Серлю) рефлексии (уныние, тревога, раздражение, враждебность, презрение, разочарование и т. д.)
Слово может представлять собой специфическое, осложненное семиотическое пространство, в котором происходит наложение различных пластов или фундаментальных предикатов. Феноменологическая сущность таких феноменов состоит в их сложноорганизованной внутренней форме, в которой соотносятся и соорганизуются несколько смысловых горизонтов и перспектив, вследствие чего слово преодолевает одномерность, закрытость и смысловую устойчивость. При восприятии и понимании таких структур актуализуется «принцип раздвижения пределов» (по Г. Шпету) или принцип «снятия формы» (по Гегелю). Они обладает значительным ресурсом рефлексивного действования, поскольку заключают в себе потенцию рефлексивного становления смыслов, и в рамках таких структур языковая личность ощущает себя как «я-мыслящий» субъект дискурса. Употребление риторических структур типа «крадут-с», «да-с»,
«позвольте-с» и т. п. в современном контексте построено на взаимодействии фундаментальных предикатов. Частица «-с», со времен Гоголя используемая для придания речи оттенка подобострастия, вежливости или иронии, к настоящему моменту обрела статус метатекста. В подзаголовке статьи «Крадут-с» (Аргументы и факты. 2004. № 22. С. 11) она значительно расширяет смысловой горизонт статьи, вводя имплицитный иронический метасмысл «крали раньше - крадут и сейчас», как бы соотнося положение дел где-то в XIX веке и в современном мире и утверждая, что ничего с тех пор не изменилось. Таким образом, частица «-с» актуализует в тексте целый ряд рефлексивных векторов разной направленности и разного содержания: Щинтенциональная); Я(аксиологическая);
Я(ретроспективная); Я(интенсиональная); ЩИнтенциональная, с большой буквы, по Дж. Серлю); Я(синтезирующая); Щтрансцендентная).
Существуют различные способы вторжения и трансформирования внутренней формы слова, например, через феномен взаимодействия предикатов. Слова «телетек$т», «пре$$а», «заЯвление» и т. п. (В. Вишневский) могут быть отнесены к риторическим структурам с измененным феноменальным полем, поскольку заключают в себе разнородные предикаты, вступающие в отношения конфликта, и именно в процессе их соотнесения друг с другом формируется внутренняя форма данных слов, содержащая «необналиченные», не явленные напрямую смыслы, требующие (ре)конструкции на основе интенсиональной рефлексии, устанавливающей связь между двумя предикатами и формирующей новее смысловое целое. Так, в слове «заЯвление» усматривается попытка изменить вектор рефлексии и вектор мысли для актуализации метасмыслов эгоцентризма и эготизма. Здесь можно говорить о расширенной рефлексемной парадигме во внутренней форме слова. Конструкт «Я», сформировавшийся как онтологический текст для каждого говорящего и интенционально усиленный капитализацией буквы, задает иную метасмысловую систему координат, в результате чего провоцируется рефлексивный сдвиг от объективерсии к субъективерсии в понимании слова «заявление», вследствие чего доминирующими смысловыми векторами становятся: авторефлексия (Я-
интроспективная), Я-интенциональная и Интенциональная рефлексия (с большой буквы, по Дж. Серлю). При рефлексивном осмыслении этого слова считываются векторы мысли: Я(ре)конструктивный, ^интенсивный), Я(критический),
Я(аксиологический), Я(категоризующий), Я(лингвистический) и др. Результат такого риторического хода - исключение эпифеноменальной рефлексии и эпифеноменальности понимания при восприятии слова и ориентация на событийное распредмечивающее понимание. Как ситуации рефлексивного напряжения они означают прорыв из инерции естественного хода мысли к трансценденциям свободного действия со словом и в слове -Щтрансцендентный).
В философских трудах широко используется способ «раздвижения пределов» слова и текста (Г. Шпет), позволяющий приблизиться к языку самой мысли, передать биение мысли, динамизм ее становления в слове. Например: «Любое проникновение-в-суть и об-основание (іп аііеш Ег-§тпёеп ипё Ве-§гипёеп) ведет нас к основанию»25.
Таким образом осуществляется перевод слов с привычного, традиционно-устоявшегося уровня понимания значений слов на феноменальный уровень, постижимый только в процедуре философствования. Давно ставшие привычными, как бы «затвердевшие» в своей внутренней форме, слова обретают новые или
иные смысловые грани и возможности интерпретации. Их внутренняя логика подлежит (ре)конструированию, они предполагают рефлексивный выход за пределы непосредственно данного и субъективно-личностного подхода к пониманию их сущности. Они содержат методологическую составляющую, поскольку предопределяют способ их познания - философскую рефлексию. Налицо также их абстрагирующая сущность, гносеологическая непредзаданность и аналитическая потенция. А. А. Потебня писал: «Язык представляет множество доказательств, что такие явления, которые, по-видимому, могли бы быть непосредственно сознаны и выражены словом, на самом деле предполагают продолжительное подготовление мысли, оказываются только последнею в ряду многих предшествующих, уже забытых инстанций»26. Проблема значения слова -это проблема сущностного внутреннего потенциала и смыслового измерения риторического слова. Предлагаемая феноменолого-диалектическая модель внутренней формы слова позволяет эксплицировать всю парадигму нелинейных отношений слова и мысли и является оптимальным решением проблемы значения слова.
Примечаниия
1 Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского / М. М. Бахтин. - М. : Сов. Россия, 1979.
2 Зеленецкий, К. П. Введение в общую философию / К. П. Зеленецкий. - Одесса : Тип. Францова и Нитче, 1853. - С. 48.
3 Гийом, Г. Принципы теоретической лингвистики / Г. Гийом. - М. : Изд. группа «Прогресс», 1992. - С. 136.
4 Там же. С. 20.
5 Сепир, Э. Язык. Введение в изучение речи / Э. Сепир. - М. ; Л.: Соцэкгиз, 1934.
- С. 31.
6 Рикёр, П. Существование и герменевтика / П. Рикер // Феномен человека : антол.
- М. : Высш. шк., 1993. - С. 318.
7 Мерло-Понти, М. Феноменология восприятия / М. Мерло-Понти. - СПб. : Ювента ; Наука, 1999. - С. 20, 22.
8 Шпет, Г. Внутренняя форма слова / Г. Шпет. - М. : Гос. акад. худ. наук, 1927. -9С. 202.
9 Виноградов, В. В. Русский язык : грамматическое учение о слове /
В. В. Виноградов. - М. : Русский язык, 2001. - С. 17, 19.
10 Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского... С. 287.
11 Гийом, Г. Принципы теоретической лингвистики... С. 12.
12 Библер, В. С. От наукоучения - к логике культуры : два философских введения в двадцать первый век / В. С. Библер. - М. : Политиздат, 1990. - С. 122.
13 Мамардашвили, М. К. Картезианские размышления / М. К. Мамардашвили. - М.
: Изд. группа «Прогресс» ; «Культура», 1993. - С. 347-348.
14 Рикёр, П. Существование и герменевтика... С. 314, 318-319.
15 Лефевр, В. А. Конфликтующие структуры / В. А. Лефевр. - М. : Институт психологии РАН, 2000. - С. 78.
16 Гуссерль, Э. Феноменология / Э. Гуссерль // Логос. - 1991. - № 1.
17 Гийом, Г. Принципы теоретической лингвистики... С. 107.
18 Сепир, Э. Язык... С. 13.
19 Флоренский, П. У водоразделов мысли : в 2 т. Т. 2. / П. Флоренский. - М. : Правда, 1990. - С. 262-264, 234.
20 Риккерт, Г. О понятии философии / Г. Риккерт // Логос. - Кн. 1. - М., 1910. -
С. 19-61.
21 Доминик, Б. Гала / Бона Доминик. - Смоленск : Русич, 1997. - С. 89-90.
22 Потебня, А. А. Слово и миф / А. А. Потебня. - М. : Правда, 1989. - 623 с.
23 Там же. С. 287.
24 Макаренко, А. С. Собрание сочинений : в 4 т. / А. С. Макаренко. - М. : Правда, 1987. - Т. 4. - С. 402.
25 Хайдеггер, М. Положение об основании / М. Хайдеггер. - СПб. : Алетейя, 1999. 2-6 С. 20.
26 Потебня, А. А. Мысль и язык / А. А. Потебня. - Харьков : Типогр. «Мирный труд», 1913.- С. 182.
