Научная статья на тему 'Международная конференция «Судьбы языков: вопросы внешней и внутренней истории» (ПСТГУ)'

Международная конференция «Судьбы языков: вопросы внешней и внутренней истории» (ПСТГУ) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
131
46
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Александрова К. А., Маршева Лариса Ивановна, Десятова Мария Юрьевна

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Международная конференция «Судьбы языков: вопросы внешней и внутренней истории» (ПСТГУ)»

Вестник ПСТГУ III: Филология

2007. Вып. 1 (7). С. 209-228

Международная конференция «Судьбы языков: вопросы внешней

И ВНУТРЕННЕЙ ИСТОРИИ»

(ПСТГУ)

В апреле (27—29) 2006 г. в ПСТГУ прошла конференция «Судьбы языков: вопросы внешней и внутренней истории», в которой, согласно регистрационным листам, приняли участие 100 человек. Более 40 докладчиков из разных городов России, а также из Белоруссии и Голландии выступали в рамках четырех секций: структурно-функциональные изменения в языках; процессы становления литературных языков; историческая и синхронная диалектология; типология языковых ситуаций в разные периоды истории общества, взаимодействие языков. Конференция открылась в большом конференц-зале 27 апреля 2006 года. Участников и гостей приветствовал от лица ректора священник Олег Давыденков, зам. декана филологического факультета ПСТГУ, зав. кафедрой восточно-христианской филологии и истории древних восточных Церквей. Он отметил, что «значение события, которое сегодня происходит, возможно, осознается не всеми присутствующими. Впервые за многие десятилетия лингвистическая конференция организована конфессиональным заведением. В течение долгого времени церковь и культура, светская и церковная наука были насильственно разъединены, и это имело крайне негативные последствия как для Церкви, так и для светской культуры. И когда 14 лет назад создавался ПСТБИ, то предполагалось, что это учебное заведение станет связующим звеном между светским и церковным знанием. В течение уже многих лет в рамках ежегодной конференции нашего университета работают филологические секции, но специальная лингвистическая конференция подобного масштаба организована впервые. Мы знаем, что первый опыт редко бывает вполне успешным, и были опасения, что это мероприятие будет носить камерный, по преимуществу столичный, характер. Но, к счастью, эти опасения не подтвердились. Мы видим, что конференция собрала большое

число участников со всей России. Это значит, что те цели и задачи, ради которых создавался наш вуз, достигаются и реализуются».

Затем с приветственным словом выступила председатель оргкомитета, главный научный сотрудник Института славяноведения РАН, профессор Татьяна Ивановна Вендина: «За время существования филфака ПСТГУ, а это более 10 лет, пожалуй, это самая представительная конференция, в которой объединены силы академической и вузовской науки. Тематические и хронологические рамки нашей конференции широко раздвинуты. Нижняя хронологическая граница — время создания первого литературного языка славян, первой славянской азбуки, а верхняя граница — современные славянские и неславянские языки. Широко раздвинуты и территориальные границы тематики наших докладов: это не только русский язык и его диалекты, но и другие славянские языки: польский, белорусский, а также европейские языки: романские, германские; языки балканского языкового союза, тюркские. И такая тематическая, временная и ареальная широта не только способствовала, по мнению оргкомитета, привлечению большого числа участников, но и будет способствовать установлению контактов между представителями различных научных школ. /.../ Воспринимая слово в границах “большого времени”, как говорил Бахтин, нетрудно заметить, что оно включается в общественноязыковую память и приобретает в любой культуре высокий надъя-зыковой статус. В этой связи мне хотелось бы вспомнить слова академика В.Н. Топорова, которые он написал незадолго до своей смерти в статье “Имя как фактор культуры”: “Трудно припомнить, когда была развернута такая тотальная агрессия против имени смысла, имени памяти, имени совести, имени соприродного и соразмерного человеку, как в нашей стране в прошедшие десятилетия. Помня о трагических потерях и перед лицом будущего, нужно со всей ответственностью сказать: ономатетическая инженерия, ставшая основной частью языковой политики, принесла нашей культуре великие потери”».

Член оргкомитета конференции, директор Института восточно-христианских исследований при Рэдбоудском университете (Голландия, г. Неймиген) профессор Герман Тойле рассказал о контактах, которые существуют между возглавляемым им Институтом и отделением восточно-христианской филологии филфака ПСТГУ, и о тех программах, которые развивает Рэдбоудский университет для научного взаимодействия исследователей из Восточной и Западной Европы.

После демонстрации документального фильма о ПСТГУ начала работу секция «Структурно-функциональные изменения в языках» под председательством зав. кафедрой теории и истории языка ПСТГУ, к. ф. н. Ларисы Ивановны Маршевой. Заседание секции продолжилось в 15.15, после перерыва на обед. Целый ряд докладов был посвящен истории, современному функционированию и системно-структурным особенностям церковнославянского языка. Так, д. ф. н. И.Г. Добродомов (Москва) рассказал о месте тюркских заимствований в богослужебном славянском языке (доклад «К вопросу о тюркизмах в церковнославянском языке»). Он, в частности, отметил: несмотря на то, что данная проблематика интересует ученых с 30-х гг. XX в., ее нельзя признать сколько-нибудь исчерпанной. Признавая подавляющий вес грецизмов в старославянском и церковнославянском языках, И.Г. Добродомов доказал большую частотно-функциональную важность тюркизмов. Докладчик предложил присутствующим этюд о заимствованном из китайского существительном книга, а также высказал ряд предварительных этимологических версий, которые связаны с недавно найденным им в памятниках Х11—Х111 вв. слове къмърогъ. Как предполагает И.Г. Добродомов, оно пришло в славянский из языка торков (огу-зов) и при вычленении суффикса уменьшительности — рог(ъ), соотносится с кумура в значении «кувшин».

К. ф. н. О.Г. Щеглова (Новосибирск) в докладе «Церковнославянский язык в XVIIвеке (на материале произведений св. Димитрия Ростовского)» подробно остановилась на морфологических чертах, характерных для языка этого автора. Ею были представлены наблюдения над языком одного из первых произведений Димитрия Ростовского — «Руно орошенное». Докладчица проанализировала такие важные для грамматики церковнославянского языка маркеры, как формы прошедшего времени глагола, двойственного числа, падежные формы существительных и прилагательных, краткие формы местоимений, и рассмотрела отдельные лексические особенности. Исходя из большого количества причастий, преимущественного употребления аориста и имперфекта в качестве форм прошедшего времени, активного использования специфических церковнославянских синтаксических оборотов, лексических церковнославянизмов, О.Г. Щеглова утверждает, что Димитрий Ростовский писал свои произведения на церковнославянском языке. Однако исследовательница не отрицает многочисленных фактов отклонения от данной лингвотрадиции, в частности в субстантивных парадигмах. Подобные явления свидетельствуют о том, что цер-

ковнославянский язык конца XVII в. не был замкнутой, изолированной системой, а имел возможность активно взаимодействовать с живым разговорным языком. После выступления О.Г. Щегловой были предложены вопросы, связанные в основном со спецификой бытования в языке Димитрия Ростовского глагольных форм (в том числе о сформированности/несформированности деепричастий).

В докладе д. ф. н. О.А. Прохватиловой «Стилистические нормы современного языка Церкви» (Волгоград) было дано уточненное определение стилистической нормы как совокупности исторически сложившихся и закономерно развивающихся общепринятых реализаций заложенных в языке стилистических возможностей, обусловленных содержанием речи и определенной сферой общения. Отталкиваясь от указанной дефиниции, докладчица считает важнейшими признаками религиозного стиля, которые обусловливают специфику его языковых характеристик, гиперкоммуникацию — особый вид коммуникации, актуальный для духовной речи, — диалогичность монологического религиозного текста и своеобразный тип соотношения «говорящий — слушающий». Именно они обусловливают специфику отбора и функционирования языковых средств в текстах религиозного стиля. Далее О.А. Прохватилова перечислила орфоэпические, морфологические, синтаксические и лексические характеристики современного языка Церкви. Среди прочего, она рассказала об активном бытовании так называемых «мы»-форм. В ходе дискуссии обсуждалась проблема жанровой идентификации богослужебного языка, стабилизации произносительных норм и некоторые др.

На заседании прозвучало несколько докладов, посвященных картине мира как одной из специфических составляющих функционирования языка. Д. ф. н. А.Д. Шмелев (Москва) начал свой доклад «Фрагмент русской языковой картины мира (эволюционный аспект)» с мысли о том, что концептуализация мира, выраженная на лингвистическом уровне, подвергается динамическому изменению, которое может в разное время идти по линии все большей специфичности или, напротив, приближения к другим системам. Данный аргумент он подтвердил целым рядом слов: позор, стыдно, деликатный, проблема и т. д. Приведя большое число фактов лингвокультурологического порядка, А.Д. Шмелев сделал вполне убедительный вывод о развивающем характере русской языковой картины мира с начала XIX столетия до наших дней.

Сходная тематика находится в поле зрения д. ф. н. Н.А. Дьяч-ковой (Екатеринбург). Свой доклад «Интерпретационное поле концепта порядочность/порядочный в русском языке (на материале но-

вых афоризмов))» она построила на обширном фактическом материале, собранном из новейших сборников и Интернет-сайтов. «Новыми русскими» Н.А. Дьячкова называет афоризмы, которые принадлежат современным российским авторам, работающим в жанре афористики в кон. XX — нач. XXI столетия. В ходе доклада она сопоставила новые русские афоризмы с традиционными афоризмами и паремиями, выясняя, как интерпретируется в них концепт порядочность /порядочный. Он имеет в русском языке многослойную структуру и состоит из довольно большого количества концептуальных признаков, которые и были рассмотрены в докладе. После доклада у присутствующих возник вопрос о корректности и целесообразности сравнения новейших паремий и традиционного народного творчества. На него Н.А. Дьячкова, ссылаясь на мнение Н.Д. Арутюновой, ответила положительно и убедительно апеллировала, среди прочего, к наличию в обоих жанрах идеала и антиидеала.

Лингвоэтикетные нормы, отразившиеся в старофранцузском языке эпических текстов, были лишь одной из многих любопытных проблем, затронутых в докладе «Об уточнении семантики некоторых терминов феодальной иерархии во французском героическом эпосе» к. ф. н. М.И. Олевской (Москва). Свои выводы докладчица строила на основе многоуровневого сравнительного анализа семи памятников старофранцузского эпоса конца XI—XIV вв. При этом ей удалось сделать аргументированные наблюдения о значительных изменениях в структуре лексического значения отдельных слов.

Подобная проблематика, но уже на материале немецкого языка, была представлена в докладе «Особенности изменения структуры и семантики компонентов лексико-семантического поля “braun” в немецком языке» Н.В. Гнездиловой (Тула). Проанализировав материалы словарей, фиксирующих слова начиная с IX в., она выделяет прямую и переносную семантику прилагательного braun и связанных с ним дериватов и выявляет интралингвистические и внелинг-вистические факторы, повлиявшие на изменение значения в целом или на появление его оттенка.

Выпускница ПСТГУ и аспирантка МПГУМ.А. Цеханович в своем докладе «К вопросу о лишних суффиксах (историко-топонимический аспект)» затронула актуальную для апеллятивного и ономастического словообразования проблему лишних суффиксов. Ее наблюдения, сосредоточенные главным образом на топонимах с суффиксом -ск или его отсутствием (примеры типа Зеленоград — Зеленоградск), помогают уточнить многие этимологические интер-

претации, теоретические трактовки, а также способствуют решению функционально-прикладных задач.

В тот же день, 27 апреля, в 15.15, открылось заседание секции «Историческая и синхронная диалектология» под председательством профессора Т.И. Вендиной. Первый доклад «Категории бытия/небытия в русской традиционной духовной культуре (на материале говоров)» был прочитан Т.И. Вендиной. Докладчица сообщила, что лексемы с общим значением «жизнь» широко представлены в языке современных говоров (жизнь, век, живот, жизница, пожитуха, быт, живление, жирование и мн. др.), в то время как лексикон «смерти» на этом фоне довольно беден (кон, покон, край, кончение). Слово душа практически отсутствует, в отличие от старославянского и древнерусского языков, где оно было представлено в семантическом поле бытия. Однако во фразеологизмах, включающих производные от слова «душа», значение жизни имплицитно присуствует (душевредный — опасный для жизни (сибирские говоры), таскать душу на ниточке, быть в худых душах (томские говоры)). На чрезвычайно обширном и разнообразном диалектном материале Т.И. Вен-дина представила концептуальную картину, в которой были рассмотрены видовые понятия жизни (оценочные имена и выражения, такие как красование, житьицо, жирушка, жировье, заправность, легость, объяденице / нежить, околоть, погиба, жизнь в плохоте, без смерти смерть), ее сущностные характеристики, физиологические состояния. В ходе дискуссии после доклада было отмечено, что в диалектах сохраняется, в силу их архаичности, коррелятивность со старославянским, древнерусским и церковнославянским языками, которая в литературном языке уже зачастую утрачена. Вместе с тем в лексиконе говоров оказывается сложно развести христианские и языческие смыслы.

Доклад д. ф. н. Ф.Б. Успенского (Москва) «Пути усвоения христианских имен у князей-рюриковичей в домонгольской Руси» был посвящен малоизученному вопросу о закономерностях имянаречения в дохристианский и ранний христианский периоды в княжеских русских династиях. По мнению докладчика, в странах поздней христианизации языческий именослов характеризовался устойчивостью, так как он устанавливал связь человека с его родом, христианское же имя оставалось до определенного времени словом без коннотации. Такая ситуация часто вела к двуименности. Это прослеживается и в именах правящей династии, так как наречение имени в данном контексте обретало общественное значение. История выбора имени — это иногда сжатая до предела история

династии. Имя князя прежде всего выражало идею преемственности власти. В этом отношении не существенным оказывалась географическая и национальная принадлежность имени. К сер. XI в. скандинавское по происхождению Игорь и славянское Святослав были равно пригодны для наречения наследника. Базовым принципом имянаречения в языческую эпоху был выбор имени умершего предка, причем существовал строгий запрет на наречение имени еще живущего предка, то есть в ту эпоху было невозможно встретить, например, Владимира Владимировича. Стратегия власти оставалась главным руководством для процесса имянаречения. Выбор предка-прототипа зависел от того места в княжеской иерархии, которое прочили наследнику. Старший сын Мстислав получил имя прадеда, то есть наиболее почитаемого предка, а остальные дети получали имена непрямых потомков Рюриковичей, на столы которых они могли бы претендовать. Нехристианские имена русских князей X—XII вв., которые упоминаются в летописях, сами князья называли княжьими. Как контактировал христианский и языческий именослов в синхронии и диахронии? Круг династических имен был замкнут и ограничен, однако в него могли проникать новые имена. Двуименность оказалась ответом на принятие христианства. Постепенно династические имена заменяются христианскими. Уже с XII в. появляются случаи, когда князья упоминаются в летописи только под своим христианским именем. Прежде всего к ним относятся Василько, Роман и Давид, то есть утверждались имена тех предков, которые уже почитались как святые.

Доклад вызвал многочисленные вопросы, касающиеся магической функции имени в дохристианский период, особенностей функционирования женских имен, гипористических форм личных имен и др. Отвечая на вопросы, Ф.Б. Успенский отметил, что женские имена сохранились хуже, так как женщины в летописи обозна-чются либо по отцу (Ярославна), либо по мужу (Мстиславля). Однако женское имянаречение предполагало большую свободу, так как не было связано с престолонаследием и не нарушало династические связи и аллюзии. В связи с вопросом, подвергались ли родовые имена экспрессивно-эмоциональной обработке, докладчик сообщил, что христианские имена очень рано начали употребляться в гипори-стической форме: Иванко, Глебко, Бориско, Василько. Однако функции этих форм отличаются от современных. Гипористическим именем называется полноценный князь, но в ситуации, когда он действует вместе со своим старшим сородичем, называемым тем же именем. Остальные функции еще недостаточно исследованы.

Следующие два доклада (к. ф. н. Н.В. Калужниной (Москва) «Об одной орфографической особенности в юго-западных памятникахXV— XVI вв.» и А.А. Белоус (Новосибирск) «Фонетические и морфологические особенности языка Минейного торжественника нач. XV века (БАЛ-8)») касались грамматических и фонетико-орфографических особенностей древнерусских богослужебных текстов. Н.В. Калуж-нина обратила внимание слушателей на орфографическую черту, характерную для церковнославянских памятников XV—XVI вв., переписанных и бытовавших на юго-западе, преимущественно на Украине, а именно на тот факт, что в ряде корней, содержащих /о/ из *о, наряду с закономерными написаниями с буквой О, отмечены случаи употребления буквы Ъ вместо О. Рассмотрев все существующие немногочисленные трактовки данного явления, которое интересовало исследователей с нач. XX в., докладчица предложила свою интерпретацию этого лингвистического факта. Учитывая, что такое правописание наблюдается преимущественно в открытых слогах, ударных и безударных, эту закономерность, по мнению Н.В.Калужниной, можно связывать с украинским распределением /о/ и /о/, при котором /о/, давшая впоследствии во многих говорах Д/, появляется в новых закрытых слогах. То есть орфографическая особенность состоит в употреблении Ъ для обозначения /о/ преимущественно в ряде слов, в формах которых чередовались /о/ и /о/. При этом в подобных случаях могло существовать вариативное произношение. Эта вариативность могла поддерживаться и тем, что для многих слов, в число которых входят и некоторые из отмеченных докладчицей (воля, вода, воин с их производными), как раз на западных восточнославянских территориях развитие ударения в XIV—XVII вв. было более сложным.

Доклад к. ф. н. М.Ю. Десятовой (Москва) «О некоторых чертах глагольной системы южноитальянских диалектов в сопоставлении с балкано-романским ареалом» был посвящен соответствиям между ареалами в категории инфинитива, будущего времени, перфекта и в образовании конъюнктивных конструкций с глаголами волеизъявления, обусловленным параллельным греческим влиянием византийского периода на балкано-романские языки и диалекты Калабрии, Саленто, Сицилии.

Работа секции завершилась выступлением к. ф. н. Л.И. Маршевой (Москва) на тему «Топонимическая плюрализация в русских диалектах», в котором докладчица рассмотрела, основываясь на обширном собранном ею полевом материале говоров Липецкой области, этапы онимизации аппелятивной и ономастической лек-

сики. Первым звеном этого процесса, по мнению Л.И. Маршевой, следует считать ситуацию, когда термин переходит в наименования в «чистом» виде. Это так называемые топонимические переосмысления: Ендова (апеллятив ендова, который выступает в значении “котловина, яма, низина”. Хорошо известно, что язык, как правило, не сохраняет омонимии собственных и нарицательных имен. Подобная ситуация возможна только при малой употребительности термина, функционировании номинативной единицы на замкнутой территории, прагматической важности именуемого объекта — то есть с формальным совпадением прежде всего можно столкнуться в микротопонимии. Отсюда очевидной становится разновременность появления апеллятивов и образованных от них географических названий, что, в свою очередь, объясняет неодинаковую регулярность омонимичных единиц разных классов на одной территории в одно время и делает понятным обычное несовпадение ареалов собственных и нарицательных имен аналогичной структуры. Обособление нарицательных и собственных имен осуществляется, среди прочего, и за счет плюрализации, которая носит в ономастике словообразовательный характер. Иными словами, к производящей основе присоединяется флексийная морфема, в результате чего образуется новое слово — географическое название. Итак, некоторые топонимы восходят к суффиксальным дериватам — лобанок, лобач, не зафиксированным в нарицательной функции, — географического апеллятива лоб “любой холм”: деревня Лобанки, деревня Лобачи. Проанализированный материал позволил докладчице говорить о том, что апеллятивы включаются в имена собственные с помощью плюрализации и складывания составных названий, тогда как большинство других географических имен образовано с помощью суффиксации; кроме того, удалось установить, что в именованиях, которые восходят к местным географическим терминам, формант множественного числа выполняет две функции: функцию преодоления апеллятивно-проприаль-ной омонимии и дотопонимическую функцию. Живые, многоступенчатые процессы перехода нарицательных существительных в собственные имена pluralia tantum, то есть наличие в современном диалектном языке соотносительных слов, имеющих принципиально разное лексическое значение, но отличающихся друг от друга только окончаниями, красноречиво доказывают, что в выражении лексического значения слова участвует не только основа, но и система флексий. Совершенно очевидно и следующее: в говорах действует строгий механизм использования определенных числовых

форм для реализации определенной лексической семантики. Как отметила председатель секции Т.И. Вендина, несмотря на локальный характер приведенного материала, ограниченного пределами липецких говоров, теоретические наблюдения докладчицы носят типологический характер и могут быть применены к русскому диалектальному материалу в целом.

28 апреля, в пятницу, работа конференции проходила в рамках двух секций, заседания которых протекали одновременно: в большом конференц-зале и помещении читального зала. Утреннее заседание секции «Типология языковых ситуаций в разные периоды развития общества. Взаимодействие языков» (председатель — к. ф. н., зав. кафедрой романской филологии ПСТГУ М.Ю. Десятова) открылось в 10.00 докладом к. ф. н. Б.П. Нарумова (Москва) “Ладинский вопрос» в аспекте исторической социолингвистики”, в котором подробно и системно была изложена проблема определения понятия «ретороманский язык», история формирования идиомов, входящих в понятие «ретороманский язык», дана исчерпывающая характеристика ретороманского ареала. Выступление Б.П. Нарумова вызвало многочисленные вопросы: слушателей интересовало, отразились ли каким-либо образом в языке противоречия между католиками и протестантами? высока ли дифференциация ретороманских диалектов и сопоставима ли она с дифференциацией итальянских диалектов? можно ли считать наличие изоглосс фриульского на территории северных итальянских диалектов интерференцией? каков престиж ретороманского? и др. вопросы.

Доклад «Социолингвистический аспект двуязычия в Ирландии» представила аспирантка Ияз РАН О.О. Куреня, в котором были затронуты такие важные проблемы, как падение престижа языков, отказ от использования языка его носителями, язык как средство консолидации этноса, возрождение языка.

Затем последовало сообщение М. Ю. Десятовой на тему «Социолингвистический аспект функционирования неаполитанского диалекта», в котором в центре внимания оказалась современная ситуация, сложившаяся в Кампании в условиях стандартизации и массового перехода на литературный итальянский язык, использование Интернета в целях сохранения и возрождения минорантных языков. Следующее выступление было посвящено синтаксическим особенностям французских исторических текстов XIV—XV вв., которые были изложены в докладе к. ф. н. Т.А. Ткачевой (Астрахань) «Отражение социокультурных факторов в языке историографических текстов позднего Средневековья (Х1У—ХУ веков)». Докладчица

обратила особое внимание аудитории на функции инверсии подлежащего в старофранцузских текстах, на коммуникативные задачи автора текста, а также стилистические особенности и приемы, использовавшиеся автором. Утреннее заседание завершилось докладом к. ф. н. Д.А. Мореля Мореля (Белгород) «Социально-исторические и семантические особенности заимствований в систему французских средств лексикализации концепта nourriture», в котором методы стуктурального анализа были приложены к изучению семантической структуры понятий, входящих в концепт пища. Выступление было проиллюстрировано наглядными схемами и графиками.

Дневное заседание (председатель — к. ф. н., зав. кафедрой теории и истории языка ПСТГУЛ.И. Маршева) началось в 15.15 с доклада д. ф. н. И.А. Ширшова (Москва) «Имя действия в словообразовательной системе языка». Фактическим материалом послужили слова типа борьба, рисование, въезд и сопряженные с ним личные существительные наподобие ткач, получатель. И.А. Ширшов сделал краткий экскурс в историю вопроса, а затем подверг конструктивной критике некоторые положения своих предшественников (Е. Куриловича, Е. Земской, В. Лопатина и др.) и предложил свои варианты морфемного и словообразовательного анализа подобных слов, а также их лексикографирования. Особой актуальностью отличаются наблюдения докладчика о соотношении лексического, словообразовательного и синтаксического значений и многуров-невых корреляциях глагольных видов, залогов, объекта и субъекта.

К. ф. н. Т.Ю. Иванова-Алленова (Москва) предприняла попытку семантического сравнения на материале современного русского и церковнославянского языков слов страсть, страдать, любовь, любить (доклад «О соотношении понятий любовь и страсть в церковнославянском и русском языках»). Опираясь на текстовые, лексикографические данные, привлекая богословские труды, докладчица особо подчеркнула следующее: пример с функционально-типологической и лексико-семантической эволюцией единиц страсть, страдать, любовь, любить ярко демонстрирует «аскетизм» церковнославянского языка.

Объектом доклада «Языковые особенности лубочной Библии» к. ф. н. А.А. Плетневой (Москва) стала лубочная Библия, в который реализуется особый тип языка. Он представляет собой причудливое сплетение прежде всего церковнославянского, русского литературного и устно-разговорного языков. Данное обстоятельство, естественно, сказывается на лубочной орфографии и морфологии. Первая не соответствует жестким нормам богослужебного языка.

Что касается грамматики, то здесь большую роль играет степень начитанности и «наслышанности» автора. А.А. Плетнева представила рабочую классификацию морфологических неологизмов, возникновение которых обусловлено главным образом русско-церковнославянскими звуковыми и грамматическими сближениями (примеры типа сбыстся). В заключение докладчица заявила о типологическом сходстве лубочной Библии и берестяных грамот, поскольку в них зафиксирована так называемая неграмотная норма.

Языковой ситуации в современной Норвегии, ее драматично динамической конфигурации было посвящено выступление А.К. Юченковой (Москва). В своем докладе «Самнорск как направление языковой политики Норвегии XXвека» она сосредоточилась на нескольких типах нормы и ее вариантах, в том числе и диалектных. Отдельно докладчица подчеркнула следующее: норвежцы крайне обеспокоены вопросами своего национального языка и находятся в постоянном лингвистическом поиске. Слушателей заинтересовала проблема норвежского литературного языка в ситуации дипломатического общения.

Цель доклада к. ф. н. И. Климова (Минск) «Два стандарта современного белорусского литературного языка: тарашкевща га нарка-маука — генезис и функционирование» заключалась в ознакомлении с ситуацией, сложившейся к настоящему времени в белорусском литературном языке. На сегодняшний день существуют две нормы, которые противопоставлены друг другу практически на всех языковых уровнях — за исключением фонологического. Фактически следует говорить о двух стандартах белорусского литературного языка. Исторически они возникли путем разновременных и раз-нолокусных кодификаций, хотя до сих пор им свойственна высокая вариативность нормы. Первый стандарт — тарашкевцка или эмиранцка — сложился постепенно и свою кодификацию приобрел в грамматике Б. Тарашкевича (1919 г.). Нормы в данном случае ориентированы на образцы польского языка. Он активно употреблялся до 1939 г., до сих пор сохраняется в эмигрантских изданиях, а с конца 1980-х гг. активно внедряется в современной Беларуси. Второй стандарт, который можно назвать наркомауск1м или падсавецшм, сформировался в результате ревизии первого и был привит белорусскому обществу орфографической реформой 1933 г. Его нормы в целом копировали образцы русского языка (взаимодействию этих двух близкородственных языков были посвящены вопросы, адресованные И. Климову после выступления). Этот стандарт употреблялся в БССР и до сих пор сохраняется в Республике

Беларусь, однако с конца 1980-х гг. его нормы расшатываются воздействием тарашкевщы. Данное обстоятельство сказывается на взаимодействии между обоими стандартами, что в перспективе может привести к появлению некоей паллиативной разновидности.

Об уникальном факте вторжения высшего органа партийно-государственной власти в употребление конкретных слов рассказал к. ф. н. А.Г. Кравецкий (Москва); в своем сообщении «Экстралинг-вистические факторы в определении значения слова: соревнование и конкурс»). Докладчик остановился на проблемах этимологии (славянской и польско-латинской) указанных единиц, их добрососедском функционировании в русском языке XIX столетия. Так продолжалось до 1936 г., когда Политбюро ВКП(б), увидев в существительном «конкурс» идеологическую чуждость, особым постановлением установил закономерности их бытования.

Оживленные споры вызвал доклад к. юрид. н. Е.М. Доровских (Москва) «Правовые проблемы использования и защиты русского языка», ставший логическим и тематическим завершением работы секции. В нем было подчеркнуто, что правовое регулирование использования русского языка и языков народов Российской Федерации получило интенсивное развитие сравнительно недавно — с начала 90-х гг. и в известной мере может рассматриваться как продолжение языковой реформы, проходившей в Советском Союзе в конце 80-х г. В отличие от союзной реформы, РФ до времени избежала накала страстей при решении национально-языковых проблем. Однако объективные потребности развития русского языка могли бы быть в большей степени обеспечены, если бы внимание законодателей было обращено на его положение не только в статусе государственного языка, но прежде всего как национального культурного достояния. Данный аспект оказывается напрямую связанным с общей проблемой правового воздействия на его развитие. Она, в свою очередь, связана с качественным состоянием языка, которое законодательно никак не гарантировано (речь идет о заимствованиях из других языков, использовании жаргонизмов, вульгаризмов, ненормативной лексики). Сложилась ситуация, когда полностью отсутствует правовой механизм ответственности за нарушение законодательства РФ о языках. И эту проблему необходимо срочно решать. Введение ответственности за нарушения закона о языках налагает на государство определенные обязательства по созданию условий обучения, распространения и популяризации русского языка во всем разнообразии функционально-территориальных разновидностей, включая диалектный и церковнославянский языки.

Работа секции «Процессы становления литературных языков» (председатель — д. ф. н., зав. кафедрой немецкой филологии Самарского государственного ун-та С.И. Дубинин) открылась докладом д. ф. н. И.И. Челышевой (Москва) «Особенности лексической семантики средневекового литературного языка». В докладе, посвященном двум романским языкам — старофранцузскому и староитальянскому, были отмечены два, отчасти разнонаправленных явления, характерных для средневекового периода функционирования лексики. С одной стороны, можно говорить об ощущении исключительной семантической избыточности, когда одно и то же понятие выражается большим количеством единиц; с другой стороны, очевидна крайняя полисемичность средневековых лексем. Сохраняя, как правило, этимологическое значение (напр., gagner в стфр. — «пасти», но и «пахать, захватывать добычу, зарабатывать»), конкретные лексемы имели одновременно и абстрактное значение (attirer «привлекать» в совр. языке от лат. trahare — «тащить»). Таким образом, для средневековой лексики чрезвычайно характерно соединение отвлеченного и конкретного значения у одного и того же слова. Одним из любопытных процессов является приобретение у относительных имен качественных признаков. Например, ломбардцами в средние века во Франции называли всех итальянцев. Так как итальянцы держали банки, то постепенно это прилагательное приобрело значение «скупой, алчный». Так, латынь, воспринимавшаяся как язык par exellence, стало обозначать «язык» вообще. Рассматривая прецедентный текст как один из надежных источников для уточнения семантики средневековых лексем, И.И. Челышева привела любопытные факты «псевдоцитирования» со ссылкой на Священное Писание. Обсуждение затрагивало вопросы о способах создания целостной картины в исследовании семантики средневекового языка при отсутствии возможности верификации. Слушателями и докладчицей была отмечена известная условность существующих школьных определений: «народная латынь», «классическая латынь» и т. п.

В докладе д. ф. н. С.И. Дубинина «Территориальное варьирование в период становления немецкого литературного языка XV—XVI вв.: статус юго-западного варианта» вопреки установившейся традиции связывать формирование немецкого литературного языка с доминированием восточно-средненемецкого варианта при определенной (более или менее активной в оценках разных ученых) роли юго-восточного варианта отмечалось, что динамизм и разнообразие типов дифференциации ТВЛЯ юго-запада XV—XVI вв. свиде-

тельствует о его отнюдь непериферийном положении в контексте общенемецких тенденций становления литературного языка. В этой связи, по мнению докладчика, можно вести речь о несимметричности структурной и социо-функциональной истории немецкого литературного языка. ТВЛЯ юго-запада обладал в период своего относительно устойчивого функционирования (до сер. XVI в.) совокупностью признаков, определявших его своеобразие: 1) наличие отличительных черт узуса (изоглосс) и ареальной базы (алеманской и отчасти швабской); 2) незатронутость активным интегрирующим влиянием соседних ТВЛЯ (до 1520-х гг.) и проявление архаичных черт; 3) особый спектр типов текстов, отражавших основные сферы его реализации; 4) отсутствие четкой метаязыковой оценки современниками / «стигматизации» (в отличие от юго-восточного и восточно-средненемецкого ТВЛЯ) и резкого отрыва от низших уровней функциональной парадигмы; 5) своеобразная социо-ком-муникативная модель как «языка культуры» и основы для развитой региональной литературной традиции. Доклад д. ф. н. Е.Н. Михайловой (Белгород) «Языковая программа французского гуманизма» был посвящен зарождению и развитию французской лингвистической традиции. Отличительной чертой лингвистической программы французского Возрождения стало то, что она так или иначе была связана с проблемой языковой эволюции. Затронув практически все направления языковой деятельности гуманистов, докладчица сделала вывод о том, что «несмотря на то, что Франция включилась в движение по защите и обогащению своего языка намного позже Италии и несколько позже Испании, уже к середине XVI в. она вышла в авангард европейского течения, обогатив его новыми оригинальными идеями. Убедительным свидетельством успеха лингвистического движения во Франции является то, что к концу XVI в. французский язык стал изучаться и пропагандироваться во всех странах Западной Европы наряду с итальянским и классическими языками. Показателем этого стали многочисленные переиздания лучших ренессансных грамматик французского языка за пределами Франции и появление все новых его описаний».

Оживленную дискуссию, длившуюся вместе с выступлением более часа, вызвал доклад д. ф. н. Л.Б. Карпенко (Самара) «Историко-культурный феномен глаголицы как первого сакрального письма церковнославянского языка». Докладчица предложила вниманию слушателей принадлежащую ей оригинальную реконструкцию символического значения азбучной глаголической системы. По мнению Л.Б. Карпенко, «чтобы получить право на жизнь, славян-

ская азбука должна была явно отвечать христианскому вероучению — такой и явилась миру глаголица — славянское священное письмо, заключающее в себе идею символического богопознания». Христианский символизм глаголицы проявляется, как считает докладчица, в частности, и в том, что эта буквенная система «воспроизводит ценностную парадигму Библии в визуальном коде начертаний. Так, буквы, завершающие десятизнаковые ряды, Ижеи, Слово, Еръ и 33-й по счету знак Хлъ образуют закономерный ряд, в котором выражена евангельская идея о Христе троекратно на разных кодовых азбучных уровнях: на фонетическом, на уровне имен букв, а также на графическом уровне начертаний. Их фонетические значения образуют имя Христа: И С Ъ Х = Иисус Христос. Имена соотносят идею Бога-Слова с понятиями Священный и Холм, а начертания передают идею единства субъекта Нисхождения, Восхождения, Рождения и Вознесения. Всю последовательность четырех знаков следует рассматривать как символический код, как «символ веры», переданный на языке графических начертаний. Смысловая соотнесенность букв, завершающих десятизнаковые ряды, дает ключ к пониманию всей азбуки как христианской символической системы. Весь ряд глаголицы разворачивается в целостный христианский символ — «вселенский круг» со вписанным крестом. В нем заключена идея равновесия в мире покоя и движения, света и тьмы, добра и зла и удерживающей равновесие вертикали, образуемой символами холма Вознесения, креста, ведения, разума, веры. Начертания букв в системе круга акцентируют идею первичности для человека духовных и нравственных ценностей. Глаголический символ «вселенского круга» заключает не только религиозно-нравственное, но и естественнонаучное знание эпохи». В полемике, которая со стороны слушателей велась преимущественно к. ф. н. диаконом Иоанном Реморовым (Новосибирский госуд. ун-т) и к. ф. н. Андреем Викторовичем Вдовиченко (Ияз РАН, ПСТГУ), круг вопросов и замечаний сводился, в основном, к двум темам. Во-первых, высказывалось мнение о некорректности привлечения в качестве методологической базы для подобной реконструкции воззрений Филона Александрийского и Дионисия Ареопагита, на которых ссылалась докладчица, так как первый в своей экзегезе знаменитого места книги Бытия о наречении имен Адамом проявляет себя как последовательный платоник, а подобная логика, присущая также евномианской ереси, была решительно осуждена еще в IV в. великими Каппадокийцами; отнесение же Дионисия Ареопа-гита к ряду наиболее авторитетных отцов Церкви характерно уже

для поздневизантийской традиции. Каппадокийцы представляют собой другую ветвь. Например, о. Иоанн Мейендорф выводит Дионисия Ареопагита за рамки магистральной византийской традиции, то есть символизм выступает параллельной традицией, которую христианство может применить, но она не является для него «родной». Возникает вопрос, насколько мог Кирилл-Константин следовать линии арепоагитик, не была ли для него важнее миссионерская направленность? Л.Б. Карпенко заметила, что имена Дионисия Ареопагита и Филона Александрийского были ею упомянуты лишь в связи с констатацией того факта, что в европейской традиции неоднократно ставился вопрос о том, насколько имя способно выражать Божественную сущность. Кроме того, докладчица сообщила, что, по свидетельству Анастасия Библиотекаря, Кирилл-Константин прекрасно знал сочинения Дионисия Ареопагита, держал их при себе и советовал заучивать их наизусть, чтобы успешнее «затыкать рты еретикам». Кроме того, слушатели выразили сомнение относительно того, насколько верифицируема и непроизвольна подобная реконструкция. По мнению диакона Иоанна Реморова, сам принцип перехода от языка как системы знаков к языку как вещи в себе, внутри которой необходимо выстраивать скрытые смыслы, соотносится, скорее, с иудейской кабалистической традицией и применение его к христианской азбуке не представляется правомерным, поскольку это не зафиксировано в памятниках. По мнению исследовательницы, только в результате предложенной реконструкции становится возможным говорить о христианском характере азбуки Кирилла-Константина.

Дневное заседание секции, которое проходило под председательством к. ф. н. А.В. Вдовиченко, началось в 15.15 с доклада на французском языке доктора Германа Тойле «Язык как важная тема дискуссий между христианами и мусульманами на Ближнем Востоке (XI— XIII века)». Докладчик привел интересные свидетельства того, что статус арабского языка Корана оказался предметом дискуссии между представителями арабо-сирийской христианской и мусульманской традиций, и рассмотрел полемическую аргументацию, смысл которой сводился к тому, что догмат «иджаза», то есть исключительного совершенства, отличающего арабский язык Корана, несостоятелен, так как, по мнению представителей христианской стороны, он изобилует заимствованиями, в качестве риторических украшений использует бедные ассонансы и напыщенные гиперболические выражения, а его синтаксическая структура допускает неясные толкования. Профессор Тойле обратил внимание

на то, что христианские участники дискуссии, возражая против присвоения мусульманами арабского языка (так как он является родным языком и для многих представителей христианской традиции), тем не менее в рассматриваемую эпоху еще не использовали этот факт как основу для налаживания контакта и взаимопонимания с мусульманами. Отвечая на вопросы аудитории, докладчик сказал, что считает преувеличенным недавно высказанное в научных кругах мнение о том, что первоначальный вариант Корана был написан на сирийском языке, хотя знакомство Магомета с сирийским языком и с памятниками, на нем написанными, отрицать невозможно.

Выступление к. ф. н. диакона Иоанна Реморова (Новосибирск) «Святитель Филарет Московский о принципах русского перевода священных текстов» сопровождалось (как и доклады О.Г. Щегловой, С.И. Дубинина) компьютерной демонстрацией и было посвящено основным тенденциям переводческой техники Митрополита Филарета, устанавливаемым на основании его правки рабочих версий перевода. Как известные факты и свидетельства мнений митрополита, так и рассмотренные эпизоды правки позволяют говорить о нескольких общих требованиях, предъявляемых к переводу библейского текста: 1) авторитетность (грамматическая правильность, благозвучие, логичность и четкость); 2) повышенное внимание к деталям смысла (с сохранением неоднозначности некоторых мест, предполагающих толкования); 3) стилистическая дифференциация контекстов, т. е. использование специализированных средств для соответствующих контекстов; 4) соединение русского и церковнославянского языковых начал (норма—традиция); 5) учет традиции не только языка, но и текста (неприкосновенность существующего текста, если нет веских причин его менять). В дискуссии обсуждались возможность перевода богослужебных текстов на русский язык, были высказаны аргументы в пользу подновления некоторых мест текстов, используемых в богослужении, на основе моделей, содержащихся в более позднем (более понятном и приближенном к современности) варианте церковнославянского языка, без утери принципов, которым следует в своем переводе святитель Филарет. А.В. Вдовиченко заметил, что рассматриваемая переводческая техника, по-видимому, заставляет лингвистов несколько «потесниться» в строгости традиционных определений (в том числе в установлении границ между русским и церковнославянским языками), поскольку данный пример убеждает в том, что конечным требованием, предъявляемым к целевому тексту, является его

коммуникативная адекватность, а не строгое следование школьным нормам грамматики (так, грамматика «русского языка» перевода нарушается включениями грамматики церковнославянского, однако текст обладает целостностью в рамках того коммуникативного пространства, на которое ориентирован).

Доклад А.С. Бакулиной (Москва) «Немецкое языковое искусство» Иоганна Кристофа Готтшеда» был посвящен лингвистической программе одного из ведущих немецких грамматистов XVIII столетия, фактически построившего информативную и подробную грамматику немецкого языка, ставя при этом целью лингвистических исследований установление варианта написания слова и его употребления.

В докладе к. ф. н. А.В. Вдовиченко (Москва) «Литературный Jewish Greek: эволюция и интерпретации» были высказаны аргументы в пользу рассмотрения языка Септуагинты и Нового Завета в качестве особой традиционной практики создания священных текстов, аутентичной для грекоязычной иудейской диаспоры эллинистического периода. Два существующих подхода к проблеме языка библейских текстов, ставшие традиционными в академической науке (семитизирующий и аттикизирующий), не могут предложить основания для единства и целостности этих текстов: и тот, и другой обнаруживают факты «неправильности языка». Неадекватная картина библейского языка («малолитературный, изобилующий нарушениями нормы») возникает вследствие неадекватности традиционных теоретических инструментов или античной модели описания, которая сориентирована на предметную форму языковых фактов в расчете найти в них прямую корреляцию «знак-значение». В действительности «система языка» не может быть признана автономной от когнитивных (сознательных) процессов участников культурно-исторической ситуации. Как было показано и в предыдущем докладе диакона Иоанна Реморова, «строгие» лингвистические определения, ориентированные на языковую предметность, должны быть признаны недостаточными для отражения живой коммуникативной реальности. По ряду причин «язык» Сеп-туагинты и новозаветного корпуса следует считать литературным, традиционным, эпическим, архаизирующим. В дискуссии (с диаконом Иоанном Реморовым) были затронуты вопросы о соотнесении высказанной позиции с выводами о. Леонида Грилихеса о текстах Евангелий от Матфея и Марка, первоначально якобы написанных соответственно на еврейском и арамейском языках. В своем ответе докладчик указал, что некоторые фактологические наблюдения,

высказанные о. Леонидом, вовсе не противоречат его концепции, однако в теоретическом плане исследователь примыкает к семи-тизирующей концепции, с вытекающими из этого слабыми сторонами (невозможность теоретически представить высокий статус и цельность текста; неправомерность признания прямой пословной корреляции между текстами, вне рефлексии авторов; подспудно признаваемая коммуникативная неадекватность отношений «автор — аудитория»; неправомерность установления прямых отношений «устный текст—письменный текст»; невозможность вписать в семитизирующую («пословно-переводную») концепцию все тексты новозаветного корпуса и др.).

Краткое заседание секции «Процессы становления литературных языков», состоявшееся в субботу, 29 апреля, после осмотра участниками конференции экспозиции Музея древнерусского искусства и культуры имени Андрея Рублева, было сформировано докладами к. ф. н. А.В. Ямпольской (Москва) «Язык хроники Дино Компаньи», к. ф. н. Ж.Е. Фомичевой (Тула) «Становление англо-американского иронического дискурса», к. ф. н. В.Н. Андреева (Тула) «Проблемы нарратологического анализа «Кентерберийских рассказов» Дж. Чосера и О.В. Трынковой (Тула) «К вопросу о метафорических моделях в англоязычном художественном дискурсе» и имело предметом обсуждения различные лингвистические стратегии при функционировании литературного языка как языка художественной авторской литературы.

К.А. Александрова, Л.И. Маршева, М.Ю. Десятова

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.