CC BY
138
МЕТОДИКА СРАВНИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА ТЕКСТОВ С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ МИФОЛОГИЧЕСКИХ СЮЖЕТОВ В СПЕЦСЕМИНАРЕ ПО СРАВНИТЕЛЬНОМУ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЮ
ДЛЯ СТАРШЕКУРСНИКОВ
Е.Н. КОРНИЛОВА, кафедра русского языка
Современное художественное сознание работает с традиционными сюжетами ми-фологически-легендарного характера иначе, чем это происходило в доромантическую эпоху, в период «рефлективного», по выражению С.С. Аверинцева, «традиционализма»1. В творчестве писателей ХЗХ в. миф уже отчетливо воспринимается как арсенал поэтического мышления, как элементарная составная национальной или мировой культурной традиции. В литературе XX в. миф неразрывно связывается с архетипом и его функцией воздействия на подсознательное и бессознательное при восприятии искусства. Мифопоэтическое мышление Нового времени, таким образом, становится тождественным метафорическому
- шире художественному - осмыслению действительности, миф сводится к тропу, символу, аллегории (в сатирических жанрах). Схема функционирования мифа в современной литературе выглядит примерно так:
миф —> архетип —> метафора традиция + подсознание = универсализация содержания с попыткой философского осмысления действительности.
На заре цивилизации, в период «до-рефлективного традиционализма» взаимосвязь этих явлений была обратной. В основании творческого сознания (так же как и в ранних философских учениях вплоть до Сократа) лежал факт, либо неоднократно эмпирически проверенный (календарные, солярные мифы, «мировое древо», мифы об умирании и воскресении), либо поразивший воображение древнего человека и глобально изменивший его представления о жизни (крито-микенская цивилизация, Троянская война, гибель Бургундского королевства). Последние чаще все-
1 Аверинцев С.С. Древнегреческая поэтика и мировая литература // Поэтика древнегреческой литературы. - М.: 1981. - С. 3, 7.
2 Там же.
го фиксируются в мифологическом сознании как события Священной истории, плавно переходящей в историю мифологизируемую по аналогии с преданиями предков (см. Геродот) и историю современную писателям (см. «Панегирик» или «Ареопагитик» Исократа).
Венцом наблюдений древнего человека над природой и историей становился миф, благодаря своему синкретизму оплодотворявший все сферы интеллектуальной деятельности и на равных правах с рационалистическими доводами служивший аргументом в самых скептических и релятивистских учениях античности (ср. софистов и Сократа, не говоря уже о таком творце мифов как Платон и его последователи). Схема выглядит приблизительно так:
факт —> архетип —> миф
единичное явление - повторяющаяся схема - глобальное мировосприятие. Мифологическое сознание органически репродуцировало свои представления в эпической, лирической (наиболее показателен в рамках спецкурса Пиндар и хоровая лирика) и трагедийной поэзии, хотя черты мифа не трудно отыскать в любом художественном тексте античной эпохи. Самостоятельная работа студентов в этом направлении прекрасно вырабатывает навыки вычленения сегментов мифа и в новейшей литературе.
Миф, определивший поэтику античной эпохи и фольклора новых народов (см. кельтские, исландско-германские, славянские корни средневековой литературы), стал неотъемлемой частью профессиональной литературы Ренессанса, классицизма, Просвещения (особенно в немецкоязычном контексте). Однако конфликт просветительского рационализма с ортодоксальными концепциями мироздания подорвал господство мифологического мышления в интеллектуальном сознании европейцев. Просветительская насмешка над мифом
направлялась прежде всего против религиозной догматики и классицистической псевдоантичности; однако в представлении просвещенных людей рационализм на некоторое время сделал традиционный миф прибежищем посредственности, отсталости или ханжества.
После Великой французской буржуазной революции формируются постградицио-налистские или, по терминологии того же С. С. Аверинцева, «антитрадиционалистские тенденции индустриальной эпохи»1. Наука врывается не только в эстетические теории романтиков и реалистов, но активно влияет на писательское воображение, способы художественного изображения человека и мира. Романтики болезненно ощущают утрату поэзией мифа и в самых ранних манифестах провозглашают необходимость создания собственной романтической мифологии. Новалис делает попытку воплотить свои теоретические постулаты в романе «Генрих фон Офтердинген», где представлены почти все возможные способы мифотворчества Нового времени, и его неоконченный роман становится Катехизисом для последующих поколений писателей (хотя для большинства читателей остается набором таинственных символов, связанных между собой наивным простодушием повествования). Обращение романтиков к национальному фольклору значительно усиливает мифопоэтическую струю в романтической эстетике и, наконец, Шеллинг, объединив и упорядочив догадки иенских романтиков, создает целостную философию мифологии.2
Создавая новый миф, романтики использовали части традиционной мифологии (нередко в одном контексте христианской, античной и варварской европейской), а также на равных условиях сюжеты, созданные историей, культурой, интеллектуальным сознанием предшественников (образы Сервантеса и Шекспира, платоновские, картезианские, просветительские гипотезы-мифемы и проч.), только у Новалиса, к примеру, сегменты «рукотворного» мифа более дробны и ближе к способу метафорического выражения классицистов, а у Гофмана более целостны и подсве-
1 Там же.
2 Шеллинг Ф.В.Й. Введение в философию
мифологии // Сочинения в 2-х тт. - Т. 2. - М.: 1989.
чены романтической иронией, которая парадоксально подменяет действительность гротеском, а гротеск реальностью. Габалис и волшебная сказка о феях нужны Гофману для моделирования романтического двоемирия. Элитарное сознание романтического художника, которое скажем Гегелю представлялось только формой бегства от действительности, включает волшебный фонарь воображения, для которого уже нет и не может быть ничего невозможного.
Глобальным мифом романтической эпохи несомненно явилась мифологизация творчества, определившая разработку темы поэта и поэзии, художника-творца в литературе (особенно в поэзии) ХЕХ-ХХ вв. В основе лежали высказанные еще в античности идеи, которые зафиксировал, например, Платон.3 Тема избранничества, пророчества с одной стороны и непризнанное™, гонимости поэта с другой с легкой руки романтиков становятся особой темой реалистической и модернистской литературы, при помощи которой утверждается оппозиционность литературы по отношению к меркантильному обществу и его ханжеской морали.
Не менее плодотворной оказалась и тема двойничества. Гофман, Э. По эмпирически ощущали в человеческом сознании разные уровни и открытие это не могло пройти бесследно для Гоголя и Достоевского, а тем более для писателей XX в., читавших Фрейда и Юнга. «Близнечный миф» традиционных мифологий благодаря архетипу построенному на борьбе добра и зла в едином организме (в архаике - семья, в современности - личность) оказался очень продуктивным в новейшей литературе. Морализаторский пафос и эмоциональный накал романтизма, его страсть к таинственному, «неизъяснимому», а нередко ужасному и безобразному (ср. например, Квазимодо у Гюго) влекли писателей этого направления к мифологемам готики. Уже в 20-е гг. XIX в. миф триумфально возвращается в творческую лабораторию самых знаменитых писателей.
3 «Кто подходит к вратам поэзии не в исступлении мусическом, а в убеждении, что одно мастерство сделает его поэтом, тот и сам не поэт, и искусство его, как искусство здравомыслящего, исчезнет перед искусством иступленных» (Платон. Федр, 245 а).
Второе поколение романтических поэтов (особенно показательно в английской литературе) свободно оперирует сюжетами возрожденной и переосмысленной традиционной мифологии. Если Кольридж мораль и образность христианских видений (включая Дантов «Ад») сплавлял с ветхозаветным мотивом Каиновой печати и евангельским образом Агасфера, трансформированном в европейском фольклоре моряков в легенду о Летучем Голландце («Сказание о Старом Мореходе»), то Байрон переосмысливает сюжет из Книги Бытия, наполняя его новым, актуальным и противоположным по смыслу первоисточнику содержанием. Мистерия «Каин» исполнена пафоса романтического бунта, а акт братоубийства - повод для «мировой скорби» по титанической личности протагониста. Из сферы морально-нравственной Байрон переносит сюжет в область социально-политическую, о чем свидетельствует его письмо к Томасу Муру от 19 сентября 1821 г., где сама мысль высказана с утрированным нажимом: «Каин убивает Авеля <...> из недовольства политической обстановкой в раю.. .»* Шелли свободно домысливает миф о Прометее, вводя в него новый персонаж2 и свою футурологическую концепцию мироздания.
Романтическая концепция мифа в том числе в ее Шеллингианском варианте оказывает значительное влияние на интеллектуальную жизнь Европы. Вагнер и Ницше предлагают собственное видение мифа в истории цивилизации. Результатом оказываются взращенные позитивизмом социальные теории Дюркгейма и его школы. Благодаря постановке проблемы «коллективного бессознательного» появляются новые связанные с мифологией школы в литературоведении (Бенфей, Веселовский), антропологическая школа в этнографии, ведутся исследования по социальной психологии и теории восприятия. Теория «соборности» в русском богословии и философии, частично подсказанная литературой, оказывается базовой для поисков русских симво-
1 Цит по: Байрон Дж.Г. Избранное. - М.: 1986. -С. 438.
2 О Демогоргоне см. статью М.П. Алексеева «Образ Демогоргона в драме Шелли и его источни-
ки» /У Алексеев М.П. Сравнительное литературоведение. -Л.: 1983. - С. 275-285.
листов. Е.М. Мелетинский3 называет усиление интереса к мифу в конце XIX в. процессом «ремифологизации», хотя нам представляется, что корни его уходят в романтическую эпоху.
Именно романтики начинают обращаться к традиционному мифу не в поисках прежде всего сюжета, созвучного по содержанию современности (те. по аналогии; ср. напр., выбор мифа у Софокла или в «античных» трагедиях Корнеля и Расина), а на более сложном метафорическом уровне, когда начинает работать архетипическое наполнение, имеющее многоуровневую структуру. Сопоставление здесь идет сразу по многим линиям, открывая подтексты, нередко незаметные для современников. Это стиль мышления новой, посттрадиционалистской литературы в условиях господства рационализма.
Первый уровень как и в глубокой архаике образует эмпирический факт, который по законам историзма начиная с XIX в. видится в культурно-историческом аспекте с одной стороны и в метафорическом освещении, с другой искусство не равно действительности Искусство, прежде всего, предполагает обобщение многих эмпирических фактов, о чем говорил в «Поэтике» еще Аристотель, сопоставляя труд историка и поэта. Второй уровень предполагает осмысление эмпирики с точки зрения типического (т е. вновь возникает проблема повторяемости, которая никогда не предполагает абсолютных совпадений, ибо время и среда корректируют архетип). На третьем уровне на основе глубинного общечеловеческого восприятия смыслоряда типических картин должно родиться философское обобщение закономерностей действительности - то, что древние облекали в форму мифа. Структура художественного сознания осталась неизменной; неизменными остались и многие истины, облеченные ныне в более современную форму. Сакральное сознание древних делало человека игрушкой в руках Судьбы; неодолимость Рока, Ананке все же не мешала героическому противоборству протагониста древнегреческой трагедии. Сегодняшняя литература с иезуитско-позитивистской логикой говорит о том же: достигнуть
3 Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М.:
1976.
счастья нельзя, мир абсурден, человек в нем одинок, но ему дан выбор, от правильности которого зависит его самосознание и ценность его личности. Мифопоэтический уровень гарантирует гуманность и «гуманитарность» литературы.
При рассмотрении эволюции конкретного традиционного сюжета в литературе Нового времени имеет смысл уделять внимание нескольким аспектам проблемы:
- изменению конкретно-исторических условий и среды, в которой зарождается идея воплощения традиционного сюжета (в этом смысле на равных с известными произведениями могут рассматриваться наброски, отрывки, планы в письмах и дневниках). В исторических и политических сюжетах безаши-бочно работает концепция «временной оппозиции» А.К. Долинина;
- биографический контекст возникновения и воплощения замысла;
- эволюция средств поэтики невозможна без изучения текстов предшественников и последователей, работавших с вариантами данного мифа. Здесь бывает важно обратить внимание студентов на различие главенствующих для каждого автора мотивов в его трактовке традиционного сюжета. Например, при разработке темы Орфея в новейшей литературе европейского круга можно указать, что в «Сонетах к Орфею» Рильке центральной является воспринятая сквозь призму романтизма и символизма тема поэта и бессмертия поэзии; в «Эвридике» Жана Ануя главным становится экзистенциальный мотив утраты любви (отсюда в заглавии Эвридика) и одиночества; в драме Т. Уильямса «Орфей спускается в ад» -ад. Центральный мотив нередко выносится автором в название произведения.
В центр практических занятий по изучению функционирования мифа в новейшей европейской литературе обыкновенно выносится несколько наиболее броских и имеющих солидную критику произведений на мифологические сюжеты, желательно с разными формами традиционного воплощения мифа («Улисс» Джойса и «Иосиф и его братья» Томаса Манна) и мифотворчество Кафки («Превращение», «Процесс», «Одиссей и сирены»), В дальнейшем студенты сами предлагают тексты для изучения или выбирают их из списка
предложенных рефератов. Формой контроля становится письменная работа, исследующая по всем намеченным направлениям традиционный сюжет не менее чем в двух произведениях новейшей литературы. При работе над рефератом студент помимо текстов, предназначенных для анализа и критической литературы по творчеству задействованных им писателей и произведений, должен ознакомится с теоретической литературой, список которой прилагается.
Литература
I. Алексеев М.П. Сравнительное литературоведение. -Л.: 1993.
3. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. - М.:
1994.
4. Барт Р. Мифологии. - М.: 1996.
5. Батай Ж. Литература и зло. - М.: 1994.
6. Белый А. Символизм как миропонимаеие. -М.: 1994.
7. Веселовский А.Н. Избранные статьи. - Л.: 1939.
8. Жак Дерида в Москве. - М.: 1993.
9. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. -Л.: 1979.
10. Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. -М.: 1986.
II. Камю А. Бунтующий человек. - М.: 1990.
12. Кассирер Э. Философия символических форм // Культурология. XX в. - М.: 1995.
13. Леви-Строс К. Первобытное мышление. - М.: 1994.
14. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М.: 1991.
15. Лотман Ю.М.Лекции по структурной поэтике. - М.: 1994.
16. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М.: 1976.
17. От мифа к литературе Сб. статей в честь семидесятилетия Е.М. Мелетинского. - М.: 1993.
18. Самопознание европейской культуры XX в. Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. - М. : 1991.
19. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. - М.: ИНИОН, 1996.
20. Теория метафоры. - М.: 1990.
21. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. - М.: 1995.
22. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. -М.: 1987.
23. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. - М.: 1997.
24. Хюбнер К. Истина мифа. - М.: 1996.
25. Шеллинг Ф. Введение в историю мифологии // Соч. в 2-хтт.-Т. 2.-М.: 1989.
26. Юнг К.-Г. Аналитическая психология. Прошлое и настоящее.-М.: 1995.
