Научная статья на тему 'Мифопоэтическая картина мира М. Ю. Л ермонтова в контексте русского романтизма'

Мифопоэтическая картина мира М. Ю. Л ермонтова в контексте русского романтизма Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
782
123
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РОМАНТИЗМ / КАРТИНА МИРА / М. Ю. ЛЕРМОНТОВ / БОГ / ЧЕЛОВЕК / ПЕЧОРИН / ЦИНИЗМ / M. J. LERMONTOV / ROMANTICISM / WORLD PICTURE / GOD / THE PERSON / PETCHORIN / CYNICISM

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Седина Елена Витальевна

В статье рассматривается мифопоэтическая картина мира через традиции русского романтизма. Автор акцентирует внимание на рассмотрении основной для мира поэта бинарной оппозиция «человек / Бог».

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Mythological poetic picture of the world of M. J. Lermontova in the context of russian romanticism

In article the world picture through traditions of Russian romanticism is considered мифопоэтическая. The author focuses attention on consideration the basic for the world of the poet binary opposition the person / God.

Текст научной работы на тему «Мифопоэтическая картина мира М. Ю. Л ермонтова в контексте русского романтизма»

уДК 882 ББК Ш 5 (2=Р)5

Е. В. Седина

г. Чита

Мифопоэтическая картина мира М. Ю. лермонтова в контексте русского романтизма

В статье рассматривается мифопоэтическая картина мира через традиции русского романтизма. Автор акцентирует внимание на рассмотрении основной для мира поэта бинарной оппозиция «человек / Бог». Ключевые слова: романтизм, картина мира, М. Ю. Лермонтов, Бог, человек, Печорин, цинизм.

E. V. Sedina

Chita

Mythological poetic picture of the world of M. J. Lermontova in the context of russian romanticism

In article the world picture through traditions of Russian romanticism is considered мифопоэтическая. The author focuses attention on consideration the basic for the world of the poet binary opposition the "person / God".

Key words: romanticism, world picture, M. J. Lermontov, God, the person, Petchorin, cynicism.

Соотношение мифа и реальности, мифа и искусства всегда являлось и является по сей день предметом научных исследований и споров. Художественная литература исторически вышла из мифа, но она есть специфическое явление, отличающееся от него. Традиционное коллективное бессознательное мифотворчество объединяет этику с эстетикой, гносеологией, религией, не различает объект и его отражение, в то время как, художественная литература является результатом сознательного индивидуального творчества, направленного на создание условной, художественной реальности.

Основными подходами к изучению мифа как специфического жанра словесности являются содержательно-хронологический и структурно-психологический. Содержательно-хронологический подход основной акцент при изучении мифов ставит на содержательной стороне мифов и времени их бытования. Этот подход практически исключает мифологизирование в художественных произведениях, сводя мифологическое начало в художественных произведениях к использованию автором готовых мифологических сюжетов и образов, закрепленных древней традицией. Структурно-психологический подход представляет собой попытку взглянуть на миф с точки зрения носителя мифа, как бы «изнутри» самого мифа, с позиции человека мифотворящего - носителя мифологического сознания. Благодаря этому границы мифологизма в литературе становятся гораздо шире, что позволяет определять как миф не только сюжеты и образы древней мифологии, но и авторской мифологической

системы, с оригинальными авторскими образами и сюжетами.

В рамках структурно-психологического подхода при изучения мифа и литературы в науке утвердилось несколько основных концепций: ритуалистическая, символическая, психоаналитическая, семиотическая. Ритуалистическая школа (основоположник -Дж. Фрэзер) [10] исходит из приоритета ритуала над мифом и определяет ритуал как важнейший источник развития мифологии, религии, философии, искусства. Последователи Фрейзера, представители так называемой кембриджской школы, Дж. Харрисон, Ф. М. Конформд, Г. Мэррей и др., развили идеи этнологизации и ритуализации в генетическом развитии культуры, и в частности, литературоведения.

Исследование символического характера мифа является приоритетным в трудах представителей символической школы (основоположник - Э. Кассирер) [3]. Символическая функция, по мнению Кассирера, является сущностью человеческого сознания. Она реализуется во всех формах духа - в словах и выражениях языка, в конструкциях мифического мышления, в текстах религии, в образах и метафорах искусства, в понятиях и формулах науки.

В отдельном томе «Философии символических форм» Кассирер обобщает данные о мифе в цельную систему философии мифа. Центральным понятием в теории Кассирера является мифологическое сознание, специфику которого он поясняет на сравнении с научным способом познания. Основные признаки мифологического сознания - раскрытие сути явления через повествование о

его происхождении, опора на прошлое как причину вещей, неразличение реального и идеального, вещи и образа, объекта и свойства, единичного и общего, дихотомию священного и профанного. Мифология в исследовании ученого предстает как замкнутая символическая система, основанная на способе функционирования и моделирования окружающего мира.

Достижения психологической науки лежат в основе психоаналитической школы (основоположник - К. Г. Юнг) [13]. Помимо индивидуального бессознательного, выделенного З. Фрейдом, Юнг вводит понятие «коллективного бессознательного», которое представляет собой хранилище латентных следов памяти всего человечества. В нем отражены мысли и чувства, общие для всех людей и являющиеся результатом нашего общего эмоционального прошлого. Юнг предположил, что коллективное бессознательное состоит из мощных первичных психических образов - архетипов. Архетипы - врожденные идеи или воспоминания, которые предрасполагают людей воспринимать, переживать и реагировать на события определенным образом. Теоретически число архетипов в коллективном бессознательном может быть неограниченным. Юнг выделил основные шесть - тень, мудрый старец, младенец, мать, дева, анимус (анима). Юнг расширил область соприкосновения психологии и мифологии. Каждая мифологическая фигура, когда-либо и где-либо зафиксированная, становится важным психологическим символом. При этом само понятие мифологии существенно расширяется. Юнг указал на такие особенности мифологии, как распространенность одних и тех же мотивов у разных народов, их повторяемость и воспроизводимость на разных стадиях культуры. Тем самым он указал на родство мифологии с другими процессами массовой культуры и индивидуального сознания. Потому под влиянием теории Юнга к мифологии сегодня не только относят традиционную мифологию (устные сказания дописьменных культур, описывающие возникновение мира, мировой порядок и историю в целом), но и говорят о мифологии любой культуры и эпохи, индивидуальных мифологиях выдающихся художников, писателей.

В основе структурно-семиотического подхода (основоположник - Леви-Стросс) [5] лежит представление о мифосознании как сугубо рациональном, четко организованном с точки зрения логики. В основе мето-

дики структурного анализа лежит выявление набора типичных для мифа фактов (образов, мотивов, сюжетов) и определение их места в общей структуре мифа на основе реализации мифологических ценностей в жизни определенных обществ. Основу мифологического мышления, по Леви-Строссу, составляет система бинарных оппозиций (правое-левое, высокий-низкий, верх-низ, теплый-холодный и др.), центральные персонажи мифов (культурные герои) выполняют функцию прогрессивного посредничества (медиации) между этими фундаментальными противоположностями.

Наиболее полная, объективная и всесторонняя концепция мифа предложена российским литературоведом Е. М. Меле-тинским. В своем фундаментальном труде «Поэтика мифа» оно рассмотрел, систематизировал и обобщил все известные науке трактовки мифа и представил собственную обобщающую теорию мифосознания. Концепция мифологизма ученого основывается на историческом характере рассмотрения мифа. Рассмотрение мифа возможно только при учете принципиального единства двух сторон мифа: мифологических представлений (мироощущений, мифической картины мира) и мифологического повествования (сюжетов) [7, с. 172].

Таким образом, в сложившихся в гуманитарной науке мифологических концепциях, миф сохраняет общее - наличие фундаментальных черт человеческого сознания. Универсальность мифологического сознания, мифологических моделей, сюжетов, образов способствовала их активному и постоянному использованию в художественном творчестве на протяжении всей человеческой истории. «Любой отдельно взятый миф раскрывает в образной форме вполне определенный смысл, что позволяет обозначить мифологию в целом (как региональная, так и мировая) как символически выраженную картину мира - смысловая картина, но только выраженная через образы. Это картина нашего эмпирического (физического) мира, увиденная сквозь призму трансцендентной реальности и воспринятая как отражение этой реальности, как телесный образ бестелесного мира» [4, с. 211].

Человек с древнейших времен обладал целостной системой представлений о себе и окружающем мире, о своей роли в мире и месте в нем. Такой целостной системой мироустройства обладает каждая культура, внутри которой формируется мировоззрение от-

дельной личности, индивидуальная картина мира. В самом общем виде мифологическая картина мира определяется как сокращенное и упрощенное отображение всей суммы представлений о мире внутри конкретной традиции. Под миром понимается человек и среда в их взаимодействии, то есть мир есть результат переработки информации о среде и самом человеке с помощью знаковых систем. Картина мира реализуется в различных семиотических воплощениях, скоординированных между собой и образующих единую универсальную систему, которой они и подчинены [9, с. 161-164] .

По утверждению современного литературоведа Л. А. Ходанен, занимающейся вопросами изучения мифа в творчестве русских романтиков, в русском романтизме постепенно основным материалом мифотворчества становится библейско-христианская мифология, в обращении к которой мифопоэтическая картина мира обретает целостные очертания, формируя единую картину национальной духовности, в которой находят место языческая древность и христианские святыни [11, с. 313].

Отличительной чертой русского романтизма является устремленность к мифу, активное использование мифа в его мифопоэтической форме, наличие черт мифологического мышления в поэтической логике, создание собственной мифологии в контексте мировой и русской культуры. В творчестве М. Ю. Лермонтова, как одного из представителей русского романтизма, обращенность к мифу, его преобразование, создание собственной мифологии прослеживается особенно ярко.

Особое место в мифологическом универсуме романтизма принадлежит истории, которую русские романтики рассматривали в призме национальных движений, героики. Романтики героизировали национальное и древнее прошлое, и это была идея возвращения и тоска о безвозвратно утраченном «золотом веке», миф о нем романтики переживали глубоко и драматично («Бородино», «Последний сын вольности»).

Романтики раздвинули область героического, мифологизируя не только исторических личностей древности, но создавая мифологию выдающихся гениев своей эпохи: Наполеон, Байрон, поэты Великой французской революции, великие музыканты и художники древности. Первый национальный миф о Пушкине создал Лермонтов, используя в мифопоэтике стихотворения «Смерть

поэта» христианские «мифологемы», наполнив новым мифологическим содержанием жанровую структуру элегии о гибели поэта и развивая пушкинскую традицию («Андрей Шенье») в обращении к евангельской символике [11, с. 316].

Эстетической теории романтизма соответствует взгляд на искусство как на символическую репрезентацию высшей истины, как на вечное символизирование. Романтизм, открывший внутреннюю бесконечность, субъективную безграничность человеческого «Я», склонен угадывать во внешнем мире непрерывный ряд аналогий внутреннему «пространству» души, видеть в нем выявление, отображение и воплощение глубин индивидуальной жизни.

В романтизме символ являл собой единство конечного и бесконечного, и обе бесконечности - души и живого универсума - совпадали в каком-то своем ценностном и онтологическом пределе: «душа» растворялась в «природе», но и у природы оказывалась созвучная человеческой «душа». Обращение Лермонтова к символике вызвано, прежде всего, потребностью выразить мучительное напряжение внутренней жизни и лишь затем, исходя из ее непоколебимой ценности, найти ей отзвуки и соучастие в жизни мировой. Романтическая символичность позволяет поэту не только спроецировать свою внутреннюю трагедию вовне, но и расширить ее до общемирового действа (такие символы поэта как: парус, челн, облако, волна, кинжал, звезда, змея на руинах и др.).

Обостренное внимание к внутреннему миру человека, к жизни души выразилось у романтиков в создании мифологии сна, в которой сон выступает одной из форм бытия. «У романтиков сон становится способом художественно-философского осмысления бытия в целом, сон из разряда сугубо случайных, мимолетных, повседневных и временных проявлений бессознательной психики возводится в категорию универсальную, над-временную, провиденциальную» [8, с. 115]. В творчестве Лермонтова сформировалась неповторимая мифология снов и сновидений.

Для мировосприятия романтизма характерно ярко выраженное противоречие между идеалом и действительностью. Особая творческая установка осознается писателем как создание художественного мира, независимого от реальности, принципиально отличного от него. Романтик стремится создать свой идеальный мир или через образы-символы напомнить о нем, вспомнить его.

Символом идеального мира для романтика становится звук, потому что смысл, значение слова уже давно искажены, потеряны. Согласно романтической эстетике, музыка находит непосредственный путь к душе человека, независимо и помимо слов и понятий. В слове, в поэзии также выделяется его звучание, его способность музыкально воздействовать на человека. Поэтому звук становится главной и почти единственной формой передачи идеального содержания [12, с. 11].

Для романтиков звук означал нечто природное, дошедшее до нас помимо цивилизации, естественное и простое («По небу полуночи», «Выхожу один я на дорогу», «Есть речи - значенье» и др.). Два главных свойства музыки имели для романтиков решающее значение: ее эмоциональность и ее неизобразительный характер. Опираясь на них, романтики отождествляли музыку с воплощением своего несовместимого с реальностью идеала [1, с. 255].

В мифопоэтической картине мира Лермонтова одной из главных бинарных оппозиций является оппозиция земля/небо, человек/Бог. Смысловое напряжение в рамках

Неотъемлемым элементом мифопоэтической картины мира Лермонтова наряду с Богом является Демон. Самым парадоксальным образом существование Бога обусловило существование Демона. Демон является выражением мировоззренческой позиции, не приемлющей существование зла в мире, наряду с добром. Демон воплощает протест против подобного мироустройства и неже-

этой оппозиции создается путем постановки вопросов о Боге, о человеке, их взаимоотношениях, о свободе воли человека, судьбе.

В мифопоэтической картине мира Лермонтова Бог является Творцом мироздания, в Его руках судьба человека, Он управляет ею, Он - грозный судия, Он - всеведущ, человек живет через переживание Божьего присутствия. Божеству подвластны все проявления жизни человека, и потому он становится источником как добра, так и зла на земле. Нередко герои Лермонтова бросают обвинительные упреки в адрес Бога и даже вступают в тяжбу с ним. Герою кажется несправедливым устройство мира, в котором добро и зло соседствуют безраздельно. Зло в мире поэта, существует как неуничтожимая реальность, как в мире, так и в самом человеке.

Человек - единство земного и небесного, материального и духовного. Добро и зло -два полюса, та противоположность в человеке, без которой не может быть условий для борьбы и необходимого стремления к совершенству. Поэт очень точно изображает противоборство этих двух начал в человеке.

Стихотворение «Поток» [6, т. 1, с. 115]:

лание примириться с непонятной для него волей Творца. Демон как бы раздваивается между добром и злом, светом и тьмой, жаждет примирения и понимает его невозможность. В рамках оппозиции «человек / Бог» ставится вопрос о свободе воли человека. Человек может принять волю Творца, порой не понимая ее, а просто полагаясь на Бога и доверяя Ему. В то же время человек может отойти от

Источник страсти есть во мне Великий и чудесный Осознание злого начала в себе. Великий и чудесный потому, что у Лермонтова зло - это оскорбленное добро. У добра и зла один источник - Бог

Песок серебряный на дне Поверхность лик небесный Двойственная природа человека: Песок - темное начало в человеке. Песок - это множественность, у него нет своей формы, своего бытия. Множественность - ипостась дьявола, темных сил. Лик небесный - светлое начало в человеке. Единственность, единоначалие - ипостась Бога

Но беспрестанно быстрый ток Воротит и крутит песок Быстрый ток - это жизнь, это борьба между добром и злом

И небо над водами Одето облаками В результате светлое начало может затмиться

Родится с жизнью этот ключ И с жизнью исчезает; Добро и зло изначально с человеком, от самого рождения и сопровождают его до самой смерти

В ином он слаб, в другом могуч, Но всех он увлекает; Сила страстей у каждого человека своя, но никто не избежит битвы

И первый счастлив, но такой Я праздный отдал бы покой За несколько мгновений Блаженства иль мучений Для поэта жизнь невозможна без борьбы, она стоит блаженства или муки

Творца, заняв позицию Демона, цена такой свободы - неизбывное одиночество.

Примером такой жизненной позиции может также служить образ странного человека, который проходит через большинство произведений Лермонтова: Юрий («Люди и страсти»), Владимир Арбенин («Странный человек»), Евгений Арбенин («Маскарад»), Александр («Два брата»), Григорий Печорин («Княгиня Лиговская»), Вадим («Вадим»), Лугин («Штосс»). Эти герои обладают некоторыми общими чертами: острый ум, чрезмерное самолюбие, недюжинные таланты, обостренное внимание к своему внутреннему миру, одиночество, его отличает знание людей, потеря смысла жизни. Такой герой весьма недоверчив и раним, жаждет любви и понимает ее как обладание. Генерализация сюжетных линий образа странного человека получила свое завершение в образе Печорина («Герой нашего времени»), оформившийся в формуле «герой нашего времени».

Картина мира каждого человека основывается на различных отношениях: к миру, людям, себе, природе и т. д. Переживание мира формирует определенные эмоциональноценностные ориентации, которые являются плодом деятельности ума, сердца и души. Система ценностей позволяет человеку ориентироваться в мире, отделять главное от второстепенного.

Главная ценность для Печорина -утверждение своей воли, подчинение собственной воли всякого другого человека «... первое мое удовольствие - подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха -не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?» [6, т. 2, с. 540].

Наряду с волей незыблемой ценностью для него является свобода «двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту. но свободы моей не продам» [6, т. 2, с. 557].

Свобода понимается как абсолютная независимость от всякого человека через отрицание ценности дружбы «.я к дружбе не способен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается.» [6, т. 2, с. 517]; через отрицание любви «Да, я уже прошел тот период жизни душевной, когда ищут только счастия, когда сердце чувствует необходимость любить сильно и страстно кого-нибудь, - теперь я только хочу быть любимым, и то очень немногими; даже мне кажется, одной постоянной привязанности мне было бы довольно: жалкая привычка сердца!..» [6, т. 2, с. 526].

Эмоционально-ценностной ориентацией Печорина будет являться цинизм без соответствующей компенсаторной пары сентиментализма.

«Цинизм предполагает абсолютную ценность собственного «я» (включая, и все то в окружающем мире, что дорогу цинику, доставляет ему удовольствие, что он воспринимает как «продолжение себя»)» [2, с. 33]: «Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б меня все любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви» [6, т. 2, с. 540]. В отношении же всего остального мира и особенно наглядно в отношении признанных в этом мире этических принципов наблюдается полное равнодушие [2, с. 33]. Разрушив мир честных контрабандистов, Печорин не испытывает ни малейших угрызений совести. «Слава Богу, поутру появилась возможность ехать, и я оставил Тамань. Что сталось со старухой и с бедным слепым - не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!» [6, т. 2, с. 509].

Для циника мир является лишь необходимым средством самореализации «.я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание из хитростей и замыслов, - вот что я называю жизнью» [6, т. 2, с. 549].

Характерной чертой цинизма является отрицание значимости любой другой ценности, кроме собственного «Я»: «Печальное нам смешно, смешное грустно, а вообще, по правде, мы ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя» [6, т. 2, с. 518].

Потому мир циником воспринимается абсолютно равнодушно, ему все равно, каков мир - добр или зол, справедлив, возвышен, низмен и т. п. «.Я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы» [т. 2, с. 540].

То, что не представляет ценности для себя, можно легко разрушить, так как для тебя это не существенно. «Неужели, думал я, мое единственное назначение на земле -разрушать чужие надежды? С тех пор, как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как буд-

то без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаяние! Я был необходимое лицо пятого акта; невольно я разыгрывал жалкую роль палача или предателя» [6, т. 2, с. 546].

Познание мира происходит в результате неизбежного противостояния личности и мира, в результате которого формируются определенные ценности. «Из жизненной бури я вынес только несколько идей - и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем, а головой. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия. Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его.» [6, т. 2, с. 567].

Драма Печорина определяется его эмоционально-ценностной ориентацией -цинизмом. Мир Печорина образуется только им самим, для других там нет места. В его мире нет никаких положительных ценностей, все бессмысленно и ничтожно, и для себя Печорин не находит смысла существования. Его позиция губительна и разрушительна для личности, подтверждением тому

является смерть самого Печорина по дороге из очередного путешествия - бегства от жизни, от самого себя.

Мифопоэтическая картина мира М. Ю. Лермонтова, в традициях русского романтизма, образуется библейско-христианской мифологией, а именно мифом об изначальной гармонии всего мира. Основной бинарной оппозицией в мире поэта является оппозиция земля/небо, человек/Бог. Через неизбежное столкновение с миром у героев формируются определенные ценности, отношение к миру и себе в мире. Сквозным образом героя мифопоэтической картины мира поэта является Печорин («Герой нашего времени»), эмоционально-ценностная ориентация которого заключается в цинизме. Цинизм представляет собой заведомо губительную жизненную позицию, при которой ничто не представляет ценности, кроме самого себя, что приводит к одиночеству и духовной смерти. Эту схему «цинизм-одиночество-смерть» Лермонтов проводит в своем программном произведении «Герой нашего времени».

Список литературы

1. Ванслов В. В. Эстетика романтизма. М.: Искусство, 1966. 404 с.

2. Есин А. Б. Литературоведение. Культурология. М.: Флинта; Наука, 2002. 352 с.

3. Кассирер Э. Философия символических форм. Т. 2: Мифологическое мышление. СПб., 1925. 279 с.

4. Косарев А. Философия мифа. Мифология и ее эвристическая значимость. М.: ПЕРСЭ; СПб: Университетская книга, 2000. 304 с.

5. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1985. 483 с.

6. Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений: в 2-х т. М.: Правда, 1988.

7. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 2000. 407 с.

8. Нечаенко Д. А. Сон, заветных исполненный знаков. М.: Юр. лит-ра, 1991. 304 с.

9. Топоров В. Н. Мифы народов мира. М., 1997. Т. 2. 676 с.

10. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М., 1980. 831 с.

11. Ходанен Л. А. Миф в творчестве русских романтиков. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2000. 320 с.

12. Шагалов А. А. М. Ю. Лермонтов в школе. М.: Просвещение, 1976. 253 с.

13. Юнг К. Г. Душа и миф: шесть архетипов. М.: К.: Совершенство - Port-Royal, 1997. 384 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.