CC BY
43
УДК 343.2/.7 DOI 10.24412/2073-0454-2021-2-106-112
ББК 67.408 © И.А. Жарких, 2021
Научная специальность 12.00.08 - уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право
МЕСТО ПРОВОКАЦИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В СИСТЕМЕ УГОЛОВНОГО ПРАВА: КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ ПОДХОД
Ирина Андреевна Жарких, аспирант кафедры уголовного права
Московский государственный юридический университет имени О.Е. Кутафина (МГЮА) (125993, Москва, Садовая-Кудринская ул., д. 9) E-mail: irinazharkikh@mail.ru
Научный руководитель: доктор юридических наук, профессор И.Э. Звечаровский
Аннотация. Рассматриваются вопросы, связанные с определением места провокации преступления в системе уголовного права. Автор приводит критерии отграничения прикосновенности от института соучастия в преступлении и провокации от соучастия, формулируется вывод о единых основаниях выделения таких критериев. На основании сравнительного анализа института прикосновенности к преступлению и провокации преступления автором обосновывается необходимость отнесения провокации к разновидности прикосновенности к преступлению.
Ключевые слова: провокация преступления, прикосновенность к преступлению, соучастие в преступлении, укрывательство, легализация, недонесение, несообщение о преступлении.
THE PLACE OF CRIME PROVOCATION IN THE CRIMINAL LAW SYSTEM:
A CONCEPTUAL APPROACH
Irina A. Zharkikh, Post-graduate Student of the Department of Criminal Law
Moscow State Law University named after O.E. Kutafin (MSAL) (Sadovaya-Kudrinskaya st., 9, Moscow, 125993) E-mail: irinazharkikh@mail.ru
Scientific supervisor: Doctor of Legal Sciences, Professor I.E. Zvecharovsky
Abstract. The article deals with issues related to determining the place of provocation of a crime in the criminal law system. The author provides criteria for distinguishing touch from the institution of complicity in a crime and provocation from complicity, and formulates a conclusion about the common grounds for allocating such criteria. On the basis of a comparative analysis of the institution of touching a crime and provocation of a crime, the author justifies the need to refer provocation to a type of touching a crime.
Keywords: provocation of a crime, touching a crime, complicity in a crime, concealment, legalization, failure to report, failure to report a crime.
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Для цитирования: Жарких И.А. Место провокации преступления в системе уголовного права: концептуальный подход. Вестник Московского университета МВД России. 2021(2):106-12.
Вопрос о правовой природе и месте провокации преступления в системе уголовного права был и остается достаточно актуальным, поскольку в уголовно-правовой науке высказываются различные точки зрения относительно данного явления, при этом единства мнений не наблюдается.
Одни специалисты рассматривают провокацию преступления как социальное отклонение, как деяние, приносящее вред [6]. С точки зрения других ученых, провокацию необходимо относить к обстоятельству,
исключающему преступность деяния. Например, В.С. Комиссаров и П.С. Яни, отмечают, что благодаря решениям Европейского Суда по правам человека (далее -Европейский Суд), воспринятым высшим судебным органом России, провокационно-подстрекательскую деятельность сотрудников правоохранительных органов следует рассматривать в качестве нового, пока не отраженного в гл. 8 УК РФ обстоятельства, исключающего преступность деяния, совершенного лицом, в отношении которого эта деятельность осуществля-
лась (курсив наш - И.Ж.) [9].
С другой стороны, не все специалисты готовы поддержать столь смелое утверждение: в частности, В.Н. Додонов отмечает, что в правовой системе России, как и других европейских стран, провокация преступления не признается обстоятельством, исключающим преступность деяния [5]. Еще одна позиция ученых заключается в признании провокации в качестве обстоятельства, смягчающего наказание [3, с. 19; 11; 17].
С нашей точки зрения, не вполне представляется возможным определить самостоятельное место провокации в системе уголовного права, а также ее сущность на основании вышеприведенных позиций. В этой связи предпримем попытку обозначить место провокации в соотнесении ее с отдельными институтами уголовного права.
В первую очередь необходимо отметить, что структуру преступной деятельности, как известно, можно условно разделить на следующие составляющие:
1) единоличное совершение преступления;
2) сопричинение вреда, в котором также можно выделить:
а) соучастие;
б) сопричинение вреда с лицами, не подлежащими уголовной ответственности;
в) неосторожное сопричинение вреда;
г) посредственное исполнение (опосредованное со-причинение вреда);
3) деятельность одного лица, связанную с преступлением, совершенным другим лицом (прикосновенность к преступлению).
Именно последнее представляет особый интерес, поскольку, как полагаем, на настоящем этапе развития уголовно-правовой науки имеются предпосылки взглянуть на сущность провокации преступления с точки зрения прикосновенности к преступлению и определить провокацию как пока не разработанный теорией вид прикосновенности к преступлению.
С этой целью необходимо отметить, что прикосновенность преступления как самостоятельный институт российского уголовного права стала формироваться лишь с принятием Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (далее - Уложение 1845 г.), в котором содержались нормы, касающиеся прикосновенности к преступлению. В Уложении 1845 г. прикосновенности были посвящены ст. 14 и 15 Уложения 1845 г.1, в которых были обозначены следующие ее виды:
1) попустительство (ст. 14);
2) укрывательство следов преступления или преступника (ст. 14);
3) пользование плодами преступного деяния (ст. 14);
1 Здесь и далее нумерация статей Уложения 1845 г. приведена в соответствии с редакцией издания 1885 г.
4) недонесение о готовящемся или совершенном преступлении (ст. 15)2.
В то же время нормы о прикосновенности расположены в отделении третьем Уложения 1845 г. «О участш в преступленш», в целом посвященном соучастию, в связи с чем возникло немало дискуссий и научных споров относительно природы прикосновенности и ее соотношении с соучастием.
Во второй половине XIX - начале XX века в отечественной уголовно-правовой науке стали формироваться взгляды на прикосновенность как на отдельное уголовно-правовое явление, отличное от соучастия.
В прошлом столетии окончательно сформировалась убежденность правоведов в наличии связи между основным преступлением и прикосновенностью к нему. Содержание связи, как отмечает А.А. Васильев, определялось совокупностью деяний, относимых к прикосновенности к преступлению [1, с. 12-13].
В Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. прикосновенность к преступлению оценивалась как соучастие в совершении преступления, в Уголовных кодексах РСФСР 1922 и 1926 гг. - и как соучастие, и как отдельное преступление. Самостоятельной уголовно-правовой оценке подлежало заранее не обещанное попустительство преступлению и заранее не обещанное приобретение и сбыт имущества, заведомо для виновного добытого преступным путем.
Со времени принятия Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. и УК РСФСР 1960 г. прикосновенность к преступлению законодательно отделена от соучастия в нем [8, с. 11]. Так, УК РСФСР содержал отдельно нормы о соучастии (ст. 17 и 171) и отдельно об укрывательстве (ст. 18) и недонесении (ст. 19).
Таким образом, возможно сделать вывод, что именно в советский период прикосновенность к преступлению была сформирована в отдельный уголовно-правовой институт. В действующем УК РФ в отличие от УК РСФСР 1960 г. отсутствуют отдельные нормы в Общей части, которые регламентировали бы прикосновенность к преступлению в общем и отдельные ее виды в частности, однако уголовная ответственность за отдельные виды прикосновенности установлена в некоторых статьях Особенной части УК РФ.
Не углубляясь в дискуссию относительно видов прикосновенности к преступлению, отметим, что в классическом понимании прикосновенность к преступлению выражается в трех формах: укрывательство, попустительство, недоносительство. Вместе с тем, все чаще отдельные исследователи расширяют традици-
2 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Издание 1885 года, со включением статей по Продолжениям 1912, 1913 и 1914 годов / Россия. Законы и постановления. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Первого составленный. Издание 1916 года. В 15 т. Т. 15. Пг., 1916. 521 с.
онный перечень видов прикосновенности и помимо вышеобозначенных ее видов также выделяют, например, небрежное хранение огнестрельного оружия (ст. 224 УК РФ) и ненадлежащее выполнение обязанностей по охране оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств (ст. 225 УК РФ) [2, с. 11], заранее не обещанное приобретение и сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, а также легализацию (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем [16, с. 16].
Такое не структурированное понимание прикосновенности и ее видов свидетельствует о недостаточной доктринальной проработке указанного института и, кроме того, предполагает возможность дальнейшего поиска отдельных форм проявления прикосновенности к преступлению.
В этой связи примечательно, что в науке сформировались разные подходы к определению правовой природы прикосновенности к преступлению. Одни ученые указывают, что сущность провокации состоит в ее направленности на воспрепятствование выявлению, расследованию и раскрытию основного преступления, а также в увеличении возможности для уклонения лица, совершившего основное посягательство, от применения уголовно-правового воздействия с помощью лиц, не участвовавших в его совершении [1, с. 8; 8, с. 7]. Другие специалисты ограничивают прикосновенность к преступлению сферой общественной безопасности [10, с. 6; 13, с. 5] или интересами государственной власти [16, с. 6].
Что касается определения понятия прикосновенности, принципиальных различий в его формулировке не возникало ни в советские времена, ни в настоящее время. А.А. Пионтковский, например, указывал, что прикосновенность к преступлению может выражаться в форме укрывательства, недонесения и попустительства [14, с 590], то есть указанный ученый исходил из того, что прикосновенностью является деятельность, непосредственно связанная с преступлением, но не содействующая его совершению. Аналогичной точки зрения придерживались П.И. Гришаев и Г.А. Кригер [4, с. 200].
Интерес представляет высказывание А.Н. Трайни-на, который полагал, что прикосновенность охватывает такую связь прикосновенного лица с исполнителем преступления, которая не достигает интенсивности соучастия, однако которая тем не менее не может остаться вне рамок уголовно-правового регулирования [18, с. 130].
Заслуживающей внимания представляется и точка зрения Э. Раала, согласно которой как прикосновенность к преступлению рассматривается умышленное деяние лица, имеющее общественно-опасный характер, поскольку такое деяние связано с преступлением
другого лица. При этом, ученый отмечает, что такое деяние прикосновенного к преступлению лица не должно иметь активного характера, либо не должно находиться в причинной связи с преступлением другого лица, либо должны отсутствовать оба эти признака [15, с. 9].
Специалисты, занимающиеся изучением вопросов прикосновенности к преступлению, в целом солидарны во мнении, что к отличительным признакам прикосновенности можно отнести следующие:
1) это деяние лица, не совершавшего основное преступление [1, с. 16; 7, с. 84-86];
2) такое деяние является умышленным [7];
3) прикосновенность к преступлению возникает на основе другого совершающегося или совершенного преступления и, имея непосредственную связь с этим преступлением, не находится с ним в причинной связи [8, с. 16];
4) прикосновенное деяние посягает, как правило, на интересы государственной власти и (или) направлено на воспрепятствование выявлению, расследованию и раскрытию основного преступления [8, с. 16].
Что касается последнего признака, особый интерес применительно к поставленному вопросу представляет позиция Н.К. Кустовой, которая, анализируя признаки прикосновенности, отмечает, что прикосновенность к преступлению посягает на общественные отношения в сфере осуществления деятельности по привлечению лиц, совершивших преступление, к уголовной ответственности, предупреждению и раскрытию преступлений, поскольку ее субъект, в какой бы форме она не осуществлялась, направляет свое деяние на создание возможности совершения преступления другим лицом либо на сокрытие уже совершенного другим лицом преступного деяния, а равно на оказание ему содействия в уклонении от уголовной ответственности (курсив наш - И.Ж.) [12, с. 50].
Сходную позицию высказывал И.Х. Хакимов, полагавший, что в результате деятельности прикосновенных к основному преступлению лиц причиняется вред государству в части выполнения такой функции, как предупреждение и раскрытие преступлений [19, с. 24].
В этой связи особо стоит обратить внимание на то, по многим характеристикам провокация схожа с институтом прикосновенности к преступлению, в том числе, в той части, что, провоцируя, провокатор исходя из целей своей провокации всегда способствует тому, что субъект основного преступления совершает такое преступление. При этом говорить о том, что такая провокационная деятельность не влияет негативным образом на систему предупреждения и противодействия преступности, не приходится. Провокация не то что оказывает непосредственное влияние на состояние и рост преступности, она также и порождает эту преступность, поскольку, если и не является пер-
вопричиной совершения конкретного преступления, то во всяком случае влияет на формирование и развитие преступной деятельности основного субъекта спровоцированного преступления.
Н.К. Кустова, например, отмечает, что общественная опасность прикосновенности состоит не только в том, что в результате такой деятельности создается возможность для субъекта основного преступления избежать уголовного преследования, в частности, в случае укрывательства, недонесения, но и в том, что она формирует предпосылки для повышения эффективности его преступной деятельности (легализация, приобретение незаконного добытого имущества), а равно для возможности осуществления таковой (попустительство) [12, с. 50] (курсив наш - И.Ж.).
Если принять позицию автора и вышеуказанное применить по отношению к провокации, получается аналогичная ситуация: провокация ни коим образом не способствует пресечению или предупреждению преступления, несмотря на свою основную цель осуществления - предание виновного в руки правосудия или наступления иных неблагоприятных для него последствий. Наоборот, провоцирование на совершение преступления способствует возрастанию количества совершенных преступлений и, как следствие, повышению уровня преступности, а в ряде случаев, о чем также свидетельствует судебная практика, спровоцированное преступление не было бы совершено, если бы этому не «посодействовал» провокатор.
Так, например, апелляционным приговором Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Чувашской Республики от 20 мая 2016 г. Нефёдов и Смирнова оправданы по обвинению в совершении преступления, предусмотренного ч. 5 ст. 33, ч. 3 ст. 30, ч. 3 ст. 290 УК РФ, Солдатов - по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 292 УК РФ и ч. 3 ст. 30, ч. 3 ст. 290 УК РФ, на основании п. 3 ч. 2 ст. 302 УПК РФ в связи с отсутствием в их действиях состава преступления.
Как указал суд, показания сотрудников полиции А., Б. и В., которые имели непосредственное отношение к оперативно-розыскному мероприятию по данному уголовному делу, а также письменный ответ заместителя министра внутренних дел по Чувашской Республики о постановке на учет дела оперативного учета не могут быть признаны достаточными и достоверными доказательствами для вывода о том, что на момент принятия решения о проведении в отношении Нефёдова оперативного эксперимента у сотрудников правоохранительных органов имелись достаточные сведения о фактических обстоятельствах, подтверждающих обоснованность подозрения Нефёдова в получении взяток и «свидетельствующих о том, что преступные действия были бы совершены Нефёдовым и
без их вмешательства»1 (курсив наш - И.Ж.).
Также заслуживает внимания позиция Е.О. Во-лотовой, которая при рассмотрении понятия прикосновенности отмечает, что прикосновенность к преступлению как теоретическая уголовно-правовая категория представляет собой специфическую связь деяния одного лица с преступлением другого лица, при котором действие (бездействие) прикосновенного лица предопределяет возможность совершения этого преступления либо обеспечивает сокрытие [2, с. 19].
Основываясь на приведенном выше утверждении, позволим себе провести аналогию выделенного нами курсивом признака с чертами, присущими провокации преступления. Несомненно, провокация не может не предопределять вероятность, более того -неизбежность в ряде случаев совершения спровоцированным лицом преступления. В этой связи важно отметить, что Европейский Суд, основываясь на своей прецедентной практике, в пункте 54 постановления Европейского Суда от 30 октября 2014 г. по делу «Носко и Нефедов против Российской Федерации» указал на то, что побуждение лица к совершению преступления при помощи таких средств как проявление инициативы по установлению контакта с ним, настойчивое побуждение, обещание финансовой выгоды или взывание к чувству сострадания могут быть расценены как провокация.
При этом Европейский Суд отмечает, что если преступление было предположительно спровоцировано действиями тайных агентов и ничто не предполагает, что оно было бы совершено и без какого-либо вмешательства, то эти действия представляют собой подстрекательство (термин «подстрекательство» Европейским Судом используется в значении провокации - Прим. авт.) к совершению преступления (пункт 47 постановления Европейского Суда от 15 декабря 2005 г. по делу «Ваньян против Российской Федерации»)2.
Так, например, приговором Рамонского районного суда А. осужден по трем эпизодам п. «в» ч. 5 ст. 290 УК РФ. А., являясь главой Березовского сельского поселения Рамонского муниципального района, по первому эпизоду получил от Л., действовавшей в интересах К.,
1 Апелляционный приговор Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Чувашской Республики от 20 мая 2016 г. № 22-857/2016 // URL : https://sudact.ru/regular/doc/Dlxc46UHjkdJ/ (дата обращения 06.10.2020).
2 Обобщение правовых позиций Европейского Суда по правам человека по делам, по которым было установлено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. в связи с совершением заявителями преступлений вследствие подстрекательства со стороны сотрудников правоохранительных органов : Управление систематизации законодательства и анализа судебной практики Верховного Суда Российской Федерации / официальный сайт Верховного Суда Российской Федерации // URL : http://вс.рф/documents/intemational_practice/26341/ (дата обращения 19.09.2020).
взятку в сумме 200 000 рублей; по второму эпизоду получил взятку от Л., действовавшей в интересах В., в сумме 200 000 рублей; а также от Г. через посредника Л. взятку в сумме 200 000 рублей за незаконные действия, связанные с предоставлением земельных участков на территории Березовского сельского поселения К., В., Г., в силу закона имеющим право на бесплатное получение этих земельных участков в собственность. При передаче денежных средств Л. действовала под контролем сотрудников, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, в связи с чем А. был задержан с поличным.
Президиум Воронежского областного суда, рассматривая кассационную жалобу, отметил, что в приговоре в обоснование вывода суда о виновности А. имеется ссылка на протокол осмотра предметов -компакт-диска с детализацией входящих и исходящих телефонных соединений, согласно которому А. и Л. созванивались 9 раз; при этом суд оставил без внимания тот факт, кто являлся инициатором телефонных переговоров и в связи с чем они проводились с такой частотой.
На основании изложенного, постановлением Президиума Воронежского областного суда от 06.06.2018 № 44У-49/2018 приговор отменен, дело направлено на новое рассмотрение1.
Таким образом, судебная практика наглядно демонстрирует, как деятельность провоцирующих предопределяет возможность или неизбежность совершения преступления, на которое провоцируют. Из приведенного выше в качестве примера постановления отчетливо видно, что такая настойчивая деятельность сотрудников правоохранительных органов, как и сотрудничающих с ними лиц, выражающаяся в частоте звонков, а также в их инициировании со стороны «заинтересованных» лиц, не могло не повлиять на решимость спровоцированного совершить преступление.
Примечательным является то, что критериями разграничения прикосновенности к преступления и соучастия в нем, а также отличительными признаками указанных институтов являются критерии и признаки, аналогичные при разграничении соучастия и провокации.
При разграничении соучастия и прикосновенности, во-первых, необходимо учитывать, что содержание причинной связи в соучастии и прикосновенности не совпадает: при соучастии причинная связь имеет непосредственную, прямую связь между действиями всех соучастников и наступившим единым для всех преступным результатом, при прикосновенности же действия прикосновенного лица не образуют причин-
1 Постановление Президиума Воронежского областного суда от 06.06.2018 № 44У-49/2018 // СПС «Консультант Плюс».
ную связь с предикатным преступлением и наступившими в результате его совершения общественно опасными последствиями.
С точки зрения Р.Д. Шарапова, принципиальное отличие прикосновенности от соучастия состоит в том, что при соучастии деяния всех соучастников причинно связаны с общим для них преступным результатом, в то время как преступление, образующее прикосновенность, ни коим образом не обусловливает наступление общественно опасного последствия предикатного преступления, а, значит, не находится в причинной связи с преступным результатом основного преступления, совершенного другим лицом [20].
Вышеуказанное применимо и к разграничению провокации преступления и соучастия, поскольку между действиями провокатора и содеянным спровоцированным также не наличествует прямая причинная связь.
Во-вторых, прикосновенность отличается от соучастия по субъективной стороне: при прикосновенности умысел прикосновенного лица и субъекта основного преступления не совпадает, он имеет разную направленность; при соучастии субъективная сторона преступления характеризуется единством умысла всех соучастников, и деятельность каждого из соучастников направлена на достижение общего преступного результата, хотя цели соучастников могут и не совпадать.
В отношении соучастия приемлемо даже говорить об общей направленности действий соучастников, при этом у провокатора и провоцируемого, как и в случае прикосновенности, такой общей направленности не наблюдается, поскольку основная цель провокатора состоит не в достижении спровоцированным лицом преступного результата, а в наступлении для спровоцированного неблагоприятных последствий.
В-третьих, действия соучастников характеризуются таким признаком, как совместность; при прикосновенности к преступлению такой признак отсутствует. На это, в частности, обращает внимание Р.Д. Шарапов и указывает, что прикосновенное лицо, независимо от ответственности лица, виновного в совершении предикатного преступления, несет самостоятельную уголовную ответственность за свое собственное преступление [20].
Аналогичный признак отграничения представляется возможным выделить и у провокации. Так, Е.В. Говорухина указывает, что провокация имеет целью не совместное достижение преступного результата, а использование спровоцированного преступного деяния лица с целью изобличения последнего в содеянном [3, с. 12].
И, наконец, отличие прикосновенности от соучастия состоит в том, что действия соучастников пре-
ступления взаимообусловлены, что означает влияние деяний всех соучастников друг на друга. Посредством выполнения каждым соучастником своей части объективной стороны наступает преступный результат, при этом при невыполнении кем-либо из соучастников части преступного деяния, такие последствия могли бы не наступить. При прикосновенности деяние лица, прикосновенного к преступлению, и субъекта основного преступления не взаимообусловлены, а независимы друг от друга.
Также в литературе точно подмечено, что прикосновенность от соучастия позволяет отграничивать то, что прикосновенность как автономное преступное поведение имеет не прямую, а косвенную связь с основным преступлением, и данном случае отсутствует двусторонняя субъективная связь между лицом, совершающим основное посягательство, и прикосновенным лицом [12, с. 57]. Вышеизложенное несомненно применимо к разграничению провокации преступления и соучастия.
Таким образом, с учетом изложенного выше представляется, что есть основания относить провокацию к одной из разновидности прикосновенности к преступления, что определяет место провокации преступления в уголовном праве России как самостоятельного института. Указанное потребует дополнительной доктринальной проработки не только учения о провокации преступления и ее месте в системе уголовного права, но и теории о прикосновенности преступления, в частности, ее понятия и признаков.
Литература
1. Васильев А.А. Уголовно-правовая характеристика прикосновенности к преступлению: ав-тореф. дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.08. Екатеринбург, 2009. 28 с.
2. Волотова Е.О. Прикосновенность к преступлению: понятие, виды, ответственность: автореф. дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.08. М., 2011. 28 с.
3. Говорухина Е.В. Понятие и правовые последствия провокации в уголовном праве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.08. Ростов-на-Дону, 2002. 29 с.
4. Гришаев П.И., Кригер Г.А. Соучастие по советскому уголовному праву. М.: Госюриздат, 1959. 255 с.
5. Додонов В.Н. Провокация преступления с позиций современного уголовного права // Вестник Академии Генеральной прокуратуры РФ. 2008. № 3 (5). С. 13-16.
6. Дударенко В.В. Провокация преступления как социальное отклонение // Успехи современной науки и образования. Т. 8. № 4. 2017. С. 147-152.
7. Зарубин А.В. Понятие и формы прикосновенности к преступлению // Научный вестник Омской академии МВД России. 2012. № 1 (44). С. 84-86.
8. Зарубин А.В. Уголовно-правовое регулирование прикосновенности к преступлению: авто-реф. дис. ... канд. юрид. наук : 12.00.08. Красноярск, 2004. 21 с.
9. Комиссаров В.С., Яни П.С. Провокационно-подстрекательская деятельность в отношении должностного лица как обстоятельство, исключающее ответственность за получение взятки // Законность. 2010. № 9. С. 3-8.
10. Косякова Н.С. Прикосновенность к преступлению по российскому уголовному праву: становление, состояние и перспективы развития: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001. 24 с.
11. Кугушева С.В. Провокация преступления: проблемы уголовно-правовой квалификации // Уголовное право. 2005. № 10. С. 25-26.
12. Кустова Н.К. Институт прикосновенности к преступлению: теоретические, законодательные и правоприменительные аспекты: дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.08. 2019. 217 с.
13. Макаров А.Д. Уголовная ответственность за прикосновенность к преступлению: автореф. дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.08. М., 2004. 20 с.
14. Пионтковский А.А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. М.: Госюриздат, 1961. 666 с.
15. Раал Э.Х. Прикосновенность к преступлению по советскому уголовному праву: автореф. дис. канд. юрид. наук. Тарту, 1956. 20 с.
16. Сережкина К.Н. Прикосновенность к преступлению в уголовном праве России: оптимизация норм и практики их применения: авто-реф. дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.08. Самара, 2009. 24 с.
17. Тищенко А.В. Провокация и необходимость ее закрепления в уголовном законодательстве России как обстоятельства, смягчающего наказание // Теория и практика общественного развития. 2014. № 8. С. 165-168.
18. Трайнин А.Н. Учение о соучастии. М., 1941. 158 с.
19. Хакимов И.Х. Ответственность за прикосновенность к хищению социалистического имущества. Ташкент: Фан, 1982. 124 с.
20. Шарапов Р.Д. Совместная преступная деятельность без признаков соучастия: прикосновенность к преступлению, участие в преступлении при отсутствии совместности умысла // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2015. № 4 (34). С. 36-41.
References
1. Vasiliev A.A. Criminal-legal characteristics of the touch to the crime: author's abstract. dis. ... cand. yurid. sciences: 12.00.08. Yekaterinburg, 2009. 28 p.
2. Volotova E.O. Touching the crime: the concept, types, responsibility: author's abstract. dis. ... cand. yurid. sciences: 12.00.08. Moscow, 2011. 28 p.
3. Govorukhina E.V. The concept and legal consequences of provocation in criminal law: abstract. dis. ... cand. yurid. sciences: 12.00.08. Rostov-on-Don, 2002. 29 p.
4. Grishaev P.I., Krieger G.A. Complicity in Soviet criminal law. Moscow: Gosyurizdat, 1959. 255 p.
5. Dodonov V.N. Provocation of crime from the standpoint of modern criminal law // Bulletin of the Academy of the Prosecutor General of the Russian Federation. 2008. № 3 (5). S. 13-16.
6. Dudarenko V.V. Provocation of crime as a social reject // Successes of modern science and education. Vol. 8. No. 4. 2017. P. 147-152.
7. Zarubin V.A. Concept and forms the implications of the crime // Scientific Bulletin of the Omsk Academy of the Ministry of internal Affairs of Russia. 2012. No. 1 (44). pp. 84-86.
8. Zarubin A.V. Criminal-legal regulation of touching a crime: author's abstract. dis. ... cand. yurid. science : 12.00.08. Krasnoyarsk, 2004. 21 p.
9. Komissarov V.S., Yani P.S. Provocative and inflammatory activity in relation to an official as a circumstance excluding responsibility for receiving a bribe. 2010. no. 9. p. 3-8.
10. Kosyakova N.S. Touching the crime in Russian criminal law: formation, state and prospects of
development: abstract of the dissertation ... cand. yurid. M., 2001. 24 p.
11. Kugusheva S.V. Provocation of crime: problems of criminal-legal qualification. 2005. No. 10. pp. 25-26.
12. Kustova N.K. The Institute of involvement in crime: theoretical, legislative and law enforcement aspects: dis. ... cand. yurid. sciences: 12.00.08. 2019. 217 p.
13. Makarov A.D. Criminal liability for touching a crime: author's abstract. dis. ... cand. yurid. sciences: 12.00.08. M., 2004. 20 p.
14. Piontkovsky A.A. The doctrine of crime in Soviet criminal law. Moscow: Gosyurizdat, 1961. 666 p.
15. Raal E.H. Touch to crime in Soviet criminal law: author's abstract of the cand. dis. yurid. sciences'. Tartu, 1956. 20 p.
16. Serezhkina K.N. Touching the crime in the criminal law of Russia: optimization of norms and practices of their application: abstract of the Cand. yurid. sciences: 12.00.08. Samara, 2009. 24 p.
17. Tishchenko A.V. Provocation and the necessity of its consolidation in the criminal legislation of Russia as a circumstance mitigating punishment. Teoriya i praktika obshchestvennogo razvitiya. 2014. No. 8. pp. 165-168.
18. Traynin A.N. The doctrine of complicity. M., 1941. 158 p.
19. Khakimov I.H. Responsibility for involvement in the theft of socialist property. Tashkent: Fan, 1982. 124 p.
20. Sharapov R.D. Joint criminal activity without signs of complicity: touching the crime, participation in the crime in the absence of joint intent // Yuridicheskaya nauka i law enforcement praktika. 2015. No. 4 (34). pp. 36-41.
