CC BY
389
Л.А. Можаева
МАРТОВ (ЦЕДЕРБАУМ) ЮЛИЙ ОСИПОВИЧ (1873 - 1923)
Юлий Осипович Цедербаум родился 12 ноября 1873 г. в Константинополе.
Дед его - Александр Осипович - стоял во главе просветительского движения в Одессе в 1850 - 1860 гг. и в Петербурге в 187 0 - 1880-е гг., был основоположником первых в России еврейских газет и журналов. Отец - Иосиф Александрович - служил в Русском обществе пароходства и торговли, работал корреспондентом «Петербургских ведомостей» и «Нового времени». Это был типичный представитель второго поколения просветителей. Он хорошо знал французскую, русскую и немецкую литературу, был европеизированным интеллектуалом с либеральнодемократическими взглядами. Мать - Ревекка Розенталь -родилась в Солониках, но училась в Константинопольском католическом монастыре.
Юлий рос в большой, дружной, интеллигентной семье, разговорным языком которой был французский. В эпоху реформ середины XIX в. дед и дядя - Адольф Цедербаум - в своей издательской деятельности призывали евреев к просвещению и патриотизму, надеясь убедить правительство предоставить им равные права с другими нациями. Погромы 1881 г. и официальная политика антисемитизма Александра III развеяли последние иллюзии, остававшиеся у некоторой части просветителей. Семья Цедербаумов на собственном примере почувствовала усиление антисемитизма в России.
В результате дед обратил свои взоры к сионизму, а дядя эмигрировал в США и основал госпиталь в Денвере (Колорадо). Отец, продолжая стремиться к европейскому, конституционному демократическому порядку, но не видя пути его достижения в России, становился все более враждебным по отношению к существующему режиму.
Двое из трех братьев - Сергей (псевдоним «Ежов») и Владимир (псевдоним «Левицкий») - стали известными политическими деятелями, как и сестра Лидия. Впоследствии Лидия Осиповна Дан вспоминала, что в детстве они с братом Юлием создавали утопию - фантастический город Приличенск -идеальный мир, построенный на началах правды, справедливости и любви к ближнему. Юлий, как и его братья и сестры, остался верен детским идеалам порядочности и достоинства, своей нравственной чистоте.
Интерес к политике проявился у Юлия в возрасте 14 лет, когда он прочитал «Былое и думы» А.И. Герцена. Произведение потрясло «все фибры души» и научило его «страстно ненавидеть царизм и Романовых». Учился он три года в 7-й гимназии Санкт-Петербурга, один год - в Николаевской Царскосельской гимназии и в 1891 г. поступил на естественное отделение Физикоматематического факультета Санкт-Петербургского университета.
За год учебы в университете он проявил себя как политически активный студент и возглавил социал-демократический студенческий кружок, который впоследствии стал Петербургской группой «Освобождения труда». Эта группа, установив связи с Г. Плехановым, послала своему лидеру мандат на конгресс 2-го Интернационала.
В 18 92 г. Юлий был арестован за распространение нелегальной литературы. Полтора года он находился в Доме предварительного заключения и в «Крестах». Его исключили из университета и летом 18 93 г. выслали под гласный надзор полиции в Вильно. Здесь он принимал участие в деятельности местной социал-демократической организации, в движении за создание Всеобщего еврейского рабочего союза Литвы, Польши и России (с 1897 г. - Бунд), часто выступал на митингах и собраниях. Тогда же состоялся литературный дебют партийного публициста - в виде отредактированной брошюры А.И. Кремера «Об агитации» (1894 г.).
В октябре 1895 г., вернувшись в Петербург, Мартов предложил группе «стариков» во главе с В.И. Лениным объединиться с Петербургской группой «Освобождения труда» для создания единой социал-демократической нелегальной организации и начать систематическую агитацию среди рабочих. Позднее организация по предложению Мартова была названа «Петербургский Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Мартов вошел в состав руководящего центра организации, а после ареста Ленина 9 декабря 1895 г. возглавил союз и написал воззвание, где были изложены его цели и задачи.
В январе 1896 г. он был арестован, после чего передал свой пост руководителя союза Ф. Дану. В январе 18 97 г. его выслали на три года в Туруханск. В ссылке он поддерживал письменные контакты с Лениным, находившимся в Шушенском. Хотя совместная работа в союзе сблизила их, все же Мартов был человеком интеллекта, а не одержимый волей, как Ленин. В 1918 г. Л. Троцкий говорил с определенной долей высокомерия, что у Мартова всегда по одному и тому же вопросу имеется два мнения. Было это проявлением слабости или силы? Скорее, ум Мартова охватывал и оценивал всю сложность и всю противоречивость того или иного события или явления.
Как вспоминал А.М. Горький, Мартов любил музыку и жалел, что в период жизни в столице, во время разгула яростных политических страстей, «за все время ни одного музыкального звука не слышал». Ленин же заглушал звуки кровавой борьбы «Аппассионатой» Бетховена, хотя словно боялся этой музыки: она, как он говорил, «расслабляла» его в дни, когда все было охвачено жестокой борьбой. И. Гетцлер считал, что в Ленине всегда «был Мартов», «его не было в Сталине, а в Ленине все-таки был». Ленин являл собой вождя, человека огромной, непреклонной воли, беспощадного к противникам, решительно «отсекавшим» все, что мешало достижению поставленной им цели. Но главным различием, которое особенно резко проявится между ними в 1903 г., было различие во взгляде на демократию.
В 1899 г. Мартов поддержал написанный 17-тью ссыльными «Протест российских социал-демократов» против «Credo» «экономистов» Е.Д. Кусковой. Помимо этого он написал сатирический «Гимн новейшего русского социалиста», высмеивавший «экономизм». Во время пребывания в камере предварительного заключения им был написан первый собственный исторический очерк - «Современная Россия». В ссылке рождаются еще две книги: «Рабочее дело в России» и «Красное знамя в России» (очерк истории русского рабочего движения). Уже в этих работах ярко проявился его талант аналитика-историка и публициста (свои статьи он подписывал псевдонимами Алексей, Берг, Гамма, Дракон, А. Егоров, Ю. Кедров, Л.М., М., Л. Сергеев, Нарцисс Тупорылов, Фабр, Эльмар).
В январе 1900 г., по окончании сибирской ссылки, Мартов направился в Полтаву, в апреле того же года участвовал в Псковском совещании, на котором обсуждался вопрос о создании общерусской политической газеты «Искра». Затем заключил «тройственный союз» в поддержку газеты с А. Потресовым и В. Лениным. Он активно работал по подготовке к изданию газеты «Искра» и журнала «Заря», привлекал к участию своих верных соратников и родственников. Будущая жена Сергея Цедербаума -Конкордия Захарова - стала агентом газеты, через месяц после этого она уехала из Полтавы в Петербург, а оттуда - в Мюнхен.
В Германии базировалась редакция газеты с 1901 г. В августе 1901 г. туда приехал Мартов. С наступлением первомайских праздников возникла необходимость перевезти из Мюнхена листовки и «Искру». К. Захарова перевезла через границу два чемодана с литературой по фальшивому болгарскому паспорту. Впоследствии она организовала переправу газеты в Россию через Болгарию (об этом периоде ее жизни созданы два фильма -«Первый курьер» и «Болгарский путь "Искры"»). В 1903 г. арестованную, ее перевели в Москву, в Бутырскую тюрьму, где она и познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Цедербаумом, впоследствии став родственницей Мартова.
О личной жизни самого Мартова известно немного - в основном по письмам его знакомой Поли Гордон. Из писем видно, что она была влюблена в него, ее знали и дружили с ней все его братья и сестры, но его писем к ней нет. Известно, что «...в Париже должна была быть их свадьба. Поля и гости ждали, а Юлий Осипович приехал с опозданием на несколько часов. Он утром, как привык, зашел в кафе выпить кофе, а там начался спор, он увлекся и все забыл. Поля после этого сказала, что Юлий Осипович не может быть мужем, он партийный деятель». После этого случая Мартов полностью сосредоточился на своей политической деятельности и больше не предпринимал попыток обзавестись семьей.
За границей помимо работы по изданию «Искры», в редакции которой он был по существу самым активным сотрудником, он читал лекции в Высшей русской школе общественных наук в Париже, поддерживал тесный контакт с Лениным.
Мартов был делегатом II съезда РСДРП в 1903 г., на котором внес альтернативное ленинскому определение членства в партии (1-й параграф устава партии): содействие РСДРП под руководством одной из организаций вместо обязательного участия в его работе. Этот проект Мартова был принят 2 8 голосами против 22. Такое его предложение вполне объяснимо его убежденностью: партия должна быть демократической, включать в себя всех, кто хочет помочь освобождению рабочего класса, и действовать в основном легально. Дебаты на съезде по 1-му параграфу устава - это первый случай, когда 29-летний Мартов бросил вызов Ленину и сформулировал основные принципы будущего меньшевизма: русская социал-демократия не может оставаться лишь организацией профессиональных революционеров, и хотя русские условия заставляют ее быть строго конспиративной, задача состоит в том, чтобы вовлечь широкие слои рабочего класса в социал-демократическую партию. Мартов считал, «чем шире будет понятие членства, тем лучше». А конспиративная организация имеет смысл только тогда, когда за ней стоит широкая социал-демократическая партия. Рабочая же партия, по мнению Мартова, должна состоять из организации профессиональных революционеров и суммы активных передовых элементов пролетариата. Ленинская же партия профессиональных революционеров должна была состоять из сети агентов, подчиненных строжайшей дисциплине и инструкциям центрального органа - «кулаку», по выражению Ленина, считавшего, как свидетельствовали Л. Троцкий и Н. Рязанов, что его кулак и есть политический символ ЦК.
Кроме того, Мартов стремился по этическим мотивам сохранить первоначальный состав редакторов «Искры», в то время как Ленин стремился ввести в ЦК своих сторонников и сократить состав редакции «Искры».
В результате голосования Мартов встал на съезде во главе «меньшинства». Свое избрание в новый состав редакции вместе с Лениным и Плехановым он счел «пятном на... политической репутации».
Возникший между Мартовым и Лениным конфликт приобрел реальные очертания борьбы за власть. После съезда Мартов вошел в бюро меньшевиков и в редакцию новой «Искры». В 1905 г. он призывал основывать тактику Российской социал-демократической партии на доверии к «стихии революционного развития». На Женевской конференции меньшевиков (апрель - май 1905 г.) настаивал на выборности всех партийных органов. Что же касается его отношения к Ленину, то в статье «На очереди» впервые для определения взглядов Ленина он ввел термин «ленинизм». Он оценил как незаслуженное и необоснованное отнесение Лениным меньшинства к оппортунизму и призвал «поднять знамя восстания против ленинизма». Ленинская модель партии повышала ее «боевую готовность», но сужала ее демократизм, что, по мнению Мартова, могло привести к возникновению в будущем тоталитаризма. Анализируя характер Ленина (на что Мартов имел полное право ввиду их бывшей
близкой дружбы во время ссылок), он пришел к выводу, что тот не способен к самокритике и, соответственно, является «русским дикарем» в вопросах политической организации.
Так II съезд РСДРП стал для Мартова личным потрясением и страшным разочарованием. В личном плане он не только потерял в Ленине друга, но его былое восхищение им обернулось резкой антипатией.
Начавшаяся революция и январские события 1905 г. воодушевили Мартова и его единомышленников. Его статья «Девятое января» - поистине гимн героическому пролетариату Петербурга. В поднявшемся революционном протесте он увидел возможность преобразования социал-демократического движения в реальную рабочую партию, которая привлечет к себе все революционные силы и огромные массы народа. Он оставался верен доктрине: эта революция будет буржуазной и приведет к власти буржуазию. Поскольку же немедленное установление социалистического порядка невозможно, социал-демократы должны воздержаться от власти и не принимать участия в буржуазном правительстве, ибо это означало бы выразить доверие буржуазной политике и, как следствие, оказаться в конфликте с широкими массами пролетариата. Тем более они не должны пытаться захватить власть самостоятельно, поскольку это - тщетная попытка в отсталой России.
Вернувшись в октябре 1905 г. в Россию вместе со своим другом и соратником Ф. Даном, Мартов участвовал в работе Петербургского Совета рабочих депутатов, вошел в Организационный комитет (меньшевистский партийный центр), работал в редакциях газет «Начало» и «Партийные известия». С декабря 1905 г. стал членом ЦК объединенной РСДРП, отвергал тактику бойкота Государственной думы, активно выступал на митингах и собраниях.
В 190 6 г. он дважды подвергался аресту. В феврале содержался в одиночной камере, затем - под надзором полиции. А в июле по решению Особого совещания был приговорен к трехгодичной ссылке в Нарымский край, которая в сентябре была заменена высылкой за границу.
Сначала Мартов жил в Женеве, затем в Париже.
В 1907 г. он присутствовал на V (Лондонском) съезде РСДРП. На Штутгартском конгрессе 2-го Интернационала вместе с Лениным и Р. Люксембург он внес радикальные поправки в резолюцию об отношении к войне.
После разгрома революции Мартов был близок к «ликвидаторству», хотя в отличие от сторонников крайних позиций допускал возможность новой буржуазно-демократической революции.
Мартов был не только активным политиком, но и талантливым журналистом и публицистом. Он работал в газетах «Социал-демократ» (в 1908 - 1911 гг.), «Голос социал-демократа»,
«Луч», «Известия заграничного секретариата ОК», печатался в «Откликах», «Товарище», «Киевской мысли» и других изданиях.
В 1908 г. в Петербурге вышла его книга «Русский народ и евреи». Идея написания книги могла прийти Мартову в связи с еврейскими погромами в Одессе, которые он пережил в детстве.
Он являлся одним из редакторов и авторов меньшевистского 5-томника «Общественное движение в России в начале ХХ в.» (изданы эти труды были посмертно: в 192 3 - 192 6 гг. в Москве его братом Владимиром).
В 1912 г. Мартов участвовал в Августовской конференции социал-демократов в Вене, где выступал с докладом об избирательной тактике. В 1913 г. вошел в Заграничный секретариат Организационного комитета.
В начале мировой войны он стоял на интернационалистских позициях, находился на левом фланге меньшевизма. Он работал в редакции парижских газет «Голос» и «Наше слово», откуда вышел в марте 1916 г. из-за разногласий с Л. Троцким.
Отвергая лозунг Ленина о превращении войны империалистической в войну гражданскую и призывая рабочих и социалистов всех стран бороться за демократический и справедливый мир, Мартов в эти годы имел все-таки некоторые точки соприкосновения с Лениным. Так, на Циммервальдской (1915 г.) и Кинтальской (1916 г.) конференциях социалистов Мартов высказывал мнение, что вслед за империалистической войной неизбежно наступит период гражданских войн и ликвидации капитализма.
Незадолго до этого Мартов писал: «В России, по-видимому, тучи так сгустились, как никогда еще. Что-нибудь из этого выйдет: либо какое-нибудь бурное массовое движение, либо сепаратный мир.» Он понимал, что невероятные, немыслимые страдания, перенесенные людьми в мировой войне, приведут к страшному накалу политической борьбы. Он предвидел разгул политических страстей. И признавался: в его душе живет тревога и опасение, что, вернувшись в Россию, он будет «захлестнут волной злобы и возмущения» и «будет ругаться примерно так, как ругаюсь с Троцким», продолжать «полемику с Лениным», с ее резкостью и грубостью. В качестве практического лозунга социал-демократии Мартов выдвигал требование мира без аннексий и контрибуций «во что бы то ни стало». Он соглашался с большевиками в том, что пролетариат заинтересован в провале империалистических планов своих противников, но отвергал пораженчество, поскольку для каждой стороны война является «актом подлинной борьбы за существование». Он критиковал «социал-патриотизм» правых меньшевиков, но стремился сохранить единство меньшевистской партии.
Когда в России свершилась Февральская революция, Мартов вынужден был узнавать обо всех событиях из газет, как и все остальные эмигранты. В то же время он добивался обмена немецких гражданских пленных на русских эмигрантов. После того как Германия одобрила эту идею, Ленин вернулся в Россию.
Мартов же остался ждать официального разрешения. Авторитет Мартова в России был чрезвычайно высок. И не только как теоретика, политика, публициста. Его поднимала и нравственная
сила, и моральная чистота. А. Кремер писал: «Его бескорыстие, его беззаботность к себе были безграничны. Это была с головы до ног кристально чистая душа». Ту же мысль высказывал один из старейших социал-демократов П. Аксельрод: «Не обуреваемый честолюбием и властолюбием, презирая все, что напоминает интригу, подсиживание, демагогию, - таков был Ю.О. Мартов».
9 мая 1917 г. Мартов вернулся через Германию в Петроград. В стране действовало коалиционное Временное правительство, стремившееся соединить два общественных фланга: «цензовиков» (буржуазию) и «революционную демократию».
И он занялся активной политической и общественной деятельностью, редактировал журнал «Интернационал». Ситуация среди меньшевиков была очень сложная: одни стремились сохранить единство и считали, что Мартов должен вступить в Организационный комитет, другие же требовали разрыва и объединения с ленинцами и троцкистами. Мартов провел «среднее решение: раскола не проводить, но заявить, что принятые решения (о вступлении в правительство) мы считаем вредными». Мартов с тревогой наблюдал быструю радикализацию масс, но и политику большинства Петросовета, направленную на прямую поддержку Временного правительства, оценивал как близорукую. В то же время он считал, что Ленин и Троцкий «заняли совсем сумасшедшую позицию, разнуздывают все стихийные движения, обещают массам чудо от захвата власти, проповедуют свержение Временного правительства. Сговориться с ними явно невозможно.» Он заявлял, что революция не остановится на создании буржуазного правительства, и выступал против его поддержки, предлагая проводить политику давления Советов на буржуазную власть для осуществления демократических преобразований и достижения демократического мира, не исключая в дальнейшем перехода власти к мелкобуржуазной демократии и даже к пролетариату.
Мартов критиковал коалицию с буржуазией, поддержанную большинством делегатов майской 1917 г. Всероссийской конференции меньшевиков. Он отказался от предложения войти в ЦК и в редакцию «Рабочей газеты». Как редактор «Летучего листка» меньшевиков-интернационалистов, он входил в их Временное центральное бюро. Кроме этого, он сотрудничал в газетах «Новая жизнь» и «Крестьянская искра».
Мартов был делегатом 1-го Всероссийского съезда Советов, членом Исполкома Петроградского совета и членом ВЦИКа. Он осуждал политику наступления на фронте, отмежевался от ленинской программы мира и отклонил постановление о репрессиях против большевиков.
Мартов понимал, что страна подвергается угрозе гражданской войны и старался сдержать противоборствующие стороны. Как человеку рассудительному и дальновидному, умеющему взвешивать последствия решений, ему были чужды обе крайние позиции: паникующих министров-социалистов и ленинцев.
В июльские дни Мартов выступал за создание правительства социалистических партий, а в сентябре предложил, чтобы такое правительство созвало Демократическое совещание.
Ощущение надвигающегося кризиса не покидало его. Под давлением мятежной толпы Мартов берется защищать своих противников-большевиков с тем, «чтобы большинство не слишком вправо качнулось под ударами слева». Но такая его позиция по отношению к большевикам не исключала его критики их лозунга перехода власти к Советам. Она основывалась на его понимании характера свершавшейся революции: в нем не было догматического убеждения правых меньшевиков в том, что только буржуазия должна идти во главе этой революции. «Мы констатируем, -говорил он тогда, - что приближается момент, когда силой, могущей двинуть дальше революцию, является мелкобуржуазная демократия, сплачивающаяся в класс, идущая к классовому сознанию».
В ходе подготовки к предстоящему в августе съезду РСДРП (меньшевиков) Мартов решил, что преждевременный рывок пролетариата к власти недопустим. Кроме того, в случае недееспособности мелкой буржуазии, он предусматривал возможность установления революционно-демократической власти на основе более широких союзов, чем только Советы. Его позиция на съезде была отклонена.
В корниловские дни он писал в «Новой жизни», что государственная машина должна перейти в руки демократии, отстаивал лозунг «Всей демократии - вся власть!». Он был против перехода России к социализму.
Он неутомимо отстаивал свою позицию в сентябре 1917 г. на Демократическом совещании, где выступал резко против буржуазии, видя, как она тормозит развитие революции и вносит все больший раскол в общество. Он выступал за передачу всей власти Советам в тесном контакте со всеми другими революционно-демократическими силами для выполнения определенных социальных функций. Так, было необходимо сотрудничество с органами местного самоуправления, армейскими организациями, кооперативами, земельными комитетами и т.д. На Демократическом совещании Мартов не был поддержан ни большевиками, ни меньшевистско-эсеровским руководством. Да и массы предпочитали переходить от меньшевиков-оборонцев к ленинцам, игнорируя меньшевиков-интернационалистов, которые не представляли собой солидной силы. В то же время и большевики, и оборонцы относились к Мартову с уважением.
В дни Октябрьского вооруженного переворота Мартов все еще отчаянно пытался разрешить кризис власти мирным путем, стремился найти компромисс между восставшими большевиками и остальными демократическими организациями. На заседании ВЦИК 24 октября 1917 г. он заявил: «Хотя меньшевики-интернационалисты не противятся переходу власти в руки демократии, но они высказываются решительно против тех методов, которыми большевики стремятся придти к власти».
На 2-м Всероссийском съезде Советов Мартов сразу же поставил вопрос о мирном разрешении политического кризиса путем образования «единой демократической власти», так как считал, что «единственным исходом из этого положения, который еще мог бы остановить развитие гражданской войны, могло бы быть соглашение между восставшей частью демократии и остальными демократическими организациями об образовании демократического правительства, которое было бы признано всей революционной демократией и которому могло бы сдать власть Временное правительство безболезненно». К этому заявлению присоединилось большинство делегатов, но сторонники Ленина и Троцкого отвергли предложение, решив, что сами смогут взять, а затем и удержать власть. Протестуя против большевистского произвола, правые меньшевики и правые эсеры покинули зал заседания.
После этого сам Мартов и его соратники покинули съезд.
Еще несколько дней он продолжал бороться за создание «однородного социалистического правительства», но реальных шансов для этого уже не осталось.
Октябрьский переворот стал для Мартова тяжелым ударом, а сам факт захвата власти и способ, которым он был осуществлен, Мартов считал «отвратительным». Л. Троцкий, выступая 1-го ноября на заседании Петроградского комитета партии, говорил: «Мы взяли власть, мы несем ответственность. Всякая власть есть насилие, а не соглашение». Для Мартова же власть была плодом соглашения. Он не мог смириться с репрессиями большевиков против печати и оппозиционных партий, с разгоном Учредительного собрания. Тем не менее он считал, что долг социалистов - «оставаться с пролетариатом, даже если он ошибается». Наряду с этим Мартов признавал, что у большевизма есть «корни» в пролетариате, и поэтому исключал вооруженную борьбу против новой власти.
В последнем из писем Ю. Мартова Н.С.Кристи (от 30 декабря 1917 г.) есть объяснение, почему он остался в оппозиции к большевистскому режиму. «Дело,- писал он,- не только в глубокой уверенности, что пытаться насаждать социализм в экономически и культурно отсталой стране бессмысленная утопия, но и в органической неспособности моей помириться с тем аракчеевским пониманием социализма и пугачевским пониманием классовой борьбы, которые порождаются, конечно, самим тем фактом, что европейский идеал пытаются насадить на азиатской почве. Получается такой букет, что трудно вынести. Для меня социализм всегда был не отрицанием индивидуальной свободы и индивидуальности, а, напротив, их высшим воплощением, и начало коллективизма я представлял себе прямо противоположно «стадности» и нивелировке. Да не иначе понимают социализм и все, воспитывавшиеся на Марксе и европейской истории. Здесь же расцветает такой «окопно-казарменный» квазисоциализм, основанный на всестороннем «опрощении» всей жизни, на культе даже не «мозолистого кулака», а просто кулака, что чувствуешь себя как будто бы виноватым перед всяким культурным буржуа. А
так как действительность сильнее всякой идеологии, потому под покровом «власти пролетариата» на деле тайком распускается самое скверное мещанство со всеми специфически-русскими пороками некультурности, низкопробным карьеризмом, взяточничеством, паразитством, распущенностью, безответственностью и проч., то ужас берет при мысли, что надолго в сознании народа дискредитируется сама идея социализма. Мы идем через анархию к какому-нибудь царизму».
Мартов не принял социалистической революции большевиков, но в отличие от других ее противников он сознавал «почвенность» Октября. На экстренном съезде меньшевистской партии в конце ноября - начале декабря 1917 г. он говорил, что события последнего месяца во многом закономерны, так как зерно радикальной политики большевиков упало на благодатную почву недовольных буржуазией рабочих и солдат. Съезд дал перевес левоцентристскому крылу партии во главе с Мартовым.
В своем обращении «Долой смертную казнь!» он призывал народ противостоять террору. Но в силу огромной степени радикализации масс, вследствие глубокого общественного раскола, резкого обострения социальных и партийных противоречий, не существовало солидной почвы, готовой принять идеалы Мартова, проповедовавшего сплочение, соглашение широких общественных сил - от большевиков до народных социалистов.
В марте 1918 г. Мартов переехал в Москву, где находился ЦК РСДРП, и возглавил редакцию газеты «Вперед», с помощью которой еще пытался вернуть результаты революции в демократическое русло, исправить почти обреченную ситуацию. Он опубликовал разоблачающие И. Сталина материалы об участии того в экспроприациях 1906 - 1907 гг. и исключении его из партии через несколько лет. В итоге в Ревтрибунале рассматривалось «дело Мартова-Сталина», в ходе которого обвиняемый Сталиным в клевете Мартов сумел расширить рамки «дела» и, интуитивно почувствовав очертания грядущего сталинизма, смог доказать, что такие люди, как Сталин, уже стремятся поставить себя над партией и над народом. И все же Мартову было выражено общественное порицание «за легкомысленное для общественного деятеля и недобросовестное в отношении народа, преступное пользование печатью».
Его друг и соратник меньшевик-интернационалист Р. Абрамович вспоминал, как на заседания ВЦИК он приходил ссутулившись, прихрамывая (он хромал с детства) и хрипя что-то в сторону Ленина, как бы олицетворяя собой поверженную оппозицию, в то время как Ленин стоял на трибуне, символизируя мощь победившего большевизма и беспощадность по отношению к бывшим друзьям и соратникам.
Мартов выступал против заключения мирного договора России с Германией.
В мае 1918 г. был делегатом Всероссийского совещания меньшевиков.
14 июня 1918 г. его исключили из состава ВЦИК вместе с рядом других меньшевиков по обвинению в содействии
контрреволюции, в поддержке белочехов, участии в антисоветских правительствах, образовавшихся на востоке страны, в организации восстаний против Советской власти. Мартов же говорил, что во все это может поверить только тот, кто верит в ритуальные убийства.
В конце 1918 г. он все же пришел к выводу о необходимости принять «Советский строй как факт действительности», по-прежнему требуя его демократизации. Он был одним из авторов платформы РСДРП меньшевиков «Что делать?», требовавшей от Советской власти демократизации политического строя, отказа от национализации значительной части промышленности, изменения аграрной и продовольственной политики.
В 1918 - 1919 гг. Мартов подвергался обыскам и кратковременным домашним арестам за резкую критику большевистской диктатуры и красного террора. Он тяжело переживал крушение своих идеалов. «Думаю, - писал он своим друзьям за границу, - лет 15 такого режима достаточно, чтобы люди покрылись шерстью и залаяли».
«Выпрямить» революцию не удалось, да и силы Мартова были подорваны туберкулезом гортани.
Мартов являлся делегатом 7-го и 8-го Всероссийского съездов Советов, в 1919 г. он вновь стал членом ВЦИК, в 1919 -192 0 гг. избирался депутатом Моссовета. Летом 1919 г. он был избран действительным членом Социалистической академии, в 192 0 г. редактировал сборник «Оборона революции и социал-демократия».
Учитывая тяжелую болезнь Мартова, ЦК меньшевиков
обратился в июле 192 0 г. в Совнарком с просьбой разрешить ему
выехать за границу. Предлогом было участие в съезде Независимой социалистической партии Германии в Галле.
Большинство членов Политбюро ЦК большевиков выступало против,
но просьбу удовлетворили по настоянию Ленина.
И в сентябре 192 0 г. Мартов вместе с Р. Абрамовичем официально уехал в Германию. Здесь он подверг резкой критике большевистский режим и Комминтерн, после чего его возвращение на родину стало невозможным. Но в его выступлениях не было и
тени личной обиды, поскольку он призывал защищать русскую
революцию от международного империализма и внутренних кризисов.
В Германии к нему присоединился высланный из России Дан, и их работа продолжалась в Заграничном бюро ЦК меньшевиков.
Сразу после приезда в Берлин Мартов с согласия ЦК партии
основал журнал «Социалистический вестник», и его статьи регулярно печатались на страницах этого журнала. Всего вышло в свет 45 его статей и заметок. Он старался понять и объяснить большевизм, в котором видел «потребительский коммунизм». «Господство такого коммунизма, - писал он, - под мотивами организации производства на коллективных началах, т.е. пренебрежение к задачам поддержания и обеспечения развития производительных сил, наблюдается сейчас повсюду среди пролетарских масс. Это громадное зло».
Впоследствии «Социалистический вестник» стал центральным органом партии, во многом определял политическую линию ЦК меньшевиков. Мартов убеждал читателей, что перспективы крушения капитализма исчезают, что социалистические эксперименты, проводимые в разных формах, обнаруживают несостоятельность и потому главными вопросами дня становится борьба за демократию, за реализм в решении проблем народного хозяйства.
Вокруг журнала сформировался эмигрантский партийный центр РСДРП, получивший название ее Заграничной делегации.
В октябре 192 0 г. по просьбе Мартова, который не мог говорить из-за обострения болезни, была обнародована его речь «Проблемы Интернационала и русская революция». В ней он впервые открыто поведал миру об истинном положении в Советской России. Беспощадно клеймя политику большевиков, Мартов считал наилучшим проявлением международной солидарности по отношению к русской революции защиту мирового рабочего движения. Это заявление было основано на анализе экономической ситуации в России, которая характеризовалась полным хозяйственным развалом, не говоря уже об отсутствии правовых гарантий и гражданских свобод.
Таким образом, к 1921 г. в партии меньшевиков сложилось два центра: ЦК и Заграничная делегация. В местных партийных организациях в России в этот период усилилось влияние правого крыла партии, что нашло отражение в решениях Августовской Всероссийской конференции РСДРП 1921 г. Делегаты согласились с тезисом Мартова о необходимости соглашения между пролетариатом и крестьянством, высказывались за первоочередное предоставление демократических свобод только «трудящимся классам».
Практически всех меньшевиков объединяло неприятие ленинского нэпа, хотя многие черты этой политики были близки идеям, высказанным в свое время в меньшевистской платформе «Что делать?». Свет на это проливает документ «Политическое положение и задачи социал-демократии» (тезисы ЦК РСДРП), датированный 3 декабря 1921 г. В нем, в частности, говорится: «Сохранение существующего режима партийной диктатуры и политического бесправия приводит к тому, что новая экономическая политика, к тому же провозглашенная с запозданием, в момент полного хозяйственного развала и исчерпания всех запасов в стране и на деле проводимая непоследовательно, при сопротивлении и саботаже со стороны части коммунистов, не может дать значительных результатов. Отсутствие правовых гарантий и гражданских свобод препятствует притоку в промышленность частного капитала - иностранного и русского». В тезисах подчеркивается, что неизбежный и санкционированный властью рост мелкобуржуазных и капиталистических тенденций принимает «уродливые спекулятивные и хищнические формы», которые устраняют возможность реального государственного регулирования и контроля. При этом подобные
тенденции пропитывают, разлагают государственный аппарат и господствующую партию.
Одними из первых поняв коренное противоречие между политической системой Советской России и экономическим содержанием нэпа, меньшевики ставили перед собой задачу бороться за демократизацию советского строя, установление гражданских и политических свобод. Средством для этого партия считала прежде всего агитацию и пропаганду этих идей, отвергая методы вооруженного восстания и насильственного свержения Советской власти. При этом они разделяли тезис Мартова, сравнивавшего нэп с зубатовщиной: «экономические уступки при сохранении политической диктатуры». Российское бюро ЦК партии меньшевиков считало, что установление нэпа не было свободным волеизъявлением Советов, а следовательно, эти органы потеряли реальную власть и укрепилось единовластие РКП(б). По существу, линия Мартова была направлена на демократическую ликвидацию того большевистского режима, который в 1922 г. казался историческим абсурдом: красная диктатура при нэпе, которая подрывает его корни. Он боялся контрреволюционного бонапартистского финала большевистской авантюры, возможного не извне, а изнутри большевистского аппарата, и для него единственной возможной альтернативой представлялась демократическая республика и правопорядок.
В 1922 г. Мартов при помощи М. Горького пытался предотвратить расправу над правыми эсерами в России. Он охарактеризовал подготовку к процессу над ними как «террор на основе гнусного предательства и грязной полицейской провокации». Сам Мартов стал одним из организаторов заграничного «2 Ч Интернационала» (1921 - 1923 гг.).
Между тем в России над меньшевиками все больше сгущались тучи. Меньшевики понимали, что их лозунги и агитация не смогут найти поддержку у народа в ближайшей перспективе. Тем более что в это самое время партия меньшевиков была практически уничтожена: часть арестовали, кого-то подвергли тюремному заключению, ссылке или высылке за границу. В 1922 г. меньшевики были вытеснены из Советов и рабочей кооперации. Партийные организации конспирировались и в начале 192 3 г. перешли на нелегальное положение.
В 1923 - 1924 гг. о меньшевистских организациях и репрессиях по отношению к ним местные органы ВКП(б) докладывали непосредственно Сталину и Молотову, который в июне 192 3 г. подписал секретный циркуляр «О мерах борьбы с меньшевиками». ЦК ВКП(б) организовал «ликвидационное» движение за самороспуск РСДРП. В 192 3 - 192 4 гг. в России проходили собрания и конференции меньшевиков, публично заявлявших о своем разрыве с социал-демократией.
На родину Юлий Осипович Мартов больше не вернулся. Он продолжал жадно ловить все новости из Москвы. По свидетельству Д. Далина, Мартов продолжал писать и дискутировать, «он был как будто тот же, всегда живой, остроумный собеседник и ядовитый спорщик». Но все чаще Мартов в разговорах с друзьями
вдруг сникал, закрывал глаза от усталости, безнадежности и отчаяния.
Мартов, родившийся вне России, но посвятивший ей всю свою жизнь, умер в одном из санаториев Шварцвальда 4 апреля 192 3 г. После смерти он был кремирован и похоронен в присутствии М. Горького в Берлине. Тяжело больному Ленину о смерти Мартова не сообщили. На надгробном памятнике была выбита надпись: «Юлий Мартов - борец за освобождение рабочего класса».
Мартов потерпел поражение. Критики «слева» - Н. Суханов, А. Луначарский, К. Радек, Л. Троцкий, Ш. Раппопорт - считали, что в характере Мартова был «гамлетизм», отсутствие стремления к власти в революции. Суханов считал, что беда Мартова - это «горе от ума»: «Он был слишком умен, чтобы быть первоклассным революционером». Троцкий называл Мартова «Гамлетом демократического социализма» и считал, что того погубила революция. Радек сожалел о Мартове, как о «наиболее честном и бескорыстном представителе мелкобуржуазной революционности». Луначарский же считал, что ему не хватало воли и темперамента.
Критики «справа» - Е. Кускова, М. Вишняк - среди причин поражения Мартова видели приверженность ортодоксальному марксизму и обвиняли его в неспособности увидеть действительную Россию, действовать в соответствии с реальностью, а не с теорией.
В большевистской критике присутствовали все оттенки личного отношения к Мартову: от грустного сожаления до горького разочарования. При этом всех критиков Мартова объединяло признание, что в критические моменты истории, особенно в 1917 г. Мартову были свойственны нерешительность, долгие раздумия перед принятием решения, проведение непростой и не для всех понятной политики, при этом он проявлял недюжинный ум и абсолютное отсутствие властолюбия.
Мартов горячо желал свержения ненавистного ему самодержавия. Мартов был демократом, во-первых, по характеру, во-вторых - в политических принципах и практической деятельности. Он был социалистом и интернационалистом. В то же время, считает историк И. Гетцлер, хуже всего было то, что Мартов не только загонял себя в жесткие рамки классовой борьбы пролетариата, но и считал большевиков единомышленниками, верил, несмотря ни на что, что Ленин стоял на той же классовой основе и разделял с ним большинство социалистических целей, расходясь лишь в средствах их достижения. Тем самым он лишал себя свободы выбора других партнеров и союзников в борьбе. Некоторые исследователи считают, что, несмотря на талант полемиста, Мартов не был достаточно гибок и изобретателен, и вначале в дружбе, а затем в борьбе с Лениным он не смог дать аргументированной и основательной критики большевизма, достаточной для показа этого идейного течения и этой практической линии в революции как отрицания настоящей социал-демократии. Мартов не мог вырваться из узких рамок марксизма. Он сам считал себя ортодоксальным марксистом, хотя и не относился к каждому марксистскому положению как к священной
корове. Мартов был европейски мыслящим революционером и надеялся, что марксизм и есть путь европеизировать Россию. В то же время для него была характерна фатальная недооценка возможности захвата власти. В лучшем случае он рассматривал это как трагическую необходимость. Ему не хватало самоуверенности и динамизма Ленина. Современники и исследователи считали Мартова одним из крупнейших представителей той части богато одаренной интеллигенции, которая оказалась в первых рядах революции и была уничтожена ею.
Сочинения:
Рабочее дело в России. 5-е изд. СПб., 1906.
Против войны! Сборник статей (1914 - 1916). М., 1917.
История российской социал-демократии. Ч. 1. Пг.;М., 1918.
Долой смертную казнь! Берлин, 1923.
Общественные и умственные течения в России: 1870 - 1905 гг. Л.;М., 1924.
Очерки международного социализма и рабочего движения (1907 - 1913 гг.) М.,-Л., 1926.
Опубликованные документы и материалы:
Письма П.Б. Аксельрода и Ю.О. Мартова. Берлин, 1924.
Мартов Ю.О. Письма, 1916 - 1922. Benson, 1990.
Литература:
Гетцлер И. Мартов: Политическая биография русского социал-демократа // История России в вопросах и ответах. Ростов-н/Д, 1997. С. 250 - 479.
Мартов и его близкие. Нью-Йорк, 1959.
Савельев П.Ю. Л. Мартов в советской исторической литературе // Отечественная история. 1993. № 1.
Архивные документы:
Государственный архив Российской Федерации.
Ф. 1696 - Цедербаум Юлий Осипович (псевдоним Л. Мартов) (1873 - 1923).
Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории.
Ф. 362 - Мартов Л. (наст. имя Цедербаум Юлий Осипович) (1873 - 1923).
184
